Текст книги "Дом тихой смерти (сборник)"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Яцек Рой,Т.В. Кристин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)

– С удовольствием. – Журналист достал блокнот и шариковую ручку. – Думаю, будет восемь человек.

Записалось действительно восемь: два шведа, норвежец, Ковалик, врач, Боровский, сам Милевский и Олаф. Закрыв блокнот, журналист заявил:

– Я решил учредить особый приз для самого увлеченного и самоотверженного игрока – альбом «Мир шахмат». Итак, жеребьевка завтра после завтрака.

Божена Чедо недвусмысленно выразила свое неудовольствие коротким «Начинается!» и демонстративно громко обратилась к Баксу:

– Разрешите пригласить вас на морскую прогулку на одном из судов Щецинского морского пароходства.

– Боженка, ты сошла с ума, в такую погоду?! – Милевский пытался добродушно рассмеяться, но это у него не получилось. – Это же опасно, не говоря уже о том, что тебя просто укачает!

– Что касается меня, – поспешил с ответом Аристотель, – то я не откажусь от такого приглашения, даже если на море будет свирепствовать шторм, какому позавидуют ревущие сороковые!

– Ты за меня не беспокойся, Януш, – добила журналиста девушка. – Это я буду беспокоиться за тебя, как там твои успехи в турнире.

Бакс подсел к братьям Свенсонам. С четверть часа они побеседовали «на свободную тему» – одна фраза по-шведски, одна по-немецки. Такие беседы, повторяющиеся каждый вечер, даже доставляли шведам удовольствие. Бакс же чутким ухом лингвиста улавливал все фонетические нюансы их языка и старался воспроизводить их возможно точнее.

– Нравится ли вам Польша?

– Прекрасная страна. В прошлом году мы посетили Варшаву, Краков и горы, были в Закопане. – Ингмар Свенсон говорил медленно, произнося слова отчетливо и выразительно, некоторые даже повторял, останавливаясь подробнее на трудных оборотах и терпеливо разъясняя их Аристотелю. – В этом году в наши планы входит поездка на Мазурские озера и в Гданьск, там мы намерены заняться ловлей рыбы, все снасти мы привезли с собой.

– Скажите, что, на ваш взгляд, у нас хорошо, а что плохо?

На этот вопрос ответил младший из братьев, Вольф.

– Я бы сказал, что гораздо больше хорошего, чем плохого. Прежде всего, нам нравится национальный характер поляков, их энергия, талантливость, чувство юмора, умение не падать духом в трудные минуты, их огромное гостеприимство, их широко понимаемая толерантность, способность понимать других. Мы не перестаем поражаться тому, как вы сумели восстановить из руин и пепла ваши города и села, построить дороги. Изумительно красива и разнообразна природа вашей страны.

Что, на наш взгляд, плохо? Если говорить искренне, вы слишком много пьете, нанося тем самым биологический вред и каждому человеку в отдельности, и нации в целом. Я уже не говорю об экономическом ущербе, который наносит пьянство. Для нас, скандинавов, гораздо более зажиточных людей, совершенно непонятно, как человек, не имея, скажем, холодильника, телевизора или машины, может позволить себе потратить хоть один злотый на алкоголь. А у вас это сплошь и рядом.

– Нас также неприятно удивляет, – вмешался в разговор Ингмар Свенсон, – пресмыкательство перед иностранцами обслуживающего персонала в гостиницах, ресторанах, магазинах. Почему они к своим относятся хуже, чем к иностранцам? Я лично чувствую себя при этом страшно неловко. Это, разумеется, мелочи…

– Ведь вам удалось очень многого добиться в главном. Ну хотя бы в области просвещения. В Польше учатся все, я имею в виду возможность всеобщего среднего образования. А сколько у вас высших школ! И эта всеобщая образованность поляков чувствуется на каждом шагу. У вас прекрасная молодежь. На мой взгляд, она превосходит нашу. К сожалению, благосостояние имеет и отрицательные стороны. Нам известны и ваши успехи в области здравоохранения. Нам говорил пан доктор.

– Вот тут я с вами не согласен, – перебил его детектив. – Неужели вы, господа, считаете правильным такое положение, когда больной отправляется с визитом к здоровому доктору, а не наоборот?

– Может, вы и правы, не будем касаться того, чего сами не видим, – продолжал швед. – Вот возьмем хотя бы туризм. Ваша страна лежит в центре Европы, здесь пересекаются дороги с разных ее концов, у вас прекрасные природные данные, а вы недостаточно используете все это. Ведь туризм – золотое дно, большие деньги, а у вас очень мало строится гостиниц и мотелей.

– Нас с братом, – сказал Вольф Свенсон, – особенно интересует судостроительная и рыболовная промышленность, так как мы с ним оба работаем в этой отрасли. Я совладелец рыболовецкой верфи в Мальме, Ингмар – фирмы, производящей оборудование для рыболовецких судов. В этой области у Польши тоже немалые достижения. Мы побывали на верфи в Шецине – гигант, хорошая организация дела, квалифицированные рабочие кадры, высокий уровень подготовки инженеров и техников. Минусом, на наш взгляд, является кадровый перекос в сторону администрации, но ведь это легко исправить. Нас познакомили с некоторыми новинками в изготовлении рыболовной снасти, особенно сетей. Знаете, такие идеи должны принести много миллионов долларов прибыли, если их осуществить. Не понимаю, почему вы с этим медлите…

Постепенно разговор от «высоких материй» перешел к более прозаическим, зато никогда не надоедающим – к футболу. Такие вот ежевечерние разговоры со шведами давали Баксу намного больше, чем все учебники и словари шведского языка вместе взятые.

Когда он после ужина поднимался к себе наверх, его на лестнице догнал журналист.

– Как вы отнесетесь к предложению выпить глоток хорошего виски? У меня есть бутылочка «Олд Смаглер». Оказывается, здесь в магазине очень неплохой выбор спиртного.

– Хотя я предпочитаю «Кин Энн», с вами, пан редактор, с удовольствием выпил бы и скипидар.

Две комнаты, которые снимал Милевский, вполне заслуживали звания апартаментов. Пушистые ковры, роскошная тахта, цветной телевизор, два телефона – городской и внутренний, ванная. Бар ломился от разноцветных бутылок, его содержимого вполне бы хватило для… свадьбы.

– Знаете, что мне пришло в голову? – сказал Милевский после первой выпитой рюмки. – А что если Божену приобщить к нашей тайне? Она умеет держать язык за зубами. А если бы знаменитый детектив шепнул ей, что со мной все в порядке, она бы наверняка вам поверила, и уже в этом месяце я смог бы пригласить вас на свадьбу.

– Но ведь все равно надо подождать тридцать дней.

– Мы уже в прошлом году все нужные бумаги подали в загс, так что это не препятствие. А вы могли бы поговорить с ней во время завтрашней поездки.

– Гм… Надо подумать. – И тут Бакс решил сыграть с журналистом в открытую. Что, кроме отпуска, он теряет в случае неудачи? А спешить надо, время летит неумолимо. – Хорошо, я согласен, можете сказать панне Чедо о том, кто я такой и зачем сюда приехал, только, пожалуйста, не преувеличивайте мои скромные заслуги. Они и в самом деле очень невелики. Я так и быть завтра поговорю с ней о вас, но взамен ответьте мне честно на один вопрос.

– Согласен.

– Скажите, как случилось, что в прошлом году вы проиграли Рожновской?

Стараясь не показать, как его поразил этот вопрос, Милевский украдкой бросил на Аристотеля внимательный, изучающий взгляд и постарался ответить как можно спокойнее:

– Просто она была сильнее.

– А может быть, ей помогал муж? Вы ничего не заметили?

– Вздор, он бы никогда на это не пошел. Да и не было необходимости. Зачем?

– А вы не догадываетесь, зачем?

– Нет, ведь это же в конце концов обыкновенная игра, развлечение, зачем же обманывать?

– Это развлечение для Рожновской закончилось смертью.

– Смерть Рожновской никак не связана с нашим турниром.

– Допустим… Ну я, пожалуй, пойду. Надо и поработать. Спасибо за виски.

– Может быть, еще глоток? Признаюсь, вы меня заинтриговали.

– Хорошо, но последний, – вздохнул Бакс. – Он бы дорого дал за то, чтобы знать, о чем думает журналист. – Видите ли, пан редактор, я здесь нахожусь для того, чтобы обнаружить преступника. Но я знаю, вернее, догадываюсь, то есть, лучше сказать – чувствую, да-да, предчувствую, что моя роль этим не ограничится.

– Я вас не понимаю.

– Главная моя задача в настоящее время – не допустить нового преступления.

– Новое преступление?! О чем вы говорите?

– Я могу сказать и больше. Убийца затаился, он готовит новый удар. Я не знаю, кто он, но зато знаю, кто станет его жертвой.

Журналист побледнел, сразу потеряв присущую ему самоуверенность.

– Скажите ради бога, – произнес он изменившимся голосом и поставил на столик бокал виски, так как его рука дрогнула.

– Если вы настаиваете… Впрочем, об этом нетрудно догадаться. Жертвой станет победитель шахматного турнира. Спокойной ночи, пан редактор.

Наступивший день был немного теплее, но дождь шел по-прежнему. После завтрака детектив попросил у хозяина зонтик и отправился на прогулку. В его распоряжении было два часа, и он должен был сделать за это время два дела. В десять отправлялся на морскую прогулку теплоход, и они с Боженой договорились встретиться на причале. Сейчас в пансионате начинается турнир, журналист уже сидит за шахматной доской. Вот бы отбить у него девушку, а? Размечтался, старый осел, да разве у тебя есть хотя бы малейшие шансы? Да никаких!

В районном отделении милиции, которое размещалось в здании рядом с огромным парком, он спросил, может ли видеть поручика Вятера.

– Комната двадцать шесть, второй этаж, – направил его дежурный.

Поручик удивился, увидев у себя Бакса, так как до сих пор тот в отделении милиции не появлялся.

– Ну, как идет учение? – поинтересовался Аристотель.

Офицер вынул из ящика стола учебник игры в шахматы.

– Мы занимаемся вместе с сыном, – сказал он. – Мальчишка пока играет лучше меня, так как научился в школе.

– Не иначе как на занятиях физкультурой. И что, он вас обыгрывает?

– Что поделаешь, теперь молодежь пошла умная.

– Ну что ж, продолжайте заниматься. Перед отъездом из Свиноустья я сыграю с вами партию, хорошо?

– Охотно. Чем могу служить? Хотите еще раз просмотреть материалы дела?

– Нет. Вам что-нибудь известно о шкатулке с драгоценностями, принадлежавшей Рожновской? В материалах дела о ней нет ни строчки.

– Первый раз слышу.

– Вот именно. Ну ладно. Где шарфик, которым задушили Рожновскую?

– Он здесь, в сейфе. Вы ведь знаете, мы его отправляли в Варшаву, в криминалистическую лабораторию, чтобы проверить, не осталось ли на нем каких-либо следов.

– Да, знаю. Дайте мне шарф, я его возьму с собой.

Шарф представлял собой узкий кусок мягкой шелковой материи длиной около восьмидесяти сантиметров. По зеленовато-белому полю были разбросаны коричневые листья и какие-то ярко-желтые черточки.

– Его стирали?

– Нет.

– Жаль, нельзя повязать. – Детектив сложил шарф и спрятал его в карман блузы – самого своего любимого одеяния. Попрощавшись с офицером, он покинул здание отделения милиции.

Выйдя на улицу, он обнаружил, что забыл зонтик в кабинете поручика. Возвращаться не хотелось, поэтому он прикрылся от дождя своей универсальной блузой и, пробежав сначала по улице Падеревского, потом Героев Сталинграда, добрался до почты. Здесь было столпотворение. Поскольку погода стояла плохая, курортники толпами валили на почту, чтобы написать и отправить письмо, бандероль, позвонить – дела, откладываемые вот на такие дождливые дни.

Более двадцати минут пришлось прождать Арту, пока ему дали по срочному вызову разговор со Щецином.

– Шиманский у телефона.

– Привет, старик, как с интересующими меня материалами?

– Привет. Пока нет, жду со дня на день.

– А почему ты так кричишь, Павел?

– Потому что плохо тебя слышу.

– Значит, кричать надо мне, но я не могу, говорю с почтамта.

– Но ты ведь в кабинке? Так кричи, а то я совсем не услышу. Арт, я звонил к тебе в «Альбатрос», сказал, что приятель из университета, так мне сообщили, будто ты поехал на морскую прогулку. Это что, правда? Или твои штучки?

– Штучки. Вернее, одна штучка. Я подстроил ее журналисту, знаешь, Милевскому, действительно отправляюсь на морскую прогулку. И знаешь, с кем? С Боженой Чедо.

– Когда мне это сказали в пансионате, я подумал, что они шутят. Ты и Божена Чедо?! Быть не может! Да еще в такую погоду!

– А ты откуда знаешь, какая тут погода?

– А она всегда такая же, как и в Щецине, если не хуже, это давно известно. У меня неприятные новости, Арт.

– Ты женишься?

– Пошел к черту, лучше о себе подумай. Рожновский… сбежал!

– То есть как сбежал?

– Вчера по подложному паспорту выехал на пароме а Истадт.

– Намыль шею тому, кто обязан следить за ним. Послушай, Павел, собери как можно больше информации о Рожновском – срочно: в первую очередь его знакомства в Швеции.

– Мы уже занимаемся этим. Как шахматы?

– Сегодня начинается турнир.

– А ты не играешь?

– Нет, во всяком случае, в турнире. Да, облапошил нас Рожновский.

– Наверняка у этого негодяя что-то было на совести. Очень неприятно, старик, что так получилось…

– Так напейся с горя. Ну прощай, я спешу.

Божена Чедо в непромокаемом плаще с капюшоном ожидала Бакса на причале.

– Вы совсем промокли, пошли скорей.

Быстро пробежав по сходням на небольшой пароходик, они прошли через салон со столиками и мягкими диванчиками, затем через расположенное под ним большое помещение для пассажиров и оказались в небольшом уютном буфете. Здесь они и решили остаться, заняв один из пяти столиков.

– Немного любителей выходить в море в такую погоду, – заметила, осмотревшись, студентка. Одета она была по-спортивному – брюки и яркий свитер.

– Вот и хорошо, я не люблю толпы, особенно на море. Что будем пить?

– Я вино.

– Не держим, – заявил бармен, появившись в дверях крошечного помещения, служащего одновременно кухней и складом. – Располагаем коньяком, виньяком и пивом. Из горячих блюд – сосиски и чай, отнюдь.

Детектив окинул бармена внимательным взглядом, уж очень его речь походила на речь владельца пансионата «Альбатрос», особенно это «отнюдь» и «располагаем». Может, родственники? Не похоже. Бармен был высоким полным блондином.

– Может быть, вы согласитесь на коньяк, Божена?

– Не люблю я его.

– «Плиска», лучший коньяк, отнюдь, – встрял бармен.

– Лучший-то он у вас, отнюдь, а вообще «Плиска» один из самых плохих коньяков. А советских коньяков у вас нет? Армянский или грузинский?

– Поищем. Два больших?

– Большой и маленький, шеф.

Молодые люди сидели молча. Девушка смотрела на Арта с любопытством и даже с некоторым уважением – результат информации, полученной от Милевского. «А он симпатичный, – думала она. – Худощавое лицо, мокрые космы волос. Оригинальная внешность. Значит, вот так выглядит знаменитый польский сыщик? Януш сказал, что его знают во всем мире. В это уж позвольте не поверить, но, в общем, симпатичный».

О том, что думал Бакс, глядя на девушку, лучше не говорить, и так все понятно. Она нравилась ему все больше и больше.

Божена отпила глоток коньяка и скривилась:

– Крепкий.

– Ничего, нам надо согреться.

– Мне Януш сказал, что вы…

– Наверняка присочинил, у журналистов это водится. Мы с ним вчера говорили… о вас.

Она притворилась удивленной:

– Обо мне? И что вы узнали обо мне?

– Все, хотя я и не расспрашивал.

– Да, Януша никак не причислишь к разряду неболтливых мужчин.

– А вы многих мужчин знали?

– У меня много друзей, сокурсников.

– Одно дело друзья, а другое… жених.

– И в самом деле, болтун. Нет, я не считаю себя его невестой.

– Но ведь он сделал вам предложение.

– Вы можете сделать то же самое. Ведь он старше меня… не скажу на сколько, во всяком случае намного.

– Ах, если человек любит, что значат тридцать лет разницы?

– Не знаю, любит ли, но он мне нравится, это точно. Впрочем, кому он может не понравиться? А вы верите в любовь? Существуют ли в наше время браки по любви? Вы слышали о таких?

– В современной литературе и кино их нет, это правильно, вот есть ли они в жизни? Не знаю, просто я не в курсе.

– Зато я в курсе: один на тысячу, и то это в лучшем случае. Януш говорит, что любит меня, я ему таких слов никогда не говорила, впрочем, не только ему, вообще никому, разве что мальчикам, когда еще училась в младших классах школы. А что вы мне посоветуете, славный детектив?

– Закончить учебу.

– Брак не помешал бы мне в этом.

– А ребенок? Впрочем, решать вам. А что говорят родители?

– Мои родители… Живут они в маленьком городке, ничем не примечательные люди. Когда они увидели Януша, а особенно его машину и туго набитый кошелек, они тут же благословили наш союз. Он обещал отцу дать денег на теплицу, вы понимаете, что это для отца значит?

– Понимаю. Ранние, а значит, самые дорогие огурцы и помидоры, цветы, одним словом, большие деньги. Нехорошо так говорить о родителях, Божена.

– А, родители. Им бы скорей спихнуть меня с рук. Для них я старая дева, раз мне уже двадцать два года. Какой крепкий коньяк!

– Советский, я ведь говорил, отнюдь, – опять вмешался бармен.

– Вы говорили отнюдь не то, шеф, расхваливали «Плиску». Ну да ладно, чего там. Выпьете с нами, шеф? Ваша речь так изысканна…

– Приятным гостям мы всегда рады, так что не откажусь. Что же касается моей речи… я получил неплохое образование.

– Мне чуть-чуть, – сказала девушка. – У меня и так уже голова кружится, могу и опьянеть. Хорошо здесь…

– Сейчас я вам сделаю чай, с лимоном, отнюдь, – вызвался бармен. Он ушел в кухоньку размером не больше шкафа и загремел там посудой.

– Знаете что? – Божена с внезапной смелостью взглянула на Бакса, видно она и впрямь немного опьянела. – У меня предложение, выпьем на брудершафт?

– Что? Да, да, конечно, охотно. Это надо отпраздновать. Шеф, попрошу бутылку коньяку!

– Отнюдь, я сам того же мнения, и сам буду вам его наливать. Вот, пожалуйста.

– В крайнем случае тебе придется доставить меня в пансионат. Божена, будем здоровы, без «панна».

– Арт.

– Какое оригинальное и красивое имя. Это уменьшительное? От какого же?

– Мой старик был помешан на древностях, знаешь, классические науки, латынь, древнегреческий…

– А теперь, Арт, поцелуй меня! Нет, не так, не в щечку, вот сюда. Шеф, отвернитесь! Да не так, Арт, а вот так!

Она обняла его за шею, крепко прижала. Арта как будто обдало кипятком. Неужели это все коньяк?

– Ну и робкий же ты! А коньяк и в самом деле очень крепкий. Может, съедим по сосиске?

– Конечно, съедим. Шеф! Две двойные порции сосисок! Пусто здесь у вас.

– Отнюдь! Вы должны только радоваться этому. Немного пассажиров на теплоходе есть, пока они сидят наверху, а как выйдем в открытое море и люди привыкнут, сойдут вниз, сюда, вот тогда тесно станет, яблоку негде будет упасть, отнюдь.

– А когда мы отправляемся?

– Вы что? Уже полчаса как мы плывем.

– Правда? Я и не почувствовал.

– Я на вашем месте тоже ничего бы не чувствовал и не слышал, отнюдь. На этом корыте хожу уже несколько лет, а такой девушки еще не видел.

Бакс был в прекрасном настроении, слегка шумело в голове. Хотелось говорить только приятные вещи.

– Знаешь, Божена, а Милевский… он ничего.

– А что ты мне посоветуешь? Выйти за него или порвать с ним?

– Порвать и выйти за меня.

– А ты упился, Арт, хватит, не пей больше.

– Самые трезвые мысли приходят мне в голову лишь по пьянке.

– Смешно! А ты не женат?

– Нет.

– И девушки у тебя нет?

– Нет. Однако нет и такой машины, как у пана редактора, правда, два года назад я купил «Фиатик», а так как ноги у меня чересчур длинные, подумываю купить машину побольше.

– Ох, ты и в самом деле очень смешной! Ну при чем здесь машина? Скажи мне, Януш замешан в этой истории?

– Замешан.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Он один из подозреваемых.

– Ты думаешь, что он мог это сделать?

– Пока не будет найден преступник, мое личное мнение ничего не значит. Разреши, я тебе налью.

– Нет, с меня уже достаточно, может, потом, вот съем сосиски.

Она смешно сморщила свой красивый носик и рассмеялась, увидев, как Арт с барменом одним духом опорожнили свои бокалы.

– Господа, это же коньяк, его так не пьют!

Бармен возразил ей:

– Отнюдь. У этого молодого человека какие-то неприятности, так пускай пьет как хочет.

– Арт, давай поднимемся наверх, подышим свежим воздухом, полюбуемся морем.

Коньяк свое дело сделал. Поднимаясь по узкой лесенке, Бакс вынужден был ухватиться за перила.

Они уселись в крытой носовой части судна и только теперь почувствовали качку. Волны метровой высоты раскачивали корабль и заливали палубу, окатывали пеной окна салона, вздымались и опадали. Балтийское море было серое, как и небо. Где-то вверху мелькнула заплутавшаяся чайка, она отчаянно взмахивала крыльями, но не могла бороться с сильными порывами ветра, который сносил ее все дальше в море.

К интересующей Бакса теме Божена вернулась лишь тогда, когда они уже подходили к пансионату.

– Знаешь, почему я спросила тебя о Януше?

– Все понятно, ведь он просил твоей руки, ты считаешь его женихом, вот тебя и интересует все, что относится к нему.

– Не только. Прошу тебя, никому не говори, но дело в том, что он предлагал мне уехать в Швецию.

– Что?!

– После свадьбы, разумеется.

– И уже есть разрешение на выезд?

– Все формальности он выполнил еще в прошлом году.

– Все вы, девчонки, мечтаете о загранице. Швеция – хорошая страна, но подожди хотя бы до конца месяца.

– Это я и хотела от тебя услышать. Спасибо.

Снимая в холле мокрую одежду, они через стеклянную дверь видели склонившиеся над шахматными досками головы игроков.

Бакс предупредил Розочку, что не будет обедать, так как чувствует себя неважно и ляжет в постель.

– А во сколько вас разбудить? – поинтересовалась горничная.

– Нет уж, я сам встану, а то еще, чего доброго, вы придете меня будить с шарфиком в руках.

– Ну и шуточки у вас! – обиделась девушка.

– Ладно, детка, не обижайся и будь начеку: этот тип душит только женщин!

Оказавшись в своей комнате, Бакс поспешил умыться и юркнул под одеяло. Уж так он был устроен, что когда выпивал немного больше, чем следовало, обязательно должен был поспать часок-другой, и тут хоть из пушек стреляй, хоть гром греми – ему все нипочем. Гром и в самом деле гремел, блистали молнии, потому что буря разыгралась не на шутку.

Проснулся он около семи вечера. Привел себя в порядок, даже погладил брюки – все из-за Божены! И спустился вниз, в гостиную-столовую. Дурацкое название, но с тех пор, как слово «салон» сдали в архив, так и не придумали ничего подходящего для помещения, где можно поужинать, посмотреть телевизор, поиграть в бридж или, как вот теперь, в шахматы. Все обитатели пансионата были, конечно, здесь. И все они уставились на Бакса. Старший из шведов даже вскочил и раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но плюхнулся на место. Со звоном ударилась о тарелку вилка, выпавшая из руки жены его брата.

Арт как ни в чем не бывало занял свое место за столом, поправляя затейливый бант на шее, завязанный из двух шелковых шарфов: бело-зеленого в коричневых листьях и голубого в крупный горошек. Первым из них в прошлом году была задушена Наталья Рожновская, с помощью второго недавно пытались отправить на тот свет Марию Решель.

– Откуда… откуда… у вас эти… шарфы? – с трудом выдавила из себя шведка.

– Шарфы? А в чем дело? Они вам нравятся?

– Я прошу извинить, – решился Ингмар Свенсон. – Это… мои шарфы, вот тот, бело-зеленый, пропал у меня еще в прошлом году, а второй – несколько дней назад.

– Я обнаружил их в шкафу моей комнаты. Поскольку у меня шарфа нет, а я немного простудился и болит горло, вот я их и повязал. Мне они показались красивыми. Можно я верну их вам завтра утром?

– Нет, не надо, – быстро сказал швед. – Оставьте их себе, у меня есть еще три таких.

– В прошлом году, как раз перед выездом в Польшу, мы подарили брату набор таких шарфов, – объяснил Вольф Свенсон.

Прошло два дня. Бакс встал пораньше, чтобы успеть еще до завтрака совершить длинную прогулку. Дело в том, что по городу ходили слухи о каком-то необыкновенном тюлене, который каждое утро приплывает к волнорезу, где его подкармливают сердобольные курортники. Быть в Свиноустье и не видеть тюленя? Этого Аристотель не мог допустить, вот и решил наконец прогуляться к волнолому, до которого было довольно далеко.

Быстро побрившись электрической бритвой и одевшись потеплей, он направился к двери. Вдруг предутреннюю тишину дома нарушил крик, исполненный такого ужаса, что детектив замер на месте. Крик шел откуда-то снизу, из той части здания, которая выходила во двор, и издавала его, несомненно, женщина, но кто именно – определить было невозможно. Опомнившись, детектив бросился на крик, перескакивая сразу через несколько ступенек лестницы, промчался через холл и коридор.

Дверь в комнату Марии Решель была открыта, а на пороге на боку, подогнув ноги, лежала Розочка – горничная и официантка. «Наверное, потеряла сознание», – подумал Арт. По коридору к ним уже спешили хозяин пансионата, норвежец, шведы – в пижамах и халатах, перепуганные, еще не совсем проснувшиеся.

– Что случилось? – прерывающимся голосом спросил Боровский.

– Наверное, это кричала она, – ответил Бакс, поднял девушку под мышки и передал ее в руки хозяина, а сам вошел в комнату. В свете начинающегося дня его глазам предстало страшное зрелище. Мария Решель лежала в постели на спине, лицо ее было страшно искривлено, изо рта высовывался посиневший язык, сведенные пальцы рук были стиснуты у ворота смятой рубашки, в немом жесте самозащиты, а на шее[3]3
  Обрыв фразы. Так в тексте – прим. верстальщика.


[Закрыть]

Детектив вздрогнул, горячая волна гнева залила краской его лицо. Петля, задушившая Марию Решель, была сделана из двух ярких шелковых шарфов, тех самых, которые еще вчера красовались на его собственной шее.

Это был вызов, явный и наглый. Вызов, брошенный лично ему, Аристотелю Баксу, независимо от того, считал ли преступник его Артуром Ковальским, научным сотрудником Варшавского университета, или детективом Аристотелем Баксом. Затаившись в ночной темноте, преступник совершил еще одно убийство и одновременнно позволил себе открыто посмеяться над ним, Аристотелем Баксом. Посмеяться нагло и дерзко. Бурная дождливая ночь была беспросветной, черной. А «черный конь» убивал свои жертвы по ночам.

Вслед за Баксом в комнату вошли и остальные. Долгое время никто не произнес ни слова, царила тяжкая, давящая тишина. Арт окинул взглядом присутствующих. Ингмар Свенсон стоял бледный и растерянный, ведь как бы то ни было и Рожновскую, и вот теперь Марию Решель задушили его шарфами. Его брат, не сводя глаз с лица мертвой женщины, прислонился спиной к стене. Мог ли он подумать, когда дарил шарфы брату, что они будут использованы для такой цели? Хозяин пансионата, сразу осунувшийся, съежился, как от удара, и судорожно стискивал отвороты халата. Видно, несчастья, одно за другим обрушившиеся на дом, доконали его. На застывшем лице норвежца не отражалось ничего, кроме сдержанного удивления. Художник, напротив, совершенно не умел владеть собой и являл воплощение ужаса – открытым ртом он, как рыба, вытащенная из воды, хватал воздух, отвисшая нижняя челюсть ходила ходуном. На лице журналиста нельзя было прочесть никаких чувств – совершенное самообладание!

Боровский первым пришел в себя.

– Прошу ничего не трогать! Сейчас я вызову милицию.

Они вышли из комнаты один за другим. В коридоре сидела на стуле бледная заплаканная горничная, вокруг нее столпились все женщины: Божена, жена художника и госпожа Свенсон, которая, наклонившись над Розочкой, вытирала ей лицо мокрым полотенцем.

Все собрались в холле, туда же пришел и Боровский.

– Я позвонил в милицию, они сейчас приедут. Что за несчастье – схватился он за голову. Не в силах стоять на ногах, он опустился на стул.

Приехавшая опергруппа состояла из четырех человек: поручик Вятер, некто в штатском – наверное прокурор, милицейский сержант и фотограф. Пока Боровский вел их по коридору в комнату убитой, Бакс успел шепнуть поручику:

– Делом занимайтесь сами. Меня тут нет.

Приехала машина «скорой помощи», врач с санитаром занялись осмотром погибшей. Врач констатировал смерть от удушения. Сержант с фотографом снимали отпечатки пальцев, щелкала фотокамера. Прокурор вернулся в холл, за ним следовал поручик.

– Ну что ж, пан Боровский, – сказал прокурор (как видно, он знал хозяина пансионата). – Опять у вас неприятности. Приготовьте книгу прописки «Альбатроса» и документы погибшей. Все ли жильцы пансионата присутствуют здесь?

– Да.

– Придется нам их допросить.

– У нас в восемь завтрак.

– Так давайте сразу после завтрака. Кто первым обнаружил пани Решель?

– Розочка, панна Роза, горничная, она своим криком всех нас разбудила… Открыв дверь, она увидела… и потеряла сознание.

– А кто первым вошел в комнату?

– Вот он, – Боровский указал на Бакса.

Прокурор окинул оценивающим взглядом высокую фигуру Бакса. В его глазах отразилось недоумение, он даже хотел что-то сказать, но раздумал, отвернулся и направился в кабинет хозяина «Альбатроса». За ним поспешили Боровский и офицер милиции.

Завтрак прошел в молчании, большинство вообще не могло есть. После завтрака Бакс встал и отошел к окну. Тут же рядом с ним оказался журналист.

– Они что, не знают, кто вы? – спросил он, имея в виду прокурора и милиционеров.

– Я не мешаю им, они не мешают мне. А, кроме того, они не имеют ни малейшего представления о… шахматах.

– Так же, как и пани Решель. – В голосе журналиста прозвучала нескрываемая ирония. – Приходится признать, что этот ход сделал ваш противник.

– Это позиционная игра, пан редактор.

– По лицу прокурора было видно, что он намерен зачислить вас в число подозреваемых первым.

– Уж никак не первым, по крайней мере вторым. Первым будет пан Полтыка.

Быстро обернувшись и оглядев присутствующих в столовой, журналист щелкнул пальцами.

– Вы правы, черт побери! И в самом деле, нет нашего доктора! Вот это штука! А, может, он просто-напросто спит?

– Да такой шум разбудит и мерт… – Бакс прикусил язык. – Его нет в доме, увы, а поскольку убийство вернее всего совершено ночью, алиби потребуется прежде всего пану Полтыке.

– У меня алиби есть, я спокойно спал в своей комнате, а здесь, у моря, у меня очень крепкий сон.

– У вас точно такое же алиби, как и у всех остальных, а значит, это не алиби. Разве что Свенсоны могут говорить об алиби, ведь их трое, да и то мальчишка уж больно подозрителен…

– В какой-то книге о вас, пан Бакс, я прочитал, что, когда дело не ладится, вас так и тянет острить, причем шуточки все больше мрачные.

– Наверное, так оно и есть.

Появился Боровский, он уже пришел в себя выглядел почти спокойным.

– Господа, прокурор просил всех ненадолго задержаться, он хотел бы с каждым поговорить. Не волнуйтесь, это не будет официальный допрос, а так сказать, беседа. – Боровский изо всех сил старался снять напряжение. – Сейчас я велю принести кофе и коньяк. А прокурор просит пройти к нему вас, пан Ковальский.

Детектив вошел в кабинет и смирно уселся на предложенном ему стуле у стола. Первый раз в жизни ему предстояло разговаривать с прокурором в качестве подозреваемого.