Текст книги "Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)"

Автор книги: Элис Авалос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 44 страниц)

– Мы понимаем, отче, – ответил Терри, – но Вы также знаете, что любовь – это более высокая власть.

– Вы просите, чтобы я ослушался свое начальство? – нахмурившись, спросил Граубнер.

– Не совсем, отче, – осмелилась сказать Кенди. – Мы просим, чтобы Вы забыли свои приказы на несколько минут... Я уверена, что никто бы и не заметил, – закончила она с улыбкой, которая расплавила бы и железо.

Мужчина постарше, не в силах больше скрывать свое веселье, некоторое время хохотал над комментариями девушки, а пара смотрела друг на друга, изумленная внезапным изменением настроения священника.

– Um Himmels Willen! – воскликнул Граубнер, сгибаясь от смеха. – Я... Теперь я понимаю, почему вы двое так влюблены друг в друга. Вы пара мятежников. Вы когда-нибудь думали о правилах, дети мои? – задался он вопросом между смешками. – Но... ладно... Иисус Христос был тоже мятежником... Так что Бог их благословляет.

– Значит ли это, что Вы согласны? – спросила пораженная Кенди.

– Конечно, согласен, дитя мое! – с улыбкой подтвердил священник. – На самом деле, я мог бы избавить вас от объяснений, я знал, что было причиной вашего посещения с момента, когда увидел ваши лица.

– Тогда Вы хорошо провели с нами время, – прокомментировал молодой человек со злобной улыбкой. – И никогда не думали отказать нам в этом одолжении... Вы были бы хорошим актером, отче.

– Я просто не мог ничего поделать, – ответил мужчина постарше. – Но, дорогой Терренс, ты отлично знаешь, что меня не особо волнуют приказы моих старших, когда они идут вразрез с моими принципами. Да вы имеете понятие, сколько венчаний я провел с начала войны?.. Я и счет потерял! – заключил он, и пара рассмеялась над озорством священника.

Епископ Бенуа был в Риме, с визитом к Римскому папе, так что Эрхарт Граубнер имел дом в своем полном распоряжении и на все необходимое время.

Дом был большой, удобный и со своей церквушкой.

В этом тихом и сокровенном месте, украшенном изящными ионическими колоннами, версальским паркетом на полу, двумя отдельными хрустальными вазами со свежими белыми нарциссами на алтаре и серебряном распятием как единственным религиозным знаком на голубых стенах, венчались Кендис и Терренс вечером 1-го сентября 1918 года.

Они были за тысячи миль от своей родины, никто из друзей или родственников не был приглашен, не было времени, чтобы купить роскошное свадебное платье для невесты, жених не был одет в смокинг, не было ни шафера, ни подружек невесты, или музыки или торта, а кольца были сначала ношены другой парой, женатой 25 годами ранее. Однако, молодой аристократ и его невеста казалось, не обращали никакого внимания на все эти несоответствия. Была только одна-единственная правда, которая имела значение, что та же самая судьба, которая заставила их разлучиться, наделала ошибки, позволяющие им вновь встретиться друг с другом в вихре войны, а любовь довершила остальное. Какие-либо соображения вне этого факта были бесполезны.

Несмотря на несоответствия, Граубнер никогда, за всю свою жизнь священника, не видел невесты красивее или жениха ослепительнее, чем те, что стояли перед ним этим вечером. Молодая блондинка купалась в тускнеющем свете люстр, которые заставляли ее золотые волосы и глубокие зеленые глаза сверкать бесчисленными блесками, а молодой человек рядом с ней, все еще слишком удивленный неожиданным благословением, не находил места, чтобы сосредоточить внимание, кроме как на белой нимфе, на которой он женился.

Церемония была краткой и скорее неофициальной, но была выгравирована в сердцах возлюбленных до конца их дней. Каждый жест, каждое слово, тишина и взгляды, которыми они обменивались в тот момент, когда произносили свои клятвы, никогда не будут забыты, даже если они проживут сотню лет... даже если смерть разлучит их.

– Я, Кендис Уайт Одри, обещаю любить тебя, Терренс Грэм Грандчестер, в бедности и богатстве, здравии и болезни, до конца своих дней и пока смерть не разлучит нас, – сказала она, а слезы катились по ее розовой щеке, и он должен был сделать большие усилия, чтобы удержаться от объятий в этот момент. Все же у него остались силы, чтобы подождать еще, чтобы произнести свои собственные клятвы.

– Я, Терренс Грэм Грандчестер, обещаю любить тебя, Кендис Уайт Одри, в бедности и богатстве, здравии и болезни, до конца своих дней и пока смерть не разлучит нас, – отвечал он, зная, что это были важнейшие строки, которые он произносил в своей жизни.

Молодая женщина посмотрела на Терри, понимая, что теперь все ее планы, надежды, жилище, имя и целая жизнь будут связаны и пропитаны высокомерным благородным человеком, которого она однажды встретила в Англии. Он, который стал ее закатом и рассветом, был наконец связан с ней так, как никто другой. Кенди тогда почувствовала, что большое приключение в ее жизни поистине началось.

– Тогда от имени Святой Церкви я объявляю вас мужем и женой, – сказал священник, и пара не дала ему времени сказать больше, потому что жених не дождался разрешения поцеловать свою невесту. Но отец Граубнер не жаловался.

Впервые целуя свою жену, Терренс чувствовал, что освободился от тяжелого груза, который его плечи несли в течение долгих лет. Наконец, в руках с женщиной, которую он любил, он нашел свой истинный дом и мог отдохнуть душой.

Во время войны обычное дело, что бедные люди становятся нищими, а те, кто однажды были богаты, делают несколько шагов вниз по социальной лестнице, и иногда сталкиваются с различными экономическими проблемами, которые ведут их к банкротству. Это был случай Мадам Жильбер. Ее муж, богатый коммерсант, умер 15 годами ранее начала войны, и без его управления их богатство, благосостояние Жильберов драматично уменьшилось после 1914 года. Так что Мадам Жильбер, будучи дамой оптимистичной, решила использовать свой большой дом в качестве гостиницы, чтобы заработать франки, которые не могло обеспечить наследство ее мужа.

Дом Жильберов был построен в XVII веке. Он был в «предреволюционном» стиле с лучами дуба на потолке и толстыми каменными стенами. Резиденция располагалась в сердце «Quartier Latin» прямо на улице Mесье Принца, недалеко от Люксембургского Сада. Место было тщательно убрано, удобно и очаровательно, и Терри случайно выбрал его днем, когда покинул больницу. Тогда он никак не мог себе представить, что это будет место, где он и его жена проведут свою брачную ночь.

Когда один из посетителей вошел в дом в сопровождении молодой белокурой женщины, Мадам Жильбер, которая была за регистрационным столиком, как обычно, не сделала ни единого комментария.

 После пребывания в качестве владелицы гостиницы почти четыре года в течение войны, она привыкла к таким сценам, и приняла их, как есть, самым естественным образом. Тем не менее, когда она ощутила особую ауру, окружающую эту пару, она не могла не вздохнуть, припоминая былые дни, когда она была безумно влюблена, как молодая женщина, которая поднималась по лестницу с великолепным румянцем, покрывающим ее белые щеки.

– Сделай этот момент для нее прекрасным, Божья Матерь, – сказала женщина, перекрестившись.

Соловьи монастырского сада,

Как и все на Земле соловьи,

Говорят, что одна есть отрада

И что эта отрада – в любви...

И цветы монастырского луга

С лаской, свойственной только цветам,

Говорят, что одна есть заслуга:

Прикоснуться к любимым устам...

Монастырского леса озера,

Переполненные голубым,

Говорят, нет лазурнее взора,

Как у тех, кто влюблен и любим...

Игорь Северянин

Комната была почти темна, лишь робкая свеча на ночном столике освещала место, которое внезапно показалось таким теплым, когда она вошла. Я медленно закрыл дверь и секунду подождал, прежде чем повернуться к ней лицом.

В тусклом свете свечи я видел, как она освободила волосы от белого банта, который носила, позволяя золотому каскаду невозможных кудрей опуститься на спину. Я столько раз мечтал об этом моменте, но вид женщины предо мной был за пределами моих самых диких грез.

Я оглядела спальню, и все, что я могла увидеть, казалось просто совершенным. Место было теплое и удобное, здесь было выдвижное окно с приятным видом оживленных улиц, которое утром позволяет солнечным лучам проникать в спальню. Слева был кедровый письменный стол с букетом красных роз. Кровать была накрыта вязаным покрывалом, представляющим собой настоящее произведение искусства. Хотя я не могла оценить эти детали на первый взгляд, настолько волнующейся и испуганной я была. Я никогда не была так напугана и счастлива в одно и то же время, как ощущала я в этот момент.

Я подошла к окну, повернувшись к нему спиной. Я не могла не принимать во внимание то, что по существу собиралось произойти между нами этой ночью... но кроме элементарных знаний, полученных в школе медсестер, я была абсолютно наивна. Как полагается вести себя женщине в таких ситуациях? Как я могла встретиться с такой близостью, если даже его поцелуи заставляли млеть и таять мое тело?

Пытаясь найти облегчение своему запутавшемуся разуму, я ослабила бант, державший волосы. Секунду спустя я почувствовала его руки на своих плечах, заставлявшие меня повернуться к нему лицом, и более я размышлять не могла.

Я покрыл расстояние между нами, и мои руки опустились на ее плечи. Когда я смог посмотреть на ее лицо, я заметил, что она застенчиво потупила глаза. До меня дошло, что это будет ее самый первый раз, и даже когда мысль переполнила мое сердце огромной радостью, меня это также и чрезвычайно взволновало.

Я не хотел напугать эту молодую сирену, которую обожал и желал со школьных времен, и которая невероятной и счастливой волею судьбы была моей недавно венчанной женой.

Я наклонил ее лицо, беря ее за подбородок одной рукой, используя другую, чтобы обвить ее крошечную талию. Я одарил ее легким поцелуем и сопротивлялся всеми своими силами, чтобы продолжать и наконец выпустить сокровенные желания внутри себя.

– Маленькая девочка с веснушками, – ласково сказал я, – это может быть чудесным и неповторимым опытом для нас обоих. Не бойся, я позабочусь о тебе. Давай раскроем вместе секретные экстазы, которые любовь сохранила лишь для таких везучих созданий как ты и я, – шептал я ей на ухо.

Она подняла затопленные зеленые глаза, маленькие аквариумы, полные света и дрожащих теней, чтобы взглянуть в мои.

Когда я услышала его слова, я почувствовала, как мои страхи медленно растаяли от звука его голоса, который никогда не был так нежен, как в этот момент. Внезапно я поняла, что могу быть в безопасности в его объятиях. С этим новым доверием я взглянула в его синие глаза и поняла, что он тоже волновался.

– Со мной все будет хорошо, Терри, – молвила я своим самым мягким тоном, стараясь, чтобы он почувствовал себя более непринужденно, и потом, сама себе удивляясь, добавила: – Я хочу быть с тобой настолько, насколько ты хочешь быть со мной.

Ее милые слова заставили мою кровь почти взорваться, но я должен был хранить контроль над своими порывами, что требовали от меня взять ее прямо здесь и сейчас. Я знал, что должен быть терпеливым и нежным. Я просто слегка обнимал ее, а она покоилась головкой на моей груди. До меня доносилось ее тонкое дыхание, наполняющее мои чувства смесью роз и земляники.

Моя щека ощущала шелковистое касание ее золотых волос, и я желал больше чем когда-либо прежде приласкать эти непослушно кудрявые волосы. Возможность желать и утолять это желание в то же самое время было чем-то новым для меня, так что я, кажется, погрузился в ослепительный золотой лабиринт, столь же изумленный восхитительной гривой Кенди, как и девчушка на мосту.

– Я открою тебе секрет, – прошептал я, лаская ее длинные локоны, – когда я был подростком, иногда я верил, что ты была ненастоящей.

– Кем же я тогда была? Эльфом? – спросила она, хихикая на моей груди.

– Не-а... феей с невероятно кудрявыми белокурыми волосами, – объяснял я, и мои слова заставили ее поднять голову и взглянуть прямо мне в глаза. Она не говорила ни слова, но я знал, что ее глаза улыбались.

– Но потом, – продолжал я, – я понял, что ошибался.

– Так ты понял, что я была всего лишь девушкой... – заключила она.

– Неправильно, – ответил я, кладя указательный палец на ее носик. – Я понял, что ты была ангелом... моим ангелом, – сказал я, приглушая последние слова на ее губах, и заметил, что она начинала привыкать к моим поцелуям, ибо отзывалась почти немедленно.

– И он еще раз поцеловал меня... Который по счету был этот поцелуй? К этому времени я не могла сказать. Начиная с нашего второго поцелуя на мосту, он искал мои губы так много раз, что было невозможно перечесть... Однако, я поняла, что с каждой новой встречей с его тревожный ртом мое тело все более узнавало об этом человеке, кого я неожиданно приняла как своего мужа... Вскоре его ласки стали горячее, и я ощущала, как мое тело естественно отзывалась на его запросы. Я так затерялась среди его поцелуев в шею, что не заметила, как он начал расстегивать мое платье.

Начиная с нашего объятия на мосту Святого Мишеля, я не касался ее шеи, сознавая непреодолимое колдовство этой ласки и вечно боясь потерять контроль над своими импульсами. Но здесь, в середине полутемной комнате мы впервые наслаждались удовольствием полной близости. Что могло остановить меня от того, чтобы разделить с моей женой всю страсть, которую я сохранил только для нее?

Тогда мои руки добрались до пуговок на ее спине, и я, в конце концов, сделал вывод, что профессия портного была определенно недостойнейшей из всех.

Как умудрился кто-то выдумать платье с более чем двадцатью крошечными застежками? Несмотря на мое раздражение, я должен был признать, что глубоко наслаждался, зная, что вот-вот открою красоту, о которой всегда мечтал.

Как только я закончил с последней противной пуговицей, мои руки пробежали по ее спине, чувствуя тонкий материал ее комбинации и мягкую кожу, которая была непокрыта, пока не достиг шеи, которую еще дегустировал. Я ощущал, как дрожит ее тело, когда мои пальцы медленно опустили плечи платья, и она, наконец, осознала, что я почти снял с нее одежду.

– Я почувствовала, как его губы отделились от моего горла, и его глаза поднялись, чтобы взглянуть в мои. Я была загипнотизирована его зеленовато– синими глубинами до пункта, где моя обычная защита была крайне низкой. Я знала, что он всегда имел эту власть надо мной, но этой ночью он использовал свое соблазнительное оружие со всей своей мощью. Он пробежал руками по моим плечам, и я заметила, что он уже раздевал меня. Как если бы он ласкал меня, в то же самое время, как он заставлял мое платье медленно упасть к моим ногам.

Даже, когда я не была на самом деле нагой перед ним, я так стеснялась в этот миг, что каждая частичка моего тела казалась неудобно несовершенной в моих глазах. Тем не менее, первые ощущения смущения исчезли, как только он нежно заставил меня посмотреть прямо на него. И я могла прочесть в его глазах, что он не был разочарован. Но долгое путешествие за пределы скромности только начиналось. Он вел, и я знал, что последую за ним туда, куда бы он взял меня.

С большим недоверием я смотрела на него, а он держал мои руки, кладя их себе на грудь.

– Пожалуйста, сделай это для меня, – попросил он. Я знала, что он хотел, чтобы я расстегнула ему рубашку, и когда он увидел мое ошеломленное выражение, он ободрил меня той самой озорной улыбкой, которая всегда заводила меня. – Тебе ведь не впервой, моя милая медсестра, – пошутил он.

– Теперь это другое, – слабо возразила я.

– Действительно... но просто представь, что нет.

Я наблюдал, как она серьезно расстегивала каждую пуговицу на моей рубашке, всеми фибрами души наслаждаясь одним из самых эротических опытов, которые когда-либо у меня были. Вскоре я был наполовину обнажен, руководя ее ласками моего тела. Принимая ее застенчивые наступления на своей груди, я постигал, как профессионально она действовала все это время, пока заботилась обо мне. Я ощущал, что она также желала меня, но она была так очаровательно робка, что не могла избежать почти несходящего румянца. Странно, но ее застенчивость привнесла еще больше обольщения.

– Ты не представляешь, что ты со мной делаешь, Кенди, – хрипло простонал я. – Ты околдовала меня, женщина. Что за чары ты на меня наложила?

– Я просто любила тебя, Терри, – нежно ответила она, пока ее пальчики медленно скользили по моему торсу и плечам, заставляя меня вздрагивать от ее касаний, – всем моим сердцем. Ни единого дня за эти годы я никогда не переставала думать, мечтать о тебе.

На этом месте я не мог больше сдерживаться и сгреб ее в свои руки, сжимая ее соблазнительные изгибы и требуя ее влажного рта по новообретенному праву мужа.

Мы упали на кровать и покатились, пока я не оказался на ней, своим весом сминая ее нежное тело. Мои руки были свободны от преград, которые еще сдерживали их прежде и начали исследовать мягкие линии ее географии, запоминая и отмечая в моих чувствах то, что мои глаза уже заучили наизусть с первого дня, когда остановились на ней. Я желал Кенди с тех пор, как увидел ее в тумане.

Той первой ночью после нашей краткой встречи я лег спать, думая о нежном диком цветке, с которым только что столкнулся. Никогда раньше девушка не казалась мне такой смелой и уверенной в себе, как эта невысокая блондинка с глазами, убивающими наповал своим зеленым блеском. Я помнил, как тонкий материал ее платья обтекал мягкие изгибы ее подросткового тела. Мой нахальный разум не мог не окунуться в мысли о радостях, что покрывало платье.

Той ночью я уснул, представляя, что раскрыл восторг ее наготы, требуя себе право на обладание всеми ее милостями.

Но теперь эта самая красота, с телом, более зрелым и великолепным, поскольку соответствовало полностью преобразившейся женщине, была в моих руках, ее дыхание учащалось и учащалось, ее руки неистово водили по моей спине и бокам, ее рот был открыт и отдан мне на жадное исследование.

Я мягко потянул ее, чтобы уложить на моем левом боку. Мои губы неохотно оставили ее лишь затем, чтобы атаковать с равной страстью ее горло; я жаждал этой сливочной длинной шеи.

Что происходит, когда Терри держит меня в своих объятиях? Я все еще не могу сказать, несмотря на годы... Я только знаю, что он становится хозяином чувственной игры своим соблазнительным касанием, и подсознательно я рада участвовать, следуя за ним.

Когда мы оказались на кровати, я чувствовала, что мы уже перемещаемся в мир, который я никогда себе не представляла. Теперь все было открытием. Ничто, что бы я ни читала или видела, не подготовило мой разум и тело для этой встречи кожи и душ. Он плавал по моей шее и горлу, пока не добрался до плеч, и я почувствовала, как он медленно опустил полоски шнурка моего лифчика. Вскоре он оставлял влажный след на моих плечах и обнаженных руках, а мое тело все дрожало. В то же время я ощущала его руки, бегущие вдоль моего тела, касаясь страстными ладонями и пальцами мест, которые раньше казались мне недоступными, придавая моим ногам и бедрам под нижней юбкой форму, как гончар глине.

Неожиданно он прервал свое страстное объятие, а его руки переместились вверх. Он поднял торс, и снова эти синие мечи его глаз проникли в мой дух с его взглядом. Он медленно развязал ленты, которые держали мою комбинацию, и затем я вспомнила, что это была последняя часть одежды, которая покрывала наготу моей груди.

Тогда мой рот достиг границы этих белых холмов, что оставлял непокрытым вырез комбинации. И тогда я понял, что она не носила корсет, как большинство женщин делало в то время. Я улыбнулся про себя от этого открытия. Моя веснушчатая девочка была мятежником даже в этих деталях, смело идя против общественных предписаний. И для меня, это простое открытие женского бунта означало, что красота ее высокой груди, которой я втайне восхищался в больнице, всегда скрытой под униформой медсестры, была результатом не тугого корсета, а ее естественным даром.

Моя рука не могла сопротивляться лихорадочному желанию, которым я так долго томился, наполнить мои ладони и пальцы соблазнительной грудью любимой женщины. В этот момент будто неземная радость распахнула двери и позволила мне увидеть золотые лучи небесной земли. Ее грудь была мягкой и упругой одновременно; она прекрасно подошла моей ладони, будто они были созданы друг для друга. Она застонала от удовольствия.

Моим рукам не потребовалось много времени, чтобы развязать шнурки комбинации. На мгновение я остановил свою дикую атаку ее тела, чтобы торжественно созерцать великолепное зрелище своих рук, раздевающих ее, поскольку бесценный вид ее обнаженной груди впервые открылся мне. Я заметил легкий след волнения на ее лице, и снова ощутил страх перед этой девственницей, которая была незаслуженно пожалована мне. Я взглянул ей в глаза и, держа ее нежное личико в своих руках, сказал ей:

– Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел, любимая, – дрожащим голосом произнес я. – Не надо стыдиться своей красоты. Пожалуйста, позволь мне разделить с тобой скрытые чары физической любви. Я обещаю, что это будет приятно для нас обоих.

Некоторые говорят, что я симпатичная, но я всегда сомневалась в их суждениях. Тем не менее, в этот момент Терри заставил меня почувствовать себя прекрасной и желанной, словно греческая богиня, и неожиданно я перестала стесняться. Даже тогда, когда он начал покрывать поцелуями мои чувствительнейшие уголочки, выпивая из моей груди всю мою душу, или когда его руки закончили ритуал, освобождая нас обоих от остатков одежды.

Я не в первый раз видела его обнаженным, но обстоятельства были настолько другими. Тогда в операционной меня заботило лишь спасение его жизни, но теперь, посреди темноты, едва освещаемой свечою, он представлял собой захватывающее дух видение. И я, созерцающая его мужскую красоту, впервые восхищаясь величественным зрелищем наших различий, а он смотрел на меня, как будто я была единственной женщиной на Земле.

Я протянула руку к его лицу и отбросила несколько каштановых прядей, которые накрывали его милый лоб. Я не знаю, что я сделала в этот момент, но, должно быть, мои мысли во вздохе передались его сердцу, потому что он улыбнулся мне, и его лицо осветилось огнем, которого я никогда не видела в нем. Я обвила руками его шею, и мы официально начали исследовать наши тела в общем приключении, которого никогда не смели вообразить во всей его степени.

Мы бесконечно признавались друг другу в нашей взаимной любви; нашими трогательными словами, нашими губами, каждой новой лаской, которой мы учились, каждым биением сердца, которое яростно учащалось, внутри наших неясных стонов, всеми нашими вздохами и каждой мыслью, которую мы могли разглядеть один в другом. В этом волшебном восторге, где не существовало границ между его и моим телом, то, как его руки отливали мои изгибы и мои – его поджарые мышцы, было лишь логическим последствием нашего предыдущего духовного соединения.

Я не отводил глаз от своей жены и задавался вопросом, когда мой ангел успел превратиться в соблазнительную Афродиту, впервые делящую со мной постель. Она была даже красивее, чем в моих самых честолюбивых мечтах, и в то же время меня неистово привлекала и пугала ее невозможная красота. А вдруг она исчезнет, если я опять до нее дотронусь? Я колебался. Но ее ласковое касание моего лба убедило меня, что, несмотря на мою невероятную судьбу, это все-таки явь. Мое сердце бурлило от радости, так что у меня не было иного выхода, кроме как выпустить этот разгорающийся огонь через мои ласки, простым способом, который создал Господь, чтобы выразить то, что находится за пределами человеческих слов.

Я простирался до каждой возможности, которую блаженная география предлагала мне в качестве щедрого подарка. Мои руки и губы измерили и попробовали каждую частичку ее молочной вселенной, а мой пульс бился в таком темпе, который я никогда не думал, что могу выдержать и остаться в живых. Что бы я ни познал как удовольствие прежде, стало жалким и нелепым по сравнению с высшим блаженством, созданным из восхитительных изгибов и пульсирующих долин. Вскоре все превратилось в сладостные женские стоны в моих ушах, лепестки роз под кончиками моих пальцев, обширные горизонты шелковистой кожи, фонтан ароматов, пробудивших мои самые сокровенные желания, пока мои руки ласкали драгоценность меж ее бедер.

Что бы я ни желала от его тела, ничто не могло сравниться с тем, что он дарил мне этой первой ночью. Даже, когда я подумала, что растаю в его объятии, я пришла к выводу, что я преодолела первое потрясение, и мое сердце начало приказывать мне ласкать его все смелее с каждым разом. Дрожащими пальцами, слишком неопытная, но полная любви, я принимала каждую часть его крепкого тела, удивляясь гладкому контакту его кожи.

Никто никогда не говорил мне, как должно жене доставлять удовольствие своему мужу, а с другой стороны, я ведь игнорировала длинный список придуманных нашим обществом запретов, ограничивающих женский чувственный опыт. Тогда, я лишь повиновалась единственному разумному совету, данному подругой: следовать своему сердцу. Так что я инстинктивно делала то, что любовь диктовала мне, каждой новой лаской открывая места, разжигавшие в нем огонь.

Что касается его наступлений, смелеющих с каждой секундой, то они вели меня на грань удовольствия, и я ощущала, как незнакомое тепло прокралось из низа живота, наполняя мое тело и заставляя меня истекать желанием его еще большей близости, превыше объятий, так, как мужчина может быть близок к женщине.

Мне не нужно было говорить ему, чего я хотела. Он опять прочел мои мысли.

Эта женщина, которую я встретил, когда мы были только подростками. Эта женщина, которую я с тех пор безумно полюбил. Эта женщина, которую я потерял из-за своей глупости в прошлом и только что вернул божественной милостью, которой, я был уверен, что не заслуживал, вот-вот должна была стать моей и только моей, потому что я решил, что буду не только ее первым, но и ее единственным.

Я смотрел с нежным огнем в ее изумрудные глаза, и она возвратила взгляд с такой же любовью. Она знала, что я собирался овладеть ей, и посреди страсти на ее прекрасном лице показалась еще и странная смесь торжественности и радости.

– Будь моей, – прошептал я ей, снова вдыхая опьяняющий запах ее волос. – Будь моей женщиной, моей женой, моей единственной.

– Не бойся, возьми меня сейчас, – ответила она, и я медленно вошел в ее плоть, обнаружив к своей радости, что ее тело несильно сопротивлялось, чтобы принять меня.

Она задохнулась при первом касании, и я подумал, что это была боль ее первого раза. Это до смерти перепугало меня. Я никогда не был с девственницей, и чувствовал ужасную вину за то, что сделал больно ей, моей Кенди, которая была моей самой дорогой привязанностью.

– Прости меня, любимая, – просил я, нежно обнимая ее и целуя в губы еще раз.

– Не нужно жалеть. Просто люби меня, Терри, – пробормотала она среди моих поцелуев.

Я затих на бесконечный момент, позволяя ей привыкнуть к высшему контакту наших тел, но позже я почувствовал, как ее напряжение исчезло, оставляя комнату новой потребности моего тела внутри ее. Ее толкнувшиеся бедра заставили меня понять, что первая боль была для нее незначительной, и она стремилась продвинуться в наше интимное объятие.

То, чего недоставало целую вечность, просто отыскало свое место, когда он принял меня в свое самое интимное объятие. Тогда я могла охватить понятие, что значит быть женщиной, окончательную причину той любви, которую я чувствовала к нему так долго. То, что было тайной во время моей юности, все те опасения, сомнения и неуверенности, то, что было только страстным желанием в течение стольких лет, которые привели к нашей разлуке, вся боль и страдания, все испарилось во вдохе, и я был заполнена. Он был мой, со мной, внутри меня, и поток бурлящего удовольствия начинал достигать своего пика.

Затем будто яркий свет ослепил мои глаза. Следующие моменты были заманчивы. Я никогда не чувствовал такую огромную радость и боль в одно и то же время, как будто с каждым движением моего тела к ней моя душа умирала и возрождалась. Волны переполняющего восторга накрывали наши тела с возрастающей силой, а обжигающий огонь внутри нас добавлял и добавлял жара.

Итак, это было то, что означает заниматься любовью. Это было нечто выше простого секса, и прежде я никогда не испытывал такого чуда. Она была здесь, отданная в мои сокровенные ласки, на ней, вокруг нее, внутри нее. Лицо Кенди исказилось от страсти, произнося мое имя в глубоких криках, а ее ноги и руки обнимали меня. Удивительно, но сознание того, что она наслаждалась нашим любовным обменом, было куда приятнее, чем мое собственное удовольствие.

Она напряглась в необычайном проявлении электрической энергии, выкрикнув мое имя, и я почувствовал, как в этот самый момент неизвестный ток пробежал по моему позвоночнику. Будто в этот волшебный момент наши тела окунулись в поток бурлящих грез, оба уносясь, пока не достигли душистых лугов далекой земли, пойманные в пузырек мирного истощения.

Я упал на нее с хриплым стоном и зарылся головой во впадину ее шеи. Она выпустила мое тело из тисков ее ног, и мы улеглись, все еще запертые друг в друге. Я ощутил необъяснимую боль, идущую из груди, – узел внутри сердца переместился к горлу, ища выход. Он стремительно добрался до легких и голосовых связок и не выпускал мою душу, пока я не разразился слезами, громко рыдая.

Я с новой силой стиснул мое маленькое сокровище, боясь, что она исчезнет как сон. Я помню, как громко плакал без стыда.

– Кенди, Кенди, Кенди! – снова и снова повторял я между всхлипами, чувствуя, что мои крики не собирались проходить, и сжимая ее тело, тогда как она отвечала на мою вспышку увещеванием и нежными ласками. – Я думал, что потерял тебя навсегда, – признавался я со слезами. – Я блуждал по жизни таким одиноким и обезумевшим без тебя... Без тебя так темно.

Она нежно улыбнулась, как умела только она, той особенной улыбкой, которая, я знал, предназначалась только мне и никому другому на этой Земле.

– Мне тоже было так одиноко без тебя, Терри. Без тебя так холодно, – шептала она, – но теперь никто и ничто не разлучит нас. Я – твоя жена.

Ее слова и нежная забота облегчили мою внезапную боль, и мое сердце наполнилось милой безмятежностью. Я погрузился в самый глубокий и спокойный сон, которым когда-либо наслаждался; внутри утвердилось чувство незнакомой завершенности. После вечности тоски моя душа нашла свою потерянную половину.

Секунду спустя после того, как он достиг небес, я присоединилась к нему, а потом все стало мягко падать, как перышко, парящее в воздухе, пока, наконец, не опустится на тихую воду поющей лагуны. Он плакал в моих объятиях, и я плакала вместе с ним. Я столько раз говорила себе, что наша любовь умерла, что нет никакой надежды снова его увидеть, несмотря на то, что мы оба были живы... А теперь мы были здесь, соединяя все наши вселенные в одно чудо. После этого все стало миром и завершенностью.