Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

Оба юноши столкнулись при входе в бар, но, несмотря на проникшуюся друг к другу симпатию, они не обменялись и словом. Эллис пришел с другом, а Грандчестер был слишком поглощен своими мыслями и бутылкой виски, так что его не интересовало, что происходило вокруг.

Было уже достаточно поздно, и в баре почти никого не осталось, друг Эллиса уехал, и между двумя единственными посетителями того пустынного бара завязался разговор.

Эллис был не сильно пьян, так как пил медленно и в действительности выпил не слишком много за этот вечер, но было очевидно, что Грандчестер был полностью потерянным.

Молодой журналист рассчитывал поговорить с кем-нибудь. И его случайным собеседником оказался, ни больше ни меньше, театральное открытие года, который до настоящего момента никому не давал интервью, а сейчас был пьян и достаточно общителен!

– Как Вы думаете, почему я такой пьяный? – спросил Терри заплетающимся голосом, не обращая внимания на свой сильно британский акцент, и Эллис сначала не мог понять, что он хотел сказать.

– Возможно, Вы расслабляетесь, – ответил журналист, стараясь запечатлеть в голове разговор с актером, чтобы вспомнить его позже. Он не мог достать свой блокнот и записывать туда все перед актером; так что он должен был запоминать все то, что было возможным.

– Расслабляюсь!.. Если бы... Если бы все было не так плохо!.. Но это моя вина.

– Почему Вы так говорите?

– Потому что я глупец, конечно же. Я аристократический болван... Но да... Очень достойно... – сказал молодой актер, шутя сам с собой.

– Я Вас не понимаю.

– Есть одна вещь... Если ты встретил девушку, которая наполнила твое сердце музыкой, и твоя душа открывается настежь только от взгляда на нее..., что бы ты сделал? – спросил юноша, изумляя Эллиса лиризмом своих слов, несмотря на его опьянение.

– Я полагаю, что это бы произошло, если бы я влюбился в нее... Тогда... я бы начал ухаживать за ней и добиваться, чтобы она осталась со мной навсегда.

– Очень хорошо! Хороший ответ... Он ставит тебя на два сантиметра вперед... Меня конечно. Вот что я имею в виду.

– Но... – запнулся Эллис, сомневаясь, должен ли он оказывать давление на пьяного своими вопросами, – Вы только что сказали, что у Вас есть невеста, так?

– А-а... Моя невеста. Верно... Она самая нежная девушка, которую ты можешь себе представить... Я настолько жалок... Но она не хочет заставить мою душу вновь запеть внутри.

– Возможно, Вы найдете другую.

Юноша медлил с ответом на последний вопрос, как будто мог думать, несмотря на влияние алкоголя.

– Нет... Грустно, правда?.. Но это не худшее... Я пробудил любовь в другой... И язык мой стал моим эстампом, я думаю, что никогда не смогу ее забыть. Я пробудил любовь отчаянием этой другой девушки. Но прошло вот уже три года, и я ничего не делаю, кроме как думаю о ней. Бог знает, что я никогда не смогу никого полюбить так, как ее, и не пожелаю женщины сильнее, как желаю эту!

– А почему Вы тогда не порвете с невестой, которая у Вас сейчас, и не найдете ту другую, которая завладела Вашим сердцем?

– Очень просто. Потому что она меня заставила. Не было другого выхода...

И так, ночь протекла в этих признаниях, они не представились друг другу, но репортер в этом и не нуждался, Эллис проводил пьяного актера до Гринвич-вилладж, где он жил, и оставил его в холле. Через некоторое время он вернулся в Бронкс, где тогда жил, и провел всю ночь, переписывая в тетрадь свое интервью с актером.

Хотя он хорошо помнил все детали разговора, в последний момент он порвал свой черновик, уничтожая тем самым все личные мелочи, которые, несомненно, намекали на Сюзанну Марлоу.

Эллис подумал, что если бы он рассказал, что он репортер, всегда благоразумный актер никогда бы не раскрыл, что его помолвка с молодой актрисой была просто обязанностью, и то, что он не только не любил ее, но еще и о существовании третьей женщины, которую актер тайно любил.

Такая история с подробностями была очень выгодной для него, но его сомнения взяли вверх над желанием достигнуть славы. Тем не менее, он добился того, чтобы эту статью напечатали только без подробностей, и с ее помощью он достиг своего первого положения в Нью-Йорк Таймс. Терренс не забыл про этот жест.

– Вы имеете в виду ту же девушку? – снова спросил Эллис, возвращая Грандчестера из его воспоминаний.

– А как Вы думаете, Эллис? – спросил, в свою очередь, актер с загадочной улыбкой.

– Что в действительности та девушка, в которую Вы были влюблены, была той, кого Вы хотели защитить своим отъездом... Но я не могу понять, как Ваш отъезд из Лондона помог этой девушке, – спросил Эллис, стараясь узнать больше подробностей этой истории.

– Мы были товарищами по колледжу. И тот, кто нас ненавидел, подстроил нам ловушку, последствия которой требовали, чтобы один из нас покинул колледж. Я не мог позволить, чтобы это сделала она, прежде всего, из-за репутации ее семьи. Тогда я понял, что все уже было неизбежным и очевидным. Я не собирался долго оставаться под опекой своего отца, а ей нужно было незамедлительное решение этой проблемы, и сложившиеся обстоятельства только ускорили то, что рано или поздно все равно бы произошло, – непринужденно ответил актер.

– Я понимаю, но почему Вы не остались в Англии подольше?

– Этот же вопрос я часто задавал себе, – ответил он, переведя свой взгляд на стены комнаты, и размышляя о вещах, которые могли бы быть но так и не произошли, – Я думаю, что несмотря на частые ссоры с отцом и желание моей матери, чтобы я остался жить с ним в Лондоне до окончания колледжа, я бы остался. Но не только потому, что ценил образование, которое давали в этом колледже, а для того, чтобы жить около той, в которую я был влюблен... Мне кажется, я бы смог смириться со своим отцом и остаться под его опекой подольше, чтобы быть с нею... Но ничего не получилось.

– Я уже знаю, – прокомментировал журналист, быстро обдумывая следующий вопрос, – но когда Вы прибыли в Нью-Йорк и получили работу в Стрэтфорде, Вы начали выходить с Сюзанной Марлоу.

– Это неправда, – быстро опроверг актер, чуть нахмурившись. – В то время единственное, что имело для меня значение, это как можно больше заучить ролей, и репетировать вдвое больше остальных. Я думаю, что этот слух зародился, когда мы вдвоем очень поздно выходили после репетиции. Мать Сюзанны в те дни болела, и не смогла придти за ней, как обычно. Я предложил Сюзанне проводить ее до дома, поскольку слышал, как она говорила, что боится возвращаться одна так поздно.

– Значит, Вы отрицаете связь с ней в то время.

– Да, – подтвердил молодой человек тоном, который заставил Эллиса понять, что тот говорил правду.

– А что произошло с другой девушкой? – спросил снова репортер.

– Я не видел и не знал о ней ничего около двух лет моего пребывания в Америке, но я Вас уверяю, что не переставал думать о ней все это время, – прокомментировал актер, и его лицо снова осветилось, пока он подпирал подбородок левой рукой.

– И что произошло, когда вы вновь увиделись?

– Это была очень краткая встреча, но достаточная для того, чтобы мы поняли, что между нами было то, что время и расстояние только усилило. Она жила в... – запнулся он, думая, как далеко он хотел зайти в своем рассказе, – далеком городе, но мы каждый день писали друг другу.

– Вы держали эти отношения в тайне, – предположил журналист.

– Да... Я никогда не думал, что моя частная жизнь была значима. Я хочу, чтобы люди меня узнали и запомнили по моей работе, а не из-за пикантных деталей моей личной жизни. На сцене я показываю публике, что у меня внутри, и разделяю это с ними. Остальное я храню для тех людей, которые занимают особое место в моей жизни. Публике необязательно знать то, что я делаю вне театра. По крайней мере, я так считаю.

– Я понимаю Вас, – поддержал его Эллис, уважая точку зрения актера, но секунду спустя, у него уже появился новый вопрос. – Значит, Вы держали эту связь в секрете, и больше никто о ней не знал?

– Об этом знали лишь ее близкие друзья.

– ... Какие у Вас были намерения относительно этой девушки? – оживился Чарльз, узнавая новые части истории, которую он уже немного знал, и объединял с ней новую информацию.

– Самые благородные, конечно, – пылко ответил актер. – Я умирал от желания увидеть ее вновь, но расстояние и наша работа не позволяли нам это сделать. Сначала я хотел поехать к ней и определиться в наших отношениях, но в это время началось прослушивание на роль Ромео. В этот момент мои планы изменились. Если бы я получил эту роль – это был бы моим первым профессиональным успехом и начало новой и лучшей жизни. Так что я принял решение сосредоточиться на этой цели, которая не только бы наполнила меня профессиональным удовлетворением, но и сделала бы мое материальное положение достаточно стабильным, чтобы я мог просить руки любимой женщины.

– У Вас были такие серьезные намерения, хотя Вы были так молоды. По-моему, Вам тогда еще и двадцати не было, – удивился Эллис.

– Мне должно было исполниться восемнадцать, но уже тогда я жил самостоятельно, и был отчаянно влюблен, что было абсолютно верным, зачем мне надо было ждать дольше?

– Но согласно грустным деталям, которые Вы мне рассказали в тот вечер, Вам пришлось отказаться от своих планов?

– Да, и после этого началось самое черное время в моей жизни, – ответил мужчина, слабо вздохнув.

– Я помню, что Вы на долгое время исчезли с публики, спустя некоторое время после нашего знакомства. Должен признаться, что тогда я думал – Вы больше никогда не вернетесь на Бродвей. Однако, позже, через несколько месяцев, удивив всех, Вы вернулись. Не могли бы Вы рассказать, что тогда произошло? – расспрашивал Эллис, вновь берясь за свой блокнот.

– В то время я сделал самые глупые и постыдные вещи во всей своей жизни, – ответил актер, поднимая бровь в знак неодобрения, – но я не хочу об этом говорить. Но могу сказать, что меня спасло чудо, и я принял решение вернуться в Нью-Йорк и продолжать свой путь.

– Но это также повлекло за собой восстановление Вашей помолвки с Сюзанной Марлоу, не так ли?

– Да, это так. В тот момент, я думал, что в долгу перед Сюзанной, и что единственный способ, достойный оплатить его – жениться на ней, но это было ошибочным мнением. Из-за моей боли после потери любимой женщины, я испугался этой предполагаемой обязанности, но после нескольких месяцев скитания, я все же решился вернуться и выполнить свои обязанности. К несчастью, для бедной Сюзанны все сложилось плохо: ее здоровье ухудшалось, и Вы уже знаете грустный конец этой истории.

– Но если бы она не умерла, то Вы бы женились на ней, верно? – продолжал Чарльз, все более заинтригованный.

– Да, и сделал бы самую большую ошибку в своей жизни. Но чтобы понять это, мне необходимо было переплыть океан, прослужить в армии и встретить человека, перед которым я останусь в долгу на всю свою жизнь.

– Вы хотели бы рассказать об этом человеке? – рискнул спросить Эллис.

– Да, и Вы даже можете это напечатать, только, пожалуй, опуская все, что связанно с Сюзанной. Я бы не знал, что делать если бы все то, что я Вам рассказал тогда в баре, выпустили бы на свет. Последнее, чего бы я хотел – чтобы подтвердилось, что моя помолвка с Сюзанной была основана на чувстве вины и благодарности. Мне очень повезло, что Вы оказались очень благородным человеком, и я хочу, чтобы память о моей бывшей невесте осталась чистой перед общественным мнением. Вы меня понимаете?

– Конечно мистер Грандчестер. Вы были тогда безрассудны... Но мы говорили о человеке, с которым Вы познакомились во Франции.

– Я говорил о том, кого очень сильно уважаю и считаю одним из моих лучших друзей. Его имя Арманд Граубнер, и он – священник.

Грандчестер замолчал, ожидая реакцию своего собеседника.

– Разве Вы религиозны?

Актер откинулся на спинку кресла и довольно долго смеялся над удивлением репортера.

– Действительно, я не атеист, если Вы об этом говорите, хотя также и не могу сказать, что сильно верующий. Но моя дружба с отцом Граубнером не имеет ничего общего с моими религиозными убеждениями.

Я познакомился с ним на фронте и завязал дружбу с ним в то время, когда я перестал верить в людей. Он открыл мне глаза на ложные понятия, которые укрепились в моем разуме впоследствии ортодоксального образования, которое я получил, и приносившие много вреда. Прежде всего, это касалось моего предполагаемого долга, который, как я думал, у меня есть перед Сюзанной. Можно сказать, что Граубнер помог мне преодолеть чувство вины, которое я ощущал после несчастного случая, из-за которого Сюзанна пострадала, спасая мне жизнь.

– Вы до сих пор общаетесь с этим человеком... Грауберном? – заинтриговано спросил Эллис.

– Конечно. Он сейчас живет в Германии, и служит в маленьком церковном приходе в окрестностях Баварии. Мы часто переписываемся, и когда я путешествую по Европе, я всегда использую эту возможность встретиться с ним.

– Значит, знакомство с этим человеком было одним из важных событий, которые произошли во Франции, не говоря уже о встрече там с Вашей женой, – заключил Чарльз с двойным намеком.

– Да, я не делаю из этого тайны, а наоборот, я очень горжусь своей дружбой с Армандом Граубнером, но то, что я сейчас Вам поведаю, должно остаться в тайне, из-за большого уважения к памяти Сюзанны.

– Как скажете, – воодушевил его журналист, усаживаясь поудобнее.

– Эллис, Вы завоевали мое доверие Вашей профессиональной работой в течение всех этих лет. И я скажу Вам то, что я познакомился со своей женой не во Франции, как предполагали многие, и мы договорились, что не будем их переубеждать.

– А когда? – спросил журналист, и его разум начал связывать неожиданные факты.

– Я скажу Вам так, – ответил актер, а его лицо освещалось последним лучом солнца этого дня. – Я познакомился с Кенди, когда мне исполнилось пятнадцать лет, а ей четырнадцать. Но, несмотря на свою молодость, мне было достаточно ее увидеть один раз, чтобы понять, что она будет единственной любовью всей мой жизни. С той первой ночи, я был одержим ею, и, несмотря на то, что пытался отрицать свои чувства, но по мере того, как сильная симпатия перерастала в глубокую любовь, вскоре я сдался, и до сегодняшнего дня признаю себя заложником этой любви.

Все поняв, глаза Эллиса раскрылись от удивления.

– Вы женились на той девушке, о которой говорили той ночью! – воскликнул он, наконец. – Об этом Вы написали в Вашем первом литературном произведении, хотя все время опровергали реальность этой истории.

– Вы снова правы, – улыбаясь, ответил актер. – Судьба, которая, наконец, стала благоприятна, дала нам последнюю возможность исправить нашу ошибку, которую мы совершили, жертвуя своей любовью ради обязательств. Поэтому, друг мой, в начале разговора я говорил, что мой опыт, приобретенный во Франции, хоть и был жесток, но взамен принес самое большое счастье, к которому стремится любой человек. Хотя я был тяжело ранен и испытывал моральную боль, пачкая руки чужой кровью, но жизнь все оплатила мне с лихвой.

– Я рад за Вас, Грандчестер. Очень мало мужчин могут признаться, что любили одну-единственную женщину во всей своей жизни, и более того, были рядом с ней. Но я не понимаю Ваше желание и желание Вашей жены скрыть такую красивую историю любви.

– Это не так. Вы сами только что сказали, что эта история описана в моей первой драме. Я сделал это для того, чтобы весь мир воспринял то, что жизнь заставила нас понять со временем. Но, тем не менее, нам не хотелось бы, чтобы об этом все судачили. Мы хотим защитить память Сюзанны в знак уважения ее боли, с которой она жила. Только из-за этого.

– Меня очень поразил этот рассказ, но Вы можете не беспокоиться по этому поводу.

– А сейчас спрашивайте у меня что-нибудь, что могли бы напечатать, а то Ваше интервью не займет и страницы, – пошутил актер, и журналист охотно засмеялся.

– Мне бы хотелось узнать причину, по которой Вы так редко появляетесь на сцене. Некоторые думают, что для Вашей карьеры драматурга неблагоприятно давать краткое турне раз в год и с единственной постановкой на сцене.

– Да, я слышал об этих комментариях, – спокойно ответил он, – но меня они абсолютно не волнуют, хотя в последнее время я и играю на сцене намного реже, чем раньше, качество моей работы стало лучше и продуманнее. И к тому же у меня есть возможность не отвлекаться от карьеры писателя.

– Да, я согласен с этим, – ответил Чарльз кивком головы. – Но также говорят, что публика много потеряла, не видев Терренса Грандчестера в качестве актера, но и выиграла больше, восприняв Терренса Грандчестера как драматурга. Кроме того, я должен признать, что верно то, о чем говорят касательно Вашего фиглярского качества. Когда Вы пишете сценарии, мы удивляемся больше пояснительным уровнем в каждой новой постановке.

– Спасибо, Эллис, Вы всегда будете одним из моих любимых зрителей, – ответил актер, зная, что слова журналиста были искренними.

– Тогда, могли бы Вы рассказать, почему Ваш интерес к литературе оказался сильнее, чем игра на сцене? – спросил репортер, вновь возвращаясь к вопросам.

– Нет, – ответил мужчина, становясь серьезным. – Но верно то, что мне бы хотелось, чтобы у меня было больше времени писать, но это решение было принято вне зависимости от этого. Это был скорее мотив иного характера.

– Можно узнать, какого? – спросил Эллис, и Грандчестер молчал несколько секунд, думая, должен ли он отвечать на этот вопрос.

– Эти мотивы были связаны с моей семьей, – сказал он, в конце концов. – Мои постоянные поездки слишком отдалили меня от дома, и это принесло раскол в мою семью. Самым худшим было понять, что на моих сыновьях Дилане и Альбене мое отсутствие слишком отразилось, дошло даже до того, что Альбен уже не узнавал меня, когда я приезжал домой. Ему тогда было около года. А с другой стороны, Дилан стал раздражительным и далеким. Мне повезло, что я вовремя это понял и исправил свою ошибку. После этого решения, Бог наградил нас Бланш, чего большего мы могли бы просить?

– Я полагаю, Ваша жена была этим очень довольна. Немногие мужчины готовы пожертвовать своей карьерой ради семьи, – прокомментировал Чарльз.

– Она заслуживает это, и даже большего. Я бы никогда не простил себе, если бы отдалился от жены и детей... Тогда я понял, что без них не существует и половины человека, которого Вы видите сейчас...

Мысли Терренса вновь покинули разговор, перемещаясь на пять лет назад... В его жизни все казалось совершенным. Ему едва исполнилось 26 лет, но его актерская слава уже закрепилась за ним. Ему принадлежало 40% Стрэтфордской компании, и он имел право участвовать в принятии решений: в выборе постановок и в найме актеров. Все это давало ему внутренние силы продолжать свою деятельность в Нью-Йорке. Другими словами, им восхищались и его опасались, так как он мог способствовать развитию или разрушению карьеры многих людей. К дополнению его карьера драматурга начала приносить большие дивиденды, и даже если бы ему этого не хватало, он мог рассчитывать на наследство, полученное от отца, за которым продолжал присматривать Стюард. В действительности, семья Терренса Грандчестера никогда бы не умерла с голода.

Но репутация, деньги и власть были не единственными, что придавало ему завидное положение. Он женился на наследнице одной из самых богатых семей в стране, которая была красива не только, но и любила его до безумия, и подарила ему двух здоровых сыновей. В итоге, у него было здоровье, власть, привлекательность, стабильное положение и блестящее будущее, как было не позавидовать ему?

Под спокойным и ослепительным видом репутации и престижа, зарождались скрытые и опасные угрозы. Первая из которых была Марджори Дилоу, одна из актрис, работавшая в Стрэтфорде, и у которой было желание побыстрее продвинуться в театральном мире, но не с помощью своих актерских талантов. Второй угрозой был Натан Бауэр, ирландский актер, который в те дни переехал жить в Нью-Йорк и заработал неожиданную репутацию не только актера, но и профессионального соблазнителя...

Терренс познакомился с Бауэром на празднике, организованным Робертом Хэтуэем по случаю его пятидесятого дня рождения, и с первых минут этого знакомства у него появилось сильное чувство тревоги. Разговаривая с группой своих коллег, Терренс заметил Бауэра, который, не отрывая глаз, смотрел в другую часть зала. По выражению его лица, было нетрудно догадаться, что этот человек раздевает взглядом какую-то красивую женщину, привлекшую его внимание. Самым большим ужасом для актера было понять, что женщина, на которую смотрел Бауэр, была ни больше, ни меньше, его женой. И с тех самых пор у аристократа появилось безрассудное желание придушить своего коллегу. Однако он мог выразить это лишь своим неудовольствием.

Но со временем это желание притупилось, так как его мысли были заняты другим: накопить энное состояние, чтобы гарантировать наследство своему младшему сыну, и которое было бы равным наследству старшего.

Дилан унаследует состояние и титул герцога, который принадлежал его отцу, и, следовательно, его будущее предрешено. Терренс хотел, чтобы у Альбена было такое же положение. Он переменился, так как раньше финансовые вопросы не имели для него столь большого значения, но отцовство заставило изменить его мнение по этому поводу, и он не мог избежать чувства тревоги за будущее своей семьи. Это заставило его предпринять много поездок по всей стране в свободное время от выступлений на Бродвее.

Роберт Хэтуэй занимался только художественным руководством группы, а его молодой компаньон принимал решения относительно заключений договоров за пределами Нью-Йорка. Успех компании был таким ослепительным, что остальные актеры не жаловались на бешеный ритм работы, который им навязали. Казалось, эта популярность сплотила всех их в единое целое.

Но к несчастью, этот год был не из лучших для ведущей актрисы компании, Карен Клейс, которая была более чем расстроена. Хотя девушка пыталась продолжать свою всегда неутомимую и рутинную работу, природа взяла свое, и ей пришлось остаться в Нью-Йорке, так как через несколько месяцев ей предстояло рожать. В это время люди узнали новое имя: у Марджори Дилоу, наконец, появилась возможность воплотить свои планы в реальность, когда Роберт Хэтуэй предложил ей заменить Карен, несмотря на то, что Терренс был не очень убежден в таланте начинающей актрисы. Но, в конце концов, мнение Роберта было принято, и Дилоу заменила Карен во всех спектаклях, которые давались в тот год.

С этого момента прошло не слишком много времени, когда пресса начала комментировать предполагаемые отношения известного актера с начинающей звездой. Терренс следовал своей привычке и игнорировал эти сплетни, надеясь, что и его жена сделает то же самое. Эта тема не затрагивалась даже в течение его недолгого пребывания дома. Однако миссис Грандчестер начала чувствовать в своем сердце урон, хотя и пыталась не обращать внимания на эти россказни.

В очередное отсутствие Терренса, слухи о его связи с актрисой стали разрастаться, и присутствие Натана Бауэра все ухудшило. Однажды октябрьским вечером Кенди вновь случайно встретила ирландского актера, когда гуляла со своими сыновьями в парке недалеко от дома. С тех пор, между ними завязалась дружба, и об этом неуместный свидетель рассказал в то время отсутствующему мужу.

Возможно, эти события не послужили бы конфликту между ними. Но, в конце концов, бомба взорвалась в начале декабря, когда Терренс вернулся в Нью-Йорк, чтобы отдохнуть несколько дней перед Рождественским туром. Они разговаривали на повышенных тонах, и во время этого разговора наговорили друг другу вещи, которых на самом деле не чувствовали, но которые служили доказательством изменения их отношений.

Терренс требовал от своей жены прекратить дружбу с Бауэром, которую он считал несвойственной и недостойной репутации своей жены, и как всегда из-за своего либерального и независимого духа, он поддался тому, чтобы высказать ей свое негодование. Недоверие, которое она почувствовала в словах своего мужа, заставило ее сказать то, что она никогда и не думала говорить: требовать объяснения слухов о его связи с Марджори Дилоу. Ясное дело, конфликт лишь усилился; упомянув об этом, и сказав много чего, Терренс ушел из дома, а Кендис закрылась у себя спальне. Одна ее часть хотела бежать за мужем, но ее гордость заставила ее остаться дома.

Терренс хорошо помнил, что та ночь была холодной, и дорога в Форт Ли была покрыта льдом, но для него, кажется, это не имело никакого значения. Единственным его намерением было пересечь Вашингтонский мост и побыстрее добраться до дома Бауэра в Манхэттене, чтобы вылить свою неудачу и гнев на голову ирландца. Было удачей то, что в нескольких метров от Хадсона, его автомобиль остановился из-за нехватки бензина.

Он громко выругался и повалился на руль. Ему казалось, что нечто очень похожее он уже пережил раньше, но не мог отчетливо вспомнить, когда или где. Одно было верным – что этот огонь, который сжигал его грудь, имел одно единственное название: ревность. Никто во всем мире не мог пробудить такую интенсивную и болезненную ревность, кроме Кенди. Никому, кроме нее, было не под силу вселить в него страх и заставить почувствовать это так сильно; прошло уже много времени, как он забыл об этом, благодаря восхитительным и стабильным годам семейной жизни. Однако, было достаточно всего одной нескромности со стороны третьего мужчины, как вся его спокойная жизнь перевернулась с ног на голову.

Осенний холод начал заполнять салон автомобиля, помогая водителю немного охладить свой пыл и понять то, что он натворил. Он вышел из машины и отступая перед своим первым импульсом найти Бауэра, направился обратно в форт Ли. В течение той длинной и холодной прогулки его злость сменилась раскаяньем и страхом, вспомнив все то, что он сказал своей жене. Как могло такое случиться, что он наговорил ей столько глупостей? Но уже было слишком поздно, чтобы исправить урон, который уже точно они нанесли друг другу... Он ускорил шаг, спрашивая себя, как ему вести себя перед своей женой.

Он зашел в дом, когда уже рассвело. Терренс благодарил небо, что слуги больше не жили в этом доме, потому что для него было бы мучительно, если бы они видели его отчаянье, когда он открыл дверь спальни и не увидел там своей спящей жены, как ожидал. Вместо нее, там лежала лишь лаконичная записка:

Терренс,

Я думаю, что расстояние, которое было между нами в этот год, причинило нам боль, которой я не хотела допускать. Я боюсь, что если эта ситуация не изменится, она может затронуть наших детей. Бог знает, это последнее, чего я желала бы. Мне кажется, что будет лучше, чтобы мы некоторое время пожили вдали друг от друга и поразмышляли над тем, что мы будем делать с нашими жизнями, начиная с этого момента. Пожалуйста, не ищи нас. И не беспокойся о Дилане и Альбене. Им будет хорошо со мной.

Кендис.

Прочитав эту записку, все то, что поддерживало тонкое равновесие его жизни, разом исчезло. Казалось, что темнота, в которой он жил в прошлом, и практически забытая за пять лет эмоциональной стабильности, неожиданно возвратилась, одерживая верх.

Как никогда раньше Терренс понял, что благословенное счастье словно крылья бабочки: могут сохранять насекомого всю жизнь, но могут быть и уничтожены бессознательной рукой. Получив такой удар, он просидел без какого-либо движения несколько часов. Как может отреагировать человек, когда понимает, что его жена его оставила? Если бы Альберт Одри или Арманд Граубнер были рядом, то, несомненно, он бы отправился к ним, но миллионер в то время был в Англии, утишая Рейчел Линтон после смерти ее отца, а Граубнер был в Лионе. Тысячи миль отделяли его от двух его лучших друзей. Он был один в этой ситуации, в которую бессознательно попал.

Однако, не все, чему жизнь научила его, было забыто в те дни благополучия. По крайней мере, он понял, что не надо быть слишком непокорным, чтобы признать свои ошибки. И поскольку его разум и сердце поняли всю серьезность ситуации, у него не было права оставить все на своих местах, ничего не исправляя.

– Что ты сделал такого, чего не сделали другие? – спросил его Арчибальд пару лет назад, когда молодой миллионер хотел завоевать любовь женщины, которую любил.

– Я попросил прощения! – было простым ответом актера.

Если тогда он смог попросить прощения, то и сейчас Терренс был готов сделать это снова.

Конечно, у него осталось желание свернуть шею Натану Бауэру, так как он был уверен, что предполагаемая дружба между ирландским актером и Кенди была не больше чем хитрость со стороны Натана, чтобы соблазнить женщину, которая ему понравилась, как только попалась ему на глаза. У Бауэра была репутация Казановы, и Терренс прекрасно знал, что его жена была сокровищем, вызывающим зависть, и мужчины хотели приобрести эту драгоценность. С другой стороны, молодой актер был уверен в порядочности своей жены, но он боялся, что дружба с Бауэром породит россказни на Бродвее.

Это была основная причина скандала, но, уже успокоившись, Терренс признал, что в своих словах преступил границы дозволенного. В глубине души ему было стыдно, поскольку он осудил свою жену из-за ее дружбы с Бауэром, и очень обеспокоенным тем, что Кенди бросила ему в лицо про слухи, ходившие о его связи с Марджори Дилоу.

– Марджори Дилоу! – раздраженно бросил он, переключая рычаг скорости. – Проклятые репортеры и язык мой подложили мне свинью! Я должен был быть более осторожным с Марджори!..

– Я полагаю, было непросто сбавить ритм Вашей работы, когда у Вас был такой успех, – предположил Эллис, возвращая Терренса из воспоминаний.

– По правде говоря, я не прилагал особо больших усилий, – немедленно ответил актер, скрывая эмоции, которые разбудили в нем воспоминания, своим умением контролировать каждый свой жест. – Верно одно: то, что мое долгое отсутствие в течение более одного года являлось утомительным, неудовлетворительным и... отдаляло меня от моей семьи. Тогда я счел нужным прекратить эти изматывающие поездки и наслаждаться своей семьей, Вы понимаете Эллис?

– Думаю, что да... – ответил Чарльз с понимающей улыбкой. – Но будучи энергичным человеком, коим Вы, несомненно, являетесь, Ваш разум не стал отдыхать, а наоборот, на свет появился очень плодовитый писатель. Я задам Вам вопрос, который возможно будем немного глупым: откуда Вы берете идеи для Ваших работ? Вы всегда удивляете нас такими жизненными темами.

Лицо Терренса расслабилось еще больше, и, усаживаясь в кресле поудобнее, он начал спокойно отвечать на вопрос.

– Я всегда любил наблюдать за людьми. И мои истории – в действительности не моя личная заслуга. Они появляются от людей, с которыми пересекалась моя дорога и мои чувства.