Текст книги "Осенний безвременник: сборник"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Полгар Андраш,Божидар Божилов,Атанас Мандаджиев,Том Виттген,Рудольф Кальчик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 51 страниц)

– Понимаю и сочувствую, вы очень расстроены…

– Да, конечно. За сочувствие спасибо, но не стоит утешать меня. Может, пойдём посидим по старой памяти в «Тримонциуме»?

– Согласен.

– Теперь вся надежда на вас. Хотя вы и не верите мне…

Они сидели за тем же столиком в глубине зала, что и в прошлый раз. Но теперь они разговаривали как люди, не только хорошо понимающие друг друга, но и одинаково верящие в возможность «воскресения» Эмилии. Оба волновались, поэтому не всегда были логичны, брались обсуждать то один вопрос, то Другой, не думая о том, какой из них более важен, а какой менее, – всё, что касалось Эмилии, было важно. Длинные Уши гордился тем, что Гео разговаривает с ним как с равным, постепенно он становился всё более многословным и, действительно, делал любопытные «открытия». Так, он стал разгадывать одну за другой загадки мнимого самоубийства и получил похвалу от Гео: «Вы не лишены логики и воображения».

Итак, когда Эмилия вышла с отцом на прогулку к разъярённому морю, что она взяла с собой? Ответ напрашивается сам: ничего. Но паспорт, деньги, одежду она могла заранее спрятать где-нибудь в глухих кустах. «А также ключ от квартиры на Леонардо да Винчи», – добавил Гео. «Да, и ключ», – рассеянно кивнул Ярослав. Но остаётся одна из главных загадок – как Эми осмелилась прыгнуть в такое море, в какое даже не всякий опытный спасатель сунется? Она ведь запросто могла вмиг утонуть в этих волнах высотой в два этажа. И тут парень даже вскочил со стула, его буквально пронзила догадка. Ещё в девятом классе, в начале учебного года, Эми как-то сказала, что у неё самый любимый вид спорта – плавание, это так красиво, ей хотелось бы стать когда-нибудь знаменитой пловчихой… но она плавает плохо, не научили. А потом она стала по утрам исчезать из дома гораздо раньше, чем надо было идти в школу. Мама Кристина очень удивлялась этому, но Эми говорила, что идёт заниматься дополнительно. А сама, наверно, бегала в бассейн, потому что, когда она приходила на первый урок, волосы у неё были чуть влажные, а кожа на руках мягкая и прохладная. Она наверняка научилась отлично плавать и держала это в секрете, чтобы потом, может быть в институте, поразить всех…

Ярослав даже побледнел, выпалив такую тираду. Гео был слегка раздосадован тем, что не он первый, а неопытный мальчишка раскопал ответ и на эту загадку.

Так, ну а что же было дальше? А дальше она добралась кое-как до скользкого от водорослей опорного столба, потом доплыла до соседнего и под покровом темноты, избитая жестокими волнами, выбралась на берег. Здесь она явно не могла задержаться: уже собирались люди, привлечённые криками отца. Она пробралась в свой тайник, в кустах переоделась, положила мокрое платье в сумку и… Главное – все были так убеждены в её гибели, что никому и в голову не пришло искать её где-то на берегу.

Гео продолжал рассуждать, и парень, соглашаясь, кивал. А что же она делала, где была эти двенадцать месяцев? Ей же нужны были крыша над головой и какая-то работа, чтобы жить. Её карманные деньги наверняка довольно быстро кончились. Но какую работу могла она получить с её образованием? Скорее всего какую-нибудь несложную и там, где особых формальностей не требуется: рабочей силы постоянно не хватает, хочешь работать – начинай, а всё остальное потом… Длинные Уши мрачно глядел в пространство. Последние фразы он слушал вполуха, какая-то мысль занимала его больше, чем логические построения Гео. Коль скоро Эми жива…

– Если она всё это сочинила, чтобы убежать отсюда с кем-нибудь другим, я… я не знаю что сделаю! – сдавленным голосом наконец проговорил он.

– Да неужели? А право на это у вас есть?

– Понимаю ваш намёк. Но всё же, простите, между нами известная разница, я мужчина…

– Я совершенно уверен в этом, однако… Впрочем, страхи ваши напрасны, и доказательством является её появление здесь, у кино. Судите сами. Она порвала со всем, что было в прошлом, следовательно, и с Пловдивом тоже, и вдруг она здесь. Что ей здесь надо? Чего она ищет, что её гложет? Ностальгия? Непреодолимая привязанность к родному дому? Вполне возможно, но прежде всего она хотела видеть вас! Правда, это могла быть какая-то другая, девушка, очень похожая на Эмилию, и этой девушке вы тоже, видимо, очень понравились… Ярослав, поймите меня правильно, я не льщу вам, по вы, безусловно, имеете большой успех у женщин…

– Не стоит об этом. Но если вы меня ещё сто раз спросите, я сто раз отвечу: здесь была Эми, я не мог ошибиться!

Они вышли из кафе и, не сговариваясь, стали бродить по улицам вокруг отеля, потом отдалились от него на приличное расстояние, вернулись другим путём, и так продолжалось довольно долго. На что они надеялись? На внезапное появление Эмилии? На то, что вот сейчас они крикнут: «Стой!» – и она будет у них в руках? Этот возглас, готовый в любую минуту сорваться с языка, засел у обоих в горле, как рыбья кость. Всё же надо было расставаться. Ярослав с тоской взглянул на Гео, молча кивнул и, опустив голову, побрёл прочь, а Гео, глядя ему вслед, уже почти не сомневался, что вся их прогулка – это поиски ветра в поле и что парень видел Эмилию так же, как свои длинные уши.

Ключ от квартиры Нелчиновых всё ещё лежал у него в кармане. Ну да, конечно же, вот способ проверить! Если парень прав, почему бы не предположить, что она сделает новую попытку проникнуть в свою старую квартиру? Ведь однажды она уже рискнула… Что ей помешало тогда? Глупо думать, что она убежала из-за его приглашения пообедать вместе, ясно – её напугало другое, скорее всего возможность столкнуться с соседкой Райкой, первой сплетницей квартала. Наверно, услышала шум на первом этаже и исчезла как дым. Но допустим также, что она беспрепятственно достигла третьего этажа, и вдруг перед глазами возникает собственное изображение – некролог на дверях! Ужас! Бежать, бежать отсюда! Всё равно – через чердачное окошко или через чёрный ход…

Он остановил машину возле самого дома на Леонардо да Винчи. Короткое расстояние до подъезда прошёл нарочито медленно, рассеянно глядя перед собой. Ничего здесь не изменилось: почтовые ящики со сломанными замками, исцарапанные гвоздём стены, из-за коричневых дверей на первом этаже запах съестного, аккуратно политые цветы в консервных банках – жизнь идёт и будет идти дальше.

На втором этаже стояли всё те же «обувки». Ему стало весело: нет, ты погляди только, их ещё не выбросили на помойку.

Он нащупал ключ в кармане и, затаив дыхание, поднялся на площадку Нелчиновых и Стаматовых. Некролог висел на прежнем месте. Это его озадачило: почему Эмилия не отлепила его и не изорвала на мелкие кусочки? Он был уверен, что она сделает так, если проберётся сюда, – ведь страшно глядеть на себя в чёрной рамке, будто и вправду чувствуешь дыхание смерти… Впрочем, почему страшно? Почему она должна испугаться собственного изображения? Наоборот, это даже забавно: она, живая и здоровая, всех обманувшая, смотрит на свидетельство удачно сыгранного спектакля, хотя он, этот спектакль, был жесток и рискован. Может, даже усмехается, она такая. Жаль, я не подумал об этом.

«Зато я, – будто слышит он из-за плеча шёпот девушки, – я подумала обо всём, прежде чем войти сюда! Вот эти следы на паласе – неужели вы скажете, что они мои? Ведь не могу же я носить обувь сорок четвёртого размера!» Гео внимательно рассмотрел самый ясный след – с цепочкой ромбиков, поднял голову, потом выпрямился во весь рост – и чуть не расхохотался в голос. Уже не соблюдая никакой осторожности, он выскочил из квартиры, оставив дверь открытой настежь, бегом спустился на второй этаж, схватил «обувки» Ночной Смены и повернул их подмётками вверх – те же ромбики, похоже на рифлёное печенье. Ах, милая девочка, сколько же детективных романов она прочла! Конечно, она ещё совсем ребёнок, и давно надо было понять это. Воображаю, что это была за картинка – шлёп-шлёп по лестнице, лёгкие туфельки в руках, а на изящных ножках эти громадины. Зато можно утереть нос любопытным!

Впрочем, погоди-ка, Гео! Откуда такая уверенность, что это она, Эмилия? Как будто мы никогда не слышали о вульгарном воровстве. Ведь тут пустая квартира, никто её не стережёт, в двери лёгкий замок… Да, всё это так, но того, кто здесь побывал, вряд ли можно заподозрить в корыстных устремлениях. Действительно, чёткие, будто и впрямь нарочно оставленные следы вели к полкам с многотомными изданиями и возвращались обратно кратчайшим путём. Ясно – у «преступника» были строго определённые намерения, он осуществил их и исчез, так как никаких следов не обнаружилось больше нигде. А книги на полках переместились – это Гео заметил сразу. Порядок, который он хорошо запомнил на всякий случай, кто-то нарушил. То же чувство охватило его, едва он перевернул последнюю страницу семейного альбома. Чего-то здесь не хватает, но чего? Гео зажёг сигарету, глубоко затянулся и стал снова перелистывать альбом. Так-так… вот Кристина на Витоше….. вот в беретике… стоп! Не было ли здесь большой фотографии, единственной без подписи внизу? На ней Кристина в молодости, с милой, доброй улыбкой… Гео вынул лупу, которую всегда носил с собой, и внимательно рассмотрел следы клея. Потом сравнил со следами на других страницах, Без всякой экспертизы никакого труда не составляло определить, что фотографию Кристины оторвали отсюда гораздо позже других снимков, подверженных той же операции. Скорее всего это случилось совсем недавно, причём, картон, к которому крепилась фотография, был надорван – человек явно спешил. Может, спросить Стаматовых? «Вспомните, пожалуйста, не было ли здесь большой фотографии вашей приятельницы?» Э, нет, это значит раскрыть перед ними карты. Лучше спокойно подумать и найти правильный ответ: кому нужна была именно эта фотография? И зачем?

Гео тщательно, закрыл дверь квартиры и стал спускаться по лестнице. В горле страшно першило, дышалось с трудом – ещё бы, наглотался пыли и затхлого воздуха. Вдруг он резко остановился: на пороге своей квартиры стояла Райка, мимо неё не смог бы проскользнуть даже невидимка.

– А-а, джурналист! А я и не узнала! (Судя по всему, она увидела его ещё на верхней площадке). Ну и когда же мы прочтём что-нибудь про себя, а?

– Будет, будет и про вас.

– А то я смотрю – давно ты не появлялся. Уж не выгнали ли тебя из газеты?

– Нет ещё.

Она прищурила один глаз, лицо выражало злобное любопытство и нетерпение:

– Может, ты ищешь квартиру? Что же не скажешь? Поможем. А что за дела у тебя там, наверху?

Гео решил вести себя с ней как можно более «доверительно» и даже «ласково».

– Ты права, Рая, дела. Я был у инженера, кое-что требовалось уточнить. Ты не пропустишь меня? Нужно срочно позвонить в редакцию. А к тебе я ещё как-нибудь загляну.

– Да кто тебе мешает? Иди!

Женщина неохотно отступила к двери. Круглые совиные глаза обшарили всю фигуру Гео с ног до головы в надежде увидеть что-нибудь припрятанное.

Гео быстро добежал до машины, с ходу рванул с места и помчался к выезду из города.

Так что же могло произойти? Однажды, когда Кристина была уже в тюрьме, к Эмилии домой явилась подруга или родственница второй жены Дишо. Она была, по её собственным словам, очень обеспокоена тяжёлым положением, в котором оказалась Эмилия, – одна, без средств, без ясного представления о будущем, да ещё нервы расходились. «Если ты в чём нуждаешься, не стесняйся, я передам твоему отцу. Ты девочка гордая, это замечательно, но надо жить…» Девочка, естественно, ответила отказом. Но родственница, специалист высшего класса в таких делах, тут же пустилась в рассуждения о судьбах одиноких девушек вообще, потом незаметно перешла к примерам из жизни приёмных детей, брошенных настоящими родителями, и всё это с восклицаниями, заламыванием рук, чтобы не оставалось ни тени сомнения в искренности её намерений. Пока она играла эту сцену, глаза её были прикованы к Эмилии: сказать или не сказать? «А, ты уже взрослая девушка…» И произнесла страшные слова.

Конечно же, Эмилия была потрясена. Но прошло немного времени, и она даже почувствовала облегчение. С момента ареста матери у неё уже зрел план покончить с этой жизнью, а теперь она порвёт и со всеми близкими, в том числе и с несчастной Кристиной. Что с того, что та была ей матерью и даже пошла на преступление ради неё, Эмилии? Никто не требовал от неё такой жертвы! В измученной душе девушки вспыхнула ярость, которая быстро перешла в ненависть к бедной женщине. На свидания она ещё не ездила и не поедет никогда! Единственное, ради чего стоило бы увидеться с «ней», это чтобы «поблагодарить» за растоптанное доброе имя, за несбывшуюся надежду стать врачом, за разрушенную первую любовь… И всё-таки в глубине души ей было мучительно горько, больно. Она страдала гораздо больше, чем когда их бросил отец. Тогда их было двое, и обе они старались переносить горе с высоко поднятой головой, были друг к другу ласковы и внимательны. Теперь рядом не было тёплого материнского плеча, родной руки… Раньше она как думала? У тебя есть мать, она тебя родила, выкормила, воспитала, в силу биологических законов она тебе самый близкий человек, какие бы чувства ни мучили тебя после раскрытия махинаций с кассой. Тяжело и страшно, что мать преступница, но она мать и совершила преступление ради тебя. Насколько проще всё стало теперь! Нет никаких препятствий, и можно привести свой план в исполнение. Именно так – полный разрыв! Она убежит, уедет, улетит, испарится… Ну а вдруг здесь объявят розыск, найдут её, возвратят с позором обратно, что тогда? Ведь будет ещё хуже, чем теперь. И тут, возможно, в её богато одарённом фантазией уме вспыхнула идея мнимого самоубийства (это верный способ со всеми разорвать и расквитаться за всё). Об уходе из жизни – не мнимом, а подлинном – она вряд ли думала, уж очень много в ней энергии, душевных сил, юного безотчётного стремления быть, действовать, наполнять собою мир!.. А когда могла прийти ей в голову эта идея? Наверняка в тот миг, когда отягощённый виной папаша Дишо явился в запущенную квартиру, где скрывалась от всех страдающая Эми. И она с лёгкой душой поехала с ним и прыгнула в бушующие волны…

Но вот прошли месяцы, прошёл-пробежал-промчался целый год. Ожесточение, как это довольно часто бывает, потеряло первоначальную остроту, пришло время более спокойных размышлений, воспоминаний. Оказалось, что старые привязанности, заглушённые бурными переживаниями прошлого лета, живы, Да, Эми пыталась отречься от всего и от всех, от мамы Кристины в первую очередь, но в один из дней новой жизни они вдруг отчётливо почувствовала, что ей ужасно хочется хотя бы посмотреть им мать: как она переносит лишение свободы, сохранила ли какой-то интерес к жизни или высохла от тоски, всеми оставленная, может быть, даже больная, Любовь к матери, освобождённая от бремени страданий, горячей волной прилила к сердцу девушки. Как же ей хотелось поддержать, подбодрить несчастную! Но пока нельзя появляться перед Кристиной, та может просто умереть, ведь у неё больное сердце, А не послать ли ей сначала какой-нибудь гостинец? Например, пирожки, она их очень любит. А уж потом сказать ей: «Мам, я их сама пекла»… Хотя бы разочек взглянуть на мать! Эх, какая же она была глупая – не взяла с собой фотографии матери, смотрела бы на неё сейчас сколько хочешь! Погоди, погоди… но ведь эту ошибку можно исправить! Куда она дела ключи от квартиры? И если прибавить к этим мыслям и чувствам ни на миг не утихающую тоску по Ярославу, по родному городу и всё чаще возникающую тягу к родному дому (плохо ли, хорошо ли, но там прошли её детские годы, там она осознала себя человеком), то станет абсолютно ясно, почему она отправилась в Пловдив как в первый раз, так и во второй под защитой (весьма, как выяснилось, ненадёжной) парика или крашеных волос.

Она была в квартире! Гео уже не сомневался в этом ни на йоту. Оставалось выехать на, шоссе и мчаться вперёд, в Софию, к Цыплёнку. Может быть, впереди последний виток крутой спирали этого необычного дела.

Ну конечно, всё-таки настигла его автоинспекция. Не успел он выехать из города, как попал в колонну «обследуемых» – останавливали каждую машину, тщательно осматривали, «обнюхивали», выстукивали, как на врачебном осмотре. Гео понял: если сейчас не вырвется, всему делу крышка. Он тихо-тихо объехал колонну и дал газ. Успел заметить, как удивлённо застыли от его наглости лица стражей автопорядка, услышал отчаянные свистки сзади… И откуда только взялась такая прыть у его скрежещущего, разболтанного, раздрызганного, но верного друга – «Запорожца»?

Вот сейчас должно появиться кривое засохшее дерево. А что если вдруг он снова увидит её там с поднятой вверх рукой? Почему бы и нет? Эмилия закончила свои «дела» в Пловдиве и сейчас, наверное, спешит поскорей исчезнуть отсюда, чтобы кануть в человеческий муравейник в каком-нибудь другом городе. Но в каком? Скорее всего в столице, где легче затеряться среди сотен тысяч её жителей, проще найти работу и оставаться незамеченной столько, сколько будет нужно. И подумать только, что его недавняя встреча с ней здесь, на шоссе, была чистой случайностью! Гео казалось, что он занят этим делом уже давно. История Эмилии поглотила его без остатка, все действующие лица этой семейной драмы были ему уже настолько хорошо знакомы, будто он с ними век вековал.

Гео сбавил ход. До полудня было ещё далеко, но солнце палило нещадно.

Дерева не было. Выкорчевали? А может, он спутал, не здесь оно росло? Тут и черты Эмилии почему-то стали расплываться перед глазами, и как он ни силился представить её себе такой, какой увидел тогда здесь, на шоссе, – в блузке без рукавов, в узких джинсах, как ни старался вообразить её глаза с живой мукой на самом дне, соединить всё это в единый образ никак не удавалось. У Гео появилось очень неприятное ощущение неуверенности в себе и даже страха: узнает ли он девушку, если встретит её завтра на улице с русыми волосами?

«До каких пор ты будешь играть с нами, как кошка с мышкой, девчонка! Мне это уже надоело!» Гео так разозлился, что решил тут же вышвырнуть за окно машины протёртый на сгибах некролог, но что-то его остановило. «Выброшу, когда найдём её!» Вспомнил, что у него в чемодане лежит прекрасная фотография Эмилии – он выпросил её у Длинных Ушей. Сегодня он отдаст фотографию в лабораторию, до конца недели она будет размножена и расклеена по всей стране. Довольно ловить кота за хвост, даже его прямой начальник отважился признать необходимость этой меры. Более того, он наверняка уже попросил у генерала разрешение объявить розыск девчонки. А генерал, еле сдерживая насмешливую улыбку, должно быть, посоветовал показать красавицу и по телевизору, как показывают иногда опасных преступников…

Дойдя в воображении до этого места, Гео просто похолодей от ужаса: а вдруг… А вдруг девочка лишь теперь решится на крайний шаг; чтобы отомстить любимому и его новой приятельнице, изображения которой не сходят со страниц газет? А что Эмилия по-прежнему или даже больше прежнего любит Ярослава, тоскует по нему – ясно как божий день, иначе зачем она так рисковала, зачем пришла в самое людное место? Конечно, чтобы посмотреть на свою любовь. А эта любовь обнимается с другой девушкой и шепчет ей на ухо всякие нежности… Теперь, что бы она ни сделала, никто ничего не подумает – ведь она для всех мертва…

Настроение падало с каждой минутой, мрачные мысли совсем одолели измученного жарой и неизвестностью Гео, он уже почти верил в новые страшные замыслы Эмилии.

София возникла неожиданно. Сначала ему навстречу побежала длинная ограда резиденции «Враня», двор которой был устлан густым пыльным покровом из листьев, потом замелькали прутья решётки, с двух сторон обрамляющей бульвар Ленина, тёмно-голубая громада гостиницы «Плиска» надвинулась и минуту спустя осталась позади. Гео постепенно успокоился и уже готов был посмеяться над опасениями, которые одолевали его только что. Конечно, Эмилия отчаянная девчонка, от неё всего можно ожидать, но самоубийство… Такое, действительно, могло прийти ему в голову только от чудовищной жары и усталости. «Стой, товарищ следователь, – сказал он – нужно чуток передохнуть и проглотить хотя бы горячий кофе».

Уличные кафе ещё не работали. «Ладно, выпьем кофе дома». Он остановил машину, купил газеты и снова помчался, обгоняя по дороге всех мотоциклистов и другие «Запорожцы». Накануне вечером он не успел связаться с майором по телефону – тот уехал с высоким начальством неизвестно куда и насколько (и, как сказала милая жена майора, «он почти ничего не взял с собой, может, завтра и вернётся»). Поэтому Гео так торопился – хотел застать майора дома, прежде чем он отправится в парк на свою обычную ежедневную зарядку. Он расскажет Цыплёнку всё от слова до слова, и пусть тот сам решает, что и как делать дальше. Общегосударственный розыск, межпланетное следствие – это и вправду дело начальников, а мы всего лишь исполнители…

Гео летел по улицам города, наперерез троллейбусам и трамваям, выжившая из своего старенького друга и помощника гораздо больше, чем можно было предположить по его обшарпанному виду. Внезапно – вроде без всякой видимой причины – Гео почувствовал дикий, нечеловеческий страх, который клещами сдавил виски. Ему показалось, что дома несчастье, что-то с Геной или Гошкой. Такое с Ним случалось в первые месяцы после женитьбы и когда Гошка был совсем крошечный. Впрочем, вероятно, это обычное состояние молодых мужчин, крепко и любовно привязанных к семье.

Он остановил машину у своего подъезда, нарочито медленно закрыл её и только тогда посмотрел вверх. Окна были распахнуты, занавески чуть колыхались– всё спокойно. Так же спокойно и тихо было на прохладной лестнице, но ведь и тишина порой обманчива…

– Это ты?… А Генка только что ушла, буквальна пить минут назад…» – Тёща вытерла передником ручку двери, руки её были облеплены тестом. – А я слышу – звонок. Кто бы это мог быть, а? Оказывается, это ты. А Генка сегодня решила уйти пораньше, у них там ожидают ревизора… А у тебя что, нет ключа? Может, ты его потерял?

– Не знаю, мама, может, и потерял. А Гошка где, встал?

– Давно. Я делаю ему пирожки с брынзой. Ты ещё не завтракал? Есть хочешь?

– Нет, спасибо…

Совершенно неожиданно для себя – и для тёщи гоже – он осторожно, чтобы не задеть очки, погладил её по щекам.

– Мальчик моется в ванной. Когда он узнает, что отец дома, он… – тёща тихо протопала у него за спиной в своих мягких тапочках, – он просто лопнет от радости.

Кругом чистота. Белоснежные тюлевые занавески еле колышутся. Балкон на кухне, видимо, только что вымыт и ещё блестит, высыхая. Да, что там ни говори, а Гена – человек очень аккуратный. Жаль, что он не писатель, а то бы назвал свою книжку «Женщина, которая любила мыть балконы». Кто откажется купить книжку с таким названием?

– Мама, я не помешаю? Мне хочется сварить себе кофе.

Всё-таки как хорошо дома! Счастье, пусть даже в нём большая доля иллюзии, даёт уверенность в себе.

– Сначала ты поешь пирожки, а кофе я сама тебе сварю.

Гео сел в кресло и развернул свой любимый «Труд», но тут же сложил и бросил на стол: газета пойдёт с кофе и сигаретой. С наслаждением вытянул ноги, закрыл глаза… Пахло мастикой – наверно, вчера натирали пол. На балконе ворковали голуби. Телефон! Как же он мог забыть? Резко отбросил кресло назад, да так, что сам чуть не потерял равновесие.

«Нет, Гео, он ещё не вернулся… – Сонный голос жены майора был едва слышен. – Что-нибудь передать ему?»

– Пожалуйста, очень прошу вас, пусть тут же позвонит мне, это крайне важно! речь идёт о… ну, он догадается, скажите ему только одно слово – «Эмилия»!

Сынишка пускал кораблики в ванной и так увлёкся, что даже головы не поднял.

– Я не хочу пирожки, ешь их сам!

– Попробуй только сказать это бабушке, капитан!

Сын смилостивился, влез отцу на плечи, и так они появились на кухне. «Но, лошадка, но-о!» Здесь пахло тестом, кофе, закипавшим на плите, свежей брынзой – домом. Гео снял мальчика с плеч и усадил с собой рядом. Пирожки дымились и издавали умопомрачительный запах. Тёща налила в большую чашку пенящийся кофе – для «хозяина дома», в чашку поменьше– горячего молока Гошке, а себе – «былкав чай» из липы и шиповника. Гео почувствовал, что он растворяется в домашнем тепле и уюте. Для полного счастья не хватало всё-таки газеты, и он послал мальчика в комнату за «Трудом».

… Так, сейчас лето, спортивные колонки не очень интересны. Может, на второй странице есть что почитать? Но и тут курортные настроения: скучная юридическая консультация в нижнем левом углу, потом про журналистов, которые «залечивают раны» в горах и на берегу моря. Посмотрим, что нам даст третья страница, хотя в культурных вопросах мы не бог весть как сильны. «Сохранить молодость души», «Подарок на память», «Тело и мозг – неделимый сплав». Вдруг взгляд его упёрся в заглавие небольшого стихотворения, данного в рубрике «Творчество трудящихся». Он лихорадочно погасил только что зажжённую сигарету и быстро закрыл стихотворение рукой. Малыш уже снова пытался оседлать его.

– Георгий, не трогай меня, посиди несколько минут спокойно…

Гео медленно отнял руку от газеты. «Упоённая бабочка». Ну, если в каждом легкокрылом видеть то, о чём думаешь днём и ночью… Гео рассмеялся. У него было такое чувство, будто цепи, которые долго сковывали тело и душу, постепенно, звено за звеном размыкаются и мягко падают. Он был совершенно счастлив. Ничего глупее такого названия нельзя придумать! Вдруг он стал читать стихотворение вслух, громко, с пафосом:

 
Я не хочу, чтобы меня тащили
Среди прохожих праздных на буксире,
Закованную в золотые нити,
Как бабочку огромную с крылами
Белее снега, сложенными в страхе…
Я не хочу быть упоённой рабством!
Я жажду крылья растворить в полёте,
Чтобы полёт свободный стал судьбою
И смыслом жизни – моей жизни!
 

Гео торжественно завершил своё «выступление» именем автора – Савена Савова.

– Мама, ты как полагаешь? – обернулся он к тёще. – Скорее всего это псевдоним, а?

– Не знаю, ты у неё спроси, – пошутила тёща.

– Именно это я и сделаю! – крикнул Гео, как будто издал боевой клич любимых Гошкиных индейцев, молниеносно свернул газету, сунул в задний карман брюк, сорвался с места – и только его и видели.

Редакция газеты «Труд» занимала три этажа массивного здания с узкими окнами. Гео Филипов с ходу пересёк полотно бульвара буквально под носом у трамвая, сунулся в тесное пространство между двумя служебными машинами, заглушил мотор и в несколько прыжков очутился в маленьком, явно наспех сколоченном бюро пропусков. Поспешность его была лишней – он хорошо знал, что редакции утренних газет работают после полудня, – но кто бы мог ждать на его месте? Кто не бросился бы вперёд в последнем рывке? Может, он найдёт кого-нибудь в отделе культуры. Может, хотя бы машинистка печатает срочный материал…

– Поднимитесь, посмотрите сами, если не верите мне, – сказала без обиды дежурная. Весь облик Гео говорил о том, что дело у него крайне важное.

– А бухгалтерия, касса?

– Это пожалуйста – второй этаж, налево.

Он заглянул в бухгалтерию, но там женский квартет так упоено болтал о чём-то, что ему было просто жаль разрушать гармонию общения, тем более что едва ли какая-нибудь из этих женщин могла ему помочь. В кассе сидела молодая женщина, одна. Гео сразу понял, что ей скучно. На вид она была приветлива и мила.

– Извините, ради бога, я хотел бы спросить вас о стихотворении в сегодняшнем номере вашей газеты – не знаю, читали ли вы его…

– Это ваше стихотворение? – кассирша вся засветилась, потом решила перейти на более официальный тон. – Вы в первый раз печатаетесь? Но ведь нигде не платят гонорар в тот же день.

– Нет, к сожалению, это не моё стихотворение. Но умоляю вас, не думайте что я свихнулся… Не знаю, с чего начать…, Потому что дело касается женщины… В общем, я хотел бы познакомиться с автором этого стихотворения! – театрально выпалил наконец Гео. – Именно сегодня, до обеда!

– От глубокой любви к поэзии, не правда ли? – Кассирша взглянули на Гео с добродушной иронией. – Но почему непременно до обеда?

– Потому что я еду на периферию… на стажировку. Уже всё готово: билет на самолёт, чемодан, А я если что задумал – в лепёшку разшибусь, но…

– Добьётесь?

– Именно! Я с детства такой, заводной.

– Хорошо, вы меня убедили. Только я не вижу, чем могу помочь вам.

– Можете, Когда она придёт получать гонорар, запишите её адрес, потом я позвоню вам по телефону – и порядок!

– Вы сами усложняете себе жизнь, товарищ,

– Простите, я не представился: Филипов, Гео. Я понимаю, о чём вы говорите. Конечно, проще всего было бы получить все сведения наверху, в отделе культуры. Но представьте себе, у меня есть серьёзнейшие причины не беспокоить их.

Кассирша улыбнулась:

– Представляю…

– Кроме того, мне очень нужно узнать её настоящее имя. То, что в газете, мне кажется вымышленным. Савена Савова… Впрочем, газета у вас, посмотрите, пожалуйста, я боюсь ошибиться.

– Вы говорите – Савена? Да, у вас неплохой вкус. Чудесные стихи!

– Вы знаете её?

– Но ведь я платила ей гонорары. И потом, она девушка заметная. Я даже запомнила её настоящее имя. Погодите, как же это…

Тонкие подведённые брови сошлись у переносицы, но, по всему судя, милая кассирша напрасно силилась вспомнить имя таинственной поэтессы. Через несколько секунд она бросила это непродуктивное занятие и снова обаятельно улыбнулась.

– Ну, ничего страшного, у меня записано.

Женщина открыла левый ящик стола, достала оттуда объёмистую твёрдую папку и принялась развязывать тесёмочки.

Сейчас всё решится! Гео облокотился на деревянную перегородку, разделявшую комнату на две части. Кассирша внимательно осматривала каждую бумажку и откладывала её в сторону.

– Вот она! Эмилия Нел-чи-но-ва. Ну, ведь помнила же!

Ни один мускул не дрогнул на лице Гео.

– Я очень, очень вам признателен! А адрес тоже есть?

– Улица Братьев Миладиновых, 22.

– Спасибо, я запомню! А… а вы случайно не знаете, где Она работает?

– Случайно знаю! – Кассирша снова расплылась в улыбке, на этот раз ещё более ироничной. – Фирменный магазин «Рила» на углу Витошки[13]13
  Так софиянцы иногда называют свой любимый бульвар Витоши.


[Закрыть] и улицы Хана Аспаруха, девушка продаёт мужские костюмы.

– Вы серьёзно? Да не может этого быть!

– Почему? Вы разочарованы? Вы ожидали чего-то более возвышенного? (Ох уж эта ирония!)

– Да. Особенно после того, как прочёл её стихи…

Самое интересное, что на этот раз Гео был вполне искренен.

Он остановил машину в пятидесяти метрах от магазина. Часы показывали без десяти десять. Так обычно и бывает: если человеку предстоит нечто важное, он обязательно посмотрит на часы, чтобы про себя отметить время свершения этого «важного». Но откуда такая уверенность, что именно здесь и сейчас он найдёт её? Продавщицы в таких магазинах обычно работают в две смены: с восьми до пятнадцати и с двенадцати до двадцати. А вдруг она во второй смене, вдруг вообще сведения у кассирши неточные? Но ответ был написан у него на счастливом лице: сегодня великий день, сегодня мне везёт, сегодня, за что бы я ни взялся, всё выйдет!