Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 44 страниц)

Я оставила девичество, чтобы получить более высшее положение. Я стала женщиной... Его женщиной.

Женщина рядом с тобой...

Музыку, пламя, цветок -

Все обнимает покой.

Если с тобой ее нет,

Сходят с ума без нее

Музыка, пламя и свет.

Хуан Рамон Хименес

Приятный звук старинной мелодии проник Кенди в сон. Она узнала ноты, и ее сердце наполнилось восхитительным сиропом. В прошлом простое воспоминание об этой песне заставило бы ее плакать, но после вкушения высшей любовной амброзии печальные воспоминания показались похороненными в далекой могиле, где они не могли больше причинить ей боль.

Она открыла малахитовые глаза и разглядела мужской силуэт, сидящий рядом с ней. Ее душа прыгнула от радости, когда она поняла, что он играл на старенькой гармонике, которую она однажды дала ему. Он хранил ее все эти годы, с той же заботой, с какой сохранил свою любовь к ней.

– Привет, – сказал ой ей в темноте, когда понял, что она проснулась.

– Привет, – ответила она с улыбкой, которой не улыбалась раньше.

– Это было, как будто мы были в волшебном пузырьке, и не было ничего, кроме нашей любви. Разве нет? – спросил он, играя ее прядями, покрывавшими белую подушку в соблазнительном беспорядке.

– Была ли я где-то еще, кроме как здесь, в твоих объятиях? Я не помню, – сказала она, поворачиваясь на бок, и вытянула руки, чтобы обнять его. Он принял свою жену, окружая ее ласками ее непослушно кудрявых волос и обнаженной кожи ее спины и бедер, а она спрятала лицо на его груди.

– И все-таки, мы всегда должны помнить, что за пределами этой комнаты мир, который, кажется, против нас, – прошептал он ей на ухо. – Чужая сила выше человеческой воли, которая уносит нас далеко друг от друга, снова и снова. Но есть и сила, которая притягивает нас, сила нашей любви, которая оказалась сильнее времени и судьбы.

– Та любовь, которая длится вечно, мой любимый, – сказала она, поднимая лицо, а ее губы снова искали путь к его рту. Его губы встретили ее на полпути, и поскольку поцелуй становился глубже, на некоторое время в темной комнате воцарилось молчание.

– Когда я потерял тебя, – попытался он начать объяснение посреди дождя поцелуев, – я...

– Тише! – прервала она, опять его целуя. – Не говори об этом... не надо, – и она заставила его замолчать сладостными чарами ее ласк. – Люби меня еще, – было последним, что она сказала тоном, где смешались просьба и требование. Большего побуждения Терри не было нужно.

Утомленная, она бросилась всем своим весом на него, кладя покоиться золотую головку на его грудь. Ее щеки наслаждались касанием мягкой кожи на его хорошо сложенных мускулах, а ее правая рука прочертила по линии шрама на его ребрах слева.

Его дыхание постепенно замедлялось, но он был все еще переполнен недавним экстазом. Он просто лежал неподвижно, наслаждаясь блаженным чувством веса Кенди на своем теле, чудесным прессом ее груди на его груди, длины ее красивых ног, переплетенных с его ногами, ее рук, творящих чудеса с его торсом, и близким контактом их тел.

– Перед этим, – хриплым голосом заговорил он, – я хотел сказать тебе кое-что, но ты мне не позволила.

– Нет никакой причины говорить о прошлом, любимый, – промурлыкала она.

– Я думаю, что есть, – настаивал он.

– Не понимаю, – сказала она со вздохом, чувствуя, что ее клонит в сон.

– Со мной произошло нечто, чем я хочу поделиться с тобой. Тебе не интересно узнать? – удивился он.

– Мне интересно все, что тебя касается, но не тогда, когда такой разговор причиняет тебе боль, – мягко уточнила она.

– Я почувствую себя лучше после того, как расскажу это... кроме того, я не хочу, чтобы ты узнавала обо мне из сплетен. Лучше я расскажу тебе это сам. И я думаю, что в моей истории есть и хорошее, и этим мне бы хотелось с тобой поделиться, – добавил он.

– Раз уж это так важно, давай, я тебя выслушаю, – сдалась она, покоясь головой на его груди со вздохом смирения.

Он поднял руки, чтобы окружить ее крошечное тело под покрывалами, и мягко лаская ее спину, начал свой рассказ:

– Кенди, это часть моей жизни, которой я не горжусь. Когда мы расстались, я сначала думал, что смогу справиться с потерей. Я лишь обманывал себя, но вскоре понял, что не настолько силен, как полагал. Каждый раз, когда я был с Сюзанной, я мог думать только о тебе, и память о нашей любви была так мучительна, что я начал много пить.

Прежде, чем я смог это понять, я стал алкоголиком и ушел с работы, оставляя позади Нью-Йорк и Сюзанну. Кенди, я говорил себе, что без тебя не стоит жить, и в моем позорном падении я пытался бежать от своих проблем вместо того, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Поскольку я потерял работу, я нанялся в бродячий театр, который был хуже некуда. Тебе было бы стыдно за меня, если ты тогда меня увидела...

Тогда Кенди подняла голову от груди своего мужа и посмотрела прямо ему в глаза. Про себя она задавалась вопросом, позволить ли ему продолжить свою болезненную исповедь или открыть, что она уже знает эту историю... Но она остановила себя, думая, что для него могло быть еще труднее узнать, что она видела его в те грустные времена.

Молодая женщина посмотрела на него с такой нежностью, что ему почему-то стало спокойнее, и он решил продолжать историю.

– Однажды труппа гастролировала в Чикаго, моя дорогая, и возможно то, что я знал, что ты жила там, наряду с литрами виски, которые я обычно глушил в те дни, заставило меня увидеть твой образ одной ночью.

– Что? – переспросила Кенди, не в силах поверить тому, что она только что услышала.

– Однажды ночью во время своего выступления, – объяснил Терри, глядя в изумленные глаза жены. – Я видел твое лицо среди публики. Это было только мое воображение, но...

– Так ты видел меня! – воскликнула она, изумленная, и приподнялась, опираясь на руки. – Не могу поверить, что ты действительно меня видел, как и сказала твоя мать! – произнесла молодая женщина, слишком удивленная, чтобы скрыть свои чувства.

Теперь настала очередь Терри удивляться. Слова Кенди неожиданно открыли ему ошеломляющую правду, в которую он отказывался верить.

– Что ты имеешь в виду под всем этим? И при чем тут моя мать? – спросил он, крайне смущенный. – Ты ведь не хочешь сказать, что ты и правда была там? Не так ли?

– О Терри, ты действительно видел меня! – заговорила она, тронутая, бросаясь ему на шею. – Да, Терри, я была там, но я никогда не думала, что ты мог различить меня в той темноте, мой любимый, и ты должен знать, что я никогда тебя не стыдилась. Конечно, мне было грустно видеть тебя в таком состоянии, и я немного сердилась, что ты впустую тратил свой драгоценный талант, но глубоко внутри я знала, что ты победишь своих демонов, как ты и сделал.

Кенди рассказала Терри свою версию истории и объяснила свою неожиданную встречу с Элеонорой Бейкер.

В свою очередь, молодой человек говорил о влиянии, которое оказало на него появление Кенди, и решение, которое он принял после этого. Пара едва могла поверить, как кусочки мозаики, складываясь один к одному, формировали вместе трогательную картину любовной поэмы, участниками которой они являлись.

Они продолжали говорить о прошедших событиях, и вскоре разговор коснулся других моментов прошлого, когда они были так близки к встрече, но что-то мешало им увидеться друг с другом. Они пересматривали события и чувства, которые пережили тогда, и впервые начали постигать тайну невидимой нити, которая их связывала. Тот раз, когда она прибежала в Саутгемптон, чтобы увидеть его, прежде чем корабль уйдет в море, но не успела, в то время как он слышал вдалеке ее голос, не веря зову своего сердца. Следующая зима, когда она прибежала на Холм Пони всего-то несколько минут спустя после того, как он стоял там. Настойчивые боли в их сердцах с тех пор, как они прибыли во Францию, возрастающее беспокойство в течение того снежного вечера, когда они снова встретились друг с другом, и боль Кенди ночью, когда его ранило..., все начало приобретать смысл.

– Ты всегда был вот здесь, – сказала она, показывая на свое сердце. – Я могу тебя чувствовать, как чувствую свои собственные удары. Понимаешь? И теперь я знаю, что даже, когда судьба забирала тебя далеко от меня столько раз, на самом деле ты никогда не уходил. Теперь, когда ты здесь снова со мной, я понимаю, – так было задумано.

– Кенди! – вздохнул он, лаская ее щеку мягкими касаниями кончиками пальцев. – Эта любовь должна была быть. Это ты была всегда внутри меня, в моих мечтах, возможно даже прежде, чем я встретил тебя, и с тех пор это всегда была ты, – и затем он добавил, улыбнувшись с веселой радостью: – Голос на корабле, присутствие в Холме Пони, лицо в бродячем театре, укол в моем сердце... и теперь женщина в моих руках!

Молодой актер крепко обнял свою дорогую жену, чмокая ее ушную дольку, повторяя шепотом ей на ухо, что она его ангел-хранитель. Она отвечала приглушенным мурлыканьем, которое снова распалило в нем огонь.

– Кенди, пожалуйста, – просил он шепотом, – скажи мне снова, что ты любила меня, несмотря на прошедшие годы, и что мечтала обо мне, как я мечтал о тебе... скажи мне, что ты лишь ждала меня все это время!

Молодая женщина ответила с дорожкой поцелуев по его груди и шее, направляя свой путь к его губам.

– Я думала о тебе, мечтала о тебе, и была только твоей, – сказала она между поцелуями. – На самом деле, ты должен кое-что знать, – прибавила она, поднимая красивую головку, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. – Я рассердилась на тебя той ночью, когда выходила с Ивом, по одной простой причине. Ты сказал, что хотел стереть с моих губ каждый французский поцелуй, который я получила, и я обиделась, потому что до тех пор меня целовали только однажды... ты, – призналась она. – Терри, я знаю вкус только твоих поцелуев, – успела она сказать, прежде чем страсть ее мужа снова унесла ее в неутолимый огонь их любви.

Ты хочешь уходить? Но день не скоро:

То соловей – не жаворонок был,

Что пением смутил твой слух пугливый;

Он здесь всю ночь поет в кусту гранатном.

Поверь мне, милый, то был соловей.

То жаворонок был, предвестник утра,

Не соловей. Смотри, любовь моя, -

Завистливым лучом уж на востоке

Заря завесу облак прорезает.

Ночь тушит свечи: радостное утро

На цыпочки встает на горных кручах.

Уйти – мне жить, остаться – умереть.

Уильям Шекспир

Она снова открыла глаза, чувствуя, как робкие лучи солнца начали задевать ее ясное лицо. Рассвет поднимался на горизонте, и Кенди пробудилась от сна, в котором она жила в объятиях Терри. Она медленно выпуталась из его захвата, и, ощущая сквозняк, предвещающий приближение осени, она встала закрыть окно. Она потихоньку надела шелковую комбинацию и босиком подошла к окну. Там маленький жаворонок пел на карнизе.

Ноздри Кенди наполнились ароматом нового дня, и она ощутила тихие вспышки в сердце. Это блаженное утро, которым она проснулась в качестве миссис Терренс Грандчестер, и абсолютная правда страстной ночи, которую они провели вместе, осветило ее душу от алтаря ее нового тела. И все же, утро и песня жаворонка были также и грустными знаками разлуки, которой она так долго боялась, драматичное событие, что было только в нескольких часах от того, чтобы стать реальностью.

– Кенди! – позвал ее сонный мужской голос из постели, и она немедленно ответила на зов Терри.

– Поспи еще немного, время есть, – сказала она, приближаясь к кровати и снова занимая свое место в его объятиях.

– Ты будешь говорить, что это соловей, которого я слышу, моя милая Джульетта? – шепнул он с тихой усмешкой.

– Если бы я могла так сказать, – ответила она, начиная испытывать ужасную борьбу между желанием быть сильной и огромной печалью.

– Привет, о смерть! Джульетта хочет так… Ну что ж поговорим с тобой, мой ангел. День не настал, есть время впереди, – продекламировал он, накручивая один из ее золотых локонов на свой указательный палец.

– Не говори так, Терри, – упрекнула она его с грустноватым смешком. – Это – не игра.

– Я знаю, что нет, потому что я никогда не чувствовал себя таким счастливым после своего представления. Это радость иного характера, – объяснил он.

– Да, я знаю то, что ты хочешь сказать, – согласилась она, – но теперь попробуй заснуть, по крайней мере, на часок.

– У меня есть идея получше, – возразил он с озорным взглядом своих больших синих глаз, – давай примем ванну вместе.

– Что?

Молодой человек не ответил девушке и без церемоний встал с постели, вытягиваясь во всей длине.

– ТЕРРИ! – вскричала молодая женщина, кидая в него подушкой, а ее щеки стремительно залились румянцем.

Молодой человек поймал снаряд и спустя секунду внутреннего размышления над причиной этой атаки, до него дошло, что девушка была потрясена его смелым предложением и видом его наготы при утреннем свете. Он нашел эту реакцию крайне забавной, и его задорная натура пробудилась внутри, приводя его в лучшее из настроений.

– Почему моя жена так напугана? – спросил он, кошачьими шагами приближаясь к кровати. Молодой человек взял лицо Кенди в свои ладони, дьявольски усмехаясь. – Скажи мне, Кенди, не ты ли была той, с кем я делил свои самые сокровенные тайны прошлой ночью? Ты опять собираешься быть со мной застенчивой?

– Я не застенчивая! – парировала она, задирая нос.

– Тогда прими со мной ванну, – бросал он ей вызов. – Покажи мне, что ты все та же смелая девчонка, которую я всегда знал.

– Ну... Я… – колебалась она. – Я не думаю, что я в настроении принимать ванну прямо сейчас.

– Оправдания, – отвечал он. – Но они не принимаются.

И с этими словами молодой человек подхватил свою жену на руки, пока она вопила, чтобы он отпустил ее, но поскольку ее жалобы смешивались с открытым смехом, мужчина не обращал внимания на ее требования.

В ванной Кенди некоторое время пыталась сопротивляться, но он легко выиграл битву, потому что его противник на самом деле не желал отказываться от приглашения. От него потребовалось лишь несколько щипков и поцелуев, чтобы заставить ее обрести уверенность и принять, что нагота тела существует не только для постельных забав. Вскоре белая шелковая комбинация оказалась на полу, а они сидели в ванне, брызгаясь и играя, словно два малыша.

– Ты всегда была такой же непослушной, когда Мисс Пони собиралась тебя купать? – спрашивал он, смеясь.

– Я сделаю вид, будто не слышала этого, – парировала она, надувшись.

– Я полагаю, ты была одной из тех упрямых девчонок, которые терпеть не могут воду и мыло. Вот почему у тебя веснушки. Это наказание за твое непослушание.

– О, ты правда можешь быть просто невыносимым, когда захочешь! Ты знал это? – сказала блондинка, дуя пену ему в лицо.

– Эй! Это грубо! Я думаю, придется сделать то, должно быть, делали, эти добрые женщины, воспитавшие тебя, – вынес он приговор с притворной серьезностью.

– Что?

– Задать тебе хорошую взбучку, – ответил он, и она обороняюще отшатнулась, пытаясь покинуть ванну раньше, чем он смог что-либо сделать. Однако молодой человек двигался быстрее и схватил ее рукой, таща ее, пока она опять не оказалась в его объятиях.

– Начинай считать, пока я тебя колочу, – сказал он, начиная целовать ее плечи и спину, но она благополучно сбилась со счета.

Они продолжали играть и ласкать друг друга столько, сколько могли, но время ни для кого не останавливается, ни для мужчины, ни для женщины, и молодая пара с неохотой, наконец, вылезла из ванны. При молчаливом согласии друг друга, они начали готовиться покинуть гостиницу. Она предложила молодому человеку помогать ему со стрижкой, и, воспользовавшись бритвой, которая была у него с собой, она еще раз подрезала ему волосы на военный манер.

Он сидел перед зеркалом, пока она быстрыми руками выполняла свою задачу. Пока шелковистые коричневые пряди падали на пол, молодой человек не отводил глаз от изумрудных звезд, отражающихся в зеркале. Впервые за утро он серьезно задумался о неизбежной разлуке, ужасно расстроенный нехваткой времени для человека, которого больше всего он любит. Все же, он пообещал себе быть сильным так, чтобы ей было не так трудно.

После того, как она закончила, Терри посмотрел на себя с некоторым раздражением, и молодая женщина тихо посмеялась над его нежеланием ходить с такими короткими волосами. Пока он брился в ванной, она подняла коричневые прядки и перевязала их лентой, которую взяла из своей нижней юбки.

Кенди глубоко вздохнула, чувствуя себя немного странно и возбужденно от нового ощущения себя в новой роли, по крайней мере на краткий момент, – роли жены, о которой она так долго мечтала. Затем молодая женщина приблизилась к письменному столу и, взяв одну из красных роз в хрустальной вазе, она вдохнула запах, думая о будущем, которое будет ждать ее, как только война закончится, и они с мужем смогут вернуться домой.

Через несколько минут они уехали на вокзал.

Терренс посмотрел на свою жену, все еще не веря, что он прожил предыдущие часы. Всякий раз, когда его разум перебирал события, он чувствовал ликование и завершенность, и, как он решил заранее, он старался сделать все, чтобы рассматривать ближайшую разлуку с наиболее оптимистичной точки зрения. Хотя он не мог избежать удара в сердце, когда они услышали, как служащий станции звал пассажиров, уезжавших в Верден на девятичасовом поезде.

– Я буду писать тебе каждый день, даже если письма будут приходить не так часто, – бормотал он, горячо обнимая ее. – Обещай, что позаботишься о себе, мой ангел.

– Обещаю... Пожалуйста, побереги себя получше на сей раз, – умоляла она, зарывшись лицом в его грудь.

– Не волнуйся, дорогая, со мной все будет в порядке, – ответил он, и с этими словами он выискал ее глаза. – Послушай, Кенди, послушай внимательно... Когда война закончится, все будет очень суматошно и запутано. Не жди меня. Поезжай со своей медицинской бригадой первым же кораблем в Америку и жди меня в Нью-Йорке. Мой адрес и моей матери у тебя есть. Как только я доберусь туда, я разыщу тебя и проведу остаток моих дней, делая тебя счастливой. Обещаю.

– Ты уже делаешь меня счастливой, – поправила она.

Служащий станции снова напомнил, что пора садиться в поезд.

– Терри, – прошептала Кенди, коснувшись руками своей шеи. – Возьми вот это... – сказала она, надевая на его шею свой золотой крестик. – Он был со мной с тех пор, как я впервые покинула Дом Пони, когда мне было 12. Он защитит тебя и, поскольку он всегда ко мне возвращался... он наверняка вернет тебя в мои объятия, очень скоро, – хрипло проговорила она, отчаянно сражаясь, чтобы сдержать слезы.

– Тогда, пожалуйста, сохрани это для меня, – сказал он, отдавая ей свое изумрудное кольцо. – Той горькой ночью в Нью-Йорке, когда ты ушла, не позволив мне снова взглянуть в твои глаза, я чувствовал такую потерю, что в течение месяцев у меня были кошмары, – объяснил мужчина тихим голосом, который тронул Кенди до самой глубины сердца.

– Любовь моя, – прошептала она и обняла бы его еще сильнее, если бы он не вынуждал ее не отводить от него взгляда, пока он продолжал свое объяснение.

– После того, как я увидел тебя в бродячем театре, я вернулся в Нью-Йорк, ища подарок матери на день рождения, и я увидел это кольцо, – говорил молодой человек. – В тот момент, когда я обнаружил камень, я понял, что у него был точно такой же цвет, что и у твоих глаз. Я не задумываясь купил его, чтобы у меня было напоминание о глазах женщины, которые были моим светом... о глазах, которые я не мог увидеть до последнего времени. Но теперь, после того, что случилось, я не думаю, что мне оно еще понадобится, потому что у меня есть трепетное воспоминание о твоих глазах, вверяющих свою любовь мне, человеку, который все еще не чувствует, что заслужил такую радость. Я хочу, чтобы оно было у тебя, пока я буду далеко, и когда мы вновь увидимся, я верну тебе твой крестик, а ты отдашь мне это кольцо. Кроме того, однажды я могу потерять его на фронте. В твоих руках оно будет сохраннее.

Молодая женщина взяла кольцо и положила его в кошелечек вместе с коричневыми прядями. Сразу после этого она подняла на него глаза, все еще глубоко тронутая историей, которую он ей рассказал.

– Я люблю тебя так, что мне кажется, что я вот-вот взорвусь, – сказала она ему, и секунду спустя они снова целовались, как будто не делали этого целую вечность.

– Терри, – выдохнула она, обняв его так крепко, что он подумал, что не сможет дышать. Девушка обвила его шею руками и с закрытыми глазами тайно произнесла молитву.

Поезд тронулся, и молодой человек, отделившись от объятий женщины, прыгнул в него.

– Помни, – сказал он напоследок. – Теперь мы единое целое. Я твой... ты моя жена. Не забывай этого никогда. Мы всегда будем одним целым.

Молодая женщина махала рукой, вслушиваясь в каждое его слово, пока уходящий поезд набирал скорость. За несколько секунд он стал лишь точкой на горизонте, и молодая женщина на платформе, наконец, горько заплакала.

– Ты была очень храброй, теперь ты можешь выплакаться, сколько тебе потребуется, дитя мое, – сказал глубокий голос сзади, и широкая теплая рука покровительственно опустилась на плечо Кенди.

– Отец Граубнер! – молодая женщина бросилась в объятия мужчины. – Я чувствую, что армия разрывает мою душу на части, – выкрикивала она меж всхлипами.

– И делает это наверняка, – ответил мужчина, успокаивающе похлопывая девушку по спине. – Но эта война вот-вот закончится, и он очень скоро вернется к тебе... вот увидишь.

Священник и девушка долго стояли на платформе. Граубнер пришел на станцию, чтобы проводить Терри, но когда он заметил трогательное прощание пары, он подумал, что будет богохульством прервать их, и он предпочел подождать, пока молодой человек не отбыл, чтобы предложить всю моральную поддержку, которая понадобится молодой жене.

– Это так больно! – печально ответила она.

– Тогда поплачь еще немного, пока все слезы не уйдут... Потом настанет время для молитв. Я буду молиться вместе с тобой, – пообещал мужчина.

Густые облака наверху затягивали небо, и легкий туман начал опускаться на Париж.

__________________________________________________________________________________________

От автора:

Этой главе предполагалось стать подарком на день рождения Кенди, но я просто не смогла вовремя ее закончить. Хотя я не сожалею, потому что крайне довольна результатом.

То, что вы только что прочитали, является моей уважительной данью любви Кенди и Терри, и я надеюсь, что никого не оскорбила. Заслуга этих строк не только моя. Я многим обязана Ниле за вдохновение некоторых частей главы, а также Мишель, моему самому суровому и полезному цензору. Многие сцены были улучшены и расширены благодаря ее неоценимым предложениям.

Теперь мы в двух главах от конца. Это было долгое путешествие для всех нас, и особенно для Кенди и Терри. Будем же молиться с нашей героиней и уважаемым священником за то, чтобы Господь защитил Терренса, пока он рискует жизнью на Западном фронте.

Элис

Кстати:

Жак Преве – это реальный человек, которому было 18 лет, и он жил в Париже в то время, когда в нашей истории Кенди и Терри поженились. Преве действительно стал известным поэтом и сценаристом. Некоторые из его стихов были положены на музыку. Песня, которую переводит наш герой в этой главе, называется «Опавшие листья» (Les Feuilles Mortes) и была очень популярна в 50-е годы ХХ века.

Глава 14

«Интриги, Ревность и Отвага»

Гам в доме был постоянный. А могло ли быть иначе, когда здесь жили двадцать детей в возрасте от трех до десяти? Но пожилая женщина привыкла к постоянному тарараму, и иногда она думала, что она уже не смогла бы без этого обойтись. Двадцать пять лет постоянного шума, бесконечных домашних приключений, невинного смеха и более тысячи и одной слезы, были лучшей частью ее жизни, и она ни секунды не сожалела о годах, проведенных в Доме Пони, ее доме.

Она отложила ложку и оставила мясо потушиться некоторое время. В этом момент детская ручка потянула ее длинную юбку, и она увидела надувшееся личико с большими черными глазами.

– Я должна буду это съесть? – спросила девчушка, не слишком обрадованная перспективой.

– Да, должна, Андреа, – ответила пожилая женщина с материнской улыбкой. – Но я дам тебе большой кусок пирога на десерт, – обещала она, и лицо девочки засияло.

– Я люблю Вас, Мисс Пони! – воскликнул ребенок, протягивая руки, в то время как старая леди взяла девочку в свои. Секундой позже Андреа запечатлела громкий поцелуй на щеке женщины, и леди не могла не вспомнить о другом ребенке, которого она вырастила в прошлом. Леди сжала девочку в руках, будто желая защитить ее от неведомой опасности. Как бы ей хотелось суметь удержать под своим заботливым крылышком каждого ребенка, которого она воспитала, но она знала, что все они должны были покинуть гнездо и, рано или поздно, встретиться лицом к лицу с миром.

– Теперь иди на улицу и поиграй еще немного, пока обед будет готов, хорошо? – ласково скомандовала женщина, опуская ребенка на пол, и тот немедленно повиновался.

Мисс Пони выключила огонь и поставила блюдо на кухонный стол, пока воспоминания наводняли ее разум. Воспоминания о девочке с кудрявыми белокурыми волосами и сверкающими зелеными глазами, которые сияли множеством огней, когда она смеялась; воспоминания об этой девчушке, впервые покинувшей Дом Пони, сдерживая слезы и отчаянно сражаясь, чтобы заставить себя улыбаться.

Воспоминания о ребенке, который стал женщиной и был далеко-далеко, в другой стране, среди хаоса, делая то, что делала всю свою жизнь, отдавая себя другим с любовью и состраданием. Пожилая женщина не могла сдержать слез, поглядев на фотографию Кенди в военной форме, которая стояла на камине вместе со другими фотографиями дорогих детей Пони. Как бы она хотела защитить свою храбрую Кенди, как могла это сделать, когда та была маленькой, держа ее крошечное тело в своих теплых руках, напевая колыбельную, чтобы заставить ее уснуть.

Старая леди вспомнила, что ее опасения за безопасность Кенди начались очень рано, когда шестилетняя девочка смело карабкалась на верхушки деревьев, и Мисс Пони сотни раз умирала от страха, что малышка ушибется, если упадет с дерева. Время шло, девочка выросла и покинула дом, чтобы встретиться с миром, который не однажды оставлял ее сердце разбитым. Как хотела Мисс Пони суметь избежать этой боли. Если б только это было в ее власти, чтобы Кенди была невредима, чтобы никто и ничто не могло когда-либо снова причинить ей боль... Но она знала, это было невозможно.

– Прошло больше года, как мы видели нашу Кенди, Сестра Лин, – сказала она вслух, но из соседней комнаты не послышалось никакого ответа. – Сестра Лин? Сестра Лин? – снова позвала старая леди, но затем она поняла, что Сестры Лин не было в столовой, как она думала.

Воспитательница вышла из кухни и по пути встретила маленького мальчика, выскакивающего в коридор.

– Ты видел Сестру Лин, Брэндон? – спросила Мисс Пони.

– Да, мадам, она в часовне, – ответил мальчик, и Мисс Пони отпустила его, а сама направилась в комнату, которую они использовали как часовню.

Когда старая леди пришла, она увидела свою преданную соратницу на коленях перед алтарем, и Мисс Пони пришла в замешательство, потому что это не было обычным часом для молитв Сестры Лин, а она, разумеется, была женщиной укоренившихся привычек.

Когда она подошла достаточно близко, леди, монахиню, освещало несколько свечей, пока ее губы повторяли молитву.

– Что-нибудь случилось, Сестра Лин? – осмелилась прервать Мисс Пони.

– Не сейчас, – начала объяснять монахиня, повернув голову к старой подруге. – Этим утром, когда я произнесла свои первые молитвы, я почувствовала, что настают черные дни, Мисс Пони. Я не знаю, когда или сколько они продлятся. Но я уверена, что мы должны молиться за наших взрослых детей и их друзей, – продолжала говорить женщина. – По этой причине я ставлю эти свечи. Две больших – за Кенди и мистера Грандчестера.

– Им будет грозить опасность? – спросила Мисс Пони, осеняя себя крестным знамением.

– Не знаю, Мисс Пони, но мы должны молиться за них, – сказала Сестра Лин серьезным тоном. – Эта за Энни, эта за мистера Корнуэлла, эти две за Тома и его невесту, а эта за мистера Одри. Для них всех настает время испытаний, – закончила женщина, тоже перекрестившись.

– Мы не можем защитить их, Сестра Лин, и все же, на Господа уповаем, – прошептала Мисс Пони, и ее подруга согласно кивнула.

Это было слишком много новых эмоций менее, чем за 24 часа, чтобы с ними справиться. Кенди перешла от боли до полного блаженства, а затем ее отослали назад к тоске и страху. И все же, когда отец Граубнер попрощался с ней у больничного входа, молодая женщина поняла, что она должна отставить свои чувства в сторону, чтобы четко исполнять свои обязанности. Все в больничных холлах, казалось, перевернулось с ног на голову. Медсестры и доктора бегали вверх и вниз, на пути были коробки с лекарствами и медицинским оборудованием, и множество носилок с ранеными, только что оставленные на полу, ожидающие своей очереди, чтобы их отнесли либо в палату, либо в операционную. Она тут же поняла, что случилось: только что прибыл новый поезд с ранеными.

– Где, черт возьми, ты пропадала, Кенди? – возопил женский голос, который блондинка сразу узнала. – Тебе полагалось быть на дежурстве с семи часов! Могу я узнать, чем это принцесса занималась? – бушевала Флэмми.

– Флэмми, мне очень жаль... Я... – начала Кенди, думая, как она объяснит подруге, что пережила в течение предыдущих часов.

– Я думала, ты повзрослела, но...

– Перестань, Флэмми! – вмешался третий женский голос с твердым, но примирительным тоном.

Кенди повернула голову, чтобы увидеть янтарные глаза Жюльен, которые смотрели на нее понимающим взглядом.

– Я уверена, что у Кенди была веская причина для ее непривычного отсутствия, – продолжала Жюльен, – но сейчас мы не можем терять время на объяснения. Пусть-ка лучше она прямо сейчас наденет свою униформу и начнет помогать нам. Ты так не думаешь, Флэмми? – и приблизившись к брюнетке помладше, Жюльен шепнула ей на ухо так, чтобы никто, кроме Флэмми, не мог услышать. – Помни, что ты здесь не только босс, но и подруга Кенди. Ты знаешь, что она не пренебрегла бы своей работой без должного основания.

Выражение лица брюнетки сразу изменилось, стоило ей услышать последние слова.

– Хорошо, Кенди, надевай форму. Мы поговорим об этом позже, – в конце концов, сказала Флэмми, обращаясь к блондинке.

Три женщины разбежались в разных направлениях, а позади комнаты медсестер двое голубых глаз наблюдали за ними с расстроенным взглядом. Когда три медсестры исчезли в коридорах, та, кому принадлежали эти глаза, вышла на свет. Это была Нэнси.

– Если бы на ее месте была я, – с горечью думала женщина, – Флэмми была бы куда строже... но с тех пор, как блондинка ее подруга... Эта глупая девчонка! Такая красивая и милая, что меня тошнит!