Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 44 страниц)

Когда Кенди выбегала из комнаты, то столкнулась с Жюльен и безмолвно поблагодарила Господа за встречу с человеком, в котором сейчас нуждалась больше всего.

– О Жюльен! – задыхаясь, воскликнула она. – Закончи за меня уборку операционной, пожалуйста. Я просто... просто не могу... этого сделать.

– Конечно, Кенди, – ответила женщина, встревоженная непонятным состоянием подруги. – Но...

Не успела Жьлюен закончить, как Кенди промчалась по коридору и исчезла из виду. Едва Жюльен вошла в комнату и увидела Ива, который сидел на полу, спрятав лицо в руках, она сразу поняла, что же случилось. Жюльен наклонила голову и, не говоря ни слова, начала работу. Наконец, когда молодой человек нашел в себе силы вставать, он взглянул на женщину и сказал:

– Je suis foutu, Julie, tellement foutu (я все разрушил, Жюли!), – и вышел из комнаты

– Chagrin d'amour (ох уж эта любовь), – прошептала Жюльен.

В свои 30 лет, после 9 лет брака она слишком хорошо изучила те горести и радости, которые приносит человеческим сердцам любовь. Ведь она сама каждый день переживала подобное, зная, что ее муж так далеко, произнося молитвы в его защиту. Непросто любить в такое время.

Кенди бежала в единственное место в больнице, где она могла хоть немного побыть в одиночестве: в комнату, которую они делили с Жюльен. Она сдерживала слезы, боясь столкнуться с Флэмми. Ее голова раскалывалась от непрошеных мыслей, словно чувства, которые она так долго хранила в своей душе, наконец вырвались и не хотели подчиняться разуму. Когда она наконец добралась до комнаты и протянула руку, чтобы открыть дверь, то почувствовала дрожь. По ее щекам катились слезы, когда она, обессилев, прислонилась к стене. Она услышала тихий звук и лишь потом осознала, что это ее собственные рыдания, которые вырывались из самого сердца. «Столько лет, – думала она. – Прошло столько лет, но это все еще причиняет боль. Почему меня не покидают воспоминания? Почему?» Кенди подошла к окну. Стоял конец октября и ночь была окутана морозным холодом, предвещающим приближение зимы.

"Та ночь была такой же холодной, – безмолвно проговорила она. – И в моей душе до сих пор остался ее холод. Я все еще чувствую, как в моих висках стучит кровь".

Разум Кенди снова и снова проигрывал ту же сцену, те же слова, те же чувства, что и тогда. Воспоминание о той ночи все еще было свежо:

Смущенная и запутавшаяся, она бежала по ступенькам. На мгновение ей показалось, что это всего лишь один из многочисленных кошмаров, так часто преследовавших ее, но громкое и болезненное биение ее сердца уверило ее, что она не спит. Ее преследовали быстрые мужские шаги... Она знала, это был он. «Я должна поторопиться, – думала она, – если я предстану перед ним, то у меня не будет сил сделать то, что я должна».

Казалось, лестница была бесконечна, да ей и хотелось, чтобы она не кончалась, чтобы он всегда преследовал ее... всегда был рядом.

Его ноги, будучи быстрее и сильнее, быстро покрыли расстояние между ними, и она вдруг почувствовала, что не может вырваться из его хватки. Она думала, что потеряет сознание, когда его руки сжали ее талию, скользнули по спине и, наконец, обняли ее. Спиной она чувствовала, что каждый его мускул тверд, как скала, пока в ее ноздри проникал аромат лаванды.

– Ничего не говори, – хрипло шепнул он. – Если бы только время могло остановиться! – почти с мольбой добавил он.

Он спрятал лицо в ее непослушных завитках, а она всей кожей почувствовала его горячие щеки. Большая теплая капля упала на ее шею, и она поняла, что это его слеза. Он беззвучно рыдал! Его гордость исчезла без следа, и его распахнутая душа бесстыдно плакала.

"Терри! Мой Терри плачет! – с разрывающимся сердцем думала она. – Если я обернусь, – сказала она себе, – то высушу его слезы своими поцелуями, а если он хоть раз коснется моих губ, не знаю, как далеко мы зайдем... Если я обернусь, то не смогу отказать ему. Мне не хватит храбрости взглянуть в его глаза и покинуть его, как сейчас. Господи! Я должна уйти, не взглянув на него в последний раз!" Он отпустил ее плечи, чтобы посмотреть на нее.

– Будь счастлива, Кенди, – наконец, с мучительной беспощадностью произнес он. – Или я никогда не прощу тебя.

"Только что мы потеряли друг друга", – вдруг подумала она, прежде чем нашла силы громко сказать:

– Будь счастлив и ты, Терри.

Она повернула голову, чтобы в последний раз взглянуть на него, но не сумела встретить его взгляд, уставившись в пол, покрытый ковром. Наконец, с робким вздохом она высвободилась из его объятий, чтобы навсегда исчезнуть в холодной ночи...

Кенди стерла слезы, пытаясь так же стереть и дорогие сердцу воспоминания, но это было вне ее сил. В ее душе бережно хранилась каждая деталь их встреч, их прощания, и напрасно было пытаться что-либо забыть. Со временем она научилась скрывать страдания, хранить воспоминания, лелеять чувства глубоко в душе.

Никому не открыла она своей боли. Ей казалось, она не имеет права доставлять горе тем, кто так ее любит. С самого детства жизнь преподавала ей, как сбежать от одиночества в крестовый поход, которым стало все ее существование.

Она заменила свои разбитые мечты заботой об окружающих. Она проводила дни в работе, а в свободное время приносила радость своим близким. Она сопровождала Альберта на скучных вечеринках, чтобы помочь ему справляться с обязанностями, которые он ненавидел, терпеливо слушала разговоры Энни, сосредоточенные на моде и сплетнях и вовсе не интересующие ее. Отпуск она проводила на холме Пони, играя с детьми, слушая бесконечные разговоры Арчи о политике, которой он интересовался так, что не мог говорить ни о чем другом. Молодой человек знал, что Кенди не интересует данная тема, но находил непонятное удовольствие в общении с ней. Как и Арчи, Кенди бережно хранила воспоминания о Стире и Энтони и благодаря этому чувствовала невидимую связь между ними.

Здесь, во Франции, она пыталась облегчить страдания тех, кто оказывался рядом. Все это приносило в ее мир радость, делало ее безликое существование неким подобием жизни. Но она сознавала, что это не поможет найти то, что она когда-то потеряла.

Она не доверила своей тайны даже Альберту или мисс Пони. Она была намерена всегда скрывать свои чувства, ведь что может поделать женщина, любя чужого мужа?

Иногда ей почти казалось, что она уже победила своих демонов, но всегда находилось нечто, напоминающее ей о "той" жизни. И теперь страстный порыв Ива разбередил ту старую рану, разбудил тоску, в которой она боялась признаться самой себе. Внезапно она увидела, насколько сильно подавляла свои самые сокровенные желания и надежды. Находясь так близко к молодому человеку, она почувствовала, как пробуждаются ее естественные женские порывы. Но ее желания откликались лишь на одно имя, на один голос, единственные глубокие синие-синие глаза... К сожалению, глаза, которые в операционной смотрели на ее с любовью, были серыми.

"Почему я не могу забыть тебя? – спрашивала она себя. – Почему не могу почувствовать того же к другому? Когда я была с Ивом, я могла думать лишь о тебе, о тепле твоих рук, свете твоих глаз, твоем горячем поцелуе, о том единственном поцелуе, что до сих пор горит на моих губах..."

– Так не должно быть! – с рыданием воскликнула она. – Не должно! Ты больше не принадлежишь мне, я не имею права желать тебя. Это грешно! – плакала она.

Кенди повалилась на кровать, неспособная размышлять трезво. В этот момент в комнату вошла Жюльен и села около нее. Женщина успокаивающе похлопала ее по спине, нежно приговаривая:

– Кенди, Кенди, – шептала она, понимая подругу, как может понимать женщина. – Дорогая, и кто только осмелился причинить тебя такую боль? – спросила Жюльен с приятным французским акцентом. – Уверена, он не заслуживает тех слез, которые ты из-за него выплакала.

– Мне все равно, Жюли, – наконец смогла выговорить Кенди между рыданиям. – Знаю лишь, что не могу с этим справиться. Не могу!

После трех лет безмолвия Кенди наконец открыла свои чувства другому человеку. Она обняла Жюльен и заплакала на ее плече. Женщина искренне сочувствовала подруге, но не знала, что можно предпринять, чтобы помочь ей. Они обнимали и успокаивали друг друга до тех пор, пока боль в сердце Кенди не притупилась.

В 1917 году генерал Фердинанд Фош был назначен главнокомандующим военными силами Франции. Как все великие исторические личности, он понимал, что именно этот момент придаст его жизни истинный смысл. Он понимал, что рожден в такое трудное время, чтобы сыграть свою роль в истории. Поэтому сразу после назначения он начал стягивать войска к Западному фронту, готовясь к ответному наступлению.

Иногда он перемещал целый взвод, а иногда – лишь одну из ключевых фигур, подобно шахматисту, который передвигает пешку или коня. Одной из таких фигур был майор Андре Легар, который вот уже год заведовал госпиталем Сен-Жак. В военной академии Фош был преподавателем Легара и понимал, что его стратегические таланты проматываются впустую. Поэтому к конце октября он был намерен перевести бывшего ученика на одну из передовых позиций Западного фронта.

Управлять госпиталем пришлось назначить кого-то другого, к тому же генерал отправил приказ прислать на место военных действий очередную бригаду врачей, которая понадобилась во Фландрии, где в течение месяцев французскими, британскими и канадскими войсками продолжалась осада Ипра.

Утром 31 октября получил распоряжение и немедленно отправился на фронт. В ту же ночь в госпиталя появился его преемник, который тут же отдал приказ об отправлении на север 20 медсестер и 5 врачей. По его распоряжению бригада должна была выехать той же ночью. Нельзя было терять времени.

– Дайте мне список медсестер, – приказал Луи де Салль, новый директор госпиталя, едва войдя в свой кабинет.

– Вот, сэр, – мгновенно отозвался сержант среднего возраста, исполняющий обязанности секретаря.

– Вот и прекрасно, – проговорил де Салль, бросив взгляд на бумагу. – Вышлите всех медсестер от А до К.

– Но, сэр, – возразил секретарь. – Разве вы не прочтете их досье?

– На это нет времени, – холодно ответил тот. – Также найдите пятерых самых опытных врачей. Морис Дювалль еще здесь?

– Да, сэр, он не участвовал в военных операциях с апреля этого года.

– Проверьте, чтобы он также поехал. Я хорошо знаю его и уверен, что там он понадобится. А теперь сообщите этим людям о назначении. Вы можете идти.

– Да, сэр! – ответил секретарь и, по привычке отсалютовав, вышел из комнаты.

Если бы де Салль потрудился прочесть досье медсестер, то в одном из них нашел бы письмо, которое могло предотвратить его поспешное решение. Но война – это бег по лезвию бритвы, и никто не может чувствовать себя в безопасности, приближаясь к острому краю.

Прошло несколько дней после той сцены в операционной, но Ив не мог найти мужества лично извиниться перед Кенди. Он ограничился тем, что каждый день посылал ей белую лилию с маленькой запиской, состоящей из одного слова: «Прости». Он не смел не только приблизиться к ней, но и даже поднять на нее взгляд, молча надеясь, что однажды она простит его. Невозможно было не заметить его страданий, которые заставили Кенди чувствовать себя неловко из-за своего поведения той ночью.

– Можно тебя на минутку, Ив? – спросила она однажды вечером, закончив свое дежурство.

– О... д... да, Кенди, – нерешительно ответил он.

Они вышли из больницы и в тишине, мучительной для них обоих, направились к близлежащему парку. Он боялся слов, которые произнесут ее губы, а она не знала, с чего начать.

– Ив, – наконец, произнесла Кенди. – Я хочу извиниться за свою грубость.

– Извиниться? Не стоит, я сам виноват в том, что произошло, – нервно пробормотал он. – Я... я забыл, как подобает вести себя джентльмену. Это моя вина, – шепотом закончил он, опуская глаза.

– Тем не менее, – продолжала она, – я была груба с тобой и понимаю, что ты чувствуешь.

– Понимаешь? – с внезапной надеждой переспросил он. – Кенди, я...

– Прошу тебя, ничего не говори, – мягко попросила Кенди. – Я знаю.

Она на мгновение замолчала, пытаясь найти слова, которые не ранили бы молодого человека. Холодный порыв ветра взметнул листья в парке, когда она заговорила вновь.

– Ив, – наконец, – проговорила она. – Боюсь, я не могу ответить тебе взаимностью. Ты в этом не виноват, не думай, что что-то в тебе мешает этому. Напротив, за то время, что я тебя знаю, ты показал себя прекрасным человеком. Скорее, дело во мне, – объясняла она.

Пока она говорила, на лице молодого человека отразилось множество различных чувств: сначала надежда, затем отчаяние и, наконец, неприкрытая боль.

– У тебя кто-то есть... в Америке? – наконец, выговорил он, сузив серые глаза.

Кенди избегала его пристального взгляда, вместо этого уставившись на бесчисленные листья на тропинках парка, но, в конце концов, ответила:

– Нет, у меня никого нет. Никто меня не ждет, если ты об этом. Но, – она осеклась, снова пытаясь подыскать правильные слова, – однажды я обожглась и сейчас не готова к подобным отношениям, – пробормотала она.

– Мне тоже не всегда везло с женщинами, – робко проговорил он. Когда она слегка улыбнулась его замечанию, он нашел силы продолжить: – Может, мы можем быть просто друзьями, и со временем...

Кенди отвела глаза, прячась от его умоляющего взгляда. Было видно, что в ней сражаются чувства и здравый смысл. "Неужели это второй шанс? – размышляла она. – Смогу ли я полюбить этого человека? Вдруг я лишь причиню ему боль? Лишь подарю призрачную надежду на любовь, которая никогда не родится в моем сердце?"

– Не знаю, Ив, – сказала она наконец. – Я не хочу причинять тебе боль.

– Не волнуйся, – с энтузиазмом ответил он. – Я понимаю твои чувства и обещаю набраться терпения. Но позволь снова стать... твоим другом, – сказал он, протягивая руку в знак примирения.

– Я не обещаю ничего, кроме искренней дружбы, – все еще колеблясь, ответила она. – Это тебе подходит?

– Более чем подходит, – с улыбкой заключил он, и они обменялись рукопожатием.

Ив пообещал себе быть терпеливым и осторожным, но и настойчивым во всем, что касалось этой дружбы. Он знал, что эта девушка достойна лучшего, и, так как на горизонте не было соперников, решил идти до конца. Но судьбе было суждено убить надежду в его душе.

Тем же вечером Кенди отправлялась на военную операцию на север вместе с Флэмми, Жюльен, Дюваллем и еще с 21 человеком. Решение было принято без всеобщего оглашения, и нужно было немедленно выезжать. У Кенди не было времени даже попрощаться с Ивом, который оставался в госпитале. Утром 1 ноября молодая женщина уже была на пути во Фландрию.

Глава 4

«На Западном фронте»

Путь в Ипр оказался холодным, мрачным и зловещим. Выехав из Парижа, Кенди собственными глазами увидела все то, о чем ей рассказывали пациенты. Северный пейзаж был пустынным и угрюмым. Заброшенные поля, огромные территории, опустошенные авиационными налетами, – места, где всегда слышались голоса крестьян, работающих под солнцем Па-де-Кале, были скованы тишиной.

Большинство жителей были эвакуированы на юг и в центр страны, некоторые бежали из района боевых действий, пытаясь найти кров и защиту, но понимая, что жизнь уже не будет прежней. Созерцая через окно поезда эту картину, Кенди чувствовала боль и страдания всех этих людей. Но это было лишь начало.

Приехав в Аррас, столицу Па-де-Кале на поезде, бригада врачей должна была продолжать путь грузовиком. Невдалеке проходила линия обороны, где немецкие и союзнические войска продолжали сражения. Некоторые участки железной дороги были повреждены, а остальные линии использовались для перевозки раненых в Париж. Медики вышли из поезда, очутившись в мрачных развалинах, бывших когда-то вокзалом. У них было три часа, прежде чем приедет грузовик. Поэтому у них было время осмотреть город, некогда такой прекрасный и полный жизни.

Кенди попросила Жюльен пойти с ней. Внезапно к ним решила присоединиться Флэмми. Пройдя несколько шагов от вокзала, они увидели старинную дорогу, ведущую к маленькой площади. С того места, где они стояли, можно было рассмотреть развалины маленькой церкви. В крышу попал снаряд, и через дыру виднелась одна из фресок на потолке. Около церкви стояли шотландские солдаты, тихо переговариваясь между собой. Они уже привыкли к подобного рода картинам, но такое зрелище не могло не затронуть их душ.

С начала войны Аррас уже трижды атаковали. В городе остались руины зданий, обломки деревянных домов, а на безмолвных пустынных улицах завывал осенний ветер, разнося эхо шагов.

Из тумана выплыла темная расплывчатая фигура, и Кенди сощурила зеленые глаза, чтобы получше ее рассмотреть. Она увидела, что к ним приближается женщина. Женщина медленно шла по дороге, неся в руках бесформенный сверток.

– Mesdemoiselles, – сказала она. – Ayez la bonte de me donner un peu d’argent pour nourrir mon enfant. Je vous prie. (Не будут ли молодые леди столь добры, чтобы дать немного денег для ребенка?)

Кенди подошла ближе, закрывая промежуток между ними. Она заметила, что на женщине лишь жалкие лохмотья и она дрожит от холода. В ее руках находился неподвижный ребенок, и, бросив взгляд на серые щечки младенца, Кенди поняла, что он уже мертв. Женщина умоляюще глядела на девушку, пока та снимала плащ, чтобы дать его несчастной.

– S’il vous plait, Mademoiselle (Пожалуйста, мисс), – снова проговорила она, устремив взгляд в туман.

Кенди мягко обняла женщину, украдкой стирая со щеки слезу. Жюльен и Флэмми подошли ближе, не заметив мужчину, стоявшего неподалеку и молча наблюдавшего за происходящим.

– Mesdemoiselles, – наконец, подал голос он, показываясь из тумана.

Жюльен обернулась к нему, и они заговорили по-французски. Казалось, они говорил о женщине, прильнувшей к Кенди. Когда они закончили разговор, медсестра обернулась к подругам, а глаза ее были полны слез.

– Он сказал, что ребенок умер два дня назад, – начала Жюльен. – Но она не выпускает его из рук. С того дня она помешалась. Это ее муж, и они ждут своего друга, который должен отвезти их на юг, к родственникам.

– Скажи ему, что мой плащ может остаться у нее, – сказала Кенди, поддерживая женщину и помогая ей подойти к мужу.

Человек благодарно склонил голову перед прекрасной незнакомкой, и они с несчастной женщиной, не понимающей, что происходит вокруг нее, пошли прочь. До станции женщины шли в полной тишине. Флэмми не произнесла ни слова, но взволнованный немигающий взгляд выдал опытному глазу Кенди ее чувства.

«Он делает вид, будто все это не трогает ее, – размышляла она. – Но я знаю ее достаточно, чтобы понять, что произошедшее шокировало ее так же, как и нас с Жюльен. Этот ее взгляд.… Помню, как она таким образом пыталась скрыть свое волнение перед экзаменами в школе. Ведь твое сердце не может не чувствовать всей трагичности событий, старушка Флэмми».

Они присоединились к группе. Через час все были в грузовиках, которые везли врачей на передовую. Всю дорогу Жюльен не проронила ни слова, устремив взгляд в холодную ночную тьму. Кенди хотела приободрить ее, но понимала, что подруге хочется побыть наедине со своими мыслями, поэтому молча пыталась уснуть. Через несколько часов они должны были прибыть на место назначения.

Вторая американская дивизия к концу ноября находилась неподалеку Камбре. Они еще не получила назначения и маялась без дела. У солдат был приказ начать учения и как можно лучше изучить местность. Хотя военные силы Америки были уже в сборе, пройдет еще несколько месяцев, прежде чем они смогут вступить в бой.

Молодым солдатам было трудно вынести долгое ожидание, и они развлекались, как могли. Утром они были на тренировках, днем приводили в порядок лагерь. Целыми днями у них не было свободной минуты, а вот вечером…

Вечером они могли отдохнуть от забот и вспомнить о доме и о семье. Некоторые сидели у костра, рассказывая друг другу забавные истории, играя в карты, пересказывая друг другу новости из дома, разговаривая на любимую мужскую темы: женщины.

– Недавно я встретил настоящую красавицу, – рассказывал один из солдат, сидевших у огня. – К сожалению, у меня не было времени воспользоваться этим. Но как только мы вернемся…

– Она будет замужем, и у нее будет трое детей, – поддразнил его второй рядовой. – Тебе лучше найти хорошенькую француженку.

– Так и сделаю, – хихикнул первый. – Ни о чем больше я и думать не могу. Только вряд ли это произойдет скоро.

– К концу войны мы вообще забудем, что такое женщина, – послышался третий голос.

– А ты это знал? – раздался мужской голос, и все трое обернулись к молодому человеку, спокойно смотревшему на них.

– Да уж, малыш, – хмыкнул первый солдат. – Ты уж точно этого не знал, – закончил они, и все разразились смехом.

Солдат безмолвно наблюдал за товарищами. Его лицо было скрыто в темноте, а отблески костра таинственными тенями играли на его начищенных ботинках и сапфирами отражались в его глубоких глазах. Он беспечно сидел на поваленном стволе дерева, прислонившись спиной к ящику с боеприпасами. Хотя он, казалось, принимал участие в разговоре, но мысли его витали далеко, и нельзя было сказать, были они веселыми или печальными, ибо на лице его не отражалось никаких переживаний.

Из палатки вышел человек. Одного его присутствия было достаточно, чтобы все солдаты, включая задумчивого молодого человека, вскочили и поприветствовали офицера. Капитану Дункану Джексону было около 40 лет, и его можно было узнать по квадратной челюсти и крупному носу. Разглядывая темными глазами своих подчиненных, капитан подмечал каждую деталь. Его внушительная фигура возвышалась над остальными, и всем было ясно, кто здесь главный.

– Джентльмены, – начал он. – Лейтенант Харрис оказался неважным игроком в шахматы, и его стиль невозможно вынести. Признаюсь, мне надоело отражать его слабые атаки, – закончил он, по очереди заглядывая в глаза каждому солдату. – Поэтому, – продолжал он, – если вы считаете себя лучшими противниками, буду признателен, если вы уведомите меня об этом, – сухо проговорил он.

Несколько мгновений рядовые изумленно переглядывались, не зная, что сказать. В мире, где так много значило положение, не бывало случаев, чтобы офицер держался с рядовым на равных.

– Возможно, вам подойду я, – отозвался глубокий голос, и никто не мог понять, от кого он исходит, лишь потом осознав, что заговорил человек, стоявший в тени.

Джексон с оттенком изумления уставился на него.

– Не слишком ли много вы на себя берете, сержант? – спросил он, не в силах скрыть насмешливой улыбки.

– Испытайте меня и увидите, – без тени колебания произнес молодой человек.

– Надеюсь, вы не разочаруете меня, иначе отпуска вам не видать, – предупредил Джексон.

Капитан замолчал и повернулся к палатке, сделав сержанту знак следовать за ним.

– Мне казалось, он вообще нем как рыба, – заметил один из рядовых, когда Джексон и сержант вошли в палатку. – Я впервые слышал его голос.

– Оказывается, ты ошибался. Он не только говорить умеет, но и в шахматы играть. И что с того? – ответил другой. – Как насчет партии в покер? – предложил он, и все четверо на несколько минут замолчали, погрузившись в игру.

Как только молодой сержант вошел в палатку, его глаза заметили большую шахматную доску с изящными фигурками слоновой кости, сделанными вручную. Он сразу узнал руку индусских мастеров и понял, что капитан Дункан Джексон много путешествовал по всему миру. Ему пришлось это по душе, ведь таким образом, они могли поддерживать интересный разговор, играя в шахматы. Хотя ему не слишком хотелось говорить, но он с радостью выслушал бы другого. «В конце концов, это лучше, чем слушать всю ту ерунду снаружи, – сказал он себе. – А с другой стороны, все лучше, чем думать о своем».

– Сигарету? – предложил пожилой человек, извлекая портсигар.

– Спасибо, я не курю, сэр, – холодно ответил молодой человек.

– Ладно, – ответил капитан, пожав плечами. – Но, надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю.

– Признаться, этот запах не слишком приятен, так как я и сам был заядлым курильщиком. Но ничего страшного, сэр, – небрежно отозвался сержант.

– И как вам это удалось? – нахмурившись, с любопытством спросил Джексон.

– Что, сэр?

– Бросить курить.

Глаза молодого человека на мгновение засияли странным светом, который исчез так быстро, что капитан не заметил его. Потом он покачал головой, словно пытаясь выбросить из головы непрошеную мысль, и просто ответил:

– Наверное, у меня были дела поважнее, – закончил он, давая понять, что не хочет говорить на эту тему.

Мужчины сели за стол и безмолвно начали игру. Как и ожидал сержант, капитан Джексон оказался разговорчивым человеком, и его не пришлось долго вовлекать в разговор. В основном он говорил о теперешнем положении армии, о возможных стратегических приемах, которое можно использовать в борьбе с врагом. Но по мере продолжения игры капитан умолкнул, сосредоточившись на доске, так как понял, что его противник не из слабых. Капитан проигрывал быстрее, чем мог предположить, а за молодым человеком нельзя было угнаться, словно в него сам черт вселился.

– Скажите, сержант, – произнес Джексон, пытаясь отвлечь его внимание от игры. – Как вам живется в армии? Уверен, вы привыкли к другой жизни.

– Справляюсь, сэр, – только и ответил сержант, делая следующий ход, который потряс капитана.

«Какой странный акцент…» – подумал Джексон, увлекавшийся изучением языков. В юности он был так увлечен этим, что даже принялся изучать языковедение в Гарварде, но его отец, высокопоставленный чин в армии, перевел его в Уэст-Пойнт. Тем не менее, Дункан продолжал изучать языки, сосредоточившись главным образом на особенностях фонетики. У него была своеобразное увлечение вариациями английского языка, и он не без гордости признавался себе, что может узнать происхождение человека, стоит ему услышать его речь. «Он кажется… британцем? – продолжал размышлять Джексон. – Но в то же время в его речи проскальзывают американские обороты. Да, американец, но откуда? Попытаюсь выяснить, больше разговорив его».

– Вы скучаете по дому, сержант? – снова поинтересовался капитан, делая ход.

Слегка потирая левой рукой подбородок, молодой сержант взглянул в карие глаза капитана. На его лице застыло пустое выражение, значение которого невозможно было понять. Керосиновая лампа на столе освещала тонкие черты его лица. Его губы слегка изогнулись, привлекая внимание к прямому изящному носу. Густые темные ресницы скрывали его загадочные глаза.

– Каждый человек ищет место, которое он мог бы назвать домом, сэр, – наконец, ответил он с ледяной холодностью, которая заставила капитана отшатнуться. – Но некоторые так его и не находят, – закончил он, делая неожиданный ход.

Король Джексона был практически повержен.

Пытаясь скрыть страх, Джексон уставился на доску. Нужно что-то предпринять или этот мальчишка победит.

– Вы правы, – медленно ответил он, откинувшись на спинку стула. – Но я также не сомневаюсь, что для человека с вашей внешностью всегда есть место в сердцах женщин, – добавил он, делая отчаянную попытку отвлечь молодого человека.

«Эта тема всегда интересна молодым людям», – подумал он.

– Возможно, это звучит странно, но внешность не может обеспечить счастья… даже если оно и впрямь существует, сэр, – серьезно проговорил молодой сержант. Потом с оттенком удовлетворения в глубоких синих глазах – первой эмоцией, проскользнувшей за весь вечер, – он произнес: – Шах и мат, сэр.

Фронтовой пейзаж был унылым и тусклым. С тех пор, как она находились в грузовике, не прекращался дождь. Из-за постоянных взрывов и ливня местность превратилась в настоящее болото. Поездка, которая должна была продолжать всего несколько часов, длилась вечность.

К полуночи грузовик пересек границу и теперь находился на бельгийской территории. Вскоре послышались непрерывные звуки канонады. Они приближались к линии огня, где за маленькую деревушку вблизи Ипра сражались немецкие и британские войска.

Внезапно Кенди проснулась от грохота пулеметов. Она поняла, что они почти на месте. На миг ее сердце сжалось от страха, но она тут же подавила это чувство огромной силой воли. «Я здесь, чтобы исполнит свой долг. И я не сдамся», – сказала она себе, застегивая пальто, которое она носила, отдав свой плащ женщине в Аррасе.

Грузовик остановился около ряда белых палаток, которые из-за грязи и пыли приобрели серо-зеленый оттенок. Холодный полночный воздух наполнило множество голосов, а дождь все лил и лил. Когда бригада выбиралась из грузовика, к ней приблизился тяжело дышавший человек в белом халате, забрызганном кровью.

– Хвала Господу, вы приехали! – с английским акцентом воскликнул пожилой врач. – Нам срочно нужна ваша помощь. Пожалуйста, два хирурга и четыре сестры, следуйте за мной, – выпалил он и устремился обратно к палаткам.

Доктор Дювалль быстро отдавал распоряжения, поспешив за коллегой:

– Жерар, Гамильтон, Одри, Буасенье и Смит идут со мной, – сказал он. – Остальные разгружают оборудование, – закончил доктор.

Группа поспешила к палатке, на ходу снимая пальто и плащи и надевая халаты, которые лежали около палатки. То, что увидела Кенди в следующие минуты, еще долгое время не могло исчезнуть из ее памяти.

Внутри стояло три ряда кроватей, а измученные доктора и медсестры в наихудших условиях проводили одну операцию за другой. На полу валялись грязные повязки и бинты, а старая раковина была заполнена красноватой водой. Помещение освещалось несколькими фонарями, которые держали сестры, одновременно подавая врачам инструменты.

Отовсюду слышались ужасные крики. Время от времени раздавался отчаянный возглас доктора, пытавшегося спасти очередного пациента.

– Эфир, где эфир, черт возьми? Как можно проводить операцию без анестезии? – слышался голос врача.

На другом конце человек без ног издавал ужасные крики:

– Убейте, меня, убейте! Я не могу терпеть эту боль! – умолял он.

Кенди на мгновение застыла. Все, во что она верила, разбивалось под действием реальности. «Господи, – думала он. – Где же ты, Господи?» И ее внутренний голос безмолвно отвечал: « Я с тобой, и именно здесь твое место, здесь ты сможешь помочь».

Большее Кенди не требовалось. Страх мгновенно исчез, и его место заняла безграничная уверенность и целеустремленность. Пять пуль около поджелудочной железы, две ампутации, два случая отравления горчичным газом, три сломанных ноги и четыре ожога, вызванных артиллерийскими взрывами.

Время от времени Флэмми бросала взгляд на Кенди, ожидая заметить на ее лице следы усталости или отвращения, но девушка молча продолжала свою работу, сосредоточившись на пациентах. Только 3 ноября, когда обстрел поутих, Кенди и ее коллеги, измученные и усталые, отправились на 12-часовый отдых. Они проработали более 24 часов.