Текст книги "Говорят сталинские наркомы"

Автор книги: Георгий Куманев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 53 страниц)

Булганиным, Кагановичем, со своей семьей, наркомами, дипломатами и направился к выходу.

Вечером 14 ноября состоялось заседание Политбюро ЦК, на котором было заслушано сообщение Молотова об итогах переговоров в Берлине. Мне, только что вступившему в должность управделами СНК, довелось участвовать на этом заседании и многое записать.

Молотов подробно доложил о результатах встречи с Гитлером.

– Беседа началась с длинного монолога Гитлера, – заявил он. – И надо отдать должное Гитлеру – говорить он умеет. Возможно, что у него даже был приготовлен какой–то текст, но фюрер им не пользовался. Речь его текла гладко, без запинок. Подобно актеру, отлично знающему роль, он четко произносил фразу за фразой, делая паузы для перевода. Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Англия уже разбита и что ее окончательная капитуляция – дело ближайшего будущего. Скоро, уверял Гитлер, Англия будет уничтожена с воздуха. Затем он сделал краткий обзор военной ситуации, подчеркнув, что Германская империя уже сейчас контролирует всю континентальную Западную Европу. Вместе с итальянскими союзниками германские войска ведут успешные операции в Африке, откуда англичане вскоре будут окончательно вытеснены. Из всего сказанного, заключил Гитлер, можно сделать вывод, что победа держав «оси» предрешена. Поэтому, продолжал он, настало время подумать об организации мира после победы. Тут Гитлер стал развивать такую идею: в связи с неизбежным крахом Великобритании останется ее «бесконтрольное наследство» – разбросанные по всему земному шару осколки империи. Надо, мол, распорядиться этим «бесхозным» имуществом. Германское правительство, заявил Гитлер, уже обменивалось мнениями с правительствами Италии и Японии и теперь хотело бы иметь соображения Советского правительства. Более конкретные предложения на этот счет он намерен сделать позднее.

Молотов сделал небольшую паузу, затем продолжал:

– Когда Гитлер закончил речь, которая вместе с переводом заняла около часа, пришлось взять слово мне. Не вдаваясь в обсуждение предложений Гитлера, я заметил, что следовало бы обсудить более конкретные, практические вопросы. В частности, не разъяснит ли рейхканцлер, что делает германская военная миссия в Румынии и почему она направлена туда без консультации с Советским правительством? Ведь заключенный в 1939 г. советско–германский пакт о ненападении предусматривает консультации по важным вопросам, затрагивающим интересы каждой из сторон. Советское правительство также хотело бы знать, для каких целей направлены германские войска в Финляндию? Почему и этот серьезный шаг предпринят без консультации с Москвой?

Эти замечания подействовали на Гитлера, словно холодный душ.

Он даже весь как–то съежился и на лице его на какое–то мгновение появилось выражение растерянности. Но актерские способности все же взяли верх, и он, драматически сплетя пальцы и запрокинув голову, вперил взгляд в потолок. Затем, поерзав в кресле, скороговоркой объявил, что немецкая военная миссия направлена в Румынию по просьбе правительства Антонеску для обучения румынских войск. Что касается Финляндии, то там германские части вообще не собираются задерживаться, они лишь переправляются через территорию этой страны в Норвегию. (Но факты говорили о другом: немцы прочно оседали на советских границах.)

– Объяснение фюрера, – докладывал далее Молотов, – не удовлетворило советскую делегацию. У Советского правительства, заявил я на основании донесений наших представителей в Финляндии и Румынии, создалось совсем иное впечатление. Войска, которые высадились в южной части Финляндии, никуда не продвигаются и, видимо, собираются здесь надолго задержаться. В Румынии дело не ограничилось одной военной миссией. В страну прибывают все новые германские воинские соединения. Для одной миссии их слишком много. Какова же подлинная цель перебросок этих войск? В Москве подобные действия не могут не вызвать беспокойства, и германское правительство должно дать на это четкий ответ.

Сославшись на свою неосведомленность (а это испытанный дипломатический маневр), Гитлер пообещал поинтересоваться этими вопросами. Он снова стал разглагольствовать о своем плане раздела мира, заметив, что СССР мог бы проявить интерес к территориям, расположенным к югу от его государственной границы в направлении Индийского океана. Гитлер заявил о том, что Советскому Союзу следовало бы приобрести выход к Персидскому заливу, а для этого захватить западный Иран и нефтяные промыслы англичан в Иране.

– Разумеется, – вставил И. В. Сталин, – Советский Союз не удастся поймать на эту удочку. Ведь это наш сосед и с ним отношения должны быть очень теплыми, хорошими.

– Мне пришлось перебить Гитлера, – продолжал Молотов, – и заметить, что мы не видим смысла обсуждать подобного рода комбинации. СССР заинтересован в обеспечении спокойствия и безопасности тех районов, которые непосредственно примыкают к его границам. Тут Гитлер кивнул Риббентропу, и тот предложил рассмотреть проект протокола о присоединении Советского Союза к военному блоку Германии, Италии и Японии. Для нас было совершенно ясно, что острие его было направлено против СССР, и, естественно, это предложение советская делегация решительно отклонила.

– И правильно, – гневно вставил Сталин.

Молотов рассказал о содержании переговоров в Берлине, которые были продолжены на следующий день и мало чем отличались от предыдущих. «Покидая фашистскую Германию, – сказал он в заключение, – все члены советской делегации были убеждены: затеянная по инициативе немецкой стороны встреча явилась лишь показной демонстрацией. Главные события лежат впереди. Сорвав попытку поставить СССР в условия, которые связали бы нас на международной арене, изолировали бы от Запада и развязали бы действия Германии для заключения перемирия с Англией, наша делегация сделала максимум возможного. Общей для всех членов делегации являлась также уверенность в том, что неизбежность агрессии Германии против СССР неимоверно возросла, причем в недалеком будущем.

После ответов Молотова на вопросы выступил Сталин. Он сказал:

– В переписке, которая в те месяцы велась между Берлином и Москвой, делались намеки на то, что было бы неплохо обсудить назревшие вопросы с участием высокопоставленных представителей обеих стран. В одном из немецких писем прямо указывалось, что со времени последнего визита Риббентропа в Москву произошли серьезные изменения в европейской и мировой ситуации, а потому было бы желательно, чтобы полномочная советская делегация прибыла в Берлин для переговоров. В тех условиях, когда Советское правительство неизменно выступает за мирное урегулирование международных проблем, мы ответили положительно на германское предложение о проведении в ноябре этого года совещания в Берлине. Стало быть, поездка в Берлин советской делегации состоялась по инициативе Германии. Как нам известно, Гитлер сразу же после отбытия из Берлина нашей делегации громогласно заявил, что «германорусские отношения окончательно установлены»! Но мы хорошо знаем цену этим утверждениям! Для нас еще до встречи с Гитлером было ясно, что он не пожелает считаться с законными интересами Советского Союза, продиктованными требованиями безопасности нашей страны. Мы рассматривали берлинскую встречу как реальную возможность прощупать позицию германского правительства. Позиция Гитлера во время этих переговоров, в частности, его упорное нежелание считаться с естественными интересами безопасности Советского Союза, его категорический отказ прекратить фактическую оккупацию Финляндии и Румынии – все это свидетельствует о том, что, несмотря на демагогические заявления по поводу неущемления «глобальных интересов» Советского Союза, на деле ведется подготовка к нападению на нашу страну. Добиваясь берлинской встречи, нацистский фюрер стремился замаскировать свои истинные намерения…

Ясно одно: Гитлер ведет двойную игру. Готовя агрессию против СССР, он вместе с тем старается выиграть время, пытаясь создать у Советского правительства впечатление, будто готов обсудить вопрос о дальнейшем мирном развитии советско–германских отношений.

Далее Сталин говорил о лицемерном поведении гитлеровской верхушки в отношении Советского Союза, о позиции Англии и Франции во время летних московских переговоров 1939 г., когда они были не прочь натравить Германию на СССР.

– Именно в то время, – подчеркнул Сталин, – нам удалось предотвратить нападение фашистской Германии. И в этом деле большую роль сыграл заключенный с ней пакт о ненападении…

…Но, конечно, это только временная передышка, непосредственная угроза вооруженной агрессии против нас лишь несколько ослаблена, однако полностью не устранена. В Германии действуют в этом направлении мощные силы и правящие круги рейха не думают снимать с повестки дня вопроса о войне против СССР. Наоборот, они усиливают враждебные против нас действия, как бы акцентируя, что проблема нападения на Советский Союз уже предрешена.

Спрашивается, а какой был смысл разглагольствований фюрера насчет планов дальнейшего сотрудничества с Советским государством? Могло ли случиться, что Гитлер решил на какое–то время отказаться от планов агрессии против СССР, провозглашенных в его «Майн кампф»? Разумеется, нет, – твердо сказал Сталин.

Далее он кратко охарактеризовал Гитлера.

– История еще не знала таких фигур, как Гитлер, – сказал Сталин. – В действиях Гитлера не было единой целенаправленной линии. Его политика постоянно перестраивалась, часто была диаметрально противоположной. Полная путаница царила и царит в теоретических положениях фашизма. Гитлеровцы называют себя националистами. Но они фактически являются партией империалистов, причем наиболее хищнических и разбойничьих среди всех империалистов мира. «Социализм», «национализм» – это только фиговые листки, которыми прикрываются гитлеровцы, чтобы обмануть народ, одурачить простаков и прикрыть ими свою разбойничью сущность. В качестве идеологического оружия она используют расовую теорию. Это человеконенавистническая теория порабощения и угнетения народов…

Гитлер постоянно твердит о своем миролюбии, но главным принципом его политики является вероломство. Он был связан договорами с Австрией, Польшей, Чехословакией, Бельгией и Голландией. И ни одному из них он не придал значения и не собирался соблюдать и при первой необходимости вероломно их нарушил. Такую же участь готовит Гитлер и договору с нами. Но, заключив договор о ненападении с Германией, мы уже выиграли больше года для подготовки к решительной и смертельной борьбе с гитлеризмом. Разумеется, мы не можем советско–германский пакт рассматривать основой создания надежной безопасности для нас. Гарантией создания порочного мира является укрепление наших Вооруженных Сил. И в то же время мы будем продолжать свою миссию поборников мира и дружбы между народами…

Гитлер сейчас упивается своими успехами. Его войска молниеносно разгромили и принудили к капитуляции шесть европейских стран. Этот факт можно рассматривать только как огромный стратегический успех фашистской Германии. Ведь в Европе не нашлось силы, которая бы могла сорвать агрессию гитлеровского рейха. Теперь Гитлер поставил перед собой цель расправиться с Англией, принудить ее к капитуляции. С этой целью усилилась бомбардировка Британских островов, демонстративно готовится десантная операция. Но это не главное для Гитлера, главное для него – нападение на Советский Союз.

Тихо, но твердо Сталин произнес:

– Мы все время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской агрессии. Наряду с дальнейшим укреплением экономического и военного могущества страны наша партия должна широко разъяснять трудящимся нависшую опасность международной обстановки, постоянно разоблачать гитлеровских агрессоров, усилить подготовку советского народа к защите социалистического Отечества. Вопросы безопасности государства встают сейчас еще более остро. Теперь, когда наши границы отодвинуты на Запад, нужен могучий заслон вдоль их с приведенными в боевую готовность оперативными группировками войск в ближнем, но… не в ближайшем тылу.

Мы должны повести дело так, чтобы быстрее заключить пакт о нейтралитете между Советским Союзом и Японией. Германия нашла общий язык с Японией в своих великодержавных стремлениях. Япония признала право Германии вмешиваться в дела всех стран. Надо ее нейтрализовать. Вместе с тем надо усилить военно–экономическую помощь китайскому народу. Нам необходимо вести дело на ослабление гитлеровской коалиции, привлекать на нашу сторону страны– сателлиты, попавшие под влияние и зависимость гитлеровской Германии.

Наконец, следует проявить максимум внимания к антифашистам, попавшим к нам из фашистских стран. Их у нас уже сотни, но их будет больше. Среди них большинство коммунисты. Они могут сослужить огромную пользу в дальнейшей борьбе с гитлеровской Германией.

В заключение своего выступления Сталин остановился на задачах по дальнейшему укреплению обороноспособности страны. В частности, он сказал:

– Мы должны всегда помнить, что в предстоящей войне вопросы технического превосходства будут определяющим моментом. Наступило такое время, когда рабочему некоторых отраслей индустрии, особенно оборонных, нужны инженерные знания. Надо расширить подготовку и переподготовку кадров. Все это позволит более широким фронтом внедрять новую технику.

Сталин обратил внимание на необходимость быстрой перестройки радиотехнической промышленности, качественной металлургии и указал на важность создания или расширения кооперации между предприятиями по обеспечению оборонных заданий.

– Мы особенно, – заявил он, – должны энергично провести такие меры, чтобы за короткий срок качественно обновить многие отрасли военной промышленности (в первую очередь авиа– и танкостроение) и развернуть работу по наращиванию выпуска военной техники…

После окончания речи Сталина от Госплана СССР выступил Н. А. Вознесенский, который сообщил, что Госплан в настоящее время разрабатывает предложения о дополнительном развертывании производства военной продукции.

– Вот и хорошо, – сказал Сталин. – Поторопитесь с предложениями. Время не ждет.

Г. А. Куманев: Как–то Вы упомянули, что были на торжественном собрании 5 мая 1941 г. в Большом Кремлевском дворце по случаю выпуска командиров, окончивших военные академии. Что Вам больше всего запомнилось из речи И. В. Сталина?

Я. Е. Чадаев: Мне действительно довелось присутствовать на этом собрании, где с интересной, содержательной речью выступил И. В. Сталин. С самого начала выступления он охарактеризовал те глубокие изменения, которые произошли за последние годы в Красной Армии, и подчеркнул, что на основе опыта современной войны наши Вооруженные Силы перестроились организационно и серьезно перевооружились.

– Товарищи, – заявил он, – вы покинули армию 3–4 года назад, теперь вернетесь в ее ряды и не узнаете армии. Красная Армия далеко не та, что была несколько лет назад. Мы создали новую армию, вооружили ее современной военной техникой. Наши танки, авиация, артиллерия изменили ее облик. Вы придете в армию, увидите много новинок.

Остановившись на происшедших изменениях по отдельным родам и видам войск, он обратил внимание присутствовавших на все большее расширение масштабов Второй мировой войны фашистской Германией, о намерениях Гитлера напасть на Советский Союз. Сталин прямо сказал, что теперь уже ни у кого нет сомнения: фашистская Германия вынашивает агрессивные планы против СССР и дело явно идет к войне с ней и война будет нелегкая.

– Вы придете в части из столицы, – продолжал вождь, – и всем вам красноармейцы и командиры зададут вопрос: что происходит сейчас? Почему побеждена Франция? Почему Англия терпит поражение, а Германия побеждает? Действительно ли германская армия непобедима?

Следует, конечно, иметь в виду, что военная мысль германской армии движется вперед. Вермахт вооружился новой техникой, обучился новым приемам ведения войны, приобрел большой опыт. Факт, что у Германии лучшая и по технике, и по организации армия. Но немцы напрасно считают, что их армия идеальная, непобедимая. Непобедимых армий нет. Германия не будет иметь конечного успеха под лозунгами захватнических, завоевательных войн, под лозунгами покорения других стран, подчинения других народов и государств.

Проанализировав причины военных успехов Германии, он сказал об отношении к армии в некоторых странах, где о ней нет должной заботы, не оказывается моральная поддержка. «Так появляется новая мораль, разлагающая армию, – заметил вождь. – К военным начинают относиться пренебрежительно. Между тем армия должна пользоваться исключительной заботой и любовью народа и правительства. В этом величайшая моральная сила армии. Армию нужно лелеять. Обучение же командных кадров военная школа обязана и может вести только на новой технике, широко используя опыт современной войны».

Кратко обрисовав задачи танкистов, артиллеристов, авиаторов, конников, связистов, пехоты в войне, Сталин подчеркнул, что «нам необходимо перестроить нашу пропаганду, агитацию, печать. Чтобы достойно встретить агрессора, нужно не только создать современную армию. Нужно подготовиться и политически. Без этого невозможно усилить обороноспособность страны».

Речь Сталина, продолжавшуюся около 40 минут, военная аудитория выслушала с огромным вниманием. С торжественного заседания все расходились с озабоченными лицами и тревожным чувством на душе. Слова «дело идет к войне» глубоко запали в сердце каждого.

Немецкое посольство в Москве проявилр большой интерес к выступлению советского руководителя. Тем более что официальный отчет о заседании, опубликованный в «Правде», был очень скуп. Тогда на помощь послу пришел корреспондент германского информационного бюро в Москве г-н Шюле. Согласно его сообщению, направленному в Берлин в качестве официального доклада посольства, Сталин в своей речи якобы сделал особый упор на советско– германский пакт о ненападении и будто бы подчеркнул, что СССР не ожидает агрессивных действий со стороны Германии. Этот доклад был принят в Берлине, по всей видимости, с большим удовлетворением – как свидетельство определенной дезинформированности Сталина об истинных намерениях Гитлера.

В действительности же Сталин говорил совсем о другом. Он предупреждал офицеров и генералов Красной Армии о том, что международная обстановка очень напряженная, возможны всякие неожиданности, в самом скором времени возможно нападение на СССР. Сталин прямо сказал, что противником в ближайшей войне будет гитлеровская Германия, т. е. сказал вполне определенно, что с Германией придется воевать. Вся его речь была пронизана необходимостью повышения бдительности и боеготовности Советских Во– оружейных Сил. Сталин призывал народ и армию держать порох сухим.

Учитывая нарастание опасности нападения на нашу страну, по решению партии и правительства был осуществлен ряд дополнительных мобилизационных мероприятий. Генеральный штаб начал передислокацию ряда дивизий и корпусов ближе к границе. В эти дни нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко направил в военные округа директиву. Она предусматривала меры, которые должны были принять войска округов в случае внезапного нападения немецко–фашистских орд на нашу страну.

В тот же вечер после торжественного заседания меня не покидало предчувствие что должно что–то измениться и в Совнаркоме. И, действительно, на следующий день – 6 мая 1941 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР И. В. Сталин был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров СССР. Советские люди расценили это назначение как необходимость усиления подготовки к отпору врагу.

Г. А. Куманев: Как Вы, Яков Ермолаевич, встретили Великую Отечественную войну?

Я. Е. Чадаев: В Москве с субботу 21 июня 1941 г. стояла хорошая погода. Был жаркий летний день. На улицах чувствовалась предпраздничная суета, обычно такая, какая бывает накануне воскресных дней. Больше было посетителей в магазинах, переполнены автобусы, трамваи, троллейбусы. Люди стайками собирались на привокзальных площадях. Город еще жил напряженным трудовым ритмом. И, казалось, ничто не предвещало грозы, ничто не нарушало размеренного течения жизни большого города и всей страны.

Но мы, работники правительственного аппарата, чувствовали, что обстановка с каждым днем становится напряженнее, что на горизонте страны сгущаются черные тучи. Это явствовало из возросшего количества оборонных документов, ужесточения ритма работы аппарата. Все это подтягивало и дисциплинировало нас, требовало четкости и слаженности в работе, в исполнении текущих заданий.

В субботний день 21 июня мне несколько раз пришлось приходить в приемную Сталина – приносить для подписи или брать для оформления отдельные решения.

Члены Политбюро ЦК ВКП(б) в течение всего дня находились в Кремле, обсуждая и решая важнейшие государственные и военные вопросы. Например, было принято постановление о создании нового

– Южного фронта и объединении армий второй линии, выдвигавшихся из глубины страны на рубеж рек Западная Двина и Днепр, под единое командование. Формирование управления фронта было возложено на Московский военный округ, который немедленно отправил оперативную группу в Винницу.

Политбюро ЦК заслушало сообщение НКО СССР о состоянии противовоздушной обороны и вынесло решение об усилении войск

ПВО страны. Вызванные на заседание отдельные наркомы получили указания о принятии дополнительных мер по оборонным отраслям промышленности.

Когда ко мне заходили работники Управления делами с теми или иными документами, то неизменно спрашивали, как дела на границе.

Я отвечал стандартно: «В воздухе пахнет порохом. Нужна выдержка, прежде всего выдержка. Важно не поддаться чувству паники, не поддаться случайностям мелких инцидентов…»

Руководители наших Вооруженных Сил от наркома до командующих военными округами были вновь предупреждены об ответственности, причем строжайшей, за неосторожные действия наших войск, которые могут вызвать осложнения во взаимоотношениях Советского Союза с Германией. Сталин дал даже распоряжение: без его личного разрешения не производить перебросок войск для прикрытия западных границ.

К концу дня у меня скопилось большое количество бумаг, требующих оформления. Я, не разгибаясь, сидел за подготовкой проектов решений правительства, а также за рассмотрением почты. Около

7 часов вечера позвонил А. Н. Поскребышев и попросил зайти к нему, чтобы взять один документ для оформления. Я сразу же зашел к нему.

Поскребышев сидел у раскрытого окна и все время прикладывался к стакану с «нарзаном». За окном был жаркий и душный вечер. Деревья под окнами стояли, не шелохнув листом, а в комнате, несмотря на открытые окна, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха.

Я взял от Поскребышева бумагу. Это было очередное решение о присвоении воинских званий.

– Ну, что нового, Александр Николаевич? – спросил я.

Поскребышев многозначительно посмотрел на меня и медлил с

ответом. Обычно он откровенно делился со мной новостями, о которых знал сам.

– Что–нибудь есть важное?

– Предполагаю, да, – почти шепотом произнес Поскребышев. – «Хозяин», – кивнул он на дверь в кабинет Сталина, – только что в возбужденном состоянии разговаривал с Тимошенко… Видимо, вот– вот ожидается… Ну, сами догадываетесь что… Нападение немцев…

– На нас? – вырвалось у меня.

– А на кого же еще?

– Подумать только, что теперь начнется., – сказал я сокрушенно, испытывая огромную досаду. – Но, быть может, это еще напрасная тревога? Ведь на протяжении нескольких месяцев ходили слухи, что вот–вот на нас нападет Гитлер, но все это не сбывалось…

– А теперь, пожалуй, сбудется, – ответил Поскребышев. – Уж очень сегодня что–то забеспокоился «хозяин»: вызвал к себе Тимошенко и Жукова и только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в боевую готовность противовоздушной обороны.

– Да… дело принимает серьезный оборот, – в замешательстве сказал я.

– То и дело поступают тревожные сигналы, – добавил Поскребышев. – Сталин вызвал к себе также московских руководителей Щербакова и Пронина. Приказал им в эту субботу задержать секретарей райкомов партии, которым запрещено выезжать за город. «Возможно нападение немцев», – предупредил он.

Позвонил правительственный телефон. Я вернулся к себе и долго находился под впечатлением сообщения Поскребышева. Тревожное чувство сохранилось, и я решил эту ночь провести у себя в кабинете. Но спал не более двух часов.

Ранним утром 22 июня мельком видел в коридоре Сталина. Он прибыл на работу после кратковременного сна. Вид у него был усталый, утомленный, грустный. Его рябое лицо осунулось. В нем проглядывалось подавленное настроение. Проходя мимо меня, он легким движением руки ответил на мое приветствие…

Спустя какое–то время многие сотрудники Кремля узнали грозную весть: началась война! Первым делом я зашел к Н. А. Вознесенскому, поскольку он, как первый заместитель Председателя СНК СССР, вел текущие дела по Совнаркому. Когда я вошел в кабинет, Вознесенский в этот момент разговаривал по телефону с кем–то из военного руководства.

– Позвоните мне еще через час, – сказал он и положил трубку на аппарат. Настроение у него было хмурое, но достаточно уверенное. Всматриваясь в мое лицо и напряженно о чем–то думая, он со сдержанным недовольством произнес:

– Вот видите, как нагло поступил Гитлер.

– Разбушевавшийся воробей человека не боится, – с оптимизмом заявил я.

Вознесенский долго и в упор посмотрел на меня и на вопрос: «Какие будут указания?» угрюмо ответил: «В данную минуту – пока никаких».

В это время в кабинет вошла Р. С. Землячка. Поздоровавшись с Вознесенским и со мной, она, огорченно качая головой, произнесла:

– Все–таки свершилось вероломство, Николай Алексеевич.

– Да, удар нанесен сильный и внезапно, – заметил Вознесенский.

– А я специально зашла к Вам, чтобы спросить, какие новости на границе.

– Вчера поздно ночью стали поступать сообщения с западных границ, что в расположении немцев слышится усиленный шум моторов в различных направлениях и еще позднее из приграничных округов почти беспрерывно начали сообщать о действиях авиации противника и затем, что немецкие захватчики вторглись на советскую землю. Первое военное донесение было получено в 3 часа 30 минут утра от начальника штаба Западного округа генерала Климов– ских. Он доложил, что вражеские самолеты бомбят белорусские города. Тут же поступило донесение от начальника штаба Киевского округа генерала Пуркаева, который сообщил, что воздушные налеты совершены на города Украины. И, наконец, из донесения командующего Прибалтийским округом генерала Кузнецова стало известно о налетах вражеской авиации на Каунас и другие прибалтийские города.

Далее Вознесенский подробно рассказал о том, что в это время происходило в кабинете у Сталина. Причем этот его рассказ весьма совпадает с тем, что изложено в книге маршала Жукова «Воспоминания и размышления».

К 12 часам дня я находился в своем кабинете и с тяжелым чувством приготовился слушать по радио речь В. М. Молотова. Война опрокинула у всех обычных распорядок мыслей. На душе было неспокойно, тревожно. Серьезность тона речи Молотова красноречиво говорила о том положении, в каком оказалась наша Родина.

Примерно часа через два после правительственного сообщения мне позвонили из приемной Молотова и передали приглашение прийти к нему. Не успел я зайти в его кабинет, как сюда же вошел Сталин. Я хотел было удалиться, но Сталин сказал:

– Куда Вы? Останьтесь здесь.

Я задержался у двери и стал ждать указаний.

– Ну и волновался ты, – произнес Сталин, обращаясь к Молотову, – но выступил хорошо.

– А мне казалось, что я сказал не так хорошо, – ответил тот.

Позвонил кремлевский телефон. Молотов взял трубку и посмотрел на Сталина:

– Тебя разыскивает Тимошенко. Будешь говорить?

Сталин подошел к телефону, немного послушал наркома обороны, потом заявил:

– Внезапность нападения, разумеется, имеет важное значение в войне. Она дает инициативу и, следовательно, большое военное преимущество напавшей стороне. Но Вы прикрываетесь внезапностью. Кстати, имейте ввиду – немцы внезапностью рассчитывают вызвать панику в частях нашей армии. Надо строго–настрого предупредить командующих о недопущении какой–либо паники. В директиве об этом скажите… Если проект директивы готов, рассмотрим вместе с последней сводкой… Свяжитесь еще раз с командующими, выясните обстановку и приезжайте. Сколько потребуется Вам времени? Ну, хорошо, два часа, не больше… А какова обстановка у Павлова?

Выслушав Тимошенко, Сталин нахмурил брови.

– Поговорю сам с ним…

Сталин положил трубку на аппарат и сказал:

– Павлов ничего конкретного не знает, что происходит на границе! Не имеет связи даже со штабами армий! Ссылается на то, что опоздала в войска директива. Но разве армия без директивы не должна находиться в боевой готовности?

Я внимательно наблюдал за Сталиным, думая в тот момент, какую все–таки огромную власть он имеет. И насколько правильно сможет употребить эту власть, от чего зависит судьба всей страны.

Через какое–то мгновенье, сдерживая свой гнев, Сталин добавил:

– Надо направить к Павлову Шапошникова. Я не сомневаюсь, что он поможет организовать управление войсками, укрепить их оборонительные позиции. Но наши войска, видимо, не могут справиться с задачей прикрытия западной границы. Они оказались в очень тяжелом положении: не хватает живой силы и военной техники, особенно самолетов. С первых часов вторжения господство в воздухе захватила немецкая авиация… Да, не успели мы подтянуть силы, да и вообще не все сделали… не хватило времени. Надо немедля нанести контрудары по противнику, а одновременно поручить кому–то заняться эвакуацией населения, предприятий и другого имущества из прифронтовых районов на Восток. Ничего не должно достаться врагу. Обсудим этот вопрос на заседании, а вот товарищу Чадаеву поручим подобрать группу расторопных работников, чтобы они немедля связались с местными партийными и советскими органами прифронтовой полосы и дали конкретные предложения.

Сталин подозвал меня поближе к себе.

– Надо организовать взятие на учет всех недостроенных, пустующих и других помещений, которые могут быть использованы под эвакуированные предприятия… У Вас, конечно, тьма других работ. Но сейчас это дело поважнее и им следует заняться в первую очередь. О первых результатах доложите Вячеславу Михайловичу. А теперь можете идти.

Я тотчас вышел из кабинета и начал выполнять поручение Сталина. На первых порах подобрал небольшую группу работников – четыре человека во главе с моим заместителем по секретариату Совнаркома СССР А. М. Протасовым. Для выяснения наличия недостроенных, пустующих и иных помещений, в которых можно было разместить эвакуированные предприятия, была подключена большая группа других работников Управления делами.