Текст книги "Осенний безвременник: сборник"
Автор книги: Ежи Эдигей
Соавторы: Полгар Андраш,Божидар Божилов,Атанас Мандаджиев,Том Виттген,Рудольф Кальчик
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 51 страниц)
На письменном столе приглушённо зазвонил телефон. Подполковник Януш Качановский поднял трубку. Послышался голос дежурного офицера:
– Гражданин Врублевский просит, чтобы вы его приняли.
– Врублевский? – удивился подполковник. – Впервые слышу эту фамилию. По какому вопросу?
– Говорит, что по личному.
– Ну что ж, – вздохнул Качановский. – Честно говоря, у меня много дел, но пусть пройдёт.
Через несколько минут раздался робкий стук в дверь, и в кабинет вошёл Врублевский. В руке он держал небольшой саквояж. Оглядевшись по сторонам, посетитель нерешительно сел на предложенный ему стул.
– Вы, наверно, из-под Варшавы?
– Не угадали. Я живу в самой Варшаве, улица Топель, дом пятьдесят семь. Меня зовут Станислав Врублевский. По профессии инженер. Окончил политехнический институт в Гданьске. В настоящее время работаю в проектном бюро на улице Тамка.
– Что вы принесли в саквояже?
– Немного еды, смену белья, полотенце и бритвенный прибор.
Качановский не смог сдержать улыбки.
«Предусмотрительный гость, – подумал он. – Знает, что будет задержан, и основательно подготовился. Наверно, какая-нибудь хозяйственная афёра. Но почему он пожаловал именно ко мне, вместо того чтобы обратиться в соответствующий отдел милиции или прямо к прокурору?»
– Вы пришли по моему вызову? – спросил подполковник.
– Нет, – ответил Станислав Врублевский. – Мне порекомендовал обратиться именно к вам адвокат Рушиньский. Разве он вас не предупредил?
Едва подполковник услышал фамилию адвоката, как посетитель потерял для него всякий интерес.
«Опять этот седовласый плейбой хочет втянуть меня в какое-то каверзное дело. До сих пор не может мне простить, что я увёл у него из-под носа рыжеволосую Ковальскую, которой он распевал серенады».
Удивительными были отношения этих двух холостяков – старшего офицера милиции и знаменитого варшавского адвоката. Они испытывали друг к другу симпатию и уважение, и в то же время каждый видел в другом нежелательного соперника. У обоих были одни и те же маленькие, слабости: оба любили хорошую кухню, воздавали должное представительницам прекрасного пола, ценили музыку. При этом последнее увлечение играло по сравнению с двумя первыми вспомогательную роль. Они были почти ровесники – хотя не исключено, что подполковник был моложе адвоката лет на пять. Не раз и не два оживлённые беседы друзей протекали в каком-нибудь уютном гастрономическом заведении, чаще всего в ресторане «Шанхай», которому Рушиньский неизменно отдавал предпочтение. Случалось, что оба волочились за одними и теми же дамами, чаще всего почему-то рыжеволосыми, причём подполковник неизменно «обходил в вираже» известного юриста за счёт своей подчёркнутой мужской красоты. Высокий, со смуглым оттенком кожи и правильными чертами чуть продолговатого лица, Качановский взглядом своих голубых глаз мог не только обворожить понравившуюся ему женщину, но и наносить разящие кинжальные удары при допросе преступника. Зато Рушиньский принадлежал к той категории преуспевающих польских адвокатов, которые не жалуются на заработки, периодически меняют свои автомобили на машины ещё более шикарных заграничных марок и могут при случае продемонстрировать перед слабым полом свою широкую натуру. Его соперник не мог позволить себе этого, хотя и занимал в органах милиции не последнюю должность.
Судьба очень часть сводила Рушиньского и Качановского вместе в силу их профессий. И в этом не было бы ничего плохого, если бы адвокат не начинал иногда вести параллельно своё частное расследование, причём временами довольно результативно. Тогда профессиональное соперничество мгновенно перерастало во взаимную неприязнь, которая, по правде говоря, не менее быстро улетучивалась, как только дело завершалось справедливым приговором суда.
Поэтому сейчас подполковник Качановский поглядывал на сидящего перед ним человека с внутренней предубеждённостью, ожидая от этого «подарочка» Рушиньского всего самого худшего. Он чувствовал, что и на этот раз без горячего «обмена любезностями» с задиристым и темпераментным адвокатом, по-видимому, не обойтись.
– Я не встречался и не разговаривал с меценасом Рушиньским около месяца, – сказал он. – Чем вы нас обрадуете и почему запаслись едой и сменой белья? Вы совершили какое-нибудь преступление?
– Нет. Я не преступник, хотя многие считают иначе. Самое страшное, когда ты не в состоянии доказать свою невиновность. Я консультировался с адвокатом Рушиньским. По его словам, только милиция может разгадать эту загадку. Он также предупредил, что мне придётся, вероятно, у вас задержаться. Поэтому я и захватил с собой кое-какое «снаряжение».
– О чём, в конце концов, идёт речь? – с раздражением спросил подполковник.
Врублевский вынул из кармана пиджака книгу, раскрыл её на восемьдесят шестой странице и протянул Качановскому. Тот бросил взгляд на текст под фотографией и начал внимательно разглядывать снимок.
– В самом деле, – произнёс он. – Один к одному. В особенности родимое пятно на правой щеке…
– Сам вижу, что сходство поразительное. Но это не что иное, как кошмарное совпадение. Я не скрывающийся военный преступник и даже вообще не знаю немецкого языка. Вся беда в том, что у меня не сохранилось никаких документов или хотя бы свидетелей, могущих подтвердить мою невиновность.
– Познакомьте меня со своей биографией, – предложил Качановский, – а магнитофонная запись вашего рассказа облегчит нам дальнейшую работу.
Дав Врублевскому выговориться, подполковник назидательно заметил:
– Меценас Рушиньский известен как превосходный адвокат. – Даже сейчас Качановский не мог отказать себе в удовольствии бросить камешек в огород своего постоянного соперника. – Но он, к сожалению, не разбирается, да, пожалуй, и не обязан разбираться в современных методах, применяемых следствием. В Частности, совершенно напрасно запугал вас трудностями с идентификацией вашей личности. Для нас здесь нет никаких проблем. Кстати, совсем не обязательно разыскивать бывших партизан из отряда поручика Рысь или тех, кто уцелел после трагедии в яновских лесах, чтобы допытываться у них, не помнят ли они Дикаря. Кажется, под этим псевдонимом вас знали в отряде? Нам незачем также уточнять адреса коренных жителей деревни Бжезница под городом Несвиж. Между прочим, я сомневаюсь, что там все до одного погибли.
– Что в таком случае я должен делать?
– Ничего. Делать будем мы. Нам для этого нужны вы и этот снимок. Придётся также сделать несколько ваших фотографий в профиль. Потребуются, по-видимому, рентгеновский снимок и точные размеры вашего черепа. Располагая такими сравнительными данными, лаборатория криминалистики без особого труда даст заключение, кто запечатлён на снимке в книге – вы или другой человек, удивительно на вас похожий. Внешнее сходство может быть почти абсолютным, и всё же на свете не найти двух людей с одинаковым строением черепа, так же как и с одинаковыми отпечатками пальцев. Для современной криминалистики здесь нет никаких загадок.
– Останусь ли я на свободе, пока вы будете составлять это заключение?
– Вполне возможно, что к вам будет применена такая мера, как временное задержание, но не более чем на сорок восемь часов. Что касается срока, необходимого на проведение исследований, а также вопроса о вашем пребывании у нас, то решающее слово в данном случае принадлежит не мне. Я обо всём доложу моему начальству и заодно выясню, можно ли прямо сейчас воспользоваться услугами необходимых специалистов. Пожалуйста, посидите в коридоре, пока я не вернусь Постараюсь сделать так, чтобы размеры черепа вам определили без задержки. Попробую также договориться об экспертизе с лабораторией криминалистики.
Когда Врублевский вышел из кабинета, подполковник извлёк из магнитофона ленту с только что сделанной записью, и направился к «старику». Так уважительно называли своего начальника в неофициальных разговорах все сотрудники милиции, включая Януща Качановского, которого связывала с полковником Адамом Немирохом давняя, многолетняя дружба.
Полковник был в прекрасном настроении. Руководимый им отдел справился с исключительно трудным заданием, и теперь «старик» ходил в ореоле славы и принимал поздравления. Увидев друга, он расплылся в улыбке.
– Янушек, почему у тебя такое лицо, словно ты съел два лимона, запив их коктейлем из касторового масла и нефти?
– Этот стервец действительно решил свести меня в могилу.
– Кого ты так нежно вспоминаешь? – спросил Немирох скорее для проформы, так как отлично знал, каким будем ответ.
– Как это кого? И вы ещё спрашиваете? Разумеется, Рушиньского.
– Он опять суёт нос в одно из твоих дел?
– Нет, он совершенствует свои методы. Теперь, например, додумался до того, что начал подбрасывать мне клиентов.
И Качановский ввёл начальника в курс-дела. Однако его рассказ не повлиял на отличное настроение полковника. Оно не только не ухудшилось, а даже наоборот – Немирох ещё больше стал похож на именинника, к тому же вытянувшего счастливый лотерейный билет.
– Я должен обязательно позвонить Рушиньскому, – сказал. он, – и сердечно его поблагодарить за то, что он так заботится о тебе. Сообразительный адвокат, по-видимому, прекрасно знает, что некоторые мои офицеры слоняются по комендатуре, мучаясь от безделья, поскольку не знают, на что употребить свою кипучую энергию. А сейчас, после твоего рассказа, я просто счастлив тем, что хотя бы один из них не будет сидеть сложа руки.
– Адам, я могу тебя прикончить, и имей в виду, что любой суд меня оправдает! – Качановский перешёл на «ты». – Кстати, не только тебя, но и твоего меценаса, чтоб его волки съели. Ты действительно собираешься повесить мне на шею и это дело? Ведь у меня сейчас в портфеле восемь крайне срочных расследований!
– Что значат для такого аса, как ты, какие-то восемь дел! Впрочем, не ты ли сам минуту назад рассуждал о том, что с выяснением личности подозреваемого не будет никаких сложностей. Немедленно прикажи его обмерить, сфотографировать и все эти данные отправь в лабораторию криминалистики. Пусть они там поломают голову.
А вдруг окажется, что этот Врублевский действительно является скрывающимся гауптштурмфюрером СС Рихардом Баумфогелем? Ты только вообрази, какое гигантское расследование необходимо будет провести!
– Допустим, – согласился полковник Немирох. – Работы, конечно, прибавится. Но разве наш знаменитый «гроза преступников», как тебя недавно назвала… в общем, неважно кто, не справится с этой проблемой по ходу расследования остальных восьми дел?
– Боже праведный, ты слышишь эти речи и не покараешь его! – Качановский возвёл глаза к потолку, словно ожидая помощи свыше.
– Как ты полагаешь? – уже серьёзно спросил полковник. – Этот тип на самом деле не имеет ничего общего с гестапо?
– Спроси что-нибудь полегче, – ответил Качановский. – Он производит впечатление очень перепуганного и одновременно разгневанного человека. В его рассказе концы с концами сходятся. К тому же два «Креста Храбрых» и «Виртути Милитари» на груди закоренелого гитлеровца – такое, согласитесь, даже в голове не укладывается. А с другой стороны, налицо почти абсолютное сходство этого Врублевского с человеком, изображённым на фотографии. В особенности поражает такое же родимое пятно на щеке, похожее на ползущую гусеницу. А что если нам выпала честь стать свидетелями феноменального события мирового значения? Трудно поверить, но это всё равно как если бы мы вдруг обнаружили двух разных людей с одинаковыми отпечатками пальцев.
– Экспертиза должна распутать этот узел.
– Будем задерживать?
– Не знаю, – Немирох пожал плечами. – Вообще говоря, это стоило бы сделать, но ведь он же сам к нам пришёл. Это говорит или о его невиновности, или же об исключительной наглости. Пожалуй, лучше всего посоветоваться с прокуратурой. Мы можем спросить, не поступили ли к ним какие-нибудь сигналы относительно Врублевского.
С этими словами Немирох набрал номер телефона прокуратуры и попросил связать его с Владиславом Щилерским, заместителем прокурора Варшавы.
– Мы столкнулись с– очень любопытным случаем, – заявил он своему собеседнику. – К нам обратился гражданин, который требует, чтобы мы подтвердили, что он – Станислав Врублевский, а не гауптштурмфюрер СС Рихард Баумфогель, шеф гестапо в Брадомске во время оккупации.
– Минуточку, минуточку, – оживился Дилерский. – Вчера или позавчера мы получили книгу Юзефа Бараньского «Я пережил ад и Освенцим» с информацией, что этот гестаповец скрывается в Варшаве как раз под фамилией Врублевский. Я распорядился немедленно вызвать этого человека в прокуратуру. Думаю, он уже получил нашу повестку.
– Врублевский находится в данный момент в коридоре нашей комендатуры. Что прикажете с ним делать?
– Представил ли он какие-нибудь доказательства, которые рассеяли бы все сомнения, относительно его личности?
– Мы можем провести антропологическую экспертизу и по её результатам определить, тот ли это человек, который изображён на фотографии.
– Большего и желать нечего, – обрадовался прокурор. – Тем более, если этот метод обеспечивает гарантированные результаты.
– Можете не сомневаться, – заверил полковник.
– Тогда проведите экспертизу как можно быстрее.
– Нам потребуется два-три дня, – пояснил Немирох, а может быть, и больше, потому что у лаборатории криминалистики сейчас очень много работы. Что нам посоветуете делать в течение этого времени с Врублевским? Может быть, задержать?
– Нет оснований, – возразил прокурор. – Пока мы не имеем никаких доказательств его вины. Сходство с человеком, изображённым на фотографии в книге, может оказаться случайным.
– А если он скроется, сообразив, что антропологическая экспертиза его разоблачит?
– Это будет лучшим доказательством, – рассмеялся прокурор. – Всё равно далеко не убежит. Имея его фотографию, точные размеры черепа и отпечатки пальцев, вы без труда его поймаете. Кстати, вы можете установить за ним наблюдение.
– Благодарю за совет. Мы сделаем необходимые замеры черепа и пока освободим Врублевского, взяв с него подписку о невыезде из Варшавы. – Немирох положил трубку и спросил Качановского: – Ты всё слышал?
– Слышал. Ты, насколько я понимаю, не дашь согласия на наблюдение?
– Конечно, не дам. Почему-то некоторые думают, что мне ничего не стоит найти людей для того, чтобы потакать всем прихотям офицеров нашей комендатуры и прокуроров. Раз уж этот Врублевский сам сюда явился, то он, наверное, не собирается шутить с нами.
– Я бы не стал делать оптимистические прогнозы, – сказал Качановский. – Боюсь, что результаты экспертизы окажутся для него неутешительными. Но в конечном итоге, мы можем рискнуть. Щиперский прав: для того, чтобы его поймать, если он вдруг захочет улизнуть, много времени не потребуется.
– Что там ни говори, но это дело незаурядное,
– Теперь-то мне ясно, – рассмеялся Качановский, – почему эта хитрая лисица Рушиньский решил послать Врублевского ко мне. Он рассчитывал на то, что мы его сразу арестуем, и тогда уважаемый Мечо примется за своё излюбленное занятие – начнёт параллельно вести частное расследование» докажет невиновность несправедливо арестованного человека, а затем направо и налево будет распространяться на тему о том, какой он гениальный детектив и как глупо вёл себя в этой истории подполковник Качановский, который якобы не только не распутал пустяковое Дело, но к тому же ещё и продержал беднягу столько времени «под замком».
Слушая этот монолог, Адам Немирох, который был в курсе соперничества Януша с адвокатом как в области юриспруденции, так и на других «полях сражений», лишь посмеивался.
– Но на сей раз старый болван Рушиньский, – всё больше петушился подполковник, – глубоко просчитался. К счастью, этот самозваный детектив ни бельмеса не смыслит в криминалистике и даже не догадывается, что мы можем раскрыть это дело за какие-нибудь два-три дня. И что мы не настолько глупы, чтобы сразу же упрятать Врублевского в кутузку. Так что, дорогой адвокат, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
– Послушай, Янушек, будь хоть чуточку объективным, – постарался урезонить его Немирох. – Представь себе, что ты адвокат и к тебе приходит клиент с такой же проблемой. Ты первый бы направил его в милицию. Почему же ты удивляешься, что меценас Рушиньский именно так и поступил?
– Да, здесь не придерёшься, – согласился подполковник, – И всё равно им двигало желание загрести жар чужими руками. Но меня-то этот бабский угодник не проведёт!
Людей хулит, а сам лыком щит, – буркнул Немирох.
– Ты считаешь, что меценас не мог послать Врублевского в главную комендатуру гражданской милиции, к майору Завадскому? Между прочим, ему поручают самые запутанные и загадочные дела, – продолжал возмущаться Качановский, на которого не действовали никакие аргументы. – Ведь Рушиньский знает Завадского столько же лет, сколько и меня, а может быть, и больше. Он мог также направить его к нам в комендатуру к майору Сочевке. Это тоже его хороший знакомый – оба помешаны на автомобилях. Так нет же, этот старый адвокатишка выбрал именно меня. Но мы ещё сочтёмся, дорогой Мечо. Ты ещё сумеешь убедиться, что Качановского на мякине Не проведёшь…
Подполковник собирался ещё что-то добавить, но в это время зазвонил телефон. Секретарша Немироха, панна Кристина, сообщила полковнику, что с ним хотел бы поговорить меценас Рушиньский.
– Соедините, пожалуйста.
– Здравствуйте, полковник! Ваш покорный слуга приветствует в вашем лице нашу уважаемую власть, – раздался в трубке зычный баритон адвоката. – Я послал к вам клиента. Он ещё не появился?
– Мы уже с ним побеседовали, спасибо.
– Необычное дело, – продолжал меценас. – Только такими, впрочем, и пробавляюсь. – Личная скромность всегда была одним из главных достоинств адвоката. – Люди знают, что, если уж совсем неоткуда ждать помощи, нужно смело идти к Рушиньскому, он всегда бросит спасательный круг, чтобы поддержать их на плаву. Что касается этого конкретного дела, то мне, признаюсь, не хотелось бы беспокоить подполковника Качановского. Он в последнее время стал немного раздражительным. Понимаю: видимо, какие-то неприятности на амурном фронте. Я никогда не уставал ему повторять, что возраст берёт своё и что следует поберечь здоровье. Но он упорно не желает прислушиваться к моим добрым советам. Поэтому, извините, я и осмелился обратиться непосредственно к вам, пан полковник.
Ваши извинения меня обижают. Я всегда рад вас видеть и счастлив, что хотя бы по телефону изредка слышу ваш голос, пан меценас.
– Видите ли, меня неожиданно осенило, каким образом можно очень быстро выяснить, водит ли этот Врублевский нас за нос, или же мы действительно наблюдаем феноменальное сходство между ним и тем гестаповцем. Если бы его сфотографировать да определить ещё размеры черепа, то лаборатория криминалистики, проведя соответствующий анализ, могла бы дать заключение; чем отличается Врублевский от человека, изображённого на снимке, или же удостоверить, что фотографу позировала одна и та же личность.
– Изумительная идея, пан меценас! – рассмеялся Немирох. – Сердечное спасибо за ваш прекрасный совет, но вы с ним несколько запоздали, поскольку наши специалисты именно в эту минуту приступили к такой работе.
В трубке раздался громкий хохот.
– Вижу, что не ошибся, направив Врублевского прямёхонько к подполковнику Качановскому. Передайте ему от меня сердечный привёт.
– Непременно передам. Ещё раз огромное спасибо за то, что вы нас не забываете. Надеюсь, вы, пан меценас, как-нибудь выберете минутку, чтобы заглянуть ко мне. Для такого дорогого гостя, как вы, у меня всегда припасён напёрсточек виньяка. До скорого свидания.
– Нет, вы посмотрите, что происходит! – воскликнул Качановский. – Какая неслыханная наглость! Каждый адвокатишка будет меня учить, как вести следствие. А ты ещё рассыпаешься в любезностях перед этим сивогривым плейбоем. Просто уму непостижимо! Впервые почти за тридцать лет службы в милиции встречаюсь с таким хамством.
– Прежде всего, меценас Рушиньский не какой-нибудь адвокатишка, как ты изволишь его величать, а один из самых лучших и известнейших юристов во всей Польше, – засмеялся Немирох. – Объективности ради позволю себе заметить, что он не раз и не два оказывал милиции весьма ценные услуги, не говоря уж о том, что, выступая в суде и сражаясь с прокурором, он не в меньшей степени защищает законы и справедливость, чем его противник. Если следствие совершает ошибку, от чего мы временами не застрахованы, задачей адвоката является её исправление.
– Хорошо, хорошо…
– А кроме того, не ты ли несколько минут назад заявил, что Рушиньский не разбирается в криминалистике и не имеет ни малейшего представления о новейших методах исследований? Когда же адвокат подсказывает нам, из самых лучших побуждений, правильный способ решения этой задачи, ты впадаешь в беспричинную ярость. Тебе, подполковник, следует быть более последовательным и объективным.
– Без задней мысли этот хитрец ничего до делает. Сначала он присылает ко мне Врублевского, затем звонит тебе и даёт правильные советы, но конечная-то его цель состоит в другом. Потом он будет всем рассказывать, в особенности знакомым офицерам милиции, что Качановский не сумел докопаться до сути дела и только благодаря помощи гениального адвоката милиция была спасена от очередного конфуза. Это и младенцу понятно. А ты ведёшь себя с ним как жирный карп, который радостно заглатывает наживку на крючке.
– А что, по-твоему, мне оставалось делать?
– Надо было сказать Кристине, что тебя вызвали в. главную комендатуру или что ты проводишь совещание и не можешь сейчас говорить с ним.
– Ты начинаешь меня утомлять своими, бесконечными спорами с адвокатом.
– Как прикажешь понимать? – Качановский почувствовал себя уязвлённым.
– Не будем попусту тратить время. Через минуту я действительно должен ехать в главную комендатуру, а ты созывай своих специалистов и принимайтесь за Врублевского.
– Слушаюсь, гражданин полковник! – Качановский вскочил со стула и вытянулся по стойке смирно.
– Кругом – шагом марш… чокнутый!
Процедура обследования Врублевского заняла около двух часов. Милицейский фотограф сделал несколько десятков снимков его головы с разных позиций, а врач определил размеры черепа, не забыв также произвести тщательный осмотр тела. После этого инженера отвели в кабинет подполковника.
– Поздравляю, – сказал Качановский, – первый экзамен вы успешно выдержали.
– Не понимаю.
– Все члены СС имели татуировку этой аббревиатуры в самых разных, местах на теле. Иногда под мышкой, нередко за ушами, даже приходилось встречать эсэсовцев, у которых наколка этого отличительного знака была на веке глаза. Несмотря на тщательный осмотр, врач не обнаружил у вас татуировку этих двух букв. Правда, после войны многие бывшие гитлеровцы избавились от этого знака принадлежности к СС хирургическим путём, но после такой операции обязательно должен остаться шрам. На вашем теле предостаточно всяких шрамов, и тем не менее доктор Трояновский считает, что они появились в результате полученных ранений, а не операции, к которой вы могли прибегнуть, чтобы ликвидировать татуировку,
Я трижды был ранен. Сначала во время боёв за Варшаву, затем при прорыве укреплений Поморского вала и, наконец, в третий раз – в Камне Поморском. Немцы взорвали пивоваренный завод, где мы держали оборону. Тогда погибло много, наших солдат. Меня засыпало обломками обвалившегося здания, а когда всё же удалось выкарабкаться из-под них, рядом разорвался шрапнельный снаряд. Получил несколько осколочных ранений. Часть осколков так и осталась в теле. Случается даже, что крохотные из них, размером не больше булавочной головки, сами выходят через кожу наружу.
– Все данные проведённых измерений, – сказал подполковник, – мы сегодня же отправим в лабораторию криминалистики и через три дня получим заключение.
– А я в это время буду в милиции?
– Нет. Мы решили не прибегать к временному задержанию.
– Чтобы опять выслушивать оскорбления от сослуживцев? Нет уж, увольте, я лучше посижу эти три дня здесь, в милиции.
– Если вы скажете на работе, что побывали в милиции, где потребовали выяснить это, как вы называете, недоразумение, то, я думаю, такое объяснение вполне удовлетворит ваше начальство и заставит замолчать тех, кто не прочь позлословить. Впрочем, мы можем выдать вам соответствующую справку.
– Спасибо. Обойдусь без этой бумажки.
– Сегодня у нас среда. Лаборатория криминалистики представит заключение не раньше субботы. Поэтому потрудитесь, пожалуйста, навестить нас ещё раз в понедельник, в 12 часов дня. К этому времени я буду иметь результаты экспертизы и, если всё будет в порядке, вы получите документ, подтверждающий беспочвенность каких бы то ни было обвинений в ваш адрес.
– Нисколько не сомневаюсь в положительном исходе проверки, – сказал Врублевский. – Я попал в эту жуткую историю из-за какого-то необъяснимого стечения обстоятельств. От души благодарю вас, пан подполковник, за внимание, проявленное к моей особе. Буду у вас в понедельник в назначенное время. До свидания.
– Хотелось бы ещё вас спросить…
– Слушаю, пан подполковник.
– Вы уже подписали документ о праве представлять ваши интересы?
– Какой документ?
– В соответствии с которым меценас Рушиньский получил бы полномочия выступать в качестве вашего защитника.
– Должен вас разочаровать. Адвокат сказал, что, если я невиновен, то милиция сразу выяснит этот вопрос и никакой защиты не потребуется. Если же я окажусь гестаповцем, то с такими преступниками он работать не может. Даже, не захотел принять денежное вознаграждение за юридическую консультацию.
– Спасибо и до встречи.
Когда Станислав Врублевский закрыл за собой дверь, Качановский ещё раз просмотрел лежащие перед ним документы. Злость на адвоката не проходила. Никто не мог бы переубедить подполковника в том, что меценас направил Врублевского к нему исключительно с целью, воспользовавшись случаем, выставить своего постоянного противника в смешном свете. В голове у него рождались различные планы мести. В глубине души Качановский не был убеждён в невиновности Врублевского. Сходство этого человека с изображённым на фотографии шефом гестапо в Брадомске настолько бросалось в глаза, что усматривать в нём только случайность было просто невозможно. Опытному офицеру милиции не требовалось заключение специалистов, чтобы понять, что на снимке изображён тот самый человек, который только что побывал в его кабинете. Укладывая папки с делами в ящики письменного стола, подполковник продолжал возмущаться – он никак не мог совладать с обуревавшими его чувствами. «Подожди, хитрая лиса, – думал он. – Ты втянул меня в хорошенькое дельце, но ведь долг платежом красен. Не сомневайся, уж я постараюсь, чтобы мы тащили этот воз в одной упряжке, не будь я Качановский».
