Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 44 страниц)

Кенди села на стул около палатки, не обращая внимания на мелкий дождь. Ее вьющиеся локоны находились в полном беспорядке под сеткой, куда она обычно убирала их на время операций, а на плечи падали непослушные завитки, выбившиеся из-под чепчика. За все время она съела лишь несколько кусочков хлеба и выпила чашку чая. К ней неслышно подошла Флэмми и остановилась рядам. Ее глаза на мгновение закрылись, словно она безмолвно спорила с собой.

– Я была не права, Кенди, – после долгого молчания спокойно заметила она. – Ты подходишь для нашей работы, – признала она, развернулась и исчезла в пелене утреннего дождя.

Кенди не могла вымолвить ни слова, так ее удивил комплимент со стороны Флэмми. Ей бы показалось, что это сон, если бы не фигура Флэмми, различимая вдали. Но Кенди так устала, что у нее даже не было сил порадоваться этой маленькой победе над упрямицей.

Только через три дня Кенди смогла наедине поговорить с Жюльен. Когда они приехали, все было настолько ужасно, что они оказались завалены работой. С тех пор, как они встретили в Аррасе ту несчастную женщину, Кенди беспокоило моральное состояние Жюльен. После этого случая ее поведение резко изменилось.

Поздней ночью Кенди вошла в палатку, где жили еще 12 медсестер. Внутри на своей раскладушке сидела одна Жюльен. Ее взгляд не отрывался от медальона, который она сжимала в руках. Ее темно-каштановые волосы рассыпались по плечам. Ее янтарные глаза с непередаваемой смесью чувств смотрели на предмет в ее руках. Это была фотография мужчины лет тридцати с темными грустными глазами и открытой улыбкой. Мужа Жюльен.

Кенди неслышно приблизилась к Жюльен, стараясь не нарушить ее мечтательности. Тут она заметила, что плечи женщины вздрагивают от сдерживаемых рыданий. Девушка села рядом и обняла Жюльен за плечи, как той ночью в Париже, когда Ив пытался поцеловать Кенди. Жюльен подняла заплаканные глаза, чтобы взглянуть на подругу.

– О, Кенди, – наконец, вымолвила она. – После того вечера в Аррасе я не перестаю думать о моем муже, он ведь так хотел ребенка.

– У вас будут дети, когда закончится эта глупая война, – попыталась успокоить ее Кенди.

– Нет, Кенди, – рыдая, проговорила та. – Я… не могу иметь детей… и ничего с этим не поделаешь, – закончила она, окончательно разрыдавшись.

Кенди не могла найти слов, которые заглушили бы столь глубокую боль. Хотя ей были известны такие случаи, ни с чем подобным она еще не сталкивалась. Было так больно видеть отчаяние супругов, которые не могли создать настоящую семью. Иногда за этим открытием следовал развод, что было так унизительно в то время и причиняло такие страдания.

На минуту Кенди задумалась о себе. Сможет ли она когда-нибудь взять на руки собственное дитя? Она очень любила детей и страстно желала назвать одного из них своим. Но дети не появляются ниоткуда… «Хватит, Кенди, – приказала она себе. – Не время думать о себе, ты больше нужна Жюльен», – напомнила она.

– Ничего, Жюли, – успокаивающе прошептала Кенди. – Я была сиротой, никогда не имевшей матери. И я всегда мечтала о таких родителях, как вы с мужем. Почему бы вам ни усыновить ребенка?

– Жерар предлагал мне, – пробормотала Жюльен. – Но тогда я отказалась… А теперь… не знаю.

– У тебя будет время подумать, Жюли, – нежно улыбнулась Кенди. Сейчас надо молиться, чтобы война поскорее закончилась. А потом, когда он вернется, вы снова подумаете об этом, но сейчас не надо грустить, или ты станешь такой бледной и измученной, что он тебя не узнает. Мне когда-то сказали, что мне больше к лицу смех, думаю, то же можно сказать тебе.

– Спасибо, Кенди, – прошептала Жюльен, с признательностью обнимая девушку.

А в голове Кенди всплыла другая мысль: «А у них уже есть ребенок?… Его ребенок… и ее, а не мой». Она так ненавидела себя за эти вспышки ревности.

Войдя в большое здание, он снял фетровую шляпу, темное шерстяное пальто и черные кожаные перчатки. Вокруг стояла тишина, хотя в здании было людей. Он отбросил со лба рыжеватую прядь и с оттенком раздражения вздохнул. Здесь было трудно найти свободное место, ведь все готовились к экзаменам. В такое время в библиотеке всегда полно народу.

Он краем глаза заметил, как кто-то проходит к выходу. Молодая женщина как раз уходила, и ее место освободилось. «Повезло», – отметил он, пробираясь к пустому стулу. Почти автоматически он взял с полки одну из книг и подошел к стулу. С обычной для него элегантностью и спокойствием он опустился на стул.

Он расстегнул однобортный пиджак, под которым оказался шелковый жилет с желтоватыми и каштановыми узорами и безупречная белоснежная рубашка. Наряд довершали брюки, подходившие под пиджак и галстук, стоивший целое состояние. Он вынул из внутреннего кармана пиджака золотую ручку. Его светло-карие глаза сосредоточились на страницах книги, и время от времени он делал пометки на листе бумаги, который лежал перед ним. Прошло около двух часов, а он все продолжал пересматривать одну и ту же книгу – «Основы философии в конституции США».

Его утомил мелкий шрифт и витиеватая манера автора. Казалось, изречения Аристотеля вдруг выпрыгнули из книги и закружились в его голове. Буквы расплывались перед его глазами, и в его воображении они ежесекундно менялись местами, образовывая женское имя, которое звучало в его голове.

Он потер глаза и откинулся на спинку стула, сунув руку в карман рубашки. Вынул оттуда светло-розовый конверт и прижал его к губам. В его ноздри ударил нежный аромат роз, наполняя его душу терзаниями. «Ее запах», – мечтательно подумал он, не в состоянии контролировать свои мысли. Столько раз он пытался выбросить ее из головы, но его чувство было столь глубоко и искренне, что его не могло заглушить время.

«Мне так ее не достает, – мысленно продолжал он. – Даже когда она была не со мной, меня тешило сознание того, что она рядом».

Он открыл конверт, и запах роз еще больше опьянил его. «Каково это, – спросил себя он, – каково крепко обнять ее и зарыться лицом в эти золотые завитки… Господи! – воскликнул он. – Так я никогда не преодолею эту страсть».

Он обратил медовые глаза на письмо и порадовался обращению:

Дорогой Арчи,

Это было всего лишь обычное обращение, которым обычно начинают письма, но он не мог не насладиться его звучанием. Ведь это было первое письмо, которое она написала только ему. Во время учебы в школе Св. Павла она обычно писала: «Мои дражайшие Стир и Арчи». А через год, когда она вернулась в Америку, они общались с ней лишь по письмам, которые она писала девочкам и в которых всегда было упоминание о них: «Передайте привет ребятам» или «Скажите Стиру и Арчи, что я думаю о них».

«И я всегда о тебе думаю, Кенди, – сказал Арчи про себя. – А теперь, когда ты так далеко, мне не хватает твоей компании… И я так за тебя волнуюсь».

Непроизвольно Арчи исписал пустой лист бумаги сплошными «К». Все эти годы он так старался забыть о ней. Он пытался перенести свои чувства на Энни. Ему даже удалось нежно полюбить ее, но его чувства к Кенди были иными. По словам Альберта, он должен скрывать их даже от самого себя. Но он понимал, что это бесполезно, что он никогда не перестанет думать о Кенди. Это было превыше его сил. Да, его чувства к Кенди были иными. Это была необузданная внутренняя страсть, которую не мог сдержать разум. В его безумных видениях он сотни раз обладал ею. Когда началось это безумие? Может быть, еще в Лондоне…

«Эти безвозвратно ушедшие дни, – вспоминал он. – Хотя Стир ни за что не признался бы, он чувствовал к Кенди то же, что и я. Возможно, он задолго до меня смирился со своим поражением … Или он не хотел, чтобы мы стали соперниками… он всегда оберегал меня. Не знаю… у нас со Стиром язык не поворачивался говорить об этом. А затем появился он. Будь ты проклят, Терренс Грандчестер! В моей душе никогда не исчезнет ненависть к тебе. Я бы мог простить тебя за то, что ты похитил ее сердце, если бы ты сделал ее счастливой. Но ты лишь причинил ей боль. Когда ты порвал с ней, мне казалось, что я сойду с ума. Если бы я мог вот так просто бросить Энни и снова попытаться завоевать Кенди… но это бесполезно. Кенди отвергла бы меня еще и потому, что не могла причинить Энни боль. Я обречен любить благородную женщину, чья лучшая подруга любит меня».

– Надеюсь, ты страдаешь еще больше меня, Терренс, – прошептал Арчи, словно произнося проклятие. – Уверен, страдаешь, ведь у меня, по крайней мере, есть ее дружба, а у тебя нет ничего, проклятый ублюдок!

Арчи и не представлял, насколько верны его предположения.

10 ноября на фронт прибыли части Канадской армии, сумевшие, наконец, прорвать оборону немцев и пробившиеся в стан врага. Канадская пехота заняла деревню, от которой к тому времени остались лишь руины. Наступление союзников удалось, и немцев оттеснили на 5 миль. В противовес этой небольшой победе ставилось 250 000 жертв, которые унесло сражение. Так как в этой местности прекратились военные действия, то полевой госпиталь отозвали в другую часть фронта – в Камбре.

Кенди и ее бригаду послали на новое место. В нескольких милях оттуда под прикрытием леса проходили учения Второй Американской дивизии, ожидавшей вступления в бои. Но до весны этого момента так и не представилось.

Полевой госпиталь, где работала Кенди, находился лишь в нескольких милях от второй линии обороны. Чтобы защитить свои войска от непрерывной смертоносной канонады пулеметного огня и артиллерийских залпов, враги выстроили ряд окопов, в который день и ночь продолжалось дежурство. У противников было по меньшей мере по 4 основных траншеи, 6-8 футов глубиной.

Если в одной из траншей оказывались пострадавшие, товарищи переносили их в резервную траншею через ходы сообщения, где ему оказывали первую помощь врачи и сестры милосердия. Позднее раненых отправляли в госпитали ближе к тылу. Но по мере продолжения боев раненых становилось все больше, и в резервной траншее требовалось все больше медиков. Эта работа была сопряжена с риском, ведь в любое время в резервную траншею мог прорваться враг.

Битва при Камбре была одной из самых трудных и кровавых. 25 ноября бой разгорелся с новой силой, и в резервную траншею оправили новую бригаду врачей, среди которых были и наши герои: Морис Дювалль, Флэмми Гамильтон и Кендис Уайт Одри.

Когда доктор Дювалль узнал, что в бригаду включили двух медсестер, в том числе и его «petite lapine», он принялся возражать против этого шага, так как обычно женщины не принимали участие в подобного рода операциях. К сожалению, его возражения не были приняты в расчет, потому что все мужчины уже работали на линии огня. А хирургических ассистентов требовалось все больше, и Гамильтон и Одри выбрали потому, что они были лучшими.

Несмотря на огромную опасность, Кенди не ощутила ни малейшего страха, увидев свое имя в списке назначений на самую рискованную операцию в ее карьере. Она прижала руку к груди, где под хлопчатобумажной тканью находилось распятие, подаренное мисс Пони, когда девушка покидала Дом Пони. «Я в твоих руках, Господи, – молилась она. – Я последую за тобой. Не случайно со мной идет Флэмми».

В 5 часов утра 25 ноября Кенди отправилась в резервную траншею, где британские солдаты оказывали врагу максимальное сопротивление. В утренней дымке солдатам показалось, что в их ад спустился ангел в голубоватой форме, белом переднике и металлическом шлеме. Но это была всего лишь молодая женщина из американской глубинки.

– Мисс Пони, мисс Пони, – прошептала сестра Лин на ухо мисс Пони. – Мисс Пони, проснитесь!

– Что случилось, сестра Лин? – пробормотала старушка, открывая глаза. – Что-то с детьми?

– Нет, мисс Пони, – отвечала женщина. – Мы должны помолиться о Кенди! Она в опасности, – дрожащим голосом закончила она.

Мисс Пони уже привыкла к предчувствиям, время от времени появляющихся у сестры Лин. Опыт показал, что они сбывались. Поэтому она не возражала, когда сестра Лин говорила, что надо помолиться за человека, который попал в беду. Наоборот, она с энтузиазмом принималась за молитвы, в какое бы время они не звучали.

Мисс Пони поднялась с кресла-качалки и подошла к маленькому алтарю в комнате. Женщины преклонили колени перед распятием и начали тихо произносить слова молитвы. Только спустя годы они поймут, что толкнуло их на это.

Пораженные мужчины не могли поверить своим глазам. Им казалось, что мир перевернулся, раз такое милое дитя рискует жизнью, выполняя эту работу. Но хотя им не хотелось подвергать Кенди риску, они не могли налюбоваться чудесным зрелищем, которое она собой представляла. Многие месяцами не видели женщин, поэтому доктор Дювалль не спускал с Кенди глаз, что очень напоминало поведение Альберта, будь он здесь. Старый доктор и не подозревал, что ему придется сделать, чтобы спасти жизнь этой девушки, которая так напоминала ему дочь.

В окопе время тянулось ужасно медленно, к тому же каждую минуту прибывали новые раненые. По сравнению с теперешними условиями полевой госпиталь казался Кенди раем. В окопе было темно и неудобно. «Как можно зашить рану, находясь в полной темноте?» – недоумевала Кенди, но у нее не оставалось выбора, кроме как под взглядами британских солдат и крики раненых продолжать свою работу.

Ночью 30-го ноября случилось несчастье: Кенди, Дювалль и Флэмми находились в одной из резервных траншей, когда из хода сообщения, тяжело дыша, появился солдат.

– Пожалуйста, док, – хрипло проговорил он. – В окопе на линии огня произошел взрыв. Пятеро солдат оказались в ловушке. Среди них мой брат. Нам нужна ваша помощь.

Доктор Дювалль на минуту задумался: было довольно опасно находиться в резервной траншее, не говоря уже о йодах сообщения, которые были еще ближе к линии огня. Ведь если с ним что-то произойдет, кто позаботится о Кенди и Флэмми?... К его спине прикоснулась маленькая рука.

– Доктор, мы должны идти, – мягко заметила Кенди.

– Я согласна с Кенди, ведь мы здесь, чтобы спасать жизнь людей, – подала голос Флэмми, впервые за много месяцев поддерживая девушку. – Мы идем с вами, доктор.

Чувствуя, как ему передается храбрость женщин, доктор Дювалль взял инструменты и поспешил за солдатом, а за ним последовали обе молодые женщины. В окопе стояла жуткая тишина. Кенди слышала каждый удар своего сердца, которое бешено колотилось, когда она пыталась поспеть за Флэмми. В темном туннеле воцарилось безмолвие, нарушаемое их тихими шагами. Был виден лишь фонарь в руке доктора Дювалля. Они шли бесконечными коридорами, и с каждым шагом все отчетливее были слышны звуки, доносящиеся с передовой. Дювалль чувствовал, как в его мысли проникает безотчетная тревога: они слишком близко приблизились к линии огня.

Когда они подошли к месту взрыва, то услышали громкие крики людей, звавших на помощь. Выжившие пытались вызволить раненых из-под обломков. Кенди заметила одного человека, лежащего на боку. Взрыв повредил его спину, и он не мог двигаться, лишь умоляя о помощи окровавленными губами. Приблизившись к нему, доктор Дювалль мгновенно понял, что здесь уже ничем нельзя помочь. Кенди заметила, что на мужчине надет килт. Он был шотландцем. Она опустилась радом с ним на колени и тихо прошептала ему на ухо:

– Все будет хорошо, сэр. Мы с вами. Вы поправитесь, – она на минуту замолчала. Ей в голову пришла внезапная мысль: – Вы помните маленькую площадь в Эдинбурге? – спросила она, пытаясь наполнить последние минуты его жизни приятными воспоминаниями.

– Вы бывали в Эдинбурге, мисс? – спросил мужчина, на минуту забывая о боли.

– Да, сэр, – прошептала она. – Я провела там самое лучшее лето в моей жизни.

– Я вам верю. Моя жена оттуда родом. С той площади открывается чудесный вид на окрестные горы, – сказал он, внезапно сотрясаясь в агонии.

– Закройте глаза и подумайте о синем небе и зеленых лугах, – срывающимся голосом проговорила Кенди, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и сжимая его руку в своих.

– Я вижу… – пробормотал он. – Роза, моя Роза, – были его последние слова.

Через мгновение он умер.

При других обстоятельствах она бы осталась рядом с мертвым телом и произнесла молитву о спасении души, но сейчас ей пришлось молиться, одновременно помогая четверым раненым. Она могла оплакать его потом, а теперь надо было сосредоточиться на оказании помощи.

– Не знал, что ты бывала в Шотландии, – заметил Дювалль, пытаясь остановить кровь, которая хлестала из ноги раненого.

– Всего лишь однажды, – тихо пробормотала она.

Оглушительные звуки взрывов слышались все ближе. Временами Кенди казалось, что ее уши не выдержат такой громкости. «Я никогда не забуду эту ночь», – внезапно подумалось ей, пока она перевязывала раны. В десяти метрах от нее Флэмми обрабатывала рану человека, потерявшего при взрыве левую руку. Брюнетка подняла голову, когда ночное небо осветилось ярким светом. Снова взрыв… окоп, казалось, перевернулся… она очутилась в грязи… боль в ноге… а потом тьма…

Дювалль тоже увидел вспышку и подумал лишь о том, что рядом с ним находится беззащитный ребенок. Все произошло мгновенно, и, прежде чем Кенди смогла что-нибудь сказать, доктор упал на нее, отчаянно выкрикивая что-то по-французски.

– Ложись!!! Кенди, ложись!! – смог выговорить он по-английски, прежде чем их обдало взрывной волной, раздавшейся всего в нескольких метрах.

Кенди почувствовала, как ее прижало к земле под весом тела доктора. Через мгновение на Западном фронте воцарилась тишина. Мертвая тишина.

Прошло время. Сколько? Она не знала, прошла ли секунда, минута или час, но, когда она осмелилась открыть глаза, то увидела лишь полную темноту, а в ушах отдавалась тишина. Потом она почувствовала, что на ней лежит что-то тяжелое. Она попыталась высвободиться, но оказалось, что она намертво прижата к земле. Было невозможно подняться. «О Боже, – подумала она. – Я в ловушке!»

Но через несколько секунд она ощутила, как вес сдвинулся, и тут же услышала глубокий стон. Только теперь она осознала, что этот вес был доктором Дюваллем.

– Доктор Дювалль! – отчаянно вскрикнула она, понимая, что произошло. – ДОКТОР ДЮВАЛЛЬ!!! – в тиши кричала она.

– Petite Lapine, – раздался рядом с ней слабый голос.

Кенди нервно пошевелилась, вслепую шаря руками по грязи, пока не нащупала ладонь доктора Дювалля.

– Доктор Дювалль?

– Да, дорогая, я здесь, но ненадолго… – хихикнув, пробормотал он.

Кенди нашла фонарь и дрожащими руками зажгла его. При неровном свете она сумела разглядеть радом с собой пожилого человека. Из его спины хлестала кровь.

За шесть месяцев, проведенных во Франции, Кенди довелось повидать множество ран, но вид доктора Дювалля, истекающего кровью посреди пустого окопа, потряс ее до глубины души. «Господи, он умирает! – безмолвно кричала она. – Умирает, потому что закрыл меня своим телом!»

Тусклый свет помешал доктору Дюваллю увидеть ее бледность. Ей пришлось приложить все силы, чтобы сдержать слезы, готовые хлынуть из глаз. Она понимала, что этому прекрасному человеку недолго осталось жить на этой земле. И ей не хотелось провожать Мориса Дювалля, этого весельчака и шутника, горючими слезами.

– Кенди, – слабым голосом промолвил он. – Сними с моей шеи цепочку. На ней обручальное кольцо моей жены. Пусть оно будет у тебя.

– Доктор Дювалль, – пробормотала она. – Оно принадлежит вам. Когда мы выберемся отсюда, вы пожалеете, что отдали его мне, – как можно убедительнее продолжала она.

Он с трудом рассмеялся:

– Тебе говорили, что ты… ты никудышная лгунья, Petite Lapine? – спросил он.

Кенди опустила глаза и печально улыбнулась.

– Да, кажется, говорил… один человек, – пробормотала она.

Глаза доктора сверкнули весельем. Даже перед лицом смерти он утратил чувства юмора. Но через мгновение он снова посерьезнел:

– Petite Lapine, – начал он. – Внимательно выслушай, что я скажу. Скоро тебе придется выбираться отсюда… одной. Но прошу тебя, возьми это кольцо. Сохрани его как воспоминание обо мне, а когда ты будешь выходить замуж, пусть твой будущий муж наденет его на твой палец.

– Я буду беречь ваш подарок, словно подарок родного отца, – наконец сказала она, снимая с цепочки золотое кольцо с бриллиантом. – Не уверена, выйду ли я замуж, но оно всегда будет со мной.

– Надень его, дитя мое, чтобы не потерять, когда уйдешь отсюда.

Кенди надела кольцо на левую руку и удивилась, как идеально оно сидит на ее пальце. Она обратила взгляд на доктора. В его глазах уже плясало пламя смерти. Ей ли было этого не знать, ведь она так часто видела его в последние дни.

– Ты выйдешь замуж, Petite Lapine, и у тебя появятся дети с такими же веснушками, – проговорил он и скончался.

По щеке Кенди скатилась одинокая слеза, когда она закрывала глаза человеку, за последние несколько месяцев заслужившему ее безграничное уважение и восхищение. «Почему все хорошие люди, которых я встречаю, уходят… вот так?» – мелькнула мысль. У нее не было времени даже попрощаться с другом: вдалеке послышались звуки выстрелов и взрывов, эхом отдававшиеся в ушах. Она понимала, что должна спасаться. Казалось, она была единственной живой душой в окопе.

Она приподнялась и осмотрелась. С ней все было в порядке, если не считать нескольких царапин на правом колене, к которым ей было не привыкать, лазая по деревьям. Она встала и бросила последний взгляд на тело доктора Дювалля, потом поднесла фонарь ближе к глазам и попыталась найти выход. Внезапно она услышала стон. Послышался женский голос.

– Флэмми! – воскликнула она. – Господи, она жива!

Кенди двинулась в направлении голоса, то и дело натыкаясь на мертвые тела и обломки. Стояла полная темнота.

– ФЛЭММИ! – кричала она. – Это я, Кенди. Держись, я иду к тебе.

Наконец, через несколько минут она увидела место, где сидела Флэмми. Она была в грязи и испуганно озиралась. Она потеряла очки, а ее нога сильно кровоточила. Очевидно, ее не задело взрывом, но металлические обломки повредили ее ногу. Кенди показалось, что она сломана.

– Флэмми! – воскликнула Кенди, подбежав к девушке. – Не волнуйся, Флэмми, мы выберемся отсюда. Я помогу тебе.

С этими словами она бросилась искать аптечку, которая перед взрывом была рядом с Флэмми.

– Ты с ума сошла, Кенди? – тихо шепнула Флэмми. – Никуда мы не выберемся. Уходи, спасай свою жизнь. А меня оставь. Все равно я никому не нужна.

Кенди расслышала боль, звучавшую в последних словах девушки, но ничто не могло заставить ее передумать. Она вытащит Флэмми из этого проклятого места, что бы там она не говорила.

– Не говори ерунды, Флэмми, – твердо заявила Кенди, отчаянно озираясь в поисках аптечки.

Наконец она заметила ее около большого пулемета и бросилась к ней, как жаждущий в пустыне поспешил бы к долгожданному оазису. «Надо остановить кровь, – думала она. – Она еще не осматривала свою рану, но скоро заметит, как плохи ее дела. Надо ее отвлечь».

– Флэмми, – начала она, пытаясь завязать разговор. – Помнишь, как Мери Джейн учила нас накладывать жгут? Помнишь, как мы тренировались это делать, и мне выпала ты?

– Помню, – слабо отвечала Флэмми. – И помню, как неумело ты это делала, – добавили она, впервые за много месяцев Кенди заметила на ее губах некоторое подобие улыбки.

– Тогда, – улыбнулась Кенди, – тебе остается надеяться, что у меня стало получаться лучше, потому сейчас нам придется это проверить. А потом я наложу на твою ногу шину.

Кенди не умолкала, продолжая быстро работать. Время от времени ночное небо озарялось взрывами, раздающимися по всему полю. Она понимала, что в любой момент взрыв может произойти совсем близко.

– Кажется, я побила рекорд Мери Джейн, – заметила она, закончив работу.

– Возможно, – пробормотала Флэмми.

Было странно видеть Флэмми такой спокойной, но, учитывая потерю крови, Кенди должна была благодарить Бога, что та вообще осталась в живых.

«Это было не так уж трудно, – сказала Кенди про себя. – А теперь надо постараться вынести ее отсюда. Господи, дай мне силы».

К этому времени Флэмми почти потеряла сознание, но очнулась, стоило Кенди обернуть руку вокруг ее шеи.

– Что ты делаешь? – вскрикнула она. – Ничего не выйдет. Неужели ты не понимаешь, что не сможешь меня поднять? Оставь меня!

– НЕТ! – закричала Кенди в ответ. – Если ты умрешь… и я умру. А если выживу… то и ты тоже! Мы команда, и я не дам тебе умереть, глупышка! А теперь заткнись и делай, что я говорю, упрямица!

Флэмми ошарашено наблюдала за ее реакцией. Она и представить себе не могла, что Кенди может прийти в такое бешенство. Не думала она, что Кенди будет так безрассудно рисковать собой, чтобы спасти ей жизнь. Впервые в жизни не находя слов, Флэмми Гамильтон заставила себя исполнять приказы Кенди.

Кенди помогла Флэмми подняться, опираясь на ее плечо, и они зашагали по темным траншеям, ориентируясь неясным светом фонаря. Кенди пыталась найти в своей душе силы, чтобы пережить это испытание.

«Здесь так темно, – думала она. – Я даже не знаю, куда идти. Господи, направь меня».

Ей вспомнились долгие зимние вечера в Доме Пони, когда мисс Пони читала ей отрывки Священного писания. Она любила повторять, что они будут всегда оберегать ее, где бы она ни находилась.

«Даже если мы расстанемся, – говаривала мисс Пони. – Даже если тебе будет страшно и одиноко, Бог всегда будет с тобой».

«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится, речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, – безмолвно молилась Кенди. – Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи и от словесе мятежна».

Еще один взрыв…

«Плещмя Свойма осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его».

Свет взрывов, глухие отголоски в темном окопе…

«Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща и беса полуденннаго».

Трупы в углу траншеи…

«Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится…»

Так темно и так холодно. А Флэмми такая тяжелая…

«Яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих… .»

Что это за свет в конце туннеля?

«Яко на Мя упова, и избавлю и, покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его: долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое».

ПОМОГИТЕ! – закричала она. – Помогите моей подруге!

Глава 5

 «Женщина на все времена»

Судьба со своим таинственным и роковым терпением медленно вела этих двух существ, заряженных и истосковавшихся по бурному электричеству страсти, эти две души, нагруженные любовью подобно тучам, нагруженным молнией, что обязаны пролиться и смешаться в вспышке огня.

Виктор Гюго «Отверженные»

В роскошную спальню несмело проникли первые лучи утреннего солнца. Скользнув по ковру, они подобрались к огромной кровати, на которой лежал он. День еще не вступил в свои права, и предрассветные тени рисовали причудливые узоры на покрытой снегом лужайке перед особняком Одри. Комната была погружена во мрак, но он уже проснулся и с головой ушел в свои мысли.

Внезапно он вскочил с постели и надел шелковый халат с замысловатыми рисунками на темно-зеленом фоне. По плечам рассыпались длинные золотистые волосы, а глаза после бессонной ночи казались слегка припухшими.

Он приблизился к окну и открыл его, подставляя загорелое лицо, под холодные хлопья пушистого снега, оседавшие на коже капельками прозрачной воды. Ему казалось, что этот холод сможет заморозить его переживания. Но в то же время он понимал, что они все равно останутся с ним, пока он не примет окончательного решения.

Прошлый вечер он провел на одном из приемов, которые так ненавидел, а без прикрытия, каким была Кенди, его осаждали десятки навязчивых женщин, и казалось, это никогда не закончится. К счастью, с ним были Арчи и Энни, которые помогли справиться с флиртом девушек, мечтающих о браке с одним из самых завидных женихов Америки. Но стоило Энни и Арчи уйти танцевать, как к нему слетелись все незамужние, а иногда и замужние женщины, присутствовавшие на приеме.

Но худшее произошло, когда Лиза обнаружила его в кабинете, в котором он увидел желанное убежище от поклонниц.

– Ты в одиночестве? – она подарила ему одну из самых обворожительных улыбок. – Дядя, как ты можешь лишать нас своего присутствия?

– Оставь меня в покое, – последовал ответ.

Ему было неприятно внимание особы, которая причинила столько неприятностей самому дорогому для него существу. Хотел бы он уберечь Кенди от всех унижений, которым она подверглась со стороны Лизы в детстве и юности.

– Тебе не к лицу эта застенчивость, – пробормотала она, не обращая внимания на его слова и приближаясь к нему заученными движениями.

«До чего же он красив, – думала она. – Какое наслаждение может испытать женщина в постели с таким таинственным и сильным мужчиной? Ах, если бы на него действовали мои чары! Тогда бы я стала миссис Уильям Альберт Одри, женой одного из самых богатых людей страны, и смогла бы отомстить Кенди за все, что она сделала нам с братом. Ах, если бы!»

– Я могла бы последовать примеру Кенди и составить тебе компанию, – соблазнительно промурлыкала она и после паузы многозначительно добавила: – Так, как ей это никогда не удавалось, как может только настоящая женщина.

Альберт обернулся и взглянул на женщину, стоявшую перед ним. В его глазах отразилось недоверие и презрение.

– Притворюсь, что не слышал этой ерунды, – с отвращением произнес он. – Не представляешь, как меня от тебя тошнит.

При его словах лицо Лизы потемнело от злости. Она не привыкла к столь откровенным отказам.

– Такие как ты, – добавил Альберт, приближаясь к двери, – позор человеческой расы, ошибка природы. Мне жаль тебя. А теперь, если позволишь, мне надо идти, – закончил он, проходя мимо Лизы и бросая на нее взгляд, полный презрения.

После этой неприятной встречи Альберт вернулся в свой особняк и поднялся в спальню. Всю ночь его не покидали тревожные мысли, ведущие в его голове борьбу между долгом перед семьей и жаждой свободы.

Пытаясь отогнать непрошеные мысли, Альберт тряхнул головой. Его расстройство было вызвано отнюдь не поведением Лизы или другими делами, связанными с семейным бизнесом. «Я лишь обманываю себя. Я никогда не смогу жить такой жизнью. Ведь таким образом, я предаю все то, во что верил в юности. Куда исчезли мои мечты, мои стремления? Неужели они остались где-то в Италии или затерялись в африканской пустыне? О, Кенди! Хотя все мы безумно волнуемся, но я счастлив за тебя, ведь ты идешь за своей мечтой, делаешь то, что считаешь благородным, достойным, правильным. А я… Что я делаю? Приумножаю благосостояние своих родственников, которые только и беспокоятся, что о своем положении, пока тысячи людей умирают от голода. И во имя этого бессмысленного существования я должен пожертвовать своими идеалами?»