Текст книги "Потрясающий мужчина"

Автор книги: Ева Геллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

– Это в духе времени, – пояснил один из рабочих.

– Или вы сажаете туда цветы, тогда их можно поливать из душа, – предложил второй.

– Она будет стоять на мансардном этаже, – шепнула я Руфусу, после того как он долго рассыпался в благодарностях, – и именно в качестве ванны.

Вот уже пришли двадцать, тридцать, сорок гостей. Мы, не переставая, пожимали руки, знакомили всех друг с другом, благодарили за комплименты в адрес отеля и в адрес моего платья. Руфуса донимал какой-то журналист из маленького ежемесячного журнальчика, который сию минуту хотел знать, во сколько обошлась реконструкция. На сколько звездочек претендует Руфус? Почему на всех картинах на лицах нарисован клин? Настоящий ли мрамор на стенах? Желает ли Руфус поместить рекламу в его журнале? Руфус сказал: еще будет достаточно времени поговорить об этом, и, бросив его, устремился встречать графиню Вальтрауд и ее свиту.

На Вальтрауд было узкое вечернее платье цвета шампанского, все затканное жемчугом. Она выглядела, как картина Харальда, только еще прекраснее, потому что благородный персиковый цвет ее лица не был обезображен черным клином. Каждый, у кого был фотоаппарат, обстоятельно снимал Вальтрауд на фоне картин Харальда. Она помахала нам с Руфусом, чтобы мы сфотографировались вместе с ней.

– Какие же вы все красивые! – кричал кто-то при каждом снимке.

Но благороднее всех, безусловно, выглядел бригадир плиточников: он был во фраке.

Вдруг я увидела в толпе дядю Георга. Он разговаривал с одним из сантехников. Тот показал на Руфуса, и дядя подошел к нам.

– Дядя Георг! А ты как сюда попал?

– Вы господин Фабер! Архитектор Фабер! – воскликнул Руфус. – Я так рад, что вы пришли. Наконец я могу поблагодарить вас лично, что вы вывели меня на своих лучших мастеров!

– Да бросьте вы, ребята, – ответил с улыбкой дядя Георг, – это было самое малое, что я мог сделать для Виолы. – Он пожал мне руку. – Я так рад за вас, ребята.

– Ты отдал нам своих рабочих? – опешила я.

Дядя Георг отмахнулся.

– А пиво здесь есть?

– Да, в баре.

– Твой дядя однажды позвонил мне, – рассказал Руфус, – и предложил свою помощь, когда мне будут нужны рабочие и консультации.

– Перестаньте, об этом не стоит и говорить – так, пара телефонных звонков, – сказал дядя Георг.

– Вы нам очень помогли, – не унимался Руфус.

– Извините нас на минутку, господин Бергер, – сказал дядя Георг и отвел меня в сторону. – Виола, если ты хочешь доставить мне радость… Знаешь, когда Виктор рассказал мне, что у тебя все так хорошо, я подумал: вот прекрасный случай помириться с Анжелой. Я не хочу вечной семейной ссоры. Знаешь, Анжела сидит в машине, она не осмеливается прийти сюда. Зятя-выскочку мы оставили дома, не взяли с собой.

Ему бы все равно не хватило смелости увидеть меня, подумала я.

– Ну конечно, я приведу Анжелу.

– Я приведу ее сам, – предложил дядя Георг, – а по пути прихвачу себе пива.

А потом появилась Анжела. Она и в самом деле была в этом немыслимом одеянии канареечного цвета. Грейпфрут, готовый вот-вот лопнуть. Ее живот стал еще больше. Почему Бенедикт не запретил ей выставлять себя на посмешище в этом платье, если уж Анжела сама не видит этого? Хотя, наверное, это безнадежно. Анжелу уже ничто не спасет.

– Хеллоу, – протянула она.

– Привет, рада опять видеть тебя, – сказала я. Какая доблесть – вдобавок к своему животу таскать на себе килограммами украшения! – Когда у тебя срок? – вежливо осведомилась я.

– Ты же знаешь, на Рождество. Я подарю Бенни крошку Аманду.

– Ах да! – Я об этом совсем забыла. Я просто испугалась, что она может лопнуть прямо здесь, сегодня вечером.

– Это платье у тебя из того бутика, где мы тебя недавно встретили? – Она улыбнулась. Это была улыбка завистливого крокодила.

– Нет, его мне подарил Руфус. Не знаю, откуда оно.

Теперь у нее был вид крокодила, у которого из-под носа ускользнула добыча. Чтобы больше не страдать от вида моего платья, она суетливо отвернулась в сторону:

– Там один из моих друзей, тайный поклонник Меди!

Она обнаружила господина Леманна и сразу бросила меня. Я последовала за ней, но она не обращала на меня никакого внимания.

Господин Леманн беседовал с госпожой Мазур, одетой предположительно в платье от Армани. Ее подруга Аннетта была одета в ядовито-зеленое платье а-ля чарльстон с боа из страусовых перьев. Ну а уж лондонское вечернее платье Бербель не стыдно было бы надеть и Марии Стюарт.

– Хеллоу, – пропела Анжела и игриво постучала пальчиком господину Леманну по плечу. Дам она, как обычно, игнорировала.

Господин Леманн удивленно посмотрел на нее:

– Простите?

– Мы ведь знакомы, – произнесла Анжела голосом голливудской дивы. – Я подруга ненаглядной мышки Мерседес.

– Простите, меня зовут Дитер Леманн, – с вежливым поклоном сказал господин Леманн.

– Дитер? – удивленно переспросила Анжела.

– Да, это Дитер, – подтвердила госпожа Мазур с улыбкой от уха до уха.

– Да-да, это Дитер, – захихикала ее приятельница Аннетта.

Анжела застыла с открытым ротиком.

– Вы себя хорошо чувствуете? – спросила Бербель.

Я держалась в стороне, чтобы не представлять Анжелу. Бербель наверняка чувствовала бы себя рядом с грейпфрутом в шифоновых рюшечках еще хуже, чем с мужчиной в джинсах.

– Я, наверное, ошиблась, – сказала Анжела, – я, знаете ли, беременна.

– Да, – кивнула госпожа Мазур, – вы, очевидно, ошиблись.

– Ах, вы беременны, – захихикала ее подруга. – Если бы вы не сказали, я бы ни за что не заметила.

– Не хотели бы вы присесть? – участливо спросила Бербель, но таким голосом, что было ясно: Анжеле желательно сесть как можно дальше.

Анжела была вынуждена опять вспомнить о моем существовании.

– Мне надо сесть, – с упреком сказала она.

Я отвела ее к креслам. Там сидел Вернер с красоткой, чем-то напоминающей Таню. Вернер был подходящим обществом для увешанной украшениями Анжелы.

– Я бы хотела представить тебе своего ювелира, – сказала я.

– Твоего ювелира?! – Анжела сначала осела от зависти, а потом выложила обе руки на свой живот, чтобы Вернер мог получше рассмотреть коллекцию ее колец и браслетов. Жеманно, как всегда, она сказала Вернеру: – Если у вас есть что-нибудь симпатичное и для меня, я бы зашла к вам. Но должна предупредить вас, моя кожа переносит только золото семьсот пятидесятой пробы.

– У меня для вас ничего нет, – холодно ответил Вернер, – я не торгую ширпотребом. Но если вы захотите красивую вещь по индивидуальному заказу, возьмите мой адрес у Виолы.

Анжела возмущенно поднялась:

– Мне нужно к папе! – Однако направилась к плиточнику во фраке. По ее жестикуляции можно было понять, что она изливает свою желчь по поводу наглости моего ювелира.

– Ты можешь повредить своей репутации, – заметила я Вернеру.

– Да что ты! Те, что носят подобные вещи, ничего не покупают у меня. Пусть рассказывает всем обо мне, это порадует моих клиенток. – Он принялся дальше любезничать с красавицей, похожей на Таню.

Позже я увидела Анжелу, сидящую в углу с моей матерью. Они увлеченно беседовали о родах.

Было уже начало девятого, когда Руфус постучал по своему бокалу. Он поблагодарил гостей за то, что они пришли, и рассказал историю реконструкции отеля. При этом он благодарил всех, кто в этом участвовал, в очередности их появления: сначала Таню, потом свою сестру и зятя, когда дошел до меня, под гром аплодисментов была раздавлена не одна роза на моем платье. Он упомянул всех рабочих, сердечно благодарил моего дядю, Элизабет за ее поддержку, не забыл и Харальда с графиней Вартенштайн. Потом, опять под аплодисменты, Руфус объявил, что мы идем осматривать комнаты.

Руфус повел одну часть гостей, я другую. Лишь Анжела осталась сидеть внизу. С нее и так было достаточно. Больше сотни нарядных людей в праздничном настроении толпились в коридорах. Сначала мы осмотрели второй этаж, показав и те комнаты, где жили наши гости. Всеобщий восторг на третьем этаже был уже даже в тягость. Но я обрадовалась, что Элизабет взяла назад все свои нелестные слова об обоях в цветочек. Ее комментарии мне были важнее, чем безудержная похвала, потому что она мыслила профессионально.

– Хорошо, что ты поместила картины под обычное стекло, а не под матовое, не дающее бликов, – заметила она. – Современное стекло не подходит к репродукциям старых картин.

– Я тоже так считаю. К тому же обычное стекло дешевле. Только динозавры под матовым стеклом.

– В случае с динозаврами это не противоречит стилю, – подтвердила Элизабет.

Во время экскурсии по четвертому этажу Харальд вышел последним вместе со мной из комнаты с розами.

– Как хорошо, что вы тут спите, – шепнул он мне.

– Как ты об этом догадался? – испугалась я.

Он взял мою руку и поцеловал кончики пальцев.

– Там на полу стоит твой лак для ногтей, а лосьон для бритья рядом, вероятно, принадлежит Руфусу. Какой идиллический натюрморт!

Если бы Харальд не показал мне лак и лосьон, я бы их ни за что не заметила: красный лак и черный флакон лосьона коварно сливались с ковром. Сегодня утром, прибираясь, я поставила оба флакончика на пол и забыла о них.

– Харальд, как ты замечаешь такие вещи?

– Потому что я хочу их замечать.

Элизабет услышала наш разговор и засмеялась:

– Комната, в которой вы разместили нас, тоже очень неплоха.

В девять начался банкет. Каждый мог садиться где хотел и с кем хотел. Всюду царило приподнятое настроение, праздничный шум нарастал. Без четверти десять слегка захмелевшая госпожа Хеддерих, прекрасно себя чувствовавшая, прошла с гонгом и попросила всех выйти в фойе: шеф снова желает выступить.

Руфус встал у стола, на фоне роз, и меня переполнила гордость, когда я увидела его. Однако сейчас у него был более взволнованный вид, в руке он держал записку, и рука его немного дрожала. Он прислонился к столу.

– Уважаемые дамы и господа, дорогие друзья, я хотел бы вам кое-что показать. – Он кивнул господину Хеддериху, стоявшему у конторы в довольно тесном костюме.

Господин Хеддерих вынес из конторы большой сверток и положил его перед Руфусом на пол. Руфус раскатал его. Это был ковер госпожи Футуры.

«Что же сейчас должно произойти? – подумала я. – Он что, собирается пустить ковер с молотка?»

Раздались возгласы восхищения:

– Ах! Там же знаки зодиака! Какой красивый! А что значит Ф. Я.?

Руфус встал на ковер, на буквы Ф. Я.

– Этот ковер, как и все красивое здесь, попал в дом благодаря Виоле. Она рассказала мне, что узнала о нем, когда покупала его за бесценок. Он принадлежал ясновидящей и якобы приносит несчастье. Буквы Ф. Я. – ее фирменный знак: Футура, ясновидящая. О госпоже Футуре мы знаем лишь то, что, купив ковер, она вскоре скончалась…

Руфус выдержал паузу. Среди гостей царило растерянное молчание.

– …но она умерла, не успев заплатить за ковер…

Раздался смех облегчения.

– Вот видите, – продолжил Руфус, – я считаю, что неотвратимое – не всегда несчастье.

Слова Руфуса были прерваны аплодисментами, хотя хлопал только один человек – мой отец.

Руфус откашлялся и взглянул на свою записку.

– И хотя этот ковер мог принести несчастье, Виола была настолько умна и мужественна, что все же купила его. И так же, как Виола, я смотрю на этот ковер как на подарок случая. А поскольку я уверен, что из случайностей рождается судьба, а значит, и счастье, я хотел сделать из этого случая символ счастья.

Пауза. Абсолютная тишина.

– Этот отель называется «Гармония». Так он назывался еще тогда, когда его покупали наши родители, и никогда название не подходило ему… – Руфус посмотрел на Бербель. – Ты знаешь, что я имею в виду.

– Да, – серьезно ответила Бербель, – ты говоришь о наших родителях.

– Гармония – старомодное, громкое, пустое слово. Поэтому я решил поменять название…

– Батюшки, – тихонько прошептала я и испуганно поднесла руку ко рту, не зная, что за этим последует.

– Это было мое единоличное решение. Моя фамилия не представляет из себя ничего особенного, Бергеров целые страницы в любом телефонном справочнике, а… – он наконец снова улыбнулся, – отель под названием «Руфус» я не хотел…

Руфус опять взглянул на свой листок.

– Итак, ценность громких слов проверяется их действенностью. Старый отель «Гармония» должен в будущем, как символ новой гармонии двух людей, которые им руководят, называться…

Тут вдруг погасла люстра. Разом. Стало совсем темно. Дверь кухни отворилась, и Альфред со своей командой вынесли пять тортов с горящими свечками, как на день рождения. Они пронесли их через всю публику, и на каждом торте шоколадом было выведено:

«Добро пожаловать в ОТЕЛЬ ФАБЕРГЕР!»

Свет над стойкой неожиданно опять зажегся, и на ней показались большие золотые буквы, торопливо расставленные с разными промежутками:

«ОТЕЛЬ ФАБЕРГЕР»!

Все захлопали как сумасшедшие. Я не поверила своим глазам. Господин Шнаппензип засопел, от Бербель был виден лишь кружевной платочек. Руфус прервал всеобщее ликование:

– И вот что я еще хотел сказать: счастье, которое никто из нас не может создать в одиночку, мы построим вместе. Я надеюсь на это.

– Очень трогательно, – воскликнул Михаэль, хотя голос его звучал вовсе не растроганно, – но комбинированная фамилия никогда не сможет стать вашей семейной, если вы когда-нибудь поженитесь.

Так же мгновенно, как началась, овация стихла. Лишь одна женщина смеялась с детским глуповатым злорадством. Это была Анжела.

Это было уже чересчур! Пару месяцев назад я стояла одна посреди этого мира со своим помойным ведром, а теперь мое имя стало половиной отеля!

– Это не страшно, – не сдержалась я. – Пожениться мы все равно сможем!

– Дамы и господа, вы все это слышали. Вы согласны проголосовать за то, что это настоящее предложение руки и сердца? – громко сказал мой будущий муж и засмеялся.

[1] Имя – знамение (лат.).