Текст книги "Божья кузница (сборник)"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 60 страниц)

– Я только думаю, что происходит нечто важное.

– И неизбежное, – почти шепотом добавил Мартин и встал, чтобы удалиться в свою каюту.

Теодор Рассвет посещал его в снах. На этот раз он был очень разговорчив, и Мартин вспомнил многое из его слов, когда проснулся.

Они сидели в саду под цветущим деревом. На Теодоре была короткая белая туника. Его ноги загорели от долгого пребывания под летним солнцем, которое в момент их разговора находилось как раз в зените. Они ели виноград и были похожи на римлян. Теодор обожал читать о римлянах.

– Что-то непонятное происходит с Розой, – сказал Теодор. – Ты знаешь что-нибудь об этом?

– Думаю, да, – ответил Мартин. Лист винограда из его рук мягко опустился на гравий под ногами.

– Беда в том, что пророчество может иметь и отрицательные стороны, которые нельзя игнорировать и о которых нельзя забывать. Смысл проповеди будет четко представлен и разжеван массам. Если что-то, что она скажет, подходит не всем, то оно будет расжевано еще тщательнее. Любой несогласный останется в одиночестве. В борьбе с противоречиями будут сфабрикованы любые факты, все грубые грани будут сглажены, и, в конце концов, согласными окажутся все. Люди поверят во все, только не в первоначальный смысл слов.

– Роза не пророк.

– Ты же сказал, что ориентируешься в том, что происходит.

– Она не пророк, – твердо повторил Мартин. – Ты только посмотри на нее.

– Она обладает виденьем. Это трудное время для тебя.

– Вздор! – закричал Мартин, разозлившись. Он вскочил с мраморной скамьи, неуклюже оправляя складки робы, к которой никак не мог привыкнуть. – Кстати, Тереза с тобой?

Теодор печально покачал головой:

– Она мертва. Ты должен смириться с ее смертью.

Паола Птичья Трель и Мартин оказались одни в хвосте корабля. Они закончили проверку жезловой связи для момов и, не имея дальнейших инструкций, были рады отдыху ото всех дел.

Разговор иссяк. Паола смотрела в сторону. Ее оливковая кожа потемнела, губы были крепко сжаты. Мартин протянул руку и погладил ее по щеке, желая снять напряжение. Она прижалась к его руке, и слезы потекли по ее лицу.

– Я не знаю, что делать, что чувствовать, – прошептала она.

У нее были какие-то отношения с Сигом Мотыльком. Мартин не хотел расспрашивать, чтобы не бередить свежую рану. Он просто молча слушал.

– У нас не было близких отношений, – сказала она. – Настоящей близости я не испытывала ни с кем. Но Сиг был хорошим другом, он понимал меня.

Мартин кивнул.

– Как ты думаешь, хотел бы он, чтобы я страдала по нему? – спросила она.

Мартин собирался отрицательно покачать головой, но, взглянув на Паолу, улыбнулся и ответил:

– Если только немного.

– Я буду помнить его, – она поежилась при слове «помнить», словно оно означало принятие смерти или предательство, а может и то, и другое. Ведь помнить о человеке – совсем не то, что представлять его живым.

Для него было естественным держать ее в своих объятьях. Паола Птичья Трель никогда не вызывала у него серьезных симпатий, поэтому, обнимая ее, он не испытывал угрызения совести по отношению к памяти Терезы. Паола, должно быть, чувствовала то же самое.

Стоять стало неудобно, и они легли среди сплетений труб. Запах гари здесь уже почти не ощущался.

Место, где они лежали, было сухим, тихим и изолированным. Мартин почувствовал себя мышонком в огромном доме, схоронившимся в уголке от скопища котов. Паола казалась тоже мышкой, маленькой и нетребовательной. Она не утомляла его общением и ни о чем не просила. Дальнейшее произошло инстинктивно, как-то само собой. Он даже не раздел ее полностью, и сам был полуодет. Он лег на нее, и в едином порыве они соединились. Паола закрыла глаза.

Никто из них даже не вскрикнул.

Движения Мартина были медлительными, бережными. Она не испытала такого сильного оргазма, как он, но Мартин понял, что она и не желала большего, и не стал настаивать. Она могла решиться только вот на такую частичную измену – измену временного характера, не обеспечивающую полноценного возвращения к нормальной жизни. После – ни слова не говоря о том, что произошло – они привели в порядок свою одежду.

– Какие сны тебе снятся в последнее время? – спросил он.

– Ничего необычного, – ответила Паола. Она подтянула ноги, обхватив их руками, и опустила подбородок на колени.

– А я вижу замечательные яркие сны. Уже давно. Очень специфические сны, почти поучительные.

– О чем они?

Мартин почувствовал, что ему проще описать сны, чем рассказывать их содержание.

– Это воспоминания с реальными людьми, в них участвующими. Людьми с корабля, которые разговаривают со мной и дают советы, словно они все еще живы.

Паола кивнула, слегка стукнув подбородком о колени.

– У меня были похожие сны, – сказала она. – Я думаю, наступило особое время для всех нас.

Мартина невольно вздрогнул при этих словах.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Это только кажется, что все идет по-прежнему. Мы слишком далеки от людей, которые приходят к нам во снах. Наши связи с ними со временем утрачиваются. Но что-то должно измениться.

– Что? – спросил Мартин.

Паола выпрямила ноги и уставилась на свои голые ступни.

– Наша психология уж точно, – ответила она. – Я не знаю, как все пойдет дальше, я только предполагаю. Но одно несомненно: наступает время, когда мы должны понять, кто мы есть на самом деле.

– Распростившись с прошлым?

– Возможно. Или взглянув на него иными глазами.

– Сиг приходит к тебе во снах? – спросил он.

– Нет, – ответила она и пристально посмотрела ему в глаза.

Он подумал: вряд ли они еще когда-нибудь займутся любовью друг с другом.

Позже, уже в своей каюте, готовясь к вахте в носовом отсеке, Мартина охватила легкая меланхолия, но его состояние было не таким мрачным, как прежде. Прошло только несколько недель с тех пор, как он пришел в себя, но тучи немного развеялись и, периодами, он мог мыслить отчетливо, без присутствия теней Терезы и Вильяма.

В носовом отсеке Хаким спал, а Ли Гора и Джакомо Сицилиец изучали бездыханное тело Полыни. Через несколько месяцев они увидят только пелену газов, слабое удаляющееся пятно в всепоглощающей темноте.

– Есть ли какие-нибудь признаки зарождения нейтронной звезды? – спросил Мартин Ли Гору.

– Никаких, – ответила она. – Дженнифер не думает, что она сформируется. Она считает, что звезда сильно повреждена, что почти все ее содержимое выброшено наружу.

– Это должно предотвратить взрыв, – добавил Джакомо Сицилиец. Эксперт почти такого же класса, как Дженнифер, он занял место Томаса Фруктового Сада в исследовательской команде.

Мартин испытывал какое-то смутное чувства неудовлетворения. Он считал, что у них имеются неотложные дела, куда более важные, чем научно-исследовательские изыскания, которые так обожал Хаким. Получение знаний ради знаний не было их Работой. Однако Хаким настаивал на изучении останков Полыни, чтобы освоить технологии убийц.

Предстоят долгие месяцы путешествия до встречи со вторым кораблем; обучение не является главным в их ситуации. Исцеление ран и сплочение экипажа сейчас кажутся основными проблемами.

Вместе с Джакомо Мартин регистрировал данные и вглядывался теперь уж в их прошлое, представленное на экране красивыми завитками скоплений газов и пыли.

Никаких признаков активности убийц вокруг Полыни.

Дитя тьмы действительно умерло.

Последующие месяцы тянулись медленно и уныло. Установилось сравнительное спокойствие, которое они знали до Стычки; нейтринный шторм не возобновлялся. Единственный мом на корабле бесстрастно объявил им, что разрушения, нанесенные «Спутнику Зари», требуют длительного ремонта. Еда была питательной, но однообразной, доступ к библиотеке ограничен узким тематическим материалом, графики, отображаемые жезлом, давали нет уж и много пищи для ума.

Мартин предполагал, что теперешний «Спутник Зари» утратил какую-то часть своей основной памяти и стал только тенью бывшего Корабля Правосудия. Мом уже казался не совершенным механизмом, а потерянным в неопределенности. Этой неопределенностью был порядок вещей. Во всяком случае Мартин не выказывал беспокойства. Вынужденное затишье давало им время подумать, и он старался использовать передышку.

Однако Ганс был явно обеспокоен.

Каждые пять дней экс-Пэны собирались на колоквиум в каюте Ганса.

– Мне бы не хотелось быть Пэном учебных тренировок, – сказал Ганс. – Наша встреча с новыми партнерами состоится не ранее, чем через три месяца. Мы провели научно-исследовательскую работу, и каждый из нас наверняка думает, что он знает все о Полыни, – за исключением, может быть, Дженнифер и Джакомо… Мы маемся без дела, с нами до сих пор только один мом, и это настораживает. Я прав? – Позже Ганс не раз повторит: «Я прав?». Эту фразу он произносил несколько гнусавым голосом, приподняв одну бровь, что впечатляюще действовало на людей. – Кроме того, нам нужна умственная встряска. Корабль вряд ли окажет нам достаточную помощь. – Он посмотрел на Чэма, но тот только пожал плечами.

– Что скажешь ты, Мартин? – спросил Гарпал.

Мартин поморщился:

– Без дистанционной связи мы не сможем узнать что-нибудь новое о Левиафане.

– Пища слишком однообразная, – заметил Гарпал. – Мы могли бы готовить сами.

Джой Плоский Червяк фыркнул:

– Мом и близко не подпустит нас к продуктам.

– У тебя есть какие-то конкретные предложения, Джой? – спросил Ганс.

– Такое впечатление, что мы оказались в длинном беспросветном туннеле, – тихо сказал Джой. – Лучше мы уснули.

– Я уверен, если бы у нас был выбор… – начал Мартин.

– Н-да. Но мом знает, что делает, – Эта фраза, так же часто произносимая Гансом, была подхвачена экипажем. Если возникала какая-нибудь проблема или постигало разочарование, кто-нибудь непременно вставлял: «Н-да, мом знает, что делает.»

– Я думаю, нам следовало бы… – вновь сделал попытку высказаться Мартин.

– Пошли они подальше – все эти беспокойства о корабле! – гаркнул Ганс.

– Я бы…

– Я сказал хватит, – снова прервал его Ганс.

– Черт побери, дай мне сказать! – взорвался Мартин.

Джой и Чэм вздрогнули. Ганс усмехнулся, поднял руки и кивнул:

– Ты тоже имеешь право слова, – отчеканил он.

– Мы не можем порицать корабль за то, что они не уберегли жизни наших товарищей, – только и произнес Мартин. Он не сказал и части того, что хотел, но при таких условиях его речь не имела смысла.

– Не думаю, что кто-нибудь из присутствующих здесь Пэнов удовлетворен создавшимся положением, – заметил Ганс. Он нервно постукивал по столу, за которым они сидели. – Я прав? Я столкнулся с проблемами, которых никто из вас не знал. Политические проблемы. Психологические проблемы. Мы не имеем настоящей работы, масса времени проходит впустую. Единственное занятие, которое я могу предложить, это спорт. Я не люблю его, но сейчас это необходимо.

Чэм поднял руку:

– Что еще?

– Мы должны подумать о том, что будет дальше.

– Что значит дальше?

– После того, как Работа будет сделана. Нам необходимо разработать конституцию, законы, ну и так далее. Надо подготовиться к тому времени, когда мы найдем новый мир…

Ганс выслушал все это с кажущимся вниманием, которое, однако, не было убедительным для Мартина.

– Хорошо, – сказал Ганс. – Джой, займись этим. Чэм, а ты организуй соревнования и игры. Начни с состязаний в беге от носа к хвостовому отсеку, как мы делали это раньше. Подумай о наградах. Встряхни людей, заставь их расшевелиться. Мартин, может быть, ты займешься интеллектуальными забавами? А? Привлеки Хакима, Дженнифер. В общем, кого хочешь. Как насчет соревнований на быстроту реакции? Если мы вынуждены надеяться только на собственные силы, мы должны быть находчивы и изобретательны.

Я прав? – мысленно закончил Мартин. Но Ганс лишь улыбнулся и ничего не добавил.

* * *

Роза Секвойа удобно расположилась в учебной комнате в центре группы из тридцати двух человек, включая Эйрин Ирландку и Паолу Птичью Трель. Мартин стоял у стены, слушая и наблюдая.

Она говорила спокойно, не настаивая, не требуя внимания, иногда сопровождая свой рассказ жестами. Ее низкий проникновенный голос действовал успокаивающе. Мартин заметил, что в облике Розы произошли изменения; благосклонность и безмятежность в выражении ее лица настораживали. Особое время.

Ганс вошел вслед за Мартином, кивнул в знак приветствия. Он тоже прислонился к стене, рядом с Мартином, скрестил руки на груди и прислушался.

– … Мы росли, постоянно ощущая утрату родного дома, – совсем как тот фермер, что лишился своего участка после того, как внезапный ураган снес ферму с лица земли. Однажды проснувшись, он вышел из дома и увидел лишь бесплодную почву, разоренные хлева, мертвые и потемневшие окрестности. Фермер сказал сам себе: «Я трудился на этой земле всю жизнь, почему ветер поступил так со мной? Ферма для меня как рука или нога – почему он не унес меня вместе с ней?

Мартин слушал внимательно. Он пытался понять, насколько эта то ли сказка, то ли притча Розы похожа на те, что он познал в объемных полях.

Роза опустила глаза, ее руки свободно свисали.

– Фермер обозлился. Он решил, что может победить ураган. Он начал строить стены для защиты от ветра, все выше и выше. Это были стены из пыли, соломы, из глины со дна реки, текущей через мертвые поля. Но ветер разрушил стены… Но фермер был еще жив. Ураган отнял у него всю семью, одного за другим. Но фермер был еще жив. Он проклинал ураган. В конце концов, он стал проклинать и Творца Ветров…

– И он победил ветер? – насмешливо выкрикнул Рекс Дубовый Лист.

Роза невозмутимо улыбнулась.

– Когда стены рухнули он попытался привлечь силы магии для борьбы с ураганом. Он устраивал песнопения и прибегал к заговорам. Его ненависть росла, он ненавидел землю, ветер, воду. Он проклял их всех и озлобился еще больше. В его жилах вместо крови текла дурная вода, а мозг был отравлен яростью и страхом. Он больше не скучал по семье, не вспоминал свою ферму. В его душе не осталось ничего, кроме жажды мести…

– Она подрывает мой авторитет, – прошептал Ганс Мартину.

– Он худел с каждым днем, его тело сморщилось, и он стал похож на мертвый стебель пшеницы…

– Я не помню, как выглядит пшеничный колос, – жалобно произнесла Бонита Высокогорная Долина. – А ведь я выросла в сельской местности, но я не помню.

– Он тоже не помнил, – спокойно продолжала Роза. – Он забыл, как выглядит урожай и все, что прежде было важным для него. Он боролся с ветром единственным оружием, которое у него осталось – бесполезными, пустыми словами. А ветер все завывал и завывал. В конце концов, фермер стал таким злобным, опустошенным и мертвым внутри, что ветер поднял его и понес, как лист. Он жил внутри ветра, пустой, как шелуха. Ветер заполнил его легкие, добрался до пустого желудка, а потом и пустой, бездумной головы.

– В чем же смысл рассказанного? – выкрикнул с места Джек Отважный. Он обвел собравшихся недоуменным взором.

– Это сказка, – ответила ему Кимберли Кварц. – Просто сиди и слушай.

– Я не люблю слушать сказки, в которых нет смысла. Это пустая трата времени, – Джек встал и направился к выходу, напоследок бросив удивленный взгляд в сторону Ганса и Мартина.

Было заметно, что Розе не легко далось перенести этот удар. Тем не менее она продолжила:

– Живя в ветре, фермер понял, что его борьба была бессмысленной, что он не обладает нужной силой. Он перестал посылать проклятия и начал прислушаться к окружающим. Он прекратил сопротивляться… Как можно сопротивляться могущественной силе? Он жил в ветре, став частью вихря, кружения, завывания. Он встретил других людей в ветре…

Ганс жестом приказал Мартину следовать за ним. Они вышли из комнаты и остановились в коридоре, пройдя мимо Джека Отважного, Эндрю Ягуара и Кирстен Двойной Удар.

Очень тихо, чтобы никто не услышал, Ганс произнес:

– Когда я был маленьким, еще на Земле, мои родители в наказание за любой проступок лишали меня телевизора и видеоигр. Я тогда чуть не спятил. Я даже начал читать книги… Да, у нас нет телевизора. Но Роза лучше, чем ничего. – подумав, он покачал головой и добавил, – Но не на много.

– Ты трахался с Паолой Птичей Трелью? – спросила Ариэль.

Мартин покраснел. Взяв поднос с едой, он попытался избавиться от Ариэли, но она следовала за ним по пятам.

– Так трахался или нет? – с невинным видом вопрошала она.

Он было присел, но увидев, что Ариэль устраивается рядом, резко встал и направился к другому столику. Она не отставала. Тогда он с грохотом поставил поднос, стукнул кулаком по столу и рявкнул:

– Какого черта тебе надо?! – Он сел и попытался полностью игнорировать ее присутствие.

– Не хочу показаться любопытной, – невозмутимо продолжала Ариэль. – но меня интересует одна вещь. Интересно, как долго человек может сохранять верность другу, если этот друг погиб?

Мартин чувствовал себя не в своей тарелке.

– Слушай, дай мне спокойно поесть, – процедил он сквозь зубы.

– Прости. Я надоедаю тебе. Прими мои извинения, – она забрала поднос и вышла из столовой, оставив Мартина в смятении – рассержанным и виноватым.

В эту ночь он снова плакал, вспоминая Терезу. Но он забывал свои сны.

Два мома вошли в учебную комнату во время обсуждения командой прошедшей десятидневки. Никто не объявил об их появлении, не звучали фанфары, но экипаж возликовал, восприняв этот факт, как признак того, что дела пошли на лад.

Ганс объявил результаты первого дня соревнований по бегу.

Для сжатого сообщения по научным исследованиям Хакиму предоставили всего пять минут.

После собрания Дженнифер Гиацинт подошла к Мартину.

– Хочешь узнать, чем мы занимаемся? – спросила она. Ее голос звучал почти заговорщицки, хотя Мартин не мог представить себе Дженнифер, замешанной в какой-нибудь интриге.

– Ну и чем же? – поинтересовался он.

– Звуковым сигналом «ноуча». Мы устраиваем небольшую конференцию для оценки результатов.

– О, это интересно! – Мартин собирался принять участие в очередном этапе соревнований по бегу, но ради такого случая, не задумываясь, изменил свои планы. – Конечно, я приду.

– Тогда встретимся в носовом отсеке через десять минут. Хаким Хадж, Джакомо Сицилиец и Торкильд Лосось тоже придут.

– Отлично.

Несколькими десятидневками раньше Хаким, Джакомо и Торкильд организовали Общество Изучающих «ноуч». Мартин не посещал их собраний, ему рассказывали, что доклады там слишком сухие, со сложными математическими выкладками, что основные сведения подаются через момерафы.

Но все это оказалось не так.

Дженнифер, правда, не без помощи Джакомо, составила исчерпывающее описание работы «ноуча». В нем объяснялось, как материя могла изменяться под воздействием информации, посланной по «ноучу», и какие горизонты это открывало перед Благодетелями.

Хаким представил графики и несколько минут объяснял Мартину ключевые моменты исследований.

Дженнифер и Джакомо, взявшись за руки, не могли оторваться от своих момерафов буквально до того момента, как Торкильд объявил о начале собрания.

– Мы попытались понять основные принципы технологий Благодетелей, – начал Торкильд. – Дженнифер выполнила фундаментальную работу, ставшую основой для всех нас. Джакомо, в свою очередь, создал строение над этим фундаментом…

Джакомо улыбнулся.

– Можно сказать, они сблизились в работе, – пошутил Торкильд.

Хаким положил руку на плечо Джакомо в знак поддержки и поздравления. Лицо Дженнифер было непроницаемо, только в глазах появился огонек.

– Хаким оказывал поддержку, а я работал над оформлением, – продолжал Торкильд. – Хочу добавить, что то, к чему мы пришли, не имеет особого значения для нашей миссии. В основном, это чисто теоретическая работа.

– Не согласна, – воскликнула Дженнифер.

– Я вот еще что хочу добавить… – продолжил было Торкильд. Но Дженнифер, не вытерпев, перебила его:

– Я думаю, ты не прав, наши исследования имеют большое значение для Работы. В свое время для нас оказалось совершенно неожиданным то, что убийцы превратили наши корабли в антиматерию. Мы полагаем, что момы тоже были застигнуты врасплох. С помощью подобных исследований мы сможем приблизиться к ответам на этот и ему подобные вопросы, сможем больше узнать об устройстве нашего вооружения и оборудования. Поспособствуют они и более качественному планированию.

Мартин потер нос.

– Ну и что же из себя представляет ваше строение? – спросил он.

Хаким спроектировал полученные схемы и расчеты.

– Первое, что мы поняли, – начал он, – это то, что «ноуч» – это мгновенная связь, независящая от расстояний. Достигается такое путем смешения двух видов частиц – в данном случае атомных ядер. Но это происходит лишь в том случае, если частицы «поверят», что они одинаковые. Второе – реально создать частицу, способную ввести в заблуждение целую матрицу, убедив матрицу, что она, эта частица, имеет вполне определенную структуру, месторасположение и предисторию. Но такую частицу вполне возможно изготовить тем же образом, как и так называемую «фальшивую материю». Можно создать частицу, которая будет сопротивляться давлению, но не сопротивляться ускорению, которая будет иметь размеры, но не иметь массы.

– «Ноуч» может стать ключем к разгадке многого, – продолжила эстафету Дженнифер – Чтобы осуществить отправку «ноуча», необходимо перемешать элементы посылаемой частицы – тем самым изменив информацию о ее характеристиках.

– А что вы имеете в виду, говоря, что частицы «верят» во что-то? – спросил Мартин.

– Поведение частицы зависит от ее структуры, – в часности, от того, как мы ее переделаем. Хотя «поведение» такое же малоподходящее слово, как и слово «вера». Нет, мы, конечно, не думаем, что частицы живые или разумные. Но им присуще вполне конкретные характеристики, вполне определенное поведение. Что, впрочем, распространяется не только на частицы, но и на такое всеобъемлящее понятие, как «пространство-время».

– Ладно оставим эту глобальную тему, – сказал Мартин. – Расскажите лучше, о чем еще говорят ваши цифры и расчеты.

– Создав фальшивую материю, – продолжил Джакомо, – можно убедить основные элементы матрицы, что они имеют дело с настоящей материей. Пользуясь «ноучем», мы внедряемся в привилегированные каналы, используя частицы, которые способны убедить частицы этих каналов, что они ничем не отличаются от них самих. Срезонировав, они оказываются под нашим локальным контролем.

Существует несколько способов превращения частицы в античастицу. Бозоны, приближающиеся к частице, могут нести информацию из своего источника, перемешанную с информацией привилегированных отрядов. Бозоны являются и переносчиками энергии, которая воздействует на характеристики частицы, изменяя в ней, в первую очередь, последовательность битов информации.

– Энергия – это тоже информация? – спросил Мартин.

– Энергия – катализатор информационных изменений. Ее можно назвать информацией только в несколько ограниченном смысле. Для превращения частицу в античастицу можно воспользоваться извращенной информацией привилегированных отрядов и с ее помощью изменить внутреннюю структуру частицы. То есть, некий бозон, несущий извращенную информацию, способен оказывать влияние на внутреннюю структуру частицы, заставляя эту частицу действовать с ним согласованно или же заставляя ее вступать в резонанс с античастицей…

– Резонанс?

– Да, при резонансе происходит перенос всех характеристик с античастицы на частицу. Это делает их конгруэнтными. По тому же принципу работает и «ноуч».

– Мы так думаем, – поправила его Дженнифер.

Мартин разбирался с трудом не только в представленном момерафе, но даже и в объяснениях приятелей.

– Мне придется просто принять на веру некоторую часть ваших исследований, – сказал он устало.

– О нет, – запротестовал Хаким. – Попробуй разобраться с этим наедине. Мы можем ошибаться, поэтому нуждаемся в критике.

– Боюсь, что я не смогу что-либо посоветовать.

– Мы сами не во всем можем разобраться, – заметил Хаким. – Мы лишь допускаем, что наши исследования нечто большее, чем теоретическая игра.

Мартин ткнул пальцем в выражение, которое вызывало у него некоторое сомнение:

– А скажите, для того, чтобы превратить материю в антиматерию, много ли понадобиться предварительно иметь антиматерии? Расчет идет частица на частицу или нет?

– Не думаю, – сказал Хаким. – Согласно момерафу Дженнифер, одна частица может стать причиной возбуждения и превращения многих других. Для этого достаточно узнать лишь структуру частицы.

– Что сделать очень непросто, если она находится на расстоянии, – добавил Торкильд.

– У нас нет ключа разгадке, как это сделать, – вздохнула Дженнифер. – Вот в чем различие между теорией и практикой.

Мартин тоже вздохнул.

– Все понятно? – поинтересовался у него Торкильд.

Мартин закрыл глаза и покачал головой.

Мартин сидел один в опустевшей комнате. Он пытался освоить момераф, но его мысли были заняты другим. Он думал о том, насколько изменилась команда в последние месяцы. Люди стали похожи на пассажиров, которые претерпевают худшие времена на корабле, плывущей наугад, или на расхлябанных, унылых студентов.

Ему страстно захотелось, чтобы время неслось стремительнее, чтобы события развивались, назначались свидания, происходило что-нибудь значительное, что-нибудь нетеоретическое.

Розины притчи становились все совершеннее, все изощреннее.

Соревнования по бегу закончились. Ганс выставил свою кандидатуру против победителя десяти этапов Рекса Дубового Листа и обыграл его на две секунды. Чрезвычайно гордый победой, Ганс отобрал для себя двух Венди для веселой вечеринки. Они стали его первыми партнершами с того момента, как он стал Пэном.

Мартин не заметил, кто были эти Венди, он слишком устал от нарастающего количества сплетен. Его не интересовало, с кем спал Ганс, украл ли он любовницу у Гарпала, как не интересовало и то, кто предпримет попытку овладеть Розой.

Сама же Роза – похудевшая на килограммов пять, с суровым, но и одновременно счастливым лицом – стала для Мартина наиболее интересной и тревожащей персоной на борту «Спутника Зари».

Мартин пришел в носовой отсек, когда он опустел, чтобы расслабиться перед звездной схемой и понаблюдать Вселенную без чьих-либо комментариев. Звезды впереди еще не изменяли свой вид – казалось, эти яркие точки навсегда застыли на фоне безмерной тьмы.

Теории Дженнифер расстроили его. Он представлял себе невидимых врагов, которые, нанося им вред, действовали на расстоянии, как кукловоды.

– Какого черта мы здесь делаем? – спрашивал он сам себя. Мартин пришел в носовой отсек помолиться, но он не мог сообразить, чему и за кого. Ничто не волновало его, никто не сочувствовал ему, никто не знал, что он в носовом отсеке. Никто не догадывался, как он одинок. Ничто не изменилось от того, что он был расстроен и нуждался в помощи, от того, что он Мартин, сын Артура Гордона, потерял путеводную звезду. Выполнение Работы уже не казалось достаточной причиной, чтобы жить.

Его отец наверняка решил бы, что вид глубокого космоса – самая прекрасная и впечатляющая вещь, какую только можно пожелать. Мартин не видел ничего, кроме рассыпанных брызгов света, утомительно действующих на глаза.

Он боролся с остатками боли много десятидневок, но горе мучало его, как плохо заживающая рана. Со временем боль уйдет, и Тереза действительно умрет для него… И Вильям…

Мартин тихо застонал. Он так много должен Вильяму, но ничего не может дать ему эмоционально, ни сейчас, ни когда-либо еще.

Кроме горя, ранящего его своими острыми краями, ничего не имело значения для Мартина. Унылое небытие поселилось в его душе – черное, как тьма между звездами. Комфортная пустота влекла к себе возможностью полностью отдаться ей, раствориться в ней.

Он думал о том, что обрадовался бы смерти, если бы она была концом и ничем больше.

То, чему он мог помолиться, оставалось слабым лучом надежды в его сознании. Это было нечто наблюдающее, оценивающее, сочувствующее и таинственное. Эта мудрость, сохранившаяся среди борющихся цивилизаций, обладала направляющей силой и давала шанс.

Это Нечто убаюкивало и пестовало его умершую любовь на своей груди, оно знало о его измене, но позволяло успокоение.

Он думал о мощном оргазме с Паолой, гораздо более сильном, чем те, что он испытал с Терезой.

Разочарование и звезды. Отличное сочетание, – подумал он.

Он призвал боли вернуться, позволил депрессии охватить его. Сердце замедлило свой ритм, веки закрылись, обволакивающее покрывало отчаяния накрыло его. Оно было более явным, чем память, ответственность или повседневная тоска жизни на корабле.

Никакого вмешательства.

Никакой заботы.

В любом случае эффект был успокаивающим. Он давал возможность отключиться от сложности мира, избавиться от борьбы и помешательства ума.

В середине спортивных состязаний, в период отчаяния Мартина, Роза Секвойа исчезла.

Кимберли Кварц и Жанетта Нападающий Дракон нашли ее обнаженной и полумертвой от жажды через пять дней. Они принесли ее в учебную комнату. Ариэль встала на колени и, оттянув голову Розы назад, пыталась влить в рот Розы воду. Взгляд блуждающих глаз Розы витал где-то в пространстве между людьми.

– Какого черта ты это сделала?! – заорала на нее Ариэль.

Роза улыбнулась. Струйка воды текла из ее рта, потрескавшиеся губы кровоточили. Ее лицо было запачкано засохшей кровью, нижняя губа искусана.

– Оно снова приходило ко мне, – пробормотала она. – Я стала опасной. Я могла нанести вред кому-нибудь.

Ганс, взбешенный, ворвался в учебную комнату и, отодвинув Ариэль, встал перед Розой.

– Поднимайся, дьявол тебя побери, – зашипел он.

Роза послушно встала, пошатываясь, от нее исходил кисловатый запах, на груди виднелись капли засохшей крови.

– Ты что спятила? – закричал Ганс.

Она покачала головой, застенчивая улыбка обнажила раны на губе. Они все еще кровоточили.

Ганс схватил Розу за руку и обвел глазами комнату в поисках того, к кому можно обратиться. Ариэль вышла вперед и Ганс протянул ей, словно собачий поводок, безвольную руку Розы.

– Накорми и вымой ее. Затем запри в ее каюте. Жанетта, а ты будешь охранять дверь, чтобы она не могла выйти.

– Я должна рассказывать истории сегодня, – кротким голосом сказала Роза. – Поэтому я и вернулась.

– Ты ни с кем не будешь говорить, – отрезал Ганс. Заложив руки за спину, он, не оглядываясь, удалился.

Мартин последовал за ним. Его уныние сменилось гневом.

– Она больна, – сказал он Гансу. – Она не может отвечать за свои поступки.

– Я тоже болен, – отпарировал он. – Мы все больны. Но она, к тому же, сумасшедшая. А как насчет тебя? – накинулся он на Мартина. – Да ты раскис, как последняя мокрица. Гарпал не лучше. Что, черт побери, происходит?

– Мы упали в глубокую яму, – ответил Мартин.

– Так давайте выбираться из нее – вместе, с божьей помощью!

– Бога нет. Я надеюсь, что нет. Никто нас не слышит.

Ганс посмотрел на него с сожалением.