Текст книги "Музыка под занавес"

Автор книги: Иэн Рэнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

22 ноября 2006 года. Среда
День шестой

21

Инженера-звукооператора из студии Риордана звали Терри Гримм, а секретаршу – Хейзл Хармисон. Оба выглядели потрясенными и подавленными, и оснований для этого у них было предостаточно.

– Мы просто не знаем, что нам теперь делать, – поделился своими тревогами Терри. – Кто заплатит нам в конце месяца? И как быть с заказами?..

Шивон согласно кивала. Гримм за микшерным пультом нервно крутился из стороны в сторону вместе с креслом. Хармисон стояла у своего стола, скрестив руки на груди.

– Возможно, мистер Риордан что-то предусмотрел… – проговорила Шивон, хотя никакой уверенности в этом у нее не было.

Слишком уж неожиданным и ужасным было то, что случилось. Тодд Гудир с интересом разглядывал многочисленные кнопки, переключатели, рукоятки и ползунковые регуляторы на пульте. Накануне вечером, пока они сидели в пабе, Хейс несколько раз намекнула Шивон, что сегодня ее должны сопровождать либо она, либо Тиббет. Филлида вела себя так настойчиво, что Шивон помимо своей воли задумалась, уж не привлекла ли она Гудира к расследованию только затем, чтобы избавиться от необходимости выбирать между двумя младшими детективами.

– Кто-нибудь из вас, – спросила она осиротевших работников «Риордан студиоз», – имеет право подписи на финансовых документах?

Хейзл Хармисон покачала головой:

– Чарли был не настолько доверчив.

– Значит, вам нужно поговорить с вашим бухгалтером.

– Он уехал в отпуск.

– Разве в фирме никого больше нет?

– А больше никого и не нужно. – Терри Гримм снова принялся раскручивать кресло, на котором сидел. – Чарли был мастером на все руки, да и я, в общем, тоже…

– Я уверена, в конце концов все как-нибудь образуется, – сухо сказала Шивон, которой надоело их нытье. – Скажите-ка мне лучше, не хранил ли мистер Риордан здесь, в студии, какие-нибудь записи или копии записей? Часть пленок, которые находились у него дома, нам удалось спасти, но немало кассет, к сожалению, сгорело. А на них могло быть что-то важное.

– Может, что-то и есть, – уныло сказал Терри Гримм. – Надо посмотреть в кладовке, хотя на многое я бы не рассчитывал. Я давно предупреждал Чарли, что он делает слишком мало дубликатов. – Он посмотрел на Шивон. – Что, жесткие диски тоже пострадали?

– По большей части – нет, только некоторые… Мы привезли их и кое-какие другие материалы с собой – попробуйте, может, вам повезет больше, чем нам.

Гримм пожал плечами:

– Я, конечно, могу взглянуть…

Шивон протянула ключи от машины Гудиру.

– Сходите принесите сюда мешки, – распорядилась она.

Телефон на столе зазвонил, и Хармисон сняла трубку.

– «Риордан студиоз», здравствуйте… – Несколько секунд она слушала, потом сказала: – Мне очень жаль, сэр, но в настоящий момент мы не сможем принять ваш заказ из-за чрезвычайных обстоятельств.

Звукоинженер все еще с надеждой взирал на Шивон, и она сказала негромко:

– Почему бы вам не работать вдвоем? Вы и Хейзл…

Она кивком указала на секретаршу.

Гримм подумал, кивнул и, подойдя к секретарше, жестом попросил передать трубку ему.

– Одну минуточку, сэр… – попросила Хармисон. – С вами будет говорить мистер Гримм.

– Что вы хотели, сэр? Быть может, мы сумеем вам помочь…

Пока он разговаривал, Хармисон подошла к Шивон и встала рядом. Руки ее были по-прежнему сложены на груди, словно она пыталась таким образом оградить себя от новых неприятностей.

– Когда мы были здесь в последний раз, – сказала Шивон, – Терри намекнул, что мистер Риордан записывал буквально все…

Секретарша кивнула:

– Совершенно верно. Однажды мы втроем отправились пообедать, официант принес какое-то дорогое блюдо, которого мы не заказывали, а потом стал спорить… Тогда Чарли достал из кармана маленький диктофон, перемотал пленку, проиграл ему запись и доказал, что это не мы, а он все перепутал.

Воспоминание заставило ее улыбнуться.

– Когда-то и я проделывала нечто подобное, – призналась Шивон.

– Я тоже. Особенно это помогает с водопроводчиками, которые обещают прийти утром, а появляются после обеда, или с людьми, которые утверждают, будто давно отправили чек по почте, хотя на самом деле… – Лицо секретарши снова сделалось несчастным, и она всхлипнула. – Мне очень жаль Терри. Он вкалывал не меньше Чарльза, может быть даже больше него, а теперь…

– Над чем вы сейчас работаете?

– В основном над рекламой для радио. Есть еще парочка аудиокниг… ну и конечно, над проектом для парламента.

– Каким проектом?

– Вы ведь знаете, что парламент каждый год проводит Фестиваль политики?

– Честно говоря, нет.

– И немудрено – ведь у нас фестивали по любому поводу. В этом году парламент нанял какого-то ультрасовременного художника, который взял на себя оформление фестиваля. Этот парень специализируется на видеоинсталляциях, но ему нужно было звуковое сопровождение.

– Значит, вы записывали что-то и в парламенте?

– У нас несколько сот часов записи. – Хармисон показала на многочисленные записывающие устройства в углу. – Мы… – и тут Гримм несколько раз щелкнул пальцами, привлекая ее внимание.

– Я сейчас снова передам трубку моей помощнице, – сказал он звонившему. – Она скажет, когда вам лучше подъехать.

Хармисон уже склонилась над столом и с сосредоточенным видом раскрыла ежедневник. Лицо ее казалось спокойным, голос звучал уверенно и не дрожал. Должно быть, подумала Шивон, причиной столь внезапной метаморфозы было то, что Гримм произвел Хейзл из секретарш в помощницы. Другого объяснения она сейчас подобрать не могла.

Вернувшись в свое кресло за пультом, Гримм с признательностью кивнул Шивон.

– Спасибо за подсказку, – проговорил он. – А то мы здесь немного растерялись…

– Мы с Хейзл говорили о Фестивале политики.

Гримм красноречивым жестом воздел руки к потолку.

– Это был настоящий кошмар. Художник-авангардист, которого они наняли, и сам не знал, что ему надо. Этот парень метался между Женевой, Нью-Йорком и Мадридом, а нам присылал только коротенькие мейлы и факсы. Помню, один раз он потребовал записать ему парламентские дебаты, но при этом хотел, чтобы они непременно были «горячими». Мы побывали, наверное, на всех заседаниях одного из комитетов, записали несколько экскурсий, интервью с посетителями… Этот болван художник не говорил ничего конкретного, а потом вдруг заявил, что мы не сделали того, чего он от нас хотел. К счастью, мы сохранили все его письма…

– А Чарли записал все встречи и телефонные переговоры с этим субъектом, – добавила Шивон.

– Как вы догадались?

– Хейзл сказала.

– Так и было. И представьте, этот деятель был в восторге!.. То есть я хочу сказать – большинству людей не очень-то нравится, когда их тайком записывают на пленку, понимаете?..

– Понимаю, – сказала Шивон.

– Но наш оформитель неожиданно решил, что это дьявольски смешно.

– Как я поняла, это будет довольно большой проект?

– Да, но он уже почти завершен. Я смонтировал почти два часа записи, и заказчик пока доволен. Он собирается использовать нашу работу в качестве звукового сопровождения для своей инсталляции, которая, разумеется, будет демонстрироваться в здании парламента.

Гримм пожал плечами, каким-то непостижимым образом выразив этим жестом свое отношение ко всем современным художникам разом.

– Как его зовут, этого Леонардо от видеоискусства?

– Родди Денхольм.

– И он живет в Шотландии?

– У него есть квартира в Нью-Тауне, но он там редко бывает.

Зажужжал интерком у входной двери – это Гудир принес пленки и цифровые диктофоны.

– И что, по вашему мнению, здесь может быть интересного? – спросил Гримм, разглядывая пластиковые пакеты, которые констебль поставил на пол возле стола секретарши.

– Честно говоря, я сама не знаю, – откровенно призналась Шивон.

Хейзл Хармисон закончила разговор с клиентом и теперь разглядывала полупрозрачные мешки с выражением отвращения и болезненного любопытства. Ее опять затрясло, и, хотя она крепко обхватила себя руками за плечи, это больше не помогало.

– Ты назначила встречу на сегодня или на завтра? – спросил Гримм, надеясь отвлечь внимание Хейзл.

– На завтра, на д-двенадцать часов.

– Эти записи, которые вы сделали в парламенте… – вмешалась Шивон. – Вы сказали, что записывали заседания одного из комитетов. Не подскажете, какого именно?..

– Комитета по возрождению городов, – ответил Гримм. – Я бы, впрочем, не сказал, что на этих заседаниях кипят такие уж серьезные страсти.

– Охотно верю, – согласилась Шивон. – И все же это может быть интересно. Скажите, заседания записывали вы или мистер Риордан?

– Мы записывали их вместе.

– И этот комитет возглавляет Меган Макфарлейн, не так ли?

– Откуда вы знаете? – удивился Гримм.

– Считайте, что я интересуюсь политикой. Вы не против, если я познакомлюсь с этими записями?

– С записями заседаний Комитета по возрождению городов? – озадаченно переспросил инженер. – Боюсь, что человек, который по-настоящему интересуется политикой, вряд ли станет слушать эту лабуду. Вот если бы вы были кое-кем другим, тогда, возможно…

– Кем же я должна быть? – спросила Шивон.

– Мазохисткой, – ответил он, поворачиваясь к микшерному пульту.

– Джилл Морган? – проговорил Ребус в домофон. Он стоял у дверей дома на Грейт-Стюарт-стрит. За его спиной с ревом неслись по «шашечкам» мостовой машины. Утренний час пик еще не закончился, и Ребусу пришлось наклониться и прижать ухо к динамику домофона, чтобы расслышать ответ.

– Кто там?.. – Голос в динамике звучал вяло и сонно.

– Прошу прощения, если я вас разбудил… – Ребус постарался говорить как можно вежливее. – Я из полиции, мне нужно задать вам несколько вопросов о мисс Зиверайт.

– Вы, наверное, шутите?.. – Теперь в сонном голосе звучали нотки раздражения.

– Это вы решите сами, когда услышите последние новости.

Но его слова утонули в грохоте грузовика; Джилл Морган их просто не услышала, и Ребус смиренно попросил его впустить.

– Я не одета…

Ребус повторил свою просьбу еще раз. Раздался сигнал, Ребус толкнул дверь и оказался в подъезде. Поднявшись на второй этаж, он увидел, что дверь открыта, но все же счел нужным постучать.

– Подождите в гостиной! – крикнула в ответ Джилл, вероятно, все еще одевалась в спальне.

Гостиную, представлявшую собой часть широкого, длинного коридора, Ребус увидел сразу. В некоторых домах такое помещение называли «холлом» или «приемной». Если вы не хотели, чтобы посторонние люди вторгались в ваше жилое пространство, вы могли поставить в холле стол и принимать гостей там. Самому Ребусу казалось, что это очень по-эдинбургски – гостеприимно, но не чересчур.

Гостиная в доме Джилл Морган была обставлена дорогой белой мебелью и оклеена белыми обоями, отчего помещение напоминало эскимосское иглу. Только покрытый лаком паркетный пол сохранял свой естественный цвет, и первые несколько секунд Ребус смотрел исключительно себе под ноги, чтобы не заработать снежную слепоту. Затем он огляделся. Помещение было просторным, с двумя большими окнами. Над камином, отделанным белым мрамором, висел настенный телевизор с плоским экраном. На каминной полке – никаких побрякушек или цветов, и нигде ни следа пыли или грязи, из чего Ребус заключил, что Джилл Морган живет здесь одна, а не снимает квартиру пополам с подружкой. Впрочем, на жилое помещение гостиная походила мало: казалось, ее обставили специально, чтобы фотографировать для воскресного иллюстрированного приложения.

– Прошу прощения, сэр, – сказала Морган, входя в комнату. – Мне только что пришло в голову: я вас впустила, а ведь вы могли оказаться кем угодно. Я знаю, что у полицейских должны быть удостоверения; можно взглянуть на ваше?

Ребус предъявил свое удостоверение и, пока она его изучала, внимательно рассматривал подругу Нэнси Зиверайт. Худая, ростом не больше пяти футов, с остреньким личиком, чуть раскосыми, миндалевидными глазами и волосами, собранными на затылке в жиденький конский хвост, она напоминала сказочного эльфа. Руки у нее были тонкими как спички. Тиббет и Хейс говорили, что Джилл Морган работает моделью, но сейчас Ребусу не очень-то в это верилось. Разве модели не должны быть высокими?..

Убедившись, что Ребус тот, за кого себя выдает, Джилл Морган упала в белое кожаное кресло, подобрала под себя ноги.

– Чем могу быть полезна, инспектор? – спросила она, складывая руки на коленях и напуская на себя томный вид.

– Мои коллеги сказали, что вы работаете моделью… – Ребус сделал вид, будто восхищается обстановкой гостиной. – Вероятно, вы неплохо зарабатываете?

– Вообще-то я планирую сделать карьеру в кино.

– Правда? – Ребус изобразил живейший интерес.

В ответ на его предыдущую реплику большинство людей спросили бы, какое ему, собственно, дело до их заработка, но Джилл Морган не принадлежала к большинству. В мире, в котором она обреталась, говорить о себе было только естественно.

– Я окончила курсы актерского мастерства.

– И в каком фильме я смогу вас увидеть? – поинтересовался Ребус.

– Пока ни в каком, – самодовольно заявила Джилл. – Но кое-какая экранная работа мне светит.

– Экранная работа?.. Потрясающе! – Ребус опустился в кресло напротив.

– Небольшая роль в телевизионной драме, – пояснила Джилл Морган, рассчитывая, что детектив примет ее слова за проявление скромности.

– И все равно это просто здорово! – подыграл Ребус. – Кроме того, теперь я, кажется, знаю ответ на вопрос, который не давал мне покоя в последние несколько дней.

– Какой же? – удивилась Морган.

– Когда с вами разговаривали мои коллеги, у них сложилось впечатление, что вы пытаетесь вешать им лапшу на уши. Теперь, когда я узнал, что вы актриса, мне стало ясно, с чего вы взяли, будто это сойдет вам с рук. – Ребус наклонился вперед, словно приглашая девушку к доверительному разговору. – Но есть одно важное обстоятельство, мисс Морган: мы теперь расследуем двойное убийство, а это значит, что мы не можем позволить себе отклоняться в сторону. Поэтому вам лучше сказать всю правду, пока вы не влипли в настоящие неприятности.

Губы Джилл Морган побелели и стали почти одного цвета с бледным лицом, ресницы затрепетали, и на мгновение Ребусу показалось, что девица вот-вот потеряет сознание.

– Я… я не понимаю, о чем вы говорите… – пролепетала она.

– На вашем месте я бы походил на курсы актерского мастерства еще немного, – сказал Ребус. – Пока, к сожалению, ваша игра оставляет желать лучшего. Посмотрите на себя: вы побледнели, голос дрожит, к тому же вы моргаете, словно на вас направили десяток прожекторов разом. Ну, куда это годится?..

С этими словами Ребус снова выпрямился. Он пробыл в квартире Морган меньше пяти минут, но ему казалось – он уже может сказать о девушке если не все, то очень многое. Привычка к обеспеченной жизни плюс нетребовательные и любящие родители воспитали в ней чрезмерную уверенность в себе – уверенность, сочетавшуюся с глубокой и полной безответственностью. Наверное, Джилл Морган еще никогда не попадала в по-настоящему серьезные ситуации, из которых нельзя было бы выпутаться при помощи пустых обещаний, лести и родительских связей. До сегодняшнего дня.

– Ладно, давайте начнем сначала, – сказал Ребус несколько более мягким тоном. – Как вы познакомились с Нэнси?

– Кажется, мы встретились на какой-то вечеринке…

– Вам кажется, или…

– Мы с подругами отправились прошвырнуться по барам. В одном из них шла какая-то вечеринка, и нас пригласили… Честно говоря, я не помню, была ли Нэнси уже там, или она появилась позже.

Ребус кивнул в знак того, что он все понимает.

– Как давно это было?

– Три или четыре месяца назад. Во время фестиваля.

– Как мне кажется, вы сильно отличаетесь от Нэнси по происхождению, по воспитанию…

– Очень сильно!

– В таком случае что же между вами общего?

Джилл Морган, похоже, не знала, что ответить.

– Что вас, так сказать, объединяло, если вы такие разные?

– Ну, просто она приятная девчонка.

Ребус бросил на Морган сочувственный взгляд.

– Почему-то мне кажется, что вы опять лжете. Вот и голос у вас дрожит, и глаза бегают…

Джилл Морган вскочила:

– Я не обязана отвечать на ваши вопросы! Вы хоть знаете, кто моя мать?

– Вот! – Ребус довольно ухмыльнулся. – А я-то ждал, когда до этого дойдет! Ну, давайте, скажите, кто ваша мамочка, – может, я испугаюсь. – Откинувшись на спинку кресла, Ребус небрежным движением заложил руки за голову.

– Она – жена сэра Майкла Эддисона.

– Вы хотите сказать, что он вам не родной отец?

– Мой отец умер, когда мне было двенадцать.

– Но вы предпочли сохранить его фамилию?

Нормальный цвет лица понемногу вернулся к Морган. Она снова села, но уже не подбирая под себя ноги. Ребус опустил руки на подлокотники.

– Кстати, кто такой этот сэр Майкл Эддисон? – поинтересовался он.

– Президент Первого шотландского банка.

– Весьма полезно иметь такого человека на своей стороне, я полагаю.

– Майкл спас мою маму от алкоголизма, – ответила Джилл, с вызовом глядя в лицо Ребусу. – И он очень любит нас обеих.

– Рад за вас, но бедняге, которого убили на Кинг-стейблз-роуд, от этого не легче. Ваша подруга Нэнси первой нашла тело, а потом солгала нам, сказав, что возвращалась домой от вас. Это она назвала нам ваше имя и адрес. По-видимому, Нэнси считает вас очень близкой подругой, если думает, что вы скорее отправитесь вместо нее в тюрьму, чем скажете правду! – Ребус не сознавал, что почти кричит. Лишь услышав отразившееся от стен эхо, он постарался говорить спокойнее. – Мне кажется, ваш отчим не одобрит подобного самопожертвования, Джилл, – добавил он чуть тише и покачал головой. – А ваша бедная мама… Ей это тоже вряд ли понравится.

Наклонившись вперед, Джилл Морган сосредоточенно рассматривала собственные руки.

– Нет, им это не понравится, – негромко сказала она.

– Я тоже так думаю, – согласился Ребус. – А теперь скажите: если бы я сейчас спросил, где живет ваша подруга Нэнси, смогли бы вы мне ответить?

Одинокая слезинка упала на коленку Джилл. Она подняла руку и сжала переносицу большим и указательным пальцами, потом несколько раз моргнула, стараясь удержаться от слез.

– Кажется, она живет где-то на Каугейт-стрит.

Ребус покачал головой.

– Вот видите – оказывается, вы знаете Нэнси совсем не так хорошо, как говорите. Почему же вы ее покрываете, если вы не такие близкие подруги?

Джилл Морган что-то сказала, но Ребус не расслышал и попросил повторить. Девушка бросила на него злобный взгляд, но ослушаться не посмела. На этот раз ее слова прозвучали достаточно отчетливо.

– Нэнси покупала мне наркоту. – Она сделала небольшую паузу. – То есть не только мне, но и себе тоже, – поправилась Джилл. – Ничего особенного, просто немного травки. Это ведь не преступление?

– Вот, значит, почему вы подружились?

– Не только поэтому, но… – Морган немного подумала, но, видимо решив, что врать бессмысленно, добавила: – Наверное, главным образом поэтому.

– Нэнси принесла марихуану и на ту вечеринку, на которой вы познакомились?

– Да.

– Она продавала травку или угощала бесплатно?

– Даже если продавала, что с того? – вскинулась Морган. – Уж не думаете ли вы, что Нэнси напрямую связана с колумбийскими наркокартелями?

– Кокаином она тоже приторговывала? – догадался Ребус, и Морган потупилась, поняв, что сказала слишком много. – И вы решили, что должны ее выгораживать, чтобы она не заложила вас в полиции?

– Это и есть ваши последние новости, инспектор?

– Последние новости?.. – озадаченно переспросил Ребус, но почти сразу вспомнил слова, которые сказал в домофон. – Я думал, вы не расслышали…

– Расслышала.

– Значит, в тот вечер Нэнси к вам не заходила?

– Она должна была прийти в полночь, принести мою долю. Мне это было очень неудобно: чтобы ее встретить, я сама должна была мчаться домой…

– Откуда?

– Я помогала одному из моих преподавателей с курсов. Он иногда подрабатывает – устраивает экзотические ночные экскурсии по городу…

– «Кладбищенские туры»?

– Я знаю, что это глупость, но туристам нравится. К тому же подурачиться тоже иногда приятно.

– Значит, вы – одна из актеров? Что же вы делаете, бродите по кладбищу, завернувшись в простыню, или выскакиваете из-за могильного камня с криком «У-у»?

– Вообще-то я играю сразу несколько ролей… – Джилл Морган, казалось, была не на шутку оскорблена его шутливым тоном. – Поэтому после каждого выхода мне приходится со всех ног бежать на новое место, чтобы успеть переодеться в очередной костюм.

Ребус припомнил, что Гэри Уолш тоже упоминал о «кладбищенских турах».

– И где все это происходит? – спросил он.

– Маршрут всегда один – от церкви Святого Эгидия до Кэнонгейта.

– А в районе Кинг-стейблз-роуд такие экскурсии проводятся?

– Нет.

Ребус задумчиво наклонил голову.

– И кого вы играете?

– А почему вас это интересует? – Джилл Морган удивленно хмыкнула.

– Просто…

Девушка поджала губы.

– Чаще всего я изображаю чумного доктора. Мне приходится носить маску с длинным носом, похожим на орлиный клюв. Раньше врачи набивали этот клюв специальной смесью из сухих цветочных лепестков, чтобы не чувствовать запаха, идущего от пациентов.

– Очень мило…

– Еще я играю призрака… а иногда – Безумного монаха.

– Безумного монаха? Должно быть, это непростая роль для женщины.

– Ерунда. Нужно только выть и стонать погромче.

– Конечно, куда же без этого!.. Но ведь и туристы могут увидеть, что перед ними вовсе не парень.

– Не увидят… – Джилл Морган улыбнулась. – Мое лицо почти полностью закрыто капюшоном.

– Капюшоном? – встрепенулся Ребус. – Мне бы хотелось взглянуть на этот костюм, если вы не возражаете.

– Все костюмы хранятся в туристической фирме, на случай если кто-то из актеров заболеет. Тогда его легко можно заменить другим.

Ребус кивнул, сделав вид, что его удовлетворило это объяснение.

– Скажите мне еще вот что, – проговорил он, – Нэнси никогда не приходила посмотреть, как вы играете?

– Да, приходила. Пару недель назад.

– И ей понравилось?

– Наверное… – Джилл Морган нервно хихикнула. – Это какая-то ловушка, инспектор? Какое отношение все это имеет к делу, которое вы расследуете?

– Возможно, никакого, – успокоил ее Ребус.

Морган задумалась.

– Вы теперь поедете разговаривать с Нэнси, да? Но ведь она сразу поймет, что я вам все рассказала!

– Боюсь, мисс Морган, вам придется подыскать себе другого поставщика. Впрочем, это будет нетрудно – в последнее время дурь можно купить на каждом углу.

Ребус поднялся.

Джилл тоже встала, но, даже поднявшись на цыпочки, она вряд ли достала бы ему до подбородка.

– Скажите, инспектор… – Джилл не договорила, но потом все же решила, что ей нужно знать ответ. – Скажите, моя мама непременно должна узнать о… обо всем этом?

– Трудно сказать. – Ребус сделал вид, что задумался. – Рано или поздно мы поймаем убийцу, и он предстанет перед судом… На суде последовательность событий будет восстановлена поминутно. Защита, естественно, постарается заронить в умы присяжных искру сомнения, а для этого, как правило, бывает достаточно показать, что хотя бы один из свидетелей не заслуживает доверия. Адвокаты свое дело знают: они без труда докажут, что первоначальные показания Нэнси – просто куча дерьма. Дальнейшее, я думаю, ясно… – Он поглядел на Морган сверху вниз. – Но это наихудший вариант развития событий. Возможно, до этого и не дойдет…

– Ничего себе успокоили! Может, не дойдет, а может, именно так все и обернется!

– Вам с самого начала нужно было говорить правду, Джилл. Быть может, для актера, играющего на сцене, притворство и обман – норма, но в реальном мире все несколько иначе. В реальном мире это серьезный проступок, который называется лжесвидетельством.