Текст книги "Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Луйсейал сделала едва заметное движение левой рукой, протянув ее к складке платья. Монео заметил это и вопросительно посмотрел на Лето, но тот не отрываясь следил за выражением глаз молодой Преподобной Матери.

– У запахов есть масса причудливых свойств, – сказал вдруг Лето.

Рука Луйсейал замерла.

– Духи и эссенции, – продолжал Лето. – Я помню все их запахи. Я помню даже те эссенции, которые по видимости были лишены их. Люди пользовались духами и дезодорантами, чтобы опрыскивать свои подмышки и промежности, чтобы замаскировать свои естественные запахи. Вы знали об этом? Ну конечно, знали!

Антеак метнула быстрый взгляд в сторону Луйсейал.

Женщины в страхе замолчали, не осмеливаясь произнести ни слова.

– Люди всегда инстинктивно понимали, что запахи феромонов выдают их истинные побуждения, – сказал Император.

Женщины стояли неподвижно. Они слышали его. Преподобные Матери лучше всех остальных людей понимали истинный, скрытый смысл обращенных к ним слов.

– Вы хотели подвести мину под мою богатую память, – продолжал Лето. В голосе его прозвучало прямое обвинение.

– Вы очень ревнивы, господин, – призналась Луйсейал.

– Вы просто неверно поняли Устное Предание, – поправил ее Лето. – Песчаные форели воспринимают эссенцию как воду.

– Это было испытание, мой господин, – призналась Антеак. – Только и всего.

– Вы намеревались испытать меня? – изумился Лето.

– Всему виной наше любопытство, господин, – продолжала оправдываться Антеак.

– Я тоже очень любопытен, – произнес Император. – Положите эссенцию на помост, рядом с Монео. Я сохраню ее.

Медленно, нарочито демонстрируя твердостью движений отсутствие агрессивного намерения, Луйсейал извлекла из складок платья маленький флакон, излучающий голубое сияние. Она осторожно положила флакон на помост. Было заметно, что она не решится на отчаянный поступок.

– Ты действительно Вещающая Истину, – сказал Лето.

Она выдавила нечто похожее на улыбку и повернулась к Антеак.

– Где вы взяли эссенцию Пряности? – поинтересовался Император.

– Мы купили ее у контрабандистов, – ответила Антеак.

– Контрабандистов не существует уже две с половиной тысячи лет.

– Мы хранили ее все эти столетия, до этого она была нам не нужна.

– Понятно. И теперь вы решили оценить то, что считаете своим великим терпением, не так ли?

– Мы следили за эволюцией вашего организма, господин, – ответила Антеак. – Мы думали… – Она позволила себе слегка пожать плечами. Этот жест допускался только в присутствии Сестер, и не давался легко.

Лето обиженно сложил губы.

– Я не могу пожимать плечами, – сказал он.

– Вы накажете нас? – спросила Луйсейал.

– Чтобы развлечься?

Она выразительно взглянула на флакон с эссенцией.

– Я поклялся наградить вас, – сказал Лето, – и сделаю это.

– Мы бы предпочли защитить вас нашим единством, господин, – произнесла Антеак.

– Не напрашивайтесь на слишком большое вознаграждение, – осадил ее Лето.

Антеак склонила голову.

– Вы ведете дела с иксианцами, господин. У нас же есть основания полагать, что они могут обратиться против вас.

– Я боюсь их не больше чем вас.

– Вы, без сомнения, слышали о том, чем сейчас занимаются иксианцы, – вставила слово Луйсейал.

– Монео иногда доставляет мне копии писем, которыми обмениваются люди и группы внутри Империи, сказал Лето. – Так что я слышал множество историй на эту тему.

– Мы говорим о новой Мерзости, господин, – проговорила Антеак.

– Вы думаете, что иксианцы смогут создать искусственный интеллект? Такой же сознательный, как вы?

– Мы очень боимся этого, господин.

– Вы хотите заставить меня поверить в то, что идеи бутлерианского джихада все еще живы в Общине Сестер?

– Мы не можем уповать на неизвестное, возникающее из воображаемой технологии, – сказала Антеак.

Луйсейал подалась вперед.

– Иксианцы хвастаются, что их машина может пронзать время так же, как вы, господин.

– А Гильдия утверждает, что иксианцы порождают хаос времени, – подзадорил женщину Лето. – Следовательно, мы должны бояться всего сотворенного сущего, так?

Антеак замерла на месте в напряженной позе.

– Я совершенно искренен с вами, – заверил женщин Лето. – Я признаю ваши способности. Не хотите ли и вы признать мои?

Луйсейал коротко кивнула.

– Тлейлаксу и Икс вступили в сговор с Гильдией и ищут нашего союза.

– Но вы очень боитесь иксианцев?

– Мы боимся всего того, что не в силах контролировать.

– Вы не контролируете меня.

– Если вас не станет, люди начнут испытывать нужду в нас! – воскликнула Антеак.

– Наконец вы говорите правду! – сказал Лето. – Вы пришли ко мне, словно к оракулу, и просите меня положить конец вашему страху.

Антеак взяла себя в руки, и ее голос прозвучал холодно и спокойно.

– Сумеет ли Икс создать искусственный мозг?

– Мозг? Конечно нет!

Луйсейал явно расслабилась, но Антеак продолжала оставаться очень напряженной. Она не была удовлетворена ответом оракула:

Почему эта глупость продолжает из века в век повторяться с такой монотонной точностью? – подумал Лето. Память услужливо представляла ему бесчисленные, сцены подобного рода – пещеры, священники и жрицы охваченные неземным экстазом, зловещие голоса, произносящие мрачные пророчества в дыму священного дурмана.

Он взглянул на сверкающий всеми цветами радуги флакон, лежавший у ног Монео. Какова текущая стоимость этой вещи? Она огромна. Это же эссенция. Концентрированный концентрат богатства.

– Вы уже расплатились со своим оракулом, – сказал он. – Мне было бы забавно дать вам полную стоимость.

Как напряглись при этом обе женщины!

– Слушайте меня! – приказал Лето. – То, чего вы боитесь, в действительности не то, чего вы боитесь на самом деле.

Лето наслаждался произведенным эффектом. Это прозвучало достаточно зловеще для такого рода пророчества. Антеак и Луйсейал молча, как приниженные просители, неподвижно стояли перед ним в смиренных позах. Позади них кашлянула одна из послушниц. Они выяснят, кто это был, и девушка получит солидное внушение, подумал Лето.

У Антеак было достаточно времени, чтобы переварить слова Императора. Она заговорила:

– Скрытая истина – не есть Истина.

– Но я направил ваше внимание по верному пути, – возразил он.

– Вы хотите сказать, чтобы мы не боялись машин. – спросила Луйсейал.

– Вы обладаете силой разума, – сказал Лето, – так зачем вы прибегаете к моей помощи?

– Но у нас нет вашей силы, – возразила Антеак.

– Вы жалуетесь, что не чувствуете ткани времени. Вы не ощущаете мою протяженность. И вы одновременно боитесь какой-то простой машины?

– Значит, вы не станете нам отвечать? – спросила Антеак.

– Не делайте ошибки, думая, что я не понимаю образа действия вашей Общины, – сказал Лето. – Вы живые люди. Ваши чувства в высшей степени точно настроены. Я не остановлю этого, да и вам это не удастся.

– Но иксианцы свободно играют в свои автоматы, – запротестовала Антеак.

– Эти автоматы – не более чем разрозненные куски, законченные кусочки, соединенные в нечто целое, – согласился с Преподобной Матерью Лето. – Они уже запущены в движение, кто же их остановит?

Луйсейал отбросила свои навыки самоконтроля, приобретенные в Бене Гессерит, – верный признак того, что она безоговорочно признала превосходство Императора. В ее голосе появились визгливые нотки.

– Вы знаете, чем еще хвастаются иксианцы? Они говорят, что их машина может предсказать ваши действия!

– Почему я должен этого бояться? Чем ближе они ко мне подберутся, тем больше будут нуждаться в союзе со мной. Они не могут завоевать меня, но я могу завоевать и покорить их.

Антеак хотела было заговорить, но Луйсейал схватила ее за рукав.

– Вы уже вступили в союз с Иксом? – спросила она, – Мы слышали, что вы очень долго беседовали с их послом – этой Хви Нори.

– У меня нет союзников, – ответил Император. – Только слуги, ученики и враги.

– И вы не боитесь иксианской машины? – настаивала на своем Антеак.

– Неужели простой автомат – это синоним искусственного интеллекта?

Глаза Антеак расширились и затуманились от невольного воспоминания. Лето, как зачарованный, следил за ее реакцией. В их сознании была и общая память.

Лето почувствовал всю соблазнительность единения с Общиной Сестер – это будет так знакомо, так полезно… и так смертельно. Антеак попыталась соблазнить его и таким путем.

Вот она заговорила:

– Машина не может предвидеть каждую проблему, важную для живого человека. Существует большая разница между – дискретным пространством и непрерывным континуумом. Мы живем в одном пространстве, а машины существуют в другом.

– Оказывается, ты все еще обладаешь силой разума сказал Лето.

– Поделись! – приказала Луйсейал. Это восклицание показало, кто доминирует в паре – младшая распоряжалась старшей. Лето постарался не показать свое удивление.

Замечательно! – подумал он.

– Умение мыслить помогает приспособляемости, сказала Антеак.

Она экономит на словах, Лето снова постарался не показать удивления.

– Умение мыслить порождает творчество, – сказал он. – Это означает, что вам придется иметь дело с такой ответственностью, которой вы раньше не знали. Вам придется столкнуться с новым.

– Таковы возможности иксианской машины, – сказала Антеак, и это не был вопрос.

– Разве это не интересно, – спросил Лето, – что недостаточно быть непревзойденной Преподобной Матерью?

Его обостренные чувства сказали Императору, что обеими женщинами овладел страх. Действительно, они были настоящими Вещателями Истины!

– Вы вправе напугать меня, – сказал он. Возвысив голос, он спросил: – Откуда вам известно, что вы еще живы.

Так же, как Монео, обе женщины почувствовали, что их судьба зависит от того, насколько верный ответ они дадут на этот вопрос. Лето был очарован тем, что, прежде чем заговорить, обе одновременно взглянули на мажордома.

– Я – зеркало самой себя, – ответила Луйсейал; то был ответ в духе Бене Гессерит, который оскорбил Лето.

– Мне не требуются предварительная инструментальная настройка, чтобы решать мои человеческие проблемы, – сказала Антеак. – Ваш вопрос для подготовительного класса.

– Ха-ха, – усмехнулся Лето. – Как же вам хочется покинуть Бене Гессерит и примкнуть ко мне?

Лето видел, что она обдумала и отвергла это предложение, однако сам процесс немало позабавил Бога-Императора.

Лето взглянул на озадаченную Луйсейал.

– Если ваше поведение выпадает за ваши мерки, то вы живой человек, а не автомат, – сказал он, подумав: Она никогда не будет больше доминировать в этой паре, старшая Преподобная Мать взяла реванш.

Луйсейал разозлилась и не сочла нужным это скрывать.

– Говорят, что иксианцы снабжают вас машинами, которые имитируют человеческое мышление. Если вы такого низкого мнения о машинах, то тогда зачем…

– Ее нельзя выпускать из капитула без надежной охраны, – сказал Лето. – Как она живет, если боится обращаться к своей собственной памяти?

Луйсейал побледнела, но сохранила молчание.

Лето посмотрел на нее с холодным вниманием.

– Бессознательные взаимоотношения наших предков с машинами кое-чему научили и нас, как вы думаете?

Луйсейал продолжала молчать, не рискуя подвергнуть свою жизнь опасности неудачным ответом.

– Но ты не станешь отрицать, что мы по крайней мере знаем о привлекательности машин? – спросил Лето.

Луйсейал кивнула.

– Хорошо настроенная машина может быть гораздо полезнее живого слуги, – продолжал Лето. – Мы можем доверять машинам в том, что они не позволят себе отвлекаться на эмоции.

Луйсейал наконец обрела способность говорить:

– Значит ли это, что вы намерены отменить бутлерианское запрещение производства мерзких машин?

– Клянусь тебе, – произнес Лето ледяным тоном, – что если ты и дальше будешь говорить такие глупости, то я прикажу тебя публично казнить. Я – не оракул!

Луйсейал открыла рот, но снова закрыла его, не произнеся ни слова.

Антеак, коснувшись руки подруги, почувствовала, что женщину бьет крупная дрожь. Антеак заговорила, демонстрируя возможности Голоса.

– Наш Бог-Император никогда открыто не отменит проскрипции бутлерианского джихада.

Лето в знак поощрения мягко улыбнулся Преподобной Матери. Какое удовольствие наблюдать работу профессионала, особенно если он изо всех сил старается не ударить в грязь лицом.

– Это должно быть очевидно для любого познающего разума, – сказал Лето. – Всегда есть границы нашего выбора, места, где я не могу вмешиваться в ход событий.

Он видел, как обе женщины, словно губки, впитывают в себя его слова, взвешивая их смысл и намерения Императора. Не хочет ли он отвлечь их внимание разговорами об Иксе, а в это время решить какие-то другие проблемы за их счет? Не говорил ли он сестрам Бене Гессерит, что настало время выбрать стиль поведения по отношению к Иксу? Но, может быть, его слова значат лишь то, что он высказывает на поверхности? Каков бы ни был смысл, его ни в коем случае нельзя игнорировать. Лето, несомненно, был самым непредсказуемым созданием, сотворенным за всю историю вселенной.

Лето, нахмурившись, посмотрел на Луйсейал, зная, что этим лишь усилит ее растерянность и смятение.

– Хочу особо указать тебе, Маркус Клер Луйсейал, что урок прошлого, перегруженного машинами всякого рода, урок, который ты не усвоила, состоит в том, что в таких обществах люди стали относиться к себе подобным, как к машинам. Это машины так модифицировали человеческое поведение.

Он обернулся к Монео.

– Монео?

– Я вижу его, мой господин.

Мажордом изогнул шею и, не выпуская из виду сестер Бене Гессерит, посмотрел на Айдахо, входящего в зал через дальний вход. Дункан пересек зал и подошел Лето. Монео не мог скрыть своей тревоги, но успел отметить про себя смысл длинной лекции Лето: «Он испытывает. Он всегда всех испытывает».

Антеак откашлялась.

– Господин, что вы можете сказать о нашем вознаграждении?

– Вы храбры, – ответил Лето. – Несомненно, именно поэтому вас выбрали в качестве послов. Очень хорошо, на следующее десятилетие вы получите обычное количество Пряности. Что касается остального, то я предам забвению то, что вы намеревались сделать с помощью эссенции. Разве я не щедр и не великодушен?

– Вы чрезвычайно щедры, господин, – сказала Антеак, и в ее голосе действительно не было ни горечи, ни обиды.

Дункан Айдахо протиснулся мимо женщин и, остановившись возле Монео, пристально посмотрел на Лето.

– Мой господин… – он осекся и красноречиво взглянул на Преподобных Матерей.

– Говори при них, – приказал Лето.

– Слушаюсь, мой господин. – Айдахо не хотел говорить, но пришлось подчиниться приказу Бога-Императора. – Мы были атакованы на юго-восточной окраине города. Я считаю, что это был отвлекающий маневр, поскольку сейчас докладывают о новых беспорядках и вспышках насилия в городе и в Запретном Лесу – там действуют рассеянные группы нападающих.

– Они охотятся за моими волками, – сказал Лето. – В лесу и в городе – они охотятся на волков.

Айдахо в изумлении сдвинул брови.

– Волки в городе, мой господин?

– Хищники, – сказал Лето. – Волки или хищники – для меня нет никакой разницы.

У Монео перехватило дыхание.

Лето улыбнулся мажордому, радуясь моменту прозрения – с глаз пала пелена, пришло понимание происходящего.

– Я привел крупные силы гвардии к сиетчу, – доложил Айдахо. – Посты расставлены через…

– Я знал, что ты это сделаешь, – перебил его Лето. – Теперь слушай внимательно, куда я прикажу направить остальных.

Преподобные Матери в суеверном благоговении слушали, как Лето указывает Айдахо конкретные места засад, численность пикетов, называет имена Говорящих Рыб, расписывает время, необходимое вооружение, развертывание сил в каждом конкретном месте. Айдахо автоматически запоминал приказ во всех его подробностях. Только когда Лето замолчал, Айдахо задался мучившим его вопросом. На лице начальника гвардии отразился страхи недоумение.

Лето не составило труда прочесть самые сокровенные мысли Дункана. Я был верным солдатом настоящего господина Лето, думал Айдахо. Тот Лето, дед нынешнего, спас меня и взял в свой дом, как сына. Но даже хотя этот Лето почти то же, что его дед, все же… это не совсем то… это не он.

– Мой господин, зачем вам нужен я? – опросил Дункан.

– Ты нужен мне, потому что ты силен и верен. Айдахо покачал головой.

– Но я…

– Подчиняйся, – приказал Лето и заметил, какое воздействие его слова оказали на Преподобных Матерей. Правду, только правду. Ведь они – Вещающие Истину.

– Потому что я в долгу перед Атрейдесами, – сказал Айдахо.

– Именно на этом мы утверждаем наше упование, – ответил Лето. – А что наш Дункан?

– Мой господин, – твердо произнес Айдахо, снова обретя почву под ногами.

– В каждом из мест оставь хотя бы одного мятежника в живых, – сказал Лето, – иначе наши усилия будут тщетны.

Айдахо кивнул, четко повернулся и вышел тем же путем, что и вошел. Лето подумал, что надо иметь очень наметанный глаз, чтобы понять, что Айдахо вошел в зал одним человеком, а вышел совершенно другим.

– Все это из-за порки посла, – сказала Антеак.

– Точно так, – согласился Лето. – Подробно расскажите об этом своей предводительнице, несравненной Преподобной Матери Сиаксе. Скажите ей, что я предпочитаю компанию хищников, а не жертв, – он перевел взгляд на Монео, который превратился в воплощение внимания. – Монео, в лесу больше нет волков. Их надо заменить людьми, точнее, волками в человеческом облике. Проследи за этим.

Пророчество в состоянии транса не похоже ни на какое другое видение. Это не аномалия, не примитивное обнажение чувств (какое наблюдается при многих других состояниях транса), но, скорее, погружение во множество новых движений. Предметы начинают двигаться. Это конечное воплощение прагматизма в море бесконечного, вопрошающее сознание, пребывая в котором вы наконец приходите к представлению о том, что вселенная обладает внутренне присущим ей движением, что она меняется, что она сама управляет этими изменениями, что ничто не остается неизменным или абсолютным на фоне этого беспрестанного движения, что механические объяснения этих явлений ограничены строгими рамками и что когда стены этих рамок сломаны, то старые объяснения рассыпаются и исчезают, сметенные новым мощным движением. То, что человек видит в таком состоянии, отрезвляет, а зачастую и потрясает. Эти видения требуют концентрации всех сил, чтобы сохранить цельность сознания, и даже если это удается, то человек выходит из состояния транса совершенно обновленным..

(Похищенные записки)

Ночью, после напряженного дня аудиенций, когда все Другие спали, сражались, мечтали или умирали, Лето отдыхал в своем Зале Аудиенций. У входов стояли несколько отборных Говорящих Рыб. Другой охраны поблизости не было.

Лето не спал. Его душа бурлила в смятении от неудовлетворенных желаний и разочарований.

Хви! Хви!

Он понимал, почему в качестве посла здесь появилась именно Хви. Очень хорошо понимал!

Самый тайный из его секретов стал явным.

Они разгадали его секрет, и свидетельством тому стала Хви.

Ум Лето приходил в отчаяние. Можно ли обратить этот ужасный метаморфоз? Может ли он вернуть себе человеческий облик?

Нет. Такой возможности нет. Да и если бы она была, для ее осуществления потребовался бы такой же срок, как и для достижения его нынешнего состояния. Во что превратится Хви через три тысячи лет? В сухую пыль и груду костей в крипте.

Я мог бы вывести такую же, как она, и приготовить ее для себя, но то была бы уже не моя сладостная Хви.

И что будет с Золотым Путем, если он начнет давать себе такие эгоистические поблажки?

К дьяволу этот Золотой Путь! Разве эти сумасбродные идиоты когда-нибудь вспомнят обо мне? Никогда и никто.

Но это же неправда. Хви думает о нем и разделяет его пытку.

То были безумные мысли, и он попытался избавиться от них, его чувства говорили о движениях Говорящих Рыб, о воде, текущей под полом.

Когда я делал свой выбор, то на что я надеялся, чего ожидал?

Как вся эта толпа смеялась над моими вопросами. Но разве у него не было задачи завершить начатое предками? Разве не это было условием сдерживания толпы в его сознании?

– Ты должен завершить наше дело, – говорили они. – У тебя одна и только одна цель.

Одна-единственная цель – это отличительный знак фанатика. А я не фанатик!

– Ты должен быть циничным и жестоким. Ты не можешь нарушить доверие.

Но почему нет?

– Кто дал эту клятву? Ты. Ты сам выбрал свой путь.

Ожидания!

– Ожидания, которые история творит для одного поколения, могут ничего не значить для другого. Кто знает это лучше, чем ты?

Да… и обманутые ожидания могут сделать чужими друг другу целые народы. Я же один – как целый народ!

– Помни свою клятву!

В самом деле. Я – разрушительная сила, освободившая бич, занесенный над человечеством на протяжении веков. Я ограничиваю ожидания… включая мои собственные. Я смягчаю удары маятника.

– Чтобы в конце концов отпустить его. Никогда не забывай об этом.

Я устал. О, как я устал. Если бы только я мог уснуть… действительно, по-настоящему уснуть.

– Ты просто полон жалости к себе.

Почему нет? Почему именно я? Одинокая бесконечность, которая взирает на то, что могло бы быть. Каждый день и каждую ночь я взираю на это… и вот. Хви!

– Твой первоначальный бескорыстный выбор теперь наполняет тебя эгоизмом.

Вокруг столько опасностей. Я просто обязан носить свой эгоизм, словно броню.

– Опасность существует для любого, кто соприкасается с тобой. Разве не в этом заключается твоя подлинная природа?

Я опасен даже для Хви. Для дорогой, ненаглядной, милой Хви!

– Ты построил вокруг себя высокие стены только для того, чтобы сидеть за ними и предаваться жалости к своей персоне?

Неправда, стены были воздвигнуты только потому, что над моей Империей бушуют страшные силы.

– Ты сам освободил их. Теперь ты пойдешь с ними на компромисс?

Это делает Хви. Эти чувства никогда прежде не были во мне так сильны. Эти проклятые иксианцы!

– Как интересно, что они одолели тебя с помощью живой плоти, а не своими хитроумными машинами.

Это оттого, что они разгадали мой секрет.

– Ты знаешь противоядие.

При этой мысли все огромное тело Лето содрогнулось. Он хорошо знал это противоядие – надо освободить себя и своем собственном прошлом – это всегда срабатывало. Даже сестры Бене Гессерит не умели совершать такие сафари по оси своей памяти – назад, назад, к первоначальной клетке, к ее сознанию, ощутить восторг первобытного чувства. Он вспомнил, как после смерти особенно великолепного Дункана он устроил себе музыкальную экскурсию во времени. Моцарт утомил его своей претенциозностью, но Бах. Ах, как это было прекрасно!

Лето вспомнил испытанную тогда радость.

Я сидел за органом и позволял музыке опустошать себя.

Только три раза он сталкивался в своей памяти с чем-то таким же прекрасным, как Бах. Даже Ликальо был таким же прекрасным, но не лучшим.

Может быть, память женщин-интеллектуалок лучше всего подойдет для его сегодняшней цели? Например, память бабушки Джессики. Она была одной из лучших. Однако опыт говорил, что такая близкая родственница, как Джессика, в данном случае не лучший выбор. Надо искать гораздо дальше.

Он представил себе, как рассказывает о своем сафари какому-то незнакомцу, который слушает его с благоговением, поскольку никто и никогда не осмеливался задавать Лето вопросы на столь священную тему.

«Я продвигаюсь все дальше и дальше сквозь рой летящих навстречу мне предков, преследую данников, заглядываю в темные закоулки и самые сокровенные углы. Ты никогда не угадаешь имена людей, которых я встречал. Кто слышал о Норме Ченва? А я жил ее жизнью!»

«Жил ее жизнью?» – спросил бы невидимый воображаемый слушатель.

«Конечно, – иначе зачем бы я держал в своей памяти всю эту орду? Ты думаешь, что первый корабль Космической Гильдии сконструировал мужчина? Ваши учебники истории утверждают, что этим человеком был Аурелиус Венпорт. Учебники лгут. Корабль изобрела его любовница Норма. Она придумала ему конструкцию, а заодно подарила пятерых детей. Его «я» не было согласно на меньшее. Так он думал. В конце концов осознание того, что не он был изобретателем, довело его до саморазрушения».

«Ты жил и его жизнью?»

«Естественно. Я прошел путями дальних странствий фрименов. По линии отца и других. Я прошел до самого Дома Атрейдес».

«Какая блистательная родословная».

«Среди них было изрядное количество глупцов».

Мне нужно отвлечься, подумал он.

Может быть, устроить тур по сексуальным приключениям?

«Ты даже не представляешь, какие внутренние сексуальные оргии мне доступны! Я – конечный созерцатель эротических сновидений – участник и наблюдатель. Невежество и непонимание сексуальности наделали в мире так много бед. Как бесконечно узок был наш мир и наши представления – сплошное уродство».

Лето прекрасно понимал, что не может пойти по этому пути, во всяком случае, не сегодня. В этих сновидениях не будет Хви.

Может быть, выбрать войну?

«Какой из этих Наполеонов окажется большим трусом? – спросил он своего воображаемого гостя. – Я не открою тебе этого, но я-то знаю. О да, я знаю».

Куда я могу пойти? Со всем прошлым, открытым для меня; куда я могу пойти?

Бордели, мерзости, тираны, акробаты, нудисты, хирурги, мужчины-проститутки, музыканты, фокусники, священники, ремесленники, жрицы…

«Ведомо ли тебе, – спросил он снова воображаемого гостя, – что хула сохраняет древний язык знаков, которым когда-то объяснялись между собой только мужчины? Ты никогда не слышал о хула! Ну, конечно, не слышал. Кто еще танцует этот танец? Танцоры сохраняют многое. Перевод смысла утрачен, но я его знаю».

«Однажды ночью я был многими халифами и шел на Восток и на Запад, неся с собой свет ислама – это было путешествие через века. Я не стану утомлять тебя подробностями. Уходи, гость, уходи!»

Как это соблазнительно, думал он, слушать зов сирен, которые заставят меня жить только в прошлом.

И как бесполезно теперь это прошлое из-за проклятых иксианцев. Как скучно это прошлое – ведь в нем нет Хви. Зато она здесь. Она придет ко мне сейчас. Если я позову ее. Но я не могу позвать ее… не сегодня… не сейчас.

Прошлое продолжало манить к себе.

Я могу совершить паломничество в свое прошлое. Это не будет сафари. Я могу пойти туда один. Паломничество очищает. Сафари же превратит меня в туриста. Это большая разница. Я могу пойти в свой внутренний мир один.

Уйти туда, чтобы никогда не вернуться назад.

Лето почувствовал неизбежность такого исхода, сновидения рано или поздно заманят его в свою ловушку.

Я создаю состояние сновидения для всей моей Империи. В этих снах создаются новые мифы, рождаются новые направления и возникают новые движения… Новое, новое, новое… Вещи возникают из моих снов, из моих мифов. Но кто более чувствителен к ним, чем я? Охотник попал в расставленные им силки.

Лето понял, что попал в условия, от которых не существует противоядия – ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Его огромное тело дрожало в полумраке Зала Аудиенций.

Возле портала одна из Говорящих Рыб прошептала другой:

– Бог встревожен?

Ее подруга ответила:

– Грехи мира лишат покоя кого угодно.

Лето слушал их и безмолвно плакал.