Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 44 страниц)

– Том не преступник, отец. Я не стыжусь своей любви к нему! – ответила Патти, удивляющаяся страстности своих собственных слов. – Ты никогда не возражал против моей дружбы с Энни и Кенди, и ты знал, что они тоже были удочерены.

– Это совсем другое дело! – крикнул мистер О'Брайан еще больше разгневанный реакцией его дочери. – Твои подруги не собираются стать частью нашей семьи. Кроме того, ты была невестой Алистера Корнуэлла, который был настоящим Одри! Какой позор, что ты не знаешь, как чтить его память, доверяясь первому простаку, который встретился тебе на пути!

Последние слова, сказанные мистером О'Брайаном, ударили Патти по самому сердцу, оборвав последнюю ниточку, которая сдерживала ее обиду на отца. Несознательно, отец Патти построил стену между собой и дочерью, и в этот момент молодая леди поняла, что окончательное разделение было неизбежно. Только человек, не имевший даже малейшего понятия о том, какая была Патти и что она чувствовала, мог бы сказать такие болезненные и несправедливые вещи о двух мужчинах, которых она любила.

– Отец, ты не знаешь, что говоришь, – ответила Патти с горящими глазами. – Я люблю и чту память Стира больше, чем ты можешь себе представить, но если ты думаешь, что ему могла бы не понравиться моя ныне существующая любовь к Тому, ты ошибаешься. Стир был намного больше, чем ты знаешь. Он был добрым и чувствительным человеком, который никогда не позволял предубеждениям править своим сердцем. Он знал Тома и гордился тем, что был его другом. Я знаю, что теперь Стир очень счастлив за меня. И если бы ты любил меня, как он, ты был бы тоже за меня счастлив!

– Я не могу признать свою дочь в этой женщине, которая говорит со мной! – выпалил мистер О'Брайан.

– Конечно, не можете. Ни ты, ни ты! – обратилась в слезах Патти к обоим родителям. – У вас никогда не было времени, чтобы узнать меня! Принять настоящую меня внутри этого сердца!

Вы отослали меня от бабушки, единственного человека, который стал близок мне, пока вы двое были так заняты своим бизнесом и общественными обязанностями. Вы послали меня в эту школу, где я бы зачахла от печали и одиночества, если бы не одна девочка. Та, которую вы теперь избегаете с презрением, потому что она сирота, но кто, проявил ко мне больше любви и понимания, чем вы оба вместе взятые!

– Патти, дорогая! Что ты говоришь?! – воскликнула миссис О'Брайан, не в силах понять упреков дочери.

– Я говорю правду, мама! Это грустно, но мы должны это принять! – проговорила Патти между всхлипами.

– Ты сейчас не в своем уме, Патрисия, и не можешь мыслить ясно, – ответил мистер О'Брайан, прилагая большие усилия, чтобы оставаться спокойным. – Завтра я поговорю с этим мистером Стивенсоном и скажу ему, что помолвки между тобой и им быть не может. Затем мы подготовимся, чтобы вернуться в Англию после зимы и там найдем тебе хорошего мужа!

Патти слушала решительные слова отца, зная, что настал самый решающий момент. Именно сейчас ей придется решить, собирается ли она повиноваться распоряжениям своего отца и отвернется от Тома или разорвет отношения со своими родителями, возможно, на всю оставшуюся жизнь.

– Мы оба долгое время были одиноки, Патти, – слова Тома отозвались эхом в ушах Патти. – Однако, я обещаю тебе, что это больше никогда не повторится. Наша любовь сотрет грустные воспоминания. Вместе мы напишем новую историю.

Молодая женщина глубоко вздохнула, почувствовав новую силу, наполняющую ее сердце. Она приняла свое последнее решение.

– Я не вернусь в Англию, отец, – возразила Патти, вытирая слезы вышитым носовым платком. – Я… я выйду замуж за Тома в январе. Вам будут рады на церемонии, если вы захотите присоединиться, – сказала девушка удивленным родителям.

– Как ты осмеливаешься не повиноваться моим приказам?! – негодующе воскликнул мистер О'Брайан. – Ты будешь делать то, что я решу.

– Отец, мама, – торжественно сказала вставшая Патти, глядя на обоих родителей, – я бы хотела, чтобы вы простили мою вспышку.

– Хорошо, дорогая. Я так рада слышать, что ты, наконец, говоришь что-то разумное, – с облегчением ответила миссис О'Брайан.

– Нет, мама. Это не то, что ты думаешь, – ответила молодая женщина. – Я сожалею о том, что увлеклась, но я не сожалею о том, что сказала, потому что это правда. К сожалению, я стала человеком, которого вы не можете понять. Мы думаем настолько по-разному, что наши отношения почти невозможны.

Я уважаю вас как своих родителей, но не могу следовать вашим желаниям. Вы должны помнить, что я уже не маленькая. Я достигла совершеннолетия и имею законное право принимать свои собственные решения.

– Если ты не повинуешься моим приказам, Патрисия, тогда можешь забыть, что ты О'Брайан, – пригрозил отец Патти, используя последний ресурс перед поразительным сопротивлением дочери.

– Мне действительно жаль это слышать, но другого я не ожидала, отец, – ответила Патти, опустив голову. – Я не изменю своего решения, – решительно заключила она.

– Тогда убирайся из моего дома прямо сейчас! – вскричал мужчина, теряя свой флегматичный тон.

– Пожалуйста, дорогой, – молила миссис О'Брайан, не зная, поддержать ли дочь или мужа, – ты не можешь выбросить свою собственную дочь на улицу!

– Не беспокойся, мама, – сказала Патти матери с понимающим взглядом. – Я не одна. Бабушка примет меня в своем доме, пока я не выйду замуж за Тома. Мы уже знали, что все этим закончится.

– Замечательно! Моя дочь и моя мать сговорились против меня! Теперь, Патрисия, покинь этот дом. Я не хочу тебя больше видеть до конца моей жизни, – выпалил мужчина.

– Не волнуйся, отец, – холодно сказала Патти. – Мне потребуется только время, чтобы упаковать вещи обратно.

И с этим последним предложением молодая женщина покинула комнату по направлению к своей спальне. Она снова упаковала багаж, который только что начала распаковывать, думая, складывая платья, что ее родители обсуждали в главной гостиной. Как бы грустно это ни было, Патти знала, что расставание с родителями было лучшим, что она могла сделать. Она снова встретила потерянное счастье, и не собиралась его выпускать.

После Дня благодарения мадам Элрой приказала армии своих слуг начать трудоемкую задачу по украшению дома в поместье Одри для Рождества. Поэтому из сундуков, которые миссис Элрой хранила на огромном чердаке, появились настоящие орды красных, зеленых и золотых украшений, гирлянд, молочая, колокольчиков, ангелов и т. д., и по всем комнатам горничные взбирались на лестницы, чистя и украшая самые потаенные уголки.

Снаружи особняка, садовники и несколько дюжин слуг старательно работали, украшая фасад дома тысячами белых огней. Джордж Джонсон смотрел в окно своего личного кабинета в доме, восхищаясь проделанной колоссальной работой, когда он заметил вдалеке большой лимузин, выехавший на перекресток по главному пути по направлению к дому. Когда автомобиль приблизился достаточно, Джордж сразу узнал герб Брайтонов на капоте лимузина. Секундами позже транспортное средство остановилось прямо у входа, и оттуда вышла молодая леди с темными шелковистыми волосами.

– Энн Брайтон! – подумал Джонсон. – Интересно, зачем она здесь...

Молодую женщину немедленно принял старый дворецкий, который сопровождал ее к главной комнате дома, где он оставил ее одну. Девушка стояла посреди просторной комнаты, нервно крутя кружева на своих перчатках. Она подняла глаза и увидела над огромным мраморным камином красивый портрет, изображающий трех главных наследников состояния Одри: Уильяма Альберта, Арчибальда и Кендис Уайт. Несмотря на раздражение бабушки Элрой, Альберт настоял на включении Кенди в портрет и, поскольку Арчи поддержал идею своего дяди, у старой леди не было иного выхода, кроме как смириться с большой картиной маслом как частью официального убранства.

Энни еще раз полюбовалась на яркие зеленые глаза, смотревшие на нее с добротой с портрета, думая, что художник проделал превосходную работу, запечатлев нежность Кенди на холсте. Однако, за великолепной улыбкой подруги, отраженной на картине, Энни заметила кое-что, что она не смогла увидеть прежде. Это было что-то вроде рассеянности, возможно, печаль, которую Энни обнаружила впервые.

– Ты, должно быть, столько страдала, дорогая Кенди, – думала Энни, – но я обещаю, что не подведу тебя снова. На этот раз я ничему не позволю потревожить счастье, которое ты заслуживаешь.

– Мисс Брайтон, – позвал ее дворецкий, заставляя Энни вернуться из внутренних размышлений, – мистер Корнуэлл говорит, что он с удовольствием поговорит с Вами. Пожалуйста, следуйте за мной, – попросил мужчина деланным голосом.

Молодая леди и дворецкий долго шли по роскошно украшенным коридорам, пока не достигли белой двери, которую мужчина открыл для Энни, чтобы войти. Это была комната, используемая Арчи в качестве личного кабинета. Молодой человек стоял позади письменного стола красного дерева, и когда леди вошла, он сделал несколько шагов, чтобы поприветствовать ее простым кивком белокурой головы. Он почти наклонил лицо, чтобы поцеловать руку Энни, но тогда молодая женщина пожала руку Арчи простым жестом, который говорил, что подобную галантность между ними двумя можно опустить, а затем она тут же убрала руку.

– Должно быть, ты спрашиваешь, почему я здесь, – первой заговорила Энни.

– Ну, если быть честным, то да, – просто ответил Арчи, – но ты, должно быть, думаешь, что я становлюсь болваном. Пожалуйста, присядь, Энни, – предложил мужчина, указывая на кресло перед письменным столом.

– Я не займу у тебя много времени, Арчи... Арчибальд, – заявила она так холодно, как могла. – Это о Кенди я пришла поговорить с тобой, – выпалила она, перейдя сразу к сути.

Арчи почувствовал небольшую неловкость от перемены отношения всегда милой девушки, которая внезапно показалась напряженной и далекой, как если бы его присутствие беспокоило ее. Внутренне, он чувствовал свою вину за такое преобразования обычно доброго настроения Энни.

– О Кенди? – спросил заинтригованный Арчи, задаваясь вопросом, выяснила ли Энни, что он порвал с ней из-за Кенди, и пришла сюда упрекать его за это.

– Да, я так понимаю, ты уже знаешь, что она во Франции вышла замуж, – сказала Энни, понимая, что тема не была приятна Арчи. И все-таки она знала, что этого нельзя было избежать. Тревожная тень сразу промелькнула на лице Арчи, и Энни знала, что не ошибалась в своих подозрениях.

– Это так, – просто подтвердил он.

– Тогда ты понимаешь, что, поскольку война уже закончилась, Кенди и Терри скоро вернутся в Америку, – продолжала она, но Арчи еще не понимал, к чему клонит Энни.

– Я предполагаю, – холодно ответил молодой человек, слегка постукивая пальцами по полированной поверхности стола.

– Хорошо, – вздохнула Энни так тихо, что Арчи едва мог почувствовать. – Я хочу, чтобы для Кенди все было прекрасно, когда она вернется. У нее и Терри не было даже медового месяца, и когда они приедут, мне бы не хотелось, чтобы Кенди начала за нас беспокоиться, вместо того, чтобы наслаждаться своей новой жизнью с мужем. Я думаю, она всегда заботилась о всех нас, и теперь она заслуживает немного времени для себя самой.

– И что ты предполагаешь нам делать, чтобы Кенди и ее... знаменитый муж были совершенно счастливы? – поинтересовался Арчи, не без намека на иронию в голосе. Энни это заметила и была вынуждена приложить дополнительное усилие, чтобы ответить.

– Ну, я думала, – решила она продолжать свое объяснение вместо ответа на сарказм Арчи, – что мы должны уберечь Кенди от новости о нашем разрыве. По крайней мере, на некоторое время.

– Что мы получим, скрывая правду? – спросил Арчи, начиная все больше расстраиваться от желаний Энни.

– Я вижу, тебе не нравится мысль о лжи, – ответила Энни, из всех сил сдерживая слезы, – но я прошу об этом не ради себя, а ради Кенди. Ты знаешь, что она любит нас обоих и ждет... – она колебалась.

– …Что мы поженимся, – у Арчи достало смелости закончить предложение.

– Да, – брюнетка продолжала попытки собрать силы, чтобы добиться того, что решила получить, – и поскольку она так сильно любит нас обоих, я знаю, что она будет очень опечалена этой ситуацией. Я бы хотела, чтобы мы притворились, что все идет прекрасно...

– И как долго продолжалась бы эта комедия? – прямо спросил Арчи.

– Не слишком долго. Только дай мне месяц для Кенди и Терри, пока они начнут привыкать к своей новой жизни, и для меня, чтобы все подготовить для моей поездки в Италию, – объяснила молодая женщина, пробуждая любопытство Арчи.

– Я не думаю, что увеселительный тур по Италии может быть хорошей мыслью сейчас, когда война только что закончилась. В стране наверняка настоящая разруха. Ты думала об этом? – спросил Арчи, впервые при разговоре размышляя о чем-то еще помимо собственной злобы на Терренса.

– Я собираюсь ехать не ради удовольствия, – сказала Энни, поднимая голову, и внутри нее зажегся робкий новый огонек, – я собираюсь учиться в Италии. Я могу остаться там на очень долгий срок.

– Понятно, – было все, что мог сказать крайне удивленный Арчи.

– Когда Кенди узнает о нашем разрыве, я хочу, чтобы она видела, что мы оба прекрасно себя чувствуем и полны своих личных планов. У тебя есть твой бизнес, о котором заботиться, а я буду очень занята в Европе, – затем Энни сделала недолгую паузу и, снова набравшись смелости, прибавила: – Пожалуйста, Арчибальд, не думай, что это ради меня... или ради Терри. Сделай это ради Кенди.

Молодой человек взглянул на Энни изумленными глазами. Тут ему стало ясно, что девушка могла видеть сквозь его сердце, как будто он был сделан из стекла. Она все знала. Он вздохнул и потупил взор, наконец, уступивший.

– Хорошо, Энни, – согласился молодой человек, – мы сыграем в эту твою игру... ради Кенди.

– Так ты согласен?.. Хорошо!! – сказала молодая женщина, еще не веря, что она так легко его убедила. – Значит, сделка, – добавила она, вставая и предлагая руку мужчине перед ней энергичным жестом.

– Сделка... то, что теперь между нами... да, – отвечал он, пожимая руку Энни, все больше удивляясь ее реакциям.

– Есть несколько деталей, которые мы еще должны обговорить, – объяснила девушка, идя к двери, сопровождаемая молодым человеком, – но если ты не возражаешь, я все сделаю в свое время через Альберта, он даст тебе знать.

– Так ты что, уже и Альберта вовлекла в эту комедию! – воскликнул он, ошеломленный.

– Он всегда был там ради Кенди, – ответила девушка с проникающим взглядом, – как ты и я никогда не были раньше. Не понимаю, с чего бы ему отказываться помогать мне в этом, если это все ради благополучия Кенди. Конечно, он сразу согласился. Хорошего дня, Арчибальд, и спасибо за твою помощь, – категорически закончила она.

– Позволь мне попросить дворецкого проводить тебя до двери, – только и сумел предложить мужчина, не совсем зная, что ответить на заявление леди.

– Нет, благодарю, я уже знаю дорогу, – сказала она напоследок, поворачиваясь спиной к Арчи уходя по коридору, оставляя позади того, кто едва мог поверить, что застенчивая девушка, которую он встретил в своей ранней юности, становилась совсем другим человеком.

– Ты меняешься, Энни!.. Мы все настолько меняемся, что я боюсь, скоро мы не сможем узнать друг друга, – сказал он, испуская глубокий вздох.

Энни Брайтон села в лимузин, и когда она покидала огромное поместье, она повернулась, чтобы увидеть вдали особняк.

– Значит, я была права, – печально думала она, позволяя, наконец, слезам пролиться. – Тебе никогда не завоевать Кенди, и теперь ты страдаешь, мой дорогой Арчи, – всхлипывала она, не в силах обуздать свою боль. – Не злись так на Терри, Арчи, мы не можем винить их в наших расстроенных чувствах и безответных привязанностях. Никто из нас не хотел этого.

Молодая женщина продолжала тихо плакать по пути домой, спрашивая себя, когда, наконец, иссякнет фонтан ее слез по Арчибальду Корнуэллу.

Было спокойное и холодное утро конца ноября. Дух сезона уже витал в воздухе, и соседи были заняты украшением своих домов к праздникам. Молодой человек посмотрел на еще зеленые и ухоженные дворики, белые подъезды, украшенные гирляндами и огнями на карнизах, подоконниках и крышах. Атмосфера наполнялась традиционным американским Рождеством. Было почти сном чувствовать себя дома и вдыхать хорошо знакомый аромат Лонг-Айлендского воздуха. Автомобиль продолжал двигаться по тихому жилому району, пока вдали не различил дом, в который направлялся.

Машина остановилась перед изящным викторианским домом, доминирующим над пригородным ландшафтом умеренными линиями. Молодой человек вышел из автомобиля и как только он оплатил драйвер такси за его услуги, он шел с твердыми шагами к двери главного дома.

Фелисити Паркер проверяла бакалейные товары, которые только что принес посыльный. Во все годы, которые она проработала как экономка, женщина ни разу не потеряла ни пенни и не пренебрегла никакой из своих обязанностей. В доме было пять горничных, садовник и шофер, и всеми ими управляла ее мягкая, но умелая рука, и она гордилась хорошей работой, которую всегда делала.

Внимательный взгляд леди был сосредоточен на проверке качества яблок, когда зазвонил звонок перед входной дверью. Она посмотрела на кухонные часы и удивилась, кого это можно было ожидать у входа в безбожный час одиннадцати утра. Владелец дома никогда никого не принимал перед ланчем.

– Я посмотрю, кто стучит, – сказала горничная, помогавшая Фелисити со списком из магазина.

– Нет, дорогая, – ответила старшая женщина, – предоставь это мне. Должно быть, это новый журналист, который думает, что может получить интервью так сразу. Я поставлю этого парня на место, – и говоря это, женщина оставила фартук на стуле и, поправляя прическу, она пошла в столовую, затем гостиную и позже в зал.

Фелисити мысленно подготовилась, как она разберется с мнимым молодым репортером. Однако, когда она открыла дверь, она действительно обнаружила молодого человека, хотя не совсем того, которого ожидала. Прямо перед нею, в зеленой форме пехоты США, стоял мужчина в свои ранние двадцать с каштановыми волосами и синими глазами, устремленными на нее с озорным выражением. Фелисити задохнулась от изумления и от неожиданности едва не лишилась чувств.

– Боже правый! – возопила она. – Это сон! Дитя мое! Не могу поверить, что ты здесь! – восклицала женщина, бросаясь на шею молодому человеку. – Как я рада видеть тебя живым и невредимым!

– Я тоже рад тебя видеть, Фелисити, – ответил молодой человек, обнимая свою бывшую няню, искренне радуясь тому, что снова видит ее.

– О, Боже! Боже! – с трудом дышала женщина. – Когда ты приехал? С тобой все в порядке? Мы слышали, что ты был ранен! Ты должен был сказать нам заранее, что едешь, а теперь у твоей матери будет сердечный приступ от неожиданности! – тараторила Фелисити, пытаясь обмахивать себя рукой.

– Что ж, мы должны это увидеть, – ответил мужчина, улыбаясь болтающей без умолку женщине, – но ты не думаешь, что будет лучше, если ты пригласишь меня войти? Ведь здесь немного прохладно, – добавил он, подмигивая леди, которая тут же впустила его.

– Что происходит, Фелисити? Почему ты так кричишь? – спросил голос, исходящий из студии, и секундой позже в гостиной появилась белокурая женщина в белом халате и с большой книгой в руках.

Элеонора Бейкер выпустила книгу, прикладывая руку ко рту, еще не в состоянии произнести хоть слово. Ее радужные глаза вдруг наполнились слезами, пока она молча созерцала фигуру Терренса, стоящего перед ней, прямо посреди ее приемной. На том же самом месте, где она видела его последний раз почти два года назад.

– Мама, – сказал Терри хриплым голосом, – я вернулся! – было все, что он мог сказать, видя, как его мать протягивает к нему руки.

– Мой сын! Мой сын! Терри, мое любимое дитя! – воскликнула женщина, обнимая его и благодаря Бога за милость возвращения своего сына. В этот момент она поняла, что закончились ее бессонные ночи.

– Ты можешь простить меня за всю боль, что я причинил тебе? – спросил молодой человек, пока его мать еще тихонько плакала в его руках.

– Радость этого дня возмещает каждую слезу, которую мы могли пролить, Терри, – ответила женщина, зная, что только что сказала лучшие строки во всей своей жизни до сих пор.

Это был день празднования в доме Бейкер, и Фелисити Паркер впервые в своей профессиональной карьере не могла думать о бакалее, позабытой на кухне. Добрая женщина была так переполнена событиями, что она решила оставить ответственность на совести повара, пока сама приняла пару пилюль, чтобы успокоить свое колотящееся сердце. В конце концов, она была не так уж молода.

Легкий ветерок проносился по городу вечером, когда Кендис Уайт прибыла в Париж. Волею случая, карета, в которой она ехала, везла ее по бульвару Святого Мишеля, заставляя ее снова переживать тот полдень, который она имела последний раз провела с Терри. Она еще раз посчитала дни, которые ей еще придется ждать за время путешествия в Англию и потом в Нью-Йорк. Если она удастся взять корабль до Ливерпуля, как она планировала, она будет дома к седьмому декабря. Она едва могла дождаться, когда настанет этот день!

Как только война закончилась, она обратилась с просьбой уволить ее из армии, но не получала никакого ответа несколько недель. Однако, когда она почти потеряла всю надежду и смирилась, что ей придется провести праздники во Франции, она получила разрешение вернуться. Молодая женщина читала и перечитывала краткие строки, в которых правительство ее страны благодарило ее за ценные услуги, хотя все, что она могла понять, поскольку слезы катились по ее щекам, было то, что скоро она будет с теми, кого она любила, празднующая Рождество, как она обещала всем своим друзьям в предыдущем году.

Кенди постаралась запомнить каждый вид города, который она пересекала по пути к больнице Святого Жака. Латинские окрестности, Сена, Мон Мартр, каменные мосты, Шампс-д'Элизе, Пляс де Ля Конкорд, Люксембургский сад, – каждое место имело свое воспоминание, которое всегда будет жить в ней. Полтора года, которые она провела во Франции, были совсем не простые, и все же она не могла пожаловаться, потому что в течение этого времени Бог благословлял ее разными способами.

Не потребовалось много времени, прежде чем карета миновала парк около больницы, и Кенди знала, что прибыла к месту назначения. Она никогда не любила прощаться со своими друзьями, но понимала, что другого выбора не было. Молодая женщина стояла перед старым зданием, пытаясь собрать необходимую смелость, чтобы войти в больницу.

Жюльен и Флэмми были так счастливы видеть свою подругу, что в начале едва могли вымолвить хоть слово, но им не нужно было много говорить, потому что Кенди была так взволнована, что некоторое время не позволяла им говорить, болтая и хихикая, как соловей весной. Она рассказала им о своих прошедших днях на фронте, что она там пережила и как скучала по всем в Святом Жаке, и поскольку волнению блондинки казалось, не было конца, вскоре она заставила двух брюнеток переполниться ее безграничным запасом энергии и улыбок.

Однако, Жюльен умудрилась объяснять Кенди, что ее муж Жерар был уволен по состоянию здоровья, но быстро поправлялся в больнице в Лоррейне. Она ожидала увольнения, чтобы она смогла поехать в эту область и, наконец, встретить его там. От Кенди не укрылось, что лицо подруги стало неожиданно моложе и лучилось радостью. Завеса печали, которая покрывала ее выражение в течение всего времени, что она знала ее, исчезла, показывая Кенди женщину, прежде не виденную. Молодая блондинка предположила, что она, наконец, встретила настоящую Жюльен, ту, которая не опасалась за жизнь своего мужа каждую минуту. Кенди восхищалась подругой даже больше, познав на собственном опыте, каково это, когда кто-то любимый сражается на фронте. Блондинка только что переносила подобное состояние в течение нескольких месяцев, а ее подруга выносила ситуацию в течение долгих лет.

– Я так счастлива за тебя, Жюли, – сказала ей Кенди с улыбкой. – Теперь ты сможешь немного подумать об усыновлении ребенка. Обещай мне, что подумаешь.

– Конечно, подумаю, – ответила Жюльен, улыбаясь в ответ. – В следующий раз, когда ты приедешь во Францию, тебе будут рады в доме Буссени, и ты наверняка встретишься с нашим ребенком.

– Будь уверена, – сказала Кенди Жюльен и затем, повернувшись к Флэмми, она спросила ее о планах на будущее.

– Ты знаешь, Кенди, я много думала о возвращении в Чикаго, – с сомнением отвечала Флэмми. – Даже если, что я действительно хочу повидать свою семью, это было так давно, когда я в последний раз их видела, что я не уверена, будет ли мне хорошо с ними, плюс...

– Плюс что? – с подозрением спросила Кенди, заметив в темных глазах Флэмми новый блеск, которого раньше там никогда не было.

– Флэмми хочет сказать, что у нее появился новый друг, и она не совсем уверена в столь скором отъезде из Франции, – объяснила Жюльен, помогая Флэмми выразить свои мысли.

Кенди наградила обеих брюнеток вопросительным взглядом. Румянец на щеках Флэмми и озорство в глазах Жюльен ясно показали ей, что они имели в виду.

– Это не то, что ты думаешь, Кенди! – поспешила прояснить Флэмми, поскольку поняла, что мечтательный разум Кенди уже сочинял романтичную историю. – Мы начинаем становиться друзьями, вот и все.

– И все, а? – дьявольски улыбнулась Кенди. – Ты и Ив, ты хочешь сказать.

– Ну, да, – пробормотала Флэмми, – он вернулся в больницу, но на сей раз как пациент.

– Его ранили? – спросила Кенди, сразу забеспокоившаяся, услышав, что ее друг был в больнице и совсем не на работе.

– Да, очевидно ему тяжко пришлось на фронте. Пуля поцарапала его ногу, и он временно ослеп из-за горчичного газа, но он останется в живых, – сообщила подробности Жюльен, – но с самого прибытия наш друг здесь получил хорошую заботу.

– Господи, девушка! – радостно воскликнула Кенди. – Это то, что я называю даром небес.

– Ладно, ладно, – со вздохом отвечала Кенди, – предоставь последнее слово времени в этом вопросе, – согласилась она, но внутри желала всем сердцем, чтобы жизнь могла, наконец, вознаграждать Флэмми за все прошлые страдания.

Женщины спросили блондинку, не хочет ли она увидеть Ива, но она отказалась, думая, что было еще слишком рано для такой повторной встречи. Было лучше позволить зажить внутренним ранам молодого человека, прежде чем они могли вновь увидеть друг друга.

Кенди также рассказали о визите Терри в Париж, и испытала большое разочарование, когда поняла, что они могли бы поехать обратно в Америку вместе, если бы она получила увольнительную всего-то несколькими днями раньше. Она тогда предположила, что это снова была одна из пропущенных нежданных встреч, от которых они столько раз страдали в прошлом. Однако, она приложила все силы, чтобы ободриться, думая, что впереди у них была целая жизнь.

Позже, после пары коротких часов беседы Кенди поняла, что уже настало время уезжать, если она не хотела опоздать на поезд. Молодая женщина посмотрела на двух своих дорогих подруг, которые провели с нею почти два года хороших и плохих времен, полные слез, смеха, опасности, боли и радости.

Она не знала, когда сможет увидеть их снова; возможно, должно будет пройти много лет до этого момента, который, возможно, может и не настать. Эта последняя перспектива стала огорчением в ее сердце, потому что каждый раз, когда мы говорим до свидания дорогому другу, потеря оставляет пустое место в наших сердцах, которые не смогут наполниться приобретением нового приятеля.

Тем не менее, Кенди узнала, что отъезды и прощания являются частью человеческих жизней, которых мы не можем избежать, и с этим приговором она обняла напоследок двух подруг, желая им самого лучшего в последующие годы. Молодая женщина покинула Святой Жак, бредя по древним залам, и когда она миновала внутренний сад, ее глаза зацепили чудо крошечного цветка, который все еще сопротивлялся прохладному осеннему порыву.

Кенди взяла цветок с собой, вложив его в свой молитвенник, как последнюю память о стране, где она облегчила свои страдания, завела новых друзей, вернула потерянные надежды и еще раз встретилась с истинной любовью.

Кенди также поехала к Отцу Граубнеру, но он был уже в церкви в Лионе, так что она не могла повидать его в последний раз, и она подумала, что так лучше, потому что было бы очень трудно прощаться с человеком, которому она так обязана.

Наконец, первого декабря Кенди была в Ливерпуле, ожидая судно, которое отвезет ее назад в Нью-Йорк.

Джордж Джонсон стоял рядом с письменным столом своего босса, в то время как молодой человек подписывал бесконечное число документов. Перо Альберта царапало каждую страницу ритмичным темпом, и время от времени он посмптривал на дедушкины часы в большом кабинете, и на его чертах отражалось явное раздражение. В этот момент Джордж вспомнил, как 30 лет назад отец Альберта впервые привел его в этот же самый кабинет, чтобы начать инструктировать и вовлечь его в комплексный мир финансов и спекулятивного бизнеса. Уильям Одри был добрым и благородным человеком, полностью преданный своим предприятиям, которыми он управлял, движимый строжайшими моральными принципами. Мужчина наслаждался своей работой с такой страстью, что это было заразительно, и Джордж, изучив бизнес, как свои пять пальцев, приобрел тот же самый энтузиазм. Уильям Одри никогда не смотрел на часы, когда работал.

Альберт подписал последнюю бумагу и, опираясь на кресло, он вытянул длинное тело с вопросительным взглядом в глазах, который Джордж сразу понял.

– Да, сэр, – сказал мужчина, кивая головой, где уже было несколько серых прядей в гриве, в прошлом столь же черной, как самая темная ночь, – еще через несколько минут начнут прибывать главные акционеры.

– Знаешь, Джордж, – произнес блондин, – я думал, что ты помог мне во всей этой огромной задаче, но ты никогда не высказывал своего мнения о принятых мной решениях.

– Ну, Вы никогда не спрашивали, мистер Одри, – просто ответил мужчина.

– Теперь я это делаю, – ответил Альберт, – ты думаешь, что я поступаю правильно?

На бесстрастном лице Джорджа появился намек на улыбку, и, садясь в кресло перед Альбертом, он, наконец, заговорил:

– Вы знаете, сэр, я работал на Вашего отца, начиная с моей юности, и все время, пока я имел привилегию наблюдать его заключающим сделки и обдумывающим новые идеи об улучшении семейного бизнеса, который он, в свою очередь, унаследовал от своего отца, я всегда видел его полным энергии и энтузиазма. Он любил свою работу и наслаждался каждой секундой, проведенной в этом кабинете до того дня, когда он скончался. Однако, когда я вижу Вас за работой, несмотря на весь талант, Вы очевидно обязаны делать бизнес; я могу сказать, что Вы не наслаждаетесь этой работой, но переносите ее, как если бы это было наказанием. Разве я не прав, сэр? – спросил мужчина, глядя прямо взгляд в лазурные глаза Альберта.