Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)

– А что делал Ричмонд за баррикадами? – потребовал объяснений сержант с разъяренным взглядом.

– Он... он пошел достать немного воды для раненых, сэр.

– Замечательно! И теперь этот пустоголовый француз снова рискует жизнью! Немцы увидят его в лунном свете! – сказал молодой сержант, а его глаза увидели, как с вершин упал снаряд, но без обычного взрыва. Это была не граната!

– Проклятье!!! Эти гады бросили газовую бомбу!!! – крикнул один санитар, также являвшийся свидетелем сцены.

– Всем надеть маски!!! – приказал Грандчестер, и все за баррикадами сразу же накрыли лица.

– Сэр, что Вы делаете? – спросил один из солдатов, видя, что молодой сержант взял другую маску и начал подниматься по той же лестнице, которой воспользовался французский доктор, чтобы выбраться за баррикады.

– Иду за лягушатником, что же еще? Он наверняка ослеплен газом, и если останется под его парами, то умрет через несколько минут, – сказал мужчина приглушенным голосом под маской.

– Разрешите мне пойти с Вами! – предложил рядовой, раскаиваясь, что отпустил молодого доктора одного.

– Там уже достаточно двоих идиотов. Ты остаешься здесь, и если мы не вернемся, только отправь письма, которые лежат у меня в сумке и объясни леди, чье имя значится как адресат, что я пытался спасти свою жизнь, но есть долг, которым мужчина не может пренебрегать, – распорядился он, прежде чем он добрался до вершины баррикады и вышел из ее защиты.

Он должен был двигаться быстро, пока газ еще не позволял немцам различить фигуру в темноте. Пока он двигался по направлению к поляне, он думал об обещаниях, которые дал своей жене. То, что он делал в этот момент, он, конечно, не очень сознавал, но Терри чувствовал, что обязан Бонно за спасение своей жизни в операционной, и это был шанс оплатить этот долг.

Когда ему, наконец, стан виден мутный силуэт вдали, молодой человек бросился к доктору, стоявшему на коленях около мертвого тела Ричмонда. Терри достиг Ива и нервным движением коснулся его плеча.

От неожиданного прикосновения доктор повернул лицо, его глаза блуждали в небытие. Тогда Терри понял, что Ив уже не видит.

– Это я, Грандчестер! – шепнул Терри. – Немедленно надевай эту маску! – настаивал сержант.

– Зачем ты пришел сюда, ты глупец??!! – упрекнул доктор, чувствуя головокружение от газа.

– О, просто заткнись и надень маску, пока газ не сжал твои легкие! – сказал Терри, практически заставляя Ива надеть маску.

– Оставь меня здесь, и спасайся сам, пока есть время! Оставьте меня здесь!!! – кричал молодой человек, но не смог сказать что-нибудь еще, потому что твердый кулак ударил его в висок, отправляя в обморок.

– Прости, французик, – сказал Терри, неся бессознательное тело молодого врача, – но я думаю, твоя болтовня надоест во время пути, который мы проделаем вместе!

Мужчина начал идти назад к баррикаде, но постепенно газ начал рассеиваться, оставляя фигуру открытой лунному свету. Тогда немецкие пулеметы еще раз наполнили воздух своим смертным ревом.

– Началось, – подумал Терри, ясно ощущая зудящую боль в правой руке. – Если твой талисман действительно работает, моя любовь, то сейчас самое время, чтобы что-нибудь сделать для этого глупого французика и меня, Кенди, – продолжал мысленный разговор с собой молодой человек, и, наконец, подобрался к баррикаде. Секунды казались столетиями, поскольку на другой стороне баррикады открыли огонь, чтобы прикрыть своего сержанта, который приближался с потерявшим сознание доктором на спине.

– Помогите мне с ним! – крикнул Терри, и один из медбратьев выскочил на баррикады и взял с собой Ива. Немцы продолжали стрелять со своего поста на холме, и затем новая вспышка взорвалась на поляне. Это была другая мина, сработавшая от огня немцев. Терри повернулся, чтобы увидеть, где была вспышка, и понял, что тогда он шел очень близко к тому пятну.

– Входите, сэр! Сейчас! – крикнул один рядовой, испуганный новым взрывом.

Терри медленно взобрался, чувствуя возрастающую боль в руке, но он, наконец, достиг вершины, в то время как еще больше пуль шныряло вокруг него. Однако, секундой позже, он был уже в безопасности на другой стороне баррикады, бледный как бумага, с сердцем, колотящимся с удивительной скоростью и новой раной в правой руке, которая начинала сильно кровоточить.

– Я думал, Вы не вернетесь, сэр, – сказал один из медбратьев, пораженных храбростью молодого сержанта, прочищая рану Терри.

– Я тоже, приятель, я тоже, – было все, что мог сказать Терри, закрыв глаза и возблагодаря Бога за сохранение его жизни.

Темнота, все, что он мог увидеть, была темнота. Хотя шум лагеря ясно доносился. Он мог различить голоса и крики полевого госпиталя. Он чувствовал кончиками пальцев старые и грубые одеяла походной кровати, где лежал, и ощущал также острую боль в левом бедре, попытавшись двинуться.

Распознавать звуки было нетрудно, но видеть он не мог. Он приложил руку к виску и почувствовал бандаж, который накрывал его глаза.

– Так Вы, наконец, проснулись, док, – поприветствовал глубокий голос, который Ив хорошо знал. – Я думал, Вы будете спать целую вечность! – шутливо продолжал голос.

– Грандчестер? – удивился Ив, поворачивая голову туда, откуда слышался голос.

– А кто же еще? – ответил голос. – Жаль разочаровывать Вас, но Вы правы, это все тот же надоедливый я.

– Как я попал сюда? – спросил смущенный молодой человек.

– Ну, технически Вас принесли санитары с линии фронта, где Вы и я вчера вечером проделали весьма интересное путешествие. А теперь мы оба здесь наслаждаемся очаровательным отпуском. Хотя, я должен признать, что предпочитаю обслуживание, которое вы, парни, предоставляете в Париже. В сравнении с этим я нахожу здешнее обслуживание... несколько... неудовлетворительным... могу я так сказать? – пустился в объяснения молодой человек с тем же самым насмешливым тоном.

Воспоминания в голове Ива начали обретать смысл, пока неожиданно болтливый сержант продолжал свои объяснения, жалуясь на медбратьев в лагере. Ив помнил свое расстройство, когда он увидел Ричмонда на последнем издыхании, и затем почувствовал взрыв газовой бомбы в нескольких футах от своей позиции.

 Ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы ослепнуть, и в тот момент он решил, что его жизнь, наконец, подошла к концу. Он бы не смог отыскать путь к баррикаде, прежде чем газ проникнет в его легкие, а потом огонь немцев, разумеется, довершил бы остальное. На мгновение он подумал, что нашел лучший способ окончить свое болезненное существование, хотя не мог избегнуть чувства панического страха, какого никогда не испытывал прежде. Молодой человек увидел свои самые дорогие воспоминания, отразившиеся внутри разума. Он вспомнил детство, лица братьев и сестер, и голос своей матери, радость, которую он почувствовал, когда помог своему первому пациенту, и красоту заката над Nice Нисой, местом, где маленьким он часто проводил свои летние каникулы. Должен ли он возвращаться к баррикаде в последней попытке спасти свою собственную жизнь? Нет, для него было слишком поздно. Это было в тот момент, когда он почувствовал руку Терренса на своем плече.

– Ты спас мне жизнь! – вскрикнул он в озарении, прерывая монолог Терри.

– Ну, я бы не стал облекать это в столь драматические определения, – небрежно ответил Терренс, – скажем так, я просто чуть-чуть помог Господу дать тебе еще один шанс исправить твое дурацкое поведение.

– Почему ты это сделал? Почему рисковал своей жизнью ради человека, кто искал своей смерти, когда у тебя такое обещающее будущее? – спросил Ив, не в силах понять действий Терри.

– Я уже говорил это однажды, – отвечал молодой аристократ более серьезным тоном. – Бог дал мне новый шанс, чтобы написать лучшую историю своей жизни, и я подумал, что моим долгом было помочь кому-то еще, кому также был нужен подобный урок... Кроме того, ты спас мою жизнь там, в Париже. Я никогда этого не забуду.

– Спасибо, – пробормотал Ив, глубоко тронутый.

– Давай оставим эти сантименты, – усмехнулся Терренс и, видя, что доктор пытается потрогать рану на левом бедре, объяснил. – На случай, если ты волнуешься за свое здоровье, позволь мне сообщить, что нам обоим очень повезло, учитывая переделку, в которую ты нас вовлек. Пули только задели твою ногу и мою руку. Ничего не понадобится, кроме небольшого отдыха, а что касается твоих глаз, ты находился под воздействием газа очень недолго. Доктор этим утром сказал мне, что ты, конечно, сможешь снова видеть, при надлежащем уходе. Хотя, я должен кое на что пожаловаться!

– На что? – спросил заинтригованный Ив.

– Я должен буду бросить писать на некоторое время, чтобы ждать, когда заживет рука, или учиться писать левой рукой, что бы то ни произошло первым!

– Я хотел бы помочь тебе, но не думаю, что смогу, – отозвался Ив с намеком на улыбку впервые за два месяца.

– Не бери в голову, мой друг, – сказал он, говоря сам себе. – Не то, чтобы я собирался диктовать тебе письмо для Кенди... об этом я бы не попросил никого на этой земле.

Кенди очень легко привыкла к новой больнице. Ее всегда веселое настроение и добрая душа вызывало симпатию ее новых коллег и пациентов, и довольно скоро она снова делилась светом, что был у нее в сердце, с каждым мужчиной и женщиной вокруг нее.

К сожалению, у нее не было времени, чтобы удобно обустроиться на месте. Только шесть дней прошло с момента ее прибытия, когда она получила распоряжение ехать на линию фронта во Фландрию в составе персонала полевого госпиталя.

У нее не было хороших воспоминаний о последнем разе, когда она работала во Фландрии, но она прекрасно знала, что независимо от своего внутреннего отвращения, у нее был свой долг, который надо исполнить. Это было то, чему научила ее Мэри Джейн, и она не собиралась подводить свою старую учительницу. Так что она просто упаковала свой обычно легкий багаж и перед отъездом пошла к Святому Жаку, чтобы повидаться с Флэмми и Жюльен.

Молодая женщина решила держать в секрете, что ее снова посылают на фронт. Она не хотела давать Терри причину для беспокойств, так что молодая женщина попросила подруг в Святом Жаке получать ее корреспонденцию и посылать в ответ ряд писем, которые она написала заранее, так чтобы все ее родные и друзья в Америке, как и Терренс, не знали, где она была на самом деле. Будет лучше, если никто не будет знать правды. По крайней мере, так она думала.

В начале Флэмми не одобрила идею вообще, потому что это подразумевало своего рода пособничество во лжи, что противоречило строгой морали брюнетки. Однако, Жюльен согласилась с Кенди, потому что она делала то же самое каждый раз, когда ее посылали на фронт в течение четырех лет, пока продолжалась война. Ее муж Жерар никогда не знал, что она работала в полевом госпитале несколько раз. Таким образом, Жюльен убедила Флэмми, и обе женщины обещали помогать Кенди с ее планом. Блондинка также дала подругам инструкции читать письма Терри от ее имени, и если там будут какие-нибудь важные новости, которые Кенди должна знать, женщины сразу пошлют ей телеграмму из Парижа.

– Я не собираюсь читать письма твоего мужа! – причитала Флэмми, чувствуя смущение от одной мысли о чтении чьей-то корреспонденции.

– И как ты себе представляешь, чтобы я могла узнать, все ли с ним хорошо или нет? Я обязана знать! – отвечала Кенди, начиная приходить в отчаяние от чрезмерной правильности своей подруги.

– Мы могли бы посылать тебе письма в полевой госпиталь, – предложила Флэмми.

– Это будет слишком долго, Флэмми, – сделала замечание Жюльен. – Не волнуйся, Кенди, я сделаю это ради тебя, если Флэмми так неудобно. Вы согласны обе? – спросила брюнетка постарше, и обе девушки кивнули, соглашаясь с идеей.

– Тогда я пошлю телеграмму, – вызвалась Флэмми.

– Спасибо вам обеим, – улыбнулась Кенди подругам, понимающим, что настало время для последнего прощанья. – Что ж, думаю, пора. Мне надо идти.

Две брюнетки посмотрели на невысокую блондинку, и не могли не почувствовать ком в горле, понимая, что она будет работать вблизи линии ведения огня, еще раз. Кенди прочла волнение, отразившееся на лицах подруг, и заставила себя показать больше оптимизма.

– Ну же, девочки, – хихикнула она. – Можно подумать, вы идете на мои похороны. Эта миссия не продлится долго. Мне может потребоваться больше времени, чтобы приехать во Фландрию, чем немцам, в конце концов, чтобы сдаться.

– Ты должна обещать нам, что позаботишься о себе, Кенди, – сказала Жюльен, нежно обнимая Кенди. – Я буду делать все, что ты мне сказала, когда уехала от нас в грузовике, в то время, когда вышла в снег за помощью.

– А что я сказала тебе делать тогда? – спросила смущенная Кенди.

– Молиться, просто молиться, – ответила Жюльен, а одна слезинка покатилась по ее щеке.

– О, Жюли, – сладко прошептала блондинка, – все будет прекрасно. Вот увидишь, – и затем, повернувшись к Флэмми, Кенди авторитетно произнесла, – и Вы девушка, как только Ив ответит, сразу ему напиши.

– Ты, глупышка, вечно ты распоряжаешься, – запричитала брюнетка, пытаясь сдержать слезы, пока Кенди обнимала и ее.

– Да вы только посмотрите, – засмеялась Кенди, и через несколько минут она покинула Святой Жак, оставляя двух подруг, которые будут молиться за нее день и ночь.

Перед отъездом Кенди также нанесла последний визит Отцу Граубнеру, и у него, несмотря на свою бытность священником, не было никаких проблем с совестью, как у Флэмми, чтобы обещать Кенди не говорить Терренсу в письмах ни слова. Напротив, он думал, что это хорошая идея, потому что знал, как может опасаться Терри, особенно, когда дело касалось Кенди. Молодая женщина и священник провели несколько минут в часовне епископа Бенуа, творя беззвучную молитву, и как только они закончили, Граубнер с последней улыбкой благословил Кенди и отпустил.

Было холодное утро 20-го сентября. Поездка по поврежденной железной дороге была медленна и несколько раз была вынуждена прерваться из-за всех случаев, когда члены французской и британской армии останавливали поезд для проверки пассажиров и их багажа. Один ландшафт следовал за другим в безразличном ритме, а Кенди с большим разочарованием осознавала, что не была беременна, как она надеялась.

Несмотря на свое первоначальное разочарование, прибыв, наконец, в дождливый регион Фландрии, она поняла, что это был не лучший момент, чтобы ждать ребенка, независимо от того, насколько она его хотела. Как и в первый раз, вид полевого госпиталя был обескураживающий, и работа была бесконечна. Однако, молодая женщина подняла голову, застегнула фартук и со совей обычной смелостью старательно делала ее работу. Даже если она не была беременна, она поняла, что глубоко внутри нее горело пламя, и ожидала надежда на лучшее будущее.

Таким образом, она продолжала молиться, и во время кратких выходных она начала вести дневник, надеясь, что однажды ее муж сможет прочесть то, что на самом деле происходило с ней в эти дни тишины, в которые она решилась солгать ради спокойствия Терри.

Мой дражайший Терри,

Дождь и грязь – это все, что я видела во Фландрии в двух случаях, когда была здесь. Хотя на сей раз, условия полевого госпиталя больше меня не удивляют. Я делаю мою работу так, как меня учили, и стараюсь помочь моим пациентам выздороветь физически и эмоционально. Это последнее, однако, самая трудная задача, не только потому, что все эти люди переносят очень жестокие моменты, но и потому что постоянный страх преследует меня день и ночь, и я должна притворяться, что ничего не происходит, если хочу ободрить несчастных солдат.

Я знаю, что в этот момент ты должен сражаться в Аргонне. Я слышала ужасные истории о том, что там происходит, а газеты сообщают слишком мало, чтобы успокоить мое сердце. В эти моменты я понимаю, что должна признать свою ограниченность, и принять, что только Бог может защитить тебя. Но оставить мои волнения за тебя на плечах Господа не просто для этой женщины, ибо каждая моя клеточка кричит твое имя, и единственная мысль, что я могу тебя потерять, причиняет боль до самого сердца.

Сегодня молодой французский рядовой умер на моих руках после операции. Я боролась с лихорадкой всеми своими силами, но молодой человек все равно скончался. Его последние слова были обращены к матери, и в момент, когда он умер, он думал в бреду, что она это я. Он крепко обнял меня, пока заключительные смертельные тиски охватывали его, он назвал меня "maman" и затем угас. Поскольку я пыталась подготовить его тело к отправке на родину, я не могла сдержать слез, думая о несчастной женщине, которая однажды отдала свое самое драгоценное сокровище ради Франции, а в ответ получит лишь мрачный гроб с французским флагом. Тогда, неважно, как усердно я старалась избегать таких мыслей, я думала о тебе и о нас. Я видела тебя умирающим в чьих-то руках, как этот бедняга, возможно, зовя меня по имени, как однажды в Париже, когда у тебя тоже была сильная лихорадка. И такие мысли часто посещают меня даже в моих снах, которые в последнее время превратились в кошмары. Я просыпаюсь посреди ночи и затем делаю единственное, что может принести мне покой в эти дни: молиться и писать в этом дневнике, что я сейчас чувствую.

Я прошу и благодарю Бога, что ты не знаешь, где я сейчас. Я надеюсь, что ты сможешь простить меня за ложь в течение этих дней. Я уверена, ты проходишь через гораздо более опасные ситуации, чем я, так что ты должен полностью сосредоточиться на том, что делаешь. Я не простила бы себе, если бы тебе причинили вред, потому что ты волновался за меня. Пока мы вновь не увидимся друг с другом, достаточно кошмаров для одного из нас... Любовь к тебе никогда не причиняла столько боли, сколько теперь.

Один вечер давал рождение другому дню и так, календарь продолжал становиться тоньше, также, как слабели немцы. Людендорф к концу октября ушел в отставку и был заменен генералом Вильгельмом Грёнером, чья главная миссия состояла в том, чтобы содействовать перемирию. В эти дни Терренс и Ив были ранены и после недели пребывания в полевом госпитале, французского доктора отослали назад в Париж на поправку, а Терренса в маленькую больницу в Бюзанси, город в нескольких милях к северу Аргона, который недавно взяли американцы. Не обращая внимания разумом, но не сердцем, что случилось с Терренсом, Кенди послали работать в Аррас после того, как Фландрией полностью овладели Союзники, событие, завершившее наступление в этой области.

11-го ноября Центральные силы и Союзники подписали перемирие, и военные действия на Западном фронте прекратились.

Глава 15

«Что бы ни сулило будущее»

Часть I: «Прощания и переломные моменты»

Поезд прибыл на станцию, и все приняло суетливый и хаотичный вид. Люди загружали военное снаряжение, медицинский персонал таскал раненых на грязных носилках, и боеприпасы были разбросаны по всему полу. На многих лицах замечалось замешательство, крики и раздражение. Группа молодых солдат с повязками на глазах и паршивой форме шла строем, один за другим, среди коробок с боеприпасами и совершенно новыми пулеметами. Каждый держал правую руку на плече товарища как способ направлять его к поезду. Тот, кто не был ослеплен горчичным газом, вел группу по платформе.

Ив не мог видеть, но мог ощущать атмосферу скуки и ожидания, царящую в воздухе. Пара санитаров помогла ему сесть на поезд, и он уже устроился на одном из мест, ожидая отъезда. Кончиками пальцев он нащупал стекло окна и подумал, что было иронией сидеть у окна, не имея способности видеть ландшафт, и погода была уже слишком холодна, чтобы он невозможностью читать по пути.

– Ив, – позвал голос Терри сзади него, и молодой доктор повернулся лицом по направлению к голосу. – Я думал, что не успею, – выдохнул актер, тяжело дыша, как после бега.

– Я не знал, что ты будешь так скучать по мне! – пошутил Ив, слушая слова Терри.

– Много хочешь, французик, – парировал другой молодой человек с ухмылкой. – Я пришел только ради одолжения.

– Как мило с твоей стороны, – ответил Ив, подшучивая. – И что же это?

– Только что пришла почта, и для тебя есть письмо. Очевидно, оно путешествовало по различным адресатам, прежде чем, наконец, дошло сюда, – объяснил Терри, кладя послание в руки молодому врачу.

– От кого оно? – полюбопытствовал мужчина, немного расстроенный невозможностью прочесть письмо самому.

– Ты не поверишь, – хитро ухмыльнулся Терри. – Я и не знал, что вы двое так близки!

– Что ты хочешь сказать? Слушай, Грандчестер, просто скажи, от кого письмо.

Терри положил руку на сиденье и склонился, чтобы с озорством шепнуть Иву на ухо.

– От леди! – шутливо сказал он.

– От кого? Скажи прямо и перестань дурачиться как дите неразумное! – терял Ив остатки терпения.

– Мисс Хмурое Лицо собственной персоной. Кто бы мог подумать! – хохотал крайне удивленный Терри.

– Мисс Хмурое Лицо?

– Известная как медсестра Гамильтон, мой дорогой друг, – объяснил Терри, разражаясь смехом.

– Флэмми? – переспросил ошеломленный Ив. – Неужели?

– Разумеется. Если хочешь, я прочту его тебе вслух. Но я не несу ответственности, если содержание будет слишком личным!

– Ты мог бы перестать, Грандчестер?! – потребовал вышедший из себя Ив. – Боже правый, ты можешь быть настоящей головной болью, когда захочешь! Нет, спасибо, я найду способ прочесть его позже!

– Ладно, ладно, молчу-молчу, – ответил Терри, еще с улыбкой, но уже чуть более серьезный. – Это мое тебе одолжение. Долгий путь, который я пробежал только ради тебя, чтобы ты получил свое письмо. Но не волнуйся, я привык к твоим неблагодарным манерам.

– Тогда спасибо за это, – ответил Ив, немного остывая.

Терри в этот момент подумал, что это было удивительно, – то, как ослабло напряжение между ними после ужасного опыта, который они пережили вместе, и дней когда они оба лежали в полевом госпитале.

Молодой аристократ был рад, что обиды, кажется, исчезали и даже если они не были лучшими друзьями, можно было, наконец, сказать, что их взаимное недоверие испарилось. Поезд чуть дернулся вперед, и железнодорожный служащий объявил об отправлении. Настало время прощаться.

– Что ж, думаю, пора, – просто сказал Терри. – Желаю тебе самого лучшего, Бонно.

– Тебе то же, – дружелюбно ответил Ив. – И еще раз... спасибо... за все, что ты для меня сделал, – добавил молодой человек с некоторой запинкой.

– Не напоминай, – серьезно сказал Терри Иву. – Если бы все было по-другому, мы могли быть лучшими друзьями, но я рад, что мы уменьшили число наших разногласий. Я надеюсь, ты сможешь найти правильную женщину. Ты по-настоящему этого заслуживаешь, – искренне закончил аристократ.

– Спасибо, – отвечал доктор, – а ты хорошо позаботься о Кенди.

– Обещаю, – сказал Терри, пожимая левую руку, протянутую молодым доктором, знающим, что актер не мог пользоваться правой. – До свидания, Ив Бонно.

– До свидания, Терренс Грандчестер, – сказал Ив, прежде чем Терри оставил его одного в вагоне.

Молодой человек почувствовал, как поезд начал двигаться. Затем он услышал, как кто-то на костылях сел рядом с ним, бормоча робкое приветствие с акцентом южанина.

– Добрый день, – сказал Ив мужчине, которому предстояло быть его компаньоном в поездке. – Меня зовут Бонно, – любезно представился он.

– Гордон, Джереми Гордон из Нью-Орлеана, – отвечал тот хриплым голосом.

Двое мужчин разговорились, пока поезд ехал к лесу, оставляя позади импровизированную станцию. Через некоторое время, Ив вскрыл конверт, который все еще держал в руках, и, разговаривая с Гордоном, попросил:

– Вы знаете, мистер Гордон, – обратился он к своему компаньону, – у меня здесь письмо от моего друга, но как Вы очевидно можете видеть, мне невозможно прочесть его. Не могли бы Вы это сделать за меня?

– Конечно, приятель, – ответил солдат и, взяв письмо в мозолистые руки, начал читать:

– «Дорогой Ив...»

Шляпы разных фасонов, перчатки, юбки, нижние юбки, ботинки, белые носовые платки, платья, кружевные зонтики, и тысяча женских принадлежностей были раскиданы по спальне. Две женщины старательно трудились, пытаясь упаковать каждую мелочь с такой скоростью, какой возможно, но, несмотря на их усилия, все больше одежды продолжало появляться из blue. Патти пробыла в Иллинойсе более года, и в течение этого времени она во многих случаях уступала натиску Энни в бегании по магазинам.

– Ты действительно должна взять эту шляпку, Патти, – убеждала Энни. – Ты выглядишь в ней просто сказочно!

Патти обычно поддавалась женской слабости, и все заканчивалось следованию совету Энни. Но теперь она расплачивалась за свои маленькие грехи, поскольку должна была решить, что ей брать с собой в поездку во Флориду, и что оставлять в доме Энни. В конце концов, было бесполезно забирать все, когда она планировала возвращаться в Иллинойс после праздников.

Мистер и миссис О'Брайан решили, что их дочь отсутствовала слишком долго, и так как стоял ноябрь, они ожидали, что Патти вернется во Флориду провести с ними Рождество. Сначала мистер О'Брайан думал о том, чтобы поехать в Чикаго сопровождать их дочь в ее поездке, но его мать убедила его, что лучше, если он предоставит эту миссию ей. Таким образом он не отложит свои дела, а ей представится случай развлечься и навестить друзей Патти в Чикаго. Мистер О'Брайан не подозревал, что Патти и ее бабушка Марта уже спланировали эту поездку заранее, за несколько месяцев.

Когда Том попросил Патти стать его женой, молодая женщина немедленно написала миссис Марте О'Брайан, сообщив ей новости. Старая леди почувствовала сильное волнение и радость за планы своей внучки, но также и поняла, что, в отличие от ее прежних отношений, на сей раз Патти не получит родительского одобрения из-за происхождения Тома. Поэтому старая леди в ответе Патти предупредила ее о проблемах, с которыми придется столкнуться ей и ее жениху, как только О'Брайаны узнают о помолвке Патти с фермером.

Обе женщины тогда решили, что разумнее будет дождаться двадцать первого дня рождения Патти, в начале ноября, так, чтобы, даже если мистер и миссис О'Брайан не хотели принимать Тома в свою семью, у них не будет никаких законных прав помешать планам Тома и Патти.

Таким образом, Марта поехала в Чикаго и позже в Лейквуд, чтобы встретиться с Томом и подготовить последние детали их плана. Том бы поехал с обеими леди, чтобы встретиться с родителями Патти и официально просить ее руки. Если O'Брайаны не захотят принимать, то Патти и Том просто поженятся без их одобрения. Марта желала поддерживать свою внучку даже против воли своего собственного сына.

– Моя семья разрушила мою жизнь, вынудив меня выйти замуж за человека, которого я не любила, – говорила старая леди Патти, помогая ей сложить красивое шерстяное платье, которое они собирались упаковать. – Я никогда не принимала решений сама. Сначала, мои родители решали, что мне надеть, как себя вести, что мне лучше изучать, и с какими людьми встречаться. Потом моей жизнью управлял мой муж, и так я потеряла свою молодость и свои мечты. Я не могла даже высказать свое мнение об образовании своего собственного сына. Его отец выбрал школу, где он учился, профессию, которую он собирался освоить, и женщину, на которой он собирался жениться. Однажды я вдруг поняла, что мой сын стал холодным, пустым снобом, в котором я не узнавала своего малыша. Он был полностью чужим. И когда они послали тебя в Академию, я подумала, что они собирались сделать с тобой то же самое.

– Но, к счастью, я встретила там кое-кого, – открыто улыбалась Патти, глядя на фотографию, которую держала в руках.

– Да, я знаю, дорогая моя, – ответила Марта, улыбаясь в ответ. – Я никогда не перестану удивляться, как ты изменилась, с тех пор как познакомилась с Кенди! И пока проходит время, ты становишься все более взрослой и уверенной в себе.

– Мне никогда не быть героиней войны, – хихикнула Патти, показывая бабушке фотографию, где была запечатлена Кенди с тремя солдатами в полевом госпитале, – но теперь я знаю, что это не грех подняться и сообщить миру, что я сама могу думать и решать свою собственную судьбу.

– Вот в таком духе ты и должна продолжать, моя дорогая, – бодро воскликнула пожилая женщина. – Мне только хочется увидеть лицо твоего отца, когда он поймет, что ты не маленькая девочка, которой он может управлять по-своему. Как плохо, что твой дедушка уже не с нами, чтобы тоже увидеть его выражение. Клянусь Святым Джорджем, это было бы такое забавное зрелище!

– БАБУШКА!! Не богохульствуй!! – с хихиканьем обругала ее молодая женщина, но позже более серьезным тоном она добавила. – Ты все обращаешь в шутку, но я должна признаться, что мне немного страшно. Я знаю, что мама и папа так расстроятся, что я не смогу с ними видеться после того, как выйду замуж.

– Такое может случиться, дорогая, – со вздохом признала Марта. – Будем надеяться, что они когда-нибудь поймут твои чувства, но если этого не произойдет, рядом с таким мужем как Том и со всеми твоими друзьями, я не думаю, что ты когда-нибудь почувствуешь себя одинокой, – весело заключила женщина.

– Я знаю, бабушка. Но скажи, ты примешь предложение Тома и переедешь с нами на ферму? – с энтузиазмом спросила Патти.

– Я все еще думаю об этом, – отвечала старая леди с хитринкой в еще ярких глазах. – У меня есть и другие предложения, ты знаешь.

– Какого рода предложения, бабушка? – спросила Патти, заинтригованная озорным взглядом на бабушкином лице.

– Ну, я не хочу сглазить, но... – уклончиво сказала Марта.

– Говори же, бабушка!

– Хорошо, хорошо! – призналась женщина. – Я спросила Мисс Пони, не нужен ли им новый партнер, чтобы помогать в приюте. Они так хорошо трудятся, что было бы замечательно, если бы можно было принимать еще больше детей. Но им нужны руки и кое-какие из моих идей по преобразованию Дома Пони в учреждение побольше.

– Ой, бабушка! Ты меня пугаешь, когда у тебя такой взгляд! – сказала ошеломленная Патти.

– Ты тоже могла бы помогать! В этом проекте понадобится молодая кровь и энергия! Теперь, где то синее пальто, которое, ты сказала, хотела забрать с собой? – спросила женщина, пытаясь найти пальто в окружающем беспорядке.

– Оно в комнате Энни. Пожалуйста, принеси его, бабушка.

– Прекрасно, и я попрошу дворецкого принести нам чай и бисквиты! – предложила старая леди с хихиканьем.

– Здесь в Америке их называют печеньем, помнишь? Ох, бабушка, все, что ты хочешь – это возможность пофлиртовать с дворецким! – парировала молодая женщина.

– Разве у него не симпатичная улыбка? – прокомментировала Марта, но у Патти не было времени, чтобы отругать свою непослушную бабушку, потому что она уже вышла из комнаты в поисках дворецкого Брайтонов.

Патти смиренно вздохнула, продолжая выполнять задачу по упаковке своих чулок. Ей просто надо было чуть-чуть побыть одной, чтобы подумать о Томе. То, что они сказали друг другу последний раз, когда были вместе, ощущение ее рук в его руках и поцелуя, которым они одарила друг друга, были еще столь свежи в ее памяти, что ее сердце забилось быстрее, а она закрыла глаза и улыбнулась.