Текст книги "Дом тихой смерти (сборник)"
Автор книги: Ежи Эдигей
Соавторы: Яцек Рой,Т.В. Кристин
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)
– Расследование мы вели старательно, Арт, уверяю тебя, было сделано все, что в наших силах…
– …и дело пошло в архив?
– Увы, пойдет.
– Значит, сделано было не все. Да что там – не было сделано главного – не найден преступник.
– Но согласись, что и преступление из ряда вон выходящее. Абсолютное отсутствие мотива преступления, ничего не украдено, Рожновские были идеальной парой, жили душа в душу, никаких врагов у них не было.
– Но поскольку убийство совершено по заранее продуманному плану – а об этом свидетельствуют обстоятельства преступления, – мотив должен быть. Ты же не можешь с этим не согласиться. Тут еще иностранцы… А как насчет родственников?
– У нее нет никакой родни, да и у него только дальняя, с ними Рожновские практически не поддерживали никаких отношений.
– А у самого Рожновского не было повода?
– Ты считаешь, что глупая милиция не подумала об этом? Нет, жили они дружно, никогда не ссорились. Впрочем, кто знает, как там было в действительности. Но можешь ты представить себе человека, способного задушить собственную жену, а потом лечь в постель рядом с трупом и преспокойно заснуть?
– Я не представляю, я… думаю. К тому же не мешало бы тебе знать, что даже в самом идеальном браке всегда найдется повод для совершения убийства. Это не я придумал, а некий Бернард Шоу.
– К нашему случаю это правило не подходит, Арт.
– Не подходит? Вы так уверены в том, что Рожновский действительно спал в то время, как в постели лежала мертвая жена?
Я смотрел на него, потеряв дар речи. Прокручивая в голове материалы дела – показания обитателей пансиона, других свидетелей, данные экспертизы – я не мог найти ни одного веского довода, чтобы возразить Баксу.
От выслушивания очередной колкости меня спасла бурная контратака «Погони». Когда она закончилась, как и все предыдущие, неудачей и болельщики немного успокоились, Арт снова повернулся ко мне. В глазах его был вопрос.
– Послушай, Павел, откуда мне знакома эта фамилия Рожновский?
– Вряд ли ты встречал ее в газетах в связи с убийством. Мы позаботились, чтобы материалы следствия не просочились в печать.
– Нет, слышал я ее не в связи с убийством, у меня она ассоциируется со спортом. Это возможно?
– Ну, конечно! – улыбнулся я, – ведь Рожновский – известный в Польше шахматист. Здесь, в Щецине, пожалуй, он самый сильный.
– И не только в Щецине. Он один из лучших польских шахматистов, не раз возглавлял сборную страны Международный гроссмейстер, как же я сразу не вспомнил?
– Тебе лучше знать, – осторожно согласился я. Не в пример Баксу, я не настолько хорошо разбираюсь в шахматных делах, а если быть уж совсем откровенным, то вообще не играю в шахматы. – Ты знаешь, Арт, это преступление вообще как-то уж очень тесно связано с шахматами. Офицер, возглавлявший группу, сообщил, например, такой факт: все проживавшие в момент преступления в «Альбатросе» были прекрасными шахматистами – и наши и иностранцы. Они даже проводили в пансионате шахматный турнир.
Аристотель Бакс задумался. Он внимательно смотрел на футбольное поле, но мысли его явно были далеки далеко от футбольных баталий. Игра его совершенно не интересовала, да, признаться, и других вряд ли могла заинтересовать. «Погоня» совсем скисла, а гости, имея гол в запасе, не считали нужным тратить много сил. Я не мешал Арту думать. Но вот он потер подбородок, посмотрел на меня заблестевшими веселыми глазами и сказал:
– Павел, шахматы – замечательная игра. Не найдется ли у тебя какой-нибудь завалящей комнатенки в Свиноустье?
– Значит, ты согласен? – обрадовался я.
– Так найдется комнатенка или нет?
– Да я тебе обеспечу апартаменты в лучшей гостинице города!
– Меня вполне устроит скромная комнатка под самой крышей. Ты ведь знаешь, долгие годы я маялся в таком крохотном помещении, где совершенно не было места для моих книг, не говоря уже обо мне. Так что скромной комнатки вполне достаточно. Разумеется, все расходы, товарищ майор, покроет ваше ведомство. Так что, давайте соблюдать экономию.
– Замечательно, Арт, считай, что мы договорились! Сейчас после матча мы с тобой хорошенько пообедаем, а вечером все-таки посетим «Каскад».
«Погоня», разумеется, проиграла. Толпа удрученных болельщиков вынесла нас со стадиона. Я же сиял от радости. Еще бы, удалось уговорить заняться этой темной историей одну из самых светлых голов страны! Может быть, теперь удастся разгадать тайну преступления, совершенного в «Альбатросе»? Может быть?! Да наверняка! Убийца Натальи Рожновской, кем бы он ни был, с этой минуты должен потерять покой и сон…
На следующее утро я испытал все прелести похмелья, которому даже два литра выпитой мной простокваши не нанесли ни малейшего ущерба. Через силу заставил себя подняться с постели и принять душ. Каждый понедельник я проводил короткое оперативное совещание в отделе, так что хочешь не хочешь надо было привести себя в рабочее состояние. И выпили-то вчера всего чуть больше, чем следовало, а вот поди ж ты… Хорошо Аристотелю, он может поспать. Мы договорились, что в управление он придет только к десяти.
На работе меня поджидал сюрприз. Только что из Свиноустья получена была телефонограмма, заставившая меня глубоко задуматься и напрячь все свои умственные способности, что в моем состоянии было не так-то просто. Дело оказывалось куда сложнее, чем представлялось мне еще вчера. Я достал уже успевшую несколько запылиться папку с документами, освежая в памяти подзабытое дело и рассматривая немного выцветшие фотографии. Захлопнув папку, я фломастером жирно перечеркнул надпись на папке «Дело прекращено» и приобщил к ее содержимому полученную утром телефонограмму.
Проведя оперативку, я вернулся в свой кабинет, и не успел сесть за стол, как тут же зазвонил телефон.
– Товарищ майор, – услышал я голос дежурного сержанта, – к вам тут пришли. Сейчас, никак не пойму, как его зовут. Повторите, гражданин!
– Не надо фамилии, давай его немедленно ко мне!
Через минуту, сопровождаемый недоверчивым сержантом, вошел улыбающийся Арт и непринужденно плюхнулся в кресло. Сержант вышел.
– Неужели ему никогда не встречалось имя Аристотель? Вертел мой паспорт, как будто я с Марса свалился. Знаешь, я себя неважно чувствую.
– Я тоже. Послушай, утром пришла телефонограмма из Свиноустья, вот она. Сегодня ночью в «Альбатросе» была предпринята попытка убить Марию Решель, ну, помнишь, экономка и кухарка, я тебе вчера о ней говорил.
– Так почему же мы с тобой сидим здесь? – Он сорвался с места, готовый мчаться сию же минуту на место преступления.
– Мы действительно можем отправиться сию минуту, но вот твои вещи…
– Они со мной! – Арт похлопал по видавшей виды дорожной сумке. – В ней весь мой багаж. И еще найдется место для этих сокровищ, – он бесцеремонно сгреб со стола папку с документами дела и сунул ее в свою сумку.
Я набросал короткую записку моему заместителю, распорядился сообщить местному отделению милиции в Свиноустье, что мы выезжаем, и уже через минуту милицейский «Фиат» на максимальной скорости мчался в направлении курорта.
– Мне тебя сам бог послал, Арт, теперь ты видишь, какое это дело, сплошные головоломки.
Удобно разместившись на заднем сидении, Бакс как раз знакомился с головоломками, просматривая материалы дела. Он хмыкал, бурчал что-то себе под нос, некоторые документы откладывал не просматривая, другие перечитывал по несколько раз, вдруг замирая и глядя перед собой невидящими глазами, потом опять принимался перелистывать страницы, ероша волосы и отбрасывая пряди, падавшие на глаза. Наконец он захлопнул папку и молча отдал ее мне. Я мог бы поклясться, что его феноменальная память запечатлела каждую деталь следственного материала, каждый фрагмент фотографий, малейшую черточку в любой схеме.
– Ну а что же все-таки с шарфиком?
– Видимо, ничего не удалось выяснить. А почему ты спрашиваешь о таком пустяке?
– Пустяк, значит? Ну и работнички в твоей группе!
Бакс помолчал, раздумывая о чем-то своем, потом пробормотал:
– Странно, очень странно.
– Что странно?
– А то, что сегодняшняя жертва, недодушенная экономка, не играет в шахматы.
Естественно, я ничего не понимал.
– Арт, что общего между шахматами и убийством в Свиноустье? И покушением на второе убийство?
– А что общего между луной и рыбой? – ответил он вопросом на вопрос. – Вроде бы, далекие друг от друга понятия, и тем не менее такая связь существует. Спроси любого рыбака, и он тебе скажет, когда лучше ловить рыбу – во время прилива или отлива.
Проявив таким образом свой несносный характер, Арт перешел к сути дела. Это был длинный, и, я бы сказал, весьма хаотичный монолог. Вопросов я не задавал, зная своего друга, и только внимательно слушал. Видимо, мрачная загадка нераскрытого преступления задела Арта за живое, а тут еще сегодняшнее происшествие.
Итак, Арт размышлял вслух, нисколько не считаясь с моим присутствием (на что я совершенно не обижался), перетряхивая известные мне и неизвестные или подзабытые факты, сопоставляя их, подгоняя один к другому и опять разбивая на составляющие элементы И, естественно, увязывая их с новым преступлением, совершенным в том же пансионате.
– Допрошено четырнадцать свидетелей. Весьма вероятно, что именно среди них следует искать преступника. Итак, кто они? Владелец пансионата Роман Боровский. Весьма состоятельный человек. Кроме фешенебельного пансионата в Свиноустье ему принадлежит еще и фотоателье. Возраст? Мужчина в самом соку. Не женат. Видимо, неглуп, ибо в своих показаниях ухитрился не сказать ничего существенного. Дальше. Два шведа, родные братья – Ингмар Свенсон, шестидесяти лет, разведенный, и его брат Вольф с женой и двенадцатилетним сыном, наша бдительная милиция, конечно, постаралась, мальчишку тоже допрашивали, причем три раза. И правильно! Если даже не он убил, теперь десять раз подумает, прежде чем решится убить кого-нибудь в нашем благословенном крае, если ему, конечно, придет в голову такая блажь. Да, профилактика преступлений – большое дело…
Пусть себе иронизирует, язвительные замечания Арта меня нисколько не трогали, я просто пропускал их мимо ушей, следя за нитью его рассуждений.
– Чтобы покончить с иностранцами, назову еще норвежца Петера Нильсона, адвоката из Осло. Из поляков уже известный нам Рожновский, молодой врач Полтыка, студентка Божена Чедо, наверняка хорошенькая, пострадавшая Мария Решель и обслуживающий персонал пансионата в количестве двух человек: истопник Лизенга, он же столяр, он же слесарь, он же дворник, и горничная, она же официантка, она же уборщица, Розалия Лукасевич. В своих показаниях все свидетели называли ее Розочкой – наверняка симпатичная и страшно рассеянная.
Тут и я позволил себе проявить иронию:
– Студентка хорошенькая, горничная рассеянная. Не слишком ли скороспелые выводы, Арт?
Он посмотрел на меня, удивляясь моей несообразительности.
– Никакой скороспелости. Я мог бы тебе об этих девушках рассказать намного больше. Ну хотя бы студентка. Сам подумай, двадцать лет, учится в институте физкультуры, значит, спортивная, подтянутая, стройная. Ею серьезно увлечен известный варшавский журналист, знаменитость. Думаешь, он бы увлекся некрасивой? Журналиста я специально оставил напоследок.
– Ну, что касается студентки, ты меня почти убедил. Кстати, журналисту Милевскому под пятьдесят, так что у тебя есть все шансы.
– Там увидим. – Арт не поддержал моей шутки. – Красота – это, конечно, очень важно, но в нашем деле важна не красота, а… шахматы!
– При чем здесь шахматы? Ты хотел сказать мне о журналисте.
– Этот Януш Милевский интересная личность, я сужу по публикациям и телевизионным спортивным передачам, которые он ведет. И ты не мог его не заметить. Такой интересный мужчина, и его передачи всегда тоже очень интересны. Эрудит. А шахматы…
– Да они тебя просто преследуют, эти шахматы!
– Ты прав, я ни на миг не могу отделаться от мысли о них.
– Но почему? С таким же успехом отдыхающие могли играть и в преферанс или бридж. Весь август шел дождь, что им оставалось делать?
– Вот именно, могли играть в преферанс. Но не играли! Старик, из четырнадцати обитателей «Альбатроса» девять – шахматисты Если отбросить кочегара и женщин – все! Случайность? Шахматы не самая легкая игра. Неужели проницательный майор нашей славной милиции не обратил внимания на этот факт? А ведь он заставил бы задуматься и советскую милицию, случись там подобное стечение обстоятельств, хотя в Советском Союзе шахматистов в несколько десятков раз больше, чем у нас, да и классом они значительно выше. Что же получается? Все приехавшие в «Альбатрос» иностранцы – шахматисты, Рожновский вообще профессионал, журналист Милевский – известный специалист в области теории шахмат, а сам хозяин очень хороший игрок. Что ты на это скажешь?
– Стечение обстоятельств.
– Может быть, и так. А помнишь, какую роль сыграл покер в деле братьев из Юзефова? Только благодаря ему мы напали на след опасных преступников.
– Да, ты прав.
– А пока я одно знаю твердо: преступник великолепно ориентируется в дебютах, познал все секреты шахматных комбинаций и нюансы эндшпилей. И зная это, я могу исключить из числа подозреваемых уже теперь нескольких человек, а именно тех, кто вообще не умеет играть в шахматы или играет слабо. А это уже немало!
– Немало, но недостаточно, чтобы найти преступника.
– Зато достаточно, чтобы снять подозрение в убийстве Рожновской с очаровательной студентки физкультинститута.
– А что, она не играет в шахматы? – рассмеялся я.
– Вот именно!
«Фиат» въехал на мост, соединяющий материк с островом Волин. Через полчаса показались дома на окраине Свиноустья. Перед паромом выстроилась длинная цепочка из грузовых и легковых машин. К счастью, шофер нашей машины пользовался у паромщиков особыми правами, и нам удалось избежать стояния в очереди. Когда паром отчалил, мы смогли полюбоваться открывшейся перед нами прекрасной панорамой. Сколько зелени, действительно город-парк! А по левую руку возвышались современные стройные высокие здания. Какое оживленное движение на канале! И большие величественные корабли, и поменьше, и совсем маленькие. Флаги всех стран мира. И если Щецин справедливо называют у нас оком Польши, глядящим на север, то зеница этого ока – без сомнения Свиноустье.
Итак, мы неторопливо двигались по каналу, а я, пользуясь случаем и вынужденным бездействием, знакомил своего друга с достопримечательностями курортного города, не забывая, разумеется, в общих чертах обрисовать специфику работы наших органов в этом городе и даже попутно охарактеризовать наиболее достойных сотрудников, таких, например, как молодой и очень энергичный подполковник Ежи С.
Паром остановился. Люди засуетились, готовясь сойти на берег. Радостные, оживленные, беззаботные лица, яркие летние одежды. Известное дело – народ едет отдыхать, предвкушает отдых – июль, солнце, море. Эх! Люди, продвигаясь к трапу, весело переговариваются, шутят, смеются. Какая-то немолодая полная варшавянка уже давно и безуспешно пытается добиться ответа на вопрос, кому же в конце концов она должна заплатить за проезд. В ответ ей лишь смеялись и маловразумительно объясняли, что на паромах всегда ездят зайцами, охотно приводя в пример себя. Подобные разговоры вызывали возмущение дисциплинированной варшавянки, привыкшей всегда платить за проезд в любом виде транспорта. Наконец кто-то сжалился над бедной женщиной и объяснил ей, что проезд на пароме бесплатный, но она уже никому не верила, и еще долго слышался ее отчаянный возглас: «Господи, да где же здесь касса?»
Наша машина съехала с парома, мы уселись в нее и направились в приморский район города. Краем глаза я наблюдал за другом, погрузившимся в глубокие размышления.
Пансионат «Альбатрос» занимал красивое здание, которое можно было назвать трехэтажным, хотя третий этаж представлял собой скорее мансарду под самой крышей. В целом же это был очень привлекательный дом, украшенный по углам крыши изящными башенками, игравшими чисто декоративную роль. Крыша дома, покрытая темно-красной черепицей, красиво оттеняла стены здания, выкрашенного в кремовый цвет, кирпичи же по углам, на фрамугах окон и над подвальным помещением были каштанового оттенка.
За главным зданием размещались другие постройки – гаражи и хозяйственные помещения. Весь комплекс зданий окружал ухоженный ярко-зеленый газон, на котором гордо возвышалось несколько стройных елей. Одним словом – картинка.
Располагался пансионат в самом что ни на есть удачном месте – на приморском бульваре, но не в оживленной части, а в самом конце. Дальше уже не было никаких построек, сразу за домом начинался лес, точнее, возвышался холм, покрытый буйной растительностью, за ним проходила граница с Германской Демократической Республикой.
Поднявшись по ступенькам парадного крыльца, мы оказались в холле, где нас уже ожидали. Одного из трех мужчин я знал, это был следователь районного отделения милиции по фамилии Вятер. От второго, одетого, несмотря на жару, в темный костюм, при галстуке, за километр несло прокурором. Очень не люблю я иметь дело с такими вот свежеиспеченными прокурорами, может, просто не везло, но мне, как правило, попадались неумные, неопытные, очень самоуверенные молодые люди. Третий – невысокий, коренастый, черный, как жук, с франтоватыми усиками, кинулся к нам навстречу. Видимо, это и был владелец пансионата Боровский.
– Приветствуем, приветствуем! – суетился он вокруг нас и совал для пожатия свою потную мягкую ладонь. – А мы уж заждались.
Видимо, он и Баксу не понравился, так как тот сразу осадил его, задав бестактный вопрос с присущим ему весьма специфическим юмором:
– Как называется этот пансионат? – с невинным видом поинтересовался Арт.
– «Альбатрос», уважаемый, «Альбатрос».
– А мне показалось, что мы ступили под сень «Синей Бороды».
Он намеревался еще что-то добавить, но в это время ко мне подошел следователь и, отдав честь, начал было рапортовать. Я жестом остановил его.
– Отставить, поручик. Где пострадавшая?
– У себя, у себя, лежит в постели в своей комнате. – Владелец пансионата не дал поручику раскрыть рта. – Ах, бедняжка, что ей пришлось пережить!
– А говорить с ней можно?
– Думаю, что можно, но сначала лучше со мной.
– С вами лучше потом. А что говорит врач?
– Он сделал ей укол, думаю, вскоре она сможет встать. Ах, пан майор, хорошо, что еще этим все закончилось, могло быть значительно хуже.
– Поручик, подождите меня здесь, я с коллегой зайду на минутку к пострадавшей, – сказал я, делая вид, что не замечаю обиженной мины прокурора. Ничего, перебьется, эта братия в Щецине, случалось, обращалась со мной еще хуже.
Мы пошли по коридору предводительствуемые Боровским. Смешная у него походка, ступни ставит врастопырку, как утка.
Боровский открыл одну из дверей по левой стороне коридора. В комнате на узкой тахте лежала под одеялом немолодая женщина с компрессом на лбу. У тахты – столик, на нем вазочка с искусственными цветами, рядом старенький шифоньер с зеркалом. На окне белая занавеска, пол застлан пестрым ковром, на стене – картина с изображением какого-то святого.
– Мы из милиции, – сказал я, поздоровавшись. – Не могли бы вы уделить нам несколько минут?
Слабым кивком головы женщина выразила согласие. Тяжело вздохнув, она произнесла:
– Я уже нормально себя чувствую, вот только голова еще немного болит.
По ее характерному выговору я сразу узнал в ней немку из коренных жителей побережья. Для этого не требовалось специальных лингвистических познаний.
Я присел на стул у изголовья пострадавшей, Бакс, поручик и хозяин пансионата остались стоять у дверей.
– Расскажите, пожалуйста, что же произошло.
– Ох, прошу пана, – женщина опять тяжело вздохнула. – Что за кошмар мне пришлось пережить! И, главное, я никак не могу понять причины Ну кому понадобилось покушаться на мою жизнь? Врагов никаких у меня нет, за всю свою жизнь я и мухи не обидела. Это какое-то ужасное недоразумение. Кому я стала поперек дороги?
– Успокойтесь, пожалуйста, мы для того и пришли, чтобы выяснить это дело. Расскажите все по порядку.
– Ну, значит так. Спать я легла как обычно, в одиннадцать часов, то есть в двадцать три, но заснуть не могла, так как плохо себя чувствовала.
– Болела голова?
– Да нет, что-то было с желудком. Пришлось даже встать и выйти в туалет, извините. Видно, съела что-то несвежее, хотя это очень странно, ведь мы покупаем всегда самые свежие продукты В туалете мне стало совсем плохо, закружилась голова, я с трудом добралась до постели, легла и вроде бы даже заснула или забылась. Но тут и случилась эта… этот кошмар. – В измученных глазах женщины метнулся ужас. – Я проснулась или очнулась от того, что какая-то тяжесть навалилась мне на грудь, и стала задыхаться. Ох, какой это был ужас, прошу пана! Сначала я было подумала, что мне снится страшный сон, что я сейчас проснусь и все пройдет. Знаете, после того, что у нас случилось прошлым летом, мне часто стали сниться такие сны.
Она прервала рассказ, глубоко вдохнув воздух, как бы желая убедиться, что может свободно дышать, и поправила компресс на голове. Потом продолжила свой рассказ:
– Но тут я поняла, что это не сон, что кто-то и в самом деле меня душит. Я стала вырываться, кричать, пыталась оттолкнуть его от себя – и больше ничего не помню. Наверное, потеряла сознание. Боже мой, боже!
– Успокойтесь, ведь все это уже прошло.
– Когда я пришла в себя, горел свет, а над моей кроватью склонился милый пан Роман. – Женщина с благодарностью посмотрела на Боровского.
Я видел, что женщина еще очень слаба, но надо было спросить ее хотя бы о самом главном.
– Если можно, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос. Накануне вы пили спиртное?
Пани Решель на минуту задумалась.
– Да, в самом деле, я выпила две рюмки вина. С супругами Свенсон и… этими, никак не могу запомнить их фамилию, ну, с художником и его женой. И еще в компании был пан Милевский, он-то и уговорил меня выпить вторую рюмку. Такой милый человек, ну как ему откажешь? Вот мы и выпили по случаю их приезда. Не правда ли, пан Роман, это один из лучших наших заездов? А ночью я почувствовала себя плохо.
– Боли в желудке могли вызвать и две рюмки вина. Похоже, вы не так уж и часто пьете спиртное?
– Я вообще не пью, прошу пана. И зачем только я вчера пила это вино?
Я поблагодарил женщину за краткую беседу, пожелал ей скорейшего выздоровления. Мы распрощались и вышли из ее комнаты.
В холле нас ожидал один поручик. Прокурор, видимо, не на шутку обиделся и удалился. Мы с Артом и офицером милиции отошли в сторону.
– Расследование будет вести Аристотель Бакс, – сказал я поручику. – Ваша задача – всемерно помогать ему. Приказываю вам выполнять все поручения пана Бакса, и помните – выполнять быстро и точно, какими бы они ни казались вам странными. Если вы даже не поймете смысла отдельных его поручений – не смущайтесь. За невыполнение этого приказа я лично спрошу с вас по всей строгости. (Наученный печальным опытом прошлого, я больше не хотел рисковать).
– Будет исполнено, гражданин майор! – Офицер окинул моего друга внимательным взглядом, в котором отразились и удивление, и восхищение, и почтение. Ничего удивительного, имя Бакса было известно каждому сотруднику нашей милиции, если он не совсем новичок. О делах, которые расследовал Арт, ходили легенды, многие из них вошли в учебники наших курсов.
– Вы вели дело Рожновской? – приступил Арт к своим обязанностям.
Да.
– Почему не выяснили, кому принадлежал шарф, которым была задушена жертва?
– Я расспрашивал всех – и иностранцев, и Боровского. Никто не знал.
Короткое презрительное «та-ак» яснее долгих слов выразило отношение Арта к методам расследования местной милиции.
– Знаете ли вы, – продолжал Арт, – в чем состоит разница между защитой Берда и дебютом Рети?
В этот момент офицер милиции был очень похож на ученика начальной школы, которого строгий учитель вызвал к доске и неожиданно велел рассказать о квантовой теории. Поручик, разумеется, молчал, и это было самое умное из того, что он мог сделать.
– Может быть, в таком случае, – добил его Бакс, – вы нам скажете, чем отличается сицилианская защита от французской?
Растерявшийся следователь не знал, что и подумать, а Бакс рассмеялся и хлопнул меня по плечу:
– Разве я не предупреждал тебя, что ведущий расследование не имеет ни малейшего представления о шахматах?
Я же в свою очередь без труда прочел мысли бедного поручика:
«А ведь этот знаменитый Бакс немного того… чокнутый».
– О роли, порученной Баксу, – поспешил я разрядить атмосферу, – прошу не говорить никому, даже прокурору.
– Особенно прокурору, – подхватил Бакс. – Здесь, в пансионате, меня наверняка быстро раскусят, но это не, страшно, до тех пор я многое успею разузнать. Выше голову, поручик! И почитайте что-нибудь из шахматной литературы, уверяю вас, преинтереснейшее чтение. И лучший вид отдыха. Особенно после напряженного умственного труда.
Подошел хозяин пансионата и пригласил нас на обед. Мы с благодарностью приняли его приглашение, ибо время было самое обеденное, а мы сегодня даже и не завтракали.
Столовой в пансионате служила просторная комната на первом этаже. Хотя в ней стояли пять квадратных столиков, оставалось еще много свободного места. Белые скатерти, удобные стулья, хороший телевизор, у окна – пианино. Прислуживала нам молодая симпатичная девушка. Платье на ней было настолько коротким, что в первую очередь, хочешь ты этого или нет, в глаза бросались ее длинные ноги, а потом – все остальное.
– Розочка, – обратился к ней Боровский, – попрошу вас – четыре обеда и вино. Знаете, господа, я располагаю…
– Вино? – скривился Бакс. – При моей повышенной кислотности?
– Тогда, может, водочки позволите? – Хозяин весь просто исходил гостеприимством. – Я располагаю несколькими сортами. Рекомендую рябиновку.
Обращала на себя внимание манера Боровского выражаться. Он не говорил «у меня есть», а «я располагаю».
– Нелегко, наверное, вести вам такое большое хозяйство, – начал я светский разговор, как только Розочка вышла.
– Очень нелегко, вы это верно подметили, – подхватил тему владелец пансионата. – А ведь на мне еще и фотоателье. Впрочем, с трудностями я привык справляться, и что они значат в сравнении с… неприятностями, которые пришлось пережить в прошлом году. А теперь еще вот и это. Ах, судьба, как видно, ополчилась на меня, уважаемые господа! Какой-то злой рок преследует мой дом.
Я не упустил представившейся возможности:
– Не хотелось бы за обедом вести деловые разговоры, но раз уж вы сами заговорили об этом, не откажите в любезности сообщить нам некоторые подробности о вчерашнем происшествии. Сколько было времени, когда вас разбудил крик бедной женщины?
– Вероятно, около двух часов ночи. Услышав крики о помощи пани Марии, а вернее, то есть правильнее будет сказать, ее сдавленный крик, я сорвался с постели, пробежал через кабинет и выскочил в коридор. Разумеется, я сразу понял, что кричала пани Решель, так как на первом этаже кроме нее никто не живет. Я толкнул дверь в ее комнату и зажег свет. Откровенно признаюсь – я испытывал страх.
– Попав в комнату, вы заметили в ней что-нибудь необычное?
– Да нет, ничего необычного я не заметил, да, признаться, и не разглядывал комнату, а смотрел на пани Марию. Ах да, у ее постели на полу я нашел вот это, – и он вытащил из кармана кусок шелковой материи.
– Вы знаете, чей это шарф?
– Понятия не имею. Такие шарфы многие носят. Из моих жильцов, например, господин Ингмар Свенсон, наш знаменитый художник пан Ковалик, иногда и пан редактор. Но именно этого я ни у кого из них не видел.
– Пани Решель заметила его?
– Нет, я постарался поднять его незаметно. Сами понимаете, ведь в прошлом году…
– Понимаем, понимаем, – прервал его молчавший до сих пор Бакс. – Точно таким же шарфом была задушена Рожновская. Но скажите, почему вы не сразу вошли в комнату пани Решель?
Боровский побледнел, ложка в его руке задрожала. Справившись с волнением, он сделал попытку рассмеяться:
– То есть как это? Откуда вы взяли? А впрочем, вы правы. Извините, ваше замечание было столь неожиданным, что я растерялся. Да, я и в самом деле не сразу вошел в комнату пани Решель, а добежав до ее двери, остановился перед ней. Да, да, я боялся. Как я уже имел честь сказать вам, я просто-напросто испытывал страх.
– А дверь в ее комнату действительно не была заперта?
– Вот именно! И это было очень странно.
– Отсюда следует, что в комнату вы не вошли не из-за страха, а из предусмотрительности. Вас удивило, что дверь не была заперта. У вас мелькнула мысль, что пани Решель… убита?
Боровский бросил на Арта внимательный, изучающий взгляд.
– Да, именно так я и подумал. Но эта мысль не исключает и того, что я испытывал страх. А вдруг убийца притаился за дверью? Разве не могло бы так случиться? И что удивительного в том, что я боялся?
– Да ничего удивительного! Я на вашем месте ни за что бы не вошел, а улепетывал, куда глаза глядят.
Боровский с недоверием смотрел на Бакса, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Я воспользовался тем, что наша беседа немного свернула в сторону, чтобы выяснить интересующие меня вопросы.
– Все ли отдыхающие из тех, что проживали у вас в июле, уже уехали?
– Да, за исключением супругов Коваликов, которые решили остаться и на август. Прочие июльские квартиранты разъехались. Последние отбыли вчера вечером.
– А на август уже все комнаты сданы?
– Разумеется, недостатка в жильцах мой пансионат никогда не испытывает. Все они, впрочем, жили у меня и в прошлом году. Знаете, лучше иметь дело с постоянными клиентами. Вас интересует, кто именно? Извольте. Супруги Свенсоны с сыном, еще один господин Свенсон. Они братья, шведы. Из Норвегии приехал господин Нильсон, их друг. Очень культурные люди…
– А кто еще?
– Еще пан редактор Милевский, тоже очень культурный человек. Вы знаете его, это наш знаменитый спортивный комментатор. Обаятельнейший собеседник, просто душа общества. Приехала также панна Чедо, чудесная девушка, студентка. Пан Милевский и она, – тут хозяин доверительно понизил голос, – я уж вам скажу, но это, разумеется, между нами, – пан Милевский и она влюблены, точнее сказать, увлечены друг другом. Ах, какой профиль!
– Милевский?
– Нет, панна Божена. Прошлым летом я сделал несколько ее фотографий, прекрасные портреты получились. Не знаю, интересуют ли вас фотографии…
– Меня очень интересуют, – поспешно отозвался Бакс. – Я страстный коллекционер хороших фоторабот. Если бы вы могли хоть парочку…
– Ах, я с радостью подарю вам весь набор! И покажу другие мои работы, уверяю вас, есть среди них весьма удачные. Вы, как специалист, не сможете их не оценить. – Чувствовалось, что хозяин «Альбатроса» очень увлечен фотографией. – Но разрешите продолжить. Итак, один номер у меня занимают супруги Ковалики. Он известный художник, она – милая, приятная женщина. Очень культурная. Ну и, наконец, доктор Полтыка, весьма солидный молодой человек. Приехали все, никто не подвел.