Текст книги "Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды"

Автор книги: Ганс Фаллада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

Бацке и Куфальт брели рука об руку по Юнгфернштигу, останавливаясь то перед одним, то перед другим магазином, не спеша разглядывали витрины и наконец оказались перед витриной ювелирного магазина, где вчера вечером молодая парочка любовалась кольцом с аквамарином.

Но Куфальт не разбирался в аквамаринах. Он разбирался в ценах.

– Я имею в виду вот этот лоток, – сказал он.

Это был довольно большой поднос, покрытый синим бархатом и стоявший в центре витрины вплотную к стеклу. На нем сверкали, искрились и сияли бриллиантовые кольца.

Бацке свистнул сквозь зубы.

– Н-да, – произнес он, – прелестные камешки.

– Уже пора, – сказал Куфальт. – Пошли.

Они дошли до Резендамм, повернули назад и прошли немного по другой стороне Юнгфернштига. Потом остановились наискосок от магазина, прислонившись к ограждению Биненальстера.

– Половина двенадцатого, – сказал Куфальт. – Сейчас повалят.

Вдруг он осекся и торопливо произнес:

– Смотри, это сторож.

Полный мужчина в штатском с отвислыми усами появился из Альстерских аркад, прошел мимо магазина, внимательно осматривая витрину, повернулся, опять прошелся вдоль магазина и снова исчез в Альстерских аркадах.

– Глаз не спускает с магазина, – сказал Куфальт.

– Не очень-то силен, – оценил Бацке. – Думаю, если вмазать под дых, загнется.

– Нет, нет, – возразил Куфальт, – ты увидишь, будет кое-что поинтереснее.

Улица оживилась. Из кино и театров выходили зрители в вечерних манто, медленно или торопливо шли по улице, заглядывая в витрины, а затем быстро исчезали в Альстерском павильоне или направлялись к отелю «Эспланада» или «Четыре времени года».

Погода была очень плохой. Все разошлись как и вчера очень быстро, и через десять минут улица стала почти безлюдной.

– Теперь смотри, – сказал Куфальт. Он вынул часы: – Одиннадцать часов сорок две минуты. Вот он идет!

Из-под арки появился толстый сторож, оглядел улицу, неторопливо достал из кармана связку ключей, открыл магазин, вошел и запер дверь изнутри.

Куфальт все еще стоял с часами в руках почти в полной темноте.

– Сейчас он в магазине, – сказал он. – Одиннадцать часов сорок пять минут – подожди, у нас еще есть время, одиннадцать часов сорок шесть минут – десять секунд, двадцать секунд – тридцать секунд – сейчас – сорок секунд – черт подери – пятьдесят секунд – все! Сейчас решетка опустится. Идем, Бацке!

Он взял Бацке под руку и быстро повел в направлении своей квартиры.

– Ты понял? – спросил он настойчиво. – Они, конечно, день и ночь охраняют магазин с этой потрясающей витриной. Но об одном они не подумали. Об этих двух с половиной минутах, на которые сторож уходит в магазин, чтобы опустить решетку, и витрина остается без надзора. А за две с половиной минуты можно разбить стекло, взять лоток и смыться. Разве не так, разве это не блестящая идея?!

– Ну да, – сказал Бацке. – А где ближайший полицейский пост?

– Все учел, – похвастался Куфальт. – Один у Альстерского павильона, другой в начале Бергштрассе. Но это пост дорожной полиции.

– Хорошо, – сказал Бацке. – Это дело надо обсудить.

– Как это обсудить, – возмутился Куфальт. – Что здесь обсуждать? На этом лотке колец минимум на сто двадцать тысяч марок.

– Пока об этом лучше не думать, – сказал Бацке. – Пока они еще в витрине. И надо много потрудиться, чтобы их оттуда добыть.

8

В эту ночь Бацке и Куфальт долго сидели вместе на Фулентвите.

Бацке был снова на коне, а Куфальт должен был согласиться, что ничего не смыслит. Вначале он вообразил, будто сделал великое открытие. Эти две с половиной минуты казались ему блестящей идеей. А теперь Бацке сидел и смеялся над ним.

– Да, ты себе это так представляешь: подбежал, разбил витрину кирпичом, взял лоток, сразу за угол и поминай как звали! Будто все это так просто.

– А что же в этом трудного? – спросил Куфальт раздраженно. – Конечно, нам придется бежать во все лопатки, но за сто двадцать тысяч марок можно и побегать.

– Скажи-ка, Куфальт, – глубокомысленно произнес Бацке. – Ты здесь как сыр в масле катаешься, наверное, все за счет какой-нибудь разбитой витрины?

– Нет, как раз нет, – огрызнулся Куфальт.

– Так. Дыра должна быть довольно большой, – сказал Бацке задумчиво, – чтобы быстро и без помех вытащить лоток. А эти дурацкие стекла, – кто знает, может быть, от удара кирпичом получится всего лишь маленькая дырка, размером с кирпич, в которую пролезет только рука и больше двадцати, тридцати колец не захватишь. Нет, сначала нужно разок попробовать.

– Как это попробовать, – возмутился Куфальт. – Ты собираешься ради пробы разбить стекло в витрине?

– Дурак! – сказал Бацке. – В пригородах полно новостроек, в которых магазины еще пустуют. Надо две-три ночи походить туда и немного поупражняться, чтобы дело не сорвалось.

– Ну, знаешь ли, – сказал Куфальт. – Это немалый риск. Мне не хотелось бы садиться в тюрьму из-за витрины пустого магазина.

– Куш в сто двадцать тысяч марок без риска не бывает, – сказал Бацке. – А теперь дальше. Откуда тебе, собственно говоря, известно, что лоток можно так просто вытащить? Может быть, он прикреплен снизу? – Куфальт недовольно молчал. Он думал провернуть дело уже завтра. А теперь Бацке выдумывал трудности за трудностями.

– Пойдем дальше, – сказал Бацке. – Без машины здесь не обойтись. И вообще, как ты себе это представляешь, – с огромным лотком, размером в полквадратных метра, бежать по улицам, ночью, в половине двенадцатого, когда еще на улице полно народу? А если за тобой погонятся легавые и начнут стрелять, то ты на ходу спокойно хватаешь кольца с лотка и рассовываешь по карманам? Ты себе это приблизительно так представляешь, да?

– Ну, если ты видишь только трудности… – начал Куфальт с возрастающим недовольством.

– Ладно, дружище, – сказал Бацке, – ты хочешь иметь кольца или нет? Так, как ты это себе представляешь, сделал бы какой-нибудь салага, а не старый вор. Может, конечно, и удастся, но скорее всего нет. Нет, у нас должна быть машина, и ее нужно увести в тот же вечер, чтобы не успели сообщить в полицию ее номер. Ты умеешь, по крайней мере, водить машину?

– Нет, – сказал Куфальт и показался себе еще более ничтожным со своей прекрасной идеей.

– Ну и потом наступает самое трудное, – сказал Бацке. – Как ты мыслишь реализацию товара?

– Ну, я думаю, – сказал Куфальт сердито, – на это существуют скупщики краденого.

– Существуют, – подтвердил Бацке. – Если ты позаботишься об этом, когда кольца будут у тебя, то тебе дадут за весь хлам не больше тысячи марок, потому что ты будешь у них в руках. Более того, скупщик тебе вообще ничего не даст, так как будет назначено вознаграждение не меньше десяти тысяч марок, и ему не скоро представится еще такой шанс выслужиться перед полицией.

– Ладно, оставим это дело, – разозлился Куфальт. – Я вижу, ты уже не хочешь.

– Почему это я не хочу? – запротестовал Бацке удивленно. – Две с половиной минуты – прекрасно, это нельзя просто так упустить. Такая идея приходит не каждый год. Нет, коньяка больше не надо. Я пойду немного прогуляюсь и обдумаю это дело. Завтра утром в десять буду у тебя.

9

Было уже десять, одиннадцать, двенадцать часов – и никакого Бацке.

Куфальт завинтил дверцу печки, потом снова отвинтил, налил себе коньяку и вновь слил его в бутылку («Надо иметь ясную голову») – но Бацке все не было.

В конце концов он все-таки выпил рюмку коньяку, потом вторую, третью, он был взбешен.

«Этот тип смешал меня с дерьмом, удрал с моими четырьмястами марками, обвел вокруг пальца! Я же один не справлюсь. А впрочем?..» – На какое-то мгновение он почувствовал себя очень сильным. Он мог бы провернуть все один. Бацке, со всеми своими жалкими трудностями и разговорами про дилетантов, увидит, как Куфальт с этим справится.

Кольца переливались мягким искушающим блеском, Куфальт представил себе, как бежит с ними; темные и несколько расплывчатые всплывают отдаленные кабачки, где он перешептывается с сообщниками. Полиция преследует его по пятам. Он выскакивает через окно и скрывается в ночи.

«Ерунда все это, – подумал он. – Сам я этого никогда не сделаю. Даже в компании с Бацке я, возможно, не смог бы этого сделать. Я совсем не гожусь для этого, но…»

Вдруг ему взбрело в голову, нет, он был в этом твердо уверен, что Бацке осуществит его идею без него, что Бацке уйдет со ста двадцатью тысячами марок, а он останется без денег, без идеи, без надежды на сколько-нибудь стоящую жизнь у госпожи пасторши Флеге, надолго ли… Он выпил еще коньяку, бросился на кровать и задремал.

Сквозь дрему он видел, как в комнату вошел Бацке. Он возник неожиданно, мрачный и злой; не глядя по сторонам, сел в кресло, словно хозяин комнаты, схватил бутылку, выпил, затем взял ящичек с сигарами, вынул сигару, зло оглядел ее… сломал, закурил сигарету.

Куфальт хотел подняться с кровати, потребовать прекратить хозяйничать в его комнате. Безмерная ярость и горечь охватили его, но он не мог стряхнуть с себя усталость…

– Мне это снится, – успокоил он себя.

Бацке поднялся и стал ходить по комнате взад и вперед. Потом отодвинул в сторону зеленую ширму, из-за которой за ним наблюдал Куфальт, и молча встал перед постелью. Он смотрел на спящего с высоты своего роста.

Куфальт медленно открыл глаза. Бацке пристально его рассматривал.

– Ты все-таки пришел? – с трудом выговорил Куфальт.

– Ты что, надрался? – спросил Бацке. – Так не пойдет, после будешь надираться.

– Мне кажется, – сказал Куфальт, садясь на край кровати, – мы еще не приступали к делу.

– Послушай-ка, – сказал Бацке. – Я все обдумал. Дело можно провернуть. Но я намерен сделать это без тебя. Ты на такое не годишься.

– Как это без меня? – возмутился Куфальт. – Я подал тебе идею и хочу получить в деле свою долю. Ты ведь сам сказал, что такая идея появляется не каждый год.

– Да кто говорит об идее, тупица, – зло сказал Бацке. – Об этом поговорим позже. Я говорю о выполнении.

– А что с выполнением? – спросил Куфальт.

– А с выполнением то, что я не хочу, чтобы ты в нем участвовал. Если я возьмусь за дело, я его раскручу, как надо. Все газеты напишут о нем. Я стану крупной фигурой. И я не допущу, чтобы ты провалил мне дело.

– Но я ничего не провалю, Бацке, – сказал Куфальт с просьбой в голосе.

– Ты все провалишь, – сказал Бацке, – Я же знаю тебя по каталажке. Всегда исподтишка, всегда возле начальника, подлизываться ты можешь. Я не говорю, – добавил он мягче, – о какой-нибудь ловкой подделке документов или афере с женщинами, или как здесь, с твоей старухой хозяйкой, где не требуется смелости и присутствия духа, в этом ты, наверное, мастак. Наверняка ты раздобыл деньги сейчас именно таким путем…

Куфальт пристыженно молчал. Он не осмеливался сказать, что и этот комплимент преувеличен, не мог признаться, каким честным путем добыл эти деньги.

– …Но, – продолжал Бацке безжалостно, – ты должен выйти из этого дела. Признаюсь, ты подкинул отличную идею. И вот что хочу я тебе сказать: я возвращаю тебе за идею четыреста марок, хотя мне они сейчас как раз нужны для дела.

– Исключено, – сказал Куфальт.

– Я не хочу быть таким, – сказал Бацке, и в его голосе появились трогательные нотки. – В конце концов, мы долго сидели вместе в каталажке. Выгорит дело – получишь от меня еще четыреста марок.

– Да ты с ума сошел, – сказал Куфальт в ярости. – Сто двадцать тысяч марок, а мне восемьсот, тому, кто подал тебе идею! Ты шутишь!

– Кто с ума сошел? – разозлился Бацке. – Какие сто двадцать тысяч? Ты действительно думаешь, что какой-нибудь скупщик заплатит нам магазинную цену?

– Ну уж по крайней мере половину, – настаивал Куфальт.

– Думаю, ты вообще ни о чем не имеешь ни малейшего представления, – презрительно сказал Бацке. – Сегодня утром я уже кое-что разнюхал. Бриллианты продать очень трудно, да к тому же такую партию сразу. Их нужно будет переправлять через границу, в Амстердам или Лондон. Оправа вовсе ничего не стоит. Если мы получим за все пять тысяч марок, это будет еще много, а мне нужно как минимум четырех человек в помощь.

– А я тебе не нужен?

– Зачем ты мне? Ты что, возьмешься разбить витрину? Или вынуть лоток? Или же пойдешь в магазин, чтобы тебе выложили поднос с бриллиантами, не догадавшись сразу, чем дело пахнет? Или будешь удирать со скоростью сто километров? Что ты, собственно, хочешь?

– Что бы там ни было, я хочу участвовать в деле, – обиженно сказал Куфальт. – Не болтай, Бацке, я же знаю тебя, ты хочешь от меня избавиться, а в твои пять тысяч марок я никогда в жизни не поверю, сказал бы уж: пятьдесят тысяч.

– Что тут говорить, – презрительно сказал Бацке, – одним словом, дурак.

Он собрался уходить.

– Пропади пропадом это дело. – Он стоял перед дверью. – Есть идеи почище, можешь мне поверить.

– Хорошо, – сказал Куфальт, – но, клянусь тебе, я каждый вечер буду стоять у магазина, и если ты провернешь дело, я тебя заложу.

Бацке быстро обернулся. Зло взглянув на Куфальта, он кинулся на него со сжатыми кулаками.

– Бей, бей, – закричал тот в бешенстве. – Можешь избить меня. Но ты все равно не сможешь провернуть дело, пока не забьешь меня насмерть.

– Ладно, Вилли, – вдруг сказал Бацке. – Пойдем на дело вместе. Вечером выйдешь из дома и раздобудешь для начала кирпич покрепче и какой-нибудь булыжник. Продумай, как лучше их завернуть, чтобы не бросались в глаза и всегда были под рукой. Встретимся в одиннадцать вечера на станции городской железной дороги «Латтенкамп». Там неплохие новые дома, и ты сможешь как следует поупражняться.

Нельзя сказать, чтобы Куфальт был в восторге от этого задания. Он видел себя человеком, который через выбитое стекло проникает в витрину и берет лоток с кольцами. Но сейчас он очень устал, был измотан спором с Бацке и обрадовался, что добился хотя бы этого. «Хотел меня надуть, – подумал он. – Не вышло. Пять тысяч марок. Смешно! Не меньше десяти тысяч должно прийтись только на мою долю. Где же взять булыжник? Ведь просто так его на улице не возьмешь! А крепкий кирпич – значит, бывают и мягкие? Во что их положить? Это ведь все-таки тяжесть…»

– Итак, в одиннадцать, до свидания, Куфальт, – сказал Бацке, который все это время испытующе смотрел на него и ухмылялся.

10

В магазине строительных материалов Тидемана за большой торговой книгой сидит господин Прибач и старательно ведет бухгалтерские записи. Время от времени он отрывает взгляд от книги и смотрит на просторную площадку, где ожидают своих покупателей десятки тысяч штук кирпича, тысячи черепиц, сотни кубометров строительного песка, бесконечные штабеля лесоматериалов, полные сараи цемента.

Он убеждается, что упряжки каменщика Гадебуша все еще под погрузкой, а кучер плотника Ланге сейчас остановится у окна конторы, потом привычно смотрит в глубину помещения конторы и также привычно говорит ученику:

– Вам следует выписывать счета, а не спать, господин Прейзах.

Дверь в контору открывается, но это еще не кучер от Ланге, а хорошо одетый, немного бледный молодой человек с чемоданчиком в руках.

– Извините, – несколько смущенно говорит он.

– Пожалуйста, пожалуйста, – отвечает господин Прибач. – Чем могу служить?

– Я хочу спросить, – говорит молодой человек, – есть ли у вас хорошо обожженные кирпичи?

– Ну разумеется, – говорит господин Прибач. – Выгляните в окно. Пятьдесят четыре марки за тысячу.

– А брусчатка у вас есть? – спрашивает молодой человек.

– Базальт? Гранит? Литье? Шлаковые камни? Четырехугольные? Круглые? – в свою очередь спрашивает господин Прибач.

– Да я точно не знаю, – говорит молодой человек нерешительно. – Может быть, базальт, четырехугольный, или нет, лучше круглый.

– Сколько вам требуется? Давайте сначала договоримся о цене, – заявляет господин Прибач.

– Ах, пока не очень много, – смущенно говорит молодой человек и смотрит на господина Прибача.

– Итак, сколько? – спрашивает тот.

– Я полагаю… – произносит молодой человек робко и смотрит на господина Прибача смущенно и вежливо.

– Кирпич может быть доставлен немедленно, – приходит на помощь приказчик. – Для поставки брусчатки нам требуется одна неделя.

– Но мне нужно одну штуку, и сейчас, – говорит молодой человек.

Господин Прибач не верит своим ушам.

– Одну штуку? – протяжно спрашивает он и недоверчиво повторяет еще раз: – Одну штуку?

В конторе наступает такая тишина, что даже ученик Прейзах пробуждается от грез и смотрит на покупателя.

Тот берет себя в руки.

– В качестве образца, – говорит он торопливо. И вдруг становится очень разговорчивым. – Видите ли, дело в том, что мой отец, собирается строить дом и хотел бы иметь сначала образцы камней.

– Образцы кирпичей? – спрашивает Прибач, очень растягивая слова.

– И брусчатки тоже, – говорит молодой человек.

У господина Прибача внезапно появляется идея, от которой его лицо наливается кровью.

– Господин, – тихо начинает он.

– Мы также хотим замостить двор, – поспешно говорит молодой человек.

– Господин, – кричит господин Прибач, – если вы намерены насмехаться надо мной в моей собственной конторе…

– Но я уверяю вас, образцы, – беспомощно говорит молодой человек.

Господин Прибач переходит на крик:

– Вон из моей конторы! Вы либо идиот, либо…

Но молодой человек уже выбежал из конторы.

11

Около семи часов Куфальт снова поднялся со своей софы со смешанным чувством досады и боязливого ожидания, заглянул в книжный шкаф, вылил остаток коньяка в стакан, залпом вылил и побежал к ближайшему гастрономическому магазину. Обратно он вернулся с новой бутылкой коньяка в кармане.

Он понимал, что слишком много пьет в последние дни. Но это было какой-то болезнью, слабостью. Когда он лежал на софе после своего похода за камнями, у него появилось сильное желание избавиться ото всего и снова вести честную, порядочную жизнь. Как хорошо было печатать адреса в «Мирной обители», непыльная работа, на которую идешь утром свежевымытым. А сейчас?..

Просто смешно. Через четыре часа он должен идти упражняться в разбивании стекол, упражняться! Бессмыслица. Надо как-то выбираться из всего этого. Было бы в тысячу раз умнее отправиться одному на Юнгфернштиг, но не для пробы, а самому проявить мужество. Но сегодня ночью – репетиция, следующей ночью, может быть, – снова репетиция, как велела эта скотина Бацке, и сколько ночей это будет продолжаться? А переговоры и предательства, и что в результате?

Он знал, что, но не хотел себе в этом признаваться и поэтому выпил еще и снова улегся на софу.

Только он задремал, только забылся, как раздался стук в дверь и показалась старая приветливая птичья голова госпожи пасторши Флеге:

– Пора в театр, господин Ледерер!

Он внезапно проснулся, вскочил на ноги и в бешенстве закричал:

– Ах, оставьте меня в покое с вашим дурацким театром!

Голом скрылась, Куфальту стало на мгновение стыдно, и он выпил еще.

Потом он попытался снова заснуть, но ничего не вышло.

Тогда он встал и несколько часов ходил взад и вперед по комнате. Он слышал, как старуха шуршала в коридоре, как подкрадывалась к двери его комнаты, прислушивалась, он знал, что сильно напугал это доверчивое, как у ребенка, сердце, ну и что из этого?

Нет, не было ни раскаяния, ни сожаления, ни принятого решения, не было ничего. Только метание от одной стены к другой, это он мог, этому он научился. Пять шагов по камере, ладно, здесь их восемь. Здесь гардины, там решетки. Вот и вся разница. В половине одиннадцатого надо выйти из дома. Ему было велено быть в одиннадцать там-то и там-то. В половине одиннадцатого он выйдет. Разве не так же он выходил на прогулку в каталажке? Точно так же.

Да, надо выпить, чтобы появился легкий туман, делающий вещи неясными. И пить, пока в нем не взойдет сияющее красное солнце, заволакивающее все ложью, будто все кончится хорошо и он получит десять тысяч марок, и это будет в последний раз, и он купит магазинчик где-нибудь далеко в Южной Германии, где его никто не знает, где ему никто не встретится из сегодняшней его жизни. У него будет порядочная жена и дети и никогда не будет ссор…

Мечты уносят его далеко. Он начинает с конца, он разматывает весь клубок, ему уже не нужно думать о том, о чем следовало бы. Он прикидывает, как распределит свои десять тысяч, размышляет о том, как лучше всего хранить сигары, вычисляет рентабельность табачных магазинов – вот оно, самое главное.

Но в половине одиннадцатого он быстро надевает пальто, хватает свой чемоданчик со смехотворным грузом и выскакивает из дома.

Сегодня Бацке не заставил себя ждать. Куфальт рассматривает его со стороны; по-видимому, у Бацке дела идут неважно. В холод он шагает рядом с Куфальтом в светлом, слишком легком летнем пальто.

Он неразговорчив, при встрече сказал только; «Ну что, пришел? Теперь за дело».

И они пошли. Они идут очень быстро и очень долго. Улицы, тонущие в грязном талом снегу, скудно освещены и кажутся заброшенными. За всю дорогу им не попадается ни одного полицейского, ни одного случайного спешащего прохожего.

Когда они идут через поля, мимо домиков садоводов, на сердце у Куфальта становится спокойнее и легче. Но когда показываются корпуса домов, когда он начинает различать фасады, магазины, его сердце колотится сильней, ведь Бацке в любую минуту может остановиться и сказать: «Начинай!»

И тогда ему хочется, чтобы они шли так, не останавливаясь, всю ночь, или чтобы уже все было позади и они возвращались бы домой. Он часто перекладывает чемодан из одной руки в другую. Какое-то время возмущается про себя, что Бацке не предлагает помощи и не хочет понести чемодан. Но потом он снова начинает думать о других вещах. Внезапно ему приходит в голову, что Бацке был прав, поехав однажды на досуге в Фульсбюттель посмотреть тюрьму. По сравнению с сегодняшней ночью, когда приходится тащиться в холод и сырость, тогда было совсем неплохо. Погасишь свет, в камере тепло, заберешься под одеяло.

– Я все продумал, – говорит Бацке. – Эта штука, я имею в виду большое витринное стекло, должна иметь порядочное напряжение. Ты прежде всего учти, что просто так камень бросать нельзя, он может попасть прямо в выставку и сбить нам лоток с кольцами. Или же дыра получится маленькой. Кирпич надо брать за самый верх и бить сверху вниз, чтобы удар пришелся как можно ниже. Понятно?

– Да, – послушно говорит Куфальт, но ему не по себе.

– Конечно, нужно быть внимательным, чтобы не задеть стекло пальцами, иначе останутся кровь и отпечатки пальцев, и ты тут же угодишь к легавым. Возможно, обрушится и все стекло. Не знаю, у меня нет опыта в этих делах. Век живи – век учись. – Он недоволен, глухо ворчит себе под нос и наконец произносит: – Ладно, сейчас посмотрим.

Куфальту становится дурно. «Перепил», – думает он; его мутит, желудок размягчается, и его начинает выворачивать наизнанку.

Они идут дальше. Какое-то время шагают вроде бы по загородному шоссе, обсаженному с обеих сторон деревьями. Но затем снова приходят к длинным корпусам зданий с плоскими крышами. Куфальт понимает: сейчас начнется.

И точно, не пройдя и двадцати шагов, они оказываются на перекрестке улиц, где стоит магазин. Два окна выходят на одну улицу, на другую – одно. Бацке оглядывает улицы и внезапно кричит:

– Давай!

Это как насилие, нет, это настоящее насилие. Куфальт молниеносно ставит чемодан в снег, быстро открывает, выхватывает кирпич («Держать за верх, за самый верх, только бы не поранить пальцы!») и бьет.

Какую-то долю секунды кажется, что стекло вздохнуло. Потом раздается невыносимый звон, рука Куфальта как бы отделяется от тела, кирпич тяжелеет и тянет за собой руку…

Он стоит, уставившись на стекло, в котором зияет большая дыра, размером в полметра.

– Неплохо, малец, – говорит Бацке, – для начала и для такого отчаянного труса, как ты, действительно неплохо. Но все-таки нужно было бы ударить ниже. Лоток находится не так высоко, – теперь следующее!

– Но, Бацке, – начинает было возражать Куфальт, так как у него в ушах все еще стоит дребезжащий звон и ему кажется, что его услышали повсюду – там, и там, и там, только не успели еще зажечь свет.

– Давай, ну! – кричит Бацке. – Бери булыжник и бросай, но так, чтобы он через витрину пролетел в магазин!

Куфальт бросает.

Снова дребезжащий звон, слышно, как в темноте магазина камень глухо ударяется обо что-то, катится, затем все стихает.

– Так и думал, – говорит Бацке. – Дыра слишком мала.

Внезапно над ними раздается женский крик:

– Караул! Воры! Караул!

– Пошли, дружище, – говорит Бацке. – Бери свой чемодан. Идем, не надо бежать. Господь Бог отпустил нам время, чтобы уйти, пока эти вылезут из своих постелей на улицу.

Они опять идут рядом. Чемодан стал легким, легче стало и у Куфальта на душе. Дома остаются позади. Кажется, что Бацке уводит все дальше и дальше от Гамбурга, в поля.

Теперь они не молчат. Они разговаривают. Да, Бацке доволен. Да, великан Бацке признался, что не ожидал такого от Куфальта. В конце концов, Куфальт может пригодиться. Можно было бы, наверное, вместе провернуть дело.

Куфальт счастлив. Конечно, и от похвалы Бацке. Но прежде всего от того, что все позади. И еще далека та ночь, когда он должен будет повторить на Юнгфернштиге то, что сделал сегодня. До тех пор он свободен, до тех пор ему не о чем беспокоиться, Бацке все устроит, Бацке обо всем позаботится.

В избытке радости он приглашает Бацке на стакан грога.

12

На следующее утро квартирант не дал госпоже пасторше Флеге никакого повода для беспокойства. На этот раз господин Ледерер, как обычно, славно проспал до двенадцати часов, затем появился бодрым и довольным, попросил завтрак и дружелюбно болтал с ней за завтраком, как это обычно и бывало.

Вскоре после этого он ушел. А фрау Флеге все же снова была огорчена или, по крайней мере, узнала причину, почему квартирант вчера так накричал на нее. Одна пустая бутылка из-под коньяка стояла в углу, а новая – в шкафу, была уже на треть выпита. Ясно, что у квартиранта неприятности. Поэтому он пил. Поэтому накричал на нее. Поэтому во время беседы он вдруг отключился, как будто ничего не слышал.

Госпожа пасторша Флеге была, наверное, самой оторванной от жизни курочкой в большом птичнике, называемом Гамбургом, но одно она знала точно – этот ширококостный, темноволосый сослуживец со злым взглядом не принесет добра ее квартиранту. И она решила, что сегодня вечером она в осторожной и мягкой форме заведет разговор об этом сослуживце и предостережет господина Ледерера, чтобы он избегал скамейки, где сидят злые мальчики.

Но, к сожалению, квартирант не появился. Он не пришел, как обычно, поспать после обеда, и госпожа пасторша пришла бы в ужас, если бы увидела его сидящим у кровати девушки Ильзы, в жалкой, с потугами на элегантность, комнате на Штайндамм.

Да, после того как Куфальт поспал, после того как порадовался успешному и даже очень успешно проведенному ночному опыту, ему внезапно пришло в голову, что у него все еще есть повод для опасений.

Он вспомнил, что девушка Ильза ушла от него обозленная, что она угрожала, хотя толком ничего не знала; сейчас все могло стать опасным. Опасным могло стать все что угодно.

Итак, он сидел у ее кровати. Но девушка Ильза была не настолько глупа, чтобы не понять, что его сюда привело. И поскольку она это знала, то все время избегала разговора на интересующую его тему. Ей нужно было так много рассказать: о кафе «Штайнмардер» и о нехватке деньжат, о подружках, которые зарабатывали больше нее, хотя и меньше ее того заслуживали, и: «Не правда ли, Эрнстик, ты подаришь мне сегодня десять марок? Я видела у Клоклана такую чудесную сумочку».

Куфальт не собирался давать десять марок просто так.

– Ты бы попыталась, осторожно начал он, – разузнать, где, собственно говоря, Бацке живет.

– Ты дашь мне десять марок, если я тебе скажу, где он живет?

– А разве ты знаешь?

– Ведь иначе ты не дашь мне десять марок!

– Ладно, хорошо. Но только пять.

– За пять марок я не куплю сумки.

– Ты скажешь его точный адрес?

– Если я тебе его вообще скажу!

– Ну ладно. Вот, возьми. Где же он живет?

Она откинулась в кровати и рассмеялась:

– Он вовсе нигде не живет.

– Как это вовсе нигде не живет? – спросил Куфальт, начиная злиться.

– Не будь дураком, – рассмеялась она, – у него нет жилища. Каждый раз он ночует у разных девок. А когда они требуют денег, он их бьет.

– Отдай мне мои десять марок, – рассвирепел Куфальт. – Ты сказала, что знаешь его адрес.

– Я сказала, что знаю, где он живет. И я сказала тебе это.

– Верни мне деньги.

Конечно, снова разгорелась ссора. Не могло быть и речи ни о примирении, ни о том, чтобы избавиться от чувства страха. Десяти марок как не бывало, а взамен новая перебранка. С этим он и ушел домой.

Когда он вернулся, старушка Флеге встретила его в прихожей и прошептала:

– Ваш господин сослуживец снова сидит у вас и пьет дорогой коньяк – ах, господин Ледерер… – Она умоляюще смотрела на него.

– Хорошо, хорошо, госпожа пасторша, – торопливо произносит Куфальт. – Потом поговорим.

И он прошел в свою комнату. Там сидел Бацке, мрачнее тучи, так что слова застряли в горле и пришлось собраться с духом, чтобы простодушно сказать:

– А, Бацке! Что нового?

– Да, что нового, – сказал Бацке. – Вот читай.

Он протянул ему газету и указал пальцем, где читать. Куфальт стал читать.

«Минувшей ночью в районе Локштедт двое мужчин выбили кирпичом и булыжником обе большие витрины магазина в недавно построенном доме. Преступники скрылись неопознанными. В этой связи интересным представляется свидетельство приказчика конторы строительных материалов: вчера после обеда к нему явился молодой человек, который потребовал один кирпич и один булыжник, объяснив, что ему нужны образцы. Полиция еще не знает, имеется ли связь между обоими происшествиями, однако идет по определенному следу».

Куфальт давно дочитал до конца, но все еще смотрел в газету.

_ Ну, – услышал он голос Бацке, звучавший подобно грому приближающейся грозы.

– _ Да? _ спросил Куфальт и попытался посмотреть на Бацке. Но ему это не удалось.

– Расскажи-ка все же, – сказал Бацке. – Расскажи-ка все же, приятель, где ты достал камни для вчерашней ночи?

– В порту, – быстро сказал Куфальт. – На баржах.

– Так, – сказал Бацке, – а не ты ли тот знаменитый молодой человек, которому понадобились образцы?

Сейчас уже было невозможно избежать взгляда. Они смотрели друг на друга мгновение, еще мгновение. В Куфальте проснулись упрямство и сопротивление… и прошли. Бацке уставился на него не мигая, Куфальт отвел взгляд, глупо рассмеялся и сказал:

– Я не такой дурак…

– Так, – медленно проговорил Бацке. – Значит, ты не дурак?

Возникла долгая пауза.

Затем Бацке совершенно спокойно сказал:

– Но я тоже не буду дураком. Баста, Куфальт!

Он встал, не глядя на Куфальта, спокойно взял из пачки еще одну сигарету и закурил.