Текст книги "Говорят сталинские наркомы"

Автор книги: Георгий Куманев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 53 страниц)

Немало было встреч и во время войны. Расскажу о некоторых из них. В июле 1941 г. звонит помощник Молотова. Говорит, что мне нужно немедленно приехать к Вячеславу Михайловичу.

– По какому вопросу и надо ли взять какие–нибудь материалы? – спрашиваю.

– Не надо, все на месте.

Приезжаю. Вхожу в кабинет к Молотову и вижу: за столом сидят Молотов, Микоян, Маленков, Берия, Вознесенский. У письменного стола стоит Сталин, заметно нервничает. Поздоровался и, затянувшись трубкой, спрашивает:

– Почему, товарищ Горемыкин, так получилось, что уже в начале войны мы оказались без основных артиллерийских систем, без главных видов вооружения?

Вопрос для меня был тяжелый. Тем более я, конечно, знал о том, что бывшее руководство Наркомата вооружения: Ванников. Барсуков, фактически Мирхазанов (он находился под следствием) и еще ряд других руководящих работников наркомата арестованы. И некоторые из них уже «признали» себя виновными в несвоевременном снятии с вооружения соответствующего вида пушек и пулеметов и в «шпионаже» в пользу фашистской Германии. А незадолго до этой встречи Молотов мне говорил: «А твой дружок Ванников признает себя виновным во вредительстве. Он решил нужные пушки не делать, а делать другие и тем самым сорвать обеспечение фронта».

Помня такую молотовскую оценку, мне трудно было отвечать. Но я все–таки говорю:

– Товарищ Сталин, хотя я сейчас не занимаюсь вооружением, работаю по производству боеприпасов, должен Вам доложить, что Наркоматом обороны и его Главным артиллерийским управлением было внесено предложение снять с производства 45‑мм и 76‑мм пушки.

Далее я сказал, что из–за возражений Наркомата вооружения вопрос, как известно, трижды рассматривался в ЦК. Для этого создавались одна за другой три комиссии. Первая работала под председательством товарища Маленкова, вторая – под председательством товарища Молотова и третью возглавлял товарищ Жданов. Все они приняли предложения руководства Наркомата обороны СССР, и выводы комиссий были утверждены Центральным Комитетом партии (т. е., разумеется, Сталиным, но мы об этом никогда не говорили).

(Еще немного поясню, Георгий Александрович. Я принимал участие во всех трех комиссиях и видел, что военные и в первую очередь маршал Кулик, который в техническом отношении был человеком неграмотным, но по каким–то причинам имел влияние в Наркомате обороны, настаивали на снятии с производства многих видов вооружения под предлогом, что они устарели. Кулик заявлял, что у немцев танковая броня будет, как у дредноутов. Поэтому, мол, на серийный выпуск надо ставить новые виды.)

Я также сказал Сталину, что, кроме 45‑мм и 76‑мм пушек, это касалось 120‑мм 110‑мм гаубиц, самозарядных винтовок, пулеметов «Максим», противотанковых ружей, мосинской винтовки образца 1891/38 гг. и даже автоматов (их Кулик окрестил «оружием полицейских»).

И вот во многом именно по названной причине, ввиду прекращения выпуска так называемых «устаревших видов вооружения», и выявилась уже в самом начале войны острая нехватка артиллерийского и стрелкового вооружения.

Сталин, который слушал меня сидя, встал со своего места, хлопнул себя по бедрам и говорит:

– Что же мы наделали?

Спрашивает меня:

– Как быть? Вы участвовали в работе комиссий. Скажите, как же нам поправить положение?

Я высказал мнение, что необходимо возвратиться к выпуску того вооружения, которое снято с производства, т. к. освоение новых видов займет не менее года. Добавил также, что, например, пушки, которые мы перестали выпускать, не хуже немецких и не хуже американских. И поскольку я много работал на оборонных заводах, мне хорошо известно, что необходимая оснастка и заделы должны сохраниться, и таким образом имеется возможность быстро наверстать потерянное время.

В заключение я сказал, что, наверное, стоило бы расспросить по этому вопросу тех из руководства Наркомата вооружения, кто последнее время занимался этими делами (т. е. намекал на наркома Ванникова, который был арестован, и на его заместителя Мирзаха– нова, находившегося под следствием).

Тут же из внутренней тюрьмы был вызван Мирзаханов. Он явился минут через 20 в соответствующей одежде, но побритым. Сталин задал ему тот же вопрос, и он почти слово в слово повторил то, о чем я докладывал. У меня сразу же от души и от сердца отлегло…

Пушки, о которых шла речь, были незамедлительно на заводах поставлены на серийный выпуск, чему в решающей мере способствовали уже созданные перед этим производственные мощности.

Борису Львовичу Ванникову было передано правительственное задание: изложить свое мнение по данному вопросу, а заодно – конкретные предложения по проблемам военной перестройки оборонной промышленности. Он все сделал, и через несколько дней его предложения рассматривались в Государственном Комитет Обороны. Кроме членов ГКО, там находились новый нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов и я. С Ванникова обвинения были сняты, его освободили и назначили заместителем наркома вооружения и уполномоченным ГКО по выпуску вооружения на заводах Урала.

Принятые меры не замедлили сказаться на увеличении производства артиллерийских систем. В 1942 г. мощности наших артиллерийских заводов перекрыли то, что мы имели ранее.

Еще вкратце о двух встречах с вождем. В начале октября 1941 г. вызывает он меня в Ставку Верховного Главнокомандования. Она находилась тогда в подвальном помещении в районе станции метро «Кировская». Поздоровались, и Сталин говорит:

– Вас, товарищ Горемыкин, обвиняют во вредительстве.

– Почему и в чем меня обвиняют, товарищ Сталин? – удивленно спрашиваю я.

– Вот, получено письмо от начальника Главного управления по снабжению самолетов. В нем отмечается, что приостановлено снабжение ВВС Красной Армии авиаснарядами. Обвиняется в этом нарком боеприпасов. Правильно ли написано в письме?

Я отвечаю:

– В первой части правильно, товарищ Сталин. Поставки действительно прекратились. А во второй – неправильно и моей вины здесь нет. Потому что авиазавод «Выстрел» и еще один завод из центральной России, которые выпускали эти снаряды, мы вынуждены эвакуировать в Челябинск, и они сейчас находятся в пути. А размещаться должны на подготовленных площадях местного предприятия.

Сталин тут же вызвал наркома путей сообщения Кагановича и ответственных работников ЦК по транспорту и сказал, чтобы в течение двух, в крайнем случае трех дней заводское оборудование прибыло на место. В этот срок оно и было перебазировано. Затем при 30-градусном морозе рабочие приступили к монтажу оборудования и завершили его в течение трех недель. Вскоре вместе с наркомом по строительству Семеном Захаровичем Гинзбургом мы полетели в Челябинск, чтобы обеспечить скорейший пуск обоих заводов…

Была еще одна встреча с подобным обвинением. Снова вызывает к себе в Ставку Сталин и снова говорит:

– Вас опять подозревают во вредительстве.

– Почему, товарищ Сталин?

– Потому что Вы неправильно ведете себя на производстве и сорвали одно важное дело ведущего конструктора.

А конструктор сидит здесь же, и я понял о ком и о чем идет речь. Был такой конструктор Борис Шпитальный. Вы, Георгий Александрович, эту фамилию, видимо, знаете. Человек он был не без способностей, но авантюрных наклонностей и в случае каких–либо личных неудач или промахов всегда предпочитал искать виновных где–то на стороне.

Сталин при встрече расспрашивал его о неполадках в авиаснарядах, и тот сразу же заявил, что во всем этом виноват нарком– вредитель Горемыкин.

Когда я выслушал все претензии ко мне, а точнее – обвинения, то ответил:

– Товарищ Сталин, мы уже разобрались с этими неполадками. Они целиком связаны с конструкторскими недоделками и упущениями. Я смог принять соответствующие оперативные меры и сейчас готов с полной ответственностью заявить Вам, что дефект преодолен, что преждевременности выстрела в самолетах не будет и не будут гибнуть по этой причине ни летчики, ни самолеты.

– Ну, что ж, – говорит Сталин, – примем к сведению такое заявление.

После того как заметно помрачневший Шпитальный покинул кабинет вождя, Сталин подошел ко мне и, глядя в глаза, довольно тепло произнес:

– Дорогой товарищ Горемыкин, Вы, очевидно, знаете, как я отношусь к конструкторам, изобретателям.

– Знаю, товарищ Сталин, мне приходилось бывать на заседаниях, испытаниях, и я много раз был свидетелем Вашего большого внимания к ним.

(Весьма показательный пример такого отношения: конструкторы и изобретатели щедро награждались, получали и звание Героя Социалистического Труда, различные премии и т. п. Хозяин Кремля почти всех их знал по имени и отчеству, многим из них даже по частным вопросам сам звонил по телефону.)

– Я Вас прошу, – добавил Сталин, – ничего не делать самостоятельно без генерального конструктора.

Я‑то думал, что он меня расхвалит: ай, какой молодец, во всем уже разобрался, все уже сделал, все исправил…

В конце встречи Сталин заметил:

– Надо очень тепло, хорошо жить с конструкторами. Они творят очень нужные дела, и от них судьба нашей страны тоже во многом зависит.

Г. А. Куманев: Кого Вы могли бы назвать из большой когорты ученых, изобретателей, конструкторов–боеприпасников?

П. Н. Горемыкин: Над совершенствованием существовавших и над созданием новых образцов боеприпасов в годы Великой Отечественной войны трудились коллективы десятков научно–исследовательских институтов (НИИ), сотни заводских конструкторских бюро (КБ), тысячи ученых, конструкторов, изобретателей, рационализаторов – замечательных специалистов своего дела. Не всех, конечно, помню по имени–отчеству, но фамилии многих из них хорошо отложились в памяти.

Еще в мирное время у нас проводились на двух заводах опыты по созданию мощных баллиститных порохов. Но в первые месяцы войны, когда оба предприятия надо было срочно эвакуировать в тыловые районы, к изготовлению таких порохов пришлось приступить по существу заново. По решению Государственного Комитета Обороны на заводе № 98 было создано Особое конструкторское бюро (ОКБ). Туда включили крупных ученых–специалистов по бал– листитным порохам Бакаева, Спориуса, Гальперина, Пашкова и других. В невиданно короткие сроки они разработали технологию изготовления ракетных порохов. Названным мною ученым была присуждена Сталинская или, как ее стали называть позднее, Государственная премия СССР.

Выдающийся вклад в теорию горения порохов в ракетных снарядах и в создание противотанковых гранат внес коллектив ученых из Института химической физики Академии наук СССР. Его возглавил молодой талантливый исследователь Яков Борисович Зельдович, впоследствии академик, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР.

Нельзя не сказать несколько добрых слов и о коллективе конструкторов во главе с замечательными инженерами Бурмистровым и Константиновым, которые изобрели 37‑мм и 45‑мм подкалиберные бронебойно–трассирующие снаряды. Их бронебойная сила была в 1,5 раза выше пробивной силы существовавших до этого бронебойных снарядов.

Другой коллектив конструкторов в составе Матюшкина, Дзюбы и Ломового разработал первые образцы отечественных кумулятивных снарядов. Затем была создана и кумулятивная бомба.

Огромные успехи были достигнуты в реактивной артиллерии. Еще до войны Андрей Костиков – талантливый организатор и конструктор, правда, со сложным характером, изобрел реактивный миномет. Во время войны под его руководством совершенствовалась знаменитая «катюша». Костиков стал генерал–майором, Героем Социалистического Труда, членом–корреспондентом АН СССР. К тому, о чем я Вам немного уже рассказывал, добавлю, что реактивные снаряды М-13 были не только сконструированы, но и испытаны еще накануне войны, в 1939–1940 гг. На одном показательном испытании весной 1941 г. были нарком обороны маршал Тимошенко, его заместитель, начальник Главного артиллерийского управления маршал Кулик, несколько ответственных представителей от ЦК партии, Совнаркома и я, как нарком боеприпасов.

После испытаний военные заявили, что кучность этих снарядов слишком мала, недостаточна. Их мнение, к сожалению, возобладало и заказы на производство М-13 оставались незначительными.

Но вот в начале войны, когда сложилось очень тяжелое положение на западном направлении, с фронта в Ставку позвонил генерал Рокоссовский. Он сообщил, что в ходе развернувшихся под Оршей ожесточенных боев наше командование использовало 6 реактивных установок («катюш»). Они нанесли противнику огромный урон. От залпов, произведенных установками, были подожжены многие эшелоны противника с горючим и боеприпасами. Снаряды, летящие со звуком и хвостовой кометой, навели ужас и страх на немецких солдат. Рокоссовский просил срочно прислать новые реактивные установки.

После этого Сталин вызвал меня и дал указание подготовить предложения к проекту постановления ГКО о серийном производстве М-13 и о резком увеличении их поставок действующей армии. Госпланом СССР были привлечены десятки заводов по производству деталей к этим снарядам. Одновременно были отработаны заряды из пироксилиновых порохов. К этому времени будущий академик Сергей Алексеевич Христианович провел большую научно–исследовательскую работу в ЦАГИ и внес необходимые изменения в конструкцию снарядов, которые повысили их кучность в несколько раз.

Только в Москве, реализуя постановление ГКО, мы подключили к выпуску «катюш» 56 заводов гражданской промышленности и таким образом смогли справиться со столь важной задачей.

Отвечая на Ваш вопрос, могу еще назвать конструкторов взрывателей Ларионова, Алифанова, Пономарева, Вишневского, Васильева, пороховников Рябова, Лопука, Мигрина, Атрюшенко, Фомина, Клименко, Франкфурта…

Всех достойных перечислить невозможно. За выдающиеся заслуги перед Родиной в годы Великой Отечественной войны 12 предприятий Наркомата боеприпасов СССР получили высокие правительственные награды.

Научные свершения ученых, высокие достижения инженерно– технической мысли рационализаторов и изобретателей в области производства боевых средств не имели бы во время войны столь громадного эффекта, если бы не подкреплялись самоотверженной работой всей многотысячной армии рядовых тружеников, как говорится, от мала до велика.

Вот лишь один небольшой штрих. В начале 1942 г. мне довелось побывать в Верхней Туре на заводе боеприпасов. Здесь изготавливались 152‑мм снаряды. Ребятишки 12–13 летние, когда я зашел на завод в обеденный перерыв, гоняли голубей. Спрашиваю у директора завода:

– Вы что это делаете? Не даете даже отдохнуть ребятам.

– Ничего, – отвечает он, – после этого они еще более упорными становятся, еще лучше работают. Ведь все они наши мужские нормы выполняют, а многие и перевыполняют.

Удивительно, но как трудились эти наши молодые патриоты, совсем еще дети, как работали наши славные женщины, достойно заменившие ушедших на фронт мужчин! Делали почти невозможное по мирным меркам. Несмотря на скудную пищу, на все невзгоды и лишения. Я с восхищением и сейчас вспоминаю о таких героях трудового фронта и славить их надо навечно.

Г. А. Куманев: Вы, дорогой Петр Николаевич, сообщили мне много ценных данных, связанных с производством боеприпасов в Советском Союзе накануне и в годы Великой Отечественной войны и о Вашем непосредственном участии в этом трудном и очень важном деле. Но меня также весьма интересует, каким был механизм обеспечения боеприпасами Красной Армии во время войны и как снабжение ими советских войск отражалось на проведении важнейших оборонительных и наступательных операций.

Я. Н. Горемыкин: Вопрос этот и непростой, и довольно широкий. Отвечая на него, я попытаюсь проиллюстрировать то, что Вас интересует, на примере только ряда крупных военных операций, используя те материалы, которые имею при себе.

Если вести речь о первых месяцах Отечественной войны, то прежде всего следует сказать о том, что в конце июля 1941 г. была улучшена сама система снабжения Красной Армии воинскими грузами. По решению ГКО были созданы органы тыла во главе с начальником Тыла Красной Армии, которому подчинялся и прифронтовой транспорт с задачей подвоза фронту всего необходимого.

Я уже говорил Вам о том, какие огромные трудности возникли у нас в самом начале фашистской агрессии в отношении боеприпасов. Ведь многие склады с ними находились на территории, куда вторглись немецко–фашистские войска. Враг подверг эти склады бомбовым ударам. Некоторые из них пришлось уничтожать и воинам Красной Армии при отступлении. Всего к 10 июля в захваченных противником районах СССР оказалось более 200 складов и баз, или 68 % их общего количества, находившихся в приграничной зоне, одновременно резко сократилось производство снарядов, авиабомб, мин, гранат и других видов боевых средств из–за вынужденного перебазирования предприятий наркомата в тыловые районы.

Все эти причины привели к существенному уменьшению поступления военной продукции в действующую армию и, конечно, очень осложняли и снижали эффективность ее боевых действий в первые месяцы войны, в том числе во время битв под Москвой и Ленинградом.

Летом 1942 г., когда развернулись грандиозные сражения под Сталинградом и на Северном Кавказе, перед органами тыла Красной Армии встали чрезвычайно сложные задачи по обеспечению Красной Армии всем необходимым. Сеть железных дорог в этих регионах была недостаточно развитой и к тому же подвергалась постоянному воздействию вражеской авиации. Правда, в непосредственной близости к фронту находилась Волга, но многие ее участки противник заминировал, а переправы почти непрерывно бомбил.

И можете себе представить, Георгий Александрович, в таких тяжелейших условиях, потребовавших от наших органов снабжения огромных усилий, оперативности и маневренности, фронтам в оборонительный период битвы на Волге было подано одних только боеприпасов около 5,4 тыс. вагонов. Это позволило заметно увеличить их расход. Приведу Вам такие данные: с 12 июля по 19 ноября 1942 г. он составил более 4,7 тыс. вагонов. Хотя остаток боеприпасов был совсем небольшой, тем не менее он пригодился при переходе советских войск в контрнаступление под Сталинградом.

Очень трудно решалась задача обеспечения Красной Армии боеприпасами при проведении оборонительных и наступательных операций в ходе битвы за Кавказ. После отхода наших войск к предгорьям Кавказского хребта враг перерезал все основные транспортные коммуникации, которые связывали Кавказ с центром. Используя доставку грузов кружным путем – через Среднюю Азию и Баку, совершая их перевалку с железных дорог на воду и обратно, применяя другие смелые и оригинальные решения, работники транспорта и органов тыла Вооруженных Сил добивались, казалось, невозможного. Тысячи тонн боеприпасов и другой военной продукции, направленных из центра и местных предприятий, обеспечили потребности Закавказского и Северо – Кавказского фронтов и в конечном счете разгром немецко–фашистских войск в этой битве.

Приведу в качестве примера Курскую битву. По имеющимся у меня архивным документам, перед началом этого, я бы сказал, масштабного исторического сражения наши войска здесь имели около 20 млн. снарядов и мин, 630 млн. патронов, 7 млн. ручных гранат и многое другое. Поток боеприпасов в ходе начавшейся операции поступал в войска непрерывно. Всего в течение битвы на Курской дуге воины Красной Армии израсходовали 14 млн. мин и снарядов. 500 млн. винтовочных и 3,3 млн. пулеметно–автоматных патронов, 3,6 млн. патронов противотанковых ружей, почти 4 млн. ручных гранат, или более 10,6 тыс. вагонов боеприпасов. Расход боевых средств за 50 дней этой битвы превысил их расход во время битвы под Сталинградом за 205 дней.

Вам, конечно, хорошо известны итоги величайшей по размаху Белорусской стратегической наступательной операции, которую провели войска 1‑го Прибалтийского, 3‑го, 2‑го и 1‑го Белорусских фронтов. Так вот, с 1 мая по 22 июля 1944 г. этим фронтам было доставлено около 8 тыс. вагонов боеприпасов. Причем, как и в битве под Курском, подача боеприпасов шла непрерывно и их общий объем существенно возрос. Всего за время Белорусской стратегической операции наши войска израсходовали около 6 тыс. вагонов боеприпасов.

Белорусскую операцию по количеству поданного вооружения и боеприпасов превзошла Ясско – Кишиневская наступательная операция. Два фронта, которые ее проводили, получили почти столько, сколько было доставлено четырем нашим фронтам во время Белорусской операции. Одних только снарядов и мин поступило 6,4 млн.

И последний пример. Доставка боеприпасов войскам 1‑го Белорусского и 1‑го Украинского фронтов при подготовке Висло – Одер– ской наступательной операции превзошла все, имевшее место ранее. Воины Красной Армии при ее подготовке получили 16 млн. 148 тыс. мин и снарядов, 0,5 млрд. патронов, более 2 млн. ручных гранат. А это – свыше 16 тыс. вагонов.

Так работники предприятий Наркомата боеприпасов СССР вместе со всем советским народом в течение всей неимоверно трудной войны обеспечивали боевые действия Советских Вооруженных Сил и завоевание ими Великой Победы.

Г. А. Куманев: Каковы же общие результаты усилий трудовых коллективов Вашей отрасли по производству боеприпасов за 1941–1945 гг.?

/7. Н. Горемыкин: По последним уточненным данным они таковы: за годы Великой Отечественной войны наша промышленность боеприпасов произвела 333,3 млн. снарядов, 37189 млн. авиабомб, 242808 млн. мин, около 200 млн. фанат, десятки млрд. патронов, сотни тысяч тонн пороха и взрывчатых веществ.