Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 44 страниц)

– Говорят, после Вашего решения стать медсестрой Вы отказались от поддержки Одри, – продолжил Эллис.

– Да, это правда. Я убежала из колледжа, где училась. И по правде говоря, я не знала, чем буду заниматься в дальнейшем. Но через некоторое время, я решила, что хочу изучать медицину, но делать это самостоятельно, – ответила женщина, неторопливо отпивая из чашки жасминовый чай, который подал Эдвард. – Я уверена, что если бы я спросила у них разрешения, они бы никогда не поддержали меня.

– Но мистер Одри поддержал Ваше решение, ведь так? – спросил Чарльз, немного смущенно.

– Да, но это произошло намного позднее... В то время, когда я приняла это решение, Альберта не было в Америке. Он тогда в первый раз путешествовал в Африку, и он даже понятия не имел, чем я занимаюсь.

– Тогда от кого Вы получили поддержку, чтобы поступить в школу медсестер? – спрашивал Эллис, еще более заинтригованный.

– От двух своих матерей; они рекомендовали меня директрисе школы медсестер, мисс Мэри Джейн. И так у меня появилась возможность учиться и работать, чтобы оплачивать свои расходы.

– Не может быть! Никогда бы не подумал! – воскликнул Эллис, очарованный историей молодой дамы. – Но все же я кое-чего не понимаю... Вы сказали, что перед тем, как начать изучать медицину, семья Одри отправила Вас в колледж, из которого Вы убежали. Меня изумляет Ваша смелость, ведь Вы тогда были очень молоды.

– Мне было пятнадцать лет, и когда я убежала из колледжа, у меня в кармане не было и цента, когда я пересекала Атлантический океан, – серьезно ответила молодая хозяйка. – Сейчас я не понимаю, как осмелилась проделать такое.

Упоминание об Атлантическом океане мигом заставило разум Эллиса заработать, и он немедленно соединил всю ранее полученную от актера информацию с этой.

– Не могу в это поверить! – воскликнул удивленный репортер. – Вы убежали из того же колледжа, в котором познакомились с мистером Грандчестером и вернулись самостоятельно в Америку без денег!

Слова Эллиса удивили девушку, которая бросила быстрый взгляд на своего мужа. Пара обменялась незаметными словами на немом языке, который могли понять только они, и потом вновь продолжая разговор с ничего не заметившим журналистом.

– Если Вы мне позволите, – продолжил Эллис, думая, что будет лучше объяснить ей, откуда у него эта информация, – Ваш муж рассказал мне, что Вы познакомились друг с другом в этом колледже, но он не сказал, что Вы также ушли оттуда, как и он.

– Я должна признать, что не все примеры в моем отрочестве были достойны подражания, – ответила она шутливым тоном, вновь обретая уверенность, которую потеряла на мгновение, подумав, что сказала то, что не должна была говорить.

– Большое спасибо, мадам! – сказал ее муж. – Видите ли, Эллис, я думал, что она нуждалась в заботе своей состоятельной семьи, а она решает, что хочет жить самостоятельно. Никогда не стоит пытаться понять женщин, потому что это непостижимо.

Троица посмеялась над комментарием и продолжила беседовать о деталях того путешествия в Америку, которые читатель достаточно хорошо знает.

– А сейчас расскажите, Кенди, что заставило Вас пойти в армию? – допытывался Эллис. – Это решение достаточно сложное для мужчины, а для женщины, я полагаю, оно должно быть намного труднее.

Кенди отставила чашку с чаем в сторону и склоня немного голову, думала над ответом и из-за этого в столовой несколько минут стояла тишина.

– По правде говоря, я приняла это решение импульсивно, – ответила женщина некоторое время спустя. – Я думаю, что большинство важных решений в своей жизни я приняла также. В действительности, я теряла немного.

– Теряла немного? – сказал удивленный Эллис. – Как богатая наследница, Вы могли бы помогать деньгами Армии и Красному Кресту, а не ехать работать медсестрой на войну. Я бы сказал, Вы очень многим рисковали.

– Возможно, я неправильно ответила Вам, Чарльз, – спокойно начала говорить дама. – Не было ничего, что бы удерживало меня в Америке. Никого, кто бы зависел от меня напрямую. Одна из моих лучших подруг собиралась выйти замуж за моего кузена Арчибальда, другая жила рядом со своей семьей в сотне миль отсюда, Альберт был занят семейным бизнесом, у двух моих матерей была ответственность за детей в Доме Пони... В конце концов, у всех была своя собственная жизнь и ответственность. И я подумала, что буду полезнее раненому солдату, нуждающемуся в руке помощи. Раненым, мистер Эллис, в такие моменты не так нужны деньги, как улыбка и слова утешения. Я думаю, что поэтому мне было легко принять такое решение. Время показало, что это было самым важным решением, которое я приняла, – заключила девушка, беря мужнину руку. Взгляд, которым девушка посмотрела на своего супруга, был таким красноречивым, что репортеру не было нужды задавать дальнейшие вопросы на эту тему.

– Мне кажется, я понимаю, что Вы хотите сказать, Кенди, – прокомментировал Чарльз, улыбаясь. – Сейчас, разговаривая с Вами, мне кажется, что репутация мятежницы и феминистки, которую Вам приписывают, верна лишь частично.

– Люди так говорят? – спросила девушка, позабавленная словами журналиста. – Я уверяю Вас, что я была бунтаркой лишь из-за простого удовольствия идти против всех. Ведь столько всего, что навязывает нам общество, не кажется мне обоснованным, и я должна была слепо подчиниться им? У меня была возможность убедиться, что даже дети самых почетных семей не оправдывают ожиданий.

Разум Кенди перенесся в прошлое. В ее голове замелькали изображения тех дней, когда она жила в доме Элизы и Нила, время, проведенное в колледже Святого Павла, годы, за которые дети Леганов превратились в значительные фигуры Чикаго, и потом, словно мимолетные звезды, стали исчезать в пронзительном и мучительном падении.

После ее свадьбы с Терренсом Грандчестером у Кенди было очень мало возможностей увидеть Леганов. Альберт путешествовал, а Арчи руководил семейным состоянием. Консорциум Одри полностью отделился от компании «Леган & Леган», так что встречи между двумя семьями происходили реже.

Мадам Элрой пару раз скандалила с Арчибальдом, и он оставил чикагский особняк и переехал жить в один из загородных коттеджей Альберта на берегу озера. Когда-то тетушка принимала там своих племянников, Элизу и Нила, которые всегда доставляли ей удовольствие своими постоянными визитами. Однако, дни, когда мадам Элрой организовывала большие праздники для объединения семьи, остались в прошлом. Так что возможность вновь объединить семьи Одри и Леган постепенно уменьшалась до единственного значительного события: день рождения мадам Элрой, который Сара Леган всегда праздновала. Конечно, это была традиция, которой всегда следовали.

И по этой причине миссис Леган преодолевала свое отвращение и приглашала могущественного кузена Арчибальда, еще более ненавистного и эксцентричного Уильяма Альберта и эту ужасную пару с помпезным именем – Грандчестер. Конечно же, приглашение герцога и герцогини на праздник давало большое преимущество и привлекало внимание прессы, которая продолжала неутомимо следить за шагами знаменитого актера. Но выносить присутствие высокомерного англичанина и его жены, которая из девчонки с конюшни превратилась в аристократку, было, несомненно, ужасно для тщеславной дамы и ее двоих детей, однако они переносили это со стоицизмом ради их доброго имени.

Но почему же Одри и Грандчестеры все же приходили на этот формальный праздник, хотя им не очень-то хотелось присутствовать на нем? Частично, из-за уважения к мадам Элрой, которая, несмотря на свои мимолетные вспышки гнева и продолжительные упреки, все еще оставалась патриархом семьи, и частично потому, что это событие давало возможность развлечься за счет кузенов Леганов. Каждый из них находил что-то особенно заметное, чтобы посмеяться.

Арчибальд получал некое злобное удовольствие, наблюдая за плохо скрываемой завистью его дяди, который не добился роста для своего предприятия после отделения консорциума Одри. Чем больше бедняга пытался доказать свою полезность, нечто, еще ему непонятное, препятствовало развитию его дела. Арчи несколько раз слышал, что его дядя начал дискредитировать Одри, когда узнал, что все семейные компании перешли под руководство молодого Корнуолла. Через несколько лет всем стало понятно, что дурные слухи, исходившие от мистера Легана, были фальшивыми. Так что Арчибальд во время этого праздника по поводу рождения мадам Элрой смотрел в глаза своего дяди с высокомерной победой и молчаливо доказывал ему свое превосходство.

Альберт, со своей стороны, не мог противиться искушению бросить вызов тетушке Элрой, придя на праздник в неформальной одежде, блестяще отделанной под бронзу, что мадам Элрой всегда называла дурновкусием, критикуя французов, осмеливающихся соперничать с мнениями ортодоксальных гостей. Она так и не смогла понять своего племянника, но все же ей было ясно, что она не сможет сломить его волю, и ей не оставалось ничего, кроме как молчать. Так что Альберт получал удовольствие, шокируя своим видом тетю и Леганов, которые, в свою очередь, не имели никакого права критиковать его.

Терренс же, из-за дружбы с Альбертом, своей репутации и физической привлекательности, мог позволить себе говорить все, что пожелает. Но было еще что-то, что Кенди не очень понимала, но было очевидным, что ее муж стремился присутствовать на таких вечерах и быть особенно нежным с нею на публике. Только годы спустя, девушка поняла, что ее муж вел себя мстительно и зло, получая восторженное удовольствие, демонстрируя красоту и привязанность своей жены перед Нилом Леганом и наблюдая, как бедный неудачник бледнеет от зависти и ревности.

И в конце концов, Кенди уже не боялась колкостей Элизы по поводу ее бедного происхождения. Если даже в своем детстве и отрочестве девушка никогда не боялась злых высказываний рыжеволосой, то сейчас в зрелом возрасте, уже с полностью сформировавшимся характером и с уверенностью, которую дает женщине только любовь и стабильный брак, Кенди было неважно, что Элиза могла бы сделать или сказать.

Итак, контакт между Кенди и тщеславными Леганами свелся к этим кратким встречам, которые продолжались несколько лет до тех пор, пока фарс, который они поддерживали, не исчез.

Элиза Леган приложила много сил, чтобы стать дамой высшего света, как и ее мать. Однако она только смогла превратиться в очень дорогую распутную женщину. Отчаянно стараясь пробиться в красивый мир, о котором она так мечтала, она переходила из постели в постель с семнадцати лет и до дня, когда один из ее любовников под угрозой смерти потребовал от нее верности.

Для ее большому сожалению, ее любовник не был из высшего общества, в котором она хотела оказаться и приобрести статус замужней женщины, а имел скромное происхождения и сомнительное занятие, в которое был вовлечен ее брат в годы войны.

Баззи, несомненно, был видным мужчиной, и Элизу привлекло его изящество с той первой ночи, когда он пришел к Нилу, чтобы вручить пакет опия. Через некоторое время он превратился в одного из ее любимых "друзей", и она звала его каждый раз, когда хотела провести незабываемую ночь, потому что молодой человек был особенно хорош в качестве любовника.

К несчастью, Баззи влюбился в молодую миллионершу, и через несколько лет любовных отношений он потребовал от нее, чтобы она не ложилась в постель ни с каким другим мужчиной, кроме него. Элиза, у которой были планы выйти замуж за человека ее же класса, не включали связь с преступником, но через некоторое время она получила первое предупреждение. Одна их служанок умерла в бассейне дома Леганов в Чикаго, и у брата с сестрой не было сомнений, кто является автором этого убийства.

Тем не менее, ни один из них не осмелился заикнуться о полиции, потому что они были слишком связаны с бизнесом Баззи. Нил подделывал бухгалтерские книги отцовского предприятия, вычитая довольно большие суммы, чтобы оплачивать свои расходы: опий, выпивку и азартные игры. Так что у Элизы не оставалось большего выбора, кроме как ублажать своего любовника и оставаться незамужней женщиной, несмотря на постоянные замечания ее матери, которая не переставала напоминать ей, что у ненавистных Кенди и Энни были уже свои семьи и дети, в то время как она постепенно превращалась в старую деву.

Эта ситуация длилась еще долгое время, до тех пор, пока брат с сестрой не захотели больше подчиняться капризам Баззи, который превратился в жестокого вымогателя, требуя у них все больше денег взамен на опий и молчание. Так что они приняли решение объединиться с соперником и врагом Баззи. Однако этот неудачный заговор был раскрыт до того, как новый союзник мог избавиться от Баззи.

Молодой гангстер убил своего соперника и потом разработал план мести для своей любовницы и ее брата. Он отказался от всех методов, которые обычно предпринимают мужчины в таких случаях. В конце концов, это было не простым раздором между "семьями", а уроком для распутной парочки, которая думала, что может шутить с ним. Для них надо было придумать что-то, что причинило бы им больше боли, чем потеря жизни из-за физических пыток.

Так что Баззи сделал вид, что ничего не понял и продолжил свои отношения с Леганами в течение еще одного года. Брат с сестрой, со своей стороны, сначала дрожали от страха, думая, что любовник Элизы убьет их, но, увидев, что время проходит, а Баззи, кажется, не о чем не догадывается, они решили все оставить на своих местах.

В таком положении Нил продолжал подписывать долговые расписки, подделывать документы и продавать недвижимость за спиной своего отца, чтобы оплачивать свою беспутную жизнь. Молодой миллионер не замечал, как Баззи начал присваивать себе состояние Леганов, постепенно улаживая детали свой мести. Когда все уже было готово, молодой гангстер сделал свой первый выход, послав мистеру Легану анонимное письмо, и рассказав в нем в мельчайших подробностях и с несколькими фотографиями в качестве доказательств, какой образ жизни вели его дети за его спиной.

Высокомерный мистер Леган перенес инфаркт, получив это известие и по рекомендации врача уехал в особняк Одри на несколько дней, чтобы отдохнуть. Все, казалось, способствовало выздоровлению магната, но он, наоборот, умер на следующей неделе. Подозревали, что смерть мистера Легана не была естественной, но для подтверждения не было никаких доказательств.

В конце концов, смерть мистера Легана привела к ужасным последствиям семейного состояния, так как стоимость акции компании «Леган & Леган» катастрофически уменьшалась. Нил, который всегда был крайне неловок в бизнесе, закончил тем, что начал распродавать по дешевке уже малые толики богатства, которое получил в наследство, и менее чем через шесть месяцев после смерти своего отца, ему пришлось объявить о банкротстве семьи.

Арчибальд следовал тому, что он однажды сказал: он наблюдал за падением своего кузена с полным безразличием. Он не ударил палец о палец, даже когда Нил просил предоставить ему ссуды, чтобы избежать банкротства.

– Я не желаю, чтобы ты использовал деньги семьи Одри, чтобы финансировать свое распутство, – было ответом высокомерного Корнуолла. – Я очень хорошо проинформирован о твоей связи с организованной преступностью этого города. И доказательства, которые я собрал против тебя, могли бы гарантировать тебе несколько лет тюрьмы.

Так что у Нила не оставалось выбора, кроме как продать оставшуюся у него собственность, чтобы рассчитаться с долгами перед Баззи и акционерами компании «Леган & Леган». Однако, у Леганов еще оставалось одно средство, чтобы исправить свое финансовое положение: деньги мадам Элрой. Но к их неудаче, месть Баззи зашла еще дальше. Он преподнес на блюдечке информацию о жизни Элизы Леган журналисту, который, сохраняя в тайне имя Баззи и его компаньонов, выставил недозволенные связи мисс Леган на всеобщее обозрение. После того, как статья вышла в свет, мадам Элрой больше не хотела видеть своих племянников до конца своих дней. Осознав, как она ошибалась, она раскаялась перед Арчибальдом, который в то время был уже женат на Энни Брайтон, которую, в конце концов, она приняла.

Это стало пределом потери доверия и несчастья Леганов, которым пришлось продать свой особняк в Лейквуде, единственную оставшуюся у них собственность, и жить на скромные выплаты из фонда, которым владел Уильям Альберт, и выдаваемых после прочтения завещания мистера Легана. Там, вдали от блестящих времен, с парой слуг, которых было недостаточно, чтобы поддерживать огромный дом, Элиза и Нил должны были противостоять жестокому экономическому миру, впервые в жизни. Но Кенди не знала, что самое худшее случится во время большой Депрессии, которая произойдет спустя год после разговора с Чарльзом Эллисом.

– Я понимаю Вас, Кенди, – ответил Эллис, продолжая разговор и заставляя девушку оставить воспоминания о несчастных Леганах. – Но, будучи всегда такой самостоятельной, как Вы себя чувствуете в роли жены и хозяйки дома? – осмелился спросить журналист, воспользовавшись тем, что актер ненадолго вышел из столовой, чтобы ответить на телефонный звонок.

– Вы хотите спросить, почему, если я "такая феминистка" как говорят люди, решила уйти с работы, когда родилась моя дочь Бланш? – уточнила Кенди с шаловливой улыбкой.

– Да. Что-то вроде этого, – ответил Эллис, загнанный в тупик искренностью молодой дамы.

– Я могу сказать, мистер Эллис, что всегда уважала феминизм, – начала объяснять она с блеском во взгляде, – и не из-за того, что женщинам удалось занять достойное положение, которое монополизировали мужчины, а потому что каждая женщина получила свободу выбора деятельности, которой она бы хотела заниматься, будь то университетская, исполнительная, научная или материнская. Когда-то я выбрала работу медсестры, вопреки мнению остальных. Каждый день моей жизни, которую я посвятила этой работе, был важным, и приносил глубочайшее удовлетворение, но пришло время, когда обязанности жены и матери потребовали большей отдачи. Особенно, с рождением Бланш, мне стало намного труднее поддерживать баланс между работой медсестры и материнством. Так что я решила, по крайней мере, на несколько лет оставить свою работу в больнице и быть только матерью. Это было независимое решение, и я не жалею о нем. Наоборот, я очень счастлива быть рядом со своими детьми и проводить с ними их детство.

– И я полагаю, эта мысль показалась господину Грандчестеру более чем хорошей, – предположил Эллис.

– Будучи эгоистом, как и все мужчины, я не мог желать большего, чем иметь свою чудесную жену только для себя, – прокомментировал актер, который в этот момент вошел в столовую.

Кенди повернулась к Терренсу и погладила его руку, которую он положил ей на плечо как теплый ответ на его замечание.

– "Эгоистичный и ревнивый", – подумала девушка, смеясь в душе, но потом немедленно сказала, что не могла упрекать своего мужа в недостатке, который был и у нее в некоторой степени.

Прошло уже пять с того ужасного ночного кошмара, и хотя она уже не видела никакой опасности, иногда, взглянув на чашку, которую ее муж хранил под стеклянной витриной в библиотеке, она вспоминала тот урок и свои торжественные клятвы больше не повторять тех же ошибок, которые чуть не разрушили ее семью.

И для нее все было очень трудно. Несмотря на то, что Кенди старалась не придавать большого значения длительному отсутствию Терри, но оно заставило ее чувствовать себя все более и более одинокой. После восстановления эмоционального и физического здоровья Патти Стивенсон, Кенди вернулась домой, и ее меланхолия захватила ее целиком.

Когда ее двое малышей, трехлетний Дилан и семимесячный Альбен, засыпали, девушка молча гуляла по дому, ища в стенах молчаливый след человека, которого любила. Но дни шли, а поездки продлевались, и голос Терри в ушах Кенди становился все более далеким.

Много раз она хотела взять ручку с бумагой и написать ему письмо, строки которого говорили бы: возвращайся, я без тебя с ума схожу. Но потом она закрывала глаза и видела улыбающееся лицо Терри, когда публика неистово аплодировала ему после представления. Кенди знала, что ее мужу нравилось переживать тысячи жизней на сцене, и также знала, что ему это было необходимо как воздух и вода. Она бы не была собой, если бы злоупотребляла его любовью, вынуждая его отказаться от своей мечты и грез.

Если это была цена за то, чтобы видеть его счастливым, то она готова была ее заплатить. Несомненно это причиняло ей боль, но гораздо большую боль и сильную печаль она испытала, когда пресса начала распространять слухи о Терренсе и его новой коллеге, Марджори Дилоу.

Тогда все действительно стало еще хуже. Старые раны, открывшиеся в первый раз тогда, когда Кенди пришлось смириться с пониманием, что любимый человек должен был предпочесть обязанность любви, и неожиданно она вновь почувствовала эту боль.

С другой стороны, Кенди каждый день все больше волновалась из-за своих детей. Было очевидно, что Терренс отсутствует в значимые моменты первого года жизни Альбена, а Дилан из живого ребенка превратился в молчаливого и жеманного. Кенди тогда не знала, что больше должно волновать ее: факт того, что ребенок не признает ни голос, ни лицо своего отца, или то, в какой манере был отвергнут ее первенец.

Терренс приехал домой на пару дней отдохнуть от поездки, которая была предпринята в первые три дня декабря. Вернувшись ночью домой, он сразу начал разговор о Бауэре. Тон, которым он требовал разорвать дружбу с Бауэром, зажег ревность самой Кенди. Что плохого в том, чтобы немного прогуляться с другом? Что такого было в том, чтобы выпить с другом чашку чая в каком-нибудь кафе Манхэттена? Как Терренс мог упрекать ее в том, что она ищет хоть какую-нибудь компанию на стороне, если он все время проводит в поездках? Какое право он имеет требовать объяснений ее дружбы с Бауэром, когда сам не сделал ни единого комментария относительно его связи Марджори Дилоу? Вышеупомянутое, несомненно, причиняло большую боль, которая привела девушку к тому, чтобы она сказала самые ужасные вещи, которые заставили Терренса той ночью уйти из дома.

Однако ее гордость и негодование выиграли сражение, когда несколько минут спустя, после ухода разгневанного аристократа, сильная боль пронзила сердце девушки перед порогом спальни. Кенди отрыла дверь и увидела стоящего там маленького Дилана, который вытирал слезы рукавом пижамы.

– Почему папа кричал? – всхлипывал мальчик. – Он что, больше нас не любит?

Сердце Кенди разрывалось на части, пока она прижимала ребенка к груди и пыталась придумать объяснение, чтобы скрыть от него, что произошло этой ночью. И таким образом девушка приняла решение покинуть Нью-Йорк и бежать в единственное место, где, она думала, найдет покой и силы, которые, кажется, покинули ее.

Не откладывая, она собрала свою и детскую одежду, одела малышей и написала записку, которую ее муж прочитает на следующее утро.

Это путешествие напомнило ей другое путешествие, которое у нее уже было такой же заснеженной ночью. Сейчас, как в прошлом, то же имя обжигало ее сердце мучительной болью, но в то же время ситуация была другая. В прошлом Терренс, разумеется, был ее большой любовью, ее мечтой, но сейчас рядом с ней спал Дилан, и на ее коленях лежал Альбен, и Кенди знала, что Терренс значит для нее гораздо больше, чем раньше.

Пять лет супружеской жизни не проходят для женщины впустую. Конечно, сейчас было слишком много обыденности, совместных грез и планов, и физическая близость, и духовная связь, и можно было подумать, все вот так закончится. Но с другой стороны, она не хотела, чтобы ее дети лишний раз волновались. Сейчас она не могла поддаться депрессии, как раньше, так как у нее были две жизни, которые зависели от ее действий. Не в состоянии увидеть просвет в этой запутанной ситуации, Кенди ждала, что, добравшись до Дома Пони, она найдет две пары рук, которые примут ее с той же любовью и поддержкой, как и всегда. Однако это было совсем не так.

Объяснив сложившуюся ситуацию двум дамам, которые вырастили ее, она с удивлением увидела, что ее любимые лица застыли в неодобрении. Даже мисс Пони, которая всегда была более снисходительна к ней, не осмелилась утешить ее. Наоборот, две женщины стали очень серьезными и секунды спустя тягостного молчания сказали блондинке, что им надо все обсудить перед тем, как решить эту проблему. И они попросили Кенди оставить их наедине, и девушка подчинилась, снова чувствуя себя маленькой девочкой, которая должна ждать, когда родители решают, какое наказание ей дадут за совершенные проделки.

Этой ночью Кенди раздраженно плакала, стараясь сдерживать свои всхлипывания, дабы не разбудить малышей, которые спали в этой же комнате. Вдруг она почувствовала себя совсем одинокой, один на один с этой проблемой, когда даже две ее матери ничего не сказали ей после их первой беседы. Ей повезло, что Альбен этой ночью был немного беспокойным, потому что если бы не он, молодая мать всю ночь думала бы о своей проблеме. По крайней мере, она занималась некоторое время кормлением ребенка, и убаюкиванием его колыбельной песней до тех пор, пока малыш вновь не заснул, и на востоке не показался рассвет.

На следующее утро, мисс Пони забрала с собой малышей, чтобы они поиграли с детьми своего возраста, и оставила Кенди наедине с сестрой Марией. Блондинка полагала, что разговор предстоит из не легких, так как в избытке знала суровость религиозной женщины.

– Я полагаю, что ты уже догадалась, что ни мисс Пони, ни я не одобряем то, что, ты сделала, так, Кенди? – спросила монахиня, салясь в кресло– качалку.

– Да, хотя я этого не понимаю, – решилась ответить Кенди с блеском во взгляде, который монахиня очень хорошо знала. Она часто видела этот взгляд, когда веснушчатая малышка чувствовала себя несправедливо наказанной, и упрямо доказывала свою невиновность.

– Дочь моя, – сказала сестра Мария, беря руку девушки в свою, – возможно, ты думаешь, что тебе не следовало обращаться к нам за помощью, так как у нас никогда не было семейной жизни, и какой совет мы могли бы тебе дать, если у нас нет опыта в таких делах?

– Я этого не говорила, – поторопилась защититься Кенди, но быстро прикусила язык, так как прошлой ночью такая мысль приходила к ней в голову.

– Тогда я тебе скажу три отличные причины, – ответила сестра Мария, говоря так, будто Кенди ничего не ответила. – Первая: потому что мы – твои матери, и ни в каком другом месте ты не смогла бы найти соответствующей поддержки и искреннего совета, как в нашем доме; вторая: хотя мы никогда не были замужем, у нас есть то, чего нет у тебя, и это – мудрость и опыт решения человеческих проблем, который появился у нас еще до того, как ты появилась на свет.

И третье: потому что, несмотря на наше добровольное безразличие к мужчинам, мы не перестали быть женщинами. Мы понимаем, что творится в твоей душе, хотя никогда лично не оказывались в такой ситуации. Мы любим тебя и последнее, чего бы мы хотели, так это видеть тебя страдающей, дочка, но это не значит, что мы согласны с твоими решениями, когда они не очень мудрые.

– Но сестра Мария, может, мой муж не был несправедлив по отношению ко мне? Мы что, должны подвергать наших детей опасности эмоциональных переживания, продолжая жить вместе? – спросила Кенди, все еще не в силах понять монахиню.

– Ответ «да» на оба вопроса, – спокойно ответила женщина. – Но также верно и то, что ты отплатила за несправедливость и ревность своему мужу той же монетой, или твои действия были умеренными и примирительными?

Девушка не смогла выдержать прямой взгляд монахини. Пристыженная, она опустила глаза и сидела молча.

– Я полагаю, ты мне не отвечаешь, потому что твое сознание начало уже обвинять тебя. Однако, сейчас ты должна быть честной сама с собой: ты считаешь, что твоя ответная реакция на слова своего мужа лишь ухудшила ситуацию? – спросила женщина.

Кенди ответила лишь кивком головы.

– Дочь моя, я не хочу судить тебя строго, но моя задача состоит в том, чтобы заставить тебя посмотреть на вещи объективно, – объяснила монахиня, проводя рукой по белокурым волосам девушки, как она это часто делала, когда Кенди была еще девочкой. – Я не оправдываю ошибки твоего мужа, но также не могу игнорировать твои. Сейчас ты – мать, и я думаю, что это тебе поможет понять, почему мисс Пони, и я это делаем. На первое время сгодилось бы твое осознание того, почему отреагировала таким образом.

Женщина, надеялась, что сердце Кенди двигалось в правильном направлении.

– Я думаю, что... – бубнила Кенди. – Я чувствовала себя очень одинокой в последнее время, а он был... Возможно... Я немного разозлилась на него... И... возможно, я была такая же... ревнивая.

– Из-за чего ты думаешь, ты почувствовала себя так, дочь моя? – допытывалась сестра Мария, и Кенди почувствовала себя немного лучше, так как она, наконец, смогла освободиться от груза, который долго носила в себе.

– Много из-за чего! – разрыдалась Кенди, бросаясь в объятия монахини. – Он мне так нужен... Но я никогда ему этого не говорила, потому что не хотела вмешиваться в его карьеру. Я подумала, что смогу управлять детьми и домом, даже когда его не будет дома.

– Успокойся, дочь моя! Иногда, когда мы пытаемся защитить того, кого мы любим, мы совершаем ошибки, – ответила женщина, гладя Кенди по волосам. – У тебя было очень благородное желание поддерживать карьеру своего мужа, но в человеке должно быть все уравновешенно.

Когда Терренс женился на тебе, то у него появилась обязанность, которая стоит выше его работы, и если ты и дети нуждаетесь в этом, ему придется выполнять ее по первому требованию.

– Вы так думаете? – еще неуверенно спросила девушка, беря платок, который предложила ей монахиня.

– Кенди ты, когда-нибудь думала, почему ни мисс Пони, ни я никогда не были замужем? – спросила женщина, вонзая свой взгляд в глаза девушки.

– Да, я всегда думала, что это не слишком интересовало вас, – ответила Кенди, не совсем уверенная в своем ответе.

– Ты ошибаешься, – ответила монахиня с улыбкой. – Когда-то каждая из нас мечтала о собственной семье. Однако, в определенный момент в нашей жизни мы приняли решение оставить в стороне эти мечты, потому что поняли, что наряду с нашим желанием создать собственную семью, с мужем и детьми, о которых мы будет заботиться, мы также жаждали посвящать наши жизни заботе и о других.

Разумеется, нам было трудно сделать эту мечту явью, прежде всего из-за одиночества, которое с каждым годом только разрастается.

Тем не менее, я могу тебя заверить, что ни одна из нас не жалеет о сделанном выборе, так как наше желание заботиться о других сбылось, но мы бы не были справедливы к тому, за кого вышли бы замуж.