Текст книги "Потрясающий мужчина"

Автор книги: Ева Геллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

– Жаль, что Бенедикт не может с нами обедать, он так любит, когда я накрываю на свежем воздухе, – сказала Нора. Она пошла в дом и вернулась с кухонной клеенкой в коричнево-оранжево-белую клетку, которой покрыла садовый столик. Теперь это напоминало не занюханное бистро, а занюханную пивную. Ну да ладно.

Потом она продемонстрировала мне посуду в буфете и милостиво разрешила отнести ее на столик. Фарфор был не пятидесятых годов, как вся остальная обстановка, а приблизительно сороковых, кремовый с коричневыми уголками, похожими на ступеньки. Абстрактный цветочек на каждой ступеньке склонялся то вправо, то влево. Зато так называемое серебро, тоже хранящееся в буфете в гостиной, оказалось довольно современными приборами из нержавейки с коричневыми пластмассовыми ручками под дерево с прожилками. Может, мой белый сервиз покажется Норе слишком незамысловатым? А изящные посеребренные, полученные в приданое столовые приборы с витыми ручками – недостаточно современными?

– У меня всегда есть десерт, даже когда детей нет дома, – крикнула она из кухни.

У нее была даже закуска – салат из помидоров. Основным блюдом был густой суп-пюре из фасоли, гороха и помидоров, в который она порезала пару сосисок.

– На следующей неделе, когда кончатся каникулы, я буду опять обедать в кафе с Меди. На каникулы и во время ее отъездов я каждое воскресенье готовлю овощной суп-пюре, замораживаю порции, и всю неделю у меня свежий суп. Не надо возиться.

Мне показалось замечательным, что Нора так просто относится к готовке. Сама я тоже не люблю готовить, да и, честно говоря, не умею. Это у меня, наверное, от матери. Раньше мы всегда обедали с Бенедиктом в студенческой столовой. Или ходили вечером в любимую пиццерию. Наше кулинарное искусство ограничивалось «спагетти карбонара», «спагетти матричиана» и всеми другими вариациями спагетти, которые делаются с помощью готового соуса. Еще мы умеем готовить яичницу и картошку в мундире, все остальное покупалось в виде готовых блюд или полуфабрикатов. У нашего мясника мы брали панированные шницели и маринованные антрекоты. Это было очень удобно, рассказала я Норе.

– Бенедикт будет в восторге, что сможет полакомиться наконец свежими овощами с собственного огорода, – заметила Нора. – Хотя бы по воскресеньям вернется к любимой домашней кухне своего детства.

Да, я тоже люблю домашнюю пищу.

Нора принесла десерт: консервированный компот из груш, разумеется, из собственного сада. Потом сходила за настойкой из мелиссы для себя.

– Если хочешь, после мытья посуды я покажу тебе фотографии детей.

Ну конечно. Пока я мыла и вытирала, расставляла фарфор и убирала ложки с вилками в буфет в гостиной, Нора протерла клеенку и принесла целую гору потрепанных фотоальбомов из темно-коричневого картона с тиснением под крокодиловую кожу. Она взяла самый замусоленный:

– Здесь карточки Бенедикта, они тебя, конечно, интересуют больше всего.

Я с энтузиазмом кивнула. На первой странице был приклеен ослепительно белокурый локон, обвитый голубым мулине. Улыбающегося младенца рядом с этой реликвией ни с кем нельзя было спутать! Мой Бенедикт!

– Какой миленький! – восторженно воскликнула я.

– Он был самым красивым ребенком, – заметила Нора, и я охотно с ней согласилась. На следующей странице – грудной Бенедикт на руках у матери. У нее уже и тогда была эта практичная короткая стрижка с челочкой. Вот Бенедикт в колыбели. А здесь – ползает под деревом. С цветочками и мамой. С воздушным шариком. Бенедикт с пустышкой, без пустышки. Без шапочки, с матерью. Потом – Бенедикту года два, он сидит на радиаторе сногсшибательного спортивного автомобиля, рядом прислонился импозантный улыбающийся мужчина в шляпе. Улыбка – вылитый Бенедикт!

– Это его отец? И какая шикарная машина!

– Тогда у отца Бенедикта была белоснежная спортивная модель «мерседеса». Он всегда ездил только на лучших «мерседесах». – Больше о своем бывшем муже она не проронила ни слова. Бенедикт как-то рассказывал мне, что ему было три или четыре года, когда родители развелись. Он считает, что его отец просто удрал. Почему – понятия не имеет, об этом в семье не говорят.

– У меня не так много детских фотографий Мерседес, – продолжила Нора.

– Детских фотографий «мерседеса»? – удивилась я.

Нора, кажется, не расслышала моего вопроса и взяла в руки следующий альбом. На первой странице был приклеен следующий беленький локон, обвитый розовой ниткой. Опять младенец на руках у Норы. Это, должно быть, сестра Бенедикта. Она старше его на шесть лет. У этого ребенка глазки поуже. И тут больше фотографий, на которых ребенок снят на «мерседесе», возле «мерседеса» или внутри. Сначала младенцем на круглом радиаторе темного «мерседеса» с круглыми крыльями, потом примерно лет четырех перед «мерседесом» с обтекаемыми крыльями и наконец школьницей с ранцем перед спортивной моделью, с сияющим отцом за рулем.

– Меди всегда была лучшей ученицей в классе, – сообщила Нора.

Только теперь до меня дошло:

– Меди зовут Мерседес?

– Разумеется, полное имя Меди – Мерседес.

– Я думала, Меди – ее настоящее имя, – свои открытки Бенедикту она подписывала «Твоя любимая Меди». – Бенедикт никогда не говорил мне, что Меди зовут Мерседес.

– Дома мы называем ее только уменьшительным именем. Для всех остальных она – Мерседес.

– Ее назвали так, потому что отец ездил на «мерседесах»?

– Мерседес – имя, которое ей очень подходит. Такое по-французски элегантное.

Я внимательно присмотрелась к девочке на снимках. Скорее она походила на «фольксваген».

– У нее есть постоянный друг?

– Ее поклонник постоянно делает ей предложения! Покупает ей дорогие платья и оплачивает все ее поездки! Сейчас они как раз вместе в Бордо на дегустации вин. Меди обожает Францию, она интеллектуальная и эстетическая натура.

Я подумала и произнесла вслух:

– А я, наверное, практично-эстетическая натура.

Нора захлопнула альбом.

– Я вижу, фотографии Мерседес тебя не слишком интересуют. Ладно, вот более поздние снимки Бенедикта.

О да. Следующий альбом. На первой странице – групповой снимок. Выпускной бал в танцевальной школе. В центре – сияющий Бенедикт. Нора показала на темноволосую красавицу в коротком бальном платье.

– Это партнерша Бенедикта по танцам, дочка бургомистра!

– Неплохо выглядит, – заметила я без тени зависти. Бенедикт как-то поклялся мне, что не выносит женщин с черными волосами на ногах.

– Дочь бургомистра с ума по нему сходила. Да, у мальчика были шансы, – вздохнула Нора.

Дальше – гуляние после школьных выпускных экзаменов. Ах, вот когда он носил оранжево-синий акриловый свитер! Нора ткнула пальцем в блондинку позади Бенедикта:

– Это дочь владельца салона мод в центре города. Он с ней очень дружил.

Я уставилась на белокурую наследницу – Бенедикт мне о ней ничего не рассказывал. Я думала, он равнодушен к блондинкам. Вся карточка была захватана руками – наследницу салона мод разглядывали довольно часто.

– Меди до сих пор обижается на Бенедикта, что он не женился на этой девушке. Это была бы прекрасная партия.

Мне стало не по себе. Я, выходит, считаюсь неважной партией? Конечно, мой отец не бургомистр. И перспектив получить в наследство салон мод у меня тоже нет. Но как-никак моему дяде принадлежит престижная строительная фирма. И благодаря знакомству со мной Бенедикт нашел работу. В конце концов, это немало! А главное – он любит меня!

Нора в ужасе посмотрела на часы:

– Бенедикт вот-вот вернется, а я ничего не купила на ужин! И мне нужно еще прибраться до его прихода!

– Давайте схожу за продуктами, – вызвалась я. – Я знаю, где продовольственный магазин. – Я пошла охотно: ужасно хотелось есть.

Нора предупредила, чтобы я не покупала лишнего. В жару Бенедикт не захочет ничего горячего на ужин. Поэтому я купила салями, красной рыбы, сыра, масла, хлеба, пива и яиц.

Я вернулась в начале седьмого. Бенедикт был уже дома. Я бросилась ему на шею.

– Ну как?

– Здорово! Думаю, стоит завтра опять сходить туда.

Бенедикту было не до еды – столько всего хотелось рассказать. Дядя – Бенедикт называл его Фабер – очень лестно представил его коллегам. И сразу взял с собой на две крупные стройплощадки: клинического центра и универмага.

– И там, и там – огромные деньги, – мечтательно проговорил Бенедикт. Архитекторы и рабочие на стройках отнеслись к нему очень тепло. Бенедикт поначалу будет работать в офисе, вместе с господином Вельтье, вторым человеком в фирме после дяди, и молодым архитектором Детлефом Якоби, сверстником Бенедикта. Позже он приступит к работе над конкурсным проектом – город собирается строить дом для престарелых. Там есть еще сотрудник помоложе – некий Герхард Крифт, который сейчас находится на стройке. А с Детлефом Якоби Бенедикт ходил обедать в маленькое кафе рядом с фирмой.

И самое главное: дядя ездит на самом большом и самом новом «БМВ»!

Еще Бенедикт рассказал о моей кузине Анжеле, единственной дочери дяди Георга и тети Сузи. Бенедикт нашел, что она вела себя вовсе не заносчиво, воображалой ее тоже не назовешь. А работает она в фирме не секретаршей, а скорее девушкой на побегушках. По моей просьбе Бенедикт описал, как выглядит моя кузина – у фрейлейн Фабер сложная прическа: волосы сплетены в какие-то косички. Она немного полновата, особенно в бедрах. На каждом пальце у нее по кольцу, а на шее – цепочки в три ряда. Кожаная мини-юбка очень дорогая, но, пожалуй, безвкусная. Что было сверху – блузка или свитер, – Бенедикт не помнил. Да, там все называют Анжелу «фрейлейн Фабер».

– Фрейлейн Фабер! Я не хочу, чтобы меня обзывали «фрейлейн»! Я буду госпожой Фабер, когда стану работать у вас. Плевать, что я младше Анжелы на три с половиной года.

– Как бы нам вас не перепутать, – пошутил Бенедикт, – или мне позволено говорить тебе по-прежнему «ты»?

После ужина Бенедикт посмотрел новости. Нора тоже – как учительница, она всегда должна быть в курсе событий. Я убрала все со стола, перемыла посуду, поставила сервиз и приборы в буфет, гордясь тем, что от глаз Бенедикта не укрылось, как хорошо я тут освоилась.

– Сиди, я все сделаю, Нора, – небрежно сказала я его матери.

Потом показывали детектив, который Нора тоже решила посмотреть, потому что ее ученики смотрят все детективы подряд. После детектива Бенедикт захотел спать. У него был напряженный день. Нора тоже пожелала лечь, она «безмерно устала». Как мне сказать Бенедикту в присутствии матери, что я хочу ненадолго подняться с ним в его комнату? Я постеснялась. Эта женщина как минимум двадцать пять лет не спала с мужчиной. Что она обо мне подумает, если я не в состоянии две ночи провести одна? Примет меня за сексуально озабоченную особу? Я решила подождать, когда Бенедикт и она наконец разойдутся по комнатам.

Потом я тихонько прокралась вверх по лестнице. Только я добралась до последней ступеньки, как из спальни вышла Нора и посмотрела на меня, по-учительски строго наморщив лоб.

– Я только хотела кое-что сказать Бенедикту, – смущенно пролепетала я, словно застигнутая за списыванием школьница. И стала глупо оправдываться: – Может, мне надо ему что-нибудь купить? – Я покраснела и, заикаясь, добавила: – Я имею в виду завтра.

– Думаю, сейчас ему нужен сон, – отрезала Нора и закрыла за собой дверь.

Это верно, но еще ему нужна ласка. И мне тоже. Его матери это трудно понять. Как говорится, она по другую сторону добра и зла. Грустно, но это типичная женская судьба. Надо будет постепенно приучить ее к нашему образу жизни. Слава Богу, она не такая уж твердолобая, подумала я, постучав в дверь Бенедикта.

Я у него провела час. Мы просто сидели рядышком на кровати. Через стенку были слышны шорохи в комнате Норы. Значит, и она слышала любые звуки у нас.

Я шепотом спросила Бенедикта:

– Может, мне лучше называть твою сестру Меди Мерседес?

Он прошептал в ответ:

– Мне безразлично. Не та проблема, чтобы ее обсуждать, киска, все само образуется.

Потом мы думали, куда поставить нашу широкую кровать, и решили, что ей место в комнате Меди – то есть будущей моей.

– Тогда твоя мать нас не услышит, – прошептала я.

– Тогда моя мать нас не услышит, – громко произнес Бенедикт и засмеялся.

Все, что мы обсуждали потом, Нора имела право слышать. Бенедикт сказал, что я могу смело и безжалостно вычистить его шкаф.

– До встречи за завтраком, – громко попрощались мы.

Мне и в самом деле удалось на следующее утро встать ни свет ни заря и сходить за свежими булочками. Когда я вернулась, в кухне пахло кофе. Поднялась в комнату Бенедикта. На его письменном столе стоял поднос с кофейником, хлебом и вареным яйцом

– Доброе утро, киска, – сказал Бенедикт, – я думал, ты еще блаженно спишь. Нора принесла мне завтрак, чтобы не будить тебя.

Она не заметила, что я давно проснулась и пошла в булочную. И все равно обидно, что мать Бенедикта приготовила ему завтрак. Я немного расстроилась.

– Киска, ты просто должна объяснить все матери. Скажи ей, что я всегда хочу завтракать с тобой, – предложил Бенедикт. Это меня успокоило.

Я проводила Бенедикта до двери и на прощание поцеловала его.

– Позвони мне как-нибудь.

– Сразу, как приеду, напишу открытку. – Бенедикт поцеловал меня.

Я помахала ему.

На втором этаже открылось окно, Нора тоже помахала сыну:

– Удачи тебе!

Хотя я не выспалась и не могла придумать, что делать дальше, но собрала все же свой диванчик и убрала подальше чемодан. Потом уселась в саду, чтобы насладиться сентябрьским солнышком.

Только после десяти появилась Нора, на этот раз в сером спортивном костюме. Она повесила сушить дюжину рубашек:

– Слава Богу, что мальчик сегодня утром сказал мне, что у него нет ни одной чистой рубашки!

Мне тоже захотелось сделать что-то полезное:

– Бенедикт сказал, что я могла бы навести порядок в его шкафу и разложить там свои вещи.

– Право же, он должен сам решить, какие вещи ему не нужны. Все они в прекрасном состоянии и очень хорошего качества!

Значит, лучше ничего не трогать, догадалась я.

– Чем же мне заняться сегодня?

Нора вздохнула:

– Собственно говоря, надо было бы помыть окна. Меди собиралась мне прислать свою домработницу, но та заболела.

Я посмотрела на окна так называемой игровой комнаты. Домработница, по-видимому, больна уже не один год. По правде говоря, ненавижу мыть окна, но здесь это даже забавно. Стекла и рамы настолько грязные, что Нора будет ослеплена результатом моих усилий.

Нора притащила газеты. Если драить окна по старинке газетами, это не так уж и трудно. Но работа оказалась изнурительной. Маленькие стеклышки над окнами и дверью почти вывалились из рам, такой хрупкой была замазка. И повсюду паутина. Я тщательно проверила каждый угол: нет ли где-нибудь паука. Ничто не вызывает у меня большего омерзения. Либо я, либо пауки, в одной комнате мы не уживемся. К счастью, я не обнаружила ни одного.

Во время уборки я обдумывала, где нам лучше всего завтракать. Может, все же в комнате Бенедикта? Там нам никто не помешает. Как внушить это Норе? Правда, тогда она решит, что мы избегаем ее. Внизу, на кухне, практичнее. Но, с другой стороны, кухня совсем не соответствовала моим представлениям о нашем общем жилище. Ничто не напоминало иллюстрации в журналах по интерьеру: не было ни красивой кухонной мебели, ни стойки, ни старинного деревянного стола с большим букетом цветов.

Кухню непременно надо отремонтировать. Правда, комната Бенедикта ничуть не лучше. На следующей неделе, когда начнутся уроки в школе, Нора, очевидно, будет уходить раньше Бенедикта. Надо просто набраться терпения и подождать.

Я без передышки драила окна, пока Нора не позвала обедать. На закуску она сделала салат из помидоров с сыром, купленным мною вчера. На горячее – очередная порция ее овощного супа-пюре. Мы как раз ели десерт, все тот же компот из груш, когда позвонил Бенедикт.

– Конечно, я постирала твои рубашки, – прокричала Нора в трубку. – Да, да, и приготовила обед. Что ты хочешь на ужин? Что тебе купить? – потом повернулась ко мне. – С тобой он тоже хочет поговорить.

– Алло, – сказала я, слегка смутившись, – что нового?

– Ничего, – ответил Бенедикт. – У тебя все в порядке?

– Да, все замечательно. Я мою окна в игровой комнате.

– Здорово! Ну, тогда пока.

– Пока.

Какой идиотский разговор! В присутствии его матери я не могла послать ему по телефону три обычных прощальных поцелуйчика. Он мне тоже не мог – ведь рядом были коллеги и моя кузина Анжела.

– Кстати, – обратилась я к Норе, – Бенедикт хотел бы по утрам завтракать вместе с нами.

– Мне он только сказал, что хотел бы на завтрак мой домашний джем.

Если не верит, подумала я, пусть Бенедикт скажет ей вечером сам.

Я опять принялась за мытье окон. Нора исчезла на кухне и не показывалась. Только часов в пять, когда мне приспичило в туалет, я услышала через открытое окно в туалете ее голос и выглянула посмотреть. Она стояла около дома и разговаривала с какой-то женщиной в домашнем халате. Я улыбнулась: настоящая идиллия домохозяек.

Нора сказала:

– Привез с собой молодую девицу. Нет, они не женаты.

– Не женаты! – воскликнул «халат».

Я усмехнулась, сидя на унитазе. Типичная провинциальная мещанка.

Нора засмеялась:

– Молодая дама, как сказала бы мать Гёте, – его постельная принадлежность.

– Постельная принадлежность? – переспросил «халат».

– Вот именно, постельная принадлежность, – со смехом подтвердила Нора.

– Да-да, молодые мужчины должны перебеситься, – глубокомысленно изрек «халат».

Я клокотала от возмущения. Неужели этот «халат» думает, что Бенедикт использует меня для того, чтобы перебеситься? Это меня его мамаша называет «постельной принадлежностью»? Я решила ничего не говорить об этом Бенедикту, а потихонечку заняться перевоспитанием его матери.

Когда вернулся Бенедикт, я все еще продолжала мыть окна, вся грязная и пропотевшая. Бенедикт с восторгом спросил, могла ли я предположить, что моя кузина Анжела ездит на самом дорогом «БМВ-кабрио»?! Именно той модели экстра-класса, о которой мечтает Бенедикт! «БМВ» у Анжелы черный. Анжела сказала ему, что это не просто черный, а цвет черной икры.

Меня больше интересовала внешность Анжелы, чем ее машина. Она ходячая подставка для украшений, как сказал один сотрудник. Сегодня на ней было две пары серег и полкило браслетов. А еще замшевый костюм с джинсовыми вставками.

– Молодежь часто носит настоящие драгоценности со спортивной одеждой. Меди это тоже любит, – вмешалась Нора.

– Ты не слышал, появился ли у Анжелы парень? – поинтересовалась я.

– Мне никто не говорил, что у нее есть постоянная симпатия.

– У нее никогда не было настоящего друга, – сказала я. – Отец говорит про нее: много ухажеров, но ни одного жениха.

– Она, пожалуй, была бы неплохой партией, – размышляла вслух Нора.

Бенедикт рассмеялся:

– Мне не нужна хорошая партия, у меня есть Виола.

«Ну что, съела?» – подумала я и засмеялась вместе с Бенедиктом. У меня нет причин завидовать дочери бургомистра, наследнице салона мод или Анжеле.

Потом Нора приготовила ужин из остатков моих вчерашних продуктов и булочек, которые я покупала на завтрак. Раньше мы частенько куда-нибудь ходили поужинать. Раньше! А ведь это было всего на прошлой неделе.

Правда, я была слишком измучена, чтобы рваться из дома. Самое милое дело – посидеть рядом с Бенедиктом перед телевизором. После выпуска новостей Нора принесла высохшие рубашки Бенедикта, расставила гладильную доску и начала гладить. Я осторожно взглянула на Бенедикта. Он смотрел на экран телевизора. Раньше Бенедикт сам гладил свои рубашки, пару раз даже мои блузки. Гладит он гораздо лучше, чем я. Однако теперь я чувствовала себя неловко, сидя рядом с ним в кресле, в то время как его мать тут же гладит ему рубашки.

– Я чуть живая, – сказала я. – Целый день мыла окна. Хочешь взглянуть? Бенедикт хохотнул:

– С чего это я должен разглядывать чистое окно?

Я тоже не могла не засмеяться. Он был прав.

Больше всего хохотала его мать. Я наблюдала, как она несколько раз прошлась утюгом от центра воротничка к уголкам. Бенедикт объяснил мне: если так гладить, обязательно останутся складки. Ага, вот и у Норы складка. Она несколько раз проутюжила ее, чем окончательно загладила.

– Так смеялась, что сделала тебе складку на воротничке, – принялась оправдываться Нора.

Я посмотрела на Бенедикта. Он не отрывался от телевизора. Так дело не пойдет. Я подозревала, что его мать сочтет надругательством, если ее сын на моих глазах будет гладить свои рубашки. Поэтому я сказала Норе:

– Разреши, пожалуйста, мне погладить.

Она не стала возражать и молча протянула мне утюг. Невозможно в один день решить все проблемы, даже если они совсем малюсенькие. Я погладила три рубашки и увидела на часах, что уже половина одиннадцатого.

– Остальное можно погладить в выходные, – сказала я, валясь с ног от усталости. Пусть только гладит сам Бенедикт, хотя бы тайком и в своей комнате. Бенедикт поблагодарил меня поцелуем. Нора смотрела в сторону.

В этот вечер я слишком устала, чтобы подниматься с Бенедиктом в его комнату. Но когда я внизу у лестницы шепнула ему на ухо: «А где мы завтракаем завтра?» – он крикнул в спину матери: – Завтра я позавтракаю с Виолой на кухне. Наконец-то. Одна проблема решена.

На следующее утро Нора сидела в своем оранжевом тренировочном костюме за кухонным столом и читала газету. Мы беседовали о джеме. Это был самодельный джем. Смородиновый. Бенедикт еще в детстве его обожал. Этот год тоже был урожайным на смородину. Потом мы обе помахали на прощание Бенедикту.

Я приступила к мытью окон в гостиной. На обед мы ели салат, вареные помидоры и сливы. После последней сливы Нора объявила, что ей нужно немного прилечь, у нее что-то с кровообращением. Меди очень беспокоится о ее здоровье. Я, естественно, тоже заволновалась и попросила ее как следует отдохнуть. Я убрала со стола, все перемыла, расставила и занялась другими делами: завтра должен прибыть наш груз, а мы еще не знали, куда девать кровать и другие вещи. Я сварила себе кофе, и тут меня осенило. Мы будем вместе жить в игровой комнате! Хотя бы на первых порах. Теперь, когда с окон исчезла паутина, здесь оказалось довольно симпатично. Наша кровать как раз бы встала между старым диваном и стенкой. Подставку для цветов и ящики можно отнести в подвал. Старый, обтрепанный диван я бы закрыла красивым белым льняным покрывалом. И до тех пор, пока Меди не очистит свою комнату или мы не отремонтируем комнату Бенедикта, мы бы спали здесь, подальше от Норы. Мне надо было срочно позвонить Бенедикту на работу.

– Архитектурное бюро Фабера, у телефона Фабер, – произнес прокуренный голос голливудской дивы.

– Говорит тоже Фабер, Виола Фабер.

– Хеллоу, – скучающим голосом протянула дива. Это была моя кузина Анжела собственной персоной.

– Алло, Анжела, давно не виделись. Как поживаешь? – бодрым голосом спросила я.

– Трудимся вовсю, – лениво ответила она.

– Я тоже не расслабляюсь, жду машину с нашими вещами.

– На твоем месте в такую шикарную погоду я бы лучше позагорала.

Услышав, что у меня на это абсолютно нет времени, потому что я отдраиваю окна и в связи с этим хочу кое о чем спросить Бенедикта, она рассмеялась. Ее смех звучал злорадно. Потом вдруг изменившимся голосом капризного ребенка она сказала:

– Господин Виндрих! Вашей подруге что-то от вас надо.

– В чем дело? – нетерпеливо спросил меня Бенедикт. – Я должен срочно ехать на стройку.

– Как ты смотришь на то, чтобы мы поставили нашу кровать в игровой?

– Ну ты придумаешь тоже! – воскликнул Бенедикт. – Обсуди с мамой, возможно ли это, вот и все. Мне пора уезжать.

– Ладно, тогда пока, – я быстро трижды чмокнула его в трубку. Бенедикт не ответил мне тем же. Ясно, ведь Анжела была рядом.

Что я должна обсуждать с Норой? Она воспротивится тому, чтобы мы спали внизу, а она одна наверху. Я вспомнила: если я что-нибудь хотела от своего отца, всегда было три возможных варианта:

1) если он говорит «да» – все в порядке;

2) если он говорит «нет», нужно поразмыслить, как это «нет» превратить в «да»;

3) если он говорит «не знаю», нужно спросить себя, что это значит.

У Норы это означало, что Бенедикт должен решить сам. А Бенедикт мог любое «нет» Норы превратить в «да». Вот и решение моей проблемы: я скажу Норе, что так хочет Бенедикт. Когда знаешь решение, любая проблема кажется простой.

После обеда я наконец закончила мыть окна и, совершенно обессиленная, уселась в саду. Только я расслабилась, как пришла Нора.

– Я звонила Бенедикту, – сказала я, – он считает, что лучше всего на первых порах поставить нашу кровать в бывшей игровой комнате. Нора неожиданно заявила:

– Бенедикт даже не сказал мне, какой у тебя знак зодиака.

– Близнецы.

– А Бенедикт – Скорпион. Разве это сочетается? Я тоже Скорпион. В нашей семье никогда не было Близнецов, все мы активные личности. – Она вздохнула. – Мне надо догладить остальные рубашки Бенедикта.

– Я собиралась еще помыть окно на кухне, – слабым голосом произнесла я. На самом деле я хотела принять ванну. И к тому же была голодна. Я подняла голову, и на небе мне померещилась пицца, вожделенная и недостижимая.

Когда пришел Бенедикт, я даже не успела привести себя в порядок. Нора встретила его сообщением, что перегладила все его рубашки, а я – что опять весь день мыла окна.

– Как это мило! – небрежно бросил он. – А я вот сегодня обнаружил окно, вмонтированное в проем дома задом наперед. Ты бы только видела!

– Задом наперед?

– Его можно было открыть только снаружи. И это на четвертом этаже! Ни один из этих придурков даже не заметил. Вот был скандал! Фабер оценил, что я это заметил.

Мать Бенедикта звонко захохотала и восторженно захлопала в ладоши.

– Бенедикт, я бы с таким удовольствием пошла в пиццерию, – сказала я и с особой нежностью посмотрела на него.

– Сегодня?

– Да, так хочется куда-нибудь пойти! – продолжала я, хотя Нора стояла рядом.

– Я тоже за, – подхватила она. – Мне сегодня после обеда было нехорошо, и я ничего не смогла купить на ужин.

– Согласен, – отозвался Бенедикт, – пошли.

– Тогда лучше пойдем к нашему греку, чтобы ты наконец познакомилась с ним, – сказала Нора.

Собственно говоря, мне было бы приятнее, если б Нора осталась дома, но очень уж хотелось есть. Она отвезла нас на своем стареньком «опеле». Я пригласила их обоих, в конце концов, это мне пришла в голову идея куда-нибудь пойти. Бенедикт попросил копию счета, поскольку мог теперь получать некоторую сумму на деловые обеды и ужины, а мы были его первым официальным ужином. Меня переполняла гордость за Бенедикта.

Потом он сказал Норе:

– Я нахожу удачной мысль Виолы поставить нашу кровать в игровой.

Вот так-то.

4

С семи утра я ждала контейнер с вещами, словно львица кормежку. Они прибыли в три часа дня. Сначала завезли вещи, которые грузили после нашего отъезда.

– С этими коробками происходит то же, что с бедными душами в Библии, – глубокомысленно изрек грузчик. – «И последние будут первыми».

Нора не пожелала смотреть, как ее дом затаптывают грузчики, и осталась в своей гостиной. Грузчики без труда протащили нашу кровать по узкому коридору в игровую. Все трое по отдельности поинтересовались, довольна ли я тем, как поставлена кровать. Это означало, что чаевые заслужил каждый из них.

У нас, правда, почти не было мебели, но все прочие пожитки заняли почти сорок коробок. Хорошо, что мы сообразили приклеить на каждую записку с точным перечислением содержимого. Коробки с моими тряпками, бельем и обувью, книгами, чертежными принадлежностями, пишущей машинкой и прочими вещами я распорядилась поставить в коридоре возле комнаты Меди. Три ящика с люстрой встали туда же. Телевизор Бенедикта – в его комнату, стереосистему – в игровую. Коробки с посудой, рюмками и моими столовыми приборами отправились на кухню. Два венских стула, которые я сама отреставрировала, – в игровую. Хорошо, что мы забрали их с собой. Сольвейг во время очередного приступа бешенства облила бы их вишневым соком или порезала. А скорее всего и то, и другое вместе.

Когда все было расставлено согласно моим пожеланиям, я получила счет. Девятьсот пятьдесят восемь марок восемьдесят четыре пфеннига, включая НДС. Подписать тут и тут. Я решила дать каждому из грузчиков по десять марок на чай. Бенедикт сделал так же. Доставая чаевые из своей сумочки, я придумала вариант получше. Я все оплачу сейчас же, наличными. И дело будет сделано, и у меня не останется на руках такой крупной суммы. Сейчас не было времени открывать счет в банке. Я с любезной улыбкой вручила рабочим десять новеньких хрустящих купюр по сто марок и небрежно бросила:

– Сдачи не надо.

Грузчики радостно поблагодарили.

Когда я задрапировала продавленный диван белым хлопчатобумажным покрывалом с рельефным узором, мир стал намного привлекательней. Он похорошел еще больше, когда я поставила по обе стороны кровати венские стулья с чехлами в бирюзово-белую полоску. На один стул я водрузила нашу лампу с белым абажуром и стеклянным бирюзовым основанием. Очень симпатично. Стереосистема уместилась в самом углу, только не хватало удлинителя, чтобы дотянуться до единственной розетки. Я принесла из комнаты Бенедикта его постельное белье. Теперь все готово. Правда, немного тесновато, но уж лучше семь квадратных метров в белых и бирюзовых тонах, чем семьсот – в коричнево-бежево-оранжевых.

Довольная собой, я опустилась на диван и огляделась вокруг. Справа промелькнуло что-то темное. Я обернулась – рядом сидел паук. Он перебирал лапками в направлении моей руки.

Я вскочила с диким криком. Его тельце было размером с монету в одну марку. Нет, в пять марок. А вместе с лапками он казался величиной с булочку. Паук тоже встрепенулся и ринулся под диван на всех восьми лапках, жирных и черных, как обгоревшие спички. Я закрыла глаза и лишь с большим трудом заставила себя снова открыть их. Куда он делся? Где опять вылезет? За моей спиной? Рядом со мной? На мне?!!! Я выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь.

– Там паук! – завизжала я у лестницы.

Нора вылетела из своей комнаты и перегнулась через перила:

– Я спала! Что, приехал Бенедикт?

– Нет, там паук!

Она не спеша спустилась вниз по лестнице. Я показала ей на дверь игровой. Она вошла, я осталась у двери.

– И здесь должен спать мой сын?! – возмущенно воскликнула Нора. – В этой тесноте?

И тут гигантский паук медленно пополз по нашей белоснежной постели! Очень медленно. К Норе. Ко мне!

– Вот, вот, вот! – истерически завопила я.

– Совсем как Меди, – покачала головой Нора. – Она тоже так реагирует на пауков. А что в нем такого уж необычного? Нормальный паук.

Мне было все равно, нормальный он или нет.

– Убей его, пожалуйста, – визжала я.

– Это у Меди с тех пор, как еще в детстве она обнаружила паука в джеме. Согласна, это было не слишком аппетитно.