Текст книги "Андрей Боголюбский"

Автор книги: Георгий Блок

Соавторы: Александр Кузьмин,Георгий Северцев-Полилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 49 страниц)

7

За башнями теремов, за золочёными шлемами церквей разлилась заря. Обряженные в серебро инея, стоит, не шелохнутся стройные ели, до земли свесив свои нарядные ветви. На крышах – высокие сугробы искрящегося морозного снега. И палаты бояр и избы щедро украсила зима.

Отворив обитую рогожей дверь, Алексей выскочил во двор. Медленно тянулись к небу голубоватые дымки. Над обледенелым срубом поднялся одним концом кверху журавль с привязанной бадейкой. Алексей подтянул бадейку, опустил её в тёмную густую воду. Из конюшни вывел напоить коня мечника.

На улице скрипели калитки, под ногами хрустел снег. Вкусно пахло свежим хлебом, который пекли у соседей. Алексей второй раз подошёл к колодцу – нужно было принести воды в избу. В ворота кто-то ударил. Поставив ведра, Алексей побежал отворять, да так и застыл. С незнакомым монахом во двор вошёл дед Кузьма. Борода старика была всклокочена, на глазах грязная повязка.

– Дедушка… Дедушка… – бросился Алексей к нему на шею.

Дед Кузьма дрожащими руками начал ощупывать лицо внука, снял шапку, погладил волосы. Что-то страшное показалось Алексею в движении его рук.

– Жив, Алёшка… Ну, слава Богу… Спасибо, добрый человек, – обратился он к монаху, – теперь я у своих.

Дед с внуком, обнявшись, медленно побрели к дому.

– Ослепили они меня там, Алёшенька, вынули очи! Ослепили…

При этих словах у Алексея что-то оборвалось внутри, а ноги словно примёрзли к месту:

– Как – ослепили?.. Что ты говоришь? Только теперь понял Алексей, какая страшная беда стряслась с дедом.

Навстречу выбежали Николай и Прокопий. Дед Кузьма снял повязку – все увидели страшные, пустые глазницы. Николай и Прокопий молча переглянулись. Прокопий отвернулся, скрипнул зубами.

– Проклятый Федорец! Словно волк лютый.

На другой день весь Владимир узнал, что на епископском дворе ослепили Кузьму. Княжеские мастера и подмастерья, их жёны и дочери тихо входили в избу, кланялись хозяевам, шли к лавке, где лежал накрытый полушубком больной. В углу мерцала лампада под ликом Божьей матери: молодая женщина держала на руках младенца и смотрела на людей глазами, исполненными печали.

Горожане присаживались к изголовью Кузьмы, молча смотрели на повязку.

– Что же они творят? Неужто Богородица учит их ослеплять людей?

8

Кузьма пролежал несколько дней, а когда немного вошёл в силу, стал выходить во двор. Повернув своё невидящее лицо к солнцу, болезненно улыбался и говорил Алексею:

– Вот, ослепили они меня, а солнышко чувствую. Сейчас оно здесь, – показывал он в ту сторону, где находилось солнце.

Алексей удивлялся, что дед всегда указывал безошибочно. Иногда, взяв внука за руку, Кузьма спрашивал:

– На деревьях-то сейчас иней, а снег голубой? Алексей отвечал односложно, тихо. Немного помолчав, Кузьма поворачивался к нему и говорил:

– Красота-то какая! Алексей не знал, что сказать.

Однажды, когда Николая не было в избе, дед сидел, опершись руками на лавку, и о чём-то думал.

– Что ты мне про Арину ничего не скажешь? Алексей вздрогнул:

– Не видел я её давно. Как случилось это с тобой, не ходил я к ней.

Дед ухмыльнулся.

– Это ты зря! Сказывал мне Николай, что хороша она, красива. Раз была здесь, привёл бы ещё. Уж больно мне хочется её посмотреть!

Алексей молчал. В разговоре дед по привычке говорил о себе, как о зрячем.

9

В неясных толках и разговорах до кузнецов докатывалась тревожная жизнь Владимира. Приходившие к старикам соседи говорили, что в городе и на княжеском дворе не всё спокойно.

На торгу небольшими группами собирались горожане.

– От притеснений и поборов жить больше невмоготу! – кричал пожилой мужик в заплатанном кафтане. – Подводы для войска давай, жито и овёс давай, работаем задаром!

– Когда князь приехал сюда, думали – будет лучине.

– Новая метла всегда хорошо метёт.

– Долго ли терпеть будем?.. А тут владыка Фёдор…

От дверей собора, гремя веригами, прискакал юродивый, ступая красными босыми ногами по снегу. Приставил ко лбу два пальца, закричал по-козлиному:

– Я тоже епископ! Почему мне не поклоняетесь! Али не видите рогов…

Посмотрели на юродивого изумлённо, молча переглянулись. Не боится попасть к Фёдору?.. Старший щитник поднялся на колоду:

– Братцы, почто терпим? Ослепили на епископском дворе кузнеца Кузьму, двоим горожанам вырвали бороды, одному вырезали язык. Может, князь не знает? Не затем бежали сюда под его руку. Пойдём к нему! Пусть скажет.

Голоса закричали:

– Пойдём к князю!

Какой-то рыбак поднялся рядом со щитником:

– Други, пойдём к кузнецу, возьмём и его – пусть полюбуется князь на дела своего любимца!

Толпа одобрительно загудела:

– Покажем кузнеца князю! Пусть посмотрит!

Во главе со щитником и рыбаком все двинулись в посад.

Алексей, Николай и Кузьма сидели за столом, когда услышали, как сразу несколько десятков кулаков ударили в ворота.

Положив ложку на стол, Николай встревожено посмотрел на Алексея.

– Господи, неужто опять за мной? – расплескал по столу похлёбку Кузьма.

– Что ты, дед…

Алексей поднялся из-за стола и вышел во двор. Возвратился он с рыбаком и щитником.

– Пошли, мастер! – обратился щитник к Кузьме. – Пойдёшь с нами на княжой двор. Покажем тебя Андрею. Нет силы терпеть дольше лютости Фёдора! Пусть князь посмотрит.

Николай начал было возражать, но вмешался Алексей:

– Пусти его, Николай, чтобы Фёдор и другим не сделал зла. Пойдём все вместе!

На противоположном конце княжого двора, куда пришли горожане, в конном строю стояли дружинники. Холодно поблёскивали надвинутые на лоб шлемы, застоявшиеся кони переступали с ноги на ногу. Мечник Игорь, повернувшись к строю, что-то крикнул. Всадники тронулись и подъехали к крыльцу. Увидев движение дружинников, толпа на минуту замерла, а потом смело пошла дальше и заполнила двор. Щитник, державший Кузьму за руку, крикнул Игорю:

– Мечник, поведай князю, что пришли его люди! Хотим говорить. Пусть выйдет.

Но князь уже был на крыльце:

– Почто пришли, люди?

Все закричали: «Оголодали!.. Задаром работаем!..» Князь поднял руку:

– Не все. Пусть кто-нибудь один.

Из толпы вышел щитник, поддерживая Кузьму за локоть.

– Пришли, князь, искать твоей правды. Невмоготу терпеть лютости епископа Фёдора! Посмотри, что со стариком сделал…

Глядя на народ, Андрей подумал: «Крикнуть Игорю, чтобы взяли в мечи? Побегут владимирцы, дико крича, оставляя на пути изрубленных… – И тут же трезво: – Их не одолеешь. Сожгут всё дотла и разбегутся по лесам. Тогда прощай замыслы сделать Владимир столицей Руси! Разрознится земля, опустеют соборы…» Князь поглядел на старика, которого горожане вытолкнули вперёд. Жутко было видеть страшные, лишённые очей глазницы. У Андрея остро закололо сердце, как там, в Боголюбове, когда он в первый раз осматривал свой замок. Закусив губу, бледный от гнева, князь обернулся. Он не обратил внимания на притихшего Кучковича, у которого, точно от озноба, не попадал зуб на зуб, не посмотрел на ухмылявшегося Амбала. Глазами Андрей нашёл Фёдора. Епископ сгонял, опустив голову, по привычке перебирая янтарные чётки. С трудом выдохнув подкативший к горлу воздух, князь поднял руку:

– Идите с миром! За обиды ваши виновных накажу. Верьте вашему князю! Он зла вам не мыслит.

Вечером епископ стоял перед князем. Не смея поднять глаз, виновато опустив голову, Фёдор молча выслушивал упрёки Андрея:

– Я думал, найду в тебе достойную опору в борьбе с греческими попами, а ты? Озлобляешь людей, у несчастного старика, мастера моего, вынул очи…

Фёдор хотел что-то сказать, но князь его перебил:

– Молчи, ты скажешь, что он еретик, молился старым богам под овином! Да разве они мешали ему работать для меня, для моей дружины? Половина владимирцев верует бог знает во что, а строит христианские соборы. Надобно искоренять поганую веру, но делать это с разумением, не озлоблять горожан.

Фёдор начал было оправдываться, но князь только махнул рукою:

– Молчи!.. Невмоготу слушать…

Через несколько дней к князю во Владимир, как нарочно, прибыл из Царьграда епископ Леонтий. Шурша шёлком чёрной рясы, он вошёл в приемную горницу с монахом, посланцем патриарха.

Помолившись, Леонтий с послом отвесили князю поклон и попросили слова. Князь разрешил. Посол выступил вперёд. Вытащив пергаментный свиток со свисающими на лентах печатями, протянул Андрею Юрьевичу:

– Тебе, князь, ответ на прошение твоё, посланное его смирению, патриарху.

Андрей ответил сухо:

– Долго же патриарх не мог ответить на мои грамоту!

Посол усмехнулся, но промолчал. Князь передал свиток Паисию для прочтения.

– «Грамота благородия твоего нашему смирению принесена была твоим послом и прочтена была на соборе…»

Князь слушал внимательно. Некоторые места заставлял перечитывать второй раз. Патриарх отказывал в разрешении иметь во Владимире своего епископа и оправдывал Леонтия.

– «Так как мы узнали из грамот священного митрополита и епископов и от самого посла державного и святого нашего царя и от многих иных, что такие обвинения на епископа неоднократно заявлялись на вашем местном соборе и перед великим князем всей Руси оказались недостаточными для осуждения епископа…»

Князь посмотрел на Леонтия. Он стоял, скрестив руки на животе, опустив голову. Пламя свечей поблёскивало в его намазанных маслом волосах. Андрей почувствовал вдруг, что от запаха ладана и елея, который принесли с собой греки, ему стало душно.

– «Этот епископ, – продолжал чтец, – послан твоему благородию, как от самого Бога, нашим смирением и священным великим собором…»

Патриарх выражал надежду, что князь не захочет противиться суду святителей и патриаршему, не захочет просить иного епископа, в противном случае ему грозили отлучением от церкви.

Когда Паисий закончил, в комнате стало тихо. Яким Кучкович наклонился к уху Амбала.

– Фёдору-то конец! – прошептал он, еле скрывая радость. – И Андрей ничего не сделает. Страшное это слово – отлучение!

Князь сидел молча.

– Передай патриарху, посол, – сказал он поднимаясь, – воля его в делах церковных для меня закон. Но как быть с епископом Фёдором, которого он ранее поставил в Ростов Великий?

Монах-грек развёл руками:

– Думаю я, князь, что его нужно послать к киевскому митрополиту для покаяния. Многие грехи совершил он! А в Ростове останется епископ Леонтий.

Андрей опустил голову.

10

С заклязьминских просторов на город порывами налетал ветер и выл протяжно и тревожно.

Алексей встал. Накинув полушубок, вышел за двери. Посмотрел в ту сторону, где за городом находилась деревня Арины.

В последний раз он встретился с ней на посиделках. Тихо гудели прялки, девушки и парни шёпотом переговаривались между собой. Сидя рядом с Ариной, Алексей рассказывал ей о своих делах.

– Дед Кузьма просил тебя зайти к нам. А Николай сказал в шутку, что если мне придётся жениться, то лучшей жены, чем ты, он для меня не хочет.

Когда Алексей сказал это, ему показалось, что лицо девушки покрылось румянцем, а на глаза навернулись слезинки.

– Арина, что ты?

– Боюсь, не судьба нам с тобой, Алёша! – ответила она задумчиво. – Я уж говорила. Женишься на мне – сам холопом станешь.

– Ну, ведь тогда ты всегда со мною будешь. Она кивнула. Алексей хотел обнять её, поцеловать, но не смел. Арина чуть заметно пожала ему руку. Полутёмная комната и весь мир сразу наполнились для него счастьем.

– Ну, что же, авось и в холопстве не сгину. Зато с тобою…

С тех пор прошла вторая неделя, а он её не видел. Алексею вспомнились её глаза, выбившаяся из-под платка прядь волос. В сердце родилась тоскливая щемящая боль. Уж не стряслось ли что с нею?

По наезженной санной дороге Алексей направился к Успенскому собору. У епископского двора он остановился. Мимо, вздымая снежную пыль, проехали два конных, за ними – крытые кожаным верхом сани и сзади несколько дружинников с мечами и красными щитами. Вместе с Алексеем посторонились, став в сугроб снега, два купца. Один, плечистый, в перетянутой красным кушаком шубе, сказал другому:

– Ишь, Федорца-то с каким почётом!.. Князь, сказывают, повелел ему не являться на глаза до тех пор пока не съездит за покаянием в Киев к митрополиту. Пригрозили греки отлучить Андрея от церкви.

– Это князя-то?..

– Страшные времена настали… А Федорца жалеть нечего… Таскал волк, потащили и волка. Не простит ему митрополит, что он против владыки Леона пошёл.

– А как земли Фёдора, деревни?

– Сказывают, взял князь себе.

Вокруг снежными дымками курились избяные кровли. Алексей посмотрел на надвигавшуюся от Ростова Великого тучу и побежал. Бежал, проваливаясь в снег, спотыкаясь и падая. Хотелось скорее передать Арине, что Фёдора больше нет, а есть у них один общий господин – князь…

В избе Кузьма и Прокопий беседовали о новостях. Николай возился у печки, устанавливая на огонь горшок. Отворилась дверь. Вместе с клубами морозного воздуха ввалился запыхавшийся Алексей, а за ним – девушка в лаптях, в платке, который закрывал половину лица. Алексей держал девушку за руку. Сидевшие недоумённо смотрели то на него, то на гостью.

– Ты просил, чтобы я её привёл, – обратился Алексей к деду. – Вот она и пришла.

– Арина к нам пожаловала! – обрадовался Николай, узнав девушку. – В добрый час, милая! Снимай кожушок. Садись.

Арина обмела лапти веничком, сняла платок. Прокопий всмотрелся в её лицо и вдруг покраснел. Он её узнал. Это была дочь той самой холопки, которую он встретил в лесу. Прокопий почувствовал себя почему-то неловко и решил не показывать вида, что девушку эту он знает.

Арина присела на лавку. Она сразу узнала княжого мечника, и ей показалось странным, что он посмотрел на неё, как на незнакомую. «Я ведь холопка, а он… – подумала она огорчённо. – Не нужно было мне идти сюда…»

Алексей повесил кожух Арины на гвоздь, опрокинул по пути кадушку и наступил на кочергу. Все засмеялись.

– Вечно ты с громом да шумом, Алексей! – шутя начал выговаривать Николай. – Хоть бы при гостье был осторожнее. Когда полюбилась мне в молодости одна наша владимирская, – рассказывал Николай Арине, так хотелось быть перед ней самым смелым и ловким. Что любовь-то делает! Пройдусь, бывало, соколом: посмотри, мол, каков я, красна девица… А он? Грохало он! Правду я говорю, Арина?

Арина забыла свои огорчения и улыбнулась:

– А в городе говорят про него, что он ловок да поворотлив. Хороший мастер…

– Не верь, Арина, я его лучше знаю… Николаю было весело. На лице собрались мелкие смешливые морщинки, а глаза стали молодыми и добрыми.

– А это наш дед Кузьма, – подтолкнул он Арину. – В прошлый раз, когда ты у нас была, его не видела?

Девушка посмотрела на Кузьму внимательно и всплеснула руками:

– Дедушка, да я тебя у нашей околицы встречала! Помнишь?

Пошли расспросы и разговоры. Выяснилось, что все уже друг с другом встречались ранее. Алексей начал торопливо и горячо рассказывать о том, что слышал о Фёдоре.

Прокопий подтвердил, что земли Фёдора отошли к князю. Теперь Алексею можно было не бояться, что, женившись на Арине, он попадёт в холопство. Арина сидела рядом с ним. Он смотрел на неё, и ему казалось, будто она стала веселее. Улыбка у неё была другой, более беззаботной. Алексей встретился с ней взглядом, и у него словно оборвалось что-то внутри. Захотелось побыть с ней наедине, с глазу на глаз, поговорить по душам. Он предложил пройтись по Владимиру и посмотреть Успенский собор. Арина согласилась.

В сенях у раскрытой во двор двери они остановились. Алексей не знал, что сказать. Они оба молчали, и молчание это было для них приятнее всех слов. Наконец Алексей спросил:

– Старики-то мои хороши?

– Да, очень хорошие… Алёша! – вдруг шёпотом сказала Арина.

Она приблизилась к нему и стояла рядом, радостно глядя ему в лицо.

– Ты любишь меня?

– Да.

Он ощутил приятный запах её волос и, тихонько взяв её за локти, притянул к себе. Она не оттолкнула а, наоборот, как-то подалась вперёд, навстречу.

– Хороший мой, милый…

Сердце у него замерло, и он крепко прижал её к себе.

Отворилась дверь, и в сени вошёл Прокопий. Увидев целующихся Алёшку и Арину, княжой мечник кашлянул, а когда они посторонились, прошёл молча, глядя куда-то в сторону.

ГЛАВА IX

1

Сердитый ветер гнал косматые тучи на юг. Ясная морозная погода в эту ночь переменилась. Вместо сухого пушистого снега пошёл дождь. Проходя белокаменной мостовой двора, князь Андрей смотрел, как по водостокам, журча, стекала вода. Вспомнилась примета: дождь пополам с солнышком – по утопленнику либо праведник помер.

Догнал отрок:

– К тебе, княже, гонец из Киева.

Андрей заторопился. Несколько дней он ждал известий из Киева и уже начал беспокоиться за Фёдора.

– Ну, что привёз? – спросил он гонца с тревогой.

– Епископ Фёдор приказал долго жить [104]104
  Епископ Фёдор приказал долго жить. – Фёдор (он же Федул, он же Калугер «Белый клобучек») – племянник смоленского епископа Мануила, обвинявшийся позднейшими летописцами в лжеепископстве и «похищении престола». Авантюрист, будучи суздальским игуменом, предлагал на соборе 1168 г. свергнуть киевского митрополита Константина, когда это не удалось, в следующем году ездил в Константинополь с богатыми дарами уговаривать патриарха поставить себя ростово-суздальским епископом, что ему якобы удалось. Был он «нравом зело лют, дерзновенен и бесстуден… в мудрствовании злокознен и страшен». Слухи о его «неправежах» и жестокостях дошли до Киева, и митрополит, который так и не дал благословения на его епископство (т.е. формально Фёдор так и не стал архиепископом), вызвал его к себе «для увещаний». Когда они не помогли (здесь официальная версия расходится с изложением А.И. Кузьмина), Фёдор был выдан Боголюбскому, а тот передал его на суд народного веча. После суровой казни тело «лжеепископа» 8 мая 1172 г. было брошено в Ростовское озеро.


[Закрыть].

Андрей побледнел; повернувшись к мерцающей в углу лампаде, широко перекрестился.

– Отчего преставился епископ?

Гонец замялся. Встретившись с глазами князя, опустил голову.

– Да говори же. Не тяни душу!

– Киевский митрополит казнил его по византийскому обычаю.

– Что ты говоришь, гонец!..

– Князь, они отрубили ему правую руку, вырезали язык, выкололи глаза…

Андрей схватился за голову, присел на лавку.

– Фёдор… Фёдор… Грек-митрополит, а с ним и киевский великий князь решили мне мстить. Мстить за стремление жить независимо от их воли, за попытку сделать Владимир стольным городом всей земли. Убили! Если стерплю, то княжить буду я, а управлять, казнить и миловать – они. Что делать? Андрей закрыл глаза.

– Фёдор, Фёдор… Да что они, обезумели, что ли, в Киеве… Нужно вставать на митрополичью неправду…

Князь очнулся, посмотрел куда-то вдаль, поверх головы гонца, махнул рукою.

– Недобрые вести. Бог нас с киевлянами рассудит.

2

К вечеру все в Боголюбове узнали о казни Фёдора.

За длинным дубовым столом в просторной гридне сидели дружинники: степенный мечник Михно, с широкой окладистой бородой, лихой плясун и забияка Игорь, сдержанный и суровый Прокопий, мечник Василий и другие. Пахло сыростью. На оловянных и липовых блюдах лежала варёная репа, квашеная капуста, редька, окорок кабана, несколько зажаренных зайцев. Дружинники не ели.

Мечник Прокопий повернулся к Игорю. Обветренное лицо с глубоко врезанными морщинами сурово.

– Сходи наверх, к отроку у дверей княжой ложницы, проведай – что князь…

Игорь возвратился скоро.

– Отрок сказывает, что всё ходит из угла в угол.

– Не сказал, будет князь сегодня собирать совет?

– Какой совет! Ходит чернее тучи.

Налив в ковш хмельного мёду, Игорь поднял его вровень с губами, подмигнув сидящим:

– За киевский поход, братья! Можете седлать коней – я вам это и без боярской думы поведаю. Князь Мстислав послал новгородцам на подмогу сына своего Романа с войском, митрополит казнил Фёдора… Это всё против нашего князя! Не простит им этого Андрей Юрьевич! – Игорь расправил могучие плечи, потянулся лениво. – Эх ты, и попируем, други, в Киеве! Там есть чем поживиться. Только не плошай!

– Не поймавши, щиплешь! – буркнул Прокопий.

3

О казни Фёдора Яким Кучкович проведал от своего человека, приехавшего из Киева. Все знали, что расправы с Фёдором князь не простит. Старшие и младшие дружинники в Боголюбове и Владимире толковали между собой по-разному. Одни полагали, что князь пойдёт с дружинами на Киев, другие говорили, что Фёдор давно потерял любовь князя и Андрей Юрьевич отнёсся к известию о его гибели равнодушно. Яким внимательно прислушивался ко всем этим толкам. По дороге из Киева в Ростов заехал к нему знакомый купец и рассказал, что князь Мстислав хочет с нарочитыми людьми ростовскими жить в мире и ищет их дружбы.

– Ты поведай о Фёдоре! – перебил его нетерпеливо Кучкович.

– О вашем лжеепископе? – спросил гость, ухмыляясь.

Вспомнив, что Иван здесь, во Владимире, Яким послал за братом. Иван пришёл.

– Садись, садись, сейчас послушаем! Вошёл Пётр. Яким его тоже оставил.

– Беседа наша будет тайной. Ну и дела в Киеве… Все посмотрели на приезжего купца с длинной, до пояса, бородой, с сухим, иконописным лицом.

Купец долго, смакуя, рассказывал о казни Фёдора, которого предали лютой смерти, яко еретика, на Пёсьем острове. Яким слушал, переводя желтоватые глаза то на купца, то на Петра, то на Ивана. Когда старик кончил, Яким наморщил свой нависший над глазами лоб.

– Не прав медведь, что корову съел, – сказал он хрипло, – не права и корова, что в лес зашла. Поведай, какую речь ты держал с митрополичьим келейником?

Припухшие глазки купца испуганно забегали.

– Говори смело, – сказал Кучкович, – здесь все свои. Сора из избы не вынесут.

– Греческий монах сказал: «Что смотрите на своего самовластна? Неужели думаете, что вам не помогут? Сделайте во Владимире с ним так, как мы здесь с Фёдором».

Старик замолчал, собирая пальцем со стола крошки. Яким постучал по скатерти:

– Слышали, мужи честные? Пётр поднялся:

– Что долго думать, бояре! Свернём самовластцу шею – будем жить господами на своих вотчинах. 1ы, Яким, получишь Москву обратно, я сяду на свои земли.

Яким Кучкович молчал. Внимательно слушавший суздальский купец перегнулся через стол и сипло зашептал:

– Не ведаю, как у вас, бояре, во Владимире, а у нас сильно недовольны князем нарочитые люди. Гнёт в бараний рог! От алчности его великого разорения ждут. В прошлом лете, как я уезжал с товарами, сказывали старики, будто знамение было: родился телёнок о двух головах, а осенью в одну ночь по всему небу пырскали хвостатые звёзды. Не к добру это! Упреждает нас Богородица о великих переменах.

Сидевшие за столом насторожились: великих перемен и грозных знамений боялись больше всего.

– Про знамения и у нас в Ростове толкуют, – промолвил Яким. – Видели-де на луне знаки. Ждут бедствий великих. Говорят, живые будут мёртвым завидовать… – Он умолк и посмотрел на всех из-под мохнатых бровей. – Так-то вот, други…

Наступила тяжёлая тишина. Под печкой шуршали и попискивали мыши.

Яким Кучкович рывком отодвинул пустой ковш:

– Пойдёт князь Андрей с ратью на Клев, а воинское счастье переменчиво. Надо помочь князю Мстиславу. Авось Бог услышит наши молитвы. Надобно упредить: сколько у Андрея конной дружины да пешцев, какими путями пойдёт войско к Киеву… Ты когда поедешь обратно? – спросил он купца.

Тот задумался, пошевелил тонкими губами, высчитал:

– Думаю, через седмицу, Яким.

– Это рано. Придётся кого из своих послать. Гости начали прощаться. Яким остался с братом.

– Андрей повелел мне прислать на его двор коней да жито. Указал мосты ставить. Я ничего не сделал.

Иван повертел головой, словно ворот стал ему тесен. Как жить дальше? Много горьких обид накопилось в боярском сердце. Вспомнил о поборах, которыми обложил князь боярские дворы, о непослушании холопов и орачей, которые только и смотрят, как бы утечь к князю.

Яким слушал, поглаживая бороду. Когда Иван умолк, он положил ему на плечо тяжёлую руку:

– Смотри: что слышал здесь – пусть будет за семью замками, за семью печатями. Киевский князь непременно разобьёт Андрея. Нужно потерпеть. Поговори с мужами ростовскими тайно. Пусть готовят верных людей. Когда кликнем клич, чтобы все были на коне. Думаю, скоро мы свернём самовластцу шею. Тяжёл он для нас!.. А о холопе своём, беглом кузнеце, не беспокойся: ослепили мы его на дворе у Фёдора. Будет знать, как правды искать на своего господина у князя. На епископском-то дворе у нас тоже свои люди.

Как ни зол был Иван на своего холопа, но, услышав, каким тоном Яким сказал об ослеплении, он почувствовал, что у него мороз подрал по коже. «Господи, в кого это у нас Яким?.. Молчит, молчит, а уж как скажет, так словно мечом отрубит…» Как бы отгадав его мысли, Яким посмотрел на брата так, что сердце боярина чуть не оборвалось.

– Оборони тебя Бог выдать кому-нибудь эту тайну! Поддерживая Ивана за локоть, Яким сам проводил его с лестницы, посмотрел, как слуги посадили в седло. Не оглядываясь по сторонам, боярин проехал через двор и только за воротами перекрестился.