Текст книги "Потрясающий мужчина"
Автор книги: Ева Геллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
– Ты считаешь, мы управимся за три месяца? – сомнения никак не покидали меня.
– Во всяком случае, настолько, что сможем вновь пустить жильцов. Если начнем сейчас же, это реально.
– Но сначала должен быть одобрен кредит.
Руфус рассмеялся:
– Кредит одобрен. Честно говоря, хозяйка уже давно обратилась к Тане за подтверждением, что ремонт отеля не сорвется из-за фантастических проектов господина Виндриха.
Ах, вот как. Значит, если бы я в последнюю минуту не схватилась за заказ, его получил бы кто-нибудь другой. Мне еще раз повезло – только не надо спрашивать себя, чего мне стоило это счастье.
– А сколько я буду получать? – наконец поинтересовалась я.
– Как договаривались: столько же, сколько тебе платил бы Георг Фабер. Задним числом тебе будут платить как дизайнеру по интерьеру с первого июня. Я спрошу у нашего налогового инспектора, какие правила существуют для независимых архитекторов.
– С ума сойти! Я так благодарна тебе, Руфус! Можно пригласить тебя на ужин?
– С удовольствием. Только, пожалуйста, не надо благодарностей. Это меня смущает.
Я звоню отцу, Тане, Элизабет. Все нисколько не сомневались, что я получу заказ. Когда я сообщила Элизабет, что мы расстались с Бенедиктом, она ничуть не расстроилась:
– Я все время беспокоилась, что тебя ждет, если ты останешься с этим типом. Он никогда тебя не поддерживал.
Потом все перевернулось с ног на голову. Уже через три дня пришли первые рабочие. Только это не каменщики – они еще не освободились, а сантехник и плиточник с подручным. Но и у них достаточно дел. Они долго не хотели поверить, что часть старых раковин придется привести в порядок и использовать снова. Но как только они облицевали первую стену в туалете, разыгрался большой скандал. Вместо белого кафеля, выбранного мною, плиточник налепил охряно-коричневый, да еще с неравномерными промежутками всадил между обычными плитками так называемые декоративные – с большим и маленьким мухоморами. Когда я спросила, как он додумался до такого, он, не моргнув глазом, ответил:
– Указание шефа.
– Но я все досконально обсудила с вашим начальником.
– Ваш шеф сказал, что хочет эту плитку.
Я мчусь к Руфусу.
– Почему ты сказал им, чтобы укладывали другой кафель? Кому нужны эти грибы в туалете?!
Выясняется, что плиточник спросил Руфуса: хочет ли тот точно такую же плитку, которую выбрала я, только лучшего качества и за ту же цену. Руфус простодушно сказал, что если она такая же, он не возражает. А плиточник всего лишь имел в виду плитку того же размера. Он жутко злился, что ему пришлось снова сбивать кафель со стены.
Я проверила, принес ли он черные и белые плитки. В новых ванных, так же как и в старых, пол должен быть выложен шахматным узором. Да, принес. В коридоре я обнаружила коробку с надписью: «Декоративный кафель. Рисунок: старая Голландия».
– Что это такое?
Это кафель с синими ветряными мельницами.
– Ваш шеф сказал нам, что мы можем использовать все остатки, какие у нас есть.
– Это я сказала! Но я выбрала те остатки, которые меня устраивают. Ветряных мельниц там не было.
– У жены нашего начальника такой же кафель на кухне, и она очень довольна.
– Без пива я это не согласен обсуждать, – заявил подручный.
Я принесла рабочим пиво, и они пообещали вечером забрать этот кафель с собой, чтобы не наклеить случайно куда-нибудь эти ветряные мельницы.
Руфус велел рабочим по всем вопросам обращаться ко мне. Они, кажется, приняли это к сведению. Я рисую большой плакат и приклеиваю его внизу у входа:
Руководство строительными работами:
Виола Фабер, комната 1, второй этаж.
На той же неделе появились каменщики. Но ремонт фасада нельзя начать, потому что пока нет новых стекол. Каменщики начали работать в доме. Я удивилась, как быстро все делается, на что Руфус хвастливо заявил:
– Надо уметь найти хороших мастеров.
И я не могу с ним не согласиться.
Трех жильцов, въехавших на длительный срок, и двух постоянных клиентов, которые пока никак не хотят съезжать, мы переселили на второй этаж. Мисс Плейер убирает комнаты, снабжает рабочих пивом и помогает очищать от хлама комнату за комнатой.
Зять господина Хеддериха должен вернуть всю ненужную нам мебель обратно фирме «Каритас». Оказывается, фирме она не нужна, и мы должны оплатить вывоз. Руфус скисает, и тогда зять все же забирает мебель бесплатно. Между делом расчищается и подвал. Там я обнаруживаю восемь очень хороших стульев – предположительно, из первоначальной обстановки отеля. Сэкономлены еще по меньшей мере две тысячи марок! Господин Хеддерих с большой охотой берется отчистить стулья наждачной шкуркой и отполировать.
Мне срочно надо закупить ковры и обои. То, что может предложить наша строительная фирма, слишком банально или очень дорого. Самое главное – ковры. Я опять обхожу распродажи. Остатки, которые я приглядела в прошлый раз, к счастью, еще не проданы. Кроме того, мне попадается красно-бурый ковер с узором из темных квадратов с классической извилистой каймой. Почти стопроцентная шерсть, три на четыре метра и всего лишь двести восемьдесят марок. Продается за бесценок, потому что сбоку горелое пятно длиной с метр. Я уже помню наизусть все размеры комнат; этот ковер точно вписался бы во вторую, десятую или девятнадцатую. Только при входе остался бы ненакрытый метр. Там можно было бы отциклевать пол и покрыть его лаком.
– На то место, где пятно, вам надо что-нибудь поставить, – рекомендует продавец.
Эта идея мне и самой пришла в голову. Я поставлю там кровать. На этом буром ковре хорошо будет смотреться старая, вновь отполированная мебель, если ее обить тканью с каким-нибудь африканским узором. Не хватает только обоев. К такому ковру непременно нужны обои, иначе будет впечатление чего-то давящего и душного.
Ковры доставлены. Чтобы съездить за обоями, я беру старенький «универсал» Руфуса. Покупаю скромные обои в сине-белую, зелено-белую, желто-белую полоску и сине-белым бидермайеровским узором. Потом мне смешивают синюю матовую краску в тон обоям, чтобы покрасить тумбочку. Она, правда, с мраморной плитой, но само дерево такое запущенное, что тумбочка выглядит не античной, а убогой. В новом синем варианте она обретет деревенский шарм. Впрочем, с крашеной мебелью важно не переборщить, иначе возникнет эффект отремонтированной задешево детской комнаты. В зелено-белой комнате два стула будут покрашены в матовый зеленый цвет и перетянуты материей в зелено-белую полоску. В общей сложности у меня теперь есть обои для восьми комнат и ковры для шести.
Я оплачиваю все чеками, уже подписанными Руфусом, где мне остается только проставить сумму. Продавщица в самом деле верит, что я одна из тех шикарных дам, которых показывают по телевизору и которых мужья заваливают подобными чеками.
Когда я ей говорю, что работаю дизайнером и приобретаю обстановку для отеля, она понимает, что я просто трудяга, и восхищение в ее глазах гаснет.
83
Я позвонила Элизабет, чтобы она порекомендовала мне что-нибудь из мебели для длинных гостиничных коридоров. Она рекомендует срочно проверить ассортимент у «Хагена и фон Мюллера». Если я могу выгодно что-то купить в фешенебельном салоне Элизабет, считает Руфус, нечего раздумывать. К тому же это идеальная возможность навестить родителей.
Я хотела уехать в среду днем, но пришел сантехник и начал устанавливать арматуру в душе. Оказалось, не хватит и получаса, чтобы с ее помощью получить что-либо, кроме обжигающего кипятка или ледяной воды. Мне пришлось внушать мастеру, что для отеля с каждодневно меняющимися жильцами такие смесители абсолютно непригодны. Их необходимо немедленно заменить на более простые. В итоге я пропустила два поезда и приехала к своим родителям в Мюнхен довольно поздно.
Прямо у двери мать сунула мне в руки завернутый в подарочную бумагу сверточек и сказала:
– Тебя с нетерпением ждут, Виола. Это твой подарок для Сольвейг.
Тут же примчалась Сольвейг с воплем «Хочу подарок!», вырвала у меня из рук сверток и стрелой убежала опять. Мать бросилась за ней.
Отец сидел с Аннабель в гостиной. Не успела я сесть, как сестра заявила:
– Я разговаривала с Анжелой по телефону. Похоже, беременность идет ей только на пользу.
– Это меня интересует меньше всего, – сказала я истинную правду.
– И Бенедикт счастлив, – продолжала Аннабель. – Он так мечтал о ребенке!
– Это что-то новенькое! – сказала я, и это опять было истинной правдой.
– У меня, правда, сложилось впечатление, что господин Бенедикт больше мечтает о новом автомобиле, – заметил отец. – Путь к сердцу одних мужчин лежит через желудок, а других – через машину.
Аннабель проигнорировала высказывание отца.
– Анжела сказала мне, что это будет девочка, и ее назовут Амандой, потому что это дитя любви.
– Дитя любви! Обалдеть! – воскликнул отец.
А я невозмутимо произнесла:
– Думаю, ребенка Бенедикта стоило назвать каким-нибудь автомобильным именем – например, Опелия.
Отец от смеха чуть не свалился со стула. Аннабель лишь презрительно взглянула на меня:
– Ты не хотела подарить ребенка Бенедикту! Теперь приходится отвечать за последствия.
– Я переживаю последствия этой истории с большим удовольствием, – сказал отец. – Пусть Георг финансирует карьеру своего зятя, у него больше денег, чем у меня.
Ребенок, которого Аннабель подарила неизвестному шведу, прибежал и захныкал:
– Я хочу мороженого, эта глупая бабушка не дает мне мороженого.
– В холодильнике больше нет мороженого, – в отчаянии сказала мать.
– Я его съел, – сообщил отец.
– Злой дедушка! – обиженным детским голосом протянула мать.
Аннабель поцелуем просушила слезы на лице Сольвейг и мягко спросила:
– Мое бедное дитя! Захочешь ли ты после этого оплачивать злому дедушке пенсию, когда вырастешь?
Нет, у Сольвейг такого желания не было. Отцу это было безразлично. Он свою пенсию зарабатывает сам, сказал он.
Когда Аннабель с Сольвейг наконец ушли, отец налил себе виски и залпом выпил, с отвращением скривив лицо.
– Каждый вечер приходится быть дедушкой. Мне это до смерти наскучило. Теперь я понимаю, почему мужчины в моем возрасте увиваются за молодыми женщинами. Те хоть не изображают из себя бабушек.
Чтобы переключить его на другие мысли, я отдала ему следующую часть долга. Он порадовался, но недолго. Выпив еще один бокал виски, отец сказал:
– Дедушке пора бай-бай.
Мне стало его жалко. Он заметно постарел. А ведь в каждом иллюстрированном журнале пишут, что дети позволяют родителям сохранять молодость! Что же произошло?
84
Чтобы не терять понапрасну времени, я встретилась с Элизабет прямо у входа в салон «Хаген и фон Мюллер». Она появилась в суперэлегантном черно-белом летнем костюме – не исключено, что от Шанель.
– Я приобрела его для деловых встреч. Тебе это тоже вскоре понадобится.
Мне? Вряд ли! Я живу на стройплощадке посреди серых хризантем. И с тех пор, как Бенедикт исчез из моей жизни, мне все равно, как я выгляжу.
Но Элизабет сказала:
– Когда твой гостиничный проект будет готов, тебе понадобится новая работа. Может, мы возьмем тебя к себе. Но я поставлю непременным условием, чтобы у тебя был хороший костюм. Помни об этом, когда будешь наниматься ко мне.
Так далеко в будущее я не хочу заглядывать. Но согласна, перспектива обнадеживающая.
У входа в трехэтажную мебельную империю «Хаген и фон Мюллер» выставлена коллекция невероятно идиотских стульев: с семью ножками, с тремя ножками, с метровой спинкой. У одного стула ножки обуты в туфли на каблучках, другой – из плексигласа с белым кожаным сиденьем, еще один – пятнистый, как леопард, с пятой ножкой в качестве хвоста. Рядом стул, сплетенный из проволоки, уютный, как мышеловка. Только я бросила Элизабет: «Такой хлам мне не нужен» – как рядом появился ее бывший шеф, господин фон Мюллер.
– Фройляйн Лейбниц! Приятно снова видеть вас. Как идут ваши дела?
– Отлично. И поскольку я больше не работаю у вас, вы можете называть меня госпожой Лейбниц, – надменно произнесла Элизабет. – Сегодня я сопровождаю госпожу Фабер. Она тоже независимый дизайнер по интерьеру и в данный момент оформляет отель во Франкфурте.
Я выудила список необходимых приобретений из своего пакета от Тиффани и сообщила господину фон Мюллеру, что мне нужны дорожки для коридора на трех этажах и ковры для восемнадцати гостиничных номеров – всего почти четыреста квадратных метров. А кроме того, обои и мебель.
– Очень рад познакомиться с вами, госпожа Фабер, – сказал экс-шеф.
– Сначала мы посмотрим дорожки для коридора, – решает Элизабет.
Мы спустились в подвальный этаж. Даже здесь все очень изысканно. Господин фон Мюллер лично демонстрирует нам образцы. Это тканые ковры с самыми удивительными узорами, которые только можно себе вообразить: красный с желтым камчатным узором, как на средневековой картине, потом ковер с японскими мотивами по краям, затем серо-синий, декорированный вьющимися растениями в стиле модерн. Разумеется, каждый орнамент есть в различной цветовой гамме. Вдруг я заметила ярко-синий ковер с золотисто-бело-черным вьющимся орнаментом, по краям шпалеры шагающих львов. Не знаю почему, но я предпочитаю не наступать на львов, хотя этот ковер грандиозно смотрелся бы в коридорах отеля: королевский синий цвет и такой пышный растительный узор, что будут незаметны любые пятна…
– Сколько стоит один метр? – с трепетом спросила я. Тканый ковер не может быть слишком дорогим.
– Это французский классицизм. Непреходящая элегантность, само совершенство! – заводит свою пластинку господин фон Мюллер. – Фирма-изготовитель делает исключительно копии старых образцов. Оригинал – родом из замка под Фонтенбло. Одна любвеобильная графиня подарила его своему любовнику. Сто пятьдесят девять марок за метр.
Примерно втрое больше того, что я предполагала истратить.
– К сожалению, он недостаточно широк для коридора.
Моя отговорка тут же отвергается:
– Милостивая сударыня, это дорожка. Она никогда не укладывается от стенки до стенки, а натягивается по центру коридора или лестницы. В старину по краям пришивалась кайма, и туда просовывалась штанга, которую привинчивали к полу. Это так практично: вы можете убрать ковер с пола и почистить или перевернуть его.
Вид ковра сам по себе убеждает меня. Какие краски! Но слишком дорого.
– По краям, где нет ковра, пришлось бы циклевать и лакировать пол, – сказала я и достала карманный калькулятор из своего шикарного пакета.
– Собственно, мы пришли только ради уцененного товара, – не стесняясь, вмешалась Элизабет.
Господин фон Мюллер сразу потерял к нам интерес, подозвал продавщицу, чтобы та заменила его, и извинился: ему предстоит важный телефонный разговор.
Продавщица дала указание парню-иностранцу принести со склада ковровые остатки. Да, это совсем иное качество, чем все, что я видела в дешевых магазинах. Я сразу взяла темно-синий кусок с очень скромным японским орнаментом, он подойдет для одной из средних комнат. К холодному синему ковру нужны обои более теплой расцветки. В отделе обоев на третьем этаже мы нашли ярко-желтые обои с блестящей муаровой фактурой. Обои дорогие. В утешение продавщица показала желтую ткань для штор. Тоже благородный муар, к тому же несгораемый. На месте сгиба образовалась пыльная кромка – отчистится без труда, потому уценено на сорок процентов. Я решаюсь на покупку.
Поскольку материи хватит на две комнаты, мы начинаем обустройство следующего номера со штор. Теперь к ним покупается почти черный ковровый остаток с тонкими желтыми полосами. Шести рулонов желто-белых обоев к нему вполне достаточно. В качестве бордюра для этой комнаты предусмотрена кромка из искусственной лепнины. Но у «Хагена и фон Мюллера» есть только настоящая лепнина по чудовищным ценам.
Следующий ковровый остаток – беж с неравномерными овалами вроде гальки. К нему уцененная мебель: стол с бежевой гранитной плитой. Это не в моем вкусе, но когда такой стол стоит на ковре в гальку, а стены окрашены в матовый беж, комната будет успокаивать не хуже японского сада камней. Идеально для гостей, которые приезжают на похороны. Кроме них, я тут же покупаю четыре столика для бистро с мраморными столешницами. Один сильно уценен из-за треснувшего края. Ничего, сантехник отшлифует. Для одноместного номера я выбираю английский письменный стол. Разумеется, он будет стоять на зеленом ковре.
По всем позициям я просчитала среднюю цену и при каждой покупке записывала разницу, чтобы сохранить общую картину.
Вот уютная двуспальная кровать из массивного дерева в загородном стиле, с овально выгнутым изголовьем. Не уценено, но недорого. Собственно, я собиралась покупать все кровати у нас в мебельном центре, где Руфус будет заказывать матрасы. Но эту кровать я не имею права упустить. Поскольку красивее всего она будет смотреться на деревянном полу, я записываю ее для восьмой комнаты на втором этаже. Под ней находится столовая, и ковра для приглушения звуков не требуется.
Обстановку комнаты можно начинать и с покрывала. Это даже нужно, если покрывало с индейским цветочным узором уценено. Причем из-за дефекта, увидеть который можно только улегшись на пол.
– А тот, кто лежит на полу, уже не видит дефекты, – совершенно справедливо изрекла Элизабет.
К покрывалу есть обои с таким же узором. Потрясающе подходят к уже купленному мною красно-бурому ковру.
Наконец мы приблизились к самой дорогостоящей проблеме. Гарнитур для фойе. Там нет смысла ставить несколько маленьких диванчиков, все равно на каждый всегда сядет только по одному человеку. Я хочу мягкие кресла с высокой спинкой. Чем выше спинка, тем уютнее выглядит кресло. Кресла и диваны должны стоять на полу устойчиво, мягкая мебель на тонких ножках всегда кажется неудобной. После того как мы осмотрели действительно все, выбор падает на десять мягких кресел, выгнутых полуовалом. Кресла будут стоять на месте бывшей мастерской господина Хеддериха. Оттуда хорошо будет виден телевизор, стоящий сбоку от конторы, перестроенной в бар. У стойки бара поставим восемь высоких табуретов. Пока я покупаю только четыре – если бар оправдает себя, докупим. Табуреты не хромовые, а покрытые черным матовым лаком. Это элегантней и дешевле. Потом возникает вопрос: надо ли обтягивать черной кожей кресла перед телевизором? Черная кожа и так повсюду мозолит глаза. Я достаю из пакета образец расцветки. К стилизованным под мрамор бледно-розовым стенам с белыми и серыми вкраплениями, конечно, подошли бы кресла в розовых, белых или серых тонах. Но это слишком марко. Элизабет осеняет: есть один итальянский изготовитель декоративных тканей, он делает материал, похожий на наше терраццо. Но не будут ли такие кресла смотреться как каменные? Нет, если осветить их желтым цветом. Фирма «Хаген и фон Мюллер» берется за этот заказ.
Теперь нужны еще столы к креслам. Элизабет, знающая все магазинные тонкости, советует круглые столики с розовыми мраморными плитами. Великолепно гармонирует с розовыми мраморными стенами. Они лишь чуточку дороже белых, а выглядят, по крайней мере, вдвое богаче. После этих мучительных решений мы отправляемся обедать. Я приглашаю Элизабет в фешенебельное кафе.
Элизабет без устали расхваливает дорожку со львами. Денег на нее не жалко. Натянутый от стены до стены ковер в узких коридорах смотрится по-мещански, а вот дорожка по центру – это стильно.
– Но справа и слева от лифта расходятся боковые проходы. Как там положить ковер с таким узором?
– Очень просто. Дорожку натягивают от одного угла коридора до другого, а там, где проходы скрещиваются, ее кладут крест-накрест.
Я опять взялась за калькулятор.
– Тогда мне придется покупать пятьдесят семь метров! На двенадцать метров больше, чем нужно. Это слишком!
– Если ты берешь больше пятидесяти метров, он должен сделать тебе пятипроцентную скидку. Помимо этого, требуй десятипроцентную скидку за покупку оптом и еще три процента за уплату наличными. Такой ковер производит потрясающее впечатление. Поверь мне.
Конечно, я ей верю и уже просчитываю скидки:
– Если мы купим с выгодой еще пару вещей, дорожка со львами наша.
По возвращении к «Хагену и фон Мюллеру» нами овладевает идея оформить три комнаты в строгих, холодных тонах. Для бизнесменов. Элизабет предложила однотонные ковры, но в этом я понимаю лучше: жильцы в отелях постоянно оставляют пятна, и однотонный ковер через несколько месяцев превратится в пятнистый. Тут я уже усвоила образ мыслей госпожи Шнаппензип. Элизабет расхохоталась и предложила сделать специальную комнату для поп-звезд, с постоянными клубами дыма над полом в качестве спецэффекта. Потом ей пришло в голову нечто более разумное: ковер с бежевой галькой есть и в сером варианте, только не уцененный. Цена не выходит за пределы моих возможностей. Кроме того, для каждой деловой комнаты предусмотрены черные кубы в качестве тумбочек и два черных стола для пишущих машинок. На один стол бизнесмен поставит свой компьютер, на другой – «дипломат». К ним по мореному плетеному креслу черного цвета. Они смотрятся оригинальнее, чем привычные для кабинетов кожаные кресла, и стоят вдвое дешевле. И строгое серое покрывало с рельефным геометрическим рисунком.
Элизабет нашла это уж слишком унылым.
– Чем-то гостиничный номер все же должен отличаться от офиса.
– Всем, кто верит в типичный дизайнерский стиль, понравится. А некоторые люди чувствуют себя дома именно в офисе. Я за то, чтобы попробовать. В качестве яркого пятна мы поставим бизнесменам красивый желтый телефон, – придумала я.
Теперь для равновесия необходимо сделать несколько комнат в цветочек. Элизабет снова овладели сомнения:
– Обои в цветочек – символ безвкусия.
– Обои в цветочек – как мужчины. Некоторые очень даже симпатичные, – заметила продавщица, не принимавшая до того участия в наших размышлениях вслух.
– Точно! – согласилась Элизабет. – Такие же безумные и пытаются подавить всех вокруг себя.
На это продавщица уже ничего не ответила. Но мы вдруг нашли сногсшибательные обои, которые нравятся даже Элизабет: с большими букетами цветов разных оттенков розового цвета, перевязанными небесно-голубыми лентами. Красивые, как сама весна. И бордюр небесно-голубого цвета. Для такого крупного рисунка нужна большая комната. И поскольку скромный деревянный пол как нельзя лучше подходит к этим обоям, мы их тоже отправляем в восьмую комнату. Сюда же шифоньер в деревенском стиле, покрашенный в голубой цвет, – это будет умопомрачительно!
Еще три комнатки поменьше с цветочками помельче и ярко-зеленым ковром. Я обнаружила ночники на фарфоровых подставках: круглых, кубических, в форме амфоры – и все это любых цветов, с разноцветными глянцевыми абажурами. Они дешевле, чем все, что я до этого видела.
– Это приманка для мужчин, ищущих подарок, – заметила Элизабет. – Лампы недорогие, но из престижного магазина, и их охотно раскупают.
Я тоже с большим удовольствием покупаю лампы. Сорок восемь штук. Мы начинаем прикидывать, сколько и какого цвета нам их нужно. Продавщица приносит нам кофе с печеньем. Через час мы оптимально оснастили ночником каждую комнату. Лампы сократили мою смету более чем на тысячу марок. Ура! Теперь я могу купить дорожку со львами.
– Прежде чем мы приступим к переговорам с нашим аристократом фон Мюллером, давай осмотрим напоследок комнату ужасов, – предложила Элизабет. Очередная продавщица сопровождает нас. Комната ужасов находится в подвале. Здесь хранится все, что было заказано, не востребовано и не продано никому другому. Полное оснащение охотничьей хижины: спинки кресел из оленьих рогов, лилово-оранжевая мебель, псевдобарочные мадонны в человеческий рост, поддерживающие лампу, а кроме того, черный ковер с розами на длинных стеблях, весьма необычный. Я его беру не раздумывая. Именно его-то мне и недоставало! В сочетании с ярко-красным покрывалом это будет не комната, а конфетка.
– Ковер госпожи Футуры еще здесь? – спросила Элизабет.
– Конечно, – брезгливо сморщив носик, ответила продавщица.
Продавщица нехотя развернула круглый ковер диаметром в два метра с большой монограммой в центральной части: две желтые буквы в лазурном фоне. Вокруг звезды, потом по кругу рельефно сделанные знаки зодиака, а снаружи опять звезды.
– Тот же стиль, что и дорожка со львами, – восхищенно протянула я.
– Той же фирмы, индивидуальный заказ.
– Что означают буквы Ф. Я.?
– Это значит: госпожа Футура, ясновидящая. Дама была специалисткой по лечению на расстоянии и умерла от рака, не успев оплатить ковер. И поскольку после себя она не оставила ничего, кроме долгов, судебный исполнитель принес его назад.
Мы написали всем клиентам с инициалами Ф. Я., предлагая им ковер, но как только они узнают его историю, тут же отказываются. Я уверена, над ним тяготеет проклятие, – пояснила продавщица.
– Он стоил четыре тысячи, а теперь – девятьсот пятьдесят, – сказала Элизабет.
– Директор отдал бы его и дешевле. Он и сам считает, что ковер нечистый, – по секрету сообщила продавщица. – Как бы от него моль не завелась или что похуже. – Она бросила неприязненный взгляд на чудесный ковер.
Я не суеверна, во всяком случае, ковра я не боюсь. Но что мне делать с ковром с монограммой Ф. Я.? В принципе, этот ковер идеально подошел бы в середину фойе – там должен стоять овальный стол вишневого дерева, чтобы раскладывать на нем проспекты и ставить цветы. А если поставить стол прямо на мозаичный пол, это не произведет должного впечатления.
– Может, вырезать центральную часть с монограммой и вставить другой кусок? – несмело проговорила я.
– Такой оттенок цвета вы не получите ни в какой другой фирме, – покачала головой продавщица.
– Можно, конечно, что-нибудь заказать, но это будет дорого, – высказалась Элизабет. – Подумай на досуге, ковер у тебя никто не перекупит. Пойдем на переговоры с господином фон Мюллером.
Господин фон Мюллер ожидал нас в своем кабинете в стиле барокко.
– Надеюсь, вы получили большое удовольствие, выбирая товар, – сказал он.
– Мы пришли не для того, чтобы получить большое удовольствие, а для того, чтобы получить большую скидку, – бесцеремонно заявила Элизабет.
– Вы купили много уцененных вещей. В принципе, на уцененный товар мы не делаем…
– Также десять процентов скидки, если общая сумма превышает двадцать тысяч марок, – жестко перебила его Элизабет.
Господин фон Мюллер ненадолго замолчал.
Я считала на своем калькуляторе и чувствовала себя ковбоем, играющим заряженным пистолетом.
– Если я возьму пятьдесят семь метров дорожки со львами, какую скидку вы тогда мне сделаете?
– Пять процентов, – ответила за него Элизабет.
Господин фон Мюллер посмотрел на нас не слишком доброжелательно, однако ничего не произнес, кроме:
– Нам нужны точные размеры кусков, чтобы мы могли пришить петли. Дорожка будет доставлена через два месяца.
– Раньше она нам и не нужна. Кресла тоже прибудут только через два месяца. Все остальное мне нужно не позднее чем через три недели.
– Как будете платить? – поинтересовался господин фон Мюллер.
Для расчетов у меня приготовлен заранее подписанный чек. Руфус полагал, что мне, очевидно, придется внести задаток.
– Я оплачу авансом десять процентов стоимости первой поставки, – сказала я.
– Не забудьте о скидке в три процента за уплату наличными, – напомнила Элизабет.
Господин фон Мюллер посмотрел еще менее доброжелательно и долго складывал и вычитал.
Я долго проверяла. Итоговая сумма, после вычета всех скидок, – сорок четыре тысячи семьсот шестнадцать марок пятьдесят пфеннигов.
– Давайте округлим сумму, – неожиданно сказала я, – сделаем сорок пять тысяч. Тогда я возьму еще ковер госпожи Футуры.
Господин фон Мюллер долго смотрел на меня, широко раскрыв рот, наконец опять закрыл его.
– Весьма охотно, сударыня.
Мюллер проводил нас до двери.
– Вы все еще заинтересованы в канвейлеровском столе, фройляйн Лейбниц?
– О да, – отвечает Элизабет, – и все же, пожалуйста, зовите меня госпожа Лейбниц.
– Вы хотели бы на него взглянуть еще раз, госпожа Лейбниц?
– Я всегда с удовольствием смотрю на него.
Улыбаясь, господин фон Мюллер проводил нас в конференц-зал.
Я впервые вижу его. Это потрясающий раздвижной стол на двенадцати разных ножках, один из немногих по-настоящему красивых представителей современной мебели. Серо-черная металлическая столешница имеет легкий налет зеленоватой патины. Она настолько тонкая, что словно парит в воздухе. Одна ножка сделана в форме птичьей когтистой лапы, держащей шар, другая изогнута, как старинная выбивалка для ковра. Третья – в стиле барокко, четвертая – в стиле ампир в форме сужающейся книзу колонны, еще какая-то – драматический зигзаг молнии… Элизабет была права, этот стол на всю жизнь.
– Если ты тоже захочешь канвейлеровский стол, – надменно произнесла Элизабет, – у меня есть связи в фирме Канвейлера. До свидания, господин фон Мюллер.
На улице Элизабет призналась, что это неправда. Фирма Канвейлера пока еще ничего не ответила.
– Но этот индюк Мюллер поверил. Это был большой день в моей жизни!
– Без тебя я бы никогда не получила столько скидок. Мне полагалось бы выплатить тебе гонорар за консультирование.
– Бред! Кроме того, поскольку я привела ему такую хорошую клиентку, на все, что бы я у него ни покупала, он теперь будет делать десятипроцентную скидку. Так что для меня это тоже выгодно.
Из ближайшей телефонной будки я позвонила Руфусу. Он страшно рад, что мы так удачно все провернули. Когда я ему рассказала, что за двести восемьдесят марок приобрела ковер умершей ясновидящей, стоивший раньше больше четырех тысяч марок, и спросила, не боится ли он лежащего на ковре проклятия, Руфус только рассмеялся:
– С какой стати? Ясновидящей повезло: она получила свой ковер, ничего не заплатив за него. Так везет только немногим. Ты получила его тоже почти даром. Если на нем и лежит проклятие, то оно затронет тех, кто хочет его продать. Покупателям он приносит счастье. А буквы Ф. и Я. ты сможешь замаскировать, и все будет в порядке. – Кроме того, Руфус сообщил, что прибыли окна для первого этажа. – Завтра ожидается шумный день. Каменщики будут их вставлять.
Я радовалась предстоящему дню, радовалась своей работе и чуточку тому, что снова увижу Руфуса. Потом мы с Элизабет выпили в кафе по бокалу шампанского за наш успех.
Когда дома я пыталась рассказать о том, как плодотворно провела этот день, меня слушал только отец. Мать и Аннабель заняты Сольвейг. Сольвейг решила, что я теперь всегда буду приходить с подарком для нее. Но сегодня мать не заготовила подарка, и у Сольвейг начался приступ бешенства. В этом виновата я, заявила Аннабель. Мать сказала, что тоже виновата.
В воздухе опять пахнет грозой. Отец тихо шепнул мне:
– Твоей матери придется скоро решать, кем она хочет быть – женой или бабушкой.
