Текст книги "Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Она поставила свою подпись «Пруденс Вейганд» в вахтенном журнале и передала вахту Флэттери. Это была ее пятнадцатая вахта.

Флэттери растянулся на койке, готовясь провести так следующие четыре часа. Блики на стеклянных поверхностях индикаторов гипнотизировали его. Он потряс головой, отгоняя сон, и услышал шелест ткани. Это Пруденс вставала с койки. Она немного постояла, потянулась, сделала с дюжину наклонов.

«Как легко они смирились с тем, что я, возможно, палач», – подумал Флэттери. Он заметил настороженность Пруденс. Вообще эти вахты по четыре часа через четыре можно выносить только в том случае, когда не возникает серьезных проблем, и всё равно они страшно расшатывают нервную систему. Сейчас Пруденс нужно поесть и как следует отдохнуть, однако вид у неё достаточно бодрый.

Она бросила взгляд на Флэттери, увидела, что тот готов принять вахту и проверяет вахтенный журнал. Вроде бы всё шло нормально Прошло уже чуть больше суток, за время которых приходилось делать лишь незначительные подстройки аппаратуры. Все шло гладко. Слишком гладко.

«Опасность всегда держит в напряжении, – подумала она. – А спокойствие притупляет внимание».

– Думаю, тебе надо поесть и попытаться отдохнуть, – заметил Флэттери.

– Я не голодна.

– Тогда хотя бы отдохни.

– Попозже. Схожу-ка я, пожалуй, посмотрю, как там дела у Бикеля с Тимом, – она взглянула на висящий над головой экран Сейчас он показывал мастерскую. И все четыре часа ее вахты она с интересом наблюдала за происходящим там.

Бикель и Тимберлейк были с головой погружены в работу. Пруденс, благодаря низкой гравитации, одним прыжком преодолела не сколько метров, отделяющих ее от входного люка мастерской, вошла и остановилась, пытаясь понять, что они успели сделать.

Тимберлейка нигде не было видно. А там, где раньше на большом пульте помещался сканер, теперь высилось какое-то уродливое сооружение – нагромождение торчащих во все стороны пластиковых блоков – энговские умножительные цепи, каждая из которых была заключена в пластиковую изоляцию. Блоки связывала между собой целая паутина псевдонейронного волокна.

Бикель услышал, как она вошла. Не отрываясь от работы, 01 произнес:

– Возьми-ка вон там, на столе, микростяжку. Мне нужны 21.006 сантиметра нейроволокна К-4 с несимметричными концевыми тельцами и мультисинапсами. Подсоедини так, как указано на схеме «С-20» Прибор лежит на самом верху кучи хлама справа на столе.

Бикель взял очередной энговский блок и принялся прилаживать его на место. Потом поднес к только что установленному блоку портативную микростяжку, установил ее и принялся сращивать соединения.

«Есть, сэр!» – насмешливо ответила она про себя.

– Мы почти готовы прогнать первичную программу, – сообщил Бикель, когда закончил работу, и начал сращивать полученным от нее нейроволокном заново установленный энговский умножитель с пультом управления.

Пруденс отступила назад и принялась разглядывать высящееся на пульте сооружение. Хоть она и видела конструкцию впервые, та вдруг приобрела для нее совершенно новое значение.

– Пожалуй, можно попробовать и кое-что посложнее, чем первичная программа, – заметила она.

– Верно, куколка.

Бикель поднялся, отложил микростяжку и вытер руки о скафандр.

– Это не только даст нам возможность проанализировать причины неполадок, но и позволит регулировать энергообмен нашего «Быка».

– Но ведь ты подключен к компьютеру, – укоризненно заметила она, указывая на соединения на пульте.

– Каждая линия имеет встроенный диод, – пояснил он. – Импульсы из компьютера попадают в нашу испытательную систему, но все, что поступает в компьютер, должно быть закодировано одним из нас и введено вот сюда.

Он указал на устройства ввода данных на правой стороне пульта.

Прю повернулась и взглянула на монитор. Флэттери спокойно наблюдал за пультом управления. Ей вдруг вспомнились его недавние слова:

«Мы можем судить о вещах лишь настолько объективно, насколько это позволяют нам наши ощущения. Таким образом, мы пребываем в дебрях иллюзий, в мире, где само понятие самосознания граничит с иллюзией».

И Пруденс подумала:

«Чтобы обладать сознанием по-настоящему, человек должен преодолеть иллюзию. Бикель с самого начала понимал это, а я – нет».

Она спросила себя, каким образом это повлияет на ее подход к решению их проблем. Понимание химических процессов человеческого организма могло приблизить к пониманию сущности разума, чем никто никогда как следует и не пытался заниматься. Конечно, нейрорегуляционные сдвиги в биохимических процессах, вызванные специфическими медикаментами и галлюциногенами, и раньше интересовали экспериментаторов, но им никогда раньше не доводилось решать проблему чисто механически.

Предварительно следовало тщательно изучить процесс. Пруденс сознавала это, но морская свинка была только одна – она сама. А опыты с производными серотонина и адреналина считались крайне опасными. Она даже подозревала, что, вполне возможно, не сможет побороть желание умереть.

«Интересно, – вдруг пришло ей в голову. – А, может, я и теперь обманываю себя? Может, это просто еще одна иллюзия? Или предлог не принимать больше антисекс и стать желанной для Бикеля?»

– Ну вот и всё, – объявил Бикель. – Давай попробуем. Прю, последи за аппаратурой.

Он указал на левую сторону пульта, где поблескивали индикаторы и шкалы многочисленных приборов.

– Сейчас я проверю все цепи по очереди импульсным генератором. Буду посылать сигнал с интервалом в одну пятую секунды, – он протянул руку и щелкнул переключателем на правой стороне испытательного стенда, а затем начал загружать первичную программу.

– Начали, – вздохнул он.

– Начали, – отозвалась она, увидев, как приборы отреагировали на первый импульс.

– Мне нужны средние значения пороговой проводимости синапсов, средние значения пороговой проводимости концевых телец и скорость прохождения импульсов в каждой из цепей, – сказал Бикель и одновременно нажал три выключателя. – Пошла загрузка.

Он ждал, чувствуя, как постепенно нарастает напряжение.

– Приборы регистрируют начало обмена входными импульсами, – сообщила она.

– Первая цепь, – отозвался он, подавая импульс генератора.

– В пятом уровне затор, – сказала она. – Сигналы не проходят.

– Попробую применить кольцевые циклы, – пробормотал Бикель и нажал кнопку.

– Ничего, – объявила она. – В пятом уровне сигналы по-прежнему не проходят.

Бикель отступил на шаг от пульта и уставился на приборы.

– Ерунда какая-то! Ведь в сущности это обыкновенный преобразователь. И выходы должны совпадать!

Пруденс еще раз взглянула на приборы.

– А приборы все равно показывают полный ноль, – фыркнула она.

– Как по-твоему, в чем же дело? – спросил Бикель.

– Понятия не имею.

– Мы каким-то образом создали единую ортогональную систему для каждой цепи и всей системы в целом, – начал рассуждать вслух Бикель. – А этого в принципе быть не может. Получается, в каждой из отдельных цепей у нас по нескольку систем.

– То есть что-то неизвестное поглощает энергию, – предположила Пруденс, чувствуя, как ее охватывает возбуждение. – Разве не это мы называем…

– Это не разум, – возразил Бикель. – Чем бы ни являлась эта неизвестная система, она не может быть разумной. Пока еще не может. Устройство слишком простое, оно не может располагать достаточным количеством данных…

– В таком случае это просто какое-то неправильное соединение, – сказала Пруденс.

Бикель расстроено опустил голову, тяжело вздохнул и ответил:

– Да. Должно быть, так оно и есть.

– Где у тебя зафиксирована последовательность сборки и результаты тестов? – спросила Пруденс.

– Здесь, в памяти компьютера, – ответил Бикель и указал пальцем куда-то влево. – Там записана вся информация… включая и это.

Он кивнул на диагностический пульт.

– Тебе нужно перекусить и немного отдохнуть, – заметила она. – А я пока начну отслеживать цени.

– Мы получили отказ в ходе прямого теста, – проворчал Бикель. – Причем это не была реакция открытой цепи. А тест по взаимодействию цепей даст на выходе ноль, не указывая на точку потери. Это настоящая чертова губка.

– Скорее всего, здесь элементарная ошибка, – продолжала она.

В отверстии люка межпалубного помещения, где проходили корабельные коммуникации, внезапно показалась голова Тимберлейка.

– Нашел, – радостно сообщил он. – Только не спешите, подождите минутку.

Он снова исчез. Тем временем Пруденс внимательно изучала распечатки. Наконец она с трепетом убедилась, что ошибки там нет.

– Эй! – послышался голос Тимберлейка. Межпалубное пространство отозвалось глухим эхом.

Бикель обернулся на голос и увидел, что из люка торчат только ноги Тимберлейка.

– Нашел, – радостно заявил Тимберлейк. – Это пятидесятилинейный пучок, одно подключение. Вытащить его?

– Куда он ведет? – спросил Бикель.

– Судя по маркировочным цветам, он ведет непосредственно к дополнительным базам данных, – ответил Тимберлейк. – И все базы данных подключены таким же образом! Какого же черта это не отражено на схемах?

Бикель опустился перед люком на четвереньки и спросил:

– А в этих связях есть какие-нибудь буферы или межсетевые интерфейсы?

В межпалубном пространстве мелькнул свет ручного фонарика.

– Точно! – воскликнул Тимберлейк. – А как ты догадался?

– Иначе и быть не могло, – обрадовался Бикель. – Слушай, это предохранительный блок компьютера. Лучше не трогай его.

Бикель отодвинулся от люка, чувствуя себя полностью опустошенным.

«Ублюдки! – подумал он. – Ведь они знали, что мы обнаружим все это сразу же, как только заглянем во внутренности компьютера. Они просто связали нас по рукам и по ногам».

– Вылезай, Тим, – приказал Бикель. – И смотри, ничего не трогай.

Он поднялся и вытащил заглушки, которыми до этого изолировал блок памяти.

«Изолировал, – подумал он. – Ха!»

Все, что он сделал, так это лишь изменил потенциал в одной точке и убедился, что не получит ожидаемой реакции.

Тимберлейк наконец выбрался из люка и поднялся на ноги.

– Ты хоть что-нибудь понимаешь? – спросил он.

– Лучше бы не понимал, – ответил Бикель. – Насколько можно судить, этот компьютер обладает чем-то вроде случайного доступа к адресам. Он получил огромное количество информации, но где именно она хранится, знает теперь лишь сам компьютер. Именно поэтому нам и приходится проводить столько тестирований специальных функций, вторичных тестирований и так далее, до бесконечности. И адреса их нам известны.

– ОИРы, скорее всего, знали, где находится информация, – печально проговорила Пруденс.

– И они мертвы, – заметил Бикель.

Когда Бикель включил воспроизведение последнего послания Моргана Хэмпстеда, помещение Пульта заполнил голос директора Проекта.

– Кораблю ОЛБ «Землянин» от руководства Проекта…

Последовало длительное молчание. В наступившей тишине стало слышно шипение магнитной ленты.

Бикель обвел взглядом помещение. Флэттери по-прежнему сидел за большим пультом, такой собранный и так невозмутимо уверенный в себе. Пруденс полулежала в своей койке, сосредоточившись на голосовом трансляторе ППУ, Тимберлейк развалился на своем «ложе». Глаза его были закрыты, дышал он глубоко и размеренно. Можно даже подумать, будто он спит, если бы не нервно пульсирующая жилка на виске. Бикель сразу заметил это. Тим явно обдумывал какую-то сложную проблему.

– Пуск! – рявкнул Хэмпстед.

– Должно быть, это какая-то ошибка, – заметил Бикель. – Похоже, ППУ не смогло расшифровать фразу.

– Да мы и сами нередко ошибаемся, – поддакнул Флэттери.

– Что касается определения разума, – продолжал Хэмпстед. – Все дело в нервном барьере и пороговых возможностях обработки данных вашим компьютером. На сегодняшний день это самое точное обращение…

– Самое точное определение, – поправил Флэттери. – По-моему, он должен был выразиться так…

– Вот он новый Органический Искусственный Разум, – продолжал Хэмпстед. – Следует решать вопросы в порядке их поступления.

– С ППУ явно что-то не в порядке, – встряла Пруденс.

– Скорее, дело не в ППУ, – остановил ее Бикель, – а в системе дешифровки компьютера.

– Так ведь мы эту проклятую систему специально прокачивали через компьютер, – проворчал Тимберлейк. Он открыл глаза и укоризненно посмотрел на Бикеля.

– Немедленно прекратите все подобные попытки, – снова раздался голос Хэмпстеда. – Повторяю: прекратите все подобные попытки. Это прямой приказ.

– Да, а вот это уже похоже на него, – заметила Пруденс.

– Вы ни при каких обстоятельствах не должны пытаться создать неодушевленный интеллект, – продолжал Хэмпстед.

– Лучше бы ты подался в оперу, приятель, – буркнул Тимберлейк.

– Проанализируйте курс и проверьте реактивную массу, – командовал Хэмпстед. – Неизвестный район должен быть описан математически.

– Ну и бред! – взорвался Тимберлейк. – Просто полная чушь!

– Проект закончен и закрыт, – объявил Хэмпстед. – Подтвердите свое согласие.

Тимберлейк сел на койке, спустил ноги на палубу.

– Что ж, Бик, – вздохнул он. – Давай подтверждай согласие!

Флэттери бросил взгляд на Тимберлейка, йотом снова уставился на пульт. Очевидно, Тимберлейк пытался вернуть себе часть влияния. Такую попытку можно было предсказать заранее. При первой же неудаче он постарается принять командование на себя – пусть даже и из страха за все те жизни, которые зависят от систем жизнеобеспечения, если не по какой-либо иной причине. Флэттери следил за тем, как Тимберлейк внимательно изучает показания приборов систем жизнеобеспечения. Вроде бы все в порядке… пока. Но угроза любой части корабля стала бы угрозой и для всего корабля.

– Так он просил нас задействовать новый мозг? – спросила Пруденс.

– А где мы его возьмем? – вопросом на вопрос ответил Тимберлейк.

– Это мы уже проходили, – отмахнулась она, переводя взгляд с одного на другого.

В первый раз с момента «пробуждения» Пруденс позволила себе задуматься, каково это стать бестелесным воплощением разума, управляющим таким левиафаном, как этот корабль.

Ее передернуло.

«Да они просто искушают меня своим богохульством», – подумал Флэттери.

– Замерзла что ли, а, Пруденс? – спросил он.

«Он все время наблюдает за мной, – в душе Пруденс медик боролся в ней с женщиной. – Интересно, а знает ли этот Флэттери, что я меняю химизм тела?»

– Нет, все нормально, – ответила она.

На самом деле ей было не по себе. Пруденс неожиданно то впадала в отчаяние, то ощущала душевный подъем, и все это нужно было тщательно скрывать. Она испытывала странные душевные муки. Ее одолевали фантазии на тему богоподобной силы; они боролись в ее душе с чувством физической неполноценности.

Бикель наконец оторвался от ППУ. В руке у него был зажат листок с распечаткой.

– Полная чушь.

– Что еще? – спросил Тимберлейк.

Флэттери хотел было что-то сказать, но замер, уставясь на пульт. Нет, ему не показалось, скорость корабля возросла.

– Последние несколько минут мы постоянно увеличиваем скорость, – сказал он. – Медленно… но неуклонно.

– Теперь еще и проблемы с двигателями! – взорвался Тимберлейк.

Флэттери включил систему проверки двигателей, сверился с показаниями приборов.

– Нет, – наконец объявил он. – Тяга на прежнем уровне. Уровень излучения нормальный.

– А регистратор массы? – спросил Бикель.

Пальцы Флэттери пробежались по клавишам. Он принялся внимательно изучать показания приборов.

– Отклонение от нормы! Датчики показывают отклонение от нормы!

– Каковы цифры? – спросил Бикель.

– Они то и дело меняются, – пробормотал Флэттери. – Причем отклонения имеют довольно хаотичный характер. Масса не согласуется со скоростью.

– А что сказал Хэмпстед? – тревожно спросил Бикель, глядя в распечатку. – Проанализируйте курс и проверьте реактивную массу. Если он…

– Чушь какая-то! – перебил его Тимберлейк.

– Тем не менее последние четыре минуты скорость растет, – заметил Флэттери.

«Корабль запрограммирован на аварийные ситуации, – подумала Пруденс. – Так им говорили. Но бывают ситуации запрограммированные… а как насчет непредвиденных ситуаций?»

Флэттери взял компьютерную распечатку:

– За последнюю минуту и восемь секунд наша скорость возросла на 0,011002 но сравнению с заданной.

Бикель принялся щелкать переключателями на пульте компьютера. Его руки буквально плясали над клавиатурой. Он сверился с показаниями приборов, взглянул на экран с выведенной на него информацией.

– Это даст нам аналогию с молекулярным ветром, – сказал он. – Если уровень массы отдельных молекул в движущемся газе меньше массы тела находящегося на его пути, то шансы столкновения между молекулами газа и объектом соответствуют вероятностной кривой, связанной со средним значением разницы масс.

Тимберлейк откашлялся, потом заметил:

– То есть, по-твоему, эта штука утверждает, что наша скорость увеличила массу корабля до уровня, когда межзвездный газ… начал тормозить наш корабль? Но ведь это полная ерунда! Суда по приборам, что-то наоборот подталкивает нас вперед. Так при чем тут торможение?

– Может быть, в этой области пространства существует неизвестный поток частиц – некое космическое течение. И его направление движения совпадает с нашим, – предположил Бикель. – Однако мы этого точно не знаем.

– Готовимся к торможению, – подытожил Флэттери.

– А может, лучше развернуть корабль? – спросил Тимберлейк. Он нажал кнопку ручного управления коконом, и тот мягко сомкнулся вокруг него.

– Радж прав, – кивнул Бикель. – Нужно быть крайне осторожными. Происходит нечто, с чем нам еще никогда не приходилось сталкиваться.

– Я начинаю торможение с минимальной мощностью, – сообщил Флэттери. – Прю, следи за приборами. А ты, Тим, контролируй массу. Потом мы проанализируем все данные.

– Если только это «потом» когда-нибудь наступит, – буркнул Тимберлейк.

Флэттери, не обращая внимания на его слова, приказал:

– Джон, следи за температурой корпуса и за доплеровским смещением.

– Хорошо, – Бикель откашлялся, думая о том, насколько все это разделение обязанностей выглядит грубо по сравнению с тем, что мог бы сделать нормально функционирующий ОИР. По сравнению с ним их экипаж казался кучкой хромоногих калек, причем в ситуации, когда им нужно было бежать, прыгать и сохранять равновесие, как настоящим спортсменам.

– Начинаю торможение, – негромко произнес Флэттери.

Он едва заметно сдвинул ручку регулятора.

Койки тут же подстроились под изменение Вектора тяжести. Внешне же торможение повлияло лишь на укрепленные на консолях пульты, которые чуть заметно дрогнули.

– Что на приборах? – спросил Флэттери.

– Скорость надает неравномерно, – отозвалась Пруденс. – Толчки и рывки.

Бикель на основании показаний своих приборов тоже мог судить о неравномерном движении корабля. К тому же он чувствовал слабую дрожь пульта, на котором лежали его руки.

– Скажите мне, когда скорость выровняется, – попросил Флэттери – Как там с массой?

– То же самое, – ответил Тимберлейк. – Средняя величина падает, но тоже неравномерно – скачет то вверх, то вниз… 0,008, 0,0095, 0,0069…

– Сообщишь, когда показания выровняются, – велел Флэттери.

Хотя Бикеля никто не спрашивал, он сказал:

– В первом квадранте хвостовой части наблюдается незначительное повышение температуры. Система компенсации уже ликвидирует его. Доплеровское сравнение показывает, что истинная скорость упала на 0,00904.

– Ясно, – отозвался Флэттери.

– Системы корабля в порядке, – доложила Пруденс.

Флэттери еще немного передвинул регулятор, чувствуя, как по шее и спине стекает холодный пот, который даже не успевает впитать скафандр.

– Принято, – объявил он.

– Скорость постепенно падает, – продолжала Пруденс. – Но по-прежнему неравномерно.

– Характеристика ионного потока? – спросил Флэттери.

– Четыре запятая два восемь ноль один, – отозвался Тимберлейк. – Соотношение положительное. Торможение идет нормально.

– Скорость торможения выровнялась, – доложила Пруденс.

– Уровень массы – 0,000001001 от нормы, – сказал Тимберлейк.

– Температура корпуса?

– Держится, – вздохнул Бикель, переводя дух. Изменения температуры корпуса там, где их не должно быть, совершенно необъяснимые изменения скорости полета – все это куда более тревожно, чем любая авария, которую можно устранить руками.

Флэттери услышал его вздох и подумал: «Это – первый звонок для Жестяного Яйца. Но звонок к чему? Знает ли Бикель? Понял ли он это из данных компьютера? Впрочем, даже если и так, то вряд ли он безоговорочно доверяет поступающей информации».

Но тут Флэттери вспомнил отрывок из, возможно, искаженного послания Хэмпстеда:

«Неизвестный район должен быть описан математически».

«А вдруг это достаточно близко к тому, что на самом деле сказал Хэмпстед? – спросил себя Флэттери. – Нечто неизвестное, описанное математически. Корабль столкнулся с проблемой соотношения массы и скорости».

– Радж, уменьши скорость еще на два пункта и держи так, – попросил Бикель. – С этого момента будем периодически проверять изменения массы и скорости.

– Согласен, – кивнул Флэттери. – Докладывайте по очереди.

Он взялся за регулятор и сдвинул его еще на два деления.

– Скорость падает равномерно, – сообщила Пруденс.

– Масса в норме, – доложил Тимберлейк. – Ионный поток в норме.

– Температура корпуса в норме, – пробормотал Бикель. – Доплеровское сравнение ноль-положительное.

Бикель взглянул на две черные тонкие иголки доплеровского компаратора. Именно они играли самую важную роль в сложившейся ситуации. Благодаря доплеровскому эффекту, они давали возможность контролировать скорость корабля относительно неподвижных астрономических объектов. Доплеровское сравнение и изменение скорости полностью совпадали.

– Не понимаю, что произошло, – пожал плечами Флэттери, – но у меня такое чувство, что мы были на краю.

– На краю чего? – поинтересовалась Пруденс. В ее голосе явственно чувствовался страх.

– Мы были близки к тому, чтобы вылететь из Солнечной системы, как пробка из бутылки, – пояснил Бикель. – Потеряв управление и неспособные маневрировать. И даже вполне возможно, что нас едва не выбросило в другое измерение.

– Без надежды когда-либо перебраться обратно, – заметил Тимберлейк.

– Отрицательные трансформации в теории гравитации, – прошептала Пруденс.

– Что? – рявкнул Тимберлейк.

– Скрытый энергообмен при сдвигах значительных масс на околосветовой скорости, – пояснила Пруденс. – Отрицательные элементы в уравнениях не сокращаются взаимно до тех пор, пока вы гипотетически не допустите, что скорость света превышена. Тогда теоретически возможно существование области, где два тела не притягиваются друг к другу, а отталкиваются друг от друга.

– Ну, и как же мы сообщим обо всем этом Хэмпстеду и его ребятам, окончательно все не испортив? – протянул Бикель.

– Мы и так уже всё испортили, – проворчал Тимберлейк. – Компьютер…

– Возможно, он и в порядке, – возразил Бикель. – Системы жизнеобеспечения действуют. Корабельная автоматика и сенсор как будто в порядке. Я постоянно получаю от них информацию и требования предоставить информацию.

– Постоянно поступающие данные вовсе не обязательно правильные, – заметил Тимберлейк.

– А разве Хэмпстед советовал нам все бросить и опустить руки? – спросил Флэттери. – Если так…

– Мы не знаем, – вздохнул Бикель. – Насколько известно – нет.

«Мы ведь можем подчиняться, а можем и нет», – подумал Флэттери и сказал:

– Интересно, как это компьютер может требовать информации и в то же время перевирать содержание передачи ППУ.

– Скорее всего, это лишь вопрос отладки программ, – сказала Пруденс. – Если он…

Она осеклась, уставившись на Бикеля, которого явно мучили какие-то сомнения.

Глаза Бикеля были закрыты. На лбу выступила испарина. Он так ясно представлял себе схему, будто кто-то проецировал ее в его мозгу. Он ведь так полностью и не отключил «Быка» от системы ППУ, которую они использовали для дешифровки сообщений.

Когда он понял, что любой сигнал извне, приходящий на ППУ, сначала проходил через «Быка» и только потом попадал в компьютер, внутри у него воцарилась какая-то странная пустота.

– Ты не отключил компьютер от «Быка», – прошипел Тимберлейк.

– Но данные с компьютера я получаю через свой пульт ППУ, – возразил Бикель. Правда, он и сам чувствовал звучащие в его голосе нотки отчаяния. – Да и вообще, все мои запросы к компьютеру проходили через те же самые цепи «Быка».

– Ты использовал подпрограммы с известными адресами, – заметила Пруденс.

– Таким образом, все твои запросы рассеивались по всей системе и теперь утрачены, – подытожил Тимберлейк.

– Да неужели? – удивился Бикель. Он открыл глаза. Существовал лишь один способ обрести уверенность. Дополнительного вреда он не принесет… если только вообще был нанесен хоть какой-то вред.

«Вряд ли он таким образом попытался отрезать нас от связи с Лунной базой, – подумал Флэттери. – Не мог же он в самом деле уничтожить программы дешифровки!»

Без системы дешифровки, с помощью которой декодировались повторяющиеся лазерные послания, экипаж корабля мог с успехом пользоваться языком жестов для передачи сведений на Лунную базу.

Осторожно, поскольку он должен был быть абсолютно уверен в своей правоте, Бикель принялся щелкать переключателями на пульте ППУ. Предстояло провести тройную проверку.

– Что ты делаешь? – спросил Тимберлейк.

– Тихо! – оборвала его Пруденс, уже понявшая, что намерен сделать Бикель.

– Но ведь он уже…

– Обычная диагностика, – перебил его Бикель. – Мы воспользуемся квазисинхронным поиском с повторением первоначального тестирования цепей «Быка». Если система уже повреждена, то эти сигналы пройдут по тем же самым цепям и не нанесут дальнейшего вреда.

– И в результате мы, возможно, узнаем, куда отправились наши данные, – сказал Тимберлейк. – Да. Точно.

– Ты уверен? – спросил Флэттери.

– Вообще-то, подход правильный, – подтвердила Пруденс.

Работая как можно спокойнее и проверяя каждый шаг трижды, Бикель набросал необходимую программу. Едва переведя дух, тут же отправил по цепям первые элементы диагностического цикла, следя за тем, чтобы тестирование носило независимый характер, и постоянно контролируя происходящее.

Наконец стали поступать результаты. Он выводил их на принтер – распечатывал данные каждого этапа проверки.

Неожиданно он почувствовал чье-то дыхание за спиной, поднял голову и увидел Пруденс, которая покинула койку и теперь стояла на коленях чуть позади него, внимательно изучая распечатки.

– Данные были просто перемещены, а не потеряны, – наконец прошептала она.

– Да, похоже на то, – подтвердил Бикель.

– А какая, собственно, разница! – воскликнул Тимберлейк.

– Большая, – отозвался Бикель. – Компьютер работает в полную силу до тех нор, пока мы пропускаем всю информацию через «Быка».

– А почему тогда не работает ППУ? – не унимался Тимберлейк.

– Да будет тебе, Тим, – заметил Бикель. – Ты же сам помогал мне составлять диагностические программы.

– Входящие сообщения проходили через ППУ дважды, – сказал Тимберлейк. – Ну, конечно же!

– И части сообщения взаимозаменяли друг друга по ходу дела, – подхватил Бикель. – Скорее всего, мы не получили и пятой части сообщения.

– Ну, слишком коротким оно не казалось, – заметила Пруденс.

– Это сообщение – единственное, что мы по-настоящему потеряли, – сказал Бикель. – Я попрошу повторить…

– Погоди! – воскликнул Флэттери.

– Да? – вопросительно взглянул на него Бикель.

– Как ты, интересно, объяснишь Лунной базе, что именно произошло с их посланием? – спросил Флэттери. Он оторвался от центрального пульта и встретился взглядом с Бикелем. – А вдруг они как раз сообщали нам, чтобы мы все бросили и возвращались?

– Но ведь начало и конец послания Хэмпстеда, похоже, вовсе не были искажены, – возразил Тимберлейк.

– Обычные позывные и конец передачи, – согласился Бикель. – Их можно распознать практически в любом виде.

– Но ведь послание было совершенно понятным в начале, – продолжал Тимберлейк. – И как раз это может явиться объяснением. Отмены будут минимальными. И, возможно, нам удастся восстановить значительную часть послания… особенно начало, до того, как дешифратор начал давать сбои.

«Тимберлейк ведет себя необычайно осторожно, – подумал Флэттери. – Уж не собирается ли он встать на точку зрения Бикеля?»

Бикель вдруг осознал, что ведет себя крайне неуверенно, причем никак не мог понять почему. Тем не менее в словах Тимберлейка сквозила более чем убедительная логика. Он вынул распечатку послания из принтера и сунул ее в сканирующее устройство.

«Самое главное, – подумал он, – чтобы распечатка оказалась первоначальной дешифровкой, а не последующими вариантами». Он включил сканер, считал текст, а потом отправил информацию непосредственно в «Быка», а затем в ППУ. На экране начал появляться текст.

Все уставились на оригинал послания Хэмпстеда.

«Да, вот это уже похоже на правду», – подумал Бикель.

ВЫБЕРИТЕ СРЕДИ НАХОДЯЩИХСЯ В ГИБЕРНАЦИИ КОЛОНИСТОВ ЧЕЛОВЕКА С МОЗГОМ, ПОДХОДЯЩИМ ДЛЯ ЗАМЕНЫ ОРГАНИЧЕСКОГО ИСКУССТВЕННОГО РАЗУМА ТОЧКА МЕДИЦИНСКОМУ ПЕРСОНАЛУ ПРЕДПИСЫВАЕТСЯ ВЗЯТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МОЗГ ЗАПЯТАЯ ПОДКЛЮЧИТЬ ЕГО В КАЧЕСТВЕ ВРЕМЕННОГО ОРГАНИЧЕСКОГО ИСКУССТВЕННОГО РАЗУМА ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА ТОЧКА ПО ВОПРОСУ ОПРЕДЕЛЕНИЯ РАЗУМА ЗАПЯТАЯ ВЫ ИМЕЕТЕ В КОМПЬЮТЕРЕ НЕСКОЛЬКО РАЗ ПОВТОРЯЮЩИЕСЯ ДАННЫЕ ЗАПЯТАЯ КОТОРЫМИ МОЖЕТЕ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ТОЧКА ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ УРОВНЯ НЕРВНОГО БАРЬЕРА И ПОРОГОВОГО УРОВНЯ ОБРАТИТЕСЬ К ФАЙЛУ АНИНДЖЕРО В ПРОЦЕССЕ СОЗДАНИЯ ОРГАНИЧЕСКОГО ИСКУССТВЕННОГО РАЗУМА МЕДИЦИНСКОМУ ПЕРСОНАЛУ ВОСПРЕЩАЕТСЯ ОБРАЩАТЬСЯ НА ЛБ С ПОДОБНОГО РОДА ЗАПРОСАМИ ТОЧКА