Текст книги "Музыка под занавес"

Автор книги: Иэн Рэнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

17

Ребуса мучил только один вопрос: доставить Кафферти в участок или допросить его дома.

– Это мне решать, не тебе, – напомнила ему Шивон.

Полчаса назад она вернулась из морга, и, похоже, с сильной головной болью. Ребус видел, как она выдавила из блистера в ладонь пару каких-то таблеток и запила их кофе, который принес ей Тиббет. К огромному удивлению Ребуса, Гудира стошнило только один раз, да и то на парковке при морге. Впрочем, на обратном пути в участок он едва не блеванул снова – это произошло, когда они проезжали мимо клавших асфальт рабочих.

– Должно быть, из-за запаха, – объяснял Гудир.

Он все еще казался потрясенным, но не уставал повторять, что чувствует себя нормально, вне зависимости от того, спрашивали его об этом или нет.

Шивон собрала их, чтобы рассказать, что сумели выяснить патологоанатомы. Погибшим был мужчина, рост – пять футов десять дюймов, на правой руке два перстня, на запястье – золотые часы. И сломанная челюсть.

– Не исключено, что это повреждение он получил в результате удара бревном, когда обрушилась крыша, – сказала она, поскольку жертва не была ни связана, ни привязана к мебели. – Он просто лежал на полу в гостиной. Предположительная причина смерти – отравление угарным газом. Гейтс особо подчеркнул, что это только предварительные выводы.

– Все-таки очень подозрительная смерть, – подал реплику Ребус.

– А это означает, что нам придется заняться ею как следует, – добавила Хейс.

– Как насчет опознания? – поинтересовался Тиббет.

– Если посчастливится найти соответствующие записи, идентификацию можно будет провести по зубоврачебной карте.

– А по перстням? – спросил Гудир.

– Даже если они принадлежат Риордану, – объяснил ему Ребус, – это не означает, что погибший – наш продюсер. Лет десять тому назад у меня было дело… Один парень, над которым нависло обвинение в мошенничестве, попытался инсценировать собственную смерть с помощью похожей уловки.

Гудир кивнул:

– Понятно.

– Вот и хорошо. – И Ребус поделился с остальными своими новостями.

Шивон слушала его, подперев голову одной рукой и держа в другой факс, в который она время от времени заглядывала.

– Это уже кое-что, – сказала Шивон и посмотрела на Ребуса. – Комната номер три?

– Именно, – согласился он. – Только сначала нужно выключить там отопление.

Несмотря на пронизывающий холод, царивший в комнате для допросов номер три, Кафферти чувствовал себя так, словно находился у себя дома в гостиной. Отодвинувшись вместе со стулом от стола, он небрежно положил ногу на ногу, а руки закинул за голову.

– Рад видеть тебя, Шивон, – сказал Кафферти, как только она вошла. – Мисс Кларк выглядит очень… профессионально, – добавил он, поворачиваясь к Ребусу. – Ты отлично ее натаскал, Джон.

Закрыв дверь, Ребус занял свое любимое место у стены, а Шивон села за стол напротив Кафферти. Тот слегка поклонился, качнув большой куполообразной головой, но руки не опустил.

– А я-то гадал, когда вы за меня возьметесь, – проговорил он чуть насмешливым тоном.

– Значит, ты знал, что рано или поздно мы явимся за тобой? – Шивон положила на стол чистый блокнот и сняла колпачок с ручки.

– Ну, учитывая, что инспектору Ребусу всего ничего до пенсии, я был абсолютно уверен – он постарается придумать какой-нибудь предлог, чтобы напоследок доставить мне неприятности… – Гангстер бросил быстрый взгляд в сторону Ребуса.

– У нас есть кое-что посерьезнее, чем просто предлог…

– Кстати, Шивон, – перебил Кафферти, – тебе известно, что Джон часто дежурит по вечерам возле моего дома, так сказать, охраняет мой сон? В этом, разумеется, нет ничего дурного, просто мне казалось, что подобное выходит за пределы компетенции нашей полиции.

Шивон пришлось сделать над собой усилие, чтобы сосредоточиться на допросе. Она даже положила ручку, но та покатилась по наклонной столешнице, и ей пришлось ее ловить.

– Расскажите нам об Александре Федорове, – сказала она.

– О ком?

– О мужчине, которого в прошлую среду вечером вы угощали коньяком. Вряд ли вы забыли об этом эпизоде, поскольку коньяк обошелся вам в целых десять фунтов.

– В баре «Каледониан», – добавил Ребус и улыбнулся.

– Вы имеете в виду того поляка? – Кафферти посмотрел на него, потом снова перевел взгляд на Шивон.

– На самом деле он был русским, – поправила Шивон.

– Твой дом находится всего в полутора милях от отеля, – сказал Ребус. – Хотелось бы знать, зачем тебе понадобилось снимать там номер.

– Может, затем, чтобы хоть ненадолго избавиться от твоего назойливого внимания? – Кафферти притворился, будто и в самом деле пытается найти ответ на вопрос. – А может быть, я сделал это просто потому, что могу себе это позволить…

– Приятно, наверное, снять номер, а потом засесть в баре и угощать коньяком незнакомцев, – фыркнула Шивон.

Кафферти ненадолго разомкнул руки, чтобы, подняв вверх палец, подчеркнуть свои следующие слова.

– Разница между мной и Ребусом как раз в том и заключается, что он никого не угощает. Хотя и способен сидеть в баре часами… – Гангстер холодно усмехнулся. – Так это и есть та самая причина, по которой вы притащили меня сюда – то, что я угостил выпивкой какого-то нищего иммигранта?

– А как по-твоему, сколько «нищих иммигрантов» ежедневно заходит в бар гостиницы «Каледониан»? – уточнил Ребус.

Кафферти картинно прищурил свои глубоко запавшие глаза, затем снова открыл. На его широком, бледном лице они казались двумя черными точками.

– Тут ты, пожалуй, прав, – согласился он. – Однако факт остается фактом: этого парня я видел впервые в жизни. Мы выпили, потом он ушел. Он что, натворил что-нибудь спьяну?

– Он ушел и был убит, – сказал Ребус так спокойно, как только мог. – И насколько нам известно, ты – последний, кто видел его живым.

– Э-э, постой-ка!.. – Гангстер переводил взгляд с одного детектива на другого. – Это, часом, был не тот русский поэт, о котором писали в газетах?

Ребус кивнул:

– Он самый. На него напали на Кинг-стейблз-роуд минут через пятнадцать-двадцать после того, как вы вместе выпивали в баре. Интересно было бы знать, из-за чего вы так серьезно поссорились…

Кафферти пропустил слова Ребуса мимо ушей. Он вообще не смотрел на него, сосредоточив все внимание на Шивон.

– А не пора ли мне позвонить адвокату, Шив?

– Пока нет, – ответила она ровным голосом.

Кафферти снова улыбнулся.

– Разве тебе не интересно, Шивон, почему я разговариваю с тобой, а не с Джоном? Все-таки он – инспектор, а значит, старше тебя по званию. – Он повернулся к Ребусу. – Но тебе, мой друг, остались считаные дни, после чего – как я уже сказал – ты отправишься на свалку, тогда как у Шивон еще все впереди. А коль скоро вы ведете это дело вдвоем, то… В общем, я уверен, что старине Макрею хватило ума назначить Шив главной. Я угадал?

– Только близкие друзья могут называть меня Шив.

– Извини, Шивон.

– Для тебя – сержант Кларк.

Кафферти присвистнул сквозь зубы и шлепнул себя по мясистому бедру.

– Да, здорово ты ее выдрессировал, – повторил он. – Приятно посмотреть.

– Что ты делал в гостинице «Каледониан»? – спросила Шивон таким тоном, словно и не слышала последней реплики Кафферти.

– Мне захотелось выпить.

– Разве для этого обязательно снимать номер?

– Вечером бывает очень трудно найти такси, чтобы доехать до дома, после того как… словом, после приятно проведенного вечера.

– Как ты познакомился с Федоровым?

– Я сидел в баре…

– Один?

– Мне так захотелось, хотя, в отличие от инспектора Ребуса, у меня хватает друзей, с которыми можно выпить и поболтать о том о сем. К примеру, с вами, сержант Кларк, мне тоже было бы приятно посидеть за стаканчиком… Но только без некоторых зануд.

– И Федоров случайно оказался рядом?

– Я сидел на табурете у стойки. Он стоял, ждал, пока его обслужат. Бармен сооружал какой-то сложный коктейль, поэтому у нас была минута или две. Мы разговорились, и он мне настолько понравился, что я решил его угостить. Точнее, заплатить за его выпивку. – Кафферти пожал плечами и театрально вздохнул. – Он выхлебал коньяк, поблагодарил и ушел.

– И не предложил угостить тебя в ответ? – спросил Ребус. Он давно понял, что Федоров – выпивоха старой школы и вряд ли мог нарушить неформальные правила вежливости, требовавшие поставить выпивку тому, кто поставил тебе.

– Вообще-то предложил, – признался Кафферти. – Но я сказал, что мне уже хватит.

– Надеюсь, запись камеры видеонаблюдения подтвердит твои слова, – заметил Ребус.

Впервые за все время лицо Кафферти выразило что-то похожее на беспокойство, но уже в следующее мгновение гангстер справился с собой.

– Подтвердит, можешь не сомневаться, – сказал он уверенно.

Ребус только кивнул в ответ, а Шивон спрятала улыбку. Ей было приятно знать, что они все еще могут вышибить Кафферти из седла.

– Жертва была жестоко избита, – продолжил Ребус. – Если бы я захотел, я мог бы уже давно тебя подставить.

– Ты это любишь – подставлять ни в чем не повинных людей, я знаю. – Кафферти повернулся к Шивон. За все время допроса она нарисовала на первой странице блокнота лишь несколько палочек и крестиков. – Три-четыре раза в неделю инспектор Ребус приезжает к моему дому в этой своей ржавой консервной банке, сидит там и наблюдает. Некоторые на моем месте уже давно подали бы на него в суд за причинение беспокойства и преследование. Не так ли, сержант Кларк?.. А что, может, мне все-таки стоит добиться соответствующего судебного постановления, согласно которому инспектору Ребусу запрещено будет приближаться ко мне меньше чем на милю?

– О чем вы говорили? – спросила Шивон спокойно.

– Мы?.. А-а, ты снова об этом несчастном русском… – разочарованно протянул Кафферти. – Насколько я помню, он сказал что-то насчет Эдинбурга. Мол, чертовски холодный город. Я не мог с ним не согласиться.

– Мне кажется, Федоров имел в виду не столько погоду, сколько людей.

– И даже в этом случае он все равно был прав. Я, разумеется, не имею в виду вас, сержант Кларк. В этом царстве холода и мрака вы – наш единственный луч света. Но большинство жителей Эдинбурга – в особенности те, кто прожил здесь всю жизнь, – в конце концов становятся чертовски мрачными и замкнутыми. Разве ты не согласен со мной, Джон? Один парень как-то сказал мне: это, мол, потому, что мы, шотландцы, постоянно подвергаемся вторжению извне. Речь идет, разумеется, не о военном нападении, хотя это в нашей истории тоже бывало. Нет, все дело в незаметном, но постоянном проникновении, тихом, где-то даже приятном… не лавина – тонкий ручеек. И все же оно сделало нас излишне раздражительными – одних меньше, других – больше, но всех. – И Кафферти лукаво покосился на Ребуса.

– Ты так и не объяснил, зачем тебе понадобилось снимать номер в отеле, да еще платить за него, – сказал инспектор.

– А мне казалось – я объяснил, – парировал Кафферти.

– Только в том случае, если ты держишь нас за полудурков.

– Согласен. «Полудурки» – это, пожалуй, слишком… – Кафферти усмехнулся, а Ребус засунул руки глубоко в карманы, чтобы никто не видел, как он сжимает кулаки. – Послушай… – Казалось, Кафферти вдруг утратил всякий интерес к игре. – Я поставил выпивку незнакомцу, потом его кто-то убил. Точка.

– Точку мы сможем поставить, только когда узнаем, кто его убил и почему, – поправил Ребус.

– О чем еще вы разговаривали? – спросила Шивон.

Кафферти закатил глаза.

– Он сказал – Эдинбург холодный город, я ответил – да. Он сказал, что в Глазго теплее, я сказал – наверное. Потом принесли его коньяк, мы чокнулись, выпили… Кстати, сейчас я вспоминаю, у него в руках что-то было. Кажется, компакт-диск…

Да, подумал Ребус. Компакт-диск, который Риордан передал Федорову, когда они ели в индийском ресторане. Двое мужчин сидели за столом и болтали, а теперь оба мертвы… Он все сжимал и разжимал кулаки. Сжимал и разжимал. Кафферти в его глазах был воплощением всего, что начиналось совершенно нормально, а потом вдруг шло наперекосяк. Неудачи, нераскрытые преступления, рассыпавшиеся дела, исчезнувшие свидетели – за всем этим стоял Кафферти, который был не просто песчинкой, которая, попав в устрицу, противно хрустит на зубах. Он портил, отравлял, загрязнял все, до чего только мог дотянуться.

«И я ничего не могу сделать, чтобы отправить его за решетку!..» – тоскливо подумал Ребус.

Ничего, если только не вмешается Провидение, в которое он не очень-то верил, и не даст ему еще один – последний – шанс добиться своего.

– На трупе не было никакого диска, – сказала Шивон.

– Когда Федоров уходил, диск был при нем, – заявил Кафферти. – Я видел, как парень сунул его в карман. – И он похлопал себя по правой стороне.

– Ну а с другими русскими вы в тот вечер встречались? – поинтересовался Ребус от двери.

– Вообще-то мне действительно показалось, что кое-кто в баре говорит по-английски не совсем чисто, но я решил, что это гэльский выговор. Ну а когда эти ребята затянули песни, я понял, что мне пора на боковую.

– Федоров разговаривал с кем-нибудь из них?

– А мне откуда знать?

– Ты был с ним.

Кафферти с силой припечатал обе ладони к грязной столешнице.

– Я не был с ним! Мы лишь выпили по рюмке и разбежались!

– Это ты так говоришь…

«Вот опять забеспокоился, сволочь!» – подумал Ребус с мрачным удовлетворением.

– К тому же именно ты был последним, кто разговаривал с Федоровым перед тем, как его убили, – поддала жару Шивон.

– Вы что, намекаете, будто я пошел за ним? Выбрал местечко потемнее, напал и убил? Отлично, ребята, давайте взглянем, что там показала эта ваша видеокамера. А еще лучше – спросим у бармена: он должен помнить, во сколько я ушел. Кроме того, вы, вероятно, видели мой счет… во сколько он был выписан? Я ушел из бара, когда было уже за полночь. Это подтверждают счет, видеокамера, полный зал свидетелей… – Он с торжеством поднял вверх три пальца. – Или вам мало?

В комнате номер три наступила тишина. В этой тишине Ребус оттолкнулся от стены и сделал пару шагов вперед, оказавшись рядом со стулом, на котором сидел Кафферти.

– В баре что-то произошло, так? – спросил он почти что шепотом.

– Слушай, Ребус, мне бы твою фантазию… Нет, правда: порой мне кажется, будто ты живешь в каком-то выдуманном тобой мире.

В дверь неожиданно постучали. Шивон, которая на несколько секунд затаила дыхание, шумно выдохнула и пригласила стучавшего входить, да поскорее.

В дверях появился Тодд Гудир. Входить он не стал – только неуверенно переминался с ноги на ногу на пороге.

– Что тебе? – рявкнул Ребус.

Гудир не мог оторвать взгляда от гангстера, но его слова предназначались Шивон.

– У пожарной инспекторши есть для вас новости, сержант.

– Она здесь? Кэти Гласс здесь? – нетерпеливо повторила Шивон, поскольку Гудир замешкался с ответом.

– Да, она ждет вас.

– А-а, свежая кровь! – протянул Кафферти и, растянув губы в змеиной улыбке, оглядел Гудира с головы до ног. – Как тебя зовут, сынок?

– Констебль Гудир.

– Наверное, только что переведен из патрульных? – предположил Кафферти. – Видать, плохи дела у уголовного розыска, если… А может, это твоя смена, Джон?

– Спасибо, Гудир, – сказал Ребус и кивнул в знак того, что молодой человек может идти.

Кафферти, однако, сказал еще не все.

– Когда-то у меня был знакомый по фамилии Гудир. Придурок, надо сказать, еще тот!..

– Кого вы имеете в виду? – нерешительно поинтересовался Гудир.

Улыбка Кафферти превратилась в насмешливый оскал.

– Ты прав, сынок, старый Гарри Гудир держал паб на Роуз-стрит, но я говорю о сравнительно недавних временах.

– Вы знаете… знали Соломона Гудира? – снова спросил Тодд.

– Именно! – Глаза Кафферти чуть заметно блеснули. – У нас его называли просто Сол.

– Это мой брат.

Кафферти кивнул. Ребус знаком показал Тодду, чтобы тот выметался, но взгляд гангстера удерживал молодого человека на месте.

– Да, теперь я припоминаю, что у Сола действительно был брат… – задумчиво проговорил Кафферти. – Но он почему-то никогда ничего о нем не рассказывал. Может быть, ты – паршивая овца в славном семействе Гудир, а, сынок?.. – И он громко расхохотался.

– Передай мисс Гласс, что мы будем через минуту, – твердо сказала Шивон, но констебль даже не шелохнулся.

– Тодд?!

То, что Ребус впервые за все время назвал его по имени, подействовало. Гудир пришел в себя и, деловито кивнув, скрылся за дверью.

– Неплохой парнишка, – проговорил Кафферти задумчиво. – Когда Джон, фигурально выражаясь, растворится в тумане, этот желторотый констебль наверняка станет вашим любимцем, сержант Кларк. Совсем как вы когда-то были любимицей инспектора.

Ни один из детективов не ответил, и Кафферти счел, что последнее слово осталось за ним. Широко разведя руки в стороны, он с наслаждением потянулся.

– Ну, мы закончили? – спросил он, поднимаясь.

– Да. На сегодня, – уточнила Шивон.

– Разве вы не хотите, чтобы я сделал официальное заявление, подписал протокол или еще что-нибудь?

– Жаль бумагу марать, – проворчал Ребус.

– Что ж, придется вам поработать как следует, – ухмыльнулся гангстер. Сейчас он стоял, и его глаза были почти на одном уровне с глазами его старого врага. – Ну, я не прощаюсь, – добавил Кафферти небрежно. – Уверен, что уже сегодня вечером мы снова увидимся на том же месте, в тот же час, Джон… Я буду думать о тебе, о том, как ты дрожишь от холода в своей старенькой машине. Кстати, с вашей стороны было очень любезно отключить здесь отопление. Благодаря вам мой номер в отеле будет казаться мне особенно уютным.

– Да, насчет отеля… – вставила Шивон. – В тот вечер ты покупал довольно много спиртного. Заплатил за одиннадцать порций, если верить счету…

– Быть может, меня обуяла жажда, – ответил Кафферти. – А может, щедрость. – Он посмотрел на нее в упор. – Я умею быть щедрым, Шив. Особенно если обстоятельства к этому располагают. Но ведь тебе это уже известно, правда?..

– Мне много что известно, Кафферти.

– О, в этом я не сомневаюсь. И знаешь что?.. Мы могли бы поговорить об этом подробнее, если бы ты согласилась подбросить меня обратно в город.

– Автобусная остановка через дорогу, – отрезал Ребус.

18

– В баре что-то произошло, – повторил Ребус, когда они с Шивон возвращались в рабочий зал.

– Ты это уже говорил.

– И Кафферти появился в баре не просто так. За свою жизнь он не потратил зря и фунта, так зачем ему вдруг понадобился номер в одном из самых дорогих отелей города?

– Сомневаюсь, что он нам когда-нибудь расскажет.

– Любопытно, что он и русские олигархи оказались в баре «Каледониан» примерно в одно время.

– Олигархи? – Шивон посмотрела на него, и Ребус пожал плечами.

– Я проверял значение этого слова в словаре. Раньше я не был в нем уверен.

– Оно означает небольшую группу очень богатых и влиятельных людей? – Шивон сочла нужным убедиться, что Ребус ничего не перепутал.

– Угу.

– А как быть с той женщиной, которую Геверилл якобы видел напротив парковки?

– Ее мог подослать Кафферти. В свое время он владел несколькими процветающими борделями.

– С другой стороны, она, возможно, совершенно ни при чем. Пошлю-ка я Хейс и Тиббета еще раз поговорить со свидетелями, вдруг фоторобот подхлестнет чью-нибудь память? Но сейчас, Джон, меня волнует нечто совсем другое, а именно: какого черта ты в одиночку следишь за Большим Гором?

– Это не слежка. Я предпочитаю слово «вендетта».

Шивон хотела что-то возразить, но Ребус остановил ее взмахом руки.

– Вчера вечером я тоже ездил к его дому, и знаешь что?.. Он был дома!

– И что, по-твоему, это означает?

– Пока не знаю. Кафферти до сих пор снимает номер в отеле, но проводит там не слишком много времени. – Ребус остановился перед дверью, ведущей в их рабочую комнату. – По-моему, он что-то затевает.

С этими словами Ребус толкнул дверь и вошел.

Кэти Гласс стояла возле одного из столов, опасливо разглядывая чашку с почти черным чаем, которую ей кто-то всучил.

– Констебль Тиббет не жалеет заварки, – предупредил Ребус. – Но если хотите чефирнуть, никто возражать не будет.

– Я, пожалуй, воздержусь, – ответила Кэти и поставила чашку на край стола.

Ребус назвал себя и пожал Кэти руку. Шивон поблагодарила инспекторшу за визит и спросила, удалось ли ей выяснить что-то важное.

– Вообще-то о конкретных результатах говорить пока рано… – начала Гласс.

– Но?.. – подсказал Ребус, догадываясь, что продолжение последует.

– Похоже, нам удалось определить причину возгорания. Мы нашли несколько небольших стеклянных бутылочек, в которых, по всей вероятности, хранились какие-то химикаты.

– Какие именно? – спросила Шивон, складывая руки на груди.

Она, Гласс и Ребус стояли; Тиббет и Хейс сидели за своими столами. Гудир смотрел в окно, и Ребус подумал, уж не пытается ли он увидеть, как Кафферти будет покидать участок.

– Мы отправили их на анализ, – сказала инспекторша. – Я, впрочем, предполагаю, что это была какая-то чистящая жидкость.

– Обычная бытовая чистящая жидкость? Как для плиты?

Гласс покачала головой.

– Бутылочки были слишком маленькими. В доме погибшего мы нашли множество магнитофонных пленок…

– Это жидкость для чистки магнитных головок, – заявил Ребус уверенно. – Изопропил, по всей видимости… Он используется для удаления частичек магнитной осыпи с головок магнитофонов и кассетных дек.

– О-о! – только и сказала Гласс.

– Когда-то я неплохо разбирался в музыкальной аппаратуре, – скромно сказал детектив.

– Самое интересное, что горлышко одной из этих бутылочек кто-то заткнул тканью или скрученной бумагой. И как раз эта бутылочка находилась под грудой оплавленных кассетных коробок.

– В гостиной?

Гласс кивнула.

– Значит, вы считаете, что это был поджог?

На этот раз инспекторша пожала плечами.

– Поджигатели – особенно если они хотят кого-то прикончить – обычно работают с куда большим размахом: например, обливают дом изнутри и снаружи бензином, а тут… Маленькая бутылочка, фитиль из ткани…

– Мне кажется, я понял, что вас смущает. Вы думаете, что целью поджигателя был вовсе не мистер Риордан… – Ребус сделал паузу, ожидая, пока кто-то догадается, но остальные молчали. – Пленки! – пояснил он. – Поджигатель хотел уничтожить пленки.

– Пленки? – переспросила Хейс, озадаченно нахмурившись.

– Да. Не зря же возле этой бутылочки оказалась целая куча кассет.

– А зачем?

– На них было что-то важное. Риордан записал нечто, кому-то очень нужное.

– Или этот человек не хотел, чтобы запись попала к кому-то другому, – добавила Шивон и погладила подбородок. – А на пленках что-нибудь осталось, мисс Гласс?

Инспекторша снова пожала плечами.

– Большая часть пленок, разумеется, расплавилась, превратилась в уголь. Но часть кассет уцелела.

– Значит, на них могла сохраниться запись?

– Не исключено. – Гласс кивнула. – Мы собрали немало пленок, которые на вид почти не пострадали, но я не знаю, можно ли будет их воспроизвести. Дым, высокая температура, вода могли повредить запись. Кроме того, уцелела часть записывающего оборудования. На жестких дисках компьютеров тоже могло что-то сохраниться… – закончила она без особого, впрочем, оптимизма. Ребус перехватил взгляд Шивон.

– Я думаю, Рэй Дафф этим заинтересуется, – сказал он.

Гудир, отвернувшись от окна, спросил:

– Кто это – Рэй Дафф?

– Эксперт-криминалист, – объяснила Шивон, не глядя на него. – Звукоинженер с «Риордан студиоз» тоже мог бы помочь, – добавила она, по-прежнему глядя на Ребуса.

– Не исключено, что он сохранил где-то копии, – вставил Тиббет.

– Так что вы решили? – спросила Кэти Гласс. – Куда мне переслать вещественные доказательства – к вам, в криминалистическую лабораторию или на студию? Впрочем, предупреждаю сразу: что бы вы мне сейчас ни сказали, ваши коллеги из Лита будут в курсе.

Ребус немного подумал, потом надул щеки, шумно выдохнул и… покачал головой.

– Пусть решает сержант Кларк, – сказал он. – Она у нас главная.

Ребус стоял перед гостиницей «Каледониан» и курил, наблюдая за сложными маневрами машин в потоке уличного движения. Два таксомотора стояли на специальной дорожке возле отеля, их водители спокойно беседовали, гостиничный швейцар в ливрее давал какие-то указания супругам-туристам. Еще один турист фотографировал затейливые часы на здании универмага «Фрейзер», и Ребус подумал, что в Эдинбурге, похоже, постоянно не хватает мест для приезжих. Притом что в городе чуть не каждую неделю открывались новые отели или затевалось строительство очередного гостиничного комплекса. Он сам мог бы легко припомнить пять-шесть отелей, открывшихся за последние десять лет, а еще несколько должны были начать работу в самое ближайшее время. Все это придавало Эдинбургу вид процветающего города: все больше и больше людей хотели жить здесь, работать, заниматься бизнесом. И недавно избранный парламент сделал все, чтобы предоставить для этого самые широкие возможности. Некоторые, правда, утверждали, что независимость положит конец экономическому буму, другие заявляли, что правительство сумеет развить успех и одновременно справиться с трудностями, неизбежными в период перехода власти. Особое любопытство Ребуса вызывал тот факт, что Стюарт Джени, человек весьма прагматичный, прожженный делец, вдруг стал поддерживать националистку Меган Макфарлейн. Впрочем, у него сложилось впечатление, что Стюарта интересовали не столько деловые перспективы, которые открывала перед ним концепция независимой Шотландии, сколько русские гости. Россия, насколько знал Ребус, была обширной, богатой естественными ресурсами страной. На ее территории могли разместиться десятка два Шотландии, и еще осталось бы место. Тогда почему русские приехали в Эдинбург? Зачем им это надо? В чем их интерес? Ответа на эти вопросы Ребус не знал, но очень хотел бы узнать.

Докурив сигарету, он вошел в бар отеля. Бармен Фредди снова был на работе, и Ребус, взгромоздившись на табурет у стойки, приветствовал его сердечным «Добрый вечер». И поначалу уловка сработала – увидев знакомое лицо, Фредди принял инспектора за одного из постояльцев. Поставив перед ним пластиковый поднос, он спросил, что тот будет пить.

– Как обычно, – сказал Ребус, с удовольствием наблюдая легкое замешательство, в которое повергли бармена его слова. Он, однако, тут же покачал головой: – Я полицейский, был у вас в пятницу. Впрочем, за счет заведения я бы выпил виски. С капелькой воды, если можно…

В первое мгновение молодой бармен слегка растерялся, но потом, приняв какое-то решение, повернулся к полкам, где стояли бутылки.

– Я предпочитаю солодовый, – предупредил Ребус, оглядываясь. В баре никого не было. – Что-то у вас сегодня пустовато…

– Я сегодня работаю сдвоенную смену, так что меня это вполне устраивает, – отозвался бармен.

– Меня тоже. Это значит, что мы можем спокойно поговорить.

– Поговорить?

– У нас есть счета из вашего бара за тот день, или, точнее, вечер, когда сюда зашел один русский. Вы наверняка его видели. Он сидел прямо здесь, быть может, на том самом месте, где сейчас сижу я. Один из постояльцев был настолько любезен, что угостил его большой рюмкой коньяку. Вы должны помнить этот эпизод. Постояльца звали Моррис Гордон Кафферти.

Фредди поставил перед Ребусом бокал и наполнил водой небольшой стеклянный кувшин. Ребус капнул воды в виски и кивком поблагодарил бармена.

– Вы ведь знаете мистера Кафферти? – продолжал он. – Когда мы разговаривали в последний раз, вы сделали вид, будто слышите это имя впервые. И я прекрасно понимаю, почему вы заявили, будто Федоров и мужчина, который угостил его коньяком, говорили по-русски. Кафферти – не тот человек, с которым можно шутки шутить. – Ребус сделал паузу и добавил многозначительно: – Проблема, однако, в том, что то же самое можно сказать и обо мне.

– Я… я просто не сообразил, только и всего. Уж больно тяжелая выдалась смена. Как раз в тот день Джозеф Боннер устроил у нас вечеринку со своими друзьями, да еще леди Хелен Вуд притащила к нам с полдюжины своих подруг. Одного этого достаточно, чтобы у любого нормального бармена голова пошла кругом… – сказал Фредди заискивающим тоном.

– Зато теперь, как я погляжу, голова у тебя работает нормально. – Ребус удовлетворенно кивнул. – Но леди Хелен как-ее-там меня не интересует. Мне нужен только Кафферти.

– Да, я знаю этого джентльмена, – признался бармен.

Ребус улыбнулся.

– Теперь я, кажется, понимаю, почему Кафферти поселился в вашем отеле, – сказал он. – Здесь его называют «джентльменом». В любом другом месте он вряд ли может на это рассчитывать.

– Я слышал, что раньше у него были, гм-м… неприятности с полицией.

– Это ни для кого не секрет, – кивнул Ребус. – Я даже думаю, он сам рассказал тебе об этом, а потом порекомендовал купить книгу, в которой описана история его жизни. Она вышла в прошлом году. Ну что, так было дело?

Фредди не сдержал ответной улыбки.

– Не совсем. Мистер Кафферти сам подарил мне эту книгу с дарственной надписью.

– Ну, насчет этого он никогда не жмотится. Так ты говоришь – он бывает здесь почти каждый день?

– Ну да… Мистер Кафферти снял у нас номер примерно неделю назад. Насколько я слышал, он проживет здесь еще дня два.

– Любопытно, что Кафферти поселился здесь почти одновременно с русскими, – промолвил Ребус, делая вид, будто сосредоточенно рассматривает содержимое своего бокала.

– Может, совпадение? – предположил Фредди, но по его тону было ясно: бармен прекрасно понимает, что хотел сказать Ребус.

– Я расследую убийство, – добавил Ребус более жестким тоном. – Двойное убийство, Фредди. В тот день, когда Федоров пришел в ваш бар, он встречался с другим человеком, который тоже погиб сегодня ночью. Как видишь, ситуация очень серьезная, и я советую тебе об этом не забывать. Не хочешь говорить – не надо… Сейчас я вызову патрульный автомобиль, и мы поедем в участок. Там мы наденем на тебя наручники и посадим в одну из наших превосходных камер, а потом приготовим для тебя нашу лучшую комнату для допросов… – Он немного помолчал, чтобы бармену хватило времени проникнуться серьезностью момента. – Видишь ли, Фредди, – добавил Ребус, – я стараюсь, очень стараюсь не причинять никому неприятностей, но ведь и меня можно разозлить. – И он залпом допил все, что оставалось в бокале.

– Еще? – спросил Фредди.

Этот вопрос означал готовность сотрудничать, и Ребус покачал головой.

– Лучше расскажи мне о Кафферти, – предложил он.

– Как я уже говорил, он бывает здесь почти каждый вечер. И насчет русских вы правы: если никого из них в баре нет, мистер Кафферти тоже не задерживается – так, выпьет кружечку, поглядит по сторонам и уходит.

– А что он делает, когда в баре есть кто-то из русских?

– Как правило, занимает столик к ним поближе, угощает… Мне кажется, что раньше он никого из них не знал, но теперь перезнакомился если не со всеми, то с большинством.

– Значит, русские держатся открыто и дружелюбно?

Бармен покачал головой:

– Не сказал бы… Начать с того, что они почти не говорят по-английски. Впрочем, каждого из них сопровождает переводчица – этакая длинноногая блондинка…