Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Позже в тот же вечер Кенди узнала, что Терри верно судил о мистере Хиршмане. Он на самом деле был надоедливым неискренним снобом, но его вечеринки были не так уж плохи, в конце концов, потому что он знал много интересных людей, которые сделали вечер менее скучным. Как ни странно, миссис Хиршман была мягкой женщиной средних лет – возможно, слишком молода для старого критика, – которую вскоре очаровала Бродвейской новинкой сезона, другими словами, женой Терри. Молодая женщина привлекла внимание гостей, стоило ей ступить внутрь зала, и к середине вечера Терри понял, что все было не так плохо, как он думал. Пара даже потанцевала, наслаждаясь близостью друг друга и свободой быть вместе на людях. Ему было не нужно смотреть на часы, как он обычно делал в тех редких случаях, когда посещал такие вечеринки. Когда он это обнаружил, было пора уже уходить.

Это был утомительный день, и когда они прибыли домой поздно вечером, молодой человек просто свалился в свое любимое кресло. Молодая женщина сидела за туалетным столиком, снимая драгоценности, которые она носила этим вечером. Она глянула мельком на бриллиантовое ожерелье, подаренное мужем на Новый Год, и положила его в ящичек. Затем она продолжила вынимать заколки, державшие прическу, мало-помалу освобождая белокурые локоны. Сидя у камина, Терри с интересом наблюдал за женским ритуалом, восхищаясь приятным контрастом белой кожи женщины с черными искрами атласно-гипюрового платья. Однако, существовал вопрос, сжигающий его изнутри, и он впадал в отчаяние от медлительности Кенди.

Девушка, казалось, не обращала внимания на беспокойство Терри и продолжала свою задачу, делая отзывы о вечеринке и пьесе. Молодой человек только отвечал равнодушно; одна его часть сгорала от любопытства касательно предполагаемого сюрприза, который она ему обещала, а другая часть начинала увлекаться сценой его жены, раздевающейся перед ним естественными движениями. Но все-таки ему не хотелось отбрасывать свое нетерпение.

Кенди вошла в ванную и вышла оттуда лишь через несколько минут в белом халате, пахнущая свежими розами. Она встала в дверях спальни, глядя на молодого человека, все еще одетого в смокинг, с нетерпением, вырисовывающимся на его красивых чертах. Она рассмеялась про себя, решая, что должна удовлетворить его мучительное любопытство и, наконец, подошла к нему, садясь к нему на колени.

– Так, ты расплатишься со мной за великую жертву, которую я сделал ради тебя сегодня вечером? – сказал он, нарушая молчание.

– Ах, да! – отвечала она забывчиво. – М-м-м, тебе правда нужно срочно получить свой сюрприз прямо сейчас? – спросила она, обвивая руки вокруг его шеи и наслаждаясь результатом огня в его зеленовато-синих глазах.

– Ты ведь не хочешь мне сказать, что прямо сейчас его у тебя нет! Не так ли? – ответил он с легким знаком разочарования, что заставило ее думать, насколько ребячески он мог вести себя время от времени.

– Ну, и да и нет! – усмехнулась женщина, игриво развязывая узел его галстука.

– Ну, же, брось! Это несправедливо! Я сделал то, что ты хотела, и теперь хочу свой подарок! – настаивал он, не зная, сердиться ли или возбуждаться от близости тела молодой женщины, уже ощущая земляничный привкус ее дыхания на своем лице.

– Видишь ли, Терри, есть небольшая проблема! – улыбнулась она, расстегивая его рубашку. – Я все еще работаю над твоим подарком, и это займет некоторое время. Но, по крайней мере, я могу гарантировать, что ты, конечно, его получишь.

Молодой человек посмотрел на изумрудные глаза, сияющие озорством, и начал чувствовать, что его поймали в ловушку.

– Я думаю, ты просто соврала мне! – парировал он с подозрением.

– Нет, это не так! – открыто засмеялась она, решив, что он уже достаточно помучился. – У меня есть часть сюрприза, остальное будет позже, – и с этими словами Кенди встала и подошла к туалетному столику, чтобы вынуть из одного из ящиков длинный конверт, который она дала мужу.

Молодой человек посмотрел на штемпели и сразу понял, что конверт прибыл из Англии. Он бросил удивленный взгляд на блондинку, которая понукала его заглянуть внутрь. Терри нашел тщательно свернутую рукопись с бесконечным генеалогическим древом, начинавшимся в 1660 году от рождения Георга Первого, первого члена семейства Ганноверов, которое правило Англией с 1714 года. Дом Грандчестеров был одной из ветвей, заканчивающихся четырьмя детьми Ричарда Грандчестера.

– Я помню, что мой отец настаивал, чтобы я заучил это наизусть, – прокомментировал Терри, поднимая глаза от бумаги, – но как получилось, что ты их достала?

– Я написала мистеру Стюарту, прося его выслать нам твое генеалогическое древо, – ответила она.

– Ты что, захотела узнать о моем темном прошлом? – пошутил он. – Так могла бы просто спросить меня. Если хочешь, я все еще могу рассказать целую историю со всеми Георгами, Уильямсами и Эдвардами, включая мою двоюродную бабушку Викторию и сурового второго дядю Георга Пятого, Короля Великобритании, Северной Ирландии, Императора Индии и скучнейшего человека в мире. Весьма унылый рассказ, между прочим, – предупредил он.

– Ты не слишком любишь семью своего отца, – хихикнула она, – но ты неправ. Не то, чтобы я интересовалась твоим прошлым, я только хотела получить древо в качестве подарка для тебя, – объяснила она, снова занимая свое место на мужских коленях, – потому что настало время и нам внести вклад в семейную линию. А это – другая часть сюрприза, которую я ждала, чтобы тебе сообщить.

– Что ты имеешь в виду? – смутился молодой человек.

– Ну, на этом древе еще есть место для нас, чтобы добавить нескольких новых потомков, – сказала она, указывая на бумагу. – Еще через несколько месяцев мы добавим новое имя к дому Грандчестеров. Хотя, будучи нашим ребенком, я не думаю, что из него или нее получится хороший аристократ, – закончила она с улыбкой, ожидая увидеть реакцию мужчины.

Молодой человек онемел, пока слова Кенди медленно проникали в его уши. Предложения отзывались эхом в его разуме, но ему потребовалось некоторое время, чтобы постичь их значение. Он пристально смотрел на лицо молодой женщины, запоминая каждую линию ее выражения в этот момент, и, наконец, понимание благословило его радостью, которой он никогда не знал прежде.

– Ты хочешь сказать, что… – пробормотал он, все еще потрясенный новостями.

– Да! – прошептала она, положа свой лоб на его. – Мы скоро станем родителями. Это мой подарок тебе! Поздравляю с сегодняшним выступлением, Терри.

– Ты… ты уверена? – заикался он, не в состоянии иметь дело с целым представлением о своем отцовстве.

– Абсолютно. Доктор подтвердил мои подозрения только позавчера, – объяснила блондинка. – Разве ты не счастлив? – спросила она с некоторым сомнением, видя его удивленную реакцию.

– Счастлив? – удивился он, начиная почти истерично хохотать. – Да я все еще не могу переварить столько счастья, девочка с веснушками! Это лучшие новости, которые я когда-либо получал, – заключил он, подхватывая женщину на руки и мягко ее покачивая, пока они оба не упали на кровать.

– Эй! – запротестовала она среди смеха. – Теперь тебе нужно быть более осторожным! – нежно предупредила она, и он отреагировал, ослабляя объятия отодвигаясь, не зная, как реагировать.

– И… извини. Я никогда не был… женат на беременной женщине! – сказал он, озадаченный.

– Ну, я тоже раньше никогда не была беременной, – улыбнулась она, заверяя его. – Но мы будем учиться вместе. Хотя… тебе не нужно быть слишком осторожным, Терри, – намекнула она, подмигнув, и он понял. Секундой позже хорошо знакомый вкус корицы вторгся в женский рот.

– Я могу тебя спросить кое о чем? – пробормотал он, поскольку посреди объятий ему пришла в голову идея.

– Да.

– Ты ведь сказала бы мне, даже если бы я не пошел на вечеринку Хиршмана, правда? – спросил он.

– Конечно, – усмехнулась она, зная, что он раскрыл ее трюк. – Я в любом случае собиралась тебе сказать сегодня вечером. Я не хотела говорить раньше, потому что была еще не уверена. Но ты ведь не жалеешь, что пошел на вечеринку, не так ли? – с улыбкой взглянула она на него.

– Я не должен был тебе позволять делать все по-своему, ты, безнадежная выдумщица, но сегодня я могу простить тебе все, что угодно, – сказал молодой человек, забывая о деле с помощью другого поцелуя, и она отвечала, развязывая ленту, держащую ее шелковый халат, единственную часть одежды, прикрывавшую ее наготу.

Потерянный в соблазнах чувственого обмена и новой радости от сознания того, что его мечты о семье с Кенди скоро сбудутся, Терри предал забвению все свои волнения о критике, которую могли напечатать завтрашние газеты. Такого раньше с ним не было на вечере премьеры.

Кенди вышла из ванной и после тщательной сушки длинных волос надела белую хлопковую блузку, тонкая вышивка которой подходила к розовой юбке, которую она выбрала. Она собиралась найти работу в клинике, но из-за беременности она решила отложить планы на потом, думая, что будет лучше в течение некоторого времени посвятить себя роли жены и матери. Однако, ей совсем не было скучно. Весной Форт Ли мог быть очаровательным местом, и она этим пользовалась. После помощи Бесс и Лори дома по хозяйству, молодая женщина имела обыкновение идти на прогулку по берегу Гудзона и возвращаться, чтобы побыть немного в тишине, прежде чем приедет ее муж.

Она смотрела на свое отражение на зеркале, восхищаясь гордо растущим изгибом живота. Ее щеки восстановили обычный румянец, и в глазах появился новый блеск. Между молодой женщиной и новой жизнью, которая уже шевелилась внутри нее, началось нечто вроде тихого диалога, которого она не понимала полностью, но крайне наслаждалась. Она любила сидеть внизу в гостиной, чтобы видеть закат над прудами, которые окружали окрестности, и созерцать спокойный пейзаж в окно; она прислушивалась к молчаливому языку, который делила со своим ребенком.

Непослушный завиток выскользнул из розовой ленты, которая свободно держала заплетенные волосы, и она рассеянно отбросила его. Она вздохнула, вспомнив, что через несколько дней ей будет двадцать один год. Она знала, что у жизни еще было многое для нее в запасе, что-то хорошее, что-то не очень, но в тот безмятежный вечер она чувствовала такую блаженную завершенность, что все боли, которые могли прийти в будущем, казались незначительными для ее уверенного сердца.

В руках Кенди была почта, поступившая за эту неделю. Новости из Италии, Нигерии, Франции, Чикаго, Лейквуда и Дома Пони, поздравляющие ее с днем рождения. Каждая строчка доносила до нее любовь людей, которые были дороги ей и важны. Она перечитывала каждое письмо, а про себя рассказывала ребенку, что это за люди. Позже она взяла отпечатанный текст пьесы, лежавший на ближайшем столике. И начала читать...

«Еще раз встретившиеся». Автор Терренс Г. Грандчестер.

__________________________________________________________________________________________

От автора:

Дорогие читатели, эта история легко могла бы заканчивать прямо здесь. Однако, я знаю, что есть некоторые все еще нерешенные вопросы, которые вам интересно узнать, потому что персонажи этой истории настолько дороги для всех нас, что мы хотим услышать, что произошло с ними со всеми. Поэтому ждите эпилог, который будет опубликован, как только я закончу его писать. Тем временем, я надеюсь, что вы наслаждались этой последней главой настолько, насколько я, когда писала. Моя самая глубокая благодарность Мичи, Милагро, Патти, Джии, Ниле, Софи и Элайн, всем, кто много значит для меня.

Элис Авалос

Эпилог

Часть I: «Дилан»

Жизнь – нелегкий круиз по миру, а собрание опыта: что-то хорошее, что-то неудачное. Наш путь по дороге всегда отмечен следом наших ошибок; и общий результат человеческих печалей – это частично наши страдания, потому что наши собственные грехи всегда имеют последствия, а частично потому, что мы живем в несправедливом мире.

Кенди не заслуживала, чтобы ее родители ее бросили, и плохого обращения у Лэганов. Она определенно ничего не сделала, чтобы ее наказывали болью, причиненной смертью Энтони и Алистера, и, конечно же, было также несправедливо вовлечь ее в злосчастный треугольник с Сюзанной и Терренсом.

С другой стороны, нельзя винить Терренса за ошибки его родителей, и все-таки ему пришлось расплачиваться за последствия большую часть детства и юности. Не его вина, что во время репетиции упала балка, и он не в ответе за чувства Сюзанны, побудившие ее спасти ему жизнь. Все это тот вид несчастий, от которых мы страдаем без причины, так нелегко переносить из-за их несправедливости.

Потом Терренс и Кенди наделали своих собственных ошибок и несколько решений, которые были не совсем разумными, хоть и всегда с благими намерениями. В конце концов, жизнь отплатила им счастливым поворотом колеса фортуны, но даже если Господь прощает нам наши грехи, не избежать страданий из-за результатов наших ошибок.

Если бы Кенди и Терри приняли другое решение тем вечером в больнице, возможно, им бы пришлось столкнуться с другим видом испытаний, но путь, которым решилось все в тот раз, повел их к войне и отметил их судьбы определенным способом. Что-то, как было сказано ранее, закончилось благополучно, но никто ушедший на войну не возвращается незатронутым. Никто убивавший не продолжает жить так, будто ничего не случилось.

То было бремя, которое Терренсу приходилось нести последующие годы; травмирующая память о сражениях, свидетелем которых он был, и лица тех, кого он должен был убивать, чтобы защитить свою жизнь и исполнить свой долг. Будучи в здравии, успешным, женатым на женщине, которую он обожал, и которая любила его в ответ, казалось, у него прекрасная жизнь, но в темном углу своего сердца он продолжал нести этот груз до конца жизни.

С годами он научился обращаться с этим и даже стал мудрее от болезненного опыта, но в первый год окончания войны, когда молодой человек еще адаптировался к новой жизни, ему приходилось вести трудную борьбу.

Он старался вести эту мысленную борьбу самостоятельно, не желая тревожить чувствительную натуру своей жены. Но мужчинам трудно что-то скрывать от таинственных созданий рядом с ними, зовущихся женщинами. Кенди были прекрасно известны терзания, которым он подвергался время от времени, и во многих случаях ощущала, как повторяющиеся кошмары мучили его по ночам. В таких случаях, когда он вскакивал в поту и задыхаясь, он пытался заснуть, крепко обняв жену, а она открывала глаза и спрашивала, в порядке ли он. Он не говорил ей о кошмарах, ограничиваясь объятиями. Так что, знаю манеры Терри, она уважала его молчание и старалась успокаивать его бессловесной нежностью.

– Могут ли руки, однажды обагренные кровью, жить в мире, любви и честной работе? Если ничто не оправдывает убийство, тогда почему мне даровано столько благ? – временами эти повторяющиеся мучительные вопросы стучали в его голове.

Ничто не совершенно в этом мире, и нам нужно учиться иметь дело с его недостатками , хоть школа эта трудна. В случае Терри это заняло годы, тысячи страниц, в которых описал свои печали и страхи, много терпения и любви его жены и чрезвычайное событие, заставившее молодого человека понять, что он преодолел свое чувство вины.

Как только женщина ожидает ребенка, ожидание становится приятным и неудобным, естественным и таинственным, изводящим и сладостным, пугающим и воодушевляющим – смесью различных чувств. Кенди в это время не была исключением. Она была полна надежд и уверенности, но также и беспокойства и желания взять своего ребенка на руки.

Несмотря на то, каким долгим казалось ожидание в начале, время летело с поразительной быстротой в домашних делах, спешке в украшении детской, беспокойствах о частых кошмарах Терри и ожиданиях ее и ее мужа премьеры «Еще раз встретившихся», которая выйдет в августе. Терри был весь на нервах из-за проекта, и его молодая жена знала, что в ее обязанности входило и помогать ему справляться с большим количеством трудностей, с которыми ему приходится иметь дело.

Хотя посреди нагрузки, которую им приходилось нести, пара еще находила время наслаждаться друг другом, понимая, что, несмотря на все земные заботы, у них все еще есть особенное благословение истинной любовью между ними, и это была милость, похвастать которой могут немногие.

Так что, следуя своей доброй природе, Кенди проводила дни, заботясь о мужчине, которого любила, и ребенке, который подрастал внутри нее, пока она считала дни до свершения двух событий: премьеры и родов.

Чарльз Эллис прибыл в свою театральную ложу как раз к премьере. Его повысили по работе, и он больше не писал заметки, а работал ассистентом одного из самых важных критиков «Нью-Йорк Таймс». Хотя он всегда мечтал быть военным корреспондентом, он получал некоторое удовольствие от своей новой работы, которая была менее поверхностна и намного более интересна.

Мужчина уселся, рассеянно наблюдая за публикой, которая медленно рассаживалась по местам. В его руках была программка, и он снова заинтересовался пьесой, которую ему предстояло смотреть.

Он был настроен скептически относительно молодого писателя, чью работу собирался оценивать. «Быть хорошим актером не обязательно быть хорошим писателем», думал Эллис. Так что темноглазому мужчине было любопытно, хоть он и не был уверен, сможет ли он наслаждаться вечером. Его глаза блуждали вокруг и остановились на других ложах прямо перед ним. Две блондинки были уже на местах. Высокий мужчина тоже со светлыми волосами и частично загорелым лицом сопровождал леди.

– Семья автора, – сказал себе Эллис, прибегая к биноклю, чтобы узнать лица троих. – Эксцентричный мистер Одри, только что вернувшийся из Нигерии, миссис Бейкер, как всегда элегантная и знаменитая, и, конечно же, милая миссис Грандчестер, молодая, красивая и беременная. Думаю, в ее положении ей было бы лучше остаться дома.

Затем раздумья Эллиса затмили аплодисменты, вторгшиеся в театр, и занавес поднялся. И вопреки всем его ожиданиям, ему не потребовалось много времени, чтобы увлечься в трогательный сюжет, рассказывающий историю троих мужчин, столкнувшихся с опасностями и испытаниями войны, которые заставили их принимать решения; какие-то были лучше, какие-то хуже. Так, Эндрю Уилсон решил поступить на военную службу, чтобы оставить семейные обязанности, которые он ненавидел; Мэтью Тарп пытался убежать от внутренней боли после того, как потерял любимую женщину; а Дерек Джеймс искал способ доказать самому себе, что он может сделать что-то стоящее, нежели тот легкомысленный образ жизни, который он привык вести. Трое мужчин искали свои потерянные дороги среди хаоса и ужасных страданий, но, к несчастью, выжил только Тарп, чтобы поведать историю миру.

Диалоги были рассудительными, но не без эмоций, пока действие шло гладко, вовлекая зрителей в повествование. Таким образом, публика волновалась, когда Уилсон понял, что смог сбежать от семьи, но не от себя, плакала, когда Джеймс геройски погиб на поле сражения, найдя то, что искал, и вздохнула, когда Тарп неожиданно нашел любовь, которую, как думал, потерял навсегда.

Эллис не мог оторвать глаз от сцены, чувствуя, что его восхищение талантом Грандчестера становится глубже. Ему не только удалось сочинить действительно зрелую и волнующую историю, несмотря на то, что он был молодым писателем, но и сыграть роль Тарпа так, как никогда раньше во всей его карьере. Но сюрпризы еще не кончились.

После антракта, когда публика вновь заняла места, Эллису было видно издалека, что миссис Грандчестер приложила правую руку к животу, и румянец на секунду исчез с ее щек. Момент спустя, молодая женщина тронула свою свекровь за плечо и две леди с миллионером немедленно покинули ложу, прежде чем начался следующий акт.

Когда Эллис увидел, как семья актера покидает ложу посреди пьесы, он понял, что миссис Грандчестер вот-вот разродится своим первенцем. Но журналист знал, что спектакль должен продолжаться, и не удивился, что Терренс Грандчестер бесстрастно продолжал представление, хотя через бинокль заметил, что молодой человек слегка побледнел, когда на миг обернул глаза в поисках пары зеленых глаз, и не нашел их.

 Тем не менее, актер продолжал свою работу в той же спокойной манере, и остальная публика, незнакомая с ситуацией, происходящей за кулисами, щедро отзывалась на проявление таланта артиста, который еще раз превзошел самого себя.

В конце пьесы публика встала, провозглашая имя автора и актера, но как ни странно, молодой человек ограничился вызовом на «бис» только единожды, и когда занавес поднялся второй раз, на сцене появился лишь Роберт Хатавей. После оваций, смолкнувших по его сигналу рукой, старый директор обратился к публике.

– Леди и джентльмены, компания Стрэтворд крайне признательна вам за вашу оценку. Сегодня вечером мы были свидетелями рождения нового писателя и укрепления уже яркой драматической карьеры. Но хорошего иногда приходит сразу много, и так получилось у моего друга и партнера Терренса. Хотя ему очень хотелось бы остаться с нами подольше этим вечером, другие обязанности заставили его покинуть театр, поскольку, видите ли, его жена уже дает жизнь его первенцу, и позвольте мне сказать, что ребеночек действительно торопится родиться. Это мальчик, и он наверняка хочет поздравить своего отца с сегодняшним успехом, который обязан и вашему предпочтению. Приятного вечера.

Ободряющий слух побежал по рядам, и финальная продолжающаяся овация доходила до потолка и залов. По иронии судьбы, Терренс не слышал, как отдавали дань его работе, и даже если бы у него была возможность быть здесь, он бы не получил удовольствия, потому что мысленно он был слишком обеспокоен и встревожен, пока шофер спешил доставить его и Альберта в больницу.

Я взглянула на него впервые и знала, что он уже часть моего собственного сердца. Медсестра дала мне малыша, так что я могла обнять и прижать его к груди. Он был еще весь в жидкости, в которой жил девять месяцев, его глазки уже открылись, ощущая свет и тени вокруг. Потом он посмотрел на меня океаническими кристаллами, что были в его глазах, и я полюбила его еще больше, видя тот же свет, который я любила в глазах его отца. Это было самое восхитительное переживание, которым я когда-либо наслаждалась, и не в силах сдержать эмоций, я заплакала, мягко обнимая его в своих руках. Тогда я поняла, что эта маленькая тайна, которую я держала, будет отныне, наряду с его отцом, центром моей жизни. Я не могла представить высшей радости, веселее песни, большей удачи, более законной гордости, чем иметь сына от мужчины, которого я любила.

Медсестра попросила отдать ей ребенка, чтобы она могла его вымыть, но я попросила позволить это сделать мне с ее помощью. Это была очень необычная просьба, хотя я делала то же самое со многими малышами, которым помогла появиться на свет, но я просто не могла представить себе не проделать этого с моим собственным сыном. Меня всегда было трудно отговаривать, и поскольку доктор покинул комнату, медсестра, в конце концов, уступила. Так что мы обе приготовили моему малышу его первую ванну.

Вскоре меня увезли в нашу комнату, и, несмотря на сетования медсестры, я настояла, чтобы ребенок был со мной. В течение девяти месяцев он был в сокровенном контакте со мной, и я не собиралась покидать его в тот момент, когда он только-только пришел в этот мир и наверняка боялся нового окружения, шокирующего света, неожиданного холода и всех беспокоящих звуков вокруг. К счастью, я уже обсудила этот вопрос с доктором и убедила его разрешить ребенку остаться со мной вопреки больничным правилам, которые всегда считала ужасно бесчеловечными.

Когда меня привезли в комнату, Элеонора была уже там. Она воспользовалась своей известностью, чтобы ей разрешили войти. Она увидела своего внука и с самого первого момента ощутила большое сходство с его отцом. Он взяла младенца на руки, пока медсестра помогала мне вымыться, сменить одежду и привести в порядок волосы. Бедная женщина беззвучно плакала с невероятной смесью счастья и печали, мягко покачивая моего сына. Я поняла, что как бабушка она переполнена счастьем, но как мать – возможно, вспоминая момент рождения Терри, – он снова переживала боль, от которой страдала, когда Ричард Грандчестер забрал у нее сына.

В этот миг я представила, как это: быть разлученной с таким кусочком небес, каким стал для меня мой сын. Я никогда не могла постичь, через что прошла Элеонора, до этого самого момента, и закравшаяся мысль напомнила мне о моей собственной матери, которая наверняка очень страдала, когда была вынуждена оставить меня по какой-то причине. Все же в этот момент я попросила Господа позаботиться об этой женщине, с которой я никогда не встречалась, и еще возблагодарила Его, потому что Он отплатил мне за страдания сироты, дав мне собственную семью.

Когда я была готова, Элеонора отдала мне ребенка и сказала, что мне нужно сейчас же его покормить. Я знала, что нужно делать, но единственная мысль заставила меня вздрогнуть от удовольствия. Во время беременности я много раз представляла себя кормящей своего ребенка, и, наконец, момент настал.

 Дрожащими руками я обнажила грудь, и мой сын легко нашел дорогу к пище. Мне никогда не забыть этого чувства, когда он начал сосать с поразительной уверенностью, словно что-то говорило его, что он полностью может мне доверять.

– Спасибо, – сказала мне Элеонора, пока младенец продолжал свою задачу, полностью забыв обо всем остальном.

– За что? – спросила я, немного смущенная.

– За многое, дитя мое, – сказала она с прекрасной улыбкой, такой же, какая, я была уверена, будет у моего малыша, как только он научится улыбаться, – но особенно за то, что ты по-настоящему любишь моего сына и даришь ему это маленькое чудо.

– Все, что я дала Терри, он отплатил мне и даже больше, чем я ожидала, – отвечала я, беря руку Элеоноры в свою, держа сына другой рукой.

Затем мы хранили молчание, созерцая ребенка с одинаковым обожанием; мы обе были поглощены милым чмоканьем, исходившим от него, пока он ел. В этот момент мы чувствовали, что в этот день родилась новая особенная нить между нами, двоими женщинами. Мы стали двумя звеньями одной цепи человеческого рода, что всегда тесно связана.

– Кстати, – ахнула она некоторое время спустя, – думаю, я должна идти посмотреть, приехал ли отец этого ангелочка! Он заслуживает встречи со своим ребенком! – призналась Элеонора, позволяя мне побыть наедине с сыном.

Я в спешке распахнул дверь, не принимая во внимание то, что потрясение может быть слишком сильным, чтобы справиться с ним сразу. Как логическое последствие, переполняющее чувство нахлынуло на меня со всей силой, оставляя меня остолбеневшим и онемевшим, когда я увидел эту улыбающуюся молодую женщину с младенцем, мирно спящим на ее груди. Проживи я сотню лет, не думаю, что смог бы испытать более напряженный момент, чем этот, когда я увидел мою Кенди, держащую на руках нашего первенца и смотрящую на меня с той особенной улыбкой, смесью счастья, гордости и чем-то вроде соучастия, будто хотела сказать мне своим молчаливым способом, что маленькое чудо в ее руках было как частью меня, так и ее.

Я закрыл за собой дверь, и некоторое время стоял онемевший, впервые лицезрея прелесть моей семьи. Она была, бесспорно, ослепительнейшей женщиной, которую я когда-либо видел, и крошечная жизнь, лежащая на ее груди, была даром Божьим, в который я едва мог поверить. Мой ангел, держащий другого ангела, вот и все, что я мог произнести в этот момент, и эта картина всегда будет жить в моей памяти.

Я приблизился к кровати, чувствуя, как кружится голова от стольких эмоций, испытываемых мной, но она протянула ко мне руку, и я на ощупь сел около нее. Мои губы сразу же отыскали ее лоб, и я безмолвствовал вблизи нее, тихо плача, не ведая стыда. Здесь, поскольку я обнимал свою жену и своего сына, а сердце распирало от радости, я не мог не подумать о печальных днях своего детства, когда слово ‘семья’ было чем-то вроде счастья, в которое я не верил.

– Все, что я мог бы сейчас сказать, не выразило бы того, что я чувствую, Кенди, – сказал я ей, наконец, с трудом. – Ничто не может выразить мою благодарность тебе, любимая.

– Тебе не нужно ничего говорить, ведь мы оба чувствуем одинаково. Слова не нужны, – отвечала она, отзываясь на мои поцелуи. Ее вкус никогда не был так нежен, как в этот момент. Все-таки в эти годы я был все еще в неведении о многих привкусах, которые мне еще предстояло опробовать у ее рта.

Когда мы прервали поцелуй, младенец начал шевелиться на груди Кенди и вдруг открыл глаза, глядя прямо на меня. Я был так поражен этим первым взглядом, что у Кенди вырвался смешок.

– Познакомься со своим сыном. У него твои глаза, правда? – гордо прокомментировала она.

– Ты так думаешь? – поинтересовался я, еще заторможенный.

– Давай, попробуй взять его на руки, – сказала она, и перед таким предложением я, должно быть, побледнел, потому что ее рассмешило мое выражение.

– Взять на руки? – переспросил я, напуганный этой мыслью. – Я не думаю, что у меня получится!

– Это не такое уж большое дело. Ну же, я покажу, как это делается, – подталкивала она меня и дала несколько рекомендаций, как правильно брать ребенка.

Когда я первый раз взял на руки это крошечное тельце и ощутил, как он шевельнул ручками и ножками, глядя на меня с любопытством, я подумал, что растаю. Ребенок был у меня на руках, его мягкое тепло проникало в мои поры, и ощущения напоминали те, что я испытывал, обнимая его мать, хотя и другие. Крошка был здесь, освоившийся в моих тисках, уверенный и не ведающий зла, пока я чувствовал груз отцовства, впервые с этого времени легший на мои плечи, эту смесь гордости и опасения, никогда не покидавших моей души, даже когда все наши дети покинули дом.

В этот миг от волшебного эффекта от контакта со своим сыном, я постиг, что, заслуженно или нет, я был благословлен семьей, и наряду с блаженством мне придется нести и огромную ответственность.

В прошлом я часто осуждал Ричарда Грандчестера за то, что он был плохим отцом, но в то время, как Кенди и я смотрели на нашего сына, я не был уверен, что смогу быть лучше. Все еще погруженный в созерцание этого личика, я ощутил на своей руке руку жены.

– Теперь ты должен простить себя и забыть, – сказала она, погружая свои глаза в мои проницательным взглядом.

– Кенди! – только и смог я произнести, прекрасно зная, что она хотела мне сказать.

– Что бы ты ни пережил в окопах и снаружи них, Терри, – решительно продолжала она со своей нежной твердостью, – это была не твоя вина, любимый.