Текст книги "Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

– Я готовил тебя к восприятию очень мучительной боли, очень интенсивной боли, – сказал Тег. – Это необходимо сделать, прежде чем вернуть тебе исходную память.

– Боль, сэр?

– Мы не знаем другого способа вернуть тебе память умершего Дункана Айдахо.

– Сэр, если вы сможете это сделать, я не буду испытывать по отношению к вам ничего, кроме благодарности.

– Ты сказал. Но вполне вероятно, что после этого ты будешь смотреть на меня, как на еще один, бич в руках тех, кто вернул тебя к жизни.

– Но разве лучше этого не знать, сэр?

Тег провел по губам тыльной стороной ладони.

– Я не стану тебя винить, если ты возненавидишь меня.

– Сэр, что бы вы испытывали сами, если бы были на моем месте? – Все в Дункане – поза, мимика, интонации – изобличали сильнейшую растерянность.

Пока все идет как надо, подумал Тег. Этот процесс должен пройти в несколько стадий, причем каждую реакцию гхола надо будет тщательно оценивать и взвешивать. Сейчас Дункан преисполнен неуверенности. Он хотел чего-то, но страшно боялся этого.

– Я не твой отец, я всего-навсего учитель! – сказал Тег.

Дункан отпрянул, настолько жестким был тон башара.

– Но разве вы не друг мне?

– Это улица с двухсторонним движением. Изначальный Дункан Айдахо сам ответит на этот вопрос.

Глаза Дункана затуманились.

– Я буду помнить это место, Швандью и?..

– Ты будешь помнить все. На какое-то время у тебя сохранится двойная память, но ты запомнишь все.

Взгляд Дункана стал циничным. Он спросил тоном, исполненным горечи:

– Значит, вы и я станем товарищами?

В свой ответ Тег вложил полную меру своего командного голоса, точно следуя инструкции по процедуре пробуждения.

– Я не очень заинтересован в том, чтобы стать твоим товарищем, – он испытующе взглянул в лицо Дункана. – Ты и сам когда-нибудь станешь башаром. Думаю, что ты годишься для этого. Но к тому времени я давно уже буду мертв.

– Вы вступаете в отношения товарищества только с башарами?

– Патрин был моим товарищем, но он никогда не поднимался выше командира взвода.

Дункан заглянул в свою пустую чашку, потом снова поднял глаза на Тега.

– Почему вы не попросили что-нибудь попить? – спросил он. – Ведь вы тоже много работаете, а силы надо восстанавливать.

Умный вопрос. Не стоит недооценивать этого юношу. Он знает, что разделить трапезу – это древнейший способ вступить на путь тесного общения.

– Мне хватило запаха твоего напитка, – сказал Тег. – Мне надо было спуститься и поговорить с тобой.

– Почему для этого потребовались такие предосторожности?

Надежда и страх! Пора менять фокус беседы.

– Мне никогда раньше не приходилось тренировать гхола.

Гхола. Это слово, будто камень, повисло между ними, плавая на волнах запаха Пряности, который фильтры подземелья не успели уничтожить. Гхола! Слово было опутано испарениями Пряности, поднимавшимися из пустой чашки Дункана.

Мальчик молча подался вперед, с безумной надеждой всматриваясь в лицо башара. На память Тегу пришло наблюдение Луциллы: «Он понимает, как использовать молчание».

Когда Дункан понял, что Тег не собирается объяснять сказанное, он разочарованно откинулся на спинку стула. Уголки его рта опустились, придав лицу грустное, печальное выражение. Все, что он хотел знать, осталось невысказанным.

– Ты спустился сюда вовсе не за тем, чтобы побыть одному, – сказал Тег. – Ты пришел сюда, чтобы спрятаться. Ты все время прячешься здесь и думаешь, что тебя никто не найдет.

Дункан приложил ладонь ко рту. Это был сигнал, которого так долго ждал Тег. Инструкция на этот счет была предельно ясна.

«Гхола очень хочет вернуть себе первоначальную память, но явно этого боится. Это самый высокий барьер, который надо преодолеть. И ты должен это сделать».

– Убери руку ото рта, – приказал Тег.

Дункан отдернул руку так стремительно, словно обжегся. Он смотрел на Тега глазами затравленного зверя.

Говори правду, гласила инструкция. В этот момент воспламенены все чувства, гхола сможет заглянуть в твою душу.

– Я хочу, чтобы ты знал, – заговорил Тег, – что отвратительно делать с тобой то, что мне приказали делать в Общине Сестер.

Дункан, казалось, полностью замкнулся в себе.

– Что они приказали вам сделать со мной?

– Те навыки, которым мне приказано тебя обучить, страдают одним изъяном.

– И-изъяном?

– Большей частью это было научение понятиям, интеллектуальной, так сказать, частью. В этом отношении ты получил подготовку, которая позволяет тебе быть полковым командиром.

– То есть превзойти Патрина?

– Кто сказал тебе, что ты можешь превзойти его?

– Разве он не был вашим товарищем?

– Был.

– Но вы сказали, что он никогда не поднимался выше командира взвода.

– Патрин был вполне способен командовать межпланетными силами. Это был гений тактики, и некоторые его приемы я сам использовал неоднократно и с большим успехом.

– Но вы же сказали, что он никогда…

– Это был его выбор. Невысокое звание давало ему доступ в такие сферы, куда я не мог входить. Мы оба находили это положение полезным.

– Полковой командир, – Дункан говорил почти шепотом, уставившись в стол.

– У тебя есть интеллектуальное понимание этой функции, правда, несколько болезненное, но опыт сглаживает такие шероховатости. Оружием же ты владеешь даже слишком хорошо для твоего возраста.

Все еще не глядя на Тега, Дункан спросил:

– Сколько же мне лет, сэр?

В голосе мальчика прозвучало такое горе, что Тег не смог сдержать слез. Об этом его тоже предупреждали. Не выказывай слишком сильное сочувствие! Тег выиграл время, откашлявшись якобы для того, чтобы прочистить горло.

– На этот вопрос сможешь ответить только ты сам.

Инструкция была предельно простой и ясной.

Верни вопрос ему! Пусть он заглянет в себя. Эмоциональная боль так же важна для этого процесса, как и боль физическая.

Дункан тяжело вздохнул и зажмурил глаза. Когда Тег подсел к столу, мальчик подумал: Неужели момент наступил, и сейчас он скажет мне все? Однако жесткий обвиняющий тон Тега, его словесная атака оказались полной неожиданностью для Дункана. А теперь он ведет себя просто покровительственно.

Он относится ко мне снисходительно!

Дункана охватил неприкрытый гнев. Неужели Тег думает, что он настолько глуп, что его можно взять такими нехитрыми уловками? Одними интонациями и отношением можно подавить волю. За покровительственным тоном Тега Дункан почувствовал стальную сердцевину, в которую нельзя было проникнуть. Цельность… Целеустремленность. Видел Дункан и то, как на глаза Тега навернулись слезы.

Мальчик открыл глаза и посмотрел башару в лицо.

– Я не хотел показаться бестактным или неблагодарным, сэр. Но я не могу больше ждать ответа.

Инструкции предусмотрели такое развитие событий. Ты поймешь, когда гхола охватит отчаяние. Ни один из них не может его скрыть. Это характеристический признак их психики. Ты поймешь это по голосу и положению тела.

Дункан действительно почти достиг критической точки. Теперь Тегу надо было выдержать характер и молчать. Надо вынудить Дункана задавать вопросы, двигаться своим собственным курсом без подсказок и наводящих вопросов.

Дункан действительно заговорил:

– Вы не знали, что однажды я задумал убить Швандью?

Тег открыл рот, но тут же закрыл его. Молчи! Однако этому парню не занимать серьезности.

– Я боялся ее, – сказал Дункан. – А я очень не люблю испытывать страх.

Он опустил глаза.

– Однажды вы сами сказали мне, что мы ненавидим только то, что представляет для нас реальную опасность.

Он все время ходит вокруг да около, вокруг да около. Жди, когда он бросится.

– Я не испытываю к вам ненависти, – сказал Дункан, снова взглянув на Тега. – Меня возмутило, что вы в лицо назвали меня гхола. Но Луцилла права: нельзя возмущаться по поводу правды, как бы больно ни было ее выслушивать.

– Тег провел рукой по сухим губам. Его просто распирало от желания заговорить, но время броска еще не наступило.

– Вас не удивило то, что я собирался убить Швандью? – спросил Дункан.

Тег оставался неприступно молчаливым, как скала. За ответ может быть принято даже едва заметное покачивание головы.

– Я хотел что-нибудь подсыпать в ее питье, – продолжал Дункан. – Но это трусливый способ, а я не трус. Что угодно другое, но не трус.

Тег оставался недвижим.

– Мне кажется, что вам действительно не безразлично, что со мной происходит, башар, – сказал Дункан. – Но вы правы, мы никогда не будем товарищами. Если я выживу, то превзойду вас. Тогда будет слишком поздно становиться товарищами… Вы сказали правду.

Тег не смог удержаться от глубокого вздоха, переключив психику в режим работы ментата: гхола неизбежно набирается сил. Только что, прямо в этой маленькой столовой юноша перестал быть юношей и стал мужчиной. Осознание этого факта опечалило Тега. Мальчик был практически лишен юности, все произошло слишком стремительно.

– Луцилла, в общем, не так искренне интересуется тем, что случится со мной, как вы, – сказал Дункан. – Она просто следует приказам, которые получает от Верховной Матери Таразы.

Пока нет! – напомнил себе Тег.

– Вы препятствуете выполнению Луциллой этих приказов, – сказал Дункан. – Что она собирается со мной делать?

Момент наступил.

– А как ты сам думаешь, что она собирается с тобой делать? – жестко спросил Тег.

– Я не знаю!

– Истинный Дункан Айдахо должен это знать.

– Вы знаете! Почему вы не хотите мне сказать?

– Я должен просто помочь тебе восстановить первоначальную память Дункана Айдахо.

– Так сделайте это!

– Только ты один сможешь это сделать.

– Я не знаю как!

Тег подался вперед, сидя на краешке стула, но не проронил ни слова. Момент броска? Но отчаянию Дункана чего-то не хватало.

– Вы знаете, что я могу читать по губам, сэр, – продолжал Дункан. – Однажды я поднялся в обсерваторию на башне и увидел, как внизу беседуют Луцилла и Швандью. Швандью сказала: «Не обращай внимания на его молодость. У тебя есть четкий приказ». Все еще настороженно молча, Тег посмотрел на Дункана, тот, не отворачиваясь, вернул башару напряженный взгляд. Было похоже, что Дункан постоянно бродил по Убежищу, следил за его обитателями, стремясь обрести знание. Сейчас он не выходил за пределы своего сознания, но… сам того не сознавая, продолжал высматривать и вынюхивать… но несколько иным путем.

– Не думаю, что ей предлагали убить меня, – говорил между тем Дункан. – Но вы знаете, что она хочет сделать, потому что мешаете ей.

Дункан стукнул кулаком по столу.

– Отвечайте же, черт побери!

Ах, вот это уже полное отчаяние!

– Я могу сказать, что ее намерение противоречит данным мне приказам. Тараза велела мне охранять тебя и оберегать от любой опасности.

– Но вы сказали, что моя подготовка грешит одним… изъяном.

– Это необходимость! Тебя надо подготовить к восстановлению первоначальной памяти.

– Что мне надо делать?

– Ты уже знаешь.

– Говорю вам, нет! Пожалуйста, научите меня!

– Ты и так делаешь множество вещей, которым тебя не учили. Например, кто учил тебя неповиновению?

– Пожалуйста, помогите мне! – в голосе прозвучало неподдельное отчаяние и мольба.

Тег принудил себя изобразить ледяное спокойствие.

– А что, по-твоему, я делаю?

На этот раз Дункан обрушил на стол оба кулака. От удара подпрыгнула чашка. Мальчик уставил на Тега пылающий взор. Внезапно в глазах Дункана появилось странное выражение. Он что-то схватил.

– Кто вы? – прошептал Дункан.

Вот он, ключевой вопрос!

Тег ответил – словно обрушил удар хлыста на беззащитную жертву.

– Как ты сам думаешь: кто я?

Лицо Дункана исказилось от мучительного отчаяния. Он произнес, заикаясь:

– Вы… вы…

– Дункан, прекрати болтать этот вздор! – Тег вскочил на ноги и посмотрел на Дункана сверху вниз, напустив на себя притворную ярость.

– Вы…

Ладонь Тега описала в воздухе дугу. Башар влепил Дункану оглушительную затрещину.

– Как ты смеешь не слушаться меня? – Левой рукой Тег дал юноше другую пощечину. – Как ты смеешь?

Быстрота реакции Дункана поразила Тега. Какова скорость! Хотя атака Дункана состояла из нескольких элементов, казалось, что он совершает их одновременно. Юноша вскочил на кресло, повернулся вместе с ним и, используя момент этого движения, обрушил на плечо Тега парализующий руку удар.

Повинуясь натренированным рефлексам, Тег увернулся в сторону и ударил левой ногой Дункана в пах. Сам Тег не смог полностью ускользнуть от удара. Ребро ладони Дункана с силой коснулось колена Тега. Нога мгновенно онемела.

От страшного удара Тега Дункан распростерся на столе, но не прекратил атаку. Тег фиксировал корпус левой рукой, ухватившись за стол, а правой ударил Дункана по основанию позвоночника, которое было намеренно ослаблено упражнениями последних нескольких дней.

Дункан застонал от боли и слабости, охвативших всю нижнюю часть его тела. Другой на его месте застыл бы в неподвижности и кричал от боли, но Дункан продолжал попытки наступать.

Проявляя излишнюю безжалостность, Тег продолжал причинять своей жертве боль, не забывая при каждом ударе смотреть в глаза Дункану.

Смотри ему в глаза! – гласила инструкция. Беллонда, которая готовила его к миссии, тоже предупреждала: Тебе покажется, что он смотрит на тебя, но он будет называть тебя Лето.

Много позже Тег с трудом вспоминал детали процедуры пробуждения гхола и точно ли он следовал инструкциям. Он знал, что поступал, как предписано, но память на время покинула его и плоть действовала самостоятельно. Как это ни странно, но память в тот момент перенесла его во времена цербольского мятежа. Тег был еще не стар, но уже носил звание башара и имел устрашающую репутацию. В тот день он надел свою лучшую форму, не нацепив, впрочем, ни одной медали (тонкий штрих, не правда ли) и совершенно безоружный вышел навстречу наступавшим мятежникам.

Многие среди атакующих были обязаны ему жизнью. Некоторые некогда выказывали ему преданность. Но теперь они проявляли невиданное неповиновение. Присутствие Тега должно было сказать взбунтовавшимся солдатам:

«Я не надел медали, которые скажут вам, сколь много я сделал для вас, когда вы были моими боевыми товарищами. Я не стану говорить, что я – один из вас. Нет, я просто надел форму, чтобы вы видели, что я все еще башар и вы можете убить меня, если так далеко зашло ваше неповиновение».

Большинство мятежников побросали оружие и пошли ему навстречу, а некоторые командиры преклонили перед ним колени. Старый башар не был этим доволен. «Вам никогда не приходилось кланяться мне или становиться передо мной на колени! Ваши новые командиры привили вам дурные привычки».

Позже он говорил мятежникам, что разделяет некоторые их обиды. Цербольский гарнизон пребывал в ужасном состоянии. Но Тег предупредил солдат: «Одна из самых опасных вещей во вселенной – это настоящая обида невежественного человека. Но эта опасность не идет ни в какое сравнение с той опасностью, которую создает интеллектуальное информированное общество, пораженное обидой. Вы не можете себе представить тот вред, который может причинить охваченный местью интеллект. Тиран показался бы благонравным отцом семейства по сравнению с теми монстрами, которых вы могли бы вызвать к жизни».

Все это, конечно, было верно, но действовало лишь в контексте условий Бене Гессерит и очень мало помогало в том, что ему следовало сделать с гхола Дункана Айдахо, – создать невероятные душевные и телесные муки у практически беззащитной жертвы.

Легче всего было вспомнить взгляд Дункана. Глаза его смотрели в одну точку, прямо в лицо Тега. Он смотрел на башара даже в тот момент, когда кричал:

– Будь ты проклят, Лето! Что же ты делаешь?

Он называл меня Лето.

Тег, с трудом переступая ослабевшими ногами, отошел на два шага назад. Левая нога пульсировала болью в том месте, куда пришелся удар Дункана. Тег вдруг осознал, что его шатает и что он находится на пределе своих возможностей. Он слишком стар, чтобы выдерживать такие нагрузки. Кроме того, содеянное наполнило его ощущением, что он по уши извалялся в грязи. Тем не менее процедура пробуждения четко отпечаталась в его мозгу. Он знал, что гхола, которые пробуждаются вследствие подсознательного кондиционирования, в момент пробуждения пытаются убить человека, которого любят. Психика гхола, которой приходится воссоздаваться заново, приобретает в этот критический момент рубец. Новая техника пробуждения оставляет рубцы только в психике того, кто проводит процедуру.

Медленно, преодолевая боль в мышцах, Тег отошел от стола и, вытянувшись, встал возле кресла, глядя на Дункана. Все тело старого башара дрожало от напряжения.

Инструкция гласила: Ты должен стоять очень спокойно. Не двигайся. Пусть он смотрит на тебя, как хочет.

Тег застыл на месте, как того требовала инструкция. Воспоминания о цербольском мятеже испарились из его памяти. Башар хорошо помнил, что он сделал тогда и сейчас. Каким-то непостижимым образом эти два эпизода были в чем-то похожи. Он не сказал мятежникам всей правды (если таковая вообще существует), он лишь заманил их в ловушку повиновения. Боль и ее предсказуемые последствия. «Все это делается для твоего же блага».

Но было ли благом то, что они сделали для гхола Дункана Айдахо?

Тегу было очень любопытно знать, что именно происходит сейчас в сознании Дункана. Тегу рассказывали все, что было известно о таких состояниях, но теперь, видя поведение пробуждающегося гхола воочию, Тег Майлс понимал, что все слова, которые он слышал, были неадекватными. В глазах и на лице Дункана отражалось полное смятение – были видны судорожные подергивания мимических мышц и хаотично направленные движения глаз. Было такое впечатление, что Дункан кого-то ищет.

Медленно, очень медленно лицо Дункана приняло умиротворенное выражение. Тело его, однако, продолжала сотрясать дрожь. Правда, пульсирующая боль во всех членах куда-то отступила и воспринималась как чужая. Дункан был здесь – как бы он ни воспринимал это место. Память не была нарушена. Единственное, что его смущало, – так это тело, слишком молодое для всей той памяти, которой обладал Дункан Айдахо, существовавший до воплощения в гхола. Вся дрожь и смятение переместились внутрь сознания.

Инструкторы говорили Тегу: В первый момент сработают присущие гхола фильтры, которые пропустят в сознание старую память прежнего Айдахо. Другие виды памяти вернутся позже. Никакой путаницы не будет вплоть до того момента, когда он вспомнит момент своей первой смерти. Беллонда рассказывала Тегу об обстоятельствах того фатального момента.

– Сардаукар, – прошептал Дункан. Он осмотрелся и снова взглянул на символику Харконненов, которой был напичкан подземный колокол-невидимка. – Императорская гвардия в форме Харконненов, – он по-волчьи улыбнулся. – Как же они, должно быть, это ненавидели!

Тег молча продолжал наблюдать.

– Они убили меня, – сказал Дункан. Это высказывание было произнесено совершенно бесстрастным тоном, просто как положительная констатация факта. По телу прошла судорога, потом дрожь улеглась.

– Их было около двенадцати в той маленькой комнате, – он смотрел прямо на Тега. – Один из них бросился на меня с огромным тесаком и ударил меня в голову.

Он поколебался, мышцы шеи свела судорога. Взгляд оставался устремленным на Тега.

– Я дал Паулю время бежать?

– Да, он бежал.

Теперь наступило время испытания. Следовало узнать, что привнесли тлейлаксианцы в клетки мозга Айдахо? Тест, выполненный Общиной Сестер, показал, что все в норме, но подозрения оставались. Тлейлаксианцы добавили к характеристикам гхола что-то свое. Ключом к разгадке может стать его память.

– Но Харконнены… – произнес Дункан. В память вплелись воспоминания об Убежище. – О да, да!

Он расхохотался и испустил боевой клич по поводу победы над давно почившим бароном Владимиром Харконненом.

– Я отплатил тебе, барон! О, я отплатил за всех, кого ты уничтожил!

– Ты помнишь Убежище и то, чему тебя учили? – спросил Тег.

Дункан озадаченно наморщил лоб. Эмоциональное напряжение соперничало с болью физической. Наконец он кивнул. У него было две жизни – одна в чанах генетических лабораторий Тлейлаксу, другая… другая… Вот относительно этой другой жизни Дункан был не уверен. Оставалось что-то неизвестное, что угнетало его. Пробуждение было незавершено. Он сердито посмотрел на Тега. Было ли что-то еще? Тег вел себя довольно жестоко. Это была необходимая жестокость? Неужели именно так восстанавливают память гхола?

– Я… – Дункан помотал головой, словно раненое крупное животное перед лицом подстрелившего его охотника.

– Ты сохранил всю свою память? – продолжал настаивать Тег.

– Всю? – переспросил Дункан. – Ну конечно. Я помню Гамму, когда она еще называлась Гьеди Один – она была пропитана нефтью и кровью. О, то был ад Империи. Да, башар. Я был твоим прилежным учеником. Полковым командиром. Дункан оглушительно расхохотался, запрокинув назад голову. Этот взрослый жест не вязался с его юношеским телом.

Тег испытал в это время чувство глубочайшего освобождения и удовлетворения, гораздо более глубокого, чем простое облегчение. Все сработало так, как ему говорили.

– Ты ненавидишь меня? – спросил Майлс.

– Ненавижу тебя? Разве не я говорил, что буду благодарен тебе за все?

Дункан резко поднял вверх руки и внимательно посмотрел на свои ладони. Потом перевел взгляд на свое юношеское тело.

– Какое искушение! – пробормотал он. Он уронил руки и посмотрел в глаза Тегу, на лице Айдахо отразилось узнавание.

– Атрейдес, – произнес он. – Вы все чертовски похожи друг на друга!

– Не все, – возразил Тег.

– Я говорю не о внешности, башар, – глаза Дункана затуманились.

– Я спрашивал о возрасте. – Последовало долгое молчание. – О боги! Сколько же времени прошло с моего рождения!

Тег сказал то, что должен был сказать, следуя инструкции.

– Ты нужен Общине Сестер.

– В таком незрелом теле? Что я должен делать?

– Честно говоря, я этого не знаю. Тело созреет, а после этого Преподобная Мать все тебе объяснит.

– Луцилла?

Дункан порывисто огляделся, посмотрел на украшенный лепниной потолок и барочные часы. Он помнил, что прибыл сюда с Тегом и Луциллой. Место было тем же, но одновременно стало каким-то другим.

– Харконнены, – прошептал он, взглянув на Тега горящим взглядом. – Ты знаешь, сколько моих родственников замучили и убили Харконнены?

– Одна из архивисток Таразы давала мне список.

– Список? Ты думаешь, все это можно выразить словами?

– Нет, но это мой единственно возможный ответ на твой вопрос.

– Будь ты проклят, башар! Почему все вы, Атрейдесы, такие честные и благородные?

– Наверно, это заложено в нас генетически.

– Это верно, – раздался за спиной Тега голос Луциллы.

Майлс не обернулся. Как много она успела услышать?

Луцилла встала рядом с Тегом, но глаза ее были устремлены на Дункана.

– Я вижу, что ты сделал это, Майлс.

– Это был буквальный приказ Таразы.

– Ты оказался очень умен, Майлс, – сказала Луцилла. – Намного умнее, чем я могла предполагать. Надо было примерно наказать твою мать за ее воспитание.

– Ах, Луцилла-соблазнительница, – сказал Дункан. Он взглянул на Тега, потом снова на Преподобную Мать. Да, теперь я могу ответить на свой вопрос: «Что она собирается делать со мной».

– На самом деле они называются не соблазнительницами, а импринтерами, – проговорил Тег.

– Майлс, – вкрадчиво сказала женщина, – если ты вздумаешь помешать мне выполнить мой приказ, то тебя изжарят на решетке.

От ее бесстрастного тона Тега бросило в дрожь. Он понимал, что угроза является метафорой, но сама возможность наказания была вполне реальной.

– Банкет наказания! – воскликнул Дункан. – Как это мило.

Тег обратился к Дункану:

– В том, что мы сделали с тобой, Дункан, нет ничего романтического. Я помогал Сестрам из Бене Гессерит выполнить не одно задание, и каждый раз чувствовал себя извалявшимся в грязи. Но никогда такое чувство не было столь сильным, как в этот раз.

– Молчать! – рявкнула Луцилла. Голос был использован в полной мере.

Тег, вспомнив уроки матери, пропустил Голос через себя. Она учила его: «Те из нас, кто проявляет истинную верность Бене Гессерит, имеют только одну заботу: выживание Общины Сестер. Не выживание отдельных индивидов, но Ордена в целом. Обман, нечестность – все это пустые слова, когда речь идет о судьбе Общины».

– Черт бы побрал твою мать, Майлс! – в сердцах крикнула Луцилла. Это был комплимент, хотя женщина даже не пыталась скрыть свою ярость.

Дункан воззрился на Преподобную Мать. Кто она? Луцилла? Он чувствовал, что в его памяти все смешалось. Луцилла была совсем не той личностью… совсем не той, и, однако… фрагменты те же. Ее голос. Ее черты. Внезапно в его мозгу эта женщина соединилась с той, кого он столько раз видел в Убежище, стоящей у парапета.

Дункан, мой милый Дункан.

Из глаз Дункана потекли слезы. Его родная мать пала жертвой Харконненов. Ее… замучили. Кто вообще знает, что еще с ней сделали? Она так и не увидела больше своего милого Дункана.

– Боже, как бы мне хотелось, чтобы в мои руки попался хоть один из ее мучителей, – простонал Айдахо.

Он снова внимательно посмотрел на Луциллу. От слез взор его затуманился и сходство стало от этого еще более явным. Лицо Луциллы слилось с лицом леди Джессики, возлюбленной Лето Атрейдеса. Дункан посмотрел на Луциллу, потом на Тега, потом снова на Луциллу. Лица растворились, Дункан снова видел перед собой только лицо настоящей Луциллы. Подобие… да, подобие, но ничто на свете никогда не повторяется.

Импринтер.

Он угадывал значение слова. Дикость исходного Дункана Айдахо вскипела в глубине его души.

– Ты хочешь зачать от меня ребенка, импринтер? Я знаю, что вас неспроста называют матерями.

– Мы обсудим этот вопрос позже, – холодно заметила Луцилла.

– Давайте обсудим это в подходящем месте, – сказал Дункан. – Возможно, я спою вам песню… но, конечно, не так хорошо, как Гурни Халлек, но достаточно прилично, чтобы подготовиться к постельным утехам.

– Ты находишь это забавным? – спросила она.

– Забавным? Нет, но я напомнил себе о Гурни. Скажи мне, башар, его вы тоже воскресили из мертвых?

– Этого я не знаю, – ответил Тег.

– Ах, как пел этот человек! – произнес Дункан. – Он мог убить человека, исполняя песню, и не сфальшивить ни единую ноту.

– В Бене Гессерит нас учат избегать музыки. Она вызывает так много ненужных, сбивающих с толку эмоций. Эмоций памяти, я хочу сказать, – не меняя ледяного тона ответила Луцилла.

Это было сказано для того, чтобы привести Дункана в замешательство упоминанием о могучей силе чужой памяти, которой владели Преподобные Матери. Однако Дункан в ответ только рассмеялся.

– Какой стыд, – сказал он. – Вы так много теряете в жизни.

Он принялся напевать припев одной из песен Гурни Халлека.

– Прощайся с воинством друзей, ушедших так давно…

Однако его ум, обогащенный новой памятью, блуждал где-то далеко. Дункан чувствовал, что в нем погребена неведомая сила, которая ждет только своего часа. Сила эта была направлена против Луциллы, импринтера. В своем воображении он видел ее мертвой, лежащей в луже крови.