Текст книги "Андрей Боголюбский"

Автор книги: Георгий Блок

Соавторы: Александр Кузьмин,Георгий Северцев-Полилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

ГЛАВА VIII

1

В покоях епископа Фёдора, несмотря на тёплую осень, топили печи. Епископ любил тепло и, расхаживая по своей комнате с низкими сводами, время от времени грел руки у раскалённых кирпичей.

Прислонившись к печи спиной, Фёдор послушал, как в маленькое слюдяное оконце стучал дождь. Сегодня на душе было особенно тоскливо.

Послушник зажигал свечи дымным шнурком.

– Ты говорил, что меня кто-то ожидает. Вели войти.

В дверях, отбивая земные поклоны, появился Паисий.

– Ну, почто пришёл? – спросил его Фёдор, заложив руки за спину.

– Дело до тебя спешное, владыко. Фёдор выждал, пока Паисий приблизится.

– Какое же такое дело?

Ткнувшись жирным носом в сухую митрополичью руку, Паисий обдал Фёдора запахом чеснока и редьки.

– Вели, владыко, схватить богомерзкого старика Кузьму, что жительство имеет у княжого мастера-златокузнеца Николая.

– За что же?

– Гневит, владыко, Господа нашего Иисуса Христа, изрытая хулу на тебя и церковь Христову.

– Что же он говорит, сей нечестивец?

– О, епископ, и не пытай! Язык не поворачивается повторить скверну. Превозносит латинян и греков и тайно молится идолам поганым.

Фёдор прошёл в угол и остановился у аналоя.

– Что-то много говоришь ты на этого человека! Может, клевещешь? – Фёдор испытующе посмотрел на доносчика. – Подумай, великий грех возьмёшь на душу свою перед Богом!

Паисий опустился на колени перед иконой и перекрестился:

– Верь, отче! Если я налгал, то провалиться мне на сем месте!

Теперь, когда Фёдор стал епископом, он решил железной рукой искоренять непослушных. Он считал, что этим он укрепит свою власть.

– Ну ладно, будь по-твоему. А что ещё?

– Отче, сотвори благое дело! – сказал Паисий после некоторого раздумья. – Вместе со стариком Кузьмой повели схватить и его внука Алёшку. Оба они язычники, оба бежали от господина своего, боярина Ивана. Вели заточить златокузнеца Николая…

Епископ замахал руками:

– Врёшь ты всё, Паисий!.. Возьмём пока одного Кузьму. Послушаем, что он скажет на допросе.

2

На другой день во Владимире вокруг Успенского собора был крестный ход. Алексей уговорил Николая сходить посмотреть, а сам отправился на Клязьму, в тайной надежде встретиться с Ариной. Кузьма остался сторожить дом.

В раздумье сидел старик на пороге. На дворе купались в пыли воробьи, в лучах ласкового солнца нежилась старая лохматая собака.

Кузьма хотел подняться и бросить воробьям зерна, но остановился. В ворота вошли трое стражников и монах. Монах сказал:

– К епископу Фёдору тебя, кузнец, вызывают немедля.

– Зачем, братья, по какому делу?

– Иди, иди! Там тебе скажут.

Кузьма шёл по улице, окружённый стражниками, и с тревогой думал: «Провинностей за мной нет… Может, владыке что-нибудь понадобилось для соборов по кузнечной части? – Посмотрев на угрюмые лица своих провожатых, подумал с тоской: – Нет, не для добра вызывает меня епископ…»

Дед Кузьма дошёл спокойно. Встреченные по пути мастера-соседи спрашивали стражников:

– Куда ведёте старика? Те отвечали неохотно:

– По спешному делу вызывает дворский. Кузьму втолкнули в узкую дверь башни; он чуть не упал с осклизлой от сырости лестницы. Остановился, хотел приглядеться, но ничего не увидел. Внизу зазвенела цепь.

– Чего стал? Слушайся сюда. Обратно всё едино не выпустят.

Спотыкаясь о чьи-то вытянутые ноги, Кузьма прошёл во мраке в уголок. Слышалось дыхание нескольких людей да писк мышей, которые возились в углу. Сиплым голосом кто-то спросил:

– Кто таков? Владимирский?

– И владимирский и нет…

– Почто так?

Дед Кузьма рассказал, откуда он родом и как попал во Владимир.

– Ну, это, мил человек, упрятал тебя твой боярин.

– Как же? Его нет во Владимире…

– Боярская власть и из-под земли достанет. – Человек завозился, простуженно закашлял. – Богатого мужа везде знают, он и на чужой стороне имеет друзей, а убогий и в своей со страхом ходит.

3

Мечник Прокопий ожидал князя в светёлке. Он только что возвратился из Новгорода, куда Андрей посылал его с тайным поручением.

Внимательно следил Андрей за событиями в Новгороде Великом. В глубине души он лелеял старинную свою мечту подчинить себе этот вольный и богатый город. На первое время князь Андрей хотел добиться только одного: чтобы в Киеве и Новгороде сидели посаженные им князья. В благодарность за его труды они считали бы его старейшим и первенство отдавали бы земле Владимирской. Новгородцы призывали и выгоняли то одного, то другого князя. Сейчас там сидел ставленник Андрея, князь Святослав.

Вошёл Андрей с Якимом Кучковичем. Прокопий поклонился до земли.

– Ну, что там у Господина Великого Новгорода?

– Княже, грамоту твою читали на вече… Андрей посмотрел на Кучковича, стоявшего у порога.

– Боярин Яким, садись.

Яким нерешительно подошёл к лавке и присел на краешек.

Прокопий смущённо откашлялся.

– В Новом городе нехорошо, – начал он тихо. – Горлопаны, подкупленные боярами, сторонниками киевского князя Мстислава, кричат на вече против князя Святослава. Боюсь, что прогонят его новгородцы в другой раз.

– Ну, а Святослав? Прокопий пожал плечами:

– Слаб весьма, клонится, словно ольха под ветром.

– Святослава надобно поддержать. Придётся тебе к нему ещё раз съездить. Скажешь, что я помогу… Так вот с какой стороны хочет меня уязвить Мстислав! Хочет, чтобы из Новгорода изгнали посаженного мною на княжение князя… Ну, а что про меня бают новгородские купцы да бояре? – спросил он неожиданно.

Прокопий опустил голову.

– Ну, говори, что замялся…

Мечник взглянул на Андрея светлыми глазами, посмотрел на боярина Якима и густо покраснел:

– Лают тебя, княже, самовластцем и говорят, будто ярмо твоё себе на шею надеть не позволят.

– Та-ак… – протянул князь.

На мгновение воцарилась тишина. Слышно было только, как за стеной колотится в ставни ветер.

– Ну, иди…

Отпустив воина, Андрей долго смотрел на дверь.

– «Самовластец»… – обратился он к Кучковичу. – А ведомо ли лучшим людям новгородским, что суздальский самовластец ничего боле не хочет, как тишины и покоя для всей земли Русской? «Самовластец»… Долго ли проживут новгородцы по своей воле, раздираемые крамолами и усобицей?.. Продадут их немцам или шведам свои же купцы и бояре. Новгород Великий – ключ ко всей остальной Руси. Не можем мы терпеть, чтобы ключ этот попал в руки иноземцев. Поднявшись со стула, князь позвал слугу:

– Паробче! Прикажи позвать воеводу Жидиславича. Да чтобы шёл сюда не мешкав!

Внимательно слушал Андрей, что читал ему по свитку воевода.

– «С боярином Якимом Кучковичем придёт в войско двадцать копий. С боярином Петром Замятничем придёт десять копий… С ростовским боярином Иваном Кучковичем, – повысил голос воевода, – придёт два копья…»

Князь молча кивал головою. Когда Борис Жидиславич окончил, он сказал угрюмо:

– Теперь будем собирать войско да ждать, какие известия привезёт от Святослава Прокопий. Сегодня послал я его на городище в Новгород Великий. Беду накличут на свою голову князь Мстислав да новгородцы! Еду не кричу, а уж доберусь – на себя пеняйте…

4

В покоях епископа Фёдора всегда было тихо и пустынно. На вошедшего безмолвно смотрели с икон скорбные лики святых, озарённые трепетным светом лампад и свечей. Неслышной тенью проплывали чернецы. В душном сумраке пахнет ладаном и сосновой смолой, каплями янтаря выступившей на бревенчатых стенах.

Якима Кучковича Фёдор принял сразу, не заставляя ждать, как других.

– Почто пришёл, боярин? – спросил Фёдор, опускаясь на скамью и приглашая сесть Кучковича. – Есть нужда какая?

Яким присел на краешек покрытой ковром скамьи и вздохнул:

– Пришёл к тебе, владыко! Если есть час, то не прогони.

Епископ ухмыльнулся в бороду:

– Для дела, боярин, у любого человека должно найтись время, а если дела эти до князя и Владимирской земли, то тем паче.

Яким угодливо кивнул головой:

– Именно касаемые до всей земли и особенно до князя нашего, Андрея Юрьевича. – Кучкович кашлянул в руку и продолжал: – Отче, нужно князю открыть глаза. Нужно поведать, какую опасность таят в себе горожане и смерды, которых он жалует без меры. Они ждут только часа. И не вытащи мы вовремя меч, они забьют нас дрекольем!

При этих словах у Кучковича расширились глаза, а пальцы непроизвольно сжались в кулак. Вспомнил, как на его вотчине у Москвы смерды забили слуг, поехавших собирать дань. Скрипнув зубами, Яким мотнул кудлатой головою, но вовремя спохватился:

– Что я, господи…

Епископ Фёдор на Якима не смотрел:

– Что про мизинных людей ты говоришь, боярин, то правда. Только откуда ты взял, что князь жалует их без меры? И у Андрея Юрьевича каждому своё место: холопу – холопье, боярину – боярское. – Фёдор поиграл янтарными чётками. – Хорошо, что ты зашёл, Кучкович! Есть у меня в узилище несколько нечестивцев. Изрыгали хулу на князя, бояр, меня бранили… Всё заняться ими недосуг. А нужно бы попытать, откуда в стольном городе идёт крамола. Время сейчас опасное. Слышно, князь опять собирает рать…

– Так ты поторопись, отче! Выведай их воровские дела и передай князю. Виновные не скажут, что они повинны. Их нужно, как в латинских странах, казнить огнём и железом.

Епископ молчал. Наморщив лоб, сказал задумчиво:

– «Ignes et Ferro» [102]102
  Огнём и железом (лат.).


[Закрыть]. Этого не разрешит князь. Суров он к своим недругам, но не позволит, чтобы в стольном его городе запылали костры…

Вечером в Успенском соборе Фёдор с нетерпением ожидал окончания службы. В подвале на епископском дворе должны были допрашивать чёрных людей, обвинённых в преступлениях против церкви.

Поддерживаемый под руки монахами, шурша шёлком чёрной мантии, Фёдор медленно спустился в подвал. Пахло прелью. Маленькие свечки с трудом вырывали из темноты несколько ступенек. Посредине сводчатой комнаты стоял накрытый холстом стол, а на нём в тяжёлом бронзовом подсвечнике оплывала свеча. Казалось, тяжёлые своды давили на людей, и в сыроватой мгле подвала люди ходили вяло, словно тени.

Навстречу епископу со скамьи поднялись Яким Кучкович и Амбал.

– Привели, владыко.

Они подтолкнули высокого узкогрудого человека с непомерно большой головой и длинным белым лицом. Палач посмотрел на епископа немигающими глазами. Фёдору стало как-то не по себе. Под узким убегавшим к затылку лбом тупо и безразлично смотрели мутные глаза. Длинные руки с крючковатыми пальцами походили на клешни. Во всём облике палача чувствовался притаившийся зверь, который, казалось, только и ждёт, чтобы наброситься на свою жертву.

Палач вытер рот волосатой рукой.

– Благослови, владыко! – склонил он голову перед Фёдором.

Но вместо благословения палача епископ в страхе перекрестил себя:

– Изыди…

Яким Кучкович оттолкнул палача.

– С кого прикажешь начать, владыко? – обратился он к Фёдору вкрадчивым тоном, от которого у епископа опять закололо сердце. – Можно начать с татя, укравшего церковные сосуды, а можно с кого другого…

– С татя.

Подобрав рясу, Фёдор прошёл не к столу, а в дальний угол и сел на стул, подставленный монахом.

Первый допрос был неинтересным. Вор, укравший церковные сосуды, сам рассказал всё, как было. Правда, его раза два полоснули кнутом между лопатками. Со второго удара на спине клочьями повисло мясо. За чистосердечное признание епископ смилостивился и лютую казнь заменил отсечением руки. Хуже было со вторым. Высокий, худой старик, со связанными назад руками, смело шагнул в освещённое свечами пространство.

– Как зовут? – спросил его сидевший за столом дьяк.

– Кузьмой, – ответил старик.

– Развяжите руки.

Палач перерезал верёвку ножом. Кузьма расправил плечи, осмотрелся. В стороне, у каменного столба, стоял, ухмыляясь в бороду, Яким Кучкович.

– Ну, сказывай, какую хулу изливал на святую церковь, какими словами поносил князя и епископа.

Кузьма молчал.

– Али оглох?

Кузьма поднял голову и ответил спокойно:

– Не поносил я бранными словами ни церкви, ни князя, ни епископа.

Дьяк обратился к палачу:

– Пусть скажет.

Палач подошёл сзади, захватил руки старика петлёй, перебросил верёвку через блок, к ногам привязал бревно. Вывернутые за спиной руки оказались над головой. Фёдор увидел, как у старика раскрылся рот и упала челюсть. Бессильная голова склонилась на грудь.

– Пожалуй, не вынесет этой пытки – хлипок, – сказал дьяк.

Кузьму положили на землю, и монах облил его водою.

– Пытать нужно не так, – подошёл к палачу Яким Кучкович. – Чтобы жив был и правду не утаил.

Амбал потянулся, хрустнул пальцами:

– Яким, разреши мне. Я из этого старика правду вытяну!

Кузьма лежал на полу и смотрел на всех четверых изумлёнными, плохо понимавшими глазами:

– За что вы?..

5

Арине хотелось увидеть Алексея, в душе она надеялась, что он к ней придёт. Но прошло уже больше недели… Собрав кузовок, отпросилась она во Владимир. Сказала, что пойдёт на торг продать кринку мёду и купить соли.

Осенний дождь сбивал с деревьев последние листья. Заклязьминские дали затянуло сплошным пологом тумана, с холмов мутными потоками стекала вода. Остановившись, чтобы поправить выбившиеся из-под платка волосы, Арина посмотрела окрест и вздохнула. На Лаврентия [103]103
  3 августа по старому стилю.


[Закрыть] ходили с девушками смотреть на воду: коли тиха, то жди осени тихой, а зимы без вьюг; ежели нет – и осень с ветрами, и зима с вьюгами. Вода не была тихой… Поправив сбившийся платок, Арина пошла дальше. Не страшны ей и ветры буйные, и вьюги лютые. Вот как бы с Алёшей чего не стряслось… Не поговорила она с ним в прошлый раз. Вспылил он. Посмотришь – лицом красен, ростом велик, ума не занимать, а всё же какой-то непутёвый. Жил бы рядом в деревне – тогда душа на месте. А так – мало ли чего… И лихих людей много.

От моросящего дождя город казался каким-то белёсым, озябшим и притихшим. Вдоль бревенчатого настила по улице неслись ручьи. Словно испуганные, стояли на крышах теремов безмолвные петухи и сказочные птицы, вырезанные из дерева.

Она быстро нашла двор мастера Николая. У потемневших от времени ворот хотела взяться за скобу, но нерешительно остановилась.

В сыром воздухе слышались удары молота и чей-то голос:

– Алексей, наддай…

Когда она шла сюда, то больше всего боялась, что он захворал. Теперь, у ворот, подумала с острой, пронизывающей сердце тоской: «Если он не захворал и с ним не стряслось никакой беды, то почему он не пришёл ко мне?.. Сказал же, что и без меня не пропадёт», – вспомнила она.

Закусив губы, точно от боли, стояла перед воротами, не зная, то ли постучать и войти, то ли повернуть обратно. С мокрых волос скатилась за спину струйка и потекла, неприятно холодя всё тело. Стекали по щёкам крупные капли дождя. Теперь Арина услышала голос его самого. Не чувствовалось, чтобы он был болен.

Повернувшись, девушка медленно побрела по улице в ту сторону, где сквозь густую сетку дождя виднелась башня Золотых ворот. Синие, затуманенные слезой глаза смотрели на всё покорно и безразлично.

«И зачем я встретилась с тобой!.. Присушил ты меня… – Присев на лежавшую колоду, отжала мокрые пряди волос и посмотрела на раскрытую арку Золотых ворот. – Нет, надо вернуться, проведать. Я во всём виновата…»

Подхватив кузовок, зашагала она обратно и, не задумываясь, вошла во двор.

Двери отворил высокий седой старик.

– Здравствуй, девонька! Почто пожаловала?

Арина растерянно стояла на пороге, стараясь разглядеть человека в глубине избы у горна. – Арина, Аринушка…

Алексей подбежал, снял кузовок, усадил на лавку.

Все эти дни Алексей ходил как потерянный. Дед Кузьма исчез, словно канул в воду. Искали везде. Пробовали пройти на епископский двор, но туда не пустили. Люди боязливо рассказывали:

– Дед ваш угодил к Фёдору. Стражники увели к епископу кожевника Матвея, гончара Петрилу, древоделей братьев Никиту да Ивана и многих других. Сказывают, пытают там их.

Люди посмелей говорили со злобой:

– Бежали от лютой боярской кабалы да угодили к Фёдору! И что князь смотрит!

Алексей с Николаем всё чего-то ожидали, надеялись на лучшее, но каждый день приносил всё новые и новые тревоги, подсказывал, что большее горе ещё впереди.

Алексей не верил, что дед Кузьма не возвратится. Странно было, что его нет в избе; казалось, невозможно будет привыкнуть к мысли, что больше не услышит его голоса…

И тут пришла Арина.

– Как же ты… в непогоду… Путь хоть и не долог, да дождь! Сыплет и сыплет…

Глядя на смущённого Алексея влюблёнными глаза, Арина ответила:

– А ты дождя испугался, Алёша! Я вот, видишь, и в дождь к тебе…

Алексей замолчал и растерянно взглянул на Николая. Старик ничего не понимал, смотрел то на Алексея, то на Арину. «Вот так штука… Алёшка-то, тихоня…»

– Ждала я, ждала, Алёшенька! Вот, думаю, ты хворый лежишь али что другое стряслось. Не стерпела. Сама первая к парню пошла! Покрыла голову срамом. Да Бог с ним… Жив ты – и хорошо.

Она поднялась, взялась за кузовок, но тут её остановил Николай:

– Ты, девонька, постой! Раз пришла, уж будь гостьей… А ты что, Алёшка? Принимай… Прости, девонька! Беда у нас. Старика Кузьму схватили. Живём мы без хозяйки, но ты не обессудь: чем богаты, тем и попотчуем. Алёшка-то… Ах, господи… А я, старый, думаю, что это зачастил парень куда-то?.. Да ты чья? Откуда?

Арина начала рассказывать. Николай сидел на лавке и слушал внимательно. Алексей вышел за дровами.

– Ты говоришь, матушка твоя в ледоход чуть не утонула в Клязьме? – спросил Николай.

Арина кивнула:

– Захворала матушка после этой купели и умерла. Увидев вошедшего Алексея, Николай перевёл разговор:

– Ты сначала обсушись у огонька, обогрейся, поснедай с нами, а там мы тебя послушаем.

Арина пробыла до полудня, а когда дождь немного утих, Алексей пошёл проводить её до деревни.

Когда он возвратился, дед Николай долго крепился, спрашивал о разном: как дошли да какова погода. Под конец не выдержал:

– Алёшка, а Арина-то хороша, а?

Алексей помолчал.

– Ну, люба она тебе, Арина-то?

– Люба.

– То-то, парень! Уж до чего хороша девка! Хозяйка будет – загляденье!

Алексей опять промолчал, поворочался на лавке. Вздохнул:

– Не думал я, что решится она на такое. Подумать только, сама пришла ко мне во Владимир!

– Смелая, видно. Такая в беде не оставит.

6

В избе дымно горела лучина. Алексей сидел за столом.

– Может, деда Кузьмы и в живых нет? Николай тяжело вздохнул и, закрыв глаза, покачал головой:

– Боюсь подумать, Алёша…

Послышалось, что кто-то идёт через двор. Подняв голову, Алексей насторожился. На дворе всхлипывал дождь и подвывал ветер.

– Меня, Алёша, сегодня домовой сонного погладил мохнатой рукой по лицу, – сказал Николай. – Сказывают, к добру это.

Лёжа на лавках, долго не могли уснуть. Слушали, как ветер ворошил на кровле солому, стучал оторвавшейся доской. Алексей совсем уже закрыл глаза, как вдруг почувствовал, что Николай поднялся.

– Что ты? Али кого услышал?

– У наших ворот вроде как конный…

Алексей вскочил. Он услышал робкий, неуверенный стук. Поспешно натягивая кафтан, разбрызгивая лужи, босиком побежал он к воротам. Отворил створы и в темноте с трудом узнал мечника.

– Прокопий, да ты откуда?

– Из Новагорода. Насилу живот спас. – Мечник прошёл в избу, устало опустился на скамью. – А где же Кузьма?

Словно виноватые, Алексей и Николай рассказали всё, как было. Прокопий выслушал молча.

– Стало быть, он у Фёдора?

– Если жив, то у него…

Утром, чуть свет, Прокопий ушёл на княжой двор. Алексей с Николаем долго его ждали, днём несколько раз выходили за ворота, но Прокопий не возвращался. Обедать сели одни.

– Уж не стряслось ли чего? – сказал Николай. – Может, в сердцах наговорил епископу?..

Мечник пришёл поздно вечером. На вопрос Николая, что он услышал о Кузьме, махнул рукой.

– Ну, а князь?

– Князя нет. Уехал. Видно, Фёдор большую силу имеет. Меня к нему не пустили. А что с Кузьмой, никто не ведает. Сказывают, что он в подземелье, а жив али нет, кто знает…

– А что говорят бояре? Мечник горько усмехнулся:

– Что они знают…

На другой день Прокопий снова был на епископском дворе. Смотрел на рубленные из дубовых брусьев конюшни, коровники, кладовые и хранилища. Среди многочисленных построек Прокопий искал узилище, где заключены были схваченные Фёдором люди.

В покое, где Прокопий ожидал епископа, под иконами тускло мерцали лампады и свечи. Смиренные послушники и чернецы ходили в полумраке, опустив головы. Мечник не любил этой монастырской тишины, этих постных лиц монахов. Сидя на лавке, он громко чихнул, и мгновенно, словно из-под земли, вырос чернец:

– Что зло творишь, мечник? Епископ не любит шума.

– Поведай епископу, что княжой слуга, мечник, его ожидает, а не чернец или холоп.

– Епископ сейчас молится.

– Я здесь уже другой день…

Фёдор встретил Прокопия взглядом суровых глаз из-под густых чёрных бровей.

– Почто пришёл?

– Прости, владыко, ведомо стало мне, что слуги твои схватили и бросили в яму княжого мастера Кузьму.

– А ты почему о нём хлопочешь? Еретик он.

– Отец Фёдор, пощади старика!.. Ему и жить осталось мало.

Глаза у Фёдора стали наливаться бешенством, а по лицу пошли красные пятна.

– Почто о еретике хлопочешь? – крикнул он, ударив кулаком по подлокотнику стула. – Сколько ему жить, это ведает Бог… Или ты такой же еретик?

Мечник отступил на шаг:

– Не возноси хулу, владыка, на княжого слугу! Не слышал я таких речей. Мастер Кузьма – хороший оружейник. За что холопы твои схватили доброго человека? Ни князь, ни Богородица тебе этого не простят!

Не сводя глаз с Прокопия, епископ медленно поднялся.

– Ты… – произнёс он хрипло, – так говоришь со мной? Неужели, мечник, у тебя две головы?

Прокопий стоял перед епископом спокойно, склонив голову набок. Увидев, что Фёдор хочет кликнуть слуг, он сказал тихо, почти шёпотом:

– Отец Фёдор, не таким я тебя знал в Ростове… Ни тебе, ни слугам твоим головы моей не получить! Князю она принадлежит, как и весь живот мой. Не зови твоих холопов. Живым я в руки не дамся! – Прокопий по привычке схватился за бедро, где всегда висел меч. – Напрасно прольёшь кровь перед иконами святых мучеников.

Фёдор со злобой схватил в горсть угол парчовой скатерти и потянул на себя. Зазвенела серебряная чаша.

– За дерзость свою ты ещё поплатишься! Иди..

– Не стращай, владыка!

Мечник вышел из епископского терема и направился к воротам. Взглянув на его искажённое лицо, воротники-сторожа пропустили молча. Когда Прокопий отошёл, старший угрюмо пробормотал:

– Видно, узнал, что с кузнецом плохо…