Текст книги "Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

– Подробный отчет о состоянии всех корабельных систем, – фыркнул Тимберлейк. – Да он просто спятил!

«Какими же лицемерными выглядят соболезнования Хэмпстеда, – подумал Флэттери. – Даже сам подбор слов выдаст тщательность, с которой они составляли его речь. Сочувствия ровно столько, сколько необходимо, и ни каплей больше».

Из вокодера послышался треск, слегка приглушенный фильтрами, затем заговорил другой человек:

– Это Морган Хэмпстед. Передача закончена. Подтвердите прием, и немедленно ответьте на наши вопросы. Лунная база передачу закончила.

– Они слишком многое оставили недосказанным, – заметил Бикель. Он чувствовал, что вся передача буквально пронизана «пробелами по политическим причинам». Ту тонкую политическую грань, по которой пробирался Хэмпстед, выдавало именно то, что не было высказано вслух.

– Наделить наш компьютер сознанием, – проворчал Тимберлейк. – Они что, совсем там с ума посходили?

Он взглянул на Бикеля.

– Ты же был участником одной из подобных попыток на Лунной базе, Джон. Поэтому честь сообщить, куда Большой Палочка может засунуть эту идею, наверное, должна принадлежать тебе.

– Да, та попытка провалилась, причем с треском, – согласился Бикель. – И тем не менее для нас это – единственный реальный шанс.

Тимберлейк продолжал, будто и не слышал:

– В том эксперименте на Лунной базе участвовали специалисты, по сравнению с которыми мы – просто сборище жалких любителей.

Зато Флэттери не пропустил слова Бикеля мимо ушей. Он отвернулся, понимающе улыбнулся и миролюбиво заметил:

– Но ведь мы все слышали передачу.

– Да там и слушать-то было нечего, кроме последней части, – взвился Тимберлейк. И тонким голосом издевательски спародировал: – Неосуществимо при нынешнем уровне развития науки.

– Это было оправданием, своего рода подведением итогов, – возразил Бикель. Он вспомнил безуспешные попытки ученых Лунной базы обнаружить искусственный Фактор Разума. Между его собственной частью группы и персоналом базы всегда стояла та стерильная стена. Но даже трехслойное стекло было не в состоянии скрыть от них запаха провала. Впрочем, проект попахивал с самого начала. Астронавты давно запутались в петлях псевдонейронных волокон, в мигании индикаторов и щелканье реле, в шуме крутящихся катушек с лентами и едким запахом озона от сгоревшей изоляции перегруженных цепей. Они пытались обнаружить механический способ воспроизвести то, чем каждый из них обладал от природы – разум.

И они потерпели поражение.

Все они испытывали безотчетный страх, в их памяти было живо воспоминание о том, чем закончился единственный проект, который, по слухам, оказался успешным… но обрек себя на гибель… там, на поверхности Земли.

Тимберлейк прочистил горло, высунул руку из кокона, некоторое время внимательно разглядывал свои ногти, обдумывая предыдущий разговор. «Никаких физических причин провала проекта не было. Системы жизнеобеспечения были просто идеальны. Складывалось впечатление, что ОИРы попросту покончили с собой… не выдержав какого-то непонятного напряжения».

Она вошла в помещение Центрального Пульта, все еще чувствуя некоторую слабость и неуверенность в движениях. Однако она ясно сознавала, что лидер сменился быстрее, чем она думала, поэтому ей пришлось преодолеть физическую слабость, стараясь выглядеть вполне оправившейся и довольной. На самом деле она вовсе не чувствовала ни того, ни другого.

Яйцевидное помещение Центрального Пульта по идее было ей хорошо знакомо – сколько часов за время учебы она провела среди всех этих приборов, кабелей и пультов перед стартом, но чувство, будто она оказалась в совершенно незнакомом месте, не исчезало. Затем, как следует осмотревшись, она заметила небольшие изменения в подключениях и приборах управления и поняла, что это дело рук Бикеля.

Она поняла – эти изменения необходимы для того, чтобы перевести корабль на ручное управление. Но как примитивно все это сделано!

Только теперь она поняла, как близки они были к гибели, и перевела взгляд на Флэттери, который как раз сдавал вахту. В его движениях буквально сквозила усталость – хотя они были по-прежнему точны и уверенны, как у хирурга. Явное облегчение после каждого движения руки, производящей очередную подстройку аппаратуры, выдавало утомление.

«Его нужно сменить», – подумала она, но тут же спохватилась: сама она еще явно не в состоянии взять на себя управление, а о состоянии Бикеля и Тимберлейка она понятия не имела.

Тимберлейк угрюмо молчал.

– На сей раз Лунной базе на ответ потребовалось гораздо больше времени, чем в прошлый раз… – начала она.

– Просто им понадобилось слишком много времени, чтобы понять значение происходящего, – отозвался Бикель. – А я к тому же подсунул им несколько собственных вопросов.

– А может, они решают, как сказать нам помягче, что мы откусили больше, чем сможем прожевать, – предположил Тимберлейк.

Она почувствовала в его голосе страх.

– Радж находится за пультом уже более четырех часов. Может, пора кому-нибудь его заменить?

Флэттери понимал, зачем она так поступает, и тем не менее не мог избавиться от неприятного ощущения. Всегда оставалась возможность, что Тимберлейк этого не перенесет.

У Тимберлейка внезапно пересохло во рту. Само собой, она считает, что главный здесь – он. Ведь именно он обеспечивал работоспособность систем обеспечения жизнедеятельности. Кроме того, она ведь так и не изъявила желания встать на вахту… сучка. Впрочем, может, она просто еще не оправилась после дегибернации. Обмен веществ все еще слишком замедлен. Наверняка она прекрасно осознает, в каком она состоянии. Кроме того, по плану на вахте она должна менять Бикеля.

Он окинул взглядом помещение Пульта и еще раз убедился, что вахта согласно инструкции переходит от Бикеля к Прю, потом к Флэттери, а он заступает на вахту самым последним.

«Сейчас моя вахта», – сказал сам себе Тимберлейк.

Он почувствовал, как у него вспотели ладони.

«Чего он тянет?» – подумал Флэттери и приказал:

– Тим, возьмешь пульт на себя, когда закончится отчет. А то я уже как выжатый лимон.

И, прежде чем Тимберлейк успел возразить, начался отсчет, и его рука машинально потянулась к большой красной кнопке. Разум полностью отключился. Почти треть приборов, управляющих температурой обшивки, требовала подстройки, чтобы привести ее в должное равновесие.

«Мы должны отследить, как ОИРы управляли температурой, и передать этот контроль автоматике, – подумал он. – Нужно поручить большую часть работы автоматике».

Наконец привычная обстановка целиком захватила его, и он понял, что сможет отдежурить положенные четыре часа… по крайней мере.

Пруденс тем временем изучала информацию на дисплеях Бикеля и стопки схем. Она примерно понимала, что именно он делает, и этого, в сочетании с программами, которые он ей дал, было вполне достаточно для того, чтобы понять одну важную вещь. Устройство, которое он предлагает, будет функционировать на основе эрмайчовских полиномов и лагерровских коэффициентов, обрабатывая с их помощью входящую информацию. Они в Очередной раз возвращались все к той же извечной проблеме – что собой представляет разум?

– Может, я бы и справилась, – сказала она. – Если бы ты дал мне определение разума.

– Это мы оставим умникам с Лунной базы, – отозвался Бикель.

– Мы не будем трогать внутренние линии связи компьютера. Связь с ним лучше поддерживать извне, с помощью вспомогательного блока, по одностороннему каналу, защищенному от перегрузки.

– А этот вспомогательный блок не подведет? – спросил Флэттери.

– Один из нас будет постоянно контролировать его, – ответил Бикель, стараясь скрыть раздражение. – Один из нас всегда будет за пультом. Мы будем управлять им… как быком, тянущим воз.

– А вдруг у этого быка появятся собственные идеи? – спросил Флэттери.

– Нет, если только мы не совершим роковую ошибку, – откликнулся Бикель.

– Ндааа! – Восклицание Флэттери прозвучало неожиданно громко. – А когда эта штука обретет разум – тогда что? – осведомился он.

Бикель бросил на него быстрый взгляд, переваривая вопрос. Наконец он произнес:

– Думаю… это будет нечто вроде новорожденного… в каком-то смысле.

– Разве ребенок когда-нибудь рождался со всей информацией и опытом, накопленным главным компьютером корабля? – настаивал Флэттери.

«Для Бикеля это может оказаться чересчур, – подумала Пруденс. – Если вывести его из равновесия, он может взорваться или начать искать не там, где надо. Он ни о чем не должен догадываться».

– Ну… младенец рождается с уже заложенными в него инстинктами, – продолжал Бикель. – А уже потом мы воспитываем из ребенка… настоящего человека.

– А лично мне и религиозные, и моральные аспекты этой затеи кажутся совершенно отталкивающими, – возразил Флэттери. – По-моему, все это грех. Если даже и не грех гордыни, то нечто не менее злое.

Пруденс уставилась на него. Флэттери проявлял признаки крайнего возбуждения: щеки его покраснели, пальцы дрожали, а глаза негодующе сверкали.

«Этого в программе не было, – подумала она. – Должно быть, он просто устал».

Флэттери переводил взгляд с Бикеля на Пруденс и обратно. Ему все труднее было скрывать свою неприязнь к Бикелю.

«Врач, исцелись сам, – подумал он. – Бикелю все равно предстоит возглавить экипаж. А я – просто своего рода предохранитель».

Флэттери бросил взгляд на щиток на своем личном пульте, скрывающий выключатель, а потом подумал о втором таком же потаенном выключателе на переборке у себя в каюте.

«Команда на аварийный разворот и возвращение», – напомнил себе Флэттери. Он должен был получить приказ с Лунной базы. И этому приказу он должен был подчиниться – если только не решит, что корабль необходимо уничтожить еще до получения сигнала.

Простое нажатие на одну из скрытых кнопок активирует программу в корабельном компьютере, воздушные шлюзы откроются, взорвутся тщательно спрятанные заряды взрывчатки. Смерть экипажа, корабля, всех колонистов и их запасов.

«Колонистов и их запасов!» – подумал Флэттери.

Он был слишком хорошим психиатром, чтобы не заметить потаенного чувства вины тех, кто экипировал корабль. А еще он был слишком хорошим теологом, чтобы не распознать за религиозной риторикой изначальной сомнительности своей роли в проекте.

Предохранитель был просто необходим.

Первые неуклюжие попытки создать искусственный разум были предприняты на острове в заливе Пьюджет-Саунд. Острова больше не существовало. «Мошенничество!» – кричали тогда едва ли не все. И это было почти правдой. Нечто, презрев законы природы, уничтожило весь персонал, уничтожило датчики, залило всю территорию острова смертоносными лучами.

В конце концов, оно забрало с собой остров – Бог знает куда. Пуфф! И острова не стало. Не стало сотрудников лаборатории. Осталась лишь серая водная гладь, северный холодный ветер, поднимающий на том месте, где еще недавно находился остров, волны с белыми гребнями. А вскоре дно в том месте, где некогда была суша, люди и оборудование, заросло водорослями, среди которых изредка мелькали косяки рыбы.

При одной мысли об этом Флэттери передернуло. Он попытался перенестись мыслями в свою каюту, где на переборке висели лики святых, попытался проникнуться их спокойствием и умиротворенностью.

Теперь даже Лунная база не осмеливалась вернуться к тому проекту. Все это было обманом с целью обучить экипаж корабля, привести в отчаяние молодых мужчин и женщин…

«На каждом корабле Проекта должен поддерживаться определенный коэффициент отчаяния, – внушали ему. – Причиной отчаяния должны стать как человеческий, так и механический факторы».

Создатели проекта рассматривали отчаяние как некий порог, фактор, способствующий повышению информированности.

В каком-то извращенном смысле это было вполне логично. Именно поэтому на кораблях имелись люди вроде Флэттери… и Пруденс Вейганд, и приборы, которые все время выходили из строя, автоматические ремонтные агрегаты, за работой которых нужно было постоянно следить – и запрограммированные аварийные ситуации, усложняющие положение при настоящих авариях.

Флэттери страшно хотелось вернуться в свою каюту, принять Душ, изучить состояние компьютерного комплекса и удостовериться, что тот, лишенный своего Органического Искусственного Разума, вновь стал обычной машиной.

Но пока уйти он не мог, не мог сделать ничего подозрительного.

– Если ты начнешь восстанавливать системы, – тем временем говорила Пруденс, – то сколько времени понадобится, чтобы восстановить связи?

– От пятнадцати до двадцати часов, – ответил Бикель. – За это время можно успеть подключить все на скорую руку.

Флэттери вопросительно взглянул на Тимберлейка.

– Да, примерно так, – подтвердил Тимберлейк.

– В качестве основы для нашей модели мы используем главный пульт, – объяснил Бикель. – А из запасов для колонистов позаимствуем нейронное волокно, энговские умножители и другие основные компоненты. Мы должны получить систему, моделирующую функции человеческой нервной системы.

– А она будет разумной? – спросил Флэттери.

– Мы можем лишь создать эту систему и посмотреть, что из этого выйдет.

– Наш компьютер и даже главный пульт действуют на аналогичных принципах сложения, – продолжал вещать Бикель. – Мы же собираемся создать систему, которая. Наша система будет оперировать блоками информации, являющимися результатом многочисленных операций умножения.

– У тебя все так просто, – заметила Пруденс. – Соединяем цепь А с цепью Б в точках Д и Д-1, и тут же возникает Фактор Разума – сокращенно ФР.

Бикель поджал губы.

– А у тебя есть план получше?

«Может, я давлю на него слишком сильно?» – прикинула Пруденс. И поспешно заговорила:

– Нет, нет, Бикель, я с тобой. Похоже, ты знаешь ответы на все вопросы.

– Всех ответов я не знаю, – буркнул Бикель. – Просто я не намерен сидеть и жаловаться на судьбу… да и возвращаться я не собираюсь.

«А что, если нам все же следует лечь на обратный курс, – подумал Флэттери. – Как нам тогда поступить с Бикелем?»

– Так ты собираешься дожидаться ответа Лунной базы? – спросил Флэттери.

Бикель взглянул на Пруденс.

– Я бы предпочел начать прямо сейчас, но в таком случае я пропущу свою вахту… а поскольку без Тима мне не обойтись…

– С этим мы справимся, – заметил Флэттери. – Пока вроде бы все идет гладко.

Пруденс бросила взгляд на большой пульт и на бездействующие повторители над койкой. По спине у нее пробежал холодок.

«Похоже, я боюсь заступить на вахту, – подумала она. – Тысячи людей в гибертанках… все они зависят от того, насколько верной окажется моя первая реакция. Неужели яйцеголовые с Лунной базы на самом деле знали, что делают, когда посылали нас в полет? Неужели это единственный путь?»

В первый раз со времени выхода из гибертанка она ощутила знакомое трепетное чувство, задавая себе вопрос, а каково родиться в нормальной семье обычным образом, и расти, сознавая свою принадлежность к шумному сообществу людей, не относящихся к избранным.

«Вы – сливки общества, вы – избранные», – неустанно твердили Морган Хэмпстед и его приспешники. Но она была одной из избранных, знавших, откуда на самом деле брались избранные. Знало это и большинство медиков на корабле. Нормальный образчик ткани живого человека-добровольца помещался в аксолотлевый контейнер, запускался механизм генетического роста, и начинала расти плоть. В результате получался идеальный двойник – двойник, жизнь которого ничего не стоила.

«Избранные! – подумала она. – У нас забрали нечто ценное и почти ничего не дали взамен».

Она настроила небольшой экран в углу своего пульта на объектив, расположенный на корме корабля, взглянула на центр Солнечной системы, в сторону породившей их планеты.

Ее вдруг захлестнула волна ностальгии, дыхание перехватило.

Они были созданы специально для определенной цели, им внушили определенные мотивации, их искалечили, обучили и подчинили одной-единственной задаче. С ними поступили как с механическими игрушками, отправили в бесконечную тьму, снабдив лазерным маяком, позволяющим Лунной базе всегда знать, где они находятся.

«А где, собственно, мы находимся?» – спросила она себя.

– Прю, думаю, тебе лучше взять на себя главный пульт, – заметил Флэттери. – Ты должна сменить Джона.

Вид циферблатов и указателей главного пульта вдруг привел ее в состояние гнева и страха. От нахлынувших эмоций у нее пересохло в горле, а щеки порозовели.

– Я… я только что отбыл вахту… мне нужно время, чтобы как следует отдохнуть – запинаясь, пробормотал Флэттери. – Впрочем, я мог бы…

– Ничего, – отозвалась она. – Я заступлю на вахту.

В помещении Центрального Пульта все звуки казались знакомыми, теми, к которым экипаж привык давным-давно и считал нормальными: поскрипывание подвесок коек, щелчки реле в приборах, привлекающих внимание к изменению показаний на циферблатах.

– Кстати, а Бикель не рассказывал о своем участии в проекте по созданию искусственного разума на Лунной базе? – спросила Пруденс.

Она на мгновение отвлеклась от пульта управления и взглянула на Флэттери, своего единственного товарища по вахте. Флэттери, услышав ее вопрос, как будто немного побледнел и нахмурился. Она снова перевела взгляд на пульт, машинально отмстив, что на вахте ей оставалось стоять еще больше часа. Напряжение становилось просто невыносимым.

«Что-то Флэттери чертовски долго не отвечает, – подумала она. – Впрочем, он известен своей медлительностью».

– Он был немногословен, – ответил Флэттери и взглянул на люк, ведущий в мастерскую, где работали Бикель с Тимберлейком. – Слушай, Прю, а может, нам все же лучше послушать, чем они там занимаются. Тогда мы будем уверены, что…

– Еще рано, – заявила она.

– Но ведь им совсем не обязательно знать, что мы слушаем.

– Ты просто недооцениваешь Бикеля, – отозвалась она. – Думаю, это наихудшая из всех возможных ошибок. Он вполне может подсоединить к общей сети подслушивающее устройство. Впрочем, как и я. Он может это сделать просто в надежде обнаружить что-нибудь интересненькое.

– А как ты думаешь, он уже начал… работать?

– Скорее всего, они сейчас еще на подготовительном этапе, – задумчиво проговорила она. – Они собирают необходимые материалы. Ты прекрасно можешь следить за ними отсюда с пульта, наблюдая за перепадами напряжения, изменением показаний датчиков температуры и радиации и работой грузовых роботов.

– Так, значит, они сейчас в грузовых отсеках, да?

– Во всяком случае, один из них точно… скорее всего, Тим.

– А знаешь, что сказал Бикель насчет попытки ЛБ? – спросил Флэттери и задумчиво поскреб подбородок. – Он заявил, что все дело было в недостатке внимания – специалисты занимались чем угодно, кроме самого главного.

– По-моему, здесь чересчур жарко, – заметила она.

– Он может подозревать, но не может быть уверен, – продолжал Флэттери.

– Ты снова его недооцениваешь, – отмахнулась Пруденс.

– Что ж, в любом случае ему не обойтись без нашей помощи, – вздохнул Флэттери. – А по тому, что ему от нас потребуется, мы сможем судить, чем он занят.

– Ты уверен, мы ему понадобимся?

– Ему не обойтись без нашей помощи при математическом анализе ситуации, – утвердительно кивнул Флэттери. – А я… не успеет он начать, как столкнется с проблемой Фон Ноймана. Возможно, он еще не добрался до этого этапа, но он его не минует, как только поймет, что должен получить достоверные результаты от совершенно ненадежной техники.

Она взглянула него, отмстив про себя его отсутствующий взгляд.

– То есть как это?

– Ему придется иметь дело с неживыми материалами.

– Ну и что? – Она бросила взгляд на пульт. – Природе приходится иметь дело с тем же самым. Живые организмы не опускаются ниже молекулярного уровня.

– А ты, в свою очередь, недооцениваешь… жизнь, – вздохнул Флэттери. – Основные элементы, с которыми придется иметь дело Бикелю, будут взяты из наших запасов: катушки квази-биологических нейронов, полупроводниковых блоков, искусственной нервной ткани и все такое прочее – словом, сплошная неживая материя на уровне куда выше молекулярного.

– Но ведь их строение аналогично строению живой ткани, и функционировать они должны точно так же.

– Кажется, ты начинаешь понимать основные подходы к решению проблемы.

– Слушай, капеллан, перестань, – сказала она. – Мы ведь не в восемнадцатом веке и не собираемся делать чудесную утку Вокансона.

– Да, мы намерены создать нечто куда более сложное, чем примитивный автомат, – согласился он. – Хотя в принципе мы недалеко уходим от Вокансона.

– Ты заблуждаешься, – возразила она. – Если бы нам удалось довести дело до конца, отправить нашу машину в прошлое и показать Вокансону, он бы просто подивился тому, какие мы замечательные механики.

– Ты не понимаешь главного, – продолжал Флэттери. – Бедняга Вокансон тут же бросился к ближайшему священнику, и толпа верующих немедленно бы нас линчевала. Понимаешь, он никогда не собирался создавать нечто по-настоящему живое.

– Все это лишь вопрос отношения к проблеме, а на самом деле никаких существенных различий нет.

– По сравнению с нами, он скорее походит на Аладдина, трущего лампу, – отстаивал свою точку зрения Флэттери. – И даже если бы его намерения совпадали с нашими, он об этом попросту и не подозревал.

– Ты запутался в своих рассуждениях.

– Да неужели? Но ведь писатели и философы старались обходить эту проблему на протяжении столетий. Они тщательно избегали даже вскользь ее касаться – хотя именно она лежит в основе всего нашего фольклора. Чудовище Франкенштейна и Ученик Чародея в одном флаконе. Сама идея создания разумного робота может быть осуществлена лишь при одном условии. Мы должны отдавать себе отчет, что, возможно, создаем Голема, который нас всех уничтожит.

– Ради Бога, Радж! – воскликнула Пруденс. – Надеюсь, ты не забыл, что ты ученый?

– Я никогда не смогу забыть об этом, – ответил он.

Он взглянул на нее, чувствуя, что горло у него пересохло и ужасно саднит.

– Просто ты не должна так поступать со мной, – укоризненно заметил он. – Я понимаю, что тебе поручено все время подначивать меня, чтобы я никогда не успокаивался. Я знаю.

«Как же мало он знает…» – подумала она.

Флэттери вперился взглядом в серую металлическую переборку, только теперь замечая мелкие трещинки на ее поверхности. Он чувствовал, что им пытаются манипулировать. Пруденс загоняла его, как охотник загоняет дичь. Уж не душой ли его она собирается завладеть? Он почувствовал, что ему грозит серьезная опасность, понял, что сама идея создания разума как такового может нанести его душе неисцелимую рану.

Он поднес руку ко рту.

«Я не могу позволить ей ловить меня на удочку и искушать подобным образом».

– Радж! – прошептала она, и в голосе ее послышался ужас.

Капеллан резко обернулся к ней и увидел, как по пульту пробегают багровые отблески света, похожие на окровавленные клинки.

– В секторе С-8 гибертанков температура почти критическая, – пояснила она. – Все, что я делаю, лишь все больше выводит систему из равновесия.

Руки Флэттери тут же метнулись к регуляторам системы жизнеобеспечения. На его пульте засветились экраны мониторов. Он окинул взглядом приборы и приказал:

– Вызови Тима.

– Что бы я ни делала, ничего не помогает, – пожаловалась она.

Он взглянул на Пруденс, увидел, как отчаянно она борется с переключателями на пульте вместо того, чтобы сотрудничать с ним.

– Вызови Тима! – рявкнул он.

Она тыльной стороной ладони хлопнула по кнопке коммуникатора и крикнула:

– Тим! Срочно на Центральный Пульт! Аварийная ситуация!

Флэттери снова взглянул на приборы. Температура неуклонно нарастала в трех отсеках с гибертанками. В то время как Прю пыталась бороться с колебаниями температуры в одном из них, в двух других положение ухудшалось.

Он усилием воли заставил себя убрать руки с пульта. Если температура достигнет красной черты, а соответствующие меры не будут приняты, то многие из беспомощных колонистов погибнут. Несмотря на отчаянные усилия Прю, в трех секторах с гибертанками колонисты вот-вот погибнут. Там находилось около четырехсот человек.

Крышка люка, ведущего в компьютерную мастерскую, распахнулась. В помещение Центрального Пульта влетел Тимберлейк, за которым по пятам следовал Бикель.

– Гибертанки, – выдавила Пруденс. – Температура.

Тимберлейк метнулся к своей койке и пульту управления. Скрипнул кокон, когда он забрался в него и ухватился за пульт.

– Переключите управление – рявкнул он. – К черту отсчет! Беру контроль на себя!

Он взял управление системами на себя, большой пульт заходил ходуном.

– С-8, – объявила Пруденс, откидываясь назад и вытирая пот со лба.

– Ясно, – наконец сказал он, внимательно изучая показания приборов. Пальцы его при этом бегали по кнопкам и выключателям. Бикель тем временем скользнул в свою койку, включил повторители.

– Это обшивка, – подсказал он.

– Первые два слоя, – подтвердил Тимберлейк.

Пруденс поднесла руку к горлу, стараясь не смотреть на Бикеля.

«Он не должен подозревать о том, как внимательно мы наблюдаем за ним, – подумала она. – Разве не чудовищная ирония потерять наших колонистов и нести бремя вины за это?»

– Сейчас все будет в порядке, – заметил Бикель.

Она взглянула на экран над головой Тимберлейка, увидела, как один за другим гаснут тревожные сигнальные огни, а показания приборов возвращаются к норме.

– Наши рефлекторы по ошибке оказались направлены на обшивку в районе секции С-8, – объяснил Тимберлейк. – Система стала барахлить, и сработали аварийные выключатели. Мы едва не оказались беспомощными.

– Еще один конструктивный недостаток, – хмыкнул Бикель.

«А ведь какая простая проблема, – подумал он. – Изгиб корпуса корабля сработал, как линза, концентрирующая энергию внутри корабля… Если бы обшивка корпуса не скомпенсировала излучение…»

Пруденс окинула взглядом ряды приборов и сказала:

– С-8 находится примерно там же, где вы искали необходимое оборудование. Неужели нужно так мало, чтобы вывести системы корабля из равновесия?

– Да уж, это вселяет чувство полной уверенности в конструкции Жестяного Яйца? – заметил Бикель.

«А ведь они не предупредили меня, – подумала Пруденс. – Они попросту меня обманули. Заранее предусмотренные аварии, говорили они, просто для того, чтобы не притуплялась ваша бдительность. Бдительность, черт бы их побрал!»

– Ты попросту перестаралась, Прю, – продолжал Тимберлейк. – Пока выяснится причина неполадок, нужно обходиться минимальной подстройкой приборов. Ведь на пульте горели именно те сигналы, по которым очень легко было определить причину неприятностей.

«Я запаниковала», – подумала она.

– Должно быть, я просто переутомилась.

И еще не успев договорить, она почувствовала, насколько наивно прозвучало ее объяснение.

«Я слишком увлеклась работой над Флэттери, – пришло ей в голову. – Я пыталась загнать его в тихий уголок, откуда ему пришлось бы с большим трудом выбираться… а тем временем едва не погубила весь корабль».

Тут ей пришла в голову одна мысль: а может быть, на корабле есть человек, в обязанности которого входит держать ее в качестве «специального проекта» на пределе… возможностей.

– Прю, ты должна помнить, что когда срабатывают аварийные выключатели, компьютерная автоматика отключается, – тем временем втолковывал ей Бикель. – Эта штука устроена так, чтобы включаться под воздействием разума – одного из нас или ОИРа.

– Заткнись! – вспыхнула она. – Да, я ошиблась. Сама знаю. И это больше не повторится.

– Собственно ничего страшного не произошло, – встрял Тимберлейк.

– Я вовсе не нуждаюсь в твоей защите! – огрызнулась она.

– Ну ладно, хватит! – рявкнул Бикель, бросив сердитый взгляд на Пруденс. – Думаю, нам следует кое-что прояснить. Мы предоставлены сами себе, Прю. Причем ты даже не представляешь, насколько. Нам придется полагаться друг на друга, поскольку, черт побери, мы больше не можем полагаться на Жестяное Яйцо! Поэтому, мы просто не можем позволить себе роскошь подкалывать и кусать друг друга.

«Да неужели?» – удивилась она.

– Мы – пленники корабля, на котором имеется лишь одно безотказно действующее устройство, – продолжал Бикель. – И это устройство – мы сами. Только мы функционируем ровно и безотказно, как и должны – в отличие от нашего компьютера. Все остальное работает так, словно создано шестью обезьянами-левшами.

– Бикель считает, что все это сделано нарочно, – вновь влез Тимберлейк.

Пруденс невольно глянула на Флэттери, потом на Тимберлейка. «Бикелю еще рановато что-либо подозревать», – подумала она.

Тимберлейк избегал встречаться с ней взглядом. Сейчас он был похож на проказника-мальчишку, застигнутого с банкой варенья.

Первым нарушил молчание Флэттери:

– Нарочно? – переспросил он.

– Ага, – ответил Тимберлейк. – По его мнению, на других шести кораблях были те же самые проблемы – их тоже подвели ОИРы.

«Получается, Бикель куда более подозрителен, – подумала Пруденс. – Или мне, или Раджу придется встать на его сторону. Другого способа контролировать ситуацию просто не существует».

– Но… почему именно ОИРы? – поинтересовался Флэттери.

– Давайте не будем обманывать сами себя, – отозвался Бикель. – Ведь это очевидно. Как, по-вашему, какая из особенностей кораблей никогда не упоминалась в отчетах, где анализировались возможные причины шести предыдущих неудач? Что именно могло послужить такой причиной, если на самом деле ничего не обнаружено?

– Уж конечно это не ОИРы, – возразил Флэттери. Он попытался произнести это шутливо, но у него ничего не получилось, и он подумал: «Помоги нам Господь. Слишком уж быстро Бикель раскусил обман».

– Ну да, конечно, не ОИРы! – огрызнулся Бикель. – Наверное, поэтому они и снабдили нас аж тремя! Одним основным и двумя запасными. Ни малейшего намека на возможность выхода ОИРа из строя, и тем не менее Жестяное Яйцо снабжают тремя!

– И зачем же, по-твоему? – спросила Пруденс.

– А затем, чтобы мы точно перевалили за критическую точку, откуда не сможем принять решение вернуться назад, когда столкнулись бы с горькой правдой, – ответил Бикель.

«Похоже, подыгрывать ему придется мне», – решила Пруденс и сказала:

– Снова какие-то хитрости! Ясное дело! Это в их стиле.

Флэттери удивленно взглянул на нее, но тут же снова уставился на пульт.

– С горькой правдой, – повторил Бикель. – Да весь этот корабль просто один огромный тренажер, созданный с единственной целью – впрочем, как и остальные шесть. Неужели вы не понимаете? – спросил он. – Неужели не видите, какова эта цель? Ведь он отбрасывает тень на все, что нас окружает. Вся эта секретность, тайны, интриги – все рассчитано на то, чтобы столкнуть нас в мутную воду и посмотреть, сумеем ли мы выплыть. Это не просто горькая правда. Либо мы тонем, либо учимся плавать. И единственной возможностью выплыть для нас является создание искусственного разума.