Текст книги "Говорят сталинские наркомы"

Автор книги: Георгий Куманев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 53 страниц)

Решающей силой в сельском хозяйстве стали женщины. В составе трудоспособного населения колхозов удельный вес женщин с 56 % в 1940 г. увеличился до 73 % в 1943 г. Число женщин–трактористок за это же время возросло в 2,6 раза, а женщин–комбайнеров – в 3 раза. Заменяя мужчин на полях, животноводческих фермах, работая на различных административных должностях, женщины–колхозни– цы, труженицы МТС и совхозов стойко переносили военные тяготы и лишения, доблестно выполняли свой долг перед сражавшейся страной.

О величии трудового подвига женщины–колхозницы проникновенно писал поэт Михаил Исаковский:

 
Ты шла, затаив свое горе,
Суровым путем трудовым.
Весь фронт, что от моря до моря,
Кормила ты хлебом своим.
 

Из моих материалов военных лет приведу Вам еще несколько примеров патриотической инициативы сельских тружеников. Широкий отклик в стране нашел родившийся в начале войны почин комсомольцев и молодежи Иловлинской МТС Сталинградской области.

Недавно, просматривая новые научные издания о Великой Отечественной войне, об участии в ней Ленинского комсомола, я убедился, что этот почин не забыт и вошел в героическую историю нашей Родины и историю ВЛКСМ 1941 – 1945 гг. Кстати, об инициативе иловлинцев говорилось в одной из моих брошюр еще в 1942 г.

Что же ценного было в их начинании? Двадцать комсомольцев МТС решили своими силами провести ремонт машин за счет сбора и восстановления старых запасных частей. Не получив от заводов ни одной детали, они сумели за короткий срок отремонтировать 73 трактора и обратились к молодым сельским труженикам страны последовать их примеру. На этот почин откликнулось немало последователей. И вот результат. В течение только 1942–1943 гг. в СССР было собрано, реставрировано и изготовлено запасных частей и инструментов для ремонта тракторов, комбайнов, другой сельскохозяйственной техники на сумму 65 млн. рублей. Это также позволило, не загружая заводов, занятых выпуском военной продукции, отремонтировать десятки тысяч сельскохозяйственных машин.

Можно ли назвать колхозы и совхозы, в которых труженики полей уже в первые месяцы Отечественной войны добивались ощутимых результатов? Конечно, можно. В первых военных отчетах Наркомзема СССР постоянно назывался колхоз имени Молотова Шипуновского района Алтайского края. Его я отмечал в своей брошюре «Колхозная весна 1942 года», опубликованной в 1942 г. Вот она лежит перед Вами на столе.

В ней я, в частности, писал, что, несмотря на уход в ряды Красной Армии значительной части мужского населения коллектив этого колхоза в 1941 г. с меньшим числом людей своевременно и высококачественно провел основные сельскохозяйственные работы, выполнив досрочно и с превышением установленных норм все свои обязательства перед государством. В один лишь фонд обороны страны, говорилось в моей брошюре, колхоз сдал более 2 тыс. пудов отборного зерна.

И здесь сказались не только знания и опыт руководителей сельхозартели, продуманная организация труда колхозников, продуманный принцип их материальной заинтересованности и правильная расстановка производственных кадров. Важную роль в успехе передового колхоза Алтая сыграла умело поставленная агитационнопропагандистская деятельность, нацеленность каждого колхозника на самоотверженный труд, на работу за двоих и за троих во имя разгрома врага.

Отличался тогда и другой алтайский колхоз – «Искра» Белогла– зовского района. Колхозники этой артели, работая по–военному, летом и осенью 1941 г., своевременно убрали урожай, рассчитались с государством, а в 1942 г. засеяли почти на 300 га больше, чем в

1941 г.

В течение всех военных лет эти два колхоза были настоящими маяками в Алтайском крае. На такие маяки (а их, повторяю, в стране было немало) равнялись коллективные хозяйства многих краев и областей нашего тыла.

А как самоотверженно трудились в экстремальных условиях военного лихолетья десятки тысяч колхозников и механизаторов машинно–тракторных станций! И среди них женские тракторные бригады Прасковьи Ангелиной, Дарьи Гармаш, Екатерины Линник, Ефросиньи Чекрыгиной, неизменно выходившие победителями во Всесоюзном социалистическом соревновании…

А вот не менее интересные факты из моей рабочей записной книжки тех лет. Василий Королев – московский тракторист из Комсомольской МТС выработал за сезон в 1941 г. 1620 га. Знатный комбайнер Михаил Сабинин из Орловской МТС Ростовской области в том же году на сцепе двух комбайнов «Сталинец» за 28 календарных дней убрал 5020 гектаров при норме 800 гектаров. Звеньевая Давыдова из колхоза «Отзыв» Лозовского района Павлодарской области получила по 52 ц проса с одного гектара. Звеньевая Тезикбаева из Киргизии собрала в среднем по 1*309 ц сахарной свеклы с каждого гектара. Бригадир Бакибаев из колхоза имени Фрунзе Избаскентско– го района Узбекской ССР получил средний урожай хлопчатника 76,5 ц на площади 27 га. Подобных примеров я бы мог Вам привести сотни, даже тысячи.

Выражением высокой сознательности наших граждан, их стремления отдать свои силы во имя разгрома врага явился и тот факт, что уже в 1941 г. огромная масса жителей городов и, прежде всего, домохозяйки, учащиеся школ, техникумов и студенты вузов пришли на помощь колхозам. В свою очередь село давало городу постоянную рабочую силу, продовольствие, хлеб и сырье для промышленности.

Заметим, что у нас заблаговременно, буквально с самого начала войны была организована из числа городской молодежи подготовка трактористов, комбайнеров, шоферов и других специалистов. Летом и осенью 1941 г., по данным ЦК ВЛКСМ и Наркомзема СССР, движение за приобретение квалификации сельских механизаторов охватило свыше 200 тыс. человек.

Уже на первой в военное время уборке урожая участвовало 25 тыс. трактористов и 16 тыс. комбайнеров из числа студентов, прошедших краткосрочные курсы механизаторов. Всего же за годы Великой Отечественной войны в Советском Союзе удалось подготовить около 1,5 млн. молодых механизаторов.

В какой еще воевавшей стране можно найти подобные примеры!

Самоотверженность в труде проявляли не только колхозники, работники МТС, совхозов, но и служащие земельных органов, ветеринарные врачи, преподаватели сельскохозяйственных учебных заведений и ученые научно–исследовательских сельскохозяйственных институтов. Приведу в этой связи только один характерный пример. Вы, очевидно, знаете, что в Ленинграде есть Всесоюзный научно– исследовательский институт растениеводства (ВИР), который когда– то организовал академик Николай Иванович Вавилов. В этом институте еще в довоенные годы была собрана со всего мира богатая коллекция семян, из которых в результате селекции производили хорошие сорта. Перед тем как город оказался в блокаде, большую часть семян вывезти не удалось. Эвакуировали в тыл только малую часть. Оставшиеся в блокадном городе сотрудники ВИРа, главным образом женщины, умирали с голода, но делали все, что было в их силах, чтобы спасти уникальную коллекцию. Едва двигавшиеся люди подвешивали к потолку колосья семян, чтобы они не достались крысам. Сами же ни одного грамма не использовали и умирали (больше половины сотрудников уже в первую блокадную зиму погибли от голода и холода, но мировую коллекцию семян и картофеля, насчитывавшую около 200 тыс. образцов, они сохранили для страны). Это поразительный пример и подлинного патриотизма, и великого мужества людей.

Я рассказал об этом товарищу Сталину, и было принято решение наградить всех участников спасения уникальной коллекции ВИРа.

Обо всех замечательных делах работников нашего земледелия военных лет можно вести очень долгий разговор. Поэтому я хочу в порядке небольшого дополнения к сказанному только перечислить еще ряд инициатив и починов, которые предложила тогда советская деревня. Часть этих, шедших снизу народных начинаний Наркомзем СССР оформил специальными приказами. Например, посевы тысяч дополнительных гектаров в фонд обороны, покупка для армии танков, самолетов за счет личных средств колхозников по примеру Ферапонта Головатого, отправление на фронт и в осажденный Ленинград десятков и сотен тысяч пудов хлеба, мяса и других продуктов, снабжение продовольствием партизан, сбор для удобрений птичьего помета (в этих целях от него были очищены все старые колокольни). По инициативе самих колхозников был сокращен и упорядочен на селе управленческий аппарат. Помню, я был на одном мероприятии в колхозе, который назывался «8 марта». Там устроили после трудового дня что–то на подобие небольшого самодеятельного концерта, пели частушки. Одна была такая:

 
Наш колхоз «8 марта»
Уважает женский труд.
Бабы косят, детки носят,
Мужики – учет ведут…
 

Родились во время войны и такие ценные почины: перевод тракторов на скипидар и газогенераторное топливо, привлечение сельских учителей к счетным работам, сбор у колхозников запасных частей и инструмента для тракторов (многие трактористы ушли в армию, но каждый из них имел дома какой–то запас инструмента и разных деталей к машинам), выделение семян и скота в помощь освобожденным районам и т. д. Всех этих инициатив невозможно перечислить, их было очень много.

Вот, пожалуй все по данному вопросу.

Г. А. Куманев: Каким образом в военных условиях возмещалась временная потеря Советским Союзом громадной территории, где до войны находилось около половины всех посевных площадей?

И. А. Бенедиктов: Как известно, в первый период войны врагу удалось временно оккупировать обширную территорию Западно– Европейской части СССР. Из нашего продовольственного баланса оказались выпавшими Украина и Крым, Дон и Кубань, Белоруссия, Молдавия, Прибалтика и некоторые центральные районы. В этих труднейших условиях сельские труженики тыловых, особенно восточных районов, должны были, максимально используя возможности колхозно–совхозной системы, удвоить и утроить свои усилия, чтобы обеспечить потребности Красной Армии, промышленности и нормированное снабжение населения.

Одним из важных шагов в этом направлении явилось увеличение в стране посевных площадей. Уже осенью 1941 г. наши колхозы и совхозы сумели более чем на 2 млн. гектаров расширить посевы озимых культур, прежде всего за счет распашки новых земель в восточных районах. Эта тенденция была сохранена в 1942 г., сохранена и приумножена в течение всех последующих военных лет.

Сейчас такая политика партии и правительства кое–где в печати критикуется. Я с подобной критикой не согласен. Вопрос о расширении посевных площадей в восточных районах тщательно обсуждался, анализировался, прежде чем вынести соответствующее постановление. Помню в сентябре 1942 г. мне довелось участвовать на двух заседаниях Политбюро ЦК партии, где после детального рассмотрения были приняты важные решения о дальнейшем расширении посевов зерновых культур в совхозах Алтайского и Красноярского краев, Новосибирской, Омской, Челябинской областей РСФСР, нескольких областей Казахской ССР, а также в колхозах Азербайджанской и Армянской ССР.

Из чего исходили Совнарком и ЦК партии, считая крайне необходимым увеличить масштабы посевных площадей? Из того, что требовалось хоть сколько–нибудь компенсировать потерянное в результате вражеской оккупации. В этих условиях правительственные органы страны, в том числе Наркомзем СССР, не могли отмахнуться от такой народной инициативы. Ведь предложение расширить посевные площади за счет залежных и целинных земель исходило от самих трудящихся и руководителей восточных районов СССР.

Причем, планируя расширение посевных площадей, мы понимали, что где–то это отразится на сроках сева, на ухудшении агротехники, т. к. сил и средств на селе в военной обстановке было гораздо меньше, чем перед войной, минеральных удобрений тоже меньше, навоза меньше и т. д.

Да, сроки сева нарушались, но на это шли сознательно, ибо при всех условиях расширение посевных площадей все же позволяло увеличить валовой сбор зерна. Даже при неблагоприятных условиях мы все–таки повышали элемент гарантии на получение несколько большего валового сбора зерна, овощей, картофеля и других технических культур.

Таким образом, решение о расширении посевных площадей было правильным и оправдало себя. Вот как оценивал положение со снабжением нашего населения продовольствием в разгар войны Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин. Выступая 9 февраля 1944 г. на митинге в г. Орехово – Зуеве, он сказал: «Перед нами стояла еще одна весьма важная задача – преодоление трудностей со снабжением продовольствием во время войны. Самые хлебородные наши области – Украина, Дон, Кубань, Ставро– польщина – временно выпадали из нашего бюджета, мы жили тогда продукцией наших восточных и центральных областей. И тем не менее мы прожили эти два с половиной года не так уж бедно. Мы, может быть, сейчас не вполне даже сознаем, какая гигантская задача решена советским правительством, советским народом».

Г. А. Куманев: А как Вы оцениваете работу, осуществленную в стране по перебазированию ресурсов сельского хозяйства в первые месяцы войны?

//. А. Бенедиктов: И сейчас, когда прошло около 35 лет после завоевания Победы над фашизмом, нельзя не вспомнить без волнения и гордости поистине титаническую работу, проведенную в Советском Союзе по перемещению из угрожаемых районов на Восток миллионных масс людей, общественного и государственного имущества и других материальных ценностей.

Как Вы знаете, руководство эвакуацией возглавил созданный на третий день войны Совет по эвакуации при СНК СССР, а на местах этими вопросами непосредственно занимались республиканские, областные, районные и городские комитеты и комиссии по эвакуации.

Специальные бюро, комиссии и группы по перемещению производительных сил были образованы и при наркоматах. Такие группы Наркомзема СССР, насколько я помню, действовали в Москве, Ростове, Куйбышеве, Саратове, Орле, Воронеже и других городах. Наркомат земледелия направлял своих уполномоченных и в тыловые районы, которые принимали перемещаемые туда некоторые кадры специалистов сельского хозяйства, эвакуируемый хлеб, скот, машины, трактора, комбайны, а также другую хозтехнику и имущество. По планам наркомата проводилось перебазирование материальных ресурсов колхозов, МТС, совхозов, мотороремонтных заводов. Наши специалисты разработали инструкции о правилах перегона скота, приема и размещения сельскохозяйственных предприятий и животных на новых местах.

Подобного масштаба и размеров эвакуации, такой в целом ее высокой организованности история еще не знала. Посудите сами – в 1941–1942 гг. из угрожаемых районов страны удалось переместить в тыл 2 млн. 390 тыс. крупного рогатого скота (в том числе 914 тыс. коров), а также 186 тыс. свиней, более 5 млн. овец и коз, 818 тыс. лошадей, 7100 тракторов МТС и совхозов, довольно значительное количество хлеба и других продуктов.

Причем следует иметь в виду, что в отличие от перебазирования промышленных предприятий, отправлявшихся в тыл в первую очередь и преимущественно по железной дороге, скот и сельскохозяйственные машины двигались как правило самоходом.

Скот, кроме того, что мы перегнали в восточные районы, использовался и для питания нашей армии в течение нескольких месяцев. Ко мне приходили в наркомат представители колхозов и спрашивали:

– Товарищ нарком, как быть со скотом?

– А где ваш скот?

– Армия взяла, вот документы.

Конечно, все это было естественно, закономерно. Ведь армия должна была питаться, и часть эвакуируемого скота использовалась для этой цели.

Тракторов мы переправили в тыл меньше, чем хотелось и планировалось, поскольку платформ для них нам почти не выделяли. Очень мало получал Наркомзем вагонов и под погрузку сельхозиму– щества. Поэтому почти все нам приходилось перебрасывать своим ходом. Вагоны с большим трудом получали под породистый скот, под породистых свиноматок и хряков.

Поскольку продвижение войск противника шло довольно быстро, вывезли мы не столько, сколько хотели, сколько рассчитывали. И все же удалось перебазировать немало скота (общие цифры я Вам уже назвал), большую часть тракторов, сельхозмашин и самое главное – миллионы людей.

А вот с зерном дело обстояло хуже. Эвакуировать хлеб полностью не представлялось возможным. Встал вопрос: как его уничтожить? Обливали бензином – не горит. Развеивали по ветру – эффект тоже был незначительный. А ведь зерна имелись огромные массы, урожай в 1941 г. оказался рекордным… Значительную часть хлеба, чтобы не досталась врагу, не удалось даже испортить.

Конечно, что–то сумели скрыть, закопать, раздать колхозникам и партизанам. Но утверждать, что немецко–фашистские оккупанты захватили лишь самую минимальную долю зерна, было бы неправильно. Готовую продовольственную продукцию мы почти не эвакуировали. Винить в этом нельзя ни работников транспорта, ни местные власти, ибо требовалось спасать прежде всего оборудование, агрегаты, машины и некоторые изделия военных заводов. Для сельского хозяйства подвижного состава, таким образом, уже не хватало.

И, наконец, почти все фонды, которые мы готовили по моблп– лану, в западной части страны пропали. Массовых эвакуационных перевозок из–за быстрого продвижения врага там не было. В приграничных районах эвакуируемый скот и люди с машинами нередко попадали в окружение, под обстрелы и бомбежки авиации противника.

Заключая мой ответ на этот Ваш вопрос еще и еще раз хочу подчеркнуть: в целом труженики села в той очень тяжелой обстановке предприняли максимум усилий, чтобы спасти от захватчиков колхозное и государственное добро. Колхозники, специалисты сельского хозяйства, ветеринары, сопровождавшие скот и сельскохозяйственное имущество, проявили себя настоящими героями и патриотами.

Эвакуация, проведенная во второй половине 1941 г., лишила немецко–фашистских оккупантов весьма значительного количества материальных ценностей, что позволило в определенной степени смягчить остроту продовольственной проблемы в стране.

Г. А. Куманев: А насколько удачно были перемещены в тыл ресурсы сельского хозяйства СССР во время второй волны эвакуации, т. е. летом и осенью 1942 г.?

И. А. Бенедиктов: Общий уровень второй эвакуации был лучше. Но опять–таки скажу: перебросили в тыл тоже не все, что хотелось бы.

Г. А. Куманев: Если ознакомиться с постановлениями ГКО и Комиссии по эвакуации за 1942 г., то окажется, что многие из них были связаны с вывозом хлебных запасов.

И. А. Бенедиктов: Да, это так. Непосредственно данными вопросами, кроме ГКО и Комиссии по эвакуации, занимался Наркомат заготовок, который во время войны возглавлял Клавдий Петрович Субботин. Мы же, т. е. Наркомзем, в первую очередь отвечали за спасение семенного фонда (семян из государственного фонда) и смогли эвакуировать его в значительном количестве.

Что касается продовольственного зерна, то вывоз его обеспечивал, повторяю, Наркомат заготовок и больше половины этих запасов удалось перебазировать.

Г. А. Куманев? Нельзя ли узнать, в чем заключалась основная работа Наркомата земледелия СССР во время войны?

И. А. Бенедиктов: Как в предвоенный период, так и особенно в условиях Великой Отечественной войны, у Наркомзема СССР был колоссальный и трудноуправляемый объем работы. Чем только мы не занимались! Это и планирование всех отраслей сельского хозяйства. Это и учет. Это и материально–техническое снабжение, причем снабжение всего сельского хозяйства шло из Центра. Это и финансирование (все деньги были у народного комиссара земледелия по всем республикам). Это и управление машинно–тракторными станциями. Наконец, в ведении Народного комиссариата земледелия СССР находилось большая часть лесного хозяйства, а также птицеводство, животноводство, карантинная служба, орошение и осушение, агротехника, руководство научными учреждениями и научными исследованиями в области сельского хозяйства и т. д. и т. п.

Г. А. Куманев: Каковы, по Вашему мнению, роль и место продовольственных поставок союзников нашей стране по ленд–лизу?

И. А. Бенедиктов: Считаю необходимым сразу же подчеркнуть, что именно наше социалистическое земледелие, несмотря на колоссальные трудности и потери, обеспечивало во время войны основные потребности воевавшей страны в продовольствии.

Другими словами, благодаря высокой сознательности, патриотизму, самоотверженному труду колхозного крестьянства, работников МТС и совхозов и, конечно, благодаря широким мобилизационным возможностям колхозно–совхозной системы Советскому государству удалось в годы Великой Отечественной войны располагать таким количеством продовольствия, а также сырья, которого в целом хватало для бесперебойного снабжения Красной Армии и всего населения.

Что касается продовольственных поставок, которые, хотя и с перебоями, но поступали в тот период от наших заокеанских союзников по ленд–лизу, то, к сожалению, они не приняли больших размеров и составляли сравнительно малую долю с того, что было произведено тогда в Советском Союзе. За военные годы (с 1941 по 1945 г.) среднегодовой импорт из США и Канады в СССР крупы, муки и зерна составил (в пересчете на зерно) 0,5 млн. тонн, что равнялось лишь 2,9 % среднегодовой заготовки зерна в Советском Союзе. По признанию руководителя американской программы ленд– лиза Стеттиниуса (в его книге «Ленд–лиз – оружие победы»), поставки продовольствия в СССР (цитирую) «лишь в малой степени отвечали потребности Красной Армии в калориях и ничего не оставалось гражданскому населению».

Однако и за эту экономическую помощь мы благодарны нашим западным союзникам. Ведь и она, хотя решающую роль не сыграла, но, несомненно, ускорила разгром нашего общего врага.

Г. А. Куманев: Несмотря на то, что сельское хозяйство СССР в 1941–1945 гг. в целом обеспечило страну и армию продовольствием, а военное производство сырьем, урожайность на колхозных и совхозных полях в целом не отличалась в тот период высокими показателями, хотя официальная пропаганда на этот счет предпочитала говорить довольно глухо или вообще умалчивала. Было бы весьма важно узнать Ваше мнение, Иван Александрович, по данному поводу.

И. А. Бенедиктов: Действительно, урожайность на колхозных посевных площадях в целом была довольно низкой. Причем не только в военные годы, но и до войны. Главная причина такого положения заключается в крайне малом производстве в стране удобрений.

Был у нас такой крупный почвовед академик Прянишников. Вы его, наверное, знаете. Это большая величина в сельскохозяйственной науке. Он в свое время подсчитывал баланс азота в почве. Нам доказывал на коллегии Наркомата земледелия, что каждый год наш урожай уносит из почвы 5–6 млн. тонн азота. А мы вкладываем в ту же почву в виде трав бобовых, в виде минеральных удобрений, в виде навоза всего 2,5–3 млн. тонн азота, т. е. каждый год мы из почвы брали азота, питательных веществ больше, чем возвращали. И неизбежен был приход такого момента при ухудшении агротехники, когда наступало резкое снижение урожайности. Это и произошло во время, когда мы почву продолжали интенсивно истощать.

И в настоящее время, при бурном росте у нас производства минеральных удобрений их вложений в почву еще недостаточно. Приведу Вам такие цифры. Например, в 1973 г. в СССР было произведено удобрений в размере 72 млн. 322 тыс. тонн, а в США‑77 млн. 400 тыс. тонн при значительно меньшей посевной площади. А если взять на душу населения, то в Советском Союзе в среднем производилось 290 кг минеральных удобрений (в условных единицах), а в США – 368.

Я беседовал с некоторыми академиками из ВАСХНИЛа, спрашивал, сколько они считают необходимо нам иметь удобрений, чтобы полностью снабдить наше сельское хозяйство минеральными удобрениями. Мне называли цифры 140–150 млн. тонн. Может быть, эти цифры и несколько преувеличены, исходя из крестьянской психологии. Но, видимо, все–таки реальная потребность близка к таким данным.

До войны, не говоря уже о венном времени, практически минеральные удобрения у нас давали главным образом только под хлопок и ничтожно мало – под другие технические культуры.

Г. А. Куманев: Какое внимание сельскохозяйственному производству и в целом труженикам деревни проявлял Сталин накануне и во время Великой Отечественной войны? Насколько компетентными, верными были его представления о состоянии сельского хозяйства, а также решения и указания по проблемам отечественного земледелия?

И. А. Бенедиктов: Разумеется, Сталин и до войны, и во время Отечественной войны, да и после ее окончания постоянно интересовался всеми важнейшими делами, связанными с состоянием и развитием нашего сельского хозяйства. Но в силу ряда причин его оценка нашей деревни, жизни колхозного крестьянства на том или ином этапе далеко не всегда отражала действительное положение. Правда, в предвоенные годы, когда встал вопрос о повышении сельскохозяйственного налога, Сталин весьма настороженно отнесся к этому предложению Наркомфина. Но в конце концов согласился его значительно повысить из–за необходимости направить крупные средства в оборонную промышленность. Сельхозналог был тогда увеличен в 1,8 раза и оставался в силе во время войны.

После возвращения страны к мирному труду размеры сельхозналога, хотя и с некоторыми колебаниями, продолжали расти. Где–то в начале 50‑х годов у Сталина сложилось мнение, что наши колхозы уже вполне оправились от огромного ущерба, причиненного им гитлеровским нашествием, и материальное положение колхозников в целом достаточно высокое.

Такое представление вождя о положении колхозов и об уровне жизни наших сельских тружеников было навеяно ему грузинами. Там, в Грузии, доходы от колхозов имелись довольно большие. Были повышены цены на мандарины, абрикосы, другие южные культуры. И в Грузии многие колхозы действительно стали быстро богатеть. (Правда, тоже не во всей республике.) Это сказалось на мнении Сталина о зажиточности колхозов и колхозников. Вступать с ним в спор было занятием нелегким и довольно рискованным. Требовалось быть абсолютно уверенным в правоте своей точки зрения, владеть фактами, точными данными, обладать и определенным мужеством.

Министр финансов Арсений Григорьевич Зверев посоветовался с Министерством сельского хозяйства, и мы с ним решили держаться фактической стороны дела, т. е. доказывать, что колхозы не обладают большими денежными средствами.

Зверев представил Сталину докладную записку с изложением данных о доходах на селе и вновь высказался, что нельзя вводить дополнительный налог. Иначе, доказывал он, ссылаясь на мнение Минсельхоза СССР, пропадут еще больше интересы людей работать в колхозах. Это была сущая правда. И без того многие труженики деревни материально только–только сводили концы с концами. Нарушался принцип их материальной заинтересованности в результатах своего труда. Достаточно было проанализировать налог с оборота сельскохозяйственных продуктов, который получало государство, чтобы стало ясно, какой доход мы имели от деревни.

Зверев в своей записке обошел анализ налога с оборота сельскохозяйственного производства, не отдал должное колхозному крестьянству, которое этим налогом с оборота помогало и обороне страны, и проводимым мероприятиям.

Сталин же был по–прежнему глубоко уверен, что колхозы, колхозники (и не только южной зоны) имеют солидные доходы и их следует обложить повышенным налогом, соответствующим этим высоким доходам.

Г. А. Куманев: В каких размерах предусматривалось повысить сельхозналог? Снова как перед войной почти в два раза?

И. А. Бенедиктов: Не в два раза, а даже побольше.

Г. А. Куманев: А об этом было где–то опубликовано?

И. А. Бенедиктов: Конечно, нет. Но Хрущев об этом проговорился, в какой–то речи.

Так вот, по указанию Сталина, кажется, в феврале 1953 г. была образована большая комиссия, которой поручалось дать предложения о дополнительном налоге.

В комиссию вошли, насколько я помню, такие видные деятели из окружения Сталина, как Маленков, Микоян, Берия, Пономаренко, Андреев и другие. По моему мнению, ряд членов комиссии ясно себе представляли, что не может быть и речи о новом высоком налоге. Более того – они считали, что наше сельское хозяйство нуждалось в большей помощи со стороны государства.

Но были и такие члены комиссии, которые колебались, а некоторые – совершенно категорично высказывались, что Сталин прав, что дополнительный налог обязательно нужно установить и указания вождя выполнять беспрекословно. И, наконец, отдельные члены комиссии, особенно представители Грузинской ССР, приводили примеры из своих личных наблюдений о высокой доходности отдельных колхозов республики. Но ведь это были «исключения из правил», а не общая картина.

Комиссия очень долго обсуждала данный вопрос. Наконец, она поручила Звереву и Бенедиктову подготовить проект решения и записку на имя Сталина, предварительно, как отметила комиссия, «более глубоко изучив доходы колхозов». Ну это изучение нами сознательно проводилось не спеша. Мы были уверены в непосиль– ности повышенного налога и в меру своих сил тянули это чреватое по своим последствиям предложение. В марте 1953 г. в связи со смертью Сталина вопрос о дополнительном сельхозналоге сам по себе отпал и больше его никто не поднимал.

Данная история показывает: с одной стороны, Сталин признавал как будто, что положение колхозов такое, что экономических стимулов их роста недостаточно. А, с другой стороны, известный период времени был уверен, что колхозы уже настолько богаты, что их нужно дополнительно облагать высоким налогом.

Еще ряд моментов отрицательно сказались на сталинском руководстве нашим сельским хозяйством. Урожайность тогда определяло Центральное статистическое управление (ЦСУ). Давали Сталину сведения об урожайности, он соглашался. При этом Сталин боялся заниженности урожайности. И не только потому, что перед мировой общественностью мы в таком случае не хорошо бы выглядели. Но и потому, что это сразу снижало поступление натуроплатой государству, т. е. государство просто лишалось хлеба.

Поэтому он считал, что лучше урожайность завысить, чем занизить. Сталин был убежден, раз данные об этом дают крестьяне, то урожайность свою они явно занижают, не считаясь ни с какими фактами. Выражая свое недовольство, он говорил: «Урожайность ваша никуда не годна». И требовал данные об урожайности исправить. В результате они подправлялись под его субъективную точку зрения.

То же самое в планировании сельскохозяйственного производства. Иной раз установки вождя были просто неправильными, когда он фактически выступал против агротехники, против целесообразного размещения культур, вопреки многолетней практике, опыту. Привез как–то Сталин с юга, где находился на отдыхе, мешочек семян ветвистой пшеницы. Вызвал меня и одного ученого. Прибыли к нему. Он сразу же мне говорит: