Текст книги "Потрясающий мужчина"

Автор книги: Ева Геллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Привет тебе от Анжелы, – сказал Бенедикт, положив трубку.

– Что ей надо посреди ночи? Почему она звонит тебе в машину?

– Куда же ей звонить? Я на работе не подходил к телефону, а он трезвонил целый день.

– И что она хочет?

– Фабер пожелал узнать, когда будет представлен проект. Кроме того, я должен на будущей неделе перебраться на стройку. Шеф требует, чтобы я замещал прораба.

– Почему же он сам тебе не звонит? – никак не могла понять я.

– Начальник раздает приказы через секретаршу. А какое сейчас время суток – им абсолютно наплевать. Дай им волю, у нас бы вообще не было личной жизни.

Меня охватило беспокойство.

– Если ты со следующей недели будешь заниматься чем-то другим, кто будет делать гостиничный проект?

– Прораба я буду замещать только временно. Но проекты должны быть представлены Шнаппензипихе еще до моего отъезда.

– В среду госпожа Шнаппензип точно будет в отеле. – Мне опять стало не по себе, я начала опасаться новых задержек. Как все зависит от капризов начальства!

Бенедикт тоже погрустнел после звонка Анжелы.

– Гм, – пробормотал он себе под нос.

– О чем ты думаешь?

Он выдохнул:

– Я имею право не платить налоги за автотелефон на все сто процентов. В конце концов, я им пользуюсь только по работе.

– А ты не можешь отключиться и подумать о чем-нибудь другом?

Бенедикт засмеялся, выехал на обочину, заглушил двигатель и притянул меня к себе.

Я почувствовала себя счастливой, как школьница. Я – с этим мужчиной! В этой машине!

63

На Пасху Руфус один раз сходил со своим дружком Михаэлем в пивную. О Тане он ничего не рассказывал. Мисс Плейер убиралась все праздники, и сейчас у нее выходной. Руфус был ею очень доволен. Как заботливый отец, он расспросил меня о моих делах и был весьма удивлен, что Бенедикт закончил проект. Он тут же позвонил госпоже Шнаппензип и передал мне трубку, чтобы я сама договорилась с ней о встрече.

Госпожа Шнаппензип пришла в восторг. Само собой разумеется, у нее всегда найдется время для такого события. Она вся дрожит от нетерпения, но, к сожалению, в эту среду не получится. Ее дочь Микки едет на экскурсию, и госпожа Шнаппензип вызвалась сопровождать группу детей.

– Вы понимаете, что это значит, – многозначительно произнесла она, – а вообще-то я всегда в вашем распоряжении.

Я позвонила Бенедикту. Ему подходил любой день, главное – чтобы он успел представить чертежи перед поездкой к отцу в четверг во второй половине дня. Итак, госпоже Хеддерих было дано указание в четверг к десяти часам стереть пыль со стола в комнате рядом со столовой и сервировать кофе и чай.

Госпожа Шнаппензип явилась как поместная дворянка на провинциальные посиделки: в костюме из дорогого льна с широкой юбкой, темно-синей в белый цветочек, и блузке с большим воротником и тремя слоями рюшей из кружев. Она знала, что принадлежит к тому типу женщин, которые могут позволить себе воротник из кружев, не рискуя при этом выглядеть безвкусно. Любовно оправив рюши, она продемонстрировала всем свой перстень с изумрудом, обрамленный бриллиантами.

– Я рада, наконец, лично познакомиться с талантливым молодым архитектором, – приветствовала она Бенедикта.

– Я тоже безмерно рад, милостивая сударыня, – ответил Бенедикт. Я бы не удивилась, если бы он приложился к ее ручке.

Милостивая сударыня неумолчно болтала о наконец-то наступившей весенней погоде. Она чувствовала себя просто заново рожденной, передать нельзя, как она страдала зимой. Потом она с улыбкой заметила, что не может больше сдерживать свое любопытство и хотела бы посмотреть чертежи.

– Вы убедитесь, сударыня, что не обманулись в своих ожиданиях. – Бенедикт размашистым жестом развернул план.

Я посмотрела на эскиз и не поверила своим глазам. Вместо трех больших, двух средних и двух маленьких комнат, сгруппированных вокруг лифта, я увидела лишь сетку из одинаковых прямоугольников. Там, где в действительности пролегал петляющий коридор, на плане была прочерчена прямая просека между передними и задними прямоугольниками.

– Что это? – недоуменно спросила госпожа Шнаппензип.

Бенедикт засмеялся:

– Из восьми комнат на каждом этаже я сделал десять. Пять выходят на улицу, пять во двор. Мне удалось повысить вместимость вашего отеля на двадцать пять процентов!

– Скажите пожалуйста! – уважительно протянула хозяйка.

Бенедикт развернул следующий план.

– Здесь вы видите: слева от двери в каждом номере санитарный комплекс, справа – встроенный шкаф. Жилое пространство составляет восемь квадратных метров, две комнаты, выходящие во двор, имеют даже по девять с половиной квадратных метра. Лишь комнаты рядом с лифтом несколько уже при входе. И в ту комнату, которая за лифтом, входит только одна кровать. Типичный одноместный номер, такие тоже нужны.

– Вы даже не подозреваете, насколько вы правы, – заметила госпожа Шнаппензип, – больше половины наших постояльцев одинокие люди.

Бенедикт на это ничего не ответил – да и что он мог сказать? Он пояснил, как ему удалось создать эту абсолютно новую структуру: к примеру, в одном месте он перенес окно в коридоре, а бывшая кладовка стала частью одной из комнат, но тут его перебила госпожа Шнаппензип:

– А где же тогда хранить белье и принадлежности для уборки?

– Все функциональные помещения расположены в подвале, я потом покажу вам более детально.

– Нет, невозможно каждый раз доставать пылесос и белье из подвала. Вам нужно придумать что-то другое!

– Если хотите, в коридор можно интегрировать встроенные элементы. Правда, вы должны учесть, что коридор после реконструкции станет довольно узким.

– Нет! На каждом этаже нам нужно помещение, где хранится весь инвентарь. – Хозяйка энергично постучала пальцем по комнате за лифтом. – Эту малюсенькую комнатку все равно нельзя сдавать, туда все и войдет.

– Тогда, впрочем, вместимость отеля повысится только на двенадцать с половиной процентов, – иронично заметил Руфус.

– Этот пункт мы обязательно должны обсудить потом в деталях, – сказал Бенедикт и опять обратился к своему плану. – Сначала я хотел бы обрисовать вам возможные варианты обстановки. – Он показал на комнату внизу слева: у каждой боковой стены стояло по кровати – между ними оставалось примерно семьдесят пять сантиметров свободного пространства, а между одной кроватью и душевой кабинкой был примерно один квадратный метр для стола и стула. На противоположной стороне, между кроватью и встроенным шкафом, стоял еще один стул и какой-то треугольный элемент.

– Что там еще за треугольная штука? – поинтересовалась госпожа Шнаппензип.

– Телевизор и мини-бар, – пояснил Бенедикт. – Все трехгранное и отлично вписывается в любой угол. Очень удобно.

– Треугольные холодильники? Разве такое бывает? – удивилась хозяйка.

– В одном японском журнале я видел даже круглые холодильники.

Около стола был начерчен еще один треугольник.

– А что это такое?

– Так треугольник вводится как лейтмотив всего оформления. Это корзинка для мусора.

– Вы когда-нибудь вычищали треугольную корзинку? – воскликнула госпожа Шнаппензип. – Если кто-нибудь бросил не опорожненную бутылку из-под пива, грязь прилипнет во всех трех углах!

– Это была всего лишь дизайнерская идея, – небрежно отмахнулся Бенедикт, – детали в любой момент могут быть доработаны, сейчас речь идет об общем впечатлении.

– Надеюсь, вы не ошарашите меня треугольными полотенцами, – хмыкнула госпожа Шнаппензип.

– Разумеется, нет. Сейчас речь идет всего лишь о вариантах обстановки. – Бенедикт показал на вторую комнату внизу слева. Тут снова было по кровати у боковой стены, но одна кровать стояла изголовьем к стене душевой. При этом решении освобождалось почти два квадратных метра у окна для стола и двух стульев. А трехгранный теле-холодильный элемент стоял в углу у окна. В третьей комнате двуспальная французская кровать стояла прямо под окном. «Как прикажете тогда мыть окна», – подумала я, но, разумеется, ничего не сказала. В следующей комнате для стола и стульев оставалось даже четыре квадратных метра, поскольку кровати стояли углом, одна опять под окном. Я как раз подумала, что лично я не имею ни малейшей охоты спать под углом к кому-нибудь. Вкусы, как известно, у всех разные, но тут госпожа Шнаппензип произнесла:

– А вы не задумывались, как при этом мыть окна? Нет, об этом вы явно не думали.

Бенедикт замешкался лишь на секунду и выдал:

– Покупаются современные гостиничные кровати на роликах, которые может сдвинуть даже ребенок.

Бенедикт показал на одну из комнат со стороны двора:

– Если здесь поставить французскую кровать, хватит места еще и для детской кроватки.

Госпожа Шнаппензип посмотрела на меня с упреком.

– Почему же вы не сказали ему, что это слишком тесно, чтобы стелить постели? А эти углом стоящие кровати – для них нужно вдвое больше места. Это повлечет за собой новые расходы.

Я смущенно проговорила:

– Поскольку у нас в основном пользуются спросом одноместные номера, мы могли бы поставить в большинстве комнат только по одной кровати. И места бы хватило.

К счастью, госпожа Шнаппензип похвалила мое предложение:

– Да, в качестве одноместных это были бы симпатичные комнатки.

– Тем самым вместимость отеля по сравнению с теперешней понизилась бы, – скучным голосом произнес Руфус. – На этаже вместо шестнадцати коек осталось бы десять.

– Этот пункт надо будет непременно обсудить подробнее, – сказал Бенедикт. Тем не менее госпожа Шнаппензип поморщилась:

– Не обижайтесь, но все это сильно смахивает на казарму.

Бенедикт рассмеялся, открыл свой дорогой кожаный «дипломат» и протянул ей фотографию в рамке из черного глянцевого картона:

– Поскольку я знаю, что часто трудно представить себе зримо абстрактные идеи, я принес это, чтобы вы могли составить более четкое представление.

Я взглянула на фотографию из-за плюшевого воротника госпожи Шнаппензип. Это была страница из шикарного журнала по архитектуре. Комната неопределенных размеров, на окне пышно задрапированные шторы с ампирным узором ракушками – ткань, стоящая не меньше четырехсот марок за метр. Покрывало сделано из той же материи, но весь узор был простеган на ватной подкладке, так что каждая ракушка была рельефной, а все покрывало имело очень дорогой вид. В углу стояло неуклюжее кресло из черной кожи, рядом – изысканным контрастом – изящный черный лакированный античный стул со спинкой в виде золотой ракушки и того же стиля столик, покоящийся на резном позолоченном дельфине! Такую мебель разве что в музее увидишь. Стены были обиты благородно мерцающими шелковыми обоями в малюсенькую ракушку, с бордюром из золотой лепнины с ракушками покрупнее. Еще на стене висела импрессионистская картина, по-своему подчеркивавшая утонченность колорита. Со специальной подсветкой. Благородно, изысканно, безупречно.

– Так могло бы выглядеть и у вас, – сказал Бенедикт.

– Это мне нравится! – воскликнула госпожа Шнаппензип.

Кому же это могло не понравиться?! Я улыбнулась Бенедикту. Только откуда набрать для тридцати комнат музейной мебели? Во всяком случае, госпожа Шнаппензип явно не подозревала, сколько стоят такие вещи.

– Ладно, давайте дальше по программе, – милостиво разрешила она.

– А вот гвоздь программы! – Бенедикт развернул следующий чертеж.

Сначала я подумала, что он по ошибке прихватил с собой чертеж своего проекта дома для престарелых, когда увидела полукруг из зубцов, направленных на меня. Фойе пересекала стена. Кое-где она доходила до потолка, местами была вдвое ниже. Стена эта начиналась у левого окна и кривой молнией шла до середины. Там был узкий проход, потом гигантская колонна, затем опять узкий проход и еще один сектор стены из зубцов вплоть до правого окна фойе. Все это напомнило мне декорации одного острого социального спектакля, который мы смотрели в школе. Перед стеной зигзагообразная структура повторялась на уровне стола. Я догадалась, что это могло быть.

– Это стойка приема? – И тут же пожалела, что задала этот вопрос. Госпожа Шнаппензип, вероятно, заметила, что я впервые вижу проекты. Но она только съязвила:

– За этой стойкой разместится человек двадцать. Ты не боишься, что тебе там будет одиноко, Руфус?

Руфус ничего не ответил.

– Эта составленная из треугольников зигзагообразная структура – лейтмотив всего оформления, – пояснил Бенедикт тоном мэтра.

– Вы не могли бы мне объяснить смысл этого лейтмотива?

– Эта структура должна повториться на фасаде. Я не делал еще конкретного проекта, потому что сначала нужно выяснить, разрешат ли местные власти такой ультрасовременный фасад в вашем, вы уж простите, милостивая сударыня, скорее мещанском районе.

– Не имеет значения, что разрешат власти. Мне не нужны бетонные зубцы.

– Это не бетонные зубцы, это белый мрамор.

– Мрамор? – удивилась госпожа Шнаппензип.

– Разумеется, мрамор. Я покажу вам сейчас вид сверху, это нагляднее. – Бенедикт придвинул к ней план первого этажа.

Негнущимся указательным пальцем она ткнула в зигзагообразную линию:

– Разве до этих углов можно добраться с пылесосом? А что с обратной стороны этой стены?

– Кухня.

– Кухня?! Чтобы на всех углах оседал жир? Вы думаете только о внешнем виде и позабыли о практической стороне жизни…

Бенедикту нечего было ответить на это.

Руфус разглядывал план, мрачно насупив брови, очевидно, пытаясь обнаружить закуток господина Хеддериха. Однако спросил он другое:

– А куда подевались туалеты?

– В подвале.

– Все важное попало в подвал! – почти истерично захохотала госпожа Шнаппензип.

– Во всех современных общественных зданиях гигиенические установки расположены в подвале. Место на первом этаже слишком ценное. Оно нам нужно для бального зала.

– Для чего нам бальный зал?

– Для создания изысканной атмосферы, – улыбнулся Бенедикт. – Но, разумеется, это многофункциональный зал: конференц-зал, ресторан, столовая и т. д. и т. п.

– Нам нужна только столовая, – сухо произнес Руфус.

– Огромное спасибо за напоминание, – расплылся в улыбке Бенедикт, – я хотел бы вам показать, как будет выглядеть ваша столовая летом. – Он протянул госпоже Шнаппензип еще одно фото из роскошного архитектурного журнала в рамочке из черного глянцевого картона: садовая терраса, с художественно вымощенным полом из серого, белого и черного булыжника, покрытая сверху стеклянной конструкцией со скошенными краями. Повсюду стояли кадки с усыпанными белыми и розовыми цветами кустами роз и белые, розовые зонтики от солнца. На белых садовых столиках с завитушками фотостилист расставил фужеры с розовым шампанским. Мечта! Госпожа Шнаппензип опять загорелась:

– Такое возможно и у нас?

– Разумеется, сударыня, это будет терраса перед столовой.

Она положила фотографию назад и снова принялась разглядывать план фойе.

– Нет, эти зубцы мне положительно не нравятся. Самое позднее через полгода в расщелинах будет лежать пыль толщиной с палец.

– Красота требует жертв, сударыня, – улыбнулся Бенедикт.

– А где вообще лифт на вашем рисунке? Надеюсь, он не исчез?

– Он за колонной. Если позволите, обращу ваше внимание еще на одну деталь, также центральный момент всего оформления. – Бенедикт показал на треугольный вырез в колонне, который я до сих пор не заметила.

– Что это такое?

– Через этот треугольник виден кусок лифта. Мой шеф ратовал за то, чтобы лифт остался как центральный элемент, поэтому я интегрировал его в качестве декоративной цитаты в современную структуру.

– Треугольная дырка в колонне, – апатично констатировала госпожа Шнаппензип. – У вас пристрастие к треугольникам? – Она взглянула на Бенедикта. – Но лично я к ним равнодушна. Сколько стоит, кстати, такой треугольник?

– Это мы позже тоже обсудим, – спокойно ответил Бенедикт, забрал у нее план и положил перед ней следующий. – Отвечаю на ваш вопрос о функциональных комнатах: здесь вы видите подвальный этаж, где в большом объеме сосредоточены гигиенические помещения.

Черт возьми! Они и в самом деле в большом объеме. Двадцать туалетов! Тогда понадобится специальная уборщица, и ей придется дорого платить. Дело в том, что недостаточно проверять туалеты раз в день. Если один будет загажен хотя бы час – уж простите мою откровенность, отель прокакал свою репутацию!

Бенедикт вытащил из своего «дипломата» следующую фотографию в рамочке.

– А вот еще один гвоздь программы, который должен вам понравиться: бар. Изучая ваши чертежи, я обратил внимание на сводчатую арку в подвале, и мне пришла идея сделать там бар.

Госпожа Шнаппензип передала мне фотографию в высшей степени элегантного подвального бара с фиолетовыми кожаными диванами на фоне осветленной кирпичной кладки и столиками из черной матовой стали. Все это освещалось звездным небосводом из галогеновых лампочек.

– Блеск! – воскликнула хозяйка. – И сколько все это стоит?

– Я хотел бы еще кое-что показать вам. Я исходил из того, что по налоговым соображениям вы захотите расширить мансардный этаж под жилье для вашего персонала. – Бенедикт нежно улыбнулся Руфусу.

Руфус улыбнулся в ответ.

Бенедикт протянул госпоже Шнаппензип фотографию изумительной террасы на плоской крыше, утопающей в цветах.

– Стоп! – не выдержала госпожа Шнаппензип. – Сколько стоит все это вместе?

Бенедикт достал из «дипломата» папку.

– На сегодняшний день я могу представить вам лишь приблизительную калькуляцию – вы ведь помните, что проекты вы получаете от моей фирмы бесплатно.

Госпожа Шнаппензип открыла папку. Просмотрела страницу с колонками цифр, перелистнула и громко засмеялась:

– Отгадай, Руфус, сколько все это будет стоить!

Руфус не стал отгадывать.

– Больше трех миллионов.

У меня даже перехватило дыхание.

– Сейчас мне нужно срочно домой, отвезти Шнаппи на карате. – Она передала папку Руфусу и встала. – Ты можешь не спеша насладиться всем этим. Если тебя это, конечно, интересует.

Я осталась сидеть.

– Наверняка что-то можно изменить, например, сэкономить на обстановке, – попробовала я успокоить ее.

– Большое спасибо. У меня пропала охота мучиться с этим отелем. – Она протянула руку Бенедикту. – Спасибо за ваши усилия. Об осуществлении вашего проекта не может быть и речи.

Руфусу она сказала:

– Я буду в конторе, мы должны детально посмотреть счета. – Она взбила свой кружевной воротник, будто он опал во время нашей встречи, кивнула мне. – До свидания! – И выскочила, шурша юбками.

– Мне тоже надо срочно уезжать на семинар, – официальным тоном уведомил Бенедикт Руфуса.

Руфус спросил:

– Не могли бы вы оставить на пару дней чертежи? Я бы охотно еще раз посмотрел их.

– Ради Бога. Всего хорошего.

Разбитая в пух и прах, я проводила Бенедикта до машины. Капот украшал голубиный помет. Бенедикт яростно передразнил госпожу Шнаппензип:

– Как я это отчищу? Я не подберусь туда с пылесосом!

– Что же нам теперь делать?

– Ничего. Я не намерен обсуждать, как сделать мой проект удобоваримым для уборщиц!

– Ты мог бы найти более дешевое и практичное решение, – попыталась урезонить его я.

– Я не делаю дешевых проектов, – гордо выпрямился Бенедикт.

– Хотя бы ради меня! – Бенедикт промолчал. – Что скажет дядя Георг, если мы не получим этот заказ?

– Именно твой дядя виноват в том, что я не делаю дешевых проектов. В его карман идет десять процентов стоимости строительных работ. Чем они дороже, тем выше его прибыль. Дешевые проекты ему не выгодны. При моей зарплате я не могу терять время на ерунду.

– Но зигзагообразная стена и эта колонна такие дорогостоящие. К тому же они не нравятся госпоже Шнаппензип, значит, их надо заменить.

– Нет, они должны остаться. Колонна нужна для статики. Об этом мне сказал Вельтье, когда я делал проект дома престарелых. Думаю, это и было моей ошибкой в дипломной работе. Больше не хочу проколоться.

– Но в отеле все в порядке со статикой! – Я начинала терять терпение.

– Как ты не понимаешь, я и так весь дом опоры лишил!

Не в силах сдержаться, я заревела.

– Виола, не делай вид, что это катастрофа. У них нет денег. Тут ничего не будет, кроме неприятностей!

– Тогда я сама сделаю дешевый проект!

– Если хочешь составить мне конкуренцию – пожалуйста. Но для Шнаппензипихи ты всего лишь уборщица. Там, где начинаешь уборщицей, остаешься ею на всю жизнь. Таков профессиональный закон.

– Я не верю этому.

– И гарантирую, Фабер никогда не возьмет тебя на работу, если ты попытаешься доказать, что можешь сделать проект и без него. По закону ты не имеешь права делать это одна. Как только заменяются несущие стены, сразу нужен архитектор, имеющий официальное разрешение на строительство.

– Но что же мне тогда делать?

– Виола, детка, я еду, чтобы спустя четверть века вновь увидеть своего отца. Я сейчас ни о чем другом не в состоянии думать. Мне надо еще заехать за Меди. Поцелуй меня на прощание.

– Только если скажешь, что мне теперь делать, – всхлипнула я.

– Может, тебе стоило бы заняться чем-нибудь другим? Например, поработать с твоей Элизабет.

– Но ведь я живу в Мюнхене!

– Когда я вернусь, все будет выглядеть иначе. Точно тебе говорю. Будь здорова, киска!

Я поплелась обратно в отель, на кухню, к своему шкафчику. Сняла черное платье, которое с помощью ремешка пыталась сделать покороче, чтобы госпожа Шнаппензип не сочла меня старомодной. А чтобы мой трюк не был замечен, я набросила сверху голубой лакостовский жакет. Потом я упаковала черные замшевые лодочки в фешенебельный пакет и натянула рабочие джинсы и свитер. Загрузив грязную посуду в моечную машину, я тенью проскользнула на четвертый этаж и начала уборку.

Какая-то сволочь опять написала в раковину и даже не смыла брызг. И никаких тебе чаевых.

Только ближе к вечеру, когда я дошла уже до третьей комнаты на втором этаже, ко мне зашел Руфус и опустился в кресло с потрепанной обивкой.

– Я просмотрел калькуляцию. За мраморную колонну и зубцы он заложил в смету двести тысяч марок. Я не могу не согласиться с Бербель, это маразм.

– Колонна и стена с зубцами нужны для статики. Бенедикт лишил весь дом центра опоры.

– Но зачем? Слишком много затрат ради двух дополнительных малюсеньких комнаток. К тому же он забыл внести в смету расходы на ремонт фасада и обстановку.

Неужели действительно забыл? Или не включил эти расходы, поскольку их трудно рассчитать заранее? Я только сказала:

– Наверняка он сделал это неумышленно. У Бенедикта серьезные семейные проблемы.

Руфус не желал вникать в семейные проблемы Бенедикта и буркнул:

– Три миллиона получится, четыре или пять – это уже не принципиально.

– А что теперь? Как ты считаешь, есть еще надежда?

– Надежда есть всегда. Как говорит Таня, за надежду платить не надо. – Руфус засмеялся. – Может, Бербель еще успокоится. Все зависит от того, что скажет ее муж. Не исключено, что она продаст отель.

– Думаешь, он вообще не захочет его ремонтировать? А что будет с тобой, если она продаст отель?

Руфус расплылся в улыбке:

– Как мило, что ты заботишься о моем будущем.

– Ну! А как же! – Мне иногда было его жалко.

Когда Руфус ушел, я чуть не заплакала.

Прежде чем отправиться домой, я позвонила из телефонной будки Бенедикту в машину. Он попал в затор и сильно переживал. Мать его тоже уже звонила и разволновалась из-за лопнувшего проекта. Он из-за нее чуть было не устроил массовую аварию. Мои монетки проскакивали в бешеном темпе. Я постаралась выразиться как можно короче. На мой вопрос, не передумал ли он и не хочет ли сделать более дешевый проект, Бенедикт ответил:

– Для меня вопрос исчерпан. Тем более, если Фабер подтвердит мою правоту.

– Может, мне поговорить с дядей Георгом? – не отставала я.

– Послушай, – взмолился Бенедикт, – имей совесть, я же веду машину! Ты будешь виновата, если я с кем-нибудь столкнусь! Пока!

К счастью, у меня нашлась еще монетка в пятьдесят пфеннигов, чтобы наш разговор не кончился на этих словах.

– Буду рада увидеть тебя в воскресенье, – затараторила я. – Сгораю от любопытства, что ты расскажешь об отце. Привет ему от меня. Счастливо. – Я еще услышала, как Бенедикт сказал: «Я…»

…Дзинь, моя последняя монетка проскочила.

Нора, как всегда, сидела перед телевизором. Дверь в гостиную была притворена. Она, конечно, слышала, как я вошла, но сделала вид, что не заметила. Мне тоже не хотелось ее видеть. Я прокралась мимо двери, поднялась в свою комнату, легла в постель и задумалась над своим будущим.

64

Я не намерена отказываться от своей мечты. Разве что пойду к ее достижению другими путями.

Порой, если вдуматься, решения, которыми ты пренебрегла, оказываются не такими уж плохими. А что, если мне окончательно распроститься с мыслью о работе у дяди? Тогда бы я смогла…

…самостоятельно сделать проект. Не может быть, чтобы дядя Георг всерьез обиделся на меня, если я возьму невыгодный для него заказ. Если бы мне удалось убедить госпожу Шнаппензип, я бы одним махом стала самостоятельным дизайнером по интерьеру. Блеск! И отель обеспечил бы мне занятость по меньшей мере на четыре месяца… А доказав свою состоятельность одним проектом, будет проще получить новые заказы. Особенно если этим проектом был отель, то есть почти публичное здание. А если потом я не получу нового заказа, мы могли бы…

…сами построить дом! Каждый архитектор рано или поздно строит себе дом. Чем раньше, тем лучше! Бенедикт уже заключил льготный контракт на строительство. С помощью небольшого трюка это станет реально в финансовом отношении. Мы могли бы…

…пожениться! Хотя бы из-за налогов, если уж на то пошло. Мой отец наверняка подарил бы нам приличную сумму на свадьбу, а может, и одолжил бы что-нибудь на строительство. А я своим личным вкладом – лакировка, оклейка обоев и, конечно, уборка – сэкономила бы больше денег, чем зарабатываю сейчас. А к тому времени, когда будет готов наш дом, Бенедикт уже достаточно долго проработал бы у дяди Георга, чтобы основать собственное дело. И тогда бы мы…

…как супружеская пара стали бы работать вместе в собственном доме! И все проблемы были бы решены!

Даже проблема с Норой. Имей мы собственный дом, мне не пришлось бы видеть ее каждый день. И если мы распишемся, она уже не сможет навешивать на меня ярлыки и делать вид, что не замечает меня. Она будет обязана уважать жену единственного сына! Итак:

1. Отказаться от работы у дяди.

2. Самой сделать проект отеля.

3. Выйти замуж.

4. Построить дом – или сначала получить новый заказ, а потом построить дом.

Вот путь к счастью!

Если я отказываюсь от места у дяди, мне не надо будет после свадьбы брать фамилию Бенедикта – только затем, чтобы меня не путали на работе с Анжелой Фабер. Разумеется, я не имею ничего против того, чтобы называться Виолой Виндрих, если бы не один маленький нюанс, который меня смущает: Viola Windrich дает инициалы VW [Volkswagen – «фольксваген».]. А из Бенедикта Магнуса Виндриха, как известно, получается БМВ.

Если еще учесть, что сестру БМВ зовут Мерседес – нет, я буду звучать как нечто второсортное. А теперь я и в браке могу оставаться Виолой Фабер – решение со всех сторон идеальное! Против маленькой скромной свадьбы Бенедикт не может иметь ничего. Тогда необязательно приглашать Мерседес, может, даже можно обойтись без Норы. Только Нико как свидетель со стороны Бенедикта, а я бы взяла Таню. Руфус мне, правда, эмоционально ближе, но я не хочу свидетеля с такой внешностью. Свадебные фотографии стыдно будет кому-нибудь показать. И совсем скромное золотое колечко.

Я была полна решимости серьезно поговорить с Бенедиктом, как только он вернется от отца.

А если он не женится на мне?

Как можно кого-то ставить перед готовым решением, если оно может обернуться против него? Я должна внушить Бенедикту, что он будет только в выигрыше. Если мои аргументы не подействуют, тогда… я уйду от него.

В крайнем случае, мне придется чуточку пригрозить ему.

65

– Я поразмыслила, – объявила я на следующее утро Руфусу, – реконструкция отеля не должна сорваться из-за чересчур дорогого проекта Бенедикта.

– Я тоже думал об этом и советовался вечером с Таней. Она придерживается того же мнения.

– Я сделаю для госпожи Шнаппензип новые проекты. Может, тогда она передумает. Я могла бы гораздо дешевле все перестроить так, чтобы в каждой комнате была ванная, а наша гостиница превратилась бы в элегантный отель. Что ты на это скажешь?

– Именно это мы и хотели тебе предложить.

– Когда мне спросить госпожу Шнаппензип, могу ли я заняться новым проектом?

– Ты можешь смело начинать. Когда дело пойдет, она, глядишь, и успокоится.

А если нет? Риск, конечно, был. Как и фирма Фабера, я должна буду предоставить бесплатный проект. Но я была настроена оптимистически! Один из наших постоянных клиентов подошел к стойке, чтобы оплатить вперед счет за неделю и узнать, нет ли для него почты. Руфус занялся им, кивнув мне:

– Поговорим об этом вечером, после курсов.

Окрыленная как никогда, я принялась за работу. Мисс Плейер тоже пришла сегодня. Отработанными движениями робота она мыла окна и не нуждалась ни в какой беседе: я не могла ей предложить ничего лучшего, чем ее плейер. И я не возражала.

Убирая восемнадцатый номер, я заметила с другой стороны окна первую божью коровку. Божьи коровки приносят счастье. Я хотела сосчитать точечки на ее спине и загадала: сколько точек, столько месяцев осталось до нашей свадьбы. Загадывая желание, я, правда, знала, что у божьих коровок никогда не бывает много точек.

Открыв окно, я посмотрела ей на спинку: это была божья коровка наоборот – черная с двумя красными точками. Такие встречаются крайне редко – почему же именно…

Если красная божья коровка с черными точками приносит счастье, значит, черная с красными приносит несчастье? Две точки…

Что будет через два месяца? Не свадьба, а наоборот?

– Я не суеверна, – сказала я вслух сама себе и закрыла окно. – Скоро все будет чудесно.

66

Жаркое, клецки из сырого картофеля, клецки из толченых сухарей и винный крем – вот наше сегодняшнее меню. Трое аптекарей сразу же схватились за жаркое. Но Феликс тоже хотел делать мясо, чтобы блеснуть им на следующем дне рождения дочки. Винфрид согласился поменяться с Феликсом и отправился к Руфусу и Тане делать клецки из сухарей и винный крем.

Михаэлю и мне пришлось делать клецки из сырого картофеля. Как я и предполагала, Михаэль не помог мне ни мыть, ни чистить картошку, ни вырезать глазки, а вместо этого рассказывал Винфриду о достоинствах близлежащих ресторанов, где можно поесть за казенный счет. В свою очередь, Винфрид живописал ему недостатки других, столь же, как ни странно, дорогих заведений. Винфрид считал отвратительным, что в изысканных салатах часто попадаются настоящие цветы – настурции или маргаритки. Но самое ужасное, что его друг Вольфганг спокойно ест это и утверждает, что маргаритка по вкусу не отличается от листового салата. Михаэль сообщил, что тоже спокойно съел бы маргаритку. Винфрид счел это варварством, но тем не менее проследовал за варваром Михаэлем на школьный двор, чтобы продолжать там обмен опытом.