Текст книги "Дом тихой смерти (сборник)"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Яцек Рой,Т.В. Кристин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Норман Миллер

Свинемюнде, 5 декабря 1943 года.

Детектив два раза перечитал документ, потом пробежал его глазами еще раз. Вот оно что!

Самый старший сын Курт. Это – Ингмар Свенсон, свидетельствуют об этом его возраст и судоверфи в Стокгольме. Значит, у него хранятся пресловутые «золотые шахматы» – самая большая драгоценность семейства Миллеров. Почему самая большая драгоценность? Потому что шахматы сделаны из золота или…? Бакс улыбнулся. Может, они очень большие, а может… Во всяком случае, ценность их была огромна, если из-за обладания ими совершено два убийства.

Второй сын – Вольфганг – это Вольф Свенсон, о чем свидетельствуют возраст и недвижимость в Мальме. Нужно признать, что сыновья Миллера честно выполнили завещание отца – разделили имущество так, как пожелал отец, и не продали его, не польстились на деньги.

А сын Фриц, которому богатый папаша оставил акции и недвижимость в Осло? Ясно, что это «норвежец» Петер Нильсон.

Убитая Наталья Рожновская была единственной дочерью Нормана Миллера. Что стало с завещанной ей недвижимостью в Штеттине? Национализировали ли его в польском Щецине или во время войны оно превратилось в развалины во время бомбежек англичан? У Рожновской хранились фамильные драгоценности, видимо, в той шкатулке. У кого она сейчас? У Рожновского? А может быть…

Младший сын – Конрад. Может ли им быть Януш Милевский? По возрасту подходит. Чувствуется, что эксцентричный папаша больше всех любил именно младшенького, самого умного, самого способного и самого беззащитного. Оставался без отца и матери совсем в юном возрасте. Ему завещан родительский дом в Свинемюнде – теперешний пансионат «Альбатрос». Выходит, он продал его сестре, а та, в свою очередь, Боровскому. Рожновская, тогда Клара Миллер, получила от польских властей нотариальный акт, подтверждающий ее права на особняк в Свиноустье. Политика Польской Народной Республики по отношению к немецкому населению на землях, возвращенных Польше после войны, была гуманной и терпимой. Но почему дочь Нормана Миллера нарушила волю отца и продала чужому человеку дом, завещанный им своим детям?

Бедная Мария Решель! Мало сказать, что она много знала. Она знала все! Но за кого, черт возьми, она собиралась замуж? За Ингмара Свенсона? Или за «норвежца», оказавшегося в трудном материальном положении? Служанка их отца? Невероятно!

Судя по последней воле Нормана Миллера, выраженной им в своем завещании, он был настоящим фанатиком шахмат. «Неустанно совершенствуйте свое мастерство в шахматной игре, этой королевской игре», «помните о защите и о том, что иногда победу в самой важной партии вырывает черный конь». Да, иногда черному коню удается побеждать… при помощи шелкового шарфа! «Вы обязаны знать все варианты и возможности игры черным конем для того, чтобы уметь предвидеть каждый ход противника и неожиданно напасть на него». Рожновская не сумела предвидеть хода черного коня, хоть ей и помогал в игре один из лучших шахматистов Польши. А ведь в завещании на это обращалось особое внимание: предвосхищать намерения противника и препятствовать его замыслам.

А что может означать фраза: «Правильно понявший мои слова станет самым богатым в нашей семье»? Сформулировано предельно четко, вряд ли тут стоит доискиваться скрытого смысла, подразумевая ценности моральные и духовные. Хотя все может быть. Старик Миллер, и об этом не следует забывать, был антифашистом, а уже одно это в то время свидетельствовало о силе характера, решительности, чистоте помыслов. Странно, все-таки «самым богатым»! Поневоле возникает мысль, что кроме золотых шахмат и шкатулки с фамильными драгоценностями существовало еще что-то.

Прочитав несколько раз третий параграф завещания, детектив окончательно уверовал в свои предположения. Значит, надо продолжать поиски.

Да, чуть не забыл. Кто же такая эта несчастная Ковалик, а точнее Нина Миллер? Может, какая-нибудь двоюродная сестра? Или другая родственница? Вряд ли просто совпадение. С самого начала она никак не укладывалась в концепцию Бакса, и сейчас тоже ни с какого конца не укладывалась в нее. Ладно, пора и отдохнуть.

Детектив сложил драгоценный документ и сунул его в карман. Погасив свет в комнате (на всякий случай!), он подошел к окну. Какая прекрасная ночь! На фоне звездного неба темными пятнами выделялись контуры деревьев, за ними неясно просматривались соседние здания. Бакс улыбнулся. Ему всегда нравились ситуации, когда приходилось особенно интенсивно думать.

Вокруг шахматного столика собрались все обитатели «Альбатроса» – отдыхающие и обслуживающий персонал. Участники решающей партии турнира заняли свои места. Милевский был еще бледен, но весь его вид говорил о решимости выиграть. Он ни на кого не обращал внимания, полностью отдавшись игре. Он владел инициативой, и это давало ему определенное преимущество. «Норвежец», тоже внимательный и сосредоточенный, то и дело потирал свою ухоженную бородку. Ему приходилось защищаться, и это создавало немалые трудности. Он намного дольше противника думал над каждым ходом. Белые отступали, черные атаковали по всему фронту. И вот Милевский ввел в бой самую сильную фигуру – ферзя. Вскоре ему удалось выиграть еще одну пешку у соперника. Петер Нильсон до крови прикусил губу. «И не жаль ему братца», – подумал о журналисте Бакс.

Черные получили позиционное преимущество, и «норвежец» был вынужден уйти в глубокую оборону. Вряд ли такая тактика могла принести ему успех. После нескольких следующих ходов положение на доске создалось столь сложное, что болельщикам трудно было понять истинные намерения нападающего.

А тот рвался вперед отчаянно и яростно. Вот он взял белого коня, потеряв при этом две пешки, и первый раз объявил шах белому королю. Итак, инициатива Милевского переросла в неотразимую атаку. И в самом деле, массированную атаку черных двумя конями, слоном, ладьей и ферзем отразить было невозможно. Потеряв ладью, Петер Нильсон тяжело вздохнул и безнадежно развел руками.

– Я проиграл, – тихо сказал он. – Сдаюсь…

Шахматисты не играют до самого конца, пока не объявят мат или не перебьют все фигуры, а осознав безнадежность положения, сдаются.

Журналист пожал протянутую руку соперника и великодушно заметил:

– Это была трудная партия. Благодарю вас.

Болельщики оживились, стали поздравлять победителя.

Улыбающийся Милевский раскланивался направо и налево. Последним к нему подошел Бакс.

– Я восхищен вашей игрой, пан редактор, и с самого начала был уверен в вашей победе.

– Благодарю. Я обещал вам кое о чем рассказать, но очень устал. Может, мы отложим до завтра разговор?

– Хорошо, вы заслужили отдых, поговорим завтра. А сегодня вам не помешает хороший бокал вина.

– Сегодня я намерен упиться вдрызг.

– Только осторожней с коктейлями.

– Думаю, в «Чайке» меня не отравят. А как ваши дела?

– Со шведским хорошо, с другим – значительно хуже, сплошной туман.

– Завтра я сообщу вам кое-что интересное, может быть, это несколько рассеет туман. А сейчас мне очень бы хотелось сбежать отсюда. Я подумываю над тем, не махнуть ли нам в Мендзыздрое, в том городке рестораны получше, чем в Свиноустье.

– Вдвоем?

– С Боженой.

– Нет, благодарю, один будет лишним.

После обеда детектив уединился в своей комнате. «Сегодня Милевский должен получить приз – золотые шахматы и шкатулку с драгоценностями, если она еще не у него. Где Ингмар Свенсон может прятать золотые шахматы? Всего вероятнее, в каком-нибудь тайнике в своих апартаментах. Предусмотрительный папаша Миллер наверняка понаделал в своем доме несколько таких тайников. А вдруг не в доме?»

Спрятавшись за оконной шторой, Бакс на всякий случай решил понаблюдать за тем, что делается во дворе.

Первым в гараж прошел высокий швед. В руке он нес небольшую сумку. «Интересно, что в ней? Вот если бы можно было подойти и проверить. А вдруг ценная вещь будет вывезена и спрятана? Но не исключено, что в сумке окажутся обычные пустяки, и как тогда он, знаменитый детектив, будет глупо выглядеть! И вместе с тем это их насторожит. Нет, этого делать нельзя. До сих пор его план себя оправдывал, надо довести его до конца». Бакс не сомневался, что журналист сразу же сообщил своим братьям, кем является он на самом деле.

Ингмар Свенсон выехал со двора своим «таунусом». Потом отбыл на своей машине «норвежец». Потом вышли Милевский и Божена и уехали на машине Милевского. «Зачем на семейное сборище он забрал Божену? Неужели они совсем помирились? Или девушка просто дурила мне голову? Нет, нет, не сумела бы она так артистически сыграть».

Арт подождал еще, не выйдут ли супруги Свенсоны, но их не было. «Чтобы не вызывать подозрений, они отправились на прогулку, и в городе их прихватил в свою машину Нильсон или второй швед». Все-таки детектив подождал еще немного, но они так и не появились, их «вольво» остался стоять в гараже.

Бакс решил отправиться на свою обычную длительную прогулку, так как дел у него никаких не осталось, а до ужина было более пяти часов. Вторая половина августа решила вознаградить отдыхающих за непогоду первой, дни стояли теплые и солнечные, и это воскресенье тоже весьма располагало к прогулкам на открытом воздухе.

В холле его перехватил Боровский.

– На два слова, пан Ковальский.

Войдя к себе в кабинет, Боровский вынул из стоящего за письменным столом сейфа бутылку экспортной «Старки».

– Вот, располагаю экспортной «Старкой», досталось мне несколько бутылок по случаю, день воскресный, дела у нас никакого нет, почему бы и не выпить двум одиноким мужчинам, не правда ли? А у меня есть для вас интересная новость.

– С удовольствием выпью. Какая же новость?

– Я совершенно случайно услышал разговор двух братьев шведов. Знаете, о чем они говорили? – Боровский ловко откупорил бутылку и налил в рюмки. – О вас!

– Обо мне? Им больше не о чем говорить?

– Выяснилось, что вы детектив. Это правда? Эх, пан Ковальский, а я-то думал, что вы мне доверяете, ведь я…

– Быть детективом не так уж почетно, хвалиться нечем, вот я и не стал вам говорить.

– В таком случае разрешите вопрос: как идет ваше расследование?

– В ближайшие дни все решится. А «Старка» хороша!

– Экспортная, десятилетней выдержки. А вы знаете, что завтра шведы и норвежец уезжают на Мазурские озера?

– Но ведь они вернутся.

– За два дня до отъезда из Польши!

– К тому времени и так все станет ясно, мне не хватает всего нескольких звеньев, но это между нами… «Вряд ли он мне поверит, на дурака этот делец совсем не похож, но пусть думает, что я ему верю».

– Я, прошу пана, вот о чем хотел сказать. Ведь я, вы сами знаете, во всем готов помогать вам и нашей славной милиции. Выпьем еще по одной, вижу я, что дело было нелегкое, ох, нелегкое.

– Оно и остается очень трудным, скажу я вам, такое мерзкое дело.

– Вот-вот, но я не буду расспрашивать, знаю, что не обо всем можно говорить, но поймите меня. Все они разъедутся, а на моем пансионате останется пятно, сами понимаете. Но я не о том. Жаль, пан Ковальский, что я раньше не знал об истинной вашей роли, я мог бы вам помочь.

– Чем же?

– Ну, мог бы сообщить о всяких мелочах, глядишь – и пригодились бы. Вот, например, знаете ли вы, что в этом доме чуть ли не в каждой комнате устроены тайники?

– Но ведь они пустые.

– Увы. Один тайник находится в комнатах Коваликов, второй у Ингмара Свенсона, третий у норвежца, его я обнаружил только в этом году, когда перед открытием сезона делал в доме капитальный ремонт.

– Капитальный ремонт всего дома?

– Нет, только верхнего этажа, нижний и подвал отремонтирую зимой.

– Что еще вы хотели мне сказать?

– Я бы советовал вам еще сегодня ночью осмотреть автомашины моих жильцов, все. Я могу организовать это так, что никто не заметит, впрочем, могу помочь вам в этом, осмотрим их вдвоем после ужина, хорошо?

– Неплохая мысль. Вижу, вам можно доверять.

– Мне бы так хотелось сохранить доброе имя моего…

– Знаю, знаю. Вы разрешите мне позвонить?

Бакс набрал номер домашнего телефона поручика Вятера. Услышав в телефонной трубке детский голос, он попросил позвать папу. «А кто просит?» – поинтересовался ребенок. «Гиппопотам!» – страшным голосом сказал Бакс. В трубке сначала воцарилась тишина, потом послышался частый топот детских ножек и полный панического страха голос ребенка: «Папочка, тебя гиппопотам спрашивает!»

В трубке раздался строгий голос поручика:

– Что за глупые шутки? Кто говорит?

– Это я, извините, поручик. Очаровательный у вас ребенок! А у меня к вам большая просьба: мне нужен пистолет.

– Что? Как вы сказали? Пистолет? – Баксу показалось, что слово «пистолет» не меньше напугало папу, чем «гиппопотам» сына. – Мой пистолет?!

– Не обязательно ваш, чей угодно, но сегодня он у меня должен быть.

– Уставом не предусмотрено… – начал было поручик, но детектив решительно его перебил:

– Уставом предусмотрено выполнять приказы начальства, а я не слышал, что майор Шиманский снят со своего поста. Впрочем, вряд ли я буду стрелять из вашего пистолета.

– Это все так, но…

– Дайте мне пистолет без патронов, я не собираюсь из него стрелять.

– Вы хотите просто попугать кого-то? Это тоже запрещено, но я подчиняюсь. Куда привезти?

– Я звоню из пансионата. Вы можете это сделать сейчас?

– Да.

– Я жду.

Бакс повесил трубку. Боровский внимательно прислушивался к разговору, во взгляде его читался вопрос.

– Похоже, от этой «Старки» нам ничего не останется. Если сейчас придет поручик… Он не дурак выпить.

– А кто в наше время дурак? Да вы не огорчайтесь, пан Ковальский. Я располагаю несколькими бутылками этой «Старки», и могу одну вам подарить, если вы согласитесь принять ее как презент.

– Кто же откажется от экспортной «Старки»? Только ни в коем случае не как презент, я ее у вас куплю.

– Но мне она досталась бесплатно, я не могу брать за нее деньги. Пожалуйста, – он вытащил из сейфа вторую бутылку. – За… наше сотрудничество!

– Ну раз так, я не могу отказаться. А уж если вы заговорили о сотрудничестве, то ловлю вас на слове. Пистолет будет у вас!

– Как у меня? – Боровскому не пришлось притворяться удивленным, идиотское выражение лица было вполне естественным. Детектив рассмеялся. Несколько рюмок экспортной «Старки» значительно повысили его настроение.

– Вы никак боитесь? Но пистолет же не будет заряжен, вы сами слышали.

– А что мне с ним делать?

– Держать в кармане, вот и все. Разве что вам очень захочется раздобыть патроны и перестрелять всех игроков, а первым этого негодяя журналиста.

– Вот вы шутите, пан Ковальский, а я вам говорю, что у журналиста рыльце в пушку.

– Зато он пользуется успехом у женщин… и девушек!

– Что касается панны Божены… – Боровский погрозил Баксу пальцем. «Старка» и на него оказала свое размягчающее воздействие. – Что касается панны Божены, то вы пользуетесь у нее не меньшей симпатией. Нет, в самом деле, зачем вам пистолет?

– У меня есть основания полагать, что сегодняшний вечер, а особенно ночь могут оказаться беспокойными. Не исключено даже, что мне будет грозить опасность. И тогда в дело вступите вы, пан Боровский, а в ваших руках будет пистолет и моя безопасность. Незаряженный, но свое действие и так окажет.

– Окажет непременно, и точно такое же, как и заряженный. Но чего вы боитесь?

– В этом доме мне уже пришлось раз слышать свист пули у своего уха.

– Хорошо, я сделаю все, как вы скажете. Но у меня с войны остался мой пистолет, и я умею с ним обращаться. Учтите это.

Явился поручик, и вскоре бутылка «Старки» опустела. Поручик разговорился. Он похвастался, что теперь все время выигрывает у сына. И так разошелся, что пытался высказывать свое суждение по поводу некоторых шахматных дебютов, настолько он уже поднаторел в теории. Детектив поймал его на слове и предложил не сходя с места сыграть партию. Шахматы были у Боровского под рукой, не откладывая дела в долгий ящик, игроки расставили фигуры и начали игру. Под воздействием алкоголя Бакс выбрал рискованную, просто-таки авантюрную тактику игры и через несколько ходов поставил бедному поручику мат. Тот потребовал реванш, они сыграли вторую партию, и поручик столь же блистательно получил второй мат.

– Жаль, что вы не играли в нашем турнире, – заметил хозяин Баксу. – А теперь со мной, вот, я уже расставил фигуры!

Бакс отказался, ибо уже не было времени на пустяки. Он покинул пансионат в обществе поручика, удрученного проигрышем, и отправился на свою далекую одинокую прогулку, попросив поручика позвонить в Щецин. Звонить надо было немедленно. Поручик выполнил поручение. Сам же Бакс дошел, как обычно, до волнореза и долго стоял там, любуясь спокойным морем и восхищаясь упорством рыбаков, сидящих с удочками по всему волнорезу. Тот факт, что рыба не ловилась, – их совершенно не смущал.

Начинало смеркаться. Детектив вернулся в пансионат. Когда он вошел во двор «Альбатроса», все машины стояли уже на месте. Было около семи вечера.

После ужина состоялось торжественное вручение призов. Хозяин пансионата под аккомпанемент приветственных возгласов вручил журналисту серебряный кубок и бутылку коньяка, которую тот сразу выставил на стол. Покрасневший от радости и гордости Олаф получил прекрасный альбом. Бутылка «Наполеона» была торжественно распита, провозглашено несколько банальных тостов – в конце концов, не чемпионат же мира отмечался! – и начались танцы. Воспользовавшись этим, детектив незаметно покинул гостиную.

«Быстрее, быстрее!» – подгонял он себя. Оказавшись в гараже, он не стал зажигать свет, так как мог уже действовать на ощупь. Дверца машины (замок открылся быстрее, чем в прошлый раз), радиоприемник, тайник. Сердце билось часто, да что там – колотилось как никогда! Прав он или не прав – ведь никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, и вот сейчас, в одну секунду мог рухнуть весь точно рассчитанный план. Нет, не может быть, чтобы многие дни и ночи размышлений, поисков, сопоставлений оказались напрасны! Чтобы его, Аристотеля Бакса, подвела его знаменитая интуиция! Вот оно, тут! Кожаный мешочек. Быстрее! Свет фонарика. В узком луче света матово блеснули черные и золотые шахматные фигуры, разноцветной радугой заискрились украшавшие их бриллианты. Шахматы папаши Миллера. Большие, тяжелые. Золотые? А тут еще огромной ценности драгоценные камни, из которых каждый самый маленький мог стоить многие тысячи злотых. Сколько же большие? И сколько же здесь этих камней? Ясно, что шахматы представляли огромную ценность. Это целое состояние, которого хватит на долгую безбедную жизнь на Западе.

Минутку, в тайнике находится еще что-то. Ага, шкатулка! Все правильно, она и должна была оказаться у победителя турнира. Так, посмотрим.

Детектив открыл шкатулку, наполненную фамильными драгоценностями Миллеров. А поверх них… Нет, это невозможно! И все-таки… Поверх них лежали два заграничных паспорта. Один – на имя журналиста. А второй… Как ни хотелось Баксу не верить своим глазам, но реальность была неумолимой: второй паспорт был выписан на имя Вожены. И при этом еще билеты на паром до Стада. И дата…

Детектива обдало жаром. На билетах стояло завтрашнее число. Он знал, что паром отправляется в семь утра, значит… Нет, не могла Божена так притворяться! «Старый дурак, неужели ты никак не можешь понять, что красивые девушки не для тебя?» Он положил документы на место, закрыл шкатулку. Надо торопиться, сейчас закончится танец, они могут выйти. К делу, к делу! А как тут заставить себя успокоиться и сосредоточиться, когда в голове одна Божена?

Надо! И к черту баб! Детектив заставил себя пересчитать шахматы, торопливо перебирая фигурки. Тридцать две, как и положено. Взяв в руку двух черных коней, он внимательно осмотрел их. Тонкая работа! Но почему старик Миллер особо упомянул их в своем завещании? Почему не белых? Осмотрим и белых. Во всем похожи. Хотя минуточку… Да не во всем.

Взяв обе фигурки белых коней в левую руку, а черных – в правую, он взвесил их. Потом поменял местами. Сомнений не осталось – черные были легче! Внимательнейшим образом осмотрев белых и черных коней, Бакс обнаружил тонюсенькую черту в том месте, где головы черных коней примыкали к круглому туловищу. Оказалось, голова откручивается. В полом туловище одного из черных коней оказался микроскопический ключик, в тайнике другого – свернутый трубочкой кусок пергамента, исписанный микроскопическими буквами. Это было письмо. Начиналось оно обращением «Дорогой Конрад!», кончалось подписью «твой отец».

Значит, журналист еще не открыл тайны черных коней! Просто не успел, у него пока не было времени.

А теперь сложить все так, как было! Какой прекрасный вечер! Миллионы звезд на прозрачном темно-синем небе, издали доносится мерный, успокаивающий шум моря. Полная победа! Виктория! Триумф – что там еще? Вот только Божена…

А танец еще не кончился, сквозь раскрытые окна гостиной плыла мелодия модного шлягера. Бакс взглянул на часы. Его отсутствие длилось около семи минут, а ему казалось – целую вечность. В холле стоял и курил доктор Полтыка. Очень кстати, можно присоединиться к нему и сделать вид, что все время тут проговорил с доктором. Огромное облегчение – его отсутствия никто не заметил.

А в «Альбатросе» развлекались вовсю. Музыка, крепкие напитки, танцы. Казалось, обитатели пансионата раз и навсегда забыли все неприятное, что случилось здесь в столь недавнее время, и решили радоваться жизни. Доктор Полтыка увивался вокруг одной из подруг Розочки, вторую с двух сторон атаковали попеременно Ингмар Свенсон и художник, жена которого напропалую флиртовала с угрюмым норвежцем, а за самой Розочкой приударял ее хозяин. Журналист не отходил от студентки.

Уже было далеко за полночь, когда детектив, собрав остатки мужества, пригласил девушку на танец.

– Поздравляю, наконец-то отважился, – сказала Божена, когда, они закружились под музыку. – А я все ждала, ждала… Арт, не слишком ли много ты сегодня пьешь?

Он и в самом деле много пил, но ведь это был его день, а в этот день он мог перепить и слона. Или одного майора из щецинской милиции.

– Брось, – резко перебила его Божена, когда он попытался что-то сказать в свое оправдание. – Дело твое, конечно, но что мне прикажешь делать? Бегать за тобой и отнимать бутылку? Да и компаньонов ты выбрал себе – хуже не придумаешь: доктор и художник, о боже! Арт, у меня очень важный разговор, я начну говорить, буду смеяться, ты тоже, Януш не спускает с нас глаз – чтобы он ничего не заподозрил.

– Он выиграл, сегодня он победитель.

– Арт, возьми себя в руки и слушай же меня внимательно, у меня отчаянное положение, ха-ха-ха!

Наконец-то до Бакса дошел истинный смысл ее слов, а прерывающийся голос и отчаяние в глазах пробились сквозь хмельную завесу.

– Говори, Божена, я совсем не пьян.

– Смейся же, не дай бог, Януш догадается!

– Ха-ха-ха!

– Господи, неужели ты не можешь смеяться более натурально?

– Не могу, расскажи тогда какой-нибудь анекдот.

– До анекдотов ли мне сейчас, Арт?

– Ладно, я попробую еще раз: хе-хе-хе!

– Ну, вот, уже лучше. Знаешь, что мне предложил Януш?

Как молния его пронзила мысль: «Если скажет мне сама – значит, не лгала, значит, и в самом деле собиралась закончить институт, значит, и в самом деле я ей небезразличен!»

– Тише, Божена, Януш со своей партнершей подходят к нам.

– Давай быстренько какой-нибудь анекдот, Арт!

– Шотландский хочешь? Один шотландец пригласил на завтрак соседа и угощает гостя куском хлеба с каплей меда. – Журналист со своей партнершей, подругой Розочки, уже был рядом. – Ого, говорит гость, я вижу, что вы, мистер Мак-Грегор, завели пчелу, хе-хе-хе!

– Ха-ха-ха! – Божена хохотала так, как будто ей и в самом деле рассказали остроумный анекдот. – Ой, умора! Знаешь, Януш, Арт тут такие анекдоты выдает, обхохочешься! Арт, давай еще раз тот, шотландский!

Смеялся журналист, смеялась девушка, с которой тот танцевал. Когда они отдалились, Божена продолжила разговор:

– Он предложил мне завтра утром уехать с ним в Швецию!

У Арта камень свалился с души.

– Божена, дорогая! А раньше он тебе этого не предлагал?

– В том-то и дело! С тех пор, как в июле мы подали документы на выезд, он и словом не обмолвился об этом. Ты ведь знаешь, что я ему все высказала.

– А почему же теперь встал вопрос о вашем выезде?

– Он говорит, что это будет поездка всего лишь на несколько дней, он покажет мне свой дом. Я не знаю, что мне делать! Я его боюсь, Арт!

– А что ты ему ответила? Ведь паром отходит в семь утра, осталось всего несколько часов.

– Я отказалась. Он настаивал, уговаривал, угрожал, но я – ни в какую. Чтобы отвязался, я согласилась его завтра – нет, уже сегодня – проводить на паром.

«Ловко! Этот мошенник все обдумал. Под каким-нибудь предлогом он затащил бы девушку на паром, усыпил или напоил ее и увез. Поминай как звали!» Тут детектив окончательно протрезвел.

– Ха-ха-ха! – смеялась Божена, и теперь ее смех звучал совсем невесело. – Арт, скажи что-нибудь смешное, а то разревусь! Тебе так и не удалось распутать это дело, Арт? А я надеялась. А завтра все разъезжаются.

– Удалось, Божена, удалось! И все будет в порядке. Сейчас не спрашивай ни о чем, только будь осторожна. Ну вот, танец кончился, пойдем, присоединимся к ним.

Детектив сел рядом с Милевским.

– Вы прекрасно танцуете, – сказал тот. – Позавидовать можно!

– Выпьем! – предложил Бакс. – Выпьем на прощание!

– Прощание? – удивился Милевский. – Какое прощание? Ведь утром после завтрака нам с вами предстоит интересный разговор.

– После завтрака? – повторил детектив таким тоном, что журналист побледнел и бросил настороженный взгляд на собеседника. – Как вы это себе представляете? Ведь завтракать вы собираетесь на пароме, отплывающем в Швецию!

Журналист вскочил, как будто собираясь бежать, но тут же сел, схватил свою рюмку и одним духом выпил ее содержимое. Разговоры в гостиной прекратились, взоры всех обратились к ним.

– Я вас не понимаю, – пробормотал журналист. – Что вы имеете в виду?

– Ваш выезд в Швецию. Вы купили билет, точнее, билеты на завтра, точнее, на сегодня, на семь утра. Как в этой ситуации вы представляете себе нашу беседу после завтрака?

Милевский со злостью взглянул на студентку, потом повернулся к Баксу. В его взгляде пылала ненависть.

– А что, собственно, вы имеете против этого? Почему мне нельзя уехать, куда я хочу?

– Вам никуда нельзя уезжать, ни в Швецию, ни в какое другое место, – твердо сказал детектив. Краем глаза, он видел, как Боровский сунул руку в карман. Бедная Божена, как она испугана! Скандинавы вытягивали шеи, стараясь что-то понять (разговор шел по-польски), догадываясь, что происходит нечто очень важное. Журналист с наигранной беспомощностью огляделся вокруг, как бы ища человека, который мог бы объяснить этому долговязому нахалу с копной соломенных волос на голове и съехавшими на кончик носа очками всю неуместность его шуток в этом месте и в этом обществе. Ответом ему было молчание. А детектив продолжал:

– Вы арестованы, Милевский. Вот мое удостоверение. Арестованы по обвинению в том, что стреляли в меня.

– Я? Стрелял? Вы утверждаете, что я в вас стрелял?

– Да, стреляли! Вы обвиняетесь в попытке убийства. Пока это единственное обвинение. И поскольку я вам не доверяю, руки! Ваши руки, Милевский! – Детектив вытащил наручники, которыми его снабдил поручик Вятер.

При виде наручников журналист пришел в ярость.

– Жалею, что промахнулся! – злобно крикнул он и, схватив со стола бутылку, запустил ее в детектива. Тот успел увернуться, и бутылка ударилась в стену. Громкий звон разбитого стекла прервал гнетущую тишину.

Милевский кинулся было к дверям, но путь ему преградил хозяин пансионата с револьвером в руке.

– Стой, не то стреляю! – крикнул он ужасным голосом.

Милевский остановился, опустил голову. Оглянувшись на других и не найдя поддержки, он протянул детективу руки. Звякнули наручники.

– Что ж, я признаюсь в том, что стрелял в вас, – повторил он. – И это все. Больше вы ни в чем не можете меня обвинить.

– Знаем мы таких! – погрозил ему пистолетом владелец «Альбатроса». Он уже целиком вошел в свою роль и напрочь забыл о том, что еще совсем недавно не обращался к Милевскому иначе, как «уважаемый пан редактор». – Хорош гусь! Из-за вас теперь реноме моего пансионата…

– Спокойно, – урезонил Боровского детектив и, отобрав у него пистолет, сунул в карман. – Слишком вы нервничаете, пан редактор, надо уметь проигрывать.

– Рожновскую убил не я! – крикнул Милевский. – Это он! – И он указал на «норвежца».

– Скотина! – взорвался тот. – Врешь, собака!

– Прямо зоопарк какой-то! – пробормотал детектив и громким голосом обратился к собравшимся на безупречном немецком языке.

– Еще раз прошу всех сохранять спокойствие. И предупреждаю, без глупостей! Дом окружен милицией.

Он подошел к окну и бросил в темноту:

– Входи, Павел, начнем!

– Иду! – отозвался я. Уже больше часа ждал я его приглашения и, признаться, у меня порядком затекли ноги. К тому же ночи на Балтике даже летом бывают прохладные. Продрог и мой коллега поручик Вятер. Это он позвонил мне вечером и сообщил, что «пан Бакс просил прибыть и оказать поддержку, у него для вас интересные новости». Именно так Бакс изволил выразиться: оказать поддержку. А когда поручик добавил, что по просьбе детектива передал ему пистолет, правда, незаряженный, я понял, что медлить нельзя, и, взяв машину, помчался в Свиноустье. Все это совсем не походило на моего друга. Он никогда не просил «поддержки», избегал акций, связанных с применением оружия, более того, испытывал чуть ли не органическое отвращение ко всем стреляющим предметам, а тут… Видимо, шахматист-убийца был исключительно опасным преступником, мой друг знал, что делает. В соответствии с инструкциями детектива мы, укрывшись в засаде перед виллой, ждали условного сигнала. И вот, наконец, этот сигнал прозвучал!

Мы вбежали в дом. Мундир поручика произвел нужное впечатление. О себе я из скромности умолчу, хотя не думаю, что появление молодца весом в сто килограммов и ростом под потолок могло бы пройти незамеченным. Наконец-то я мог пожать руку моего дорогого друга!

– Привет, как дела?

– В порядке, – ответил он, скривившись от боли и помахав рукой.

Я оглядел собравшихся. Неплохое общество, похоже, что не пьяные. Один из них, очень грустный, был в наручниках.

– Так с чего начнем? – поинтересовался я.

– Прошу всех за мной, – распорядился Бакс. Он вернул пистолет поручику и первым двинулся к дверям.

Высокий, слегка сутулый, с копной соломенных волос на голове, он, как всегда, выглядел несолидно, но слушались его беспрекословно. И хотя Бакс ничего не объяснил, все послушно пошли за ним, не говоря ни слова. Мы с поручиком и Боровским замыкали это странное шествие.

Пройдя через двор, мы вслед за Баксом вошли в гараж. Остановившись у роскошного «мерседеса», Бакс попросил ключи у его владельца. Милевский не торопился отдать ему ключи от своей машины, но куда ему деться? Дал. Открыв машину, Бакс на глазах у всех вынул что-то из тайника, который был устроен за радиоприемником.