Текст книги "Андрей Боголюбский"

Автор книги: Георгий Блок

Соавторы: Александр Кузьмин,Георгий Северцев-Полилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 49 страниц)

XXV

Грустными возвращались названые братья и Марина. Следы пропавшей без вести Елены не были найдены.

Какая-то тайная сила удерживала девушку открыться братьям, и они по-прежнему считали её княжим отроком. Полная неожиданностей боевая жизнь заставляла Марину забывать свой пол, она делила наравне с другими дружинниками все трудности и невзгоды похода.

Нередко, желая развлечься, приглашал её князь Андрей и заставлял играть на гуслях. Отдавшись мыслям об исчезнувшей матери, девушка выливала свою скорбь в печальных звуках инструмента, в них находила она отраду и забвение своему горю.

– Ты ещё искуснее стал играть, Максим! – заметил князь, прислушиваясь к мелодичным звукам инструмента. – Чую, что на душе твоей какое-то горе… Откройся мне, Максим!

– Родимую я потерял, княже!

– А где же она была?

– В Киеве… – тихо проговорила девушка и залилась слезами.

– Жалею я тебя, отрок! Но горю твоему помочь мне не можно. Сколь времени её ты не видел?

– Давно уж, княже!.. Она пропала во время осады.

– Я заменю тебе родимую! – ласково проговорил Андрей, кладя свою руку на смуглую голову девушки.

Марина всё ещё боялась открыться в своём обмане князю, какой-то стыд удерживал девушку от признания.

Возвратившись во Владимир, она навестила своего учителя, старого изографа Мирона, очень обрадовавшегося свиданию с ней.

– Поди, теперь разучился ты, Максим, писать святые иконы? Руки в ратном деле, поди, загрубели?

– Нет, дедушка, могу хоть сейчас: я в битвах не был, – и она рассказала ему свои похождения в Киеве.

– Ах ты, бедный, матушку родную потерял! – сочувственно проговорил старик. – А может быть, она куда-нибудь скрылась? – добавил он.

Луч слабой надежды озарил душу девушки, она чутко прислушивалась к словам старика, находя в них утешение. Порой почему-то ей вспоминался таинственный старый нищий, два раза встреченный ею, приходили также на память пророческие слова его, и она всё ещё надеялась увидеться с матерью.

Хотя союзные князья уже подходили к Новгороду, князь Андрей всё ещё медлил во Владимире. Часть дружины тоже оставалась с ним, остальная часть вместе с Михно под начальством Бориса Жидиславича находилась под Новгородом. Нужно было ехать, наконец, и князю…

– А ты, пожалуй, оставайся дома: я не возьму тебя с собою! – сказал князь Марине.

Всегда охотно следовавшая за князем девушка была довольна, что князь оставляет её во Владимире, она могла снова заниматься изографным искусством, которое так любила. В ней сказывалась женщина, ей были не по душе кровавые сечи.

– От нечего делать вы с Мироном новыми иконами украсите собор да в монастыре, в трапезной, стены распишите! – сказал Андрей. – А когда я после победы вернусь сюда, ты опять поступишь ко мне, и будешь исполнять свои прежние обязанности!

На другой день после молебна, сопровождаемый епископом и толпою народа до самой околицы, князь выехал из Владимира.

Трещали суровые морозы, снега этот год были большие, нелегко было дружине и прочим ратным людям идти походом, а равно и стоять станом в ожидании прибытия набольшего князя. Многие из князей соединённой рати роптали на задержку, а в особенности Дорогобужский Владимир, дядя Мстислава [63]63
  …Дорогобужский Владимир, дядя Мстислава… – Владимир Мстиславич (1132-171 или 1174) – младший сын Мстислава Великого, дорогобужский князь с 1169 г., в конце жизни четыре месяца был киевским князем.


[Закрыть], бывшего князя киевского. Он и дружина его готовы были даже покинуть остальных союзников и вернуться к себе, на Волынь. Да и прочие князья ссорились между собою, завидовали друг другу и с нетерпением ждали, когда поход окончится, и они вернутся в свои уделы.

Прибывший к рати Андрей видел это всё ясно и торопливо стал готовиться к осаде, сознавая, что дальнейшее промедление усилит общее недовольство и ослабит силы нападающих.

Целых три дня устраивали союзники "острог" около Новгорода, а на четвёртый решили начать приступ.

XXVI

В великой тревоге был Новгород. Не раз собирали вече, толковали, что предпринять. Князь Роман советовался с посадником Якуном, именитыми гражданами и торговыми гостями.

– Великую беду готовит нам суздальский князь! – говорил Якун, пожилой, но ещё крепкий старик.

– Сказывали прибежные люди, – отозвался Лука, богатый гость,– что, помимо своих суздальцев, ведёт он смолян, рязанцев, муромцев и полочан!

– Пришла беда… Давайте молить Господа, чтобы пронёс Он тучу мимо нас! – вмешался в разговор Харлампий Краюга, сотник.

– Пошла выволока, так не зевай! – пошутил кто-то.

– Небось, сумеем за себя постоять! На свои руки топора не уроним! – бойко откликнулся Лука.

– Эх, други, не то время, чтобы шутки шутить! – с укором проговорил старый торговый гость Акинфий, бывавший не раз в заморских краях. Он вёл немалую торговлю с византийскими городами.

– А что ж, по-твоему, дедушка, плакать, что ли, нам?

– Эх ты, парень! – перебил говорившего старик. – Плакать, правду ты сказал, нам нужно!

– Аль не слыхали, что говорил архиепископ? – сурово проговорил посадник. – В трёх храмах он видел плачущую икону Богоматери.

– Да неужто?

– Вот напасть-то!

– Сама Владычица?!

– Да, Пресвятая Богородица слёзно молит Сына Своего не предавать Новгород погибели, как Содом и Гоморру! – пророчески промолвил Акинфий. – Но помиловать нас, как ниневитян [64]64
  …как ниневитян… – Ниневия – древняя столица Ассирии, взятая и разрушенная в 612 г. до н.э. нововавилонскими и индийскими войсками.


[Закрыть]!

Шутки и пересуды смолкли, бойкие новгородцы приуныли.

– Давайте помолимся, други! – предложил Акинфий, – а опосля пойдём все к князю, будем совет держать!

– Истинно, дедушка, говоришь! Правду!.. Возьмут суздальцы Новгород, посекут нас, как киевлян, жён и детей в полон уведут!..

– Не увезти ли баб и детей из города? – предложил Лука.

– Поздно, брат, спохватился: враги кругом нас обложили!

– У меня одно утешение только и есть, внучка Евфимия… – печально выговорил Акинфий. – Куда уж мне, старому, защитить её, коль враг в город ворвётся!

– А у меня жена молодая и дети малолетки! – отозвался Лука.

– Мать старуха, братишки малые!

– Сестра, отец больной…

Беспокойство всё росло, никто не знал, что предпринять, опасность была очевидна, спасения для города не было никакого.

Задумался и молодой князь Роман.

Он сознавал всю непрочность своего стола, но не хотелось ему изменять крестному целованию, которое дал новгородцам, когда пришёл к ним княжить.

В княжих хоромах собрались: архиепископ новгородский Иоанн [65]65
  Иоанн (Илья) – новгородский архиепископ в 1160-х – 1170-х гг., впоследствии приобщённый к лику святых.


[Закрыть], посадник и выборные люди.

– Люд новгородский, – решительно сказал князь, – коли поволите, уйду от вас, а вы возьмите к себе опять Святослава!.. Увидит князь Андрей ваше покорство, не разорит он Новгород Великий, наложит он на вас лишь пеню и дружбу с вами заключит…

– Тебя мы, князь, избрали волею народной… Не стать нам милости просить у суздальского князя! – горячо проговорил Якун. – Не повелитель он над Осударем Великим Новгородом, живём мы волею своею!

– Постоим за святую Софию!

– Не выдадим тебя, княже! Что мир порядил, то Бог рассудил!

– Володей нами! Господь поможет, и Новгород мы отстоим!

Воодушевление было всеобщее, о сдаче никто не думал.

Все приготовились бороться до конца.

– За правым Бог! – проговорил боярин Даньслав Лазутинич [66]66
  Даньслав (Дачслав) Лазутинич – новгородский воевода, в 1168 г. ездил в Киев за князем Романом, приглашая его на княжение, в 1169 г. собирал дань в новгородских северных владениях, в том же году разбил напавшие на его дружины превосходящие войска Андрея Боголюбского.


[Закрыть]. – Попомните-ка, други, как я, когда ходил собирать дань с севера: дружины у меня не более четырёхсот было… Андрей надвинул на меня в семь тысяч рать. Господь помог, я суздальцев разбил и с них ещё взял дань. Он, Милостивый, и теперь нас не оставит!

Такая уверенность в победе ещё более воодушевила новгородцев. Защитники Новгорода проводили целые дни сторожа его деревянные стены, готовясь отразить врага, откуда бы он ни появился.

На всякий случай для женщин и детей были устроены убежища в храмах и в подземельях под ними. Новгород был готов принять врага.

XXVII

В суздальском стане шли приготовления к приступу Князья, уверенные в победе, заранее делили между собою по жребию улицы, жён и детей новгородских, ссорились, уговариваясь между собою, кому сколько достанется пленных.

В особенности старался захватить побольше Олег Святославич Северский.

– Не минует моих рук богатая новгородская казна... Да и товаров у них немало, сколь их они из-за моря на ладьях привозят!

– Вестимо, так! Одной парчи-то сколько!..

– А ефимков золотых?! Почитай, бочки набиты!..

– Всего у них вдосталь… Тем и горды… Поразберём немного, спесь-то с них пособьем!..

– Не будут менять князей!.. Один неладен, другого надо! – сказал Владимир Дорогобужский, тоже пытавшийся сделаться князем новгородским.

Один Андрей не вступал в их споры, его планы были гораздо шире, он не думал о богатстве Новгорода, он надеялся собрать под свою властную руку все княжества Северной Руси и этим союзом крепко сплотить Русь: то, что гораздо позже сделал Иоанн III, было заветною мечтою Андрея Боголюбского. Прозорливым умом он видел, что единственное спасение Руси и её могущество – в единении.

Молча сидел у себя в ставке, закутавшись в тёплую шубу поверх кафтана, князь суздальский; сон бежал от его глаз; до рассвета ещё было далеко; снежная буря завывала. Сын Андрея, Мстислав, и боярин Жидиславич мирно спали. В голове Андрея длинной вереницей проносились картины его тревожной, полной опасностей жизни, вспоминал он свои походы с отцом, сидение в Вышгороде, тайный уход оттуда, прибытие в Боголюбово, постройку храма, объявление себя суздальским князем, Владимир…

Какое-то странное предчувствие томило князя. Всегда уверенный в победе, на этот раз, хотя дружина его вместе с союзными князьями значительно превосходила новгородских защитников, он чувствовал какой-то невольный трепет. Тайный голос говорил ему: "Остановись! Не иди на приступ!" Андрей старался побороть в себе это чувство, но не мог.

Запела труба.

Как встревоженный улей закопошился пробуждённый стан. Начались приготовления к приступу.

Было совершенно темно. На морозном небе только что стали тускнеть звёзды: рассвет надвигался. Перед суздальцами безмолвно лежала тёмная громада города. Глухо звенело вооружение ратников, да иногда тускло поблёскивал щит конного боярина.

К самым стенам дружина не могла подступить, опасаясь засады со стороны врага, и выслала впереди себя соглядатаев. Скоро вернулись последние.

– Новгородцы спят… Они не ожидают ночью приступа. Захватить город будет легко…

Боярин Жидиславич внимательно выслушал разведчиков, но всё-таки не решился идти на приступ, не переговорив предварительно с другими князьями.

Вскоре съехались они вместе и стали обсуждать, как вести бой.

– Ты, князь Олег, вместе с братом Игорем обойдёте тын с левой стороны! – сказал Мстислав Андреевич [67]67
  Мстислав Андреевич (1147-после 1172) – сын Андрея Боголюбского, руководивший походами на Новгород и Киев, в последнем случае отказался принять киевский престол, посадив на него дядю Глеба.


[Закрыть]. – Князья Ростиславичи, разлейтесь волной о правый бок его… Князья Глеб и Всеволод Юрьевичи зайдут ещё вперёд, к берегу Волхова, а я с дядей Владимиром и с другими князьями ударю прямо!

Все были согласны, план приступа был решён.

– Чтоб знали вы, когда зачинать, дружинник мой пошлёт калёную стрелу в город!

Князья молча разъехались. Приступ должен был скоро начаться.

Андрей, томимый предчувствием, вернулся в ставку; он готов был отказаться от намерения брать город. Колебание его усиливалось; он знал, что ещё можно всё остановить, предотвратить кровавую сечь, но самолюбие не позволяло ему решиться на последнее.

Ночь медленно уходила. Стан опустел.

– Нет, всё же остановлю я приступ! – решительно воскликнул Андрей.

Но было поздно. Послышались крики. Закипела сеча. Бой начался.

XXVIII

Всю ночь со вторника на среду молился новгородский архиепископ Иоанн в соборе перед образом Спаса. Тихо было во храме, чуть теплилась неугасимая лампада, освещая своим трепетным светом престарелого архиепископа, стоявшего на коленях и со слезами шептавшего слова молитвы.

Утомился старец. Тёмная ночь глядела в окна собора; холодно было архиепископу. И вот, когда, обессиленный долгим бдением, распростёрся перед иконой, услышал он глас от неё:

– Иди на Ильинскую улицу, в церковь Спаса! Возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на "забрало" стены! Она спасёт Новгород!

Объятый страхом и трепетом, поднялся старый архиепископ и, шатаясь, побрёл к входной двери. Спящий снаружи придверник на стук его отворил засовы.

– Беги скорее к братии, разбуди всех! – приказал он служке. – И приведи сюда!

Быстро бросился послушник исполнять приказание старца. Вскоре у соборного храма собралась братия.

– Великое поведаю вам чудо! – проговорил Иоанн и рассказал своё видение.

– Идём, владыко, вознесём на стены Пречистую Владычицу! – сказали в ответ ему иноки.

Слух о видении архиепископа быстро разнёсся по городу.

Около церкви Спаса на Ильинской улице стояла густая толпа, когда иноки с песнопением вынесли святую икону из храма. Народ с умилением встречал Владычицу.

Архиепископ вместе с братией вознесли её на "забрало" стены.

В неприятельском стане было тихо.

Вдруг окружающую тьму со свистом прорезала калёная стрела, она впилась в щёку Богоматери.

В ужасе смотрели новгородцы на кощунственный удар.

Икона медленно сама перевернулась. Из глаз Владычицы заструились слёзы и упали на фелонь архиепископа. Поражённый народ безмолвствовал. Страшное чудо совершилось.

– Други, – тихо проговорил архиепископ, – Владычица скорбит за вас! Вы видели её чистые слёзы…

Старец вдруг весь преобразился. Помолодевшим, звучным голосом он громко закричал стоявшим внизу новгородцам:

– Люд новгородский, постоим за Пречистую!.. Воодушевление охватило толпу.

– Умрём за Владычицу! Постоим за Великий Новгород! – крикнули новгородцы и бросились за стены на врага.

На суздальцев нашло какое-то одурение. Они стали поражать стрелами друг друга и без всякой причины обратились в бегство. Всё смешалось: люди и кони в беспорядке бежали в разные стороны.

Новгородцы кинулись в погоню.

Поражение суздальцев было полное. Князья все спаслись, но дружинников пало немало, много их было также захвачено в полон. По словам предания, их было такое большое количество, что новгородцы продавали потом своих пленных за бесценок, по две ногаты за каждого, то есть по восьми копеек нынешних.

Упоенные победой, новгородцы, удовольствовавшись большим числом пленных, отказались от дальнейшего преследования врагов и возвратились в город.

Чудотворная икона Божией Матери торжественно была водворена на прежнее место в церкви Спаса. Народ дал ей название в память этого чуда "Знамение Божией Матери".

Печально было возвращение союзной рати. Коней оставалось очень мало, большинство из дружинников шло пешком. В довершение всего припасы окончательно истощились, наступил голод. Чтобы избежать голодной смерти, разбитая рать, несмотря на Великий пост, решилась зарезать коней и питаться их мясом.

Обманувшиеся в своих ожиданиях князья печально возвращались в свои уделы.

Невесел был и Андрей: его планы о сплочении уделов Северной Руси в одно целое рушились. Торжество Новгорода могло повлиять и на его собственные уделы, Суздаль и Ростов, ненавидевшие Владимир за его неожиданное первенство.

XXIX

Названые братья бились отчаянно, спастись удалось только одному Василько.

Фока был окружён новгородцами. Дюжие руки Кузьмы, работника Акинфия, схватили дружинника.

Несмотря на отчаянное сопротивление молодого суздальца, коренастый силач работник связал его, отвёл в дом Акинфия и посадил в боковушку. А сам снова бросился в битву. Горько было Фоке чувствовать себя в плену. Он видел, что их рать бежала, что новгородцы торжествуют победу.

"Продадут меня либо болгарам, либо угонят в далёкие леса на работу. И неведомо будет князю, что его верный слуга пропадает в неволе!" – думалось ему.

Молодой человек знал хорошо, что выбраться из подобного плена нелегко, но всё-таки пытался освободиться от связывавших его верёвок. Все усилия его были тщетны. Тонкие верёвки впились в тело и причиняли ему немалую боль.

В доме, куда его привели, по-видимому, никого не было: все ушли на защиту города. Совсем уже стемнело, надвинулся вечер. Фока почувствовал голод и жажду, но никто не приходил.

"Пожалуй, хозяина этого дома убили в битве, а про меня никто и не вспомнит: придётся мне, верно, погибнуть!" – снова пришло в голову дружинника.

Но точно в опровержение его думы застучал тяжёлый запор, дверь распахнулась, и в боковуше затрепетал слабый огонёк щипца.

– Ты где здесь? – услышал Фока женский голос.

Он поднял опущенную низко голову и взглянул. Перед ним стояла молодая девушка.

– Поди, ты, бедняга, изголодался? – сострадательно спросила она, и на её больших голубых глазах показались слёзы.

Не дожидаясь ответа, она положила рядом с пленником на лавку большой кусок чёрного хлеба, посыпанного солью, и поставила жбан квасу. Фока благодарно взглянул на нежданную посетительницу.

– Спасибо, госпожа, за доброту твою! Только как же я буду пить и есть? Руки-то у меня связаны.

– Пожалуй, я тебя развяжу! – нерешительно проговорила девушка. – Только поклянись мне, что ты не убежишь!

– Куда уж тут бежать! – грустно проговорил Фока. – Изволь, поклянусь!

Девушка робко подошла к пленнику и принялась распутывать туго впившиеся в тело верёвки.

– Ну, спасибо! – радостно проговорил молодой человек, с наслаждением разминая затёкшие руки: – А есть-то хочется! – добродушно продолжал он и жадно набросился на еду.

– Ах ты, бедняга! – участливо заметила незнакомка.

– У кого я сейчас нахожусь? – с любопытством спросил Фока, несколько утолив свой голод.

– Ты в доме моего деда, Акинфия Щиковата, богатого гостя новгородского!..

– Эх, угонит меня твой дед на своих ладьях в заморские края! – тяжело вздохнув, проговорил суздалец.

– Этого не бойся! Дедушка уж давно торг прекратил.

– Ну, ещё того хуже… Пошлёт в леса на работы… Аль продаст куда в ещё горшую неволю!

– Не горюй, паренёк! Упрошу я дяденьку, чтобы тебя здесь оставил. А там, придёт время, и на волю отпустим! Чай, тебя матушка родная заждалася?

Печально улыбнулся пленник.

– Аль ты сирота? – продолжала расспрашивать девушка.

Её ласковые расспросы заставили молодого дружинника рассказать ей всё, с ним случившееся.

– Ах ты, бедный, бедный! – сочувственно произнесла Евфимия. – Матушку и сестрицу потерял. Вот получишь свободу и ступай их отыскивать.

Молодой девушке сильно пришёлся по сердцу статный дружинник: она не задумалась бы отпустить его сейчас, если бы имела свою волю. Долго беседовали между собою молодые люди. Кругом царила полнейшая тишина, никто не мешал их разговору. Отчаяние, овладевшее суздальцем, сменилось покоем; ему казалось, что он вместо плена находится в родном доме.

XXX

Только ранним утром вернулся домой старый Акинфий. В доме ещё все спали.

– А я к тебе, хозяин, пленника приволок! – встретил старика работник.

– Ой ли? Молодец же ты, парень! Иди, кажи мне его!

Фока мирно спал, когда его разбудил энергичный толчок Кузьмы. Он открыл глаза и с изумлением посмотрел вокруг, не понимая, где находится.

– Здравствуй, молодец! – приветливо сказал старик. – Ко мне в гости пожаловал? Да жаль, что не по своей воле!..

Пленник молчал.

– Много гостей таких ноне в Новгороде Великом! – продолжал старик. – Господь Бог покарал за то, что святую Софию изобидеть хотели.

Вспыльчивый Фока не мог больше сдерживаться: южная кровь сказалась.

– На всё Господня воля… Не нам об этом, дедушка, рассуждать!

– Истинно так, парень! – согласился старик. – Коль не заступа Владычицы, не избежать бы нашему городу ваших рук… Ведь хуже злых агарян [68]68
  …хуже злых агарян… – имеются в виду язычники.


[Закрыть] предерзостны ваши суздальцы: калёной стрелой поранили Владычицу…

И Акинфий рассказал о чуде. Изумлённо слушал пленник старика.

– Вот видишь, паренёк, на чьей стороне вина-то! – укоризненно проговорил он. – Да что я, однако, с тобою толкую… Ты, поди, голоден?

– Спасибо, дедушка, за ласку! Сыт… Внучка твоя приносила мне поесть…

– Ишь, она шустрая какая! Доглядела… Пленнику был интересен исход битвы.

– Расскажи, дедушка, чем кончилась сеча? Много ли наших полегло? Живы ли князья?

– Ой, много полегло вашей рати! Князей, кажись, ни одного не захватили, все ускакали…

И старик рассказал молодому человеку все подробности приступа. Печально внимал Фока словам старика.

– Ну, ты пока посиди здесь! А опосля я приду, потолкуем, куда тебя определить! – сказал хозяин и ушёл из боковуши, сопровождаемый Кузьмою, крепко затворившим двери.

Потянулись скучные дни плена. Старик никуда не посылал Фоку и не продавал его в полон, но не выпускал пленника из боковуши, опасаясь, чтобы он не убежал.

Евфимия часто навещала молодого дружинника, их мирные беседы продолжались. Молодая девушка была круглая сирота, кроме старого деда, родных у неё никого не было. Она чувствовала невольное влечение к такому же сироте, как и она сама.

– Дедушка, – робко обратилась она к старику, – выпусти Фоку из боковушки! Никуда не уйдёт!

– Ты, что ль, за него поручишься? – шутливо спросил тот.

– Да он тебе сам слово даст, что не уйдёт.

– Ну, ладно, коль так! Пущу парня!.. Старик исполнил своё обещание.

Освобождённый дружинник сдержал своё слово: не делал попыток к бегству. Он по-прежнему помещался в боковушке, исполняя все работы, которые поручал ему старик.

Акинфий всё больше и больше привыкал к Фоке, ему нравился скромный молодой человек. Привыкла к нему и Евфимия, ей было приятно присутствие молодого дружинника, всегда с радостью её встречавшего. Но всё-таки черныш скучал по Василько и по князю, они казались ему теперь такими далёкими и недоступными.

Новгород успокоился; ожидать нового нападения со стороны суздальцев было нельзя: рать их была расстроена, а помощи ждать было неоткуда; раздоры между другими князьями продолжались.

Часть пленных суздальцев была выкуплена своими близкими, последние сообщили в Суздале о нахождении в плену Фоки. Князь Андрей прислал за него выкуп, и Фока получил свободу.

Грустно было расставаться молодому человеку с полюбившейся ему девушкой, жалел он и старого Акинфия, к которому очень привык, но чувство свободы пересилило всё остальное. Сердечно распрощавшись со стариком и его внучкой, Фока уехал.