Текст книги "Возвращение скипетра (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Затем, к своему изумлению, Ланиус начал смеяться. Грас понял, что другой король узнал шум, чем бы он ни был. «Я думаю, тебе лучше рассказать мне, что происходит», – осторожно сказал Грас.

«Я сделаю больше, чем это», – ответил Ланиус. «Я покажу тебе». Он снова поразил Граса, улегшись на спину на одном из менее пыльных участков пола. Затем он начал колотить себя в грудь, как будто бил в барабан. Грас подумал, не сошел ли он с ума.

Но он этого не сделал. К нему неторопливо подошел обезьяний кот и забрался ему на грудь. У Ланиуса под рукой оказался кусочек мяса, и он отдал его животному. Грас разинул рот. Он сказал: «Теперь я все увидел».

«О, в этом нет ничего особенного. Прыгун время от времени забредает сюда и в другие места, где мне нужно мясо, чтобы выманить его». Голос Ланиуса звучал нарочито небрежно. «Поэтому я обычно ношу с собой несколько обрезков. Мне приходится довольно часто брать свежие. Иначе они ему не понадобятся».

«Понятно», – сказал Грас. «Я хотел спросить тебя о некоторых вещах, на которые ты тратил деньги. Я слышал о дрессировщике животных, архитекторе и довольно многих рабочих. О чем я еще не слышал?»

«Почему я это делаю», – ответил Ланиус, поглаживая Паунсера за ушами. Монкат громко замурлыкал.

«Хорошо. Почему?»

Ланиус продолжал гладить и почесывать обезьяну, пока говорил. Чем дольше Грас слушал, тем больше удивлялся. Наконец, другой король закончил вопросом: «Что ты думаешь?»

«Что я думаю?» Эхом отозвался Грас. Ланиус немного рассказал ему об этом прошлой зимой, но только немного. Теперь, когда он услышал все это, он подумал, что действительно все это слышал. Он сказал: «Я думаю, это безумие, вот что. Что мог подумать любой, кто услышал нечто подобное?»

«Теперь я расскажу тебе кое-что, чего ты не знаешь», – сказал Ланиус. «Вскоре после того, как мы начали это, Изгнанный послал Коллурио сон».

Грасу пришлось отнестись к этому серьезно. Изгнанный посылал сны только тем, кто беспокоил его. Некоторые из врагов, нанесших ему тяжелые удары, никогда не видели его во сне. Гирундо был одним из таких и понятия не имел, как ему повезло. Грас тихо присвистнул, пытаясь осознать это. «Он посылал сны… дрессировщику животных?»

«Клянусь бородой Олора, ваше величество, он это сделал». Ланиус, возможно, давал клятву. Его использование королевского титула произвело на Граса гораздо большее впечатление, чем его обращение к нынешнему королю богов.

Грас сказал: «Однако он не отправил его строителю?»

«Во всяком случае, пока нет», – сказал другой король. "Строитель знает о происходящем меньше, чем тренер. Его также было бы легче заменить, чем тренера. Все это делает его менее важным и менее опасным ".

«Ты продумал это, не так ли?» Грас посмеялся над собой. Конечно, Ланиус все продумал; это было то, что у Ланиуса получалось лучше всего. Грас нацелил указательный палец на другого короля, как будто это была стрела. «Вы не можете сказать мне, что строитель дешевле тренера, клянусь богами. О, ты можешь, но я тебе не поверю».

«Я даже не буду пытаться. Ты бы знал, что я лгу. Вот, подожди – я перестану лгать». Он поднялся с пола, все еще держа Паунсер. Грас скорчил ужасную гримасу. Ланиус продолжил: «Даже если он дороже, он нам нужен. Ты скажешь мне, что я ошибаюсь на этот счет?»

«Я скажу тебе, что ты можешь ошибаться», – сказал Грас. Ланиус обдумал это в своей обычной серьезной манере, затем медленно кивнул. Но Грас почувствовал, что должен добавить: «Ты тоже можешь быть прав. Мы узнаем. Я надеюсь, что мы узнаем. А пока… А пока тебе лучше продолжать».

Урожай был хорошим. Дождь выпал не в самое неподходящее время. Пшеницу и ячмень доставляли в город Аворнис на речном судне, а с близлежащих ферм – на повозках. Зернохранилища наполнились – если не до отказа, то действительно очень. Наблюдая за нарастающим золотым потопом, Ланиус укрепился в уверенности, что столица сможет пережить даже самую суровую зиму. В отчетах, поступивших с остальной части Аворниса, говорилось, что в этом году никто, скорее всего, не будет голодать.

По мере того, как прибывало все больше и больше зерна, Ланиус начал сомневаться, что Изгнанный воспользуется погодой как оружием против Аворниса. Король не сомневался, что изгнанный бог что-нибудь использует. То, что сказал Грас, имело слишком много смысла, чтобы Ланиус сомневался в этом. В какой-то момент Изгнанному пришлось бы нанести Аворнису ответный удар. Не нанести ответный удар означало бы признаться в слабости. Кем бы еще он ни был, слабым он не был. Избранное им оружие, Ментеше, в данный момент было для него менее полезным, чем он хотел бы. Но у него, несомненно, были другие – имел их или мог изобрести.

Ланиус знал, что бы он сделал, окажись в тех южных горах, в полном одиночестве и ярости. Он призвал Птероклса. Волшебник низко склонился перед ним. «Чем я могу служить вам, ваше величество?»

«Я боюсь, что вскоре ты будешь служить всему Аворнису, а не только мне», – ответил король. «Что ты знаешь о чуме, начатой и распространяемой колдовством?»

Уголки рта Птероклса опустились. Морщины, которые разбежались от уголков его рта к переносице, стали глубже. Печаль и беспокойство наполнили его глаза. «Я боялся, что ты спросишь меня об этом».

«Как ты можешь быть так уверен в —?» Ланиус замолчал и обвиняюще ткнул указательным пальцем в волшебника. «Ты изучал».

«С тех пор, как я вернулся в столицу», – согласился Птероклс. "Я только хотел бы, чтобы было чему поучиться. Такого рода вещи очень похожи на управление погодой – они слишком велики для смертного волшебника, чтобы их можно было использовать, а это значит, что мало кто мог что-то сказать по этому поводу ".

«Что они говорят? Я имею в виду тех, кто вообще говорит», – сказал Ланиус.

«Что только волшебнику без сердца могло прийти в голову попробовать одно из этих заклинаний», – сказал Птероклс. "Проблема в том, что это слишком хорошо подходит для Изгнанного. Они также говорят, что болезни ведут себя как естественные, когда их отпускают. Если волшебник или врач смогут придумать способ вылечить их или не дать им убивать, это сработает так же хорошо, как и против обычной болезни ".

«Если», – тяжело произнес Ланиус. Птероклс кивнул. Они обменялись несчастными взглядами. Проблема с оптимистично звучащими новостями, которые сообщил волшебник, была проста – множество естественных болезней не имели известного лечения. Многие люди обращались к врачам только в качестве последнего средства, когда они были безнадежно больны и что бы доктор им ни сделал, это вряд ли могло усугубить ситуацию.

«Может быть, он сделает что-нибудь еще», – сказал Птероклс. «Может быть, это будет из-за погоды. Может быть, он сможет найти какой-нибудь способ заставить ментеше прекратить сражаться между собой. Может быть… может быть, почти все, что угодно, ваше величество.»

Его голос был похож на голос человека, насвистывающего мимо все еще дымящегося погребального костра. Ланиус понимал, что звучит так, потому что это было также то, что он чувствовал. «И, может быть, он тоже наслает чуму», – сказал король. «Это было бы, пожалуй, лучшее, что он мог сделать, не так ли?»

«Не настолько, насколько это касается нас, клянусь богами!» Воскликнул Птероклс. Затем он понял, к чему клонил Ланиус. «Да, я думаю, что, судя по его взгляду на вещи, чума, возможно, лучшее, что он мог сделать. Однако я вижу одну вещь, которая могла бы нам помочь».

«О? Что?» Спросил Ланиус. «Это на одного больше, чем я вижу, вот что я тебе скажу».

«Приближается зима», – сказал Птероклс. «Люди не так много путешествуют зимой. Даже если начнется чума, она не будет распространяться так быстро, как если бы она началась летом.»

«Это даст нам повод для предвкушения, когда погода потеплеет, не так ли?» Сказал Ланиус.

Волшебник поморщился. «Я бы хотел, чтобы ты выразился не совсем так».

Думая об этом, Ланиус также пожалел, что сказал это таким образом. "Сделай все, что в твоих силах, вот и все. И если я наткнусь в архивах на что-нибудь, имеющее отношение к эпидемиям, я передам это тебе ".

Ансер и Орталис посмеялись бы над ним. Сосия бы закатила глаза при виде времени, которое он потратил впустую в архивах (она бы сделала больше, если бы знала, как он иногда проводил там время). Грас бы тоже закатил глаза, хотя он знал, что Ланиус часто находил заслуживающие внимания вещи, когда копался в них. Птероклс нетерпеливо кивнул. «Спасибо, ваше величество. Я ценю это, поверь мне. Никогда нельзя сказать, что может получиться».

«Нет, ты никогда не сможешь». Кое—что из того, что Ланиус узнал в архивах – как королевских, так и церковных, – он предпочел бы никогда не находить. Имя Милваго снова промелькнуло у него в голове. На этот раз он не произнес его вслух. Почему-то оно все равно казалось слишком могущественным.

Птероклс поклонился ему еще раз. «Я рад, что вы и король Грас осознаете возможные варианты», – сказал он. «Это обязательно поможет, когда… что бы ни случилось, произойдет».

Ланиус не был так уверен. Предположим, что чума убила обоих королей в течение нескольких дней. Тогда Крекс забрал бы корону, предполагая, что он жив – и предполагая, что Орталис не пытался ее украсть. Орталис был бы регентом, если бы не был королем.

Ланиус был маленьким мальчиком, когда умер его отец и ему наследовал младший брат короля Мергуса, Сколопакс. Сколопакс правил недолго и из рук вон плохо. Ланиус не видел, чтобы Орталис чувствовал себя лучше. Король вздрогнул. Если повезет – и, как он надеялся, с помощью богов, все еще пребывающих на небесах, – ни до чего подобного не дойдет.

Он надеялся, что Олор, Келеа и остальные боги на небесах обращают внимание на то, что происходит в материальном мире. Часто казалось, что они уделяют этому так мало внимания, как только могут. Бросили бы они Изгнанного сюда, если бы серьезно относились к материальному миру и тому, что в нем происходило? Ланиус так не думал.

Король хотел, чтобы Аворнис мог похвастаться архипреосвященным, который занимал свое место благодаря своей святости, а не потому, что он был бастардом другого короля. Как и всем остальным, Ланиусу нравился Ансер. Ансер нравился даже Орталису, в котором молоко человеческой доброты давно свернулось. Даже Эстрильде, которая должна была презирать его как живой символ предательства своего мужа, нравился Ансер. Однако, каким бы симпатичным он ни был, он находил оленя более дорогим, чем королеву Келею, а короля Олора более скучным, чем кабана.

Но опять же, может быть, это и не имело бы ни малейшего значения. Если бы боги на небесах были почти безразличны к тому, что происходит в материальном мире, насколько сильно их волновало бы, был ли верховный святитель утонченным теологом или первоклассным лучником? Возможно, меньше, чем надеялся Ланиус, они сделали.

И в этом случае…

«В таком случае, – пробормотал король Аворниса, – это зависит от Граса, меня, Птероклса, Коллурио, Тинамуса, Отуса, Гирундо и—» – Он замолчал. Он мог бы продолжать называть имена довольно долго. С другой стороны, он мог бы остановиться на тех, кому Изгнанные посылали сны. Их могло бы быть достаточно самих по себе.

Или, может быть, никого и ничего было бы недостаточно. Как кто-то может сделать больше, чем надеяться, когда противостоит изгнанному богу? Иногда даже держаться за надежду казалось трудным, как держать на своих плечах тяжесть мира.

Когда он встал, он был немного удивлен, или, может быть, даже больше, чем немного, обнаружив, что не испытывал буквально сокрушительного бремени. Он медленно шел по коридору, который привел бы его на кухню, если бы он прошел по нему до конца. На самом деле он не собирался этого делать; на самом деле он вообще никуда не собирался. Он просто прогуливался, думая о том, что может произойти, что он мог бы сделать, что было бы возможно, если бы все пошло так, как он хочет, и что ему пришлось бы делать, если бы этого не произошло.

Слуги кланялись и делали реверансы. Ланиус заметил их ровно настолько, чтобы поклониться в ответ. Но когда Лимоза начала присаживаться к нему в реверансе, он резко вернулся в реальный мир. «Не беспокойся», – быстро сказал он. «Возможно, ты не сможешь снова подняться, если сделаешь это».

Теперь ее живот, казалось, с каждым днем увеличивался все больше. До рождения ребенка оставалось еще пару месяцев, а это означало, что к моменту его рождения живот станет еще больше. В одной руке она держала ломоть хлеба с изюмом.

«Со мной все будет в порядке», – сказала она. «Я просто добираюсь до того места, где все, чего я хочу, – это чтобы это закончилось. Довольно скоро это закончится».

«Я помню, Сосия говорила то же самое», – сказал Ланиус.

«У меня такое чувство, будто я ношу с собой огромную дыню, только дыни не взбиваются», – сказала жена Орталиса, кладя руку без батона с изюмом чуть выше своего пупка.

Она была еще одной симпатичной девушкой. Ланиус искренне ненавидел ее отца и ни капли не сожалел, когда Грас отправил Петросуса в Лабиринт. Она была замужем за человеком, который вызывал тревогу у короля с тех пор, как он его знал. Она носила ребенка, который мог повергнуть престолонаследие в смятение. Тем не менее, Ланиус не испытывал к ней неприязни. Он беспокоился о ней, но это было не одно и то же.

«Все будет хорошо», – сказал Ланиус.

Лимоза кивнула. «О, я тоже так думаю. Не очень весело, когда это наконец происходит, но обычно все заканчивается хорошо. Если бы этого не произошло, через некоторое время не было бы больше людей. А когда все закончится, – ее лицо смягчилось, – у тебя будет ребенок. Дети – это весело.»

С детьми было намного веселее, если кто-то другой убирал за ними. Лимоза принимала это как должное. Поскольку Ланиус тоже убирал, он не обращался к ней с этим. Он только улыбнулся, кивнул и сказал: «Я помню».

«Крекс и Питта уже становятся большими», – сказала Лимоза. «Вам с Сосией самим следовало бы завести еще одного ребенка».

Поскольку Ланиусу в настоящее время не рады в постели Сосии, перспектив на нового принца или принцессу в ближайшем будущем не предвиделось. Если Лимоза этого еще не знала, то Ланиусу не хотелось ей это объяснять. Он просто сказал: «Может быть, на днях».

«Это было бы здорово», – сказала Лимоза. Если она и беспокоилась о престолонаследии или о том, что ее сын угрожает месту Крекса, она этого не показала. Возможно, это была хорошая игра с ее стороны. Петросус, несомненно, ввел ее в семью Ланиуса в надежде, что корону будет носить его внук. Но даже Ланиусу было трудно поверить, что она придавала этому огромное значение.

«Так и будет», – сказал он. Она не ошиблась – ему очень нравились Крекс и Питта, когда они были маленькими.

«Могу я спросить вас кое о чем, ваше величество?» сказала она.

«Ты всегда можешь спросить. Отвечу ли я, зависит от того, в чем заключается вопрос», – ответил Ланиус.

Лимоза кивнула. «Конечно. Все, что я хочу знать, это то, что ты делаешь за городом. Почему ты хочешь построить то, что звучит как кусочек города?»

Она была не единственной, кто задавался этим вопросом. Даже Тинамус, архитектор, ответственный за это, задавался вопросом. Задаваться вопросом было безвредно. Знать? Знание, скорее всего, было чем угодно, но только не этим. С безобидной, как надеялся Ланиус, улыбкой он сказал: «Это хобби, вот и все. Почему Орталис любит охотиться?»

На какую-то крошечную долю удара сердца по лицу Лимозы пробежала тревога. Значит, она знала ответ на этот вопрос. Это было что-то вроде «Он охотится на животных, чтобы не охотиться на людей». Ланиус начал извиняться; он не хотел смущать ее. Но, возможно, то, что он сказал, было не так уж плохо в конце концов. Она больше не давила на него по поводу того, что он строил.

Вместо этого она пробормотала: «Хобби», сделала вид, что собирается снова сделать реверанс, на самом деле не делая этого, и пошла дальше по коридору.

Ланиус покачал головой. Если бы все получилось не так, как он надеялся, множество людей были бы недовольны им за то, что он впустую потратил столько времени и денег. Однако сейчас ему не нужно было беспокоиться об этом. Даже Грас согласился, что то, что он делал, стоило попробовать. Как только здание будет закончено, они с Коллурио смогут приступить к серьезной работе там. Тем временем…

Тем временем с кухни донеслись крики. Возможно, это означало, что один из поваров воткнул нож в другого. Такие вещи случались время от времени. Скорее, хотя…

«Ваше величество! Ваше Величество!» К Ланиусу подбежала кухарка, размахивая руками в воздухе. «О, вот вы где, ваше величество! Идите скорее! Это ваше ужасное создание, ваше величество! Оно украло большую серебряную ложку!»

«Рано или поздно мы вернем его», – сказал король. «Ловкач почти никогда их не теряет».

«Жалкое вороватое животное». Ни у кого из поваров не нашлось доброго слова в адрес монкотов. «Ничего, кроме паразитов. Мы должны расставить ловушки».

«Ты не сделаешь ничего подобного». Большую часть времени Ланиус был одним из самых кротких людей. Однако, когда он хотел, он мог говорить как настоящий монарх. Кухарка моргнула, едва веря своим ушам. Он продолжил: «Ты не сделаешь этого. Ты понимаешь меня?»

Повар побледнел как молоко. «Мы не будем этого делать, ваше величество. Милостивая ко мне королева Келеа, я всего лишь пошутил».

«Тогда все в порядке». Ланиус знал, что ударил слишком сильно. Но она встревожила его. Он спросил: «Монкат все еще на кухне, или он убежал?»

«Он взобрался по стене, как большая мохнатая муха, а затем проник в какую-то щель. Он исчез». Повар немного воспрянул духом. «И этой вонючей ложки тоже». В ее голосе звучало такое возмущение, как будто она сама ее купила.

«Может быть, я смогу выманить его обратно. Пойдем посмотрим, хорошо?» Сказал Ланиус. «Несколько обрывков могут помочь».

Тепло от очагов и печей окружило его, когда он вошел на кухню. Так же как и аппетитные запахи жарящегося мяса и пекущегося хлеба. Кондитер поливал медом фруктовые тарталетки. Повара, мужчины и женщины, подтрунивали друг над другом на оживленном сленге, обогащенном большим количеством непристойностей и ненормативной лексики, чем по эту сторону королевской армии.

Старая трещина под потолком была заделана. Повар указал на другую, вполне вероятную. Король вскарабкался по лестнице, держа в одной руке лампу, в другой – несколько кусков говядины, отрезанных от мяса. Это не оставляло свободных рук на случай, если он поскользнется. Он решил не поскользнуться. Это очень недостойно, подумал он, но только после того, как было уже слишком поздно что-либо с этим делать.

Он поднес лампу к щели, надеясь увидеть где-нибудь неподалеку глаза Паунсера, светящиеся желтым. Не повезло. Все, что он мог разглядеть, была паутина с бледным пауком, который сделал это, присев на корточки у края. Паук убежал, когда его дыхание встряхнуло паутину. Он спустился по лестнице и покачал головой. «Он ушел».

«Ну, не то чтобы это было большим сюрпризом», – сказала кухарка, но затем, вспомнив, с кем она разговаривает, добавила: «Спасибо, что стараетесь, ваше величество».

«Все в порядке», – сказал Ланиус. «Рано или поздно ложка появится. Прыгун не хранит их».

Она кивнула. Повара действительно знали это. «Монкэт» потерял пару, но только пару. Все могло быть хуже. Как бы то ни было, воровство Паунсера дало кухням повод для недовольства. Каждому было на что пожаловаться. Это было так же весело, как ... воровать ложки.

Последние несколько лет Грас проводил каждое лето в поле. Возвращение в город Аворнис – возвращение к остальным членам королевской семьи – всегда требовало привыкания. Этой осенью, казалось, это заняло больше времени, чем обычно. Эстрилда приветствовала его вопросом: «Есть какие-нибудь новые любовницы, о которых мне следует знать?»

«Нет», – ответил он сразу. Он сказал бы то же самое, если бы ответ был «да». Летом он участвовал в битвах; он не хотел больше участвовать в них после того, как вернется во дворец.

Его жена встретила его заявление чем-то меньшим, чем звонкое одобрение, поинтересовавшись: «Есть ли любовницы, о которых мне не следует знать?»

«И ничего из этого тоже», – сказал он ей. Она фыркнула. Однако здесь он был, по крайней мере, технически правдив. Последней его любовницей, о которой Эстрильда не должна была знать – и не узнала, – была Алауда, вдова, с которой он познакомился во время вторжения Ментеше в южные провинции Аворниса. Эстрильда также не должна была знать – и не узнала – о внебрачном сыне Граса по имени Нивалис. Грас позаботился о том, чтобы его сын и мать мальчика не испытывали недостатка ни в чем, что можно купить за деньги. Он никогда не видел Нивалиса. Он хотел увидеть, на днях.

Эстрильда посмотрела на него. «Почему нет?» она спросила его, в ее голосе было что-то похожее на истинное любопытство. «Ты действительно стареешь?»

«Бывают моменты, когда я так думаю», – признал Грас. Были времена, когда он был уверен в этом. Ему не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Он продолжил: «Кроме того – женщины-рабы? Они всего в нескольких шагах от животных со скотного двора».

Как будто это могло тебя остановить. Он завис в воздухе, но Эстрилда этого не сказала. Она спросила: «Что будет после того, как они снимут заклятие?»

Она не оставила бы это в покое. Грас не предполагал, что ему следовало удивляться. Он дал ей множество причин сомневаться в нем – больше причин, чем она знала, на самом деле. Но он не лгал, когда сказал: «Им еще предстоит многое сделать для взросления после того, как это произойдет».

«Неужели?» Голос Эстрильды был холоден, как любая зима, посланная Изгнанным. «Я видела женщину, которую Отус привез с юга Стуры. Мне она показалась совсем взрослой».

«Фулька вырастет быстрее, чем маленькая девочка», – сказал Грас. «Отус, безусловно, повзрослел. Но поговори с ней. Ты поймешь, что я имею в виду».

Эстрильда все еще не казалась счастливой. На самом деле, она, казалось, решила не быть счастливой. Она сказала: "А как насчет того, когда ты вернешься в следующем году? К тому времени все женщины, которые были рабынями, будут взрослыми ".

«Я надеюсь, что они вернутся», – сказал Грас. Эстрильда бросила на него острый взгляд. Он объяснил: «Если они не вернутся, что-то пойдет не так. Либо мы не освободим их по-настоящему, либо Ментеше найдут способ снова поработить их.»

Его жена выглядела так, как будто хотела оспорить и это, но не могла придумать, как. «Ну, хорошо», – неохотно сказала она. «Ты действительно отбил Изгнанного, не так ли?»

Грас покачал головой. "Нет. Мы отбили Ментеше. Они все еще сражаются между собой, и это затруднило Изгнанному что-либо сделать с нами. Хотя, боюсь, мы еще не выбрались из опасностей ". Он сказал ей, почему нет.

"О", – сказала она, а затем: «Королева Келеа в своем милосердии дарует, чтобы он не мог совершить ничего столь ужасного».

«Да будет так», – сказал Грас, сомневаясь, что это так. Что сделали боги на небесах, чтобы остановить Изгнанного с тех пор, как изгнали его в материальный мир? Некоторые люди говорили, что они отдали Аворнису Скипетр Милосердия. Однако, если это было правдой, почему они позволили Изгнанному и его приспешникам владеть им столько веков? У Граса не было ответа на это, и он не думал, что кто-то еще тоже знал.

Меняя тему, Грас спросил: «Когда Орталис начал водить компанию с этими младшими офицерами гвардии?»

«Прошлой весной», – ответила Эстрильда. «Иногда он ходит с ними на охоту, когда он не с… святым архом». Она не могла не напомнить Грасу, что Ансер был его незаконнорожденным.

«Охота», – сказал Грас с облегчением. «Тогда все в порядке». Он не собирался беспокоиться о своем сыне, пока у Орталиса была какая-то разумная причина ошиваться с гвардейцами. Орталис никогда не проявлял особого интереса к политике.

«У Лимозы скоро родится ребенок», – заметила Эстрильда.

Это была не совсем смена темы, хотя Грас и хотел, чтобы это было так. Он сказал: «Может быть, у нее будет другая девушка. Тогда все останется так, как есть».

«Так и будет». Его жена посмотрела на него. «Что, если вместо этого у нее родится мальчик?»

«Что, если она это сделает?» Ответил Грас. «Это усложняет жизнь, вот что. Крекс связан не только с нами. Он тоже часть старой династии. Сын Лимозы не был бы.»

«Будет ли Орталису не все равно?» Спросила Эстрильда.

«Судя по тому, что я слышал, не так, как он говорил», – сказал Грас.

Эстрильда изучала его еще некоторое время. «Тебя это будет волновать?»

"То, что у него будет сын, внесло бы беспорядок… ", – сказал Грас. «Я не люблю неопрятных вещей». Он не хотел прямо говорить, что предпочитает, чтобы наследование шло через Ланиуса Крексу, а не через Орталиса его сыну. Он не был уверен, что Эстрильда согласна с ним.

«Я не могу сказать, что виню тебя», – сказала теперь Эстрильда. «У нас было довольно хорошее представление о том, как все пойдет. Теперь все это может снова оказаться в воздухе». Она послала Грасу еще один кислый взгляд. «Хвала всем богам на небесах, что Ансеру наплевать на трон. Знаешь, это всего лишь удача».

Здесь она тоже не ошиблась. Грас думал о Нивалисе так, как не думал раньше. Если бы он сам прожил еще пятнадцать или двадцать лет – далеко не наверняка, но и не невозможно, – его незаконнорожденный маленький мальчик вырос бы молодым человеком. Что бы Нивалис подумал о своем месте в жизни? Думал бы он о том, что могло бы принадлежать ему, если бы он родился с правой стороны одеяла? Думал бы он, что это могло бы принадлежать ему в любом случае?

«Он хороший парень, Ансер», – вот и все, что сказал король, и даже Эстрильда не могла с этим не согласиться.

И снова, на самом деле совсем не меняя тему, она повторила: «Может быть, у Лимозы будет другая девушка».

«Здесь есть надежда». Вот. Грас сказал это. Он не хотел, чтобы у его единственного законного сына был его собственный сын. Если это не было печально, то что было? Он не мог придумать ничего, что могло бы сравниться с этим. Мгновение спустя, однако, он кое-что нашел, потому что мать его единственного законного сына кивнула в знак согласия.

Она не только кивнула – она также сказала: "Я бы хотела, чтобы у Ланиуса и Сосии был еще один ребенок – если повезет, еще один мальчик. Так много всего может случиться, даже когда дети не стоят в очереди на трон ".

Это тоже было правдой. Грас сказал: «Они казались… не слишком довольными друг другом в последнее время, судя по тому, что я слышал».

Его жена уставилась на него. «Ты тоже знаешь причину этого, или тебе лучше знать. Он соблазняет служанок или позволяет им соблазнять себя. В любом случае это одно и то же. И ты молодец, что сказала ему перестать изменять нашей дочери, ты молодец, когда не можешь держать это в своих ящиках.»

Поскольку Грас не мог отрицать, что это общее рабочее правило, он сделал все возможное, чтобы отрицать это в данном конкретном случае, сказав: «Что ж, если тебя беспокоит то, что происходит к югу от Стуры, можешь, черт возьми, беспокоиться о чем-нибудь другом. Я уже говорил тебе, что там, внизу, ничего не происходит – во всяком случае, ничего подобного.»

«О, такие захватывающие новости!» Если бы Эстрильда заговорила другим тоном, Грас мог бы подумать, что она говорит серьезно. При таких обстоятельствах ее сарказм задел только сильнее.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В последний раз, когда у Лимозы был ребенок, разразился небольшой скандал, когда все слухи о следах от ударов плетью и шрамах на ее спине оказались правдой. К настоящему времени это были старые новости. Когда на этот раз она разделась перед акушеркой, никто не был бы слишком взволнован этим.

На этот раз у Ланиуса были другие причины для беспокойства, главным образом о том, родится ли у нее мальчик или девочка. Орталис беспокоился о том же, даже если его надежды и надежды короля расходились в противоположных направлениях.

Как раз пошел снег, когда у Лимозы прорвало мешок с водами. Это был верный признак того, что роды начались всерьез, и слуги поспешили из дворца, чтобы привести повитуху. Ланиус некоторое время слушал бормотание Орталиса, затем извинился и отошел как можно дальше от своего шурина.

Он было направился в архив, но передумал. Ему потребовались годы, чтобы научить слуг не беспокоить его там. Кто-то должен был прийти с новостями о ребенке Лимозы. Лучше бы ему тоже не быть с монкатами. И он также не мог пойти в свою собственную спальню, потому что там была Сосия. Она все еще не ценила его компанию.

Это оставило… что? Он оказался в одной из нескольких маленьких столовых дворца. Вместо того, чтобы есть, он занялся перепиской. Он чувствовал себя добродетельным. Ему также быстро стало скучно. Это была та часть управления, с которой Грас справлялся лучше, чем он сам.

Кто-то открыл дверь и просунул голову в комнату. "О", – сказал Грас. "Извините за беспокойство, ваше величество. Я просто искал тихое место, где я мог бы немного поработать, пока у Лимозы не родится ребенок, сколько бы времени это ни заняло ".

Смеясь, Ланиус ответил: «Это именно то, что я здесь делаю».

"О", – снова сказал Грас, а затем: «Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?»

«Ни капельки», – сказал ему Ланиус. "И если ты хочешь написать несколько писем для меня вместе со своими собственными, я тоже не возражаю. Я просто подумал, что ты лучше справляешься с этой частью роли короля, чем я ".

«Ну, я не знаю об этом», – сказал Грас. "Когда тебя что-то интересует, у тебя получается лучше, чем когда-либо получалось у меня. Когда этого не происходит, вы не беспокоитесь об этом так сильно, вот и все ".

Ланиус подумал об этом. Ему не понадобилось много времени, чтобы решить, что Грас был прав. «Я должен сделать лучше», – сказал он.

«Возможно», – сказал Грас. «У каждого есть какие-то вещи, которые он должен делать лучше – и если ты мне не веришь, ты можешь спросить любую из наших жен».

«Ха!» – сказал Ланиус. «Нам не нужно спрашивать их – они сами приходят и говорят нам».

«Жены иногда так поступают. Полагаю, мужья тоже поступают так с женами». Грас сел за стол напротив Ланиуса. Он вывалил беспорядочную стопку писем и чистых листов пергамента на стол перед собой, вытащил пробку из бутылки с чернилами из обожженной глины, окунул гусиное перо и начал писать. Стопка оставалась беспорядочной. Ланиус был гораздо аккуратнее в том, как он работал. Но Грас обмакнул перо и писал, обмакнул перо и писал, обмакнул перо… Он не был аккуратен, но он выполнил свою работу, выводя букву за буквой.

«Я ревную», – заметил Ланиус.

Другой король только пожал плечами. «В этом нет ничего особенного», – сказал он. "В большинстве случаев подойдет самый простой ответ. Да, нет, расскажи мне больше, что бы ни решил местный чиновник, мне это тоже кажется правильным. Только в отношении странных вещей тебе действительно нужно притормозить и подумать ". Он передал письмо Ланиусу. «Не могли бы вы прочитать мне это, пожалуйста? Мое зрение не так уж сильно расширилось, но у меня возникают проблемы, когда кто-то пишет такими мелкими буквами, как это».