Текст книги "Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Потребовалась почти тысяча лет, чтобы пыль древней всепланетной пустыни Дюны осела и связалась с почвой и водой. Ветра, который называли песчаным вихрем, не видели на Арракисе почти двадцать пять столетий. Во время этих штормов в воздухе могло одновременно носиться до двадцати миллиардов тонн пыли. Небо в такие дни приобретало серебристый оттенок. Фримены говорили: «Пустыня подобна хирургу, который срезает кожу и обнажает то, что лежит под ней». Планеты, как и люди, состоят из слоев. Их можно видеть. Мой Сарьир всего лишь слабое эхо того, что было. Сегодня я должен быть песчаным вихрем.

(Похищенные записки)

– Ты послал их в Туоно, не посоветовавшись со мной? Какой сюрприз, Монео! Как давно ты не проявлял подобной независимости.

Монео, склонив голову, стоял в десяти шагах от Лето в центре сумрачной крипты и старался унять дрожь, чтобы ее не заметил Бог-Император. Была почти полночь. Лето заставлял своего мажордома ждать, ждать и томиться.

– Я от души надеюсь, что не оскорбил вас, господин, – сказал Монео.

– Ты позабавил меня, но не будь равнодушен к этому. В последнее время я потерял способность отличать комичное от печального.

– Простите меня, господин.

– О каком прощении ты просишь? Почему ты всегда спрашиваешь об оценке? Разве не может твой мир просто быть?

Монео поднял глаза и посмотрел на лицо, спрятанное в ужасной складке. Он одновременно шторм и корабль. Этот закат существует сам по себе. Монео почувствовал, что стоит на краю ужасающего откровения. Глаза Бога-Императора буравили его насквозь, прожигали, почти физически ощупывали.

– Господин, чего бы вы от меня хотели?

– Чтобы ты наконец поверил в себя.

Чувствуя, что вот-вот взорвется, Монео сказал:

– Значит, то, что я не посоветовался с вами прежде, чем…

– Наконец-то на тебя снизошло просветление, Монео! Мелкие души, ищущие власти, прежде всего разрушают веру других людей в себя самих.

Слова эти подавляли Монео. В них ему чудилось обвинение, исповедание. Он чувствовал, как слабеет его хватка, которой он держался за бесконечно желанную вещь. Он пытался найти слова, чтобы назвать эту вещь, но разум его не мог подсказать имени. Может быть, если спросить об этом Бога-Императора.

– Господин, если бы вы только сказали мне о своих мыслях по…

– Мои мысли исчезнут, когда я их выскажу!

Лето посмотрел на Монео сверху вниз. Как странно сидят его глаза по обе стороны орлиного носа Атрейдесов! Они движутся, словно стрелка на метрономе его лица. Слышит ли Монео ритмичное повторение слов: «Грядет Малки! Грядет Малки! Грядет Малки!»

От тяжкой муки Монео хотелось расплакаться. Все мысли, которые у него были, – исчезли бесследно. Он прижал руки ко рту.

– Твоя вселенная – это двумерное часовое стекло, – обвиняющим тоном произнес Лето. – Почему ты пытаешься сдержать песок?

Монео опустил руки и вздохнул.

– Вам угодно выслушать мой доклад о приготовлении к свадьбе?

– Ты меня утомляешь! Где Хви?

– Говорящие Рыбы готовят ее к…

– Ты советовался с ней насчет приготовлений?

– Да, господин.

– Она одобрила их?

– Да, господин, но она обвинила меня в том, что я предпочитаю количество работы ее качеству.

– Разве это не замечательно, Монео? Видит ли она волнение среди Говорящих Рыб?

– Думаю, что да, господин.

– Их беспокоит сама идея мой женитьбы.

– Именно поэтому я отослал отсюда Дункана, господин.

– Конечно, конечно, и вместе с ним Сиону в…

– Господин, я знаю, что вы испытали ее, и она…

– Она чувствует Золотой Пуп так же глубоко, как и ты, Монео.

– Тогда почему я боюсь ее, господин?

– Потому что ты ставишь разум превыше всего на свете.

– Но я не понимаю разумных причин моего страха!

Лето улыбнулся. Это было похоже на игру в кости с бесчисленным количеством граней. Эмоции Монео играли сегодня только на этой сцене. Как близко подошел он к краю, даже не замечая этого!

– Монео, почему ты так упорно хочешь собрать картину из кусочков, выбитых из континуума? – спросил Лето. – Когда ты видишь спектр, ты всегда предпочитаешь только один цвет?

– Господин, я не понимаю вас!

Лето закрыл глаза, вспоминая, сколько раз в жизни приходилось ему слышать этот крик души. Лица слились в одну сплошную полосу. Он открыл глаза и стер их видение.

– До тех пор, пока человек остается живым, чтобы видеть все эти цвета, они не претерпевают линейную смерть, даже если ты умрешь, Монео.

– Что вы хотите сказать, говоря о цветах, господин?

– Континуум – это нескончаемый Золотой Путь.

– Но вы видите вещи, которых не видим мы, господин!

– Потому что вы отказываетесь их видеть!

Монео опустил голову.

– Господин, я знаю, что вы далеко превосходите каждого из нас. Именно поэтому мы поклоняемся вам и…

– Будь ты проклят, Монео!

Он поднял глаза и в ужасе посмотрел на Бога-Императора.

– Цивилизации рушатся, когда их сила начинает превосходить силу их религии! – крикнул Лето. – Почему ты не можешь этого видеть? Хви может.

– Она иксианка, господин. Возможно, она…

– Она – Говорящая Рыба! Она была рождена, чтобы служить мне. Нет! – Лето поднял руку, видя, что Монео собирается заговорить. – Говорящие Рыбы всполошились потому, что я называл их своими невестами, а теперь они видят иностранку, не посвященную в Сиайнок, которая знает этот ритуал лучше, чем они.

– Как такое может быть, господин, что когда ваша Рыба…

– О чем ты говоришь? Каждый из нас рано или поздно приходит к пониманию того, кто он и что должен Делать.

Монео раскрыл было рот, но не нашел, что сказать, и промолчал.

– Это знают даже малые дети, – сказал Лето. – Они перестают знать только после того, как взрослые настолько запутывают их, что они начинают прятать свое знание от самих себя. Монео, раскройся!

– Господин, я не могу этого сделать! – слова рвали Монео на части. Он трясся от невыразимой душевной боли. – у меня нет вашей силы и вашего знания о…

– Довольно!

Монео замолчал. Все его тело била дрожь.

Лето начал успокаивать его.

– Все в порядке, Монео. Я слишком много с тебя спросил и чувствую, что ты устал.

Дрожь мало-помалу улеглась. Он несколько раз судорожно вздохнул.

Я решил внести некоторые изменения во фрименский ритуал моего бракосочетания. Мы не станем пользоваться водяными кольцами Гани, вместо этого мы воспользуемся кольцами моей матери.

– Госпожи Чани, господин? Но где ее кольца?

Лето перевернулся всем своим массивным телом на тележке и показал Монео глубокую нишу в стене крипты.

– В этих стенах находятся захоронения первых Атрейдесов на Арракисе. Во второй нише могила Чани, там же лежат и ее кольца. Ты извлечешь их оттуда и доставишь на церемонию.

– Господин, – Монео со страхом смотрел на могилы. – Не будет ли это святотатством?

– Ты забываешь, Монео, кто живет во мне, – он заговорил голосом Чани. – Я могу делать что захочу со своими водяными кольцами.

Монео стушевался.

– Хорошо, господин. Я доставлю их в деревню Табур, когда…

– Табур? – переспросил Лето своим обычным голосом. – Но я передумал, Монео. Мы с Хви поженимся в деревне Туоно.

Цивилизация по большей части основана на трусости. Так легко цивилизовать народ, обучая его трусости. Вы отбрасываете прочь стандарты, воспитывающие смелость. Вы ограничиваете волю. Вы регулируете аппетиты. Вы обносите горизонты заборами. Вы обусловливаете законами каждое движение. Вы отрицаете само существование хаоса. Вы учите даже детей дышать медленно и осторожно. Вы укрощаете.

(Похищенные записки)

Первый же взгляд на деревню Туоно ошеломил Айдахо. Здесь находится родина фрименов?

Подразделение Говорящих Рыб доставило их из Цитадели на рассвете. Айдахо и Сиона летели в большом орнитоптере, а эскорт сопровождения в двух малых. Полет продолжался долго, почти три часа. Они приземлились на плоском круглом пластоновом ангаре в километре от деревни, отделенном от нее древними Дюнами, окруженными чахлой травой и колючим кустарником. По мере того как они спускались вниз, стена, расположенная за деревней, казалась им все выше и выше. Дома деревни стремительно съеживались по сравнению с такой громадой.

– Музейные фримены остались нетронутыми внепланетными технологиями, – объяснила Наила, пока эскорт запирал орнитоптеры в низком ангаре. Одна из гвардейцев бегом отправилась в деревню предупредить о прибытии важных гостей.

Сиона, молчавшая во время всего полета, украдкой внимательно разглядывала Наилу.

Все время, пока они шли через залитые утренним светом дюны, Айдахо старался представить себе, что он вернулся в старое время. Среди насаждений виднелся песок, в ложбинах между дюнами была голая бесплодная земля, пожелтевшая трава и кусты, практически лишенные листьев. По небосводу кружили три грифа – «парящие разведчики», как называли их фримены. Айдахо попытался объяснить это Сионе, шедшей рядом. Начинаешь опасаться этих пожирателей падали только тогда, когда они снижаются.

– Мне рассказывали о грифах, – холодно осадила его Сиона.

Айдахо заметил, что на верхней губе девушки выступили капельки пота. От отряда Говорящих Рыб, который сопровождал их, тоже доносился пряный запах пота.

Воображение Айдахо не справилось с задачей сгладить разницу между прошлым и настоящим. Защитные костюмы, надетые на них, больше годились для театрального представления, а не для эффективного сбережения воды. Ни один истинный фримен не доверил бы свою жизнь такому костюму – даже здесь, где повсюду чувствовался запах близкой воды. Да и Говорящие Рыбы из отряда Наилы, идя по дороге, не соблюдали фрименского молчания. Они болтали, как дети.

Сиона утомленно шла рядом с ним, погруженная в грустное отчуждение, и не отрывала взгляд от мускулистой спины Наилы, возглавлявшей колонну.

Что могло связывать этих двух женщин? Наила определенно была преданна Сионе, исполняла любое ее приказание, повиновалась каждому слову, но тем не менее она не отклонится от приказа, согласно которому их доставили в Туоно. Наила обращалась к Сионе очень почтительно и называла ее не иначе, как командиром. Между ними была какая-то очень глубокая связь, которая вызывала в Айдахо страх.

Наконец они подошли к спуску, в нижней части которого стояла деревня, а за ней высокая стена. С воздуха Туоно выглядела как расположенные рядами квадратики, находящиеся вне большой тени стены. С близкого же расстояния деревня представилась скопищем жалких лачуг, убожество которых только усиливалось от попыток местных жителей украсить это место. Кусочки блестящих камней и полоски металла «инкрустировали» стены домов. На самом высоком строении высился железный шест, на котором развевалось зеленое знамя. Ветер доносил до ноздрей Айдахо запах мусора и открытых выгребных ям. Центральная улица тянулась вдоль песчаного пустыря, поросшего скудной травой. Улица заканчивалась площадью, вымощенной разбитым булыжником.

Возле дома с флагом прибывших ожидала делегация в накидках. Среди людей была видна вестница, которую Наила послала предупредить жителей о встрече. Айдахо насчитал восемь встречавших – все мужчины в аутентичных фрименских одеждах коричневого цвета. Под капюшоном одного из встречавших виднелась зеленая головная повязка – это был, без сомнения, наиб. На другой стороне площади стояли дети с цветами. Из боковых Улочек выглядывали женщины в черных капюшонах. Айдахо нашел эту сцену вопиюще удручающей.

– Давайте быстрее покончим с этим, – сказала Сиона.

Наила кивнула и повела группу по склону на улицу, Сиона и Айдахо шли в нескольких шагах за Наилой. Остальные тащились сзади. Они замолчали и с нескрываемым любопытством глазели по сторонам.

Когда Наила приблизилась к встречавшим, человек с зеленой повязкой выступил вперед и поклонился. Он двигался, как старик, но Айдахо заметил, что это был человек средних лет, с гладкими щеками, с массивным носом, на котором не было следов от трубки. А его глаза! В них не было синевы – следов употребления Пряности. Глаза были карими. Карие глаза у фримена!

– Меня зовут Гарун, – сказал человек, когда Наила остановилась перед ним. – Я – наиб этой деревни. Я приветствую вас от имени фрименов Туоно.

Наила показала через плечо на Айдахо и Сиону, которые остановились за ее спиной.

– Приготовлены ли квартиры для наших гостей?

– Мы, фримены, славимся своим гостеприимством, – ответил Гарун. – Все готово.

Айлахо втянул ноздрями кисловатый запах этого места, прислушался к доносившимся откуда-то звукам, посмотрев в открытые окна здания с флагом. Зеленое знамя Атрейдесов, развевающееся над этим убожеством? В окно был виден зал с низким потолком, оркестровая яма в дальнем конце, эстрада и ряды кресел. Пол был застлан ковром. Помещение было, несомненно, концертным залом, местом развлечения туристов.

Звук шаркающих шагов вновь вернул внимание Айдахо к Гаруну. Теперь вперед выступили дети, протягивавшие своими чумазыми руками цветы прибывшим. Цветы давно увяли.

Гарун обратился к Сионе, правильно определив ее звание по золотым шевронам ее командирского мундира.

– Не хотите ли посмотреть представление наших фрименских ритуалов? – спросил он. – Может быть, послушать музыку? Посмотреть танцы?

Наила приняла букет цветов из рук одного ребенка, понюхала цветы и чихнула.

Другой оборванец протянул цветы Сионе, подняв на нее свои широко открытые глаза. Она приняла цветы, но даже не посмотрела на ребенка. Айдахо вообще отогнал детей от себя. Они в нерешительности постояли, потом обежали его и направились к отряду Говорящих Рыб.

Г арум обратился к Айдахо:

– Если вы ладите им несколько монет, они не будут нас больше беспокоить.

Дункан содрогнулся. Так выглядит теперь обучение фрименских детей?

Гарун снова обратил свое внимание на Сиону и начал рассказывать ей о расположении деревни. Наила тоже внимательно слушала.

Айдахо отошел от них и направился вниз по улице, видя, как за ним наблюдает множество глаз, которые не осмеливаются встречаться с его взглядом. Чувства Айдахо были оскорблены украшениями, которые не делали лучше дома, несшие на себе все признаки глубокого упадка. Он снова посмотрел сквозь открытую дверь на зрительный зал. В Туоно проглядывала какая-то грубость, была какая-то завеса, скрывавшая невидимую борьбу, борьбу неведомо за что, скрытую за пожухлыми цветами и просительным голосом Гаруна. В другое время и на другой планете это были бы картонные макеты старинных домов, перепоясанные веревками крестьяне, смиренно протягивающие помещику свои петиции. Он слышал плаксивые нотки в голосе Гаруна. Это не фримен! Эти бедные создания живут в трущобах, пытаясь сохранить хотя бы часть своей цельности. Однако эта цельность с каждым годом все больше и больше вырывалась из их рук. То были утерянная цельность и утраченная реальность. Что здесь сотворил Лето? Эти музейные фримены растеряли все, кроме способности к растительному существованию и пустому произношению старинных слов, которые они не понимали и даже не умели правильно произносить.

Он вернулся к Сионе и принялся рассматривать накидку Гаруна, обратив внимание на то, как тесно она скроена, – это говорило о недостатке материи и стремлении к экономии. Была видна часть серого защитного костюма – ни один фримен не позволил бы солнцу касаться своими лучами драгоценного защитного костюма. Айдахо оглядел других членов делегации и заметил у них ту же скупость в отношении одежды. Это выдавало их эмоциональное унижение. В такой одежде невозможно делать экспансивные жесты, она не допускает свободы Движений. Накидки были тесными и ограничивающими у всех этих людей!

Движимый отвращением, Айдахо шагнул вперед и распахнул накидку Гаруна, чтобы взглянуть на его защитный костюм. Так и есть! Костюм был полной бутафорией – ни рукавов, ни ботинок на присосках!

Гарун отпрянул назад и схватился за рукоятку ножа, который, как сразу заметил Айдахо, висел на поясе костюма.

– Эй. что ты делаешь? – злобно крикнул Гарун. – Ты не смеешь так прикасаться к фримену?

– Ты – фримен? – язвительно поинтересовался Айдахо. – Я жил с фрименами! Я воевал с ними против Харконненов! Я умирая с фрименами! Ты? Ты – паяц!

Костяшки пальцев Гаруна, сжимавших рукоятку ножа, побелели. Он обратился к Сионе:

– Кто этот человек?

– Это Дункан Айдахо, – вместо Сионы ответила Наила.

– Гхола? – Гарун вгляделся в лицо Айдахо. – Мы никогда не видели тебя таким прежде.

Айдахо едва не поддался желанию очистить площадь от этого сброда – очистить любой ценой, даже ценой собственной жизни – униженной и ненужной даже тем, кто постоянно воскрешал его. Да, я – устаревшая модель! Но это не фримены.

– Обнажи оружие или убери руку с ножа, – потребовал Айдахо.

Гарун опустил руку.

– Это не настоящий нож, – сказал он. – Простая декорация, – голос его стал подобострастным. – Но у нас есть настоящие ножи, даже отравленные! Они хранятся запертыми для лучшей сохранности.

Айдахо ничего не смог с собой поделать. Откинув назад голову, он оглушительно расхохотался. Сиона улыбалась, и только Наила сохранила полную серьезность, а Говорящие Рыбы моментально окружили начальников плотным кольцом.

Смех оказал странное действие на Гаруна. Он опустил голову и сцепил руки перед собой, но Айдахо успел заметить, что пальцы его заметно дрожали. Когда Гарун снова поднял голову, взгляд его был исподлобья направлен на. Айдахо. Дункан мгновенно отрезвел. Было такое впечатление, что невидимый страшный сапог сокрушил самолюбие Гаруна, сделав из него жалкого раба. В глазах этого человека можно было прочесть покорное ожидание. Он смотрел и ждал. По причине, которую не смог бы объяснить сам Айдахо, ему на память вдруг пришли строки католической библии: «Не те ли это малые, которые смиренны и наследуют царствие небесное?»

Гарун прочистил горло.

– Может быть, гхола Дункан Айдахо посмотрит наши обычаи и наши ритуалы и выступит судьей?

Слыша эту жалобную просьбу, Айдахо почувствовал себя пристыженным.

– Я научу вас всему, что знаю о фрименах, – он оглянулся и увидел, что Наила сердито нахмурилась.

– Это поможет нам провести время, – сказал он. – И по знает, может быть, на эту землю вернется что-то от старого фримена?

– Нам нет нужды играть в эти культовые игрища! Веди вас на наши квартиры, – сказала Сиона.

Наила опустила голову и в смущении заговорила, стараясь не смотреть на Сиону:

– Командир, есть одна вещь, о которой я должна вам сказать.

– Ты должна сказать, что мы должны навсегда остаться в этом тухлом месте и что твоя обязанность проследить за этим.

– О нет, – возразила Наила и посмотрела в глаза ионе. – Куда вы сможете уйти? Через стену вам не перелезть, тем более что за ней река. А позади – только песок Сарьира. О нет, это нечто совсем другое.

Наила покачала головой.

– Говори живее! – рявкнула Сиона.

– я получила строжайший приказ, командир, который я не могу не выполнить. – Наила оглядела своих гвардейцев, потом снова взглянула на Сиону. – Вы и… Дункан Айдахо должны жить в одной квартире вместе.

– Это приказ моего отца?

– Госпожа командир, это приказ самого Бога-Императора, и мы не можем его ослушаться.

Сиона посмотрела на Айдахо.

– Ты помнишь, о чем я предупредила тебя, Дункан, когда мы говорили с тобой в Цитадели?

– Мои руки принадлежат мне и будут делать то, что им заблагорассудится, – огрызнулся Айдахо.

Она коротко кивнула, отвернулась и обратилась к Гаруну:

– Какая разница, где мы будем спать в этом отвратительном месте? Веди нас домой.

Айдахо нашел ответ Гаруна очаровательным. Он повернул голову к гхола, прикрылся капюшоном, чтобы его не видела Сиона и подмигнул Айдахо. После этого он отвернулся и повел их с площади вдоль по грязной улице.

В чем заключается самая непосредственная опасность для моего правления? Я могу ответить вам. Это истинный провидец, человек, который в присутствии Бога сознает свое истинное место. Экстаз провидца создает энергию, подобную половой, – она не заботится ни о чем, кроме творения. Один акт творения в целом похож на другой, все зависит от содержания видения.

(Похищенные записки)

Лето покинул свою тележку и лежал на защищенном от непогоды балконе Малой Цитадели, охваченный раздражением, которое, как он прекрасно понимал, было вызвано вынужденной задержкой их бракосочетания с Хви Норм. Лето смотрел на юго-запад. Где-то там, за темнеющим горизонтом, находятся Сиона, Дункан и их товарищи, которые уже шестой день живут в деревне Туоно.

В этой задержке виноват только я, думал Лето. Это я изменил место проведения церемонии, и бедняге Монео пришлось заново начинать все приготовления.

Да еще эти проклятые мысли о Малки.

Все эти заботы было невозможно объяснить Монео, Который суетился в соседнем зале, переживая из-за того, Что отсутствовал на своем командном пункте и не мог оттуда руководить приготовлениями к празднеству. Какой он, однако, хлопотун!

Лето взглянул на заходящее солнце. Оно скатывалось к горизонту, одетое в призрачный оранжевый туман, след только что прошедшей бури. Сейчас дождь медленно перемещался вместе с облаками к южной части Сарьира. В долгой тишине Лето некоторое время наблюдал за дождем, который, казалось, не имел ни начала, ни конца. Облака вырастали тяжелыми нагромождениями из серого неба, а из облаков видимыми линиями протягивался к земле дождь. Он почувствовал, как его обуревает неумолимая память. Трудно было изменить настроение, и Лето вдруг понял, что совершенно непроизвольно мысленно повторяет великие строки древнего поэта.

– Вы что-то сказали, господин? – голос Монео раздался совсем рядом. Скосив глаза, Лето увидел стоявшего рядом и готового к приказаниям верного мажордома.

Лето перевел стихи на галахский и процитировал:

– Соловей свил гнездо в ветвях сливы, но что он может поделать с ветром?

– Это вопрос, господин?

– Это очень древний вопрос. Ответ на него очень прост. Пусть соловей занимается своими цветами.

– Я не понимаю вас, господин.

– Перестань обсуждать очевидное, Монео. Меня раздражает, когда ты это делаешь.

– Простите меня, господин.

– Что мне остается делать? – Лето изучающе посмотрел на потупившего взор Монео. – Ты и я, Монео, чем бы мы ни занимались, представляем собой очень органичный актерский ансамбль.

Мажордом недоуменно уставился на Лето.

– Господин?

– Ритуалы религиозных празднеств в честь Вакха стали семенами, из которых вырос греческий театр. Религия часто приводила к рождению театра. Из нас тоже можно сделать неплохой театр. – Лето опять вперил задумчивый взор в горизонт.

Теперь на юго-западе поднялся ветер, громоздивший облака друг на друга. Лето показалось, что он слышит, как шуршит песок, который ветер сдувает с вершин дюн. Но в зале башни стояла мертвая тишина, которую лишь подчеркивал едва слышный шелест ветра.

– Облака, – прошептал Лето. – Я снова выпью бокал лунного света, у моих ног пристанет древняя морская ладья, прозрачные облака побегут по синему небу, на моих плечах снова будут развеваться серо-голубой плащ, а рядом будут пастись кони.

– У господина заботы? – спросил Монео. Его сочувствие буквально лилось на Лето.

– Яркие тени моего прошлого, – ответил Лето. – Они никогда не оставляют меня в покое. Я слушаю успокаивающие звуки – перезвон колоколов в засыпающем городке, но этот звук говорит мне лишь то, что я – звук и душа этого мира.

Пока Лето говорил, на башню пала тень наступающей ночи. Лето стал смотреть на восходящий над оранжевым горизонтом дынный ломтик Первой Луны, которая вдруг, освобожденная от света планеты, повисла над облаками, приготовившись совершить свой обычный круг.

– Господин, зачем мы сюда приехали? – спросил Монео. – Почему вы не хотите мне сказать?

– Я хотел получить удовольствие от твоего удивления, – ответил Лето. – Скоро здесь приземлится корабль Гильдии. Мои Говорящие Рыбы привезут Малки.

Монео судорожно вздохнул.

– Дядя Хви? Тот самый Малки?

В Ты удивлен, что я не предупредил тебя об этом?

Монео ощутил, как по его телу пробежал холодок.

– Господин, если вам угодно держать эти вещи в тайне от меня, то…

– Монео, – в тоне Лето прозвучало лишь мягкое убеждение. – Я знаю, что Малки был для тебя гораздо большим искушением, чем все остальные…

– Господин, я никогда…

– Я знаю, Монео, – продолжал Лето все тем же мягким, вкрадчивым тоном. – Но удивление пробудило и оживило твою память. Ты теперь во всеоружии и готов ко всему, что я могу потребовать от тебя.

– Что… что, мой господин…

– Вероятно, нам придется избавиться от Малки: Он стал мешать.

– Я? Вы хотите, чтобы я…

– Возможно, да.

Монео судорожно сглотнул.

– Преподобная Мать…

– Антеак мертва. Она хорошо послужила мне, но она мертва. Была жестокая схватка, когда мои Говорящие Рыбы атаковали место, где прятался Малки.

– Все же хорошо, что здесь не будет Антеак, – сказал Монео.

– Мне нравится то недоверие, с которым ты относишься к Бене Гессерит, но я бы хотел, Чтобы Антеак оставила нас другим способом. Она была верна нам, Монео.

– Преподобная Мать была…

– Завладеть тайной Малки хотели и Бене Тлейлакс, и Гильдия, – сказал Лето. – Когда они увидели, что мы направились к Иксу, они нанесли удар, опередив моих Говорящих Рыб. Антеак… она смогла лишь немного задержать их, но и этого было достаточно. Мои Говорящие Рыбы успели вторгнуться в то место…

– Тайна Малки, господин?

– Когда что-то пропадает, – сказал Лето, – это столь же ценное сведение, как и то, которое мы получаем, когда что-то внезапно появляется. Пустое место всегда достойно самого пристального изучения.

– Что мой господин имеет в виду под пустым местом…

– Малки не умер! Определенно, я должен был это знать. Куда он направился, когда исчез?

– Исчез… для вас? Господин, вы хотите сказать, что иксианцы…

– Они усовершенствовали машину, которую когда-то очень давно сами подарили мне. Они совершенствовали ее медленно и незаметно, пряча, так сказать, раковины в раковинах. Но я видел тени от их движений. Я был удивлен, но это доставило мне удовольствие.

Монео погрузился в раздумья. Машина, которая могла скрыть… Ах! Бог-Император упоминал этот предмет несколько раз, говоря о приборе, который может скрывать мысли, которые он записывал. Мажордом заговорил.

– И Малки везет эту тайну…

– О да. Но в действительности это не секрет самого Малки. На самом деле в его груди прячется другая тайна, о которой, как он думает, я даже не подозреваю.

– Другая… Но, господин, если они могут скрывать даже от вас…

– Теперь многие могут это делать, Монео. Они бросились врассыпную и рассеялись, когда их атаковали мои Говорящие Рыбы. Секреты иксианских машин распространяются по моей Империи, как лесной пожар. Глаза Монео расширились, он был явно встревожен.

– Господин, если кто-нибудь…

– Если они поумнели, то не оставят следов, – сказал Лето. – Сажи мне, Монео, что говорит Наила о Дункане? Она пересылает рапорты прямо тебе?

– Как прикажет мой господин, – Монео откашлялся. Он не мог понять, почему Господь Лето говорит о спрятанных следах, Наиле и Дункане одновременно.

– Конечно, ты сделаешь так, как я прикажу, – сказал Лето. – То же самое относится и к Наиле. Но что она говорит о Дункане?

– Он не собирается сходиться с Сионой, если это то, что интересует…

– Меня интересует, что он делает с моим игрушечным наибом Гаруном и другими музейными фрименами?

– Он рассказывает им о старой жизни, о войнах против Харконнена, о первых Атрейдесах здесь, на Арракисе.

– На Дюне.

– Да, на Дюне.

– Фрименов больше нет именно потому, что нет больше Дюны, – сказал Лето. – Ты передал мое послание Наиле?

– Господин, зачем вы прибавляете себе опасности?

– Ты передал мое послание?

– Посланница уже на пути в Туоно, но я могу в любой момент отозвать ее с дороги.

– Ты не станешь ее отзывать!

– Но, господин…

– Что она скажет Наиле?

– Она прикажет от вашего имени, чтобы Наила продолжала полностью и беспрекословно подчиняться моей Дочери во всем, кроме того, что касается… Господин! Это очень опасно!

– Опасно? Наила – Говорящая Рыба. Она подчинится мне.

– Но Сиона… Господин, я боюсь, что моя дочь не служит вам всем сердцем, а Наила…

– Наила не должна уклоняться с предписанного ей пути.

– Господин, давайте перенесем свадьбу в другое место.

– Нет!

– Господин, я знаю, что ваше видение открыло вам…

– Золотой Путь продолжается, Монео. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

Монео вздохнул.

– В вашем распоряжении вечность, господин. Я не ставлю под вопрос… – он осекся, ибо в этот момент страшный рев двигателей сотряс башню до основания. Чудовищный звук становился все громче и громче.

– О, вот и прибыли мои гости, – сказал Лето. – Я пошлю тебя им навстречу в моей тележке. Доставь сюда одного Малки. Передай пилотам Гильдии, что этим они заслужили мое прощение и отошли их прочь.

– Господин, вы прощ… Слушаюсь, господин. Но если они тоже обладают секретом…

– Они послужат моей цели, Монео. Ты должен делать то же самое. Итак, доставь сюда Малки.

Монео послушно направился к тележке, которая стояла в дальнем углу зала. Он взобрался на нее и взглянул на то, как уста ночи поглощают стену. В ночь выдвинулась посадочная площадка. Тележка легко, как пушинка, взмыла в воздух и приземлилась на песке рядом с кораблем Гильдии, который стоял, словно уменьшенная копия башни Малой Цитадели.

Лето с балкона наблюдал за этой сценой, слегка приподняв свой передний сегмент, чтобы лучше видеть происходящее. Острое зрение позволяло ему видеть, как Монео, стоя в тележке, приблизился к кораблю. Длинноногие пилоты вынесли из корабля продолговатый контейнер на носилках, о чем-то поговорили с Монео и вернулись в корабль. Лето запечатал воздушным колпаком тележку с контейнером, заметив, как лунный свет отблескивает от прозрачной гладкой поверхности. Подчиняясь мысленному приказу Лето, тележка с носилками вернулась на посадочную площадку. Пока Лето ставил тележку в зал, корабль Гильдии с прежним ревом взмыл в воздух. Лето открыл колпак, запер зал и, подняв передний сегмент, посмотрел на Малки, который в сонном состоянии лежал на носилках, привязанный к ним широкими эластичными бинтами. Лицо этого человека, обрамленное темно-седыми волосами, было мертвенно-бледным. Как же он постарел, подумал Лето. Монео сошел с тележки и тоже всмотрелся в лицо гостя.

– Он ранен, господин. Они хотели послать за врачом…

– Они хотели заслать сюда шпиона.

Лето внимательно всматривался в темное морщинистое лицо Малки. Щеки запали, острый нос выглядел нелепым контрастом на овальном лице. Широкие брови были сосем седыми. Видимо, тестостерон иссяк, хотя его и было в избытке всю жизнь Малки… да… Малки открыл глаза. Каким потрясением было убедиться что в глазах этого старика могут отражаться такие злые Губы Малки дрогнули в иронической усмешке.

– Господин Лето, – едва слышным шепотом произнес он посмотрел направо, посмотрел на мажордома. – А вот и Монео, прости, что не могу приветствовать тебя.