Текст книги "Предыстория под знаком вопроса (ЛП)"

Автор книги: Евгений Габович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 46 страниц)

Между предысторией и историей: истоки государственности в Восточной Европе

Откройте любой исторический труд, написанный с претензией на научность и опубликованный за последние лет сто. Вы обязательно наткнетесь там на фразы типа: «Крестовые походы велись классом феодалов вместе с зарождающейся буржуазией, заинтересованной в получении новых рынков сбыта».

В принципе, то же самое можно было бы описать следующим предложением: «Верхом на парнокопытных скакунах рыцари отправились в зону субтропических ливневых дождей, где многие из них получили колотые раны туловища и головы». Что первая фраза, что вторая ничего не говорит о главном – о самих Крестовых походах.

Илья Стогов, стр. 13.

Следующий вопрос важен не только для Восточной Европы: где лежит временная граница между предысторией и историей, когда кончается предыстория и когда начинается история? Я намерен продолжить его обсуждение, начатое в конце главы 4. Напомню, что ответ на эти вопросы дается обычно не в хронологических рамках, хотя для отдельных стран (вспомним пример Эстонии) бывает и такое упрощение подхода. Обычно же ответ смотрится как содержательное определение: история – это письменно зафиксированное изложение последовательности событий и вообще исторических сущностей прошлого и, следовательно, начинается (с временной точки зрения) тогда, когда возникают первые записи, документирующие недавнее – с точки зрения хрониста – прошлое. И тогда же кончается или – по крайней мере – начинает кончаться предыстория. Однако, за этим определением скрывается заметное количество подводных камней:

1. После возникновения письменности с ее помощью фиксировалась только крохотная часть происшествий. Прочие события и их взаимосвязи должны уже «регистрироваться» археологически и реконструироваться соответственно представлениям ученых, как историков, так и тех, кто пытается описывать предысторию. Само собой разумеется, что при этом совершается много ошибок и исследователи часто являются рабами собственных субъективных и/или ошибочных представлений.

2. Ранние «исторические» предания часто оказываются более поздними подделками (об этом подробнее шла речь в части 1), что, однако, большинством представителей традиционного учения о прошлом упорно не признается и даже, с почти криминальной энергией, осознанно или из квази-религиозного убеждения в непогрешимости собственной «науки», «не замечается», умалчивается или гневно отвергается.

3. Перечень исторических событий страдает от неспособности историков отличать выдуманные, фантастические квази-события от дейстительно случившихся ранних исторических событий. (Историки уже столетия живут в мире фантазий, в воображаемом театре, где они изобретают «исторические» образы на основании старых исторических новелл и оживляют их, приписывая этим образам разные воображаемые роли).

4. Действительно правильное хронологическое упорядочивание ранних исторических событий практически невозможно, так как историки придумали растянутую во времени временную шкалу, на которой имеется достаточно места не только для исторических событий, но и для литературных персонажей и приписываемых им измышленным войнам, битвам, мирным договорам, вердиктам и так далее.

5. Ошибочные исторические и в частности хронологические представления историков бросают непропорционально длинные тени на предысторию и ведут к ошибочным представлениям о датировках доисторических культур, фальсифицируют их временную классификацию. В результате, они порождают совершенно фантастические представления о временном и содержательном разграничении предыстории.

Например, «греческая античность» была идентифицирована Н.А.Морозовым как время культурного расцвета после захвата Греции крестоносцами (т.е. XIII-XV века в ТИ или еще более позднее время с точки зрения некоторых критиков хронологии), содержательное описание которого было, однако, в результате более поздней, наполненной фантазией литературной деятельности авторов эпохи Возрождения существенно приукрашено по сравнению с реальным поздне-средневековым периодом (см. [Морозов], [Фоменко 6, 9]). Сегодня археологи приписывают все находки этой сравнительно – с их точки зрения – поздней эпохи далеко отстоящей от нас по времени «греческой античности» и объявляют эпоху действительного культурного процветания на греческой территории в XIII-XV столетиях с точки зрения археологии почти мертвой археологической зоной. Это происходит потому, что археологи исходят из ошибочных представлений о хронологии, чем только и объясняется то, что в греческой земле почти «не находят» предметов, относящихся к позднему средневековью: все относящиеся на самом деле к позднему средневековью артефакты идентифицируются археологами как «античные» и приписываются выдуманной эпохе, отстоящей от нас на 2000 с лишним лет. А что им делать, если в головах у всех крепко засела сказка о древней античности и никто не даст тебе денег на раскопки поселений «какого-то» XV века?!

Предпринятая исторической аналитикой попытка придать историческому прошлому надежные и проверяемые хронологические рамки приводит как к побочному продукту к утверждению о позднем конце предыстории Восточной Европы. Уже Морозов выражал сомнение в правильности ранней русской истории (см. [Морозов, Морозов3]). При этом он придавал важную роль в ней крестоносцам – роль, которая была полностью стерта позднее определявшейся на государственном уровне историографией. Впрочем и он был еще частично под влиянием господствующей хронологии и помещал «крестоносцев», о которых мы сегодня можем говорить только применительно к XV-XVI векам (раньше еще и христианства-то не было), в неправильных временной интервал.

«Прожектор» новой хронологии высвечивает мрак предыстории

Процесс корректировки хронологии событий культуры приводит необходимым образом к выводу, что применяемое в настоящее время разделение на историю и предысторию не является столь надежным, каким оно кажется. Новая картина нашего доисторического прошлого находит все новые и новые подтверждения, так как происходят новые открытия и проводятся новые исследования артефактов, которыми долго пренебрегали (так как они не укладывались в стандартные картины историков – Е.Г.). При этом … оказывается, что культурные достижения предыстории были более основополагающими, комплексными и многообразными, чем до сих пор предполагалось.

Ричард Раджли, стр. 419.

Другой вариант радикального сокращения русской истории ввели в научный оборот Фоменко и Носовский (см. [Носовский 4-8, 2]). После компьютерного анализа данных ранней восточно-европейской истории они пришли к выводу, что она в действительности начинается только в XIII веке. Более ранние «исторические» времена (викинги в России, Киевская Русь, «монгольское нашествие») представляют результат удвоения, а то и утроения реальной истории XIII-XVI веков. Отдельные отрезки из этого периода были спроектированы в прошлое и даже наложились друг на друга в результате двух сдвигов (на 90 и на 410 лет) реальной истории в выдуманное виртуальное прошлое. При этом нужно понимать, что и сама история XIII-XVI столетий написана с большими пробелами и не очень достоверна. Этой, вследствие сказанного, и без того сильно искаженной истории, приписаны еще и выдуманные события, в результате чего мы имеем сильно измененную картину четырех более поздних столетий (XIII-XVI вв.).

Это подводит начало предыстории Восточной Европы так близко к нашему времени, что мы даже события XVI века не можем более рассматривать как достоверные без критического анализа. Что уж говорить о более ранних временах! Например, Фоменко и Носовский ставят под сомнение образ кровавого деспота Ивана Грозного и утверждают, что в действительности в период господства этого – на самом деле фантомного – правителя жили и действовали четыре – следующих один за другим – реальных царя-хана (три из которых носили имя Иван). Что же касается объединяющего все царствования этого времени образа столь длительно пребывавшего на троне «Ивана Грозного», то он был вымышлен только по указке династии Романовых в целях пропаганды.

Существование доисторических государств (в частности, больших империй, царств и так далее) в Восточной Европе вплоть до начала XIII века крайне сомнительно. То, что пишет Геродот о государствах скифов, заставляет в результате именно этого его утверждения подозревать, что сам Геродот, если он вообще когда-либо существовал, был автором позднего средневековья или его труды подделывались писателями эпохи Возрождения. Те авторы, которые пытаются рассматривать истоки государственности в Восточной Европе непредвзято, часто обречены на основе ошибочных представлений историков на неудачу. Из работ Носовского и Фоменко следует, что первые истоки государственности здесь были не автохтонной природы, а внедрялись Византией. Согласно этой теории, Восточная Европа в XII веке являлась частью Византийского государства, разделенной на несколько независимо управляемых провинций и до появления исторических летописей еще вообще не упоминаемых. В XIII веке начинается «темное время», которое характеризуется в рамках ТИ феодальными столкновениями, войнами и убийствами князей. Соответствующим историческим описаниям можно доверять крайне ограниченно. Тем более, что здесь мы находимся в зоне катастроф, причем к описанной выше кратко катастрофе XIV века нужно еще добавить катастрофу 1259-60 гг.

В начале XIV века на Волге возникает (вокруг города Ярославля) государственное образование, которое позже совершенно ошибочно путали с государством татаро-монголов и которое на самом деле, как полагают новохронологи, и было единственной подлинной Золотой ордой. Эти восточноевропейские «татаро-монголы» захватили в две последние трети столетия южно-русские степи, всю Восточную Европу и даже часть остальной Европы. Найдут ли ставшие в результате сокращения исторического периода прошлого доисторическими маленькие государства, такие как Тьмутараканское княжество еще свое место в истории или и дальше будут исследоваться как доисторические ранне-государственные образования, остается под вопросом.

Закончилась ли восточно-европейская предыстория только лишь после прихода к власти Романовых? Есть немало оснований дать на этот вопрос положительный ответ. Но даже при проведении границы между предысторией и историей в середине XIV века, сразу после названной выше катастрофы, в исправленной истории Восточной Европы не будет никакого татарского иностранного господства: татары (или тартары, как их называли на Западе) не были тогда «народом» (в современном понимании). Это было, скорее, наименование для некоего вида ополчения (подобного казакам) или рода конных войск. Татары находились на службе у восточно-европейских властителей, которые назывались ханами и которые управляли различными ордами (княжествами/королевствами) с помощью регулярной татарской армии. Самих этих правителей еще рано называть русскими. Трудно сказать, представители каких племен служили в татарской армии. Наверняка среди них были и тюркские воины. Но также и угро-финские, славянские, иранские, кавказские и др.

Имя Чингиз-Хан является только одним из многих имен одного из самых известных властителей этой полулегендарной эпохи. Вероятно, ему удалось – благодаря регулярной армии – объединить большую долю европейской части сегодняшней России под своим господством. Столетиями позже воспоминания (доисторические?) об этом властителе «распространили» его власть вплоть до Тихого океана, а, предположительно происходившие из области между Волгой и Уралом мультиэтнические татары, были ошибочно перепутаны с коренными жителями Монголии. И вся огромная страна, которая называется сегодня Россией, стала Тартарией (как среднеевропейское государство ранних германских князей с «римлянами», т.е. кельтской регулярной армией, квартировавшейся в римах – гарнизонных городках, стало приблизительно в то же время «Римской» империей): еще в 18 в. многие западные карты продолжали называть Россию Великой Тартарией. Повторяю – слово «русский» применительно к этому времени можно использовать только весьма условно: тогда не имелось еще никакого сформировавшегося русского народа, его славянский этногенез только начинался.

Восточноевропейский этногенез как пограничный феномен на границе с историей

Неполноценных этносов нет!

Теперь, когда весь арсенал этнологической науки в наших руках и мы знаем о невидимых нитях симпатий и антипатий между суперэтносами, настало время поставить точки над «и» и в вопросе о «неполноценности» степных народов и опровергнуть предвзятость европоцентризма, согласно которому весь мир -только варварская периферия Европы.

Сама идея «отсталости» или «дикости» может возникнуть только при использовании синхронистической шкалы времени, когда этносы, имеющие на самом деле различные возрасты, сравниваются, как будто они сверстники, Но это столь же бессмысленно, как сопоставлять между собой в один момент профессора, студента и школьника, причем все равно по какому признаку: то ли по степени эрудиции, то ли по физической силе, то ли по количеству волос на голове, то ли, наконец, по результативности игры в бабки.

Но если принять принцип диахронии – счета по возрасту, и сравнить шестилетнего школьника со студентом и профессором, когда им было тоже по шесть лет, то сопоставление будет иметь не только смысл, но и научную перспективу. Так же обстоит дело в этнологии.

Лев Гумилев, Тысячелетие вокруг Каспия, стр. 319

Вообще-то я хотел использовать в этом разделе в качестве эпиграфа только заголовок «Неполноценных этносов нет!» главки из книги Гумилева, ибо хотя это для меня и является мировоззренческой аксиомой, но лишний раз подчеркнуть эту позицию, начиная говорить о становлении наций Восточной Европы, где сейчас как раз пора расцвета разных национализмов, никогда не мешает. Однако наши критики часто упрекают нас в том, что мы якобы выдергиваем фразы из контекста. Поэтому этот эпиграф и приведен здесь с некоторым пояснением Гумилева, который – на мой взгляд – только сужает универсальность провозглашенного в заголовке его главки тезиса.

Слово «этногенез», примененное в заголовке этого раздела, после работ Льва Гумилева на тему об оном и реакции части общества на эти публикации, приобрело некоторый идеологический оттенок, в результате чего национально-консервативно мыслящие люди применяют его с огромным удовольствием, политологи же либерального толка относятся к нему как-то подозрительно. Политически корректно – с их точки зрения – говорить сегодня, по крайней мере в приложении к новейшему времени, о нациестроительстве. Именно этот термин я использовал в «Истории под знаком вопроса», рассказывая как нациестроительство в разных там Азиях и Африках сопровождается еще и историестроительством на ровном или не совсем ровном месте.

Впрочем, в этой ситуации с терминологией есть внутреннее противоречие: ведь именно национально-консервативным писателям должно было бы быть противно использовать дважды иностранное слово этногенез, когда есть термин, состоящий из двух таких замечательных слов как интернациональное «нация» и русское «строительство»! Взяли отдельных еще не образующих нацию людей, забили, куда нужно, гвоздики подлиннее или соединительные скобки потолще, что надо забетонировали, все заштукатурили, убрали леса, побелили известью и вот тебе она и готова – нация. Построена и четко отделима невооруженным биноклем или телескопом глазом от других еще только строящихся или тоже уже выстроенных наций и разных там национальностей, типа нелюбимой кавказской или временно ненавидимой грузинской. Тем не менее, я предпочту пользоваться ниже дважды древнегреческим словом «этногенез» по той простой причине, что оно на восемь букв короче, а книга моя и так уже разрослась настолько, что впредь в ней не будет места ни на шутливые отступления, ни на лишние буквы.

Большинство народов Восточной Европы – тюркские, финно-угорские, славянские – взялись за этногенное строительство еще в позднем средневековье, но, отвлеченные на войны, битвы и иные коллективные кровопускания, на религиозные распри и выдумывание красивой истории еще не завершили до XIX века этот приятный процесс. Поэтому позволительно рассматривать этногенез народов Восточной Европы в качестве частично доисторических, частично доисторически-исторических феноменов. И это имеет определенные последствия для археологических исследований в области бурного протекания всех этих этногенезов по крайней мере в форме еще одного поля научных споров, плавно переходящих в идеологические.

До сих пор археологическими средствами исследовались в первую очередь этногенезы славян (русский, украинский и белорусский). Назовем в качестве примера этого книгу [Булкин]. Я, правда, не хотел бы рассматривать здесь этногенез славян, так как эта тема обсуждалась уже в бесчисленных публикациях и так как уже только перечисление различных точек зрения, связанных с этой, вызывавшей многочисленные споры темой, не было бы простой задачей. Поэтому я планирую только некоторые краткие замечания на эту тему, которые, надеюсь, смогут привнести в обсуждение новые точки зрения:

1. Многое из того, что было до сих пор высказано при рассмотрении славянского этногенеза в Восточной Европе, стало жертвой критики Фоменко и Носовского и должно быть по-новому обдумано на основании сокращенной старо-русской (но и западноевропейской) истории. Например, великое переселение народов попадает из VI в XIV век (также как и «римская» империя: см. выше).

2. Упомянутая Брэтцом (Brätz) аргументация против происхождения имени собственного славян от славянского слова «слава»: «Никакой народ не обозначил бы сам себя как „умный“ и „знаменитый“ [Брэтц]» свидетельствует о его неосведомленности о славянско-русском способе мышления. Как раз в России бесчисленное число раз писали о собственном народе на огромных плакатах: «Да здравствует великий русский (или еще более великий советский) народ, строитель коммунизма», «Да здравствует советская Красная армия» и так далее, и так далее. Не беда, что славный советский народ так и не сумел вбить последний гвоздь в свое нациестроительство (пардон, в свой нациегенез).

3. Согласно русскому способу мышления каждый в России, кто не проявляет в достаточной степени патриотизм или подчеркнутый национализм, сталкивается с вопросом: «Ты что, не русский?!». Здесь слово «русский» используется как синоним для «умный», «правильно мыслящий». Семантически эта интерпретация лежит не далеко от других посвященных себе хвалебных слов, таких как все те же «славные».

4. Книга Мауро Орбини (Mauro Orbini) 1606 г. использует слово «славяне» именно как синоним слов «славные» или «достойные»: автор причисляет многие неславянские народы (такие как готы, венгры или гунны, финны и даки) к славянам только потому, что своими победами и достижениями они приобрели себе славу.

По поводу этногенеза славян еще следовало бы подчеркнуть, вероятно, что из трех восточнославянских народов только великорусский народ имел особенность, которая отличает его от всех других европейских народов: экстенсивную модель развития в течение многих столетий (последнее выражение эта модель нашла в XX веке при освоении сибирских полезных ископаемых с помощью добровольно поселившихся в исправительно-трудовых лагерях инако– и неправильномыслящих, и преобразовании целинных областей в Казахстане в низкоурожайную житницу). Как следствие этой модели вся русская история пронизана массовыми миграциями, которые доводили русских и примкнувших к ним еще не совсем русских аж до Аляски и Калифорнии в прошедшие давно века и до Вьетнама и Анголы, не говоря уже об Афганистане и Корее в недавно закончившемся веке. Ясно, что добытая в этих краях слава тесно сплотила восточноевропейских финно-угров, тюрок и прочие неславянские племена и народности в могучий славянский русский народ.

В доисторические и ранние исторические времена – первоначально численно небольшая популяция восточных славян – усиливала свое влияние в северном (до Арктического океана), восточном (до Уральских гор), юго-восточном (области на средней и нижней Волге), южном (казацкие районы), и в меньшей мере, в западном, направлениях. И хотя эта важная фаза русского этногенеза может классифицироваться как доисторическая, сам этот экстенсивный процесс продолжается достаточно интенсивно также еще и сегодня. В доисторические времена многочисленные финские народы населяли большую часть России, то есть, почти всю северную часть Восточной Европы. Сегодня восточные финские народы (коми, мордва, удмурты) отделены от западных (карелов, эстонцев и финнов) чисто русской территорией. И едва ли кто-либо может перечислить все финские народы, которые в ходе русского этногенеза ассимилировались полностью.