Текст книги "Дом тихой смерти (сборник)"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Яцек Рой,Т.В. Кристин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)

Не удержавшись, Гарри Гопкинс бросил взгляд на часы, отвернув край манжета.

– Вы торопитесь, сэр?

– Вообще тороплюсь. На сегодня у меня еще много дел…

– Не смею вас долее задерживать, сэр. Очень благодарен, что вы нашли время для меня.

Лейтенант крепко пожал руку молодого человека.

– Желаю вам поскорее забыть о пережитых страданиях. Поверьте, все будет хорошо! От всего сердца желаю вам этого.

После ухода следователя Джек долго не отрывал взгляда от закрывшейся за ним двери.

– Легко сказать «поскорее забыть», – с горечью прошептал он. – Ему-то что! Посторонний человек.

И тут же одернул себя: этот посторонний человек спас ему жизнь, и не один раз! Этот посторонний человек распутал сложнейшее преступление. Неизвестно, чем бы кончилось дело, сколько еще раз посетила бы дом профессора Хоупа «тихая смерть». Посторонний человек нашел время и желание вот и сегодня прийти к нему в клинику и спокойно, благожелательно ответить на все его вопросы. А ведь без этого вряд ли возможно полное выздоровление его, Джека. Да кто еще в жизни сделал для него больше?

Откинувшись на подушки и закрыв глаза, Джек Грэнмор еще раз перебирал в памяти недавний разговор. Смертоносная булавка… отравленная орхидея… золотые змейки с ядовитыми жалами… Бррр, – он непроизвольно вздрогнул. Хватит, хватит вспоминать минувший кошмар! Но память неумолимо вызывала из небытия все новые, яркие картины: вот по двору бегает несчастный цыпленок с отрезанной головой… вот девочка, смеясь, выдергивает перья из хвоста орущего фазана…

Тело покрылось холодным потом. Как живая предстала перед мысленным взором Джека ласково улыбающаяся Кэй, протягивающая ему прелестный цветок. И на прелестном лице – нежная печать страданий.

Нет, подумать только, все это заранее отрежиссировано, все обдумано. Хладнокровное, преднамеренное убийство!

Открыв глаза, Джек медленно встал и подошел к окну.

Больничный сад был залит потоками яркого солнечного света. На ветках деревьев зеленела молодая листва. Торжествующий весенний щебет птиц проникал даже сквозь двойные рамы окон.

На тропинке между деревьями появилась торопящаяся куда-то с лекарствами молоденькая медсестра в белом халатике. Непокорные золотые локоны выбились из-под белой шапочки, ими небрежно играл легкий ветерок.

Взгляд молодого человека непроизвольно сопровождал легкую фигурку, пока та не скрылась за поворотом аллеи.

– Уфф! – Джек с такой силой потянулся всем телом, что кости затрещали в суставах. – В конце концов, жизнь не так уж плоха!

Яцек Рой
Черный конь убивает по ночам

В то утро я встал невыспавшийся и злой. Настроение совсем испортилось, когда, раздвинув занавески, убедился, что воскресенье солнечное и погожее. Я работал всю ночь – кстати, далеко не первую, и теперь был зол на весь свет: ведь и в воскресенье предстояло работать. В который уже раз проклял я тот день, когда выбрал эту профессию. Нет, сколько же можно? Брошу все к чертовой матери и уйду на пенсию. Стажа, слава Богу, хватит с избытком, в МО[1]1
  Milicja Obywatelska, гражданская милиция, принятое в ПНР название милиции (здесь и далее примечания переводчика).


[Закрыть] я со дня основания, а годы в партизанском отряде считаются один за два.

И, как всегда в такие минуты, в памяти воскресло прошлое. Вспомнились первые дни моей работы в милиции Народной Польши. Банды, мародеры… На нас легла обязанность охранять новую власть, которую еще не все приняли, наводить порядок в разоренном войной и гитлеровской оккупацией молодом государстве. Работа была невероятно, дьявольски трудной, но зато какую школу мы прошли! Милицейскую форму цвета стали я получил лишь через два года, а до тех пор о моей принадлежности к милиции свидетельствовала лишь повязка на рукаве. Повязка… Кусок красной ткани с неумело вышитыми буквами «МО». Теперь эта повязка красуется в моей квартире на самом почетном месте – над письменным столом.

Ладно, нечего предаваться воспоминаниям. И хватит злиться, ведь я, несмотря ни на что, люблю свою работу и не уйду никуда. Пенсия? Это для меня-то? Мужик как бык, под потолок, вес под сто кило, на здоровье не жалуюсь, пятьдесят стукнет только через три года, голова тоже вроде пока соображает. На пенсию ему захотелось!

Итак, было чудесное солнечное воскресенье. Теплый, безветренный июльский день. Ну устал я, так ничего удивительного, когда ведешь одновременно шесть серьезных дел, конца им не видать, а начальство и прокурор подгоняют, а у меня всего семнадцать человек и тяжелая от хронического недосыпа голова.

Большой портовый город всегда привлекает всякого рода «артистов», для которых роли сочиняет не иначе как сам Люцифер, а режиссерами служат его подручные. Валютчики, воры и перекупщики краденого, проститутки и сутенеры, спекулянты разных мастей, в том числе и «честные» моряки, и, наконец, самые опасные преступники – специалисты по «мокрому делу», аристократия преступного мира. Сколько раз спокойная Одра выбрасывала трупы мнимых самоубийц, сколько раз в укромных уголках парков, на садовых участках, в зарослях Арконской рощи обнаруживали трупы неизвестных лиц! Сколько мрачных тайн скрывают щецинские подвалы, чердаки, квартиры! И вот когда другие опергруппы, вдоволь помучившись, уже отчаивались раскрыть тайну преступления, к делу подключали меня с моей бригадой – два капитана, три поручика, несколько сержантов и наши эксперты.

Да, Щецин прекрасный город. Новые районы, добротные дома, огромные парки, вообще много зелени. Немалого труда стоило восстановить город; пожалуй, правильней будет сказать – построить его заново, ибо разрушен он был страшно. Хорошо помню, ведь сам сколько отработал на стройках! Но вот искоренить преступность так и не удалось, а в последнее время она принимает все новые формы, требует все больше сил от нас. А значит, рано мне уходить на пенсию.

К тому же в наше Центральное управление МО города Щецина постоянно обращаются за помощью и советом коллеги из городков и курортных местечек прибалтийского побережья.

Какой прекрасный сегодня день, какое яркое, солнечное воскресенье! Ну как тут не злиться на работу, не признающую ни воскресений, ни праздников. Я еще вспомнил, что сегодня на городском стадионе футбольный матч на первенство страны между нашей щецинской «Погоней» и «Гурником» из города Забже. А мне все воскресенье корпеть над папками с делами?!

Из окна моей однокомнатной квартиры на восьмом этаже нового дома открывается прекрасная панорама, одним взглядом можно охватить чуть ли не половину Щецина. Один этот вид с лихвой вознаграждает меня за все прочие лишения, которые приходится терпеть, проживая на высоком этаже современного дома в большом городе. И за то, что очень часто вынужден пешком взбираться по лестнице на свою верхотуру – ох уж эти проклятые лифты! И за потрясающую акустику, которой, может быть, в театре не было бы цены, но вот в обычном доме она является постоянным источником стрессов. Шум за стеной здорово мешает мне. И отдыхать, и вот теперь знакомиться с делом. Знаю, знаю, какой-нибудь прокурор, прочитав эти строки, с возмущением пожмет плечами: как, изучать дела дома?! Увы, случается. И я признаюсь в этом тяжком преступлении, ибо другого выхода у меня нет.

Да, так вот, вид из окна и в самом деле завораживает. Легкий утренний туман окутал порт, над ним вытянули длинные шеи портовые краны, похожие на каких-то допотопных ящеров. Громады элеваторов, доков и других портовых сооружений просвечивают сквозь мглу чернью и бронзой. А сколько разных судов! Стройные и неуклюжие, высокие и низкие, прямые и горбатые, они стоят и передвигаются, ибо порт тоже не знает ни воскресений, ни праздников.

Во время бритья я никак не мог отделаться от мысли, с которой проснулся: я устал, вымотался, голова уже плохо соображает, работы невпроворот, за один день все равно с ней не справиться. А что если это солнечное июльское воскресенье я проведу, как и все нормальные люди? Настроение заметно улучшилось.

Позавтракал я в баре «Экстра». Бар этот я люблю за то, что пиво там хорошее, хотя еда так себе. Потом я наградил себя прогулкой. Шел и шел, пока совсем не выдохся, мой организм настоятельно нуждался и в движении, и в свежем воздухе. До начала матча оставалось еще много времени, и я зашел в Клуб книги на бульваре Войска Польского. Здесь было тихо, уютно. Как и большинство посетителей клуба, я принялся листать иностранные журналы с яркими цветными иллюстрациями. И кофе здесь подают хороший. В общем, идиллия, да и только. Совсем неплохо началось воскресенье, совсем неплохо…

Когда к моему столику подсел какой-то мужчина, я даже не взглянул на него, лишь ноги подобрал, чтобы он смог сесть. Я продолжал листать журнал, но чувствовал, что он смотрит на меня. Упорно смотрит, прямо-таки нахально, я же демонстративно не обращал на него внимания. Но тут он рассмеялся, и такой это был знакомый смех, что я оторвался от журнала, взглянул на него… и глазам своим не поверил.

Да ведь это же Аристотель Бакс, чтоб мне лопнуть! Аристотель Бакс! Сидит передо мной как ни в чем не бывало и щурится из-за квадратных стекол своих очков.

– Привет, ты откуда взялся, старик? – Я с жаром пожал руку моему давнему другу и, можно сказать, коллеге.

– Привет, я тоже очень рад тебя видеть, Павлик, но, прошу, отпусти наконец мою руку. Она мне еще пригодится.

– А ты похудел, – осторожно сказал я, памятуя, что особой полнотой он никогда не отличался.

– Не отрастишь живот, коли не поддержит тебя крепкая рука, – философски заметил мой друг. И прибавил:

– Да ты и сам выглядишь не лучшим образом. Клуб, журналы – ты что, никак на пенсию подался?

Тут нам пришлось прервать нашу интересную беседу, так как со всех сторон послышалось укоризненное шиканье недовольных читателей, которым мы помешали заниматься делом. Пришлось перейти на шепот. Я повторил свой первый вопрос.

– У меня отпуск, – ответил Бакс, – и я собираюсь провести две-три недели в Свиноустье.

– Завидую. А где будешь жить?

– Там, на месте найду что-нибудь.

«Какая наивность», – подумал я, а вслух сказал:

– Это не так просто. На модном курорте отдыхающие загодя подыскивают себе жилье, о хорошей комнате надо было позаботиться еще год назад. Ну да я тебя в беде не оставлю. А на сегодня каковы твои планы?

– Познакомиться с Щецином. Я звонил тебе с вокзала, твой телефон не отвечал, в управлении мне ничего не могли сказать о тебе. Ты часом не женился?

– Ты знаешь, что в таком случае без тебя бы не обошлось. Так зачем ты едешь в Свиноустье?

– Я же тебе сказал – отдохнуть, я в отпуске.

– Ага, значит, просто так, отдохнуть. Перестань шутить, Арт. Я же тебя знаю. Так что давай всю правду.

– Я и говорю правду – отдохнуть. Ну и еще выучить шведский.

– За три недели?

– Если я увижу, что дело идет туго, могу и месяц там посидеть.

– А, ну тогда другое дело. Знаешь, я и сам собираюсь съездить в Свиноустье.

– Так бери отпуск и поехали вместе!

– Что ты говоришь, старик, на мне висят шесть дел!

– Ой, что-то тут не так. Шесть дел на нем, а он по городу прохаживается, в клубе журнальчики листает и наверняка еще и на футбол пойдет. Видел я расклеенные по городу афиши о сегодняшнем матче «Погоня» – «Гурник».

– Пойду, ясное дело. И ничто мне не помешает, разве что землетрясение.

– Это, пожалуй, единственное бедствие, которое не угрожает нашей многострадальной Польше, до сих пор сейсмические прогнозы были для нее благоприятны Старик, – он с подозрением посмотрел на меня, – перестань темнить. Или ты в отставке или… никаких дел у тебя нет!

Его логика обезоруживала, пришлось объяснить, как обстоит дело. Объяснения я давал уже по пути на стадион. И закончил их так:

– Щецин очень нелегкий для милиции город. По сравнению с ним Варшава – оазис спокойствия и благополучия. Вот мы и стараемся как можем.

За полчаса до начала игры мы уже заняли места на трибуне стадиона. И все говорили, говорили. Ведь мы не виделись почти два года, а нам было что вспомнить…

Познакомился я с Аристотелем Баксом довольно давно, когда еще работал в Варшаве, в Главном управлении МО ПНР. Довелось мне в ту пору как-то участвовать в пресс-конференции для журналистов. Один из мастеров пера задал вопрос, относящийся к убийству на Бенедиктинской улице. Наверняка многие из вас помнят об этой мрачной истории: грабитель зверски убил старушку-пенсионерку и ее слепую дочь. Следствие топталось на месте, а общественное мнение резко и справедливо упрекало органы правосудия в том, что бесчеловечный убийца до сих пор не отдан под суд. Отвечая на вопрос журналиста, я как умел пытался разъяснить ситуацию, указать на сложности, с которыми столкнулись наши люди, расследуя преступление, но, видимо, делал это недостаточно убедительно. Пришлось терпеливо выслушивать не всегда заслуженные резкие упреки и кратко, конкретно отвечать на сыпавшиеся из зала умные и (по большей части) глупые вопросы о работе наших людей. Вот так всегда и бывает: работаем все вместе, а головомойка, как правило, достанется мне одному. Наконец терпение мое лопнуло. А случилось это тогда, когда один из присутствующих, молодой человек, как впоследствии оказалось, ассистент одного из факультетов Варшавского университета, позволил себе с иронией и даже с издевкой отозваться о наших методах ведения следствия и «общей неторопливости», так выразился этот сопляк. Помню, как я свысока, со знанием дела набросился на него… и получил отпор. И, представьте, тоже со знанием дела. Сопляк, отнюдь не испуганный моим наскоком, безапелляционно заявил, что следствие явно пошло по ложному пути – насколько можно судить по скупым сведениям, просочившимся в печать, доказал правильность своей версии двумя-тремя, должен признать, убедительными примерами и сел, очень довольный тем, что посадил в лужу профессионала.

Не будучи знаком со всеми обстоятельствами дела, поскольку вел его один из моих помощников, я не стал дискутировать с молодым человеком. Впрочем, если бы я и знал дело досконально, все равно не дал бы втянуть себя в полемику, ибо публичное обнародование даже самых незначительных обстоятельств расследования еще не завершенного дела грозило нарушением служебной тайны и, как известно, могло нанести этому расследованию непоправимый вред. Вот почему я резко прервал дискуссию, заявив, что одно дело – вести сложное расследование, и совсем другое – делать далеко идущие выводы из газетных сообщений, опираясь на знания, почерпнутые из развлекательного детективного чтива.

Как хорошо, что молодого университетского ассистента совершенно не смутила моя грозная отповедь!

Если я думал, что отделался от назойливого молодого человека, то ошибался. На следующий день он заявился ко мне на работу с целью «закончить приятный разговор». Все попытки выставить его ни к чему не привели. Пришлось распорядиться, чтобы мне доставили уже изрядно потрепанные пухлые папки с материалами по убийству на Бенедиктинской улице. Аристотель Бакс – как сейчас помню, я с трудом сдержался, чтобы не прыснуть со смеху, услышав это претенциозное имя, столь не соответствующее скромному, чтобы не сказать бедному одеянию посетителя и его нелепой внешности, – так вот, Аристотель Бакс стал внимательно и методично изучать дело, совершенно игнорируя мою ироническую ухмылку. От этой ухмылки не осталось и следа, когда нелепый очкарик, полистав несколько папок, начал монолог. Да, скажу я вам, подобного мне не приходилось слышать! Он говорил так, будто кроме него в комнате больше никого не было. Начал он с «некоторых существенных для дела моментов и обстоятельств, не принятых во внимание ведущими расследование».

Я знал, что следствием руководил опытный офицер, который наверняка сделал все, что следовало сделать. В общем-то я не ошибся, и тем не менее…

Дело тут в другом, хотя мне и нелегко сформулировать, в чем именно. У этого нелепого парня был какой-то особый инстинкт, он обладал каким-то особым чувством – не знаю, шестым, седьмым. Видимо, точнее будет сказать, что он обладал совершенно невероятной интуицией, невероятной способностью: основываясь на крохах информации, восстановить не только картину преступления, но и – что еще важнее – предвидеть дальнейшие действия преступника. Не буду останавливаться на подробностях, скажу лишь, что начиная с этого дня, мы стали работать бок о бок: я, имевший некоторый опыт работы в отделе по особо тяжким преступлениям майор милиции с банальной фамилией Шиманский, и он, научный работник университета, специалист в области классической филологии, доктор филологических наук со звучной фамилией Бакс и классическим именем Аристотель.

Убийцу с Бенедиктинской улицы схватили через две недели после нашей первой встречи с Артом. Много писали тогда об этом деле в газетах, хотя фамилия Бакса по его настоятельной просьбе нигде даже не промелькнула. Затем последовали: дело «братьев из Юзефова», запутанное дело об убийстве часовщика с Мокотовской улицы, нашумевшее дело Ольги Ф. из Констанчина, убившей четырех человек, и другие. Во всех расследованиях, когда нам помогал Арт, преступника находили и предавали суду (часто приговаривали к высшей мере – закон есть закон), ни одно преступление не осталось нераскрытым.

Вместе с тем известность Бакса – разумеется, в наших кругах – росла и скоро вышла за пределы Варшавы. Его стали привлекать к оперативной работе и в других районах страны. Это с его помощью был схвачен некий молодой человек из Кракова, на счету которого числилось несколько убийств. Это Бакс «вычислил» и помог обезвредить мрачную банду насильников и убийц в Лодзи. Это он вернул государству огромной ценности предметы искусства, похищенные из музея в Познани. Впрочем, всего не перечислишь.

И уже нельзя было скрыть его участия в расследованиях. Слава Бакса перешагнула границы нашей страны, его пригласили коллеги из Англии. И началось! Побывал Арт и в ФРГ, и в Египте, и в США, и в Индии. Но это уже совсем другая история. Я же хочу сказать о том, что молодой ученый отдавал сотрудничеству с нами свои свободные дни, свободные вечера, нередко прихватывая и часть ночи. Из научного работника он превратился в детектива высшего класса, изумляя меня и мое руководство, и даже самих преступников.

Арту было тридцать с небольшим. Высокого роста, худой, нелепо одетый, кошмарно флегматичный, он производил впечатление недалекого человека. Это впечатление усугублялось постоянно спадающими с тонкого носа очками и бесформенной копной волос цвета старого сена, покрывавшей его феноменально умную голову. Пряди волос постоянно падали ему на глаза, и он отбрасывал их, то вскидывая голову, то отводя рукой. Он не курил, пил очень редко, разумеется, не был женат и отличался весьма специфическим чувством юмора, который мне, например, был не по нраву. Когда-нибудь я расскажу, как он разыграл нашего замминистра. И был жутко доволен, хотя нам-то было совсем не до смеха.

Обладая феноменальной памятью, он никогда и ничего не записывал. Я уже говорил, что его специальностью была классическая филология. Арт продолжил семейную традицию. Его отец Ян Бакс, профессор Варшавского университета и Лондонской Британской Академии, знаток многих языков, был крупнейшим авторитетом в области классической филологии не только в масштабах Европы, но, пожалуй, и во всем мире. В Польше он считался и крупнейшим специалистом по Англии, чему способствовало то обстоятельство, что его отец, дед Арта, был чистокровным англичанином.

Что касается Аристотеля, – ясно теперь, откуда такое имя? – то он знал поменьше языков, чем его мудрый папаша, всего несколько древних, ну и почти все современные европейские. Как-то он признался мне, что самым большим несчастьем в своей жизни считает отсутствие возможности выучить китайский язык. Но ведь еще не вечер…

Кроме лингвистики Арт обладал большими познаниями в области медицины, психологии, права, логики, токсикологии, искусства и бог знает чего еще. Да и можно ли удивляться этому, если учесть, что в университет он был принят без экзаменов в возрасте… шестнадцати лет!

Чего Арт не любил? Милиции, прокуратуры, судов и людей, лишенных чувства юмора. О последних он мне не раз говорил: это потенциальные преступники; запомни, Павлик, человек, наделенный чувством юмора, никогда умышленно не совершит тяжкого преступления. Политики Арт не выносил. «Я слишком глуп, – говорил он, – чтобы разбираться в ней, и слишком умен, чтобы ею заниматься».

Думаю, нечто подобное наблюдалось и в его отношениях к женщинам.

И много говорить он тоже не любил. Позволял себе изредка пофилософствовать, иногда беззлобно посмеяться над кем-нибудь, часто озадачивал небанальным суждением, оригинальным афоризмом. Один из них мне особенно запомнился: если не существует идеальных преступлений, то тем более нет идеальных способов их раскрытия.

Но эта аксиома не распространялась на ее автора, ибо Аристотель Бакс знал такие способы.

Я часто раздумывал над причинами успеха Аристотеля Бакса, но не пришел ни к каким четким выводам. Так что на вопрос «почему» ответить нелегко. Гораздо проще ответить на вопрос «как». Итак, как он это делал? Во-первых (об этом я уже говорил), он никогда не вел никаких записей. Во-вторых, он всегда работал в одиночку, прибегая к нашей помощи лишь в исключительных случаях. И тогда давал нам такие задания, которые казались просто издевательством. Его идеи часто представлялись фантастическими. Подозреваю, что таковыми они бывали и для него самого, возможно, иногда он действовал вслепую, руководствуясь неясными ощущениями, предвидениями – и всегда попадал в десятку. Может быть, потому, что эти неясные ощущения зарождались на вполне реальной почве?

Я бы сказал неправду, заверяя, что Аристотель Бакс по ногтю человека умел определить его профессию или по цвету грязи на ботинках – место проживания. Нет, в этом отношении Арт не шел ни в какое сравнение не только с великим англичанином, но даже и с другими, менее гениальными детективами, известными нам по литературным произведениям. Но зато он был наверняка лучшим психологом, чем все они вместе взятые. Он умел, по его словам, «вывернуть противника наизнанку», проникнуть в его мысли, его душу. Это и становилось гарантией успеха. Железная логика и строгая последовательность его умозаключений поражали. Сколько раз меня самого заставляли краснеть от стыда его простые и, казалось бы, такие очевидные наблюдения. Да как же мы сами не обратили на них внимания? – думалось каждый раз.

Стадион был переполнен. Команда шахтеров из Забже, одна из лучших футбольных команд Польши, всегда пользовалась популярностью в городе грифа[2]2
  На гербе Щецина изображен гриф.


[Закрыть]. Оставалось еще несколько минут до начала матча, и Арт предался воспоминаниям.

– Помнишь, Павел, как мы с тобой болели за «Полонию»?

– Еще бы, я до сих пор за нее болею. К «Погоне» я долго привыкал, сейчас, конечно, как местный патриот болею за нее, «Гурник» чертовски сильная команда…

– Как много народу!

– Щецин любит футбол. Жаль только, что игроки «Погони» не всегда отвечают взаимностью своим болельщикам.

– Ладно, вот скатятся во вторую лигу, тогда почешутся, – улыбнулся Арт. – Теперь по телевидению стали транслировать много спортивных передач, так что я в курсе.

– А у меня нет времени смотреть телевизор, поэтому, если уж появится возможность, стараюсь вырваться на стадион. Знаешь, старик, боюсь, я начал полнеть…

Матч начался атакой гостей. Когда напряжение у наших ворот спало, мы продолжили разговор.

– Останься в Щецине на несколько дней, – предложил я. – Здесь тоже найдутся шведы, с которыми ты сможешь попрактиковаться в языке. Как-нибудь вечером выберемся с тобой в «Каскад», надеюсь, ты слышал о нем?

– Да, читал в газетах и ничего хорошего не вычитал. Старик, у меня в кармане всего четыре тысячи – на жилье, питание и обратную дорогу, а ты мне предлагаешь такие дорогие развлечения!

– Так я же приглашаю! Посидим, посмотрим представление, с девушками познакомимся… может быть. Надо же отметить нашу встречу! Я получал от тебя открытки из Египта, Англии, Индии. Расскажи хоть, что ты там делал.

– Это долгая история. А если ты хочешь отметить нашу встречу, пригласи меня в музей. И, говорят, у вас тут очень красивый замок. И порт хотелось бы посмотреть. И на верфи побывать. Но тогда отправимся на экскурсию сегодня же после матча, завтра я должен быть в Свиноустье. Знаешь, шведская фонетика не из самых легких.

– Не будешь же ты в Свиноустье все время заниматься шведским!

– Было бы с кем. Нет, конечно, и отдохнуть не мешает. В последнее время мне пришлось много работать. А пляжи, говорят, там великолепные.

– Пляжи в Свиноустье действительно великолепные, да и девушки тоже.

– Я вижу, тебя что-то мучает. Давай, старик, выкладывай.

– Не знаю, стоит ли, но я и в самом деле все время об этом думаю. Видишь ли, в прошлом году, в частном пансионате в Свиноустье убили женщину. И пансион приличный, не какая-нибудь подозрительная «малина», и обитатели его – почтенные люди. Нам не только не удалось найти преступника, но даже и установить мотива преступления. Совершенно непонятная история. Ага, вот что тебя может заинтересовать: в пансионе проживало несколько иностранцев, скандинавов, если не ошибаюсь, были и шведы.

– Да, это обстоятельство представляет интерес… для лингвиста.

– Не только. Ты слушай. События разыгрывались на фоне совершенно идиллическом, ну цветная открытка, и только: курорт, море, голубое небо, яркая зелень, комфортабельный дом. И в этой обстановке вдруг совершается убийство. Совершенно неожиданно…

– Неожиданно для милиции и для жертвы, убийца же наверняка готовился к нему заранее.

– Может быть, но пока это остается загадкой.

– Дело прекращено? Я только так спрашиваю, из чистого любопытства.

– Расследование вели местные органы, недавно переслали дело нам, пока оно лежит у меня в шкафу…

– …а потом перейдет в архив? И что, совсем не за что было ухватиться?

– Безнадежное дело, Арт.

– Неудивительно, что кривая преступности растет, если милиция так работает.

– Кривая падает, и весьма заметно, несмотря на рост туризма, в том числе и международного. Ты наверняка знаешь, что мы все шире открываем…

– Знаю, знаю, – бесцеремонно прервал меня Арт. – Ты лучше признайся, зачем мне все это рассказываешь?

Набрав в легкие побольше воздуха, я с силой выдохнул:

– Арт, возьмись за это дело!

Он глянул на меня сквозь стекла очков, потом перевел взгляд на зеленое поле стадиона. Игра велась преимущественно на половине «Погони», и все равно шустрым и более техничным силезцам никак не удавалось пробиться сквозь защиту наших футболистов и обойти вратаря. Игроки «Погони», как это уже издавна повелось, играли, по моему мнению, на одном честолюбии и энтузиазме. Ну что же, за неимением лучшего…

– «Возьмись за это дело», – передразнил меня Арт. – А шведский, а мой отдых? Гм… С другой стороны жалко, конечно, что душа бедной женщины мается на том свете и жаждет отомстить стражам закона за их полную бездарность. Ладно, Павел, расскажи-ка мне подробнее о преступлении. Понимаешь, я спрашиваю просто так, из любопытства…

– Понимаю. Фамилия убитой Рожновская. Имя… Вот имя забыл. Кажется, на букву «Н» или «М». Вроде Наталья. Да, да, точно – Наталья Рожновская, ей было около пятидесяти, жительница города Щецина. У нее было частное предприятие…

– Старик, – прервал меня Арт, – оставь в покое ее анкету. Наверняка все данные вы проверили. Проверили тщательно, как это обычно делаете. При каких обстоятельствах она погибла – вот что меня интересует. И еще ты сказал, что не удалось установить мотива преступления. Неужели в светлых головах ваших офицеров не зародилось и тени какой-либо гипотезы? Или все-таки зародилась?

– Дело вели местные органы, а действовать приходилось с предельной осторожностью, сам понимаешь, иностранцы…

– Еще бы, конечно, понимаю. Вдруг преступником окажется иностранец, а это требует совсем другого отношения. Черт побери! А я-то думал, что подобные критерии у нас учитываются только в гостиницах и ресторанах. Впрочем, в сторону эмоции, давай ближе к делу. Наверняка вы допросили половину жителей Свиноустья?

В вопросе прозвучала явная издевка, так как он скептически относился к нашим методам работы – тщательному, скрупулезному расследованию всех, даже самых незначительных обстоятельств, самых слабых следов.

– Нет, я бы не сказал, что половину, город не такой уж маленький. Мы сняли показания лишь с проживающих в пансионе – кстати, он называется «Альбатрос», – с его владельца и обслуживающего персонала.

Но тут пришлось прервать разговор, так как один из нападающих гостей предпринял дерзкий рейд в одиночку по краю поля. Обойдя одного за другим игроков «Погони», он устремился к воротам хозяев поля. Вратарь попытался преградить ему путь, но хитрый силезец сделал ловкое обманное движение влево, а когда вратарь бросился на мяч, перебросил его на другую ногу и пробил в пустые ворота. Трибуны потряс глухой стон отчаяния, в котором совершенно потонул крик радости, издаваемый несколькими десятками болельщиков «Гурника». Итак, один – ноль в пользу гостей.

– Неплохо! – одобрил мой друг. – Обвел всех защитников как маленьких детей. Да, дорогой Павлик, считай, что твоя «Погоня» одной ногой уже ступила во вторую лигу.

Стадион гудел. Наши соседи по трибуне, пытаясь поднять упавшее настроение, прибегли к испытанному средству. Опять после матча уборщицы выгребут из-под трибун множество бутылок. Сколько говорим об этом – и все безрезультатно.

– Так как же ее убили? – Не дождавшись от меня реакции на свои ехидные замечания, Бакс вернулся к теме разговора.

– Задушили спящую. Шарфиком. Спала она в собственной постели. Рядом с собственным мужем.

– Что? – Он недоверчиво посмотрел на меня. – Без шуток? Ну и ну! О таком мне еще не приходилось слышать. И что, муж ничего не слышал? Так крепко спал?

– Кто-то позаботился об этом. Мы установили, что и Рожновская, и ее муж перед сном приняли изрядную дозу люминала.

– А Рожновского не пытались отправить на тот свет?

– Нет. Проснувшись ночью, он воплями разбудил весь пансионат. Представь только: рядом в постели мертвая жена с петлей на шее.

– Вот видишь, старик, какие сюрпризы могут ожидать женатых мужчин! Нет уж, лучше оставаться холостяками, как мы с тобой. Так ты говоришь шарфиком?

– Да, чем-то вроде шарфика. Знаешь, кусок шелковой ткани, что любят завязывать на шее люди, причастные к искусству.

– Знаю. А чей он был?

– Не помню. Так ты согласен ознакомиться с материалами дела?

Бакс неопределенно покачал головой, но это не означало ни отказа, ни согласия, просто он над чем-то интенсивно размышлял и чему-то удивлялся.

– Если все-таки кто-то из ведущих расследование занялся шарфиком, советую тебе, Павлик, в свою очередь заняться этим парнем. Из него выйдет толк.