Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
– К Зигмунду, говоришь? А почему тогда он за тобой по деревне с корзиной таскается?
– Понятия не имею, – теперь уже получилось совершенно искренне. – Наверное, постой отрабатывает.
– Вон оно что! Так этот светлокудрый витязь у тебя еще и живет? Ты знаешь, если бы не человеческое свечение, его можно было бы спокойно принять за одного из моих рослых сородичей.
– И ничего он не кудрый, а... прямой, – совсем не умно ляпнула я, борясь с нахлынувшим, вдруг стыдом. – И вообще... Как ты сюда попала? У тебя же провиантом домоправительница занимается.
– Так и она здесь, – кивнула Гелия на внушительный тыл громко торгующейся с мясником дамы. – Просто, случай особый. Я даже сама хотела к тебе заскочить по этому поводу... Вот было бы... любопытно, – задумчиво закончила она, встречая взглядом вернувшегося к нам Ветрана. – А, кстати, приходите оба.
– Куда? – в голос выдали мы.
– Так у Колина, моего мужа, день рождения через три дня, – еле сдерживая улыбку, ответила алант. – Мы обычно его не празднуем, но в этом году все старшие дети обещали слететься. Разве не особый случай?... К Зигмунду, значит? – хмыкнув мне в полголоса, пошла она тараном на загородившего проход музейщика. – Мы вас ждем!
– Всего доброго, – едва успел отшатнуться Ветран, шибанув-таки, корзиной засмотревшегося на мясные рулеты покупателя. – Простите.
– День рождения, – сосредоточенно прищурившись, повторила я. – И сколько же ему, интересно, исполняется?
– Что ты говоришь?
– Да так... – дернула я головой, размывая воображаемый столбик из цифр. – Пойдем копченки покупать.
– Я уже.
– Что, 'уже'? – удивленно открыла я рот.
– Купил, – смущенно расплылся мужчина и откинул край еще совсем недавно аккуратно сложенной на дне корзины салфетки. Под ней, кроме связанных в пучок миниатюрных колбасок радовал глаз большой шмат сала, присыпанного солью с перцем и приличный кусок говяжьей мякоти.
– Ветран, а откуда у тебя на все это деньги? – перехватившим голосом пробасила я.
– На постоялом дворе сэкономил, – поспешно буркнул мужчина и, ухватив меня за руку, потащил вон из лавки. – Что ж ты так кричишь, Анастэйс? Перед людьми же стыдно.
– Перед людьми стыдно? – припустила я следом за ним по мостовой. – А ночевать под нашим забором тебе не стыдно? Да что у вас за музей такой? Ты меня, вообще, слушаешь?
– Я тебя слышу, – внезапно остановился мужчина. – Нормальный... музей. И давай вообще этот разговор про деньги закончим. Я же обещал тебе помогать?
– Обещал, – согласно кивнула я. – Но...
– Вот и все, – поволок меня музейщик дальше по улице. – Разговор закончен.
– Нет, не закончен.
– Что еще? – вновь застыл мужчина.
– Иди, пожалуйста, по медленнее... Я за тобой не успеваю.
Ветран, видимо приготовившийся к затяжному препирательству, удивленно вскинул брови, а потом, вдруг, улыбнулся:
– Хорошо, – и крепче перехватил мою ладонь. – Пошли?
– Пошли, – промямлила я, не предприняв даже робкой попытки освободиться. – Только нам еще за хлебом и калачами надо зайти. Это через дорогу и вообще, в другую сторону...
Через дорогу и в совершенно другой стороне прямо в центре дощатой площади с распахнутыми на нее лавками всех мастей шла полноценная культурная жизнь – в Мэзонруж приехал залатанный балаганный фургон. Что он забыл в нашей деревне в это буднее утро, да еще и задолго до Медового спаса, ума не приложу. Может, просто заблудился во времени и пространстве. Говорят, с артистами такое бывает: выступают в одной таверне, а просыпаются... Прямо, как наш поэт Аргус. Который, впрочем, тоже здесь присутствовал. И даже участвовал, тренькая на своей раздолбаной лютне в такт прыгающему через горящие кольца акробату. Правда, соотношение выступающих и зрителей сильно перевешивало в сторону первых. Видно, поэтому мужчина, едва завидев меня, тут же перекинул свой инструмент через плечо и поспешил навстречу:
– Лучезарного дня, Анастэйс! Неужто, пришли насладиться?
– И вам не замерзнуть, Аргус. Нет, мы здесь проходом, – в ответ оскалилась я. – Как ваши поэтические будни?
– О-о, лучше не спрашивайте, – тяжко вздохнул тот, а потом добавил. – Четыре дня не били – уже замечательно... Анастэйс, представьте меня вашему... спутнику, – опустил он глаза на наши, по прежнему сцепленные руки.
– С удовольствием, – тут же освободила я свою. – Аргус, местный поэт и борец за вдохновение... Ветран, научный коллега Зигмунда, – кивками указала я мужчинам друг на друга и дождалась рукопожатия.
– Научный коллега... – со значением протянул поэт. – Уважаемый Ветран, может, посидим сегодня вечером в 'Лишнем зубе' за чаркой вина, побеседуем о проблемах нравственности? Меня, знаете, она очень сильно волнует.
– Охотно верю, – бросил музейщик ответный оценивающий взгляд на пожухлый синяк Аргуса. – Только, к сожалению, все мои вечера заняты уважаемым Зигмундом с его... проблемами, – и вновь поймал мою ладонь. – Всего доброго, Аргус.
– И вам всех благ, – в развороте проследя за нами, стянул тот со спины свой инструмент. -
Что стоит в мире волшебство?
Кто даст мне цену за него?
И пусть огромна та цена,
Я заплачу ее сполна... – понеслась нам вслед вольная интерпретация народной песенки.
Я на ходу обернулась, чтобы выразить свое отношение к репертуару Аргуса, но увидев лишь его вальяжно удаляющуюся спину, скользнула взглядом по всей площади... Потом еще раз и уже развернулась целиком, суматошно шаря глазами по ее центру и народу у лавок, ненароком дернув при этом Ветрана за руку.
– Нам еще куда-то... – удивленно произнес он, а потом остановился и тоже заозирался по сторонам. – Анастэйс...
– Что?..
– Ты знаешь...
– Что?..
– А-а... ничего, – поймал он на себе мой пристальный взгляд и растерянно расплылся. – Думал, знакомого увидел... Пойдем, а то от хождений по вашим изобильным лавкам так есть захотелось.
– Ну, пойдем, – обернувшись напоследок к, твердо настроенным на выручку артистам и парочке неотзывчивых зрителей, двинула я рядом с мужчиной. – 'Как интересно у нас получается, господин музейный работник. Очень интересно...'
Любят ли люди баню?.. Любят, и не они одни. Такую, чтоб с замоченным в крутом кипятке дубовым веником, ковшом с хлебным квасом, выплеснутым на шипящие камни и зеленым чаем с травами на высоком крыльце после. Ветран такую баню уважал и, на мою сегодняшнюю удачу, идею с 'а не протопить ли нам по жарче?' воспринял с большим энтузиазмом. Я, видя его сияющую физиономию, на несколько минут загрустила, почувствовав себя Симкой-оберушкой(4), но вскоре взяла в руки... А потом подхватила на них и недовольно мявкнувшего Зигмунда. Надо же кого-то в подельники приспособить, а Груша у нас с ограниченным передвижением в пространстве.
– Анастэйс, я скоро задвижку закрываю – дрова уже прогорели, – поставил меня в известность мужчина, придерживая одной ногой банную дверь.
– Ага, – застыла я с перекинутым через руку умником у входа в смежную.
– А ты пойдешь? Ну, в смысле, вообще.
– Ага... Только, как выстоится(5), ты – первый. А у меня к Зене несколько вопросов по моей... специфике.
– Понятно, – кивнул он в ответ и, качнув дверь, боком занес бадейки с холодной водой.
– Кратагус меня накрой, как же врать тяжко, – не глядя, кинула я кота на деревянный диванчик и плюхнулась за свой, заставленный склянками стол. Потом спохватилась и, опустив дверной крюк, навесила купол неслышимости. – Что молчишь то?
Зигмунд выразительно глянул на меня и выплюнул торчащий из пасти хвост карася:
– На какую тему прикажете высказаться? Сначала объясни толком, что за причина вообще кому-то что-то врать.
– Причина?.. – собираясь с мыслями, отвернулась я к окошку над столом. – Веская, Зеня. Очень веская. Не верю я твоему столичному коллеге. И от этого на душе муторно.
– Та-ак... Приехали, дальше пёхом... Давай, Стася, выкладывай, – подхватив недоеденный обед, спрыгнул кот с дивана.
– Выкладываю... Понимаешь, у меня с самого первого дня было к нему настороженное отношение. А потом жизнь так закрутила, что пришлось делить с ним одну крышу. Да и сам он, если бы не все эти тайны, его окружающие...
– Он тебе нравится, – вздохнул умник. – И от этого тебе сейчас так тяжело. Ты боишься, что признаясь себе в этом, ты предашь отвергнутую любовь Глеба, а еще боишься, что все повторится, как когда-то с ним?
– Боюсь?.. – отвернувшись, замолчала я. – Ты... прав, Зеня. Пора быть с собой честной – я, действительно, всего этого боюсь и он мне, действительно нравится. И с этим уже ничего не поделаешь. И чтобы этот страх перебороть, я должна быть в нем уверена. А эти его шрамы... Да что шрамы? Ожог, татуировка, и то, что он упорно ничего о себе не рассказывает.
– А как же сказки про облака? – совершенно серьезно возразил мне кот.
– Сказки? Меня сейчас очень быль интересует, а не его детские небесные фантазии.
– Ну, не скажи, Стася. Ветран, делясь самым сокровенным, определенно дал понять, что полностью нам доверяет. Потому что именно такие... сказки обнажают душу, делая нас уязвимыми. Это тоже самое, что раскрыть кому то свое любимое место или познакомить с самым дорогим существом в этом мире. Ведь ты же не хотела, чтобы он узнал про твой холм? А почему? Потому что ему не доверяешь.
– Наверное, ты прав, – вспомнила я вчерашнюю внезапную воронку, рожденную ради двух слов на 'мертвом' языке, а потом потрясенный взгляд Ветрана, услышавшего их значение. – Зеня, я должна знать про него все... Там, на холме ветер мы вызывали вместе. Мы просили у него привести к нам свою любовь. Ответ ты знаешь.
– Вот оно что, – покачал головой умник. – Теперь мне ясно... 'Ветран' с исходного старославянского переводится, как 'ветреный' или 'родственный ветру'. Не мудрено, что стихия вам отозвалась.
– Так он еще и бабник. А я даже не знаю, есть ли у него жена или просто зазноба и вообще, откуда он у нашей калитки выпал. Тем более...
– Тем более, что?
– Помнишь, я тебе рассказывала про странное ощущение преследующего взгляда, там, у дома отца Аполлинария? Сегодня оно повторилось – на старой площади, которую мы с Ветраном переходили, чтобы купить хлеб. И ты знаешь, он его тоже почувствовал – этот взгляд. Я в этом уверена.
– Почувствовал взгляд? Но, ведь он же обычный человек, а не маг с сверхчувствительными рецепторами?
– В том то все и дело. И еще – его деньги, точнее их наличие. Ты знаешь, что домой к нам я его позвала перебраться после того, как он провел ночь под нашим садовым забором?
– Что? – разинул пасть кот. – А как же постоялый двор?
– Понятия не имею... Сейчас не имею. А тогда я подумала, что у него просто нет на постой денег. И, видимо, мои выводы Ветрана вполне устроили. А сегодня он в мясной лавке набрал, минимум на сребень. И потом еще в хлебной – на пару меденей. И я так подозреваю, что если он и впредь будет таскаться за мной по таким местам, то все расходы возьмет на себя. Зеня, сам подумай, зачем ему тогда ночевать на улице?
– Ответ один, – задумчиво протянул умник. То есть, их два – либо он нас от кого-то оберегает, либо...
– ...либо наоборот, считает, что мы с тобой представляем угрозу для кого-то и за нами нужен постоянный контроль. И то и другое вполне логично.
– Стася, я понял, – вдруг, скорбно протянул Зигмунд. – Он такой же работник столичного музея, как я – порхающая бабочка... А я-то ему всю душу, можно сказать, раскрыл... Та-ак. Что мы делаем дальше?
– Что делаем?.. Есть у меня одна идея. Надеюсь, получится. Энергетический отпечаток.
– Это что такое?
– Я хочу осмотреть то место, где он провел вчерашнюю ночь и узнать, что делал, когда его никто не видел. Это просто, если применить нужное заклятие.
– Ты что, следы его будешь нюхать? – опешил умник.
– Не нюхать, а идти по ним. Помнишь, как я нашла то место в саду, где от нас с Грушей был спрятан твой висменский сыр?
– Странно, что не по запаху. Я думал, именно так.
– Не-ет, – не удержалась я от смешка. – Хотя, вонял он погибельно. Но, Глеб, с которым вы этот кусок прятали, принял тогда притупляющие меры. Я тебя выследила, Зеня – отправилась за тобой по твоим энергетическим отпечаткам прямо от дивана и до яблони с деликатесной захоронкой в дупле.
– Ну, ничего себе... – хотел было возмутиться философ, но, лишь хмыкнул. – Отпечатки, значит... Ты и баню для этого придумала?
– Ага. Когда Ветран туда зайдет, я прямо отсюда по подвалу махну к нашему забору. А дальше... Зеня, ну, почему в этой жизни нет места простым ответам на вопросы? – скорбно закатила я глаза к низкому потолку.
– Потому что мы сами свою жизнь усложняем, Стася, нежеланием искать простые ответы на вопросы... Я иду с тобой.
– Это совсем не обязательно, – понуро мотнула я головой. – Ты можешь дождаться меня и здесь.
– Ну, уж нет. Все эти эфирные испарения, которыми твоя комнатушка пропитана, действуют на мой кошачий нюх крайне отрицательно. Хочу на свежий воздух, – дернул хвостом кот. – Только дай, обед догрызу.
– Тогда грызи, – развернулась я к столу и опустила подбородок в подставленные ладони. – Время еще есть... Я вот знаешь, о чем думаю... Мы сами вещаем себе то, чего страстно желаем. Даже неосознанно. Мы запускаем в мир свои грезы, а они потом возвращаются к нам обратно. Я вот очень сильно хотела и боялась любви. А теперь она, кажется, пришла. И мне опять страшно... Получается, я имею то, что просила. Это тоже самое, когда, например, ты хочешь научиться летать, но боишься высоты. И в результате тебя сбрасывают с обрыва.
– Или с башни, – запрыгнул на диванчик кот и облизнул языком пасть.
– Почему, с башни?
– Ну, ты же их тоже боишься... Слышала? Дверь в баню хлопнула.
– Ага... Ну что, пошли?
– Пошли...
* * *
Башня была огромной. Конечно, с прибрежным маяком она ни в какое сравнение не шла. Толи он, шпилем царапающий пуза дождевых туч, толи долговязая городская достопримечательность. Правда, видная даже с кораблей, качающихся на якорях недалеко от причалов. Башня была красивой. Белокаменной и многоярусной, как и большинство зданий в Тайриле. И как большинство из них отреставрированной после прошедшей войны(6). Ее даже принарядили за счет побежденной стороны бликующим на солнце позолоченным куполом. А еще башня была с часами, показывающими время, числа месяца и фазы луны. И за этими часами ухаживал мой отец. Именно, ухаживал. В нашей семье только так их обслуживание и называли. Потому что гордились своей причастностью к древней истории Ладмении. Особенно бабушка. Она так всем и говорила, даже если ее не спрашивали (к чему, если ответ уже знали, причем от нее же?): 'Мой зять – башенный ухажер. А что? Зато на баб у него времени не хватает'. И это была правда, если под словом 'бабы' подразумевать членов нашей семьи: бабушку, маму и меня. Служба отнимала у отца почти все его время. Поэтому я постоянно таскалась вместе с ним на эту его службу, чтобы компенсировать общение с родителем. Особенно, когда была маленькой. А позже времени и у меня оказалось не так много: гимназия, школа танцев и основы магии, вдалбливаемые всеми, у кого было на то настроение (хотя, обычно случалось наоборот). Куда от всего этого деваться, если тебе вот-вот приспичит гулять с мальчиками, причем, обязательно из приличной семьи? Я, конечно, не спорила, хотя на взаимоотношения между полами смотрела несколько иначе, чем сто двадцать лет назад. Но, не просвещать же в этом вопросе бабушку? Тогда меня даже к отцу с обеденной корзинкой не выпустят. А мне это надо?
Мне это совсем было ни к чему. Хотя, зря бабушка волновалась, потому что сверстники мои меня совсем не вдохновляли. Впрочем, как и сверстницы, подруг среди которых заводить я категорически отказывалась. Что может интересного рассказать о жизни прыщавый подросток с гусиной шеей? Толи дело взрослые. Особенно, мужчины и особенно моряки, пропахшие морской солью и дешевым табаком. Да они только взглядом одним уже тебе говорят: 'Я знаю столько, что тебе лучше об этом не знать'. А эти их благородные манеры: 'Прошу прощения за мою неловкость, с-сударыня. З-занесло' или 'Да я сойдусь якорями(7) с любым, кто криво на вас глянет'. Вот это, действительно, впечатляло. Однако пока только издали да по рассказам старшеклассниц, постоянно пополнявших свои запасы морских выражений за счет общения с первоисточниками.
А мне и этого пока хватало. Потому что в жизни моей, тринадцатилетней, исключительно все устраивало. К чему спорить и ругаться со старшими, если можно просто сделать тихо, но по-своему или, на крайний случай, их уговорить. Уговорить бабушку дать повыпендриваться в ее любимых сережках со звездными сапфирами. Уговорить маму отпустить купаться на пирс за маяком, а от папы просто сбежать. Он все равно не заметит...
Не заметил и на этот раз. Осталось лишь с высунутым от старания языком спуститься по скрипучей башенной лестнице и из пыльного полумрака вынырнуть в выбеленную солнцем и соленым ветром улицу. Так я и сделала. А потом огляделась по сторонам, составляя свой дальнейший план действий, рассчитанный на два часа с четвертью и, припустила вниз по заплатанной тайрильской мостовой. А что тут долго думать, если кармашек сарафана многообещающе оттягивают целых два меденя – все мои честно заработанные на чистке фамильного серебра деньги. Нет, я, конечно, сделала бы это и бескорыстно, попроси меня мама или бабушка, а не наша кухарка Марта, скоро слинявшая на побывку своего матросика прямо через наше кухонное окно. К вечеру вернется, опять будет вздыхать и обязательно пересолит салат. Это, как обычно. Зато мне – стабильный заработок на мелкие детские радости:
– Вон ту, ту и... еще три этих, в золотой обертке, пожалуйста.
– Да как скажешь, – расплылась в ответ вечно румяная от 'веселой' жизни продавщица сладостей. – Что, опять в свободном плавании?
– Ага, – оттянула я навстречу ее протянутой пятерне второй свой кармашек.
– Так ведь растают и слипнутся прямо там? Жара то какая на улице.
– Неа – не успеют. До свидания! – уже на ходу, махнула я женщине рукой, с первой, зажатой в ней шоколадной конфетой и, выскочив из стеклянной двери магазина, понеслась дальше, в сторону белеющих в уличном проеме парусов.
Надо успеть и туда. Девчонки говорили, что сегодня в порту будет стоять джингарская галера. И что гребцами там темнокожие гиганты – наполовину великаны, на вторую половину обычные люди. Врут, наверное, а, все равно любопытно.
Но, до конца улицы я доскакать так и не успела. Меня окликнули уже из второго проулка, выходящего через чей-то каменный забор на маленькую площадь с кривобоким фонтаном в центре:
– Стэйс!.. А, Стэйс! Ты куда? – пришлось тормозить и поворачивать навстречу спрыгнувшей с мокрого бортика смуглой девчонке. А что орать то? Нет, я, конечно, могу, да только она вряд ли меня расслышит из-за шума воды:
– В порт, – нехотя призналась я, едва между нами осталось ярда три, а потом, еще более неохотно добавила. – Хочешь... со мной? – хотя, глупо как-то ей идти туда именно по такой причине. Глупо, да и... некрасиво. Вроде как на бывших ее соотечественников придем глазеть, словно они картины в музее. Да, что уж теперь, раз ляпнула?
– В порт? – задумалась на секунду девочка. – Нет, меня мама туда не отпускает. Там шумно и... много всяких людей.
– Ясно, – с явным облегчением выдохнула я. – Ну, тогда я побежала, а то времени...
– Стэйс, я знаешь, что хотела тебе предложить? – заполошно вскинула смуглянка свои густые ресницы.
'Ну и что ты хотела предложить? Мне-то откуда это знать?', – мысленно простонала я. – 'Вот ведь, привязалась, и совсем не вовремя'. У Амины вообще большой талант, все делать не вовремя. В том числе появляться. За что я теперь и страдаю. Потому что это волоокое создание вдолбило себе в голову, будто по судный день мне обязано. А сделала то я всего ничего – подбросила пару раз в руке свой огненный шарик и сказала одно лишь выражение из бабушкиного особого лексикона, которым она с нашей склочной соседкой из своего окна общается. И все – гоблины наши, сверстники, умом обиженные, все ж сообразили, чем такие шарики чреваты и мою тихую одноклассницу мигом в покое оставили. У нас в городе, вообще, такое редко случается, когда под предлогом: 'Бей джингарцев, мсти за Родину!', примитивно обижают слабых. Кому за Родину мстить? Девчонке, чья семья еще до войны двухсот пятидесятилетней давности здесь жила? Особенно мерзко такое слышать от сыночка начальника порта, отец которого, по слухам, до сих пор со всех джингарских судов свою личную контрибуцию собирает. А я откуда это знаю? Так у меня ж слух магический, а стены в нашем доме тонкие... а голос у бабушки громкий. Так что бабушка моя – неиссякаемый источник всяческой информации, даже для детских ушей не предназначенной.
– Что ты хотела мне предложить? Говори, – в итоге в очередной раз смирилась я с судьбой. – Только, времени у меня, правда, мало.
– Да-да, я поняла, – радостно кивнула Амина, а потом, вдруг приблизилась ко мне вплотную. – Скажи, как ты относишься к... предсказаниям?
– К чему-чему? – недоуменно переспросила я.
– К предсказаниям. Настоящим, не балаганным. Я про них сейчас.
– Ну-у... Если ты про то, умею ли я вправду предсказывать, то – нет. На такое лишь авгуры(8) способны, да и то не все. Но, есть в Кипарисном переулке одна старушенция, так она по куриным требухам гадает. Только к ней со своими надо приходить. Бр-р-р... – брезгливо передернулась я.
– И никуда не надо ничего приносить, – загадочно пролепетала Амина. – К нам из Джингара родственница приехала. Она там у себя в Тахвале(9) даже султанову гарему гадает и самой валиде(10). А нам всем – совершенно бесплатно. Ну и... Хочешь, я ее попрошу и она тебе свои Таро разложит? Это не страшно. Хочешь?
– Да зачем мне эти... как ты сказала? – скептически скривилась я. – Что это такое вообще?
– Карты с картинками. Есть смешные – с дядькой в колпаке, например, а есть и... Но, все равно не страшно, а наоборот – интересно, – интригующе выкатила свои большие глаза Амина.
– Да что ты все про страшно? И вовсе я не боюсь, а просто не верю, – продолжила упираться я уже из чистого упрямства, которое дало трещину сразу на следующей девичьей фразе:
– Она и про любовь может. Мне сказала, что я свою судьбу встречу еще не скоро, а моей старшей сестре, чтобы не гонялась за красными штанами, а дождалась синих.
– Ну и что это значит?
– Так у ее жениха форма одежды – красный камзол и такие же штаны с золотыми лампасами. Он ведь гвардейский офицер у нашего правителя. А про синие, она и сама не знает. Разве что, тот моряк, который ей помог корзину из лавки донести... – задумавшись, закрутила косу девочка. – А ведь точно, Стэйс. Он же в своей форме морской был – синей. И на следующий день, перед тем, как в плаванье уйти огромный букет тюльпанов ей притащил. Я у ворот подслушивала, когда они прощались, и он ей сказал: 'Только дождись меня, Яфья, не пожалеешь'... Вот это да...
– Да... Значит, про моряков она точно может?
– Видно может... Ну так что, попросить тетю Сану?
– Ладно, попроси. Только, Амина, давай с тобой договоримся, что если и будем дальше дружить, то просто так.
– А мы с тобой уже... дружим? – в развороте замерла девочка.
– Получается, да, – со вздохом констатировала я своей бывшей должнице и, увидев ее сияющую улыбку, тут же устыдилась собственной черствости. – Мы с тобой дружим...
Дом моей новоявленной подруги, со стойким ароматом бахура(11) и множеством приглушающих звуки ковров, напомнил мне таинственную шкатулку. Причем, внутреннюю ее часть. На пороге тут же возникла красивая полная женщина с такими же, как у Амины глазами. И, после удивленного оглядывания моей растерянной персоны, повернулась к ней.
– Мама, это Стэйс, – со значением пояснила девочка. – Мы к тете Сане. Можно?
– Стэйс... – догадливо качнула головой та, выдавая мою широкую известность в этом маленьком арабском царстве. – Погодите в комнате. Я сама у нее спрошу, – и бесшумно растаяла в сумрачном коридоре.
Ждать пришлось не долго – я только успела одарить Амину своей шоколадной конфетой и засунуть в рот сушеный финик из вазочки на ажурном столике. В комнату вернулась хозяйка дома:
– Амина, проводи и возвращайся. Ты мне нужна. А, ты, дитя, ничего не бойся. Иначе карты правду не скажут... – да что они все со своим страхом ко мне пристали? Ничего я не боюсь. Я ж всесильная маг огня... Ух ты!
– Здравствуйте...
– Здравствуй, – рассмеялась, поджигающая свечу на столе девушка. – Заходи, не... теряйся.
А вот это уже гораздо больше походило на правду – уж кого-кого, а почти свою ровесницу да еще человека в роли устрашающей повелительницы картинок я увидеть никак не ожидала. Поэтому, на цыпочках, тоже совершенно здесь неуместных, пропрыгала к стулу с другой стороны стола и вопросительно замерла:
– Что делать дальше?
– Дальше? – с любопытством глянула на меня Сана. – Можешь сесть и назвать свое имя.
– Ага... Анастэйс. Что...
– А теперь можешь помолчать, Анастэйс. И подумать о чем-нибудь хорошем. Это помогает расслабиться...
Карты, действительно оказались с картинками. Хотя, чего еще можно ожидать от гадалки такого возраста? Я вот тоже больше люблю книги с картинками. Сана развернула их из бархатной тряпочки с вышитыми серебром символами, разглядеть которые я не успела и протянула подержать шершавую на ощупь колоду в руках. А потом еще и раскладывать саму заставила, тыкая тоненьким пальцем в нужные на скатерти места. В итоге получился крест из целых девяти штук, с каким-то строением посередине и странными фигурами в лучах. На этом моя работа закончилась и настала очередь гадалки... Вначале она, почему-то озадачилась. Выразилось это в сдвинутых и без того сросшихся бровях и глубокомысленном 'Хм-м'. Но, я сдержалась и осталась молчаливой. В конце концов, это ж не наша с Аминой преподавательница арифметики, проверяющая мое сомнительное домашнее задание. Можно и потерпеть... А потом еще потерпеть... И еще...
– А, знаешь, что? – изрекла, оторвав наконец, глаза от моего 'произведения', девушка. – Давай начистоту: ты зачем сюда пришла?
Зачем пришла?.. Вариантов ответа у меня было несколько. Поэтому я, недолго думая, выбрала самый веский:
– Хочу узнать, выйду ли я замуж за моряка.
– Нет, – не промедлив и секунды, отрезала гадалка и занесла руку над моим крестом.
Мне же в этот момент, видимо, стоило смириться и двинуть на выход, но, тут я свой шанс на спасительное незнание упустила, оскорблено протянув:
– А почему-у?
– Почему? – замерла в нерешительности Сана. – Ты, действительно, хочешь знать 'почему'? – вперилась она в меня своими бездонными глазами.
– Конечно, хочу, потому что за кого тогда здесь выходить?
– А что, тебе непременно надо замуж и обязательно в Тайриле? – усмехнулась в ответ девушка и убрала руку. – Почему ты решила, что только при этих двух обстоятельствах будешь счастлива?
А вот здесь я упустила свой второй шанс, не ответив ей, как нормальная девочка-подросток: 'Потому что все моряки красивые и благородные, а в Тайриле живут мои мама и папа', а глубокомысленно заявила:
– Хорошо. Давайте рассмотрим другие варианты. У вас они есть? – причем, подразумевала я не столько получившийся карточный расклад, а так, женский разговор 'за жизнь'. Но, Сана поняла предложение 'обсудить' на свой профессиональный счет, еще раз одарив меня любопытным взглядом:
– Карты Таро, Анастэйс, не дают точных ответов. Они лишь показывают нам, что может быть, если обстоятельства сложатся определенным образом. И твои обстоятельства никакого отношения к морской стихии не имеют. Отсюда вывод – замуж за моряка ты не выйдешь.
– Но... почему? – пошли мы с гадалкой по второму кругу.
– Да потому что ОНА мешает, – обличительно ткнула девушка пальцем в центральную карту моего креста.
– Кто, 'она'?
– Башня.
– Башня? – внимательнее вгляделась я в строение на картинке. – Действительно, башня... А нельзя ли ее куда-нибудь отодвинуть?
– И в чью сторону будем ее двигать – твою или твоего избранника? – уже теряя терпение, вопросила Сана.
– А что, это сильно чревато для обоих?
– А что, очень хочется знать, чем именно?
– Моя мама говорит: 'Не зная диагноза, нельзя вылечить', – продолжила я препирательство, упустив свой последний, третий шанс, после чего несчастную гадалку, закаленную в тайных залах султанского дворца, наконец, прорвало:
– Ты, Анастэйс, умна не по годам, но, до сих пор еще не поняла, что есть вещи, которые изменить невозможно. С ними нужно просто смириться. Поэтому в жизни твоей будет много трудностей и заблуждений. Первое из них – вера в идеального избранника. Сразу тебе скажу, такого ты не найдешь. Зато отыщешь верных друзей, которых придется проверять кровью и смертью, свой новый дом, который тебе придется защищать и еще... Мой тебе совет, девочка, бойся башен. Они имеют свойство оживать с моей карты и преследовать тех, кому выпали.
– Придавят, что ли? – удивленно открыла я рот.
– Можно и так сказать. Только придавить в жизни тоже может по-разному.
– Ну, хорошо, – нахмурившись, от непонятной метафоры, отступилась я. – А любовь то у меня все же будет?
– Любовь?.. Тащи еще одну карту... – протянула мне Сана оставшуюся колоду. – А теперь клади ее сверху на свою башню... Хм-м...
– О-ой... – смущенно присоединилась я к гадалке, взирая на рисованную пару, прикрытую кое-где листочками и стоящую на фоне яблони. Влюбленные трепетно взирали друг на друга, сжимая при этом в сцепленных ладонях большое краснобокое яблоко. – Ну и что... это значит?
– А то, что решать придется тебе самой – держать этот плод в руках или нет, – отомстила мне гадалка под конец еще одной непонятной фразой...
Амина, по всей видимости, уже освободилась, потому что нетерпеливо колыхалась своим смутным силуэтом в конце темного коридора:
– Тебе понравилось? – было первым, что спросила она у меня.
– Ага. Хорошо... поговорили. А теперь мне пора.
– Жалко. Я думала, мы еще чай с тобой попьем.
– Давай завтра. Приходи ко мне в гости, у нас и попьем, – решила я начать привыкать к новой для себя роли, но девочка, вдруг, огорченно скуксилась:
– Нет, не получится. Тетя Сана сегодня в Кубл(12) уезжает к нашему дяде. Хотела еще у нас погостить, но, почему-то передумала. А мы с мамой, братом и Яфьей ее сопровождаем. Так она захотела... А когда вернемся, тогда можно будет к тебе в гости?
