Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)
– Конечно, приходи, только до обеда. А то мне потом отцу в башню... – замерла я после этого слова, а потом решительно тряхнула головой. – Я ему обед туда ношу каждый день. Хотя, можем и вместе сходить. Заодно часы городские тебе покажу изнутри.
– Ой, здорово! – совершенно искренне захлопала Амина в ладошки.
А, может оно и не так скучно, как кажется, с кем-нибудь дружить?..
С отцом мы столкнулись на середине той самой скрипучей башенной лестницы, которую я два часа назад так старательно покидала. Он глянул на меня со своей привычной рассеянной улыбкой, а я также привычно увернулась от его руки, скользнувшей по моей голове. А кому понравится, когда волосы потом смазочным маслом воняют?
– Заждалась? – в отместку, со смехом, подхватил меня отец поперек туловища и продолжил свой спуск. А, ладно – сарафан пусть пачкается.
– Пап, скажи, а сколько лет этой башне?
– Сколько ей лет? Да уж семьсот двадцать... три. Да, в этом году столько ей будет.
– Ух, ты! И что, она до сих пор... прочная?
– Пока стоит, – как мне показалось, с мимолетной озабоченностью в голосе, ответил отец, а потом широко распахнул дверь. – Прошу на свободу, – и поставил меня на ноги. – Кстати, у тебя шоколад в уголках губ. Вытри. К чему нам лишние мамины вопросы? – да... а я то думала, что самая в семье умная... – Башня эта была построена после второй волны заселения Бетана и сначала выполняла дозорную роль. Часы на нее установили только через двести тридцать лет, когда город разросся. И с тех пор она пережила пять сильных землетрясений и одну войну... А к чему ты вообще про нее спрашивала?
– Да так... Интересно, просто... У нас ведь войны никакой не намечается?
– Войны? – удивленно переспросил отец. – Не-ет, если верить газетам и теткам с нижнего привоза(13).
– А...
– Настёна, – остановился, он, вдруг. – Ты где сегодня полкала?
А вот это уже был вопрос, как говорится, 'прямо в лоб', поэтому, пришлось срочно менять тему:
– Я то?.. Кстати, бабушка просила тебе напомнить, что сегодня у нас к ужину будет семейство Дюдилей и...
– Гирей меня накрой! – страдальчески закатил глаза мужчина. – А я то... А ну, живо домой! – и вновь перекинул меня через руку...
Как мы не бежали, а к ужину все ж таки, пришли последними. Отцу то простительно, а вот я заслужила выразительный взгляд и от мамы и от бабушки. Уверена, после ухода гостей будет и отложенный текст к ним. Ну, да ладно. Я вообще за общий стол не собираюсь. Больно надо все время улыбаться и стараться есть с закрытым ртом. Но, не тут-то было:
– Настёна, переоденься... пожалуйста, – с уже навешенной 'гостевой' улыбкой прошипела мне мама. А ведь почти успела смыться... Жаль. И зачем вообще ходят в гости? Нет, если я туда иду, то редко и исключительно по делу: домашнее задание по арифметике списать или книжками на время поменяться. А взрослые?.. Думаю, если бы они знали, как принимающая сторона им иногда 'рада', то половину своих выходов точно отменили. А эти Дюдили, давние бабушкины знакомые? Они ведь не одни таскаются, а со своим пухлотелым сыном, на год старше меня. Вот и сейчас сидит в кресле, важный такой – шейным бантом, как удавкой перетянутый, аж глаза навыкат. Еще бы отцовскую вчерашнюю газету раскрыл. А мне его опять развлекать?.. – Ты еще здесь?
– Уже нет... – м-м-м... стоит признать, пахнет из столовой очень вкусно. Только, не забыть бы, что салат обязательно будет пересоленным...
В первой части застолья о нас с Константином, гостевым отпрыском, благополучно забыли, что позволило мне расслабиться и даже незаметно почесать вилкой пятку. Разговоры велись исключительно на скучные темы: налоги, последняя пассия нашего вассального правителя и переменчивость здешнего климата. Отец пару раз пытался открыть рот про свое износившееся храповое колесо(14), но бдительная бабушка вновь сворачивала на погоду. Я уж было загрустила, глазея, подперев щеки руками, на чаек, кружащих за окном, но тут дошла очередь и до меня:
– А что же милое создание у нас такое невеселое? – пропела, зацепив взглядом мои невоспитанно водруженные на стол локти, госпожа Дюдиль. – Наверное, о новых куклах мечтает?
– О куклах? – удивленно повернула я к столу лицо, заметив недоброе предчувствие в маминых глазах. – Я же не маленькая уже?
– Не маленькая? Впрочем, нынешнее поколение взрослеет очень быстро, – понимающе скривилась гостья. – Вот наш Константин, например, уже решил, кем будет в будущем, – с гордостью взглянула она на своего перетянутого сына. – Может, сам расскажешь?
– А о чем ты задумалась, Настёна? – встрял в предполагаемый показательный ответ мой отец, видимо, припомнив теще отвергнутое колесо.
– О чем?.. О землетрясении... – неожиданно для самой себя выдала я.
В следующий момент мне показалось, что волна его, увиденная мной лишь однажды, три года назад, прошла по нашей просторной столовой. Взрослые замерли, а сонный господин Дюдиль, доселе в беседах не участвовавший, глухо прокашлялся:
– Да... Видимо, тема, действительно, актуальна, раз ею даже дети озабочены.
– А знаете что, дети, – тут же 'отмерла' мама. – Идите-ка вы... в сад – рыбок в фонтане покормите. К чаю мы вас позовем.
– Константин! – с готовностью присоединилась к ней и вторая родительница.
В сад, так в сад. К фонтану, так к фонтану. Тем более что находится он почти точно под балконом, открытым сейчас настежь и выходящим как раз из столовой. Я подхватила из чулана банку с сухими мотылями и, всучив своему напарнику по изгнанию недоеденную кем-то булочку, живо направилась в указанное место. Потом устроилась по удобнее на каменном бортике и...
– Давно надо было... – неожиданно пробубнил, плюхнувшийся рядом мальчик и с чувством дернул за конец бантовой ленты.
– Что, 'давно надо было'?
– Ляпнуть про землетрясение. А то я думал, что ужин этот никогда не закончится.
– Что ж сам-то не ляпал? – прищурилась я в ответ. – А, знаешь, ты и сейчас пока помолчи. Вон, рыбок корми. А я послушаю, почему нас выгнали, – показательно развернулась я правым ухом к балкону.
Но, толком, кроме обрывков фраз, расслышать ничего так и не смогла. Хотя, судя по бабушкиному басу и баритону окончательно проснувшегося гостя, обсуждение завязалось очень эмоциональное, долетающее до меня в виде:
– ...А я им давно говорил про то, что всему свой срок приходит!.. – это отец и, по всей видимости, про свою любимую работу.
– ... Дорогой, только не про твои шестеренки сейчас!.. – мама, естественно. Фраза много лет знакомая.
– ... а что аланты? Разве их перемещения отследишь?.. – тяжкий вздох господина Дюдиля.
– ...Да из него авгур, как из меня Пура Раза Эспаньола! Он даже осенний дождик с ошибкой в трое суток прогнозирует! – бабушкин гневный бас, с саркастическим смешком в конце...
– Пару раз эспанёла... – задумчиво повторила я за ней со своего бортика. – Интересно, что за штука.
– Древнейшая порода элитных лошадей, завезенная сюда с нашей прародины(15), – подал голос, послушно кормящий рыб Константин, а потом, для усиления произведенного эффекта, добавил. – У меня прадед коневодством занимался. От него много книг осталось... На таких лошадях теперь только король ездит, аристократы и некоторые благородные рыцари.
– Благородные... рыцари? – тут же забыла я и про балкон и про тех, кто за его шторами. – Кто это такие?
– Странствующие воины – борцы за справедливость, – сухо пояснил подросток. – Ездят по дорогам, на неприятности напрашиваются. Прокурату работу добавляют, – теперь понятно, почему сухо. Ему-то точно на эту 'Пару раз' не влезть без посторонней помощи, не говоря уж обо всем остальном.
– Сухопутные, значит... и благородные, – вывела я вердикт с куда большим чувством. – А у тебя про них, случайно, книг нет?
– Есть одна, только у мамы в спальне. Но, там, в основном, не про подвиги, а про... любовь. Такая ерунда, что даже читать противно.
– Ну, так и читай тогда про своих лошадей, – презрительно глянув на Константина, открыла я банку с кормом...
Вопреки моим прогнозам, про опоздание наше к ужину благополучно забыли. Отец засел в своем кабинете, мама же вместе с Мартой гремела на кухне посудой. Посещением меня удостоила одна лишь бабушка. Да и та не в настроении:
– Анастэйс, для прокладывания подвалов ты еще, к сожалению, мала, но, давай, наконец, займемся с тобой элементарной левитацией, – барабаня узловатыми пальцами по спинке моей кровати, заявила она.
– Бабушка, ты чего? Всем приличным детям спать давно пора. Уже поздно.
– Поздно? – посмотрела на меня бабушка с какой-то странной досадой в глазах. – А, впрочем, ты права. Завтра... Все завтра. Спокойной ночи, детка, – и направилась к двери.
– Кто такие благородные рыцари?..
– Кто?!
– Благородные рыцари, – медленно повторила я замершей бабушкиной спине.
– Анастэйс, – резко развернулась ко мне женщина. – Ты сегодня такие вопросы задаешь. Уж лучше бы вообще молчала.
– Это почему это? – удивленно открыла я рот. Уж кто-кто, а бабушка всегда приветствовала мое нездоровое любопытство ко всем сторонам жизни.
– Потому что они... со взрослыми ответами, – тяжело вздохнула та. – Ты достаточно мудра, чтобы их принять?
Ха! Я и что такое 'мудрость' толком то не знаю. Разве не синоним 'старости'?
– Да, конечно.
– Конечно?.. – невесело усмехнувшись, повторила бабушка и выдвинула из-за моего стола полукресло. – Ну, тогда, слушай. Раз ты у нас так быстро стала взрослой... – ого, значит, со 'старостью' я угадала. – Отец твоей тетушки, моей старшей дочери, Маты, был одним из них. Она – маг огня лишь наполовину, но очень сильная целительница... Кто тебе об этом рассказал?
– Мне-е? – потрясенно проблеяла я. – Да я просто так спросила. Мне интересно. Я же раньше думала, что благородными только моряки бывают, а оказывается, что есть еще и другие, сухопутные, – взамен услышанному, выдала я тут же и свои сокровенные тайны.
– Благородными?.. – внимательно посмотрела на меня бабушка. – Так вот предел твоих мечтаний?.. Впрочем, в чем-то и те и другие, действительно, благородны. Что же касается... моего рыцаря, то, раз уж так получилось... Ладно, слушай, – приняла она для себя решение. – Твой дед, который сейчас по всем высшим мирам носится за каждой потусторонней юбкой, часто меня оставлял одну в первые годы нашего брака. Дела у него были в разных концах Бетана. Ну, да, что теперь о нем?.. С Викензо же, своим благородным рыцарем, я встретилась при весьма романтичном стечении обстоятельств, о которых тебе, при всей твоей... мудрости, лучше пока не знать. Скажу лишь одно – ни о чем я не жалею и никогда не жалела. Мужчина он был стоящий и дал мне один, очень важный урок, который я запомнила на всю оставшуюся жизнь: все мы достойны быть для своего избранника неповторимыми. Пусть ненадолго – на день или одно десятилетие, но единственными. И все мы достойны честного к себе отношения.
– Бабушка, что значит, 'неповторимыми'? – заворожено прошептала я.
– Что значит?.. Значит, любить не хрустальный образ, созданный собственным желанием, и готовый рассыпаться от малейшей в нем трещинки, а реальную женщину со всеми нашими достоинствами и недостатками. Значит, не подстраивать свою любимую под себя, а сделать так, чтобы она сама менялась ради вашей любви... Ты меня понимаешь?
– Стараюсь...
– Старается она, – снисходительно улыбнулась бабушка, а потом, поднесла ладонь ко лбу. – Что-то голова к вечеру разболелась... к непогоде... Я попробую объяснить иначе... Если твой избранник, Анастэйс, требует от тебя: 'Иди за мной, измени себя ради меня', то это ни что иное, как эгоистичное стремление добиться желанного за счет другого. А, если он ради тебя остается рядом и меняясь, меняет тем самым тебя, то тогда оно того стоит.
– Что 'того стоит'?
– Назвать ваше чувство настоящей любовью или волшебством, в которое верят даже всемогущие аланты... Есть одна старая сказка про глупого эльфа и лимонное дерево. Хотя, в других источниках там фигурирует гном. Но, это не важно, по крайней мере, для магов. Так вот, он посадил лимонный росток в пещере, недалеко от входа, защитив тем самым от снега и холодного ветра. Ухаживал за ним, но, когда дереву не стало хватать света, чтобы начать плодоносить, стал каждый день по одному обрывать с него листья. В конце концов, дерево постепенно засохло прямо на корню. Хотя, выход был очевидным, но, этот... глупец о нем даже не подумал.
– И какой же был выход? Засунуть солнце в пещеру или пересадить дерево наружу?
– Нет, детка. И то и другое для него одинаково губительно, даже в сказке. Надо было просто взять в руки кирку и расширить вход, чтобы дереву стало светлее, и оно подарило своему 'недалекому' садовнику желанные сочные плоды.
– А-а-а... А вот теперь я, кажется, поняла.
– Еще бы, – засмеялась бабушка и склонилась над моей подушкой. – Ведь ты у нас такая мудрая... Спокойной ночи, детка, – поцеловала она меня в горячую от впечатлений щеку. – Но, завтра обязательно займемся с тобой левитацией...
На завтра левитацией мы так и не занялись, но я, вопреки традиции, факту этому совсем не обрадовалась – бабушка слегла в постель. С ней и раньше такое случалось, возраст, все-таки. Но, сейчас, что-то уж больно серьезно слегла, со всей ответственностью, как говорит отец. Мама не отходила от нее все утро, пасмурное сегодня и ветреное. Точно, непогода, будь она неладна. А ближе к полудню спровадила меня, как обычно, к отцу с обеденной корзинкой. Послонявшись на обратном пути по пустынным улицам, я вскоре вернулась домой и застала бабушку спящей, а потом и у меня появились дела. Ну, не то чтобы дела, а так, занятие – чтение заданной к завтрашнему понедельнику новеллы про нравственные поиски некой жутко унылой дамы. А кто ж в хорошем настроении станет размышлять на тему: 'Что есть добро, как не обратная сторона зла?' Вот уж не думала, что белое с другой стороны должно быть обязательно черным. Да и совсем я с ней не согласна, потому что мир наш – он весь разноцветный и разнопахучий... Так, что ли и написать в своих выводах?..
К вечеру бабушке стало хуже и я, со страхом ловя каждый взгляд мамы, снующей без конца то за очередным лекарем, то за свежими примочками, несколько часов просидела под дверью в бабушкину комнату, боясь туда войти. В конце концов, мама не выдержала и, сочувственно на меня посмотрев, вздохнула:
– Настён, у меня к тебе просьба – сбегай-ка ты к отцу с моей записочкой. Очень надо.
– Хорошо, – тут же подорвалась я с места, и сама готовая хоть чем-то от, вдруг нахлынувшей тоски отвлечься.
Ветер, прямо за закрывшейся дверью хамовато взмахнул моей кружевной юбкой и, вполне ощутимо толкнул с крыльца прямо на тротуар. Да так и преследовал всю дорогу, то забегая с боков, то до слез заглядывая в глаза. Так мы с ним и добежали прямо до древней башни, торчавшей на фоне хмуро нависшего неба особенно впечатляюще. Отец ни мне, ни записке даже не удивился, занятый исключительно своими заботами, то ли подкручивая половые держатели на массивной часовой конструкции, толи еще раз их проверяя, будто готовясь в плавание прямо на своей каменной достопримечательности. Я же и здесь нашла себе тихий уголок и вполоборота развернулась к боковому узкому оконцу, из которого было видно море Радуг, покрытое сегодня рябью, как крупной чешуей. А еще был виден кусок порта с сиротливо оголенными мачтами кораблей, качающихся и, я уверена, скрипящих под порывами такого сильного ветра. Только мне отсюда скрип этот слышен не был... Зато я услышала сильный хлопок, раздавшийся у самого моего уха и заставивший нервно подскочить на стуле.
– Ставня на окне, – напряженно улыбнулся замерший отец. – От ветра. Ты ее закрепи снаружи, чтоб больше так не стучала.
– Ага... Пап, а что в записке то было?
– В записке?.. Да так, список покупок по дороге домой. Ты ведь мне поможешь, а то я обязательно что-нибудь... забуду?
И по тому, как он это сказал, я осознала, впервые в своей жизни, что родители тоже могут врать своим детям:
– Конечно, помогу... Значит, вместе домой и пойдем, – выдохнула, криво улыбнувшись в ответ, а потом вновь отвернулась к морю, чтобы отец не заметил лжи и в моих глазах. – Ой, ставня же...
Под нами, на улице, через скверик от башни, было по-прежнему безлюдно, если не считать скучающей торговки семечками, да старика с книжным лотком. По мостовой, прибиваясь к их ногам, летали листья магнолии и другой мелкий мусор. Ветер, для усиления эффекта сменивший свое направление, стал заметно холоднее и своим влажным дыханием напомнил мне сейчас зимнюю слякотную пору. С одной лишь разницей...Бедовой разницей.
– Папа... Папа!!! – к сожалению, мы оба знали, что это такое, когда в городе, вдруг, начинают выть все собаки. – Землетрясение?
В следующую секунду Тайриль, как колпаком, накрыла тишина и я, в этой приговорной тишине, скорее не услышала, а почувствовала тихое шипение со стороны порта. Развернулась, едва не вывалившись из окна, да так и застыла в немом ужасе, глядя на линию горизонта, куда сейчас, пеной облизывая оголяющийся донный песок уходит море... И тут башню нашу тряхнуло в первый раз. Сначала не сильно, будто пытаясь привести своих обитателей в чувства. Дощатый пол заскрипел, заставив в голове моей мелькнуть еще одному сравнению с кораблем и, словно сам испугавшись своего старческого истеричного голоса затих. А мы так и остались с отцом, разделенные часовой громадой друг напротив друга... И вот тогда нас тряхнуло уже по настоящему.
Я руками уцепилась за стены по обе стороны от окна, вместе с ними, полом, часами на креплениях и пытающимся добраться до меня отцом, начав медленно, но неотвратимо заваливаться на бок. Потом, сообразив, чем все неминуемо закончится, развернулась лицом к улице и увидела, как под нами кривой черной раной, раскрывается земля. И мы не плывем туда, в эту бездну, на своей башне-корабле, а падаем. За моей спиной с громким треском, не выдержали такие же древние, как и все вокруг, половые доски и любимая отцовская махина со скрежетом двинулась на меня. Я, в последнем, отчаянном порыве, забралась на высокий подоконник, больно приложившись об него коленкой и... прыгнула... Куда?.. Это было уже не важно, но мне тогда показалось, что уж лучше в этот свой первый и последний полет отправиться одной... совершенно осознанно и самостоятельно...
– Девушка!.. Эй, ты жива?! – голос был громким, силящимся перекрыть крики и шум ветра, но спокойным. Только поэтому я и открыла глаза:
– Ой, мамочка...
Пожилой алант еще сильнее обхватил меня руками и взглянул вниз. Туда, где из трещины, как из пасти, торчала измятая, словно золотой конфетный фантик, крыша башни. Потом взмыл еще выше и вновь прокричал:
– Ты там была не одна? С матерью?
– Нет, – потерянно затрясла я вмиг разлохматившейся на высоте головой. – С отцом... Папа...
– Та-ак... Тихо! – завертелся он на месте, шаря глазами по вспоротой под нами земле. – Сейчас тебя спущу, и найдешь своего отца. Он же у тебя маг, значит, успел по подвалу. Должен был успеть.
– Ага, – крепко вцепилась я в мужчину и тоже попыталась осмотреться.
Второй толчок закончился, уступив место реакции опомнившихся от него людей и животных. Трещина, поглотившая, кроме часовой башни и часть зданий на одной с ней кривой линии, дымилась пылью, а вокруг нее метались жители Тайриля вперемешку с сорвавшимися с цепей собаками, и ошалело воющими кошками, которым не было сейчас друг до друга никакого дела. Правее под нами, звеня колоколом, промчалась пожарная карета с бултыхающимся в ней одиноким кучером, бросившим свои вожжи на произвол судьбы. Потому что лошадь его, повидавшая на своем веку многое, неслась сейчас в панике, не разбирая дороги. А в стороне моря... Там стояла огромная стена, заслонившая собой половину затухающего неба. Именно стена из вернувшейся в свою гавань воды. Вернувшейся уже страшной силой, готовой поглотить то, что не успела еще уничтожить земная твердь. И напротив этой стены висела сейчас, широко раскинув руки женщина с развевающимися волосами... Две всемогущие силы – водная и алантская сошлись в эти минуты в поединке, который мог закончится победой лишь одного, сдерживаемого на время другим. Понимала это даже я – девчонка-подросток, обхватившая трясущимися руками шею собственного спасителя. Еще одного аланта, коих много сейчас носилось над Тайрилем в попытках спасти тех, кого еще можно было спасти и увести их как можно дальше, пока еще есть время... Пока хватит сил противостоять...
Я даже не заметила, как оказалась на земле, снова зажмурив глаза. Мужчина выпустил меня из рук и, крикнув напоследок: 'Найди родителей, и уходите!', взмыл в сторону порта. Потом кинула взгляд по сторонам, ища, как спасение, хоть какой-то признак своей старой жизни и, найдя его в виде одиноко торчащей двери магазина сладостей с чудом уцелевшим на ней стеклом, испугалась еще больше:
– Папа... Папа!!!
– Настёна! – едва узнала я в покрытом пылью мужчине, склоненным над куском торчащей из земли башенной крыши своего отца. – Дочка! – кинулись мы, через комья вывороченной мостовой и поваленные деревья навстречу друг другу. – Доченька... Ты прыгнула. У тебя получилось.
– Нет, алант меня подхватил... Было так... У-у-у... – накрыла меня запоздалая детская истерика. – Пойдем домой, па-апа...
– Домой?.. – крепко прижав к себе, принялся он гладить меня по голове, а потом, вдруг, замер. – Пошли!
Я даже сообразить не успела, как из родного города, охваченного паникой, вмиг оказалась в темноте. Куда там, я даже сотворенного отцом подвала не заметила, а когда опомнилась, он уже тащил меня за руку по какой-то деревянной лестнице, крича во всю глотку: 'Мата!.. Мата!' Через секунду на нас, из кровати глазела заспанная пожилая женщина, в которой я, с трудом от всего пережитого, узнала собственную тетушку. Но, ведь тогда мы...
– Что случилось? – заполошно, подскочила та со своего ложа. – Какой топинамбур(16) вас сюда занес?.. Да еще в таком виде?.. И где осталь...
– Мата, в Тайриле землетрясение, – оборвав ее на полуслове, пихнул меня вперед отец. – Я – обратно. Оставляю тебе Настёну. Все остальное потом, – и, развернувшись, растворился под вспыхнувшей между нами аркой...
Еще несколько секунд мы с женщиной ошалело друг на друга таращились, а потом я попыталась по-взрослому взять себя в руки:
– Здравствуйте. Извините, что так поздно, – и опять предательски, совершенно по-детски, завыла, уткнувшись в тут же подставленную мне обширную тетушкину грудь:
– Деточка моя... Все у нас будет хорошо. А хочешь чаю с мятой?.. Нет?.. А у меня кот есть замечательный. Я про него тебе рассказывала. Зигмунд!.. Зигмунд, рыжая пропастина!!!
Мне иногда кажется, знай я заранее, спешно покидая наш дом в Тайриле, что вижу его в последний раз, то постаралась бы запомнить в нем все до последней шероховатости на крыльце... Все, до мельчайших подробностей, до запахов в чулане под лестницей и оттенков, окрашивающих шторы в моей комнате закатным солнцем, все, что уже никогда не вернуть... Но, вот про самое главное я помню. Я помню свою бабушку... А еще я помню, как мама, уже здесь, в Мэзонруже целую неделю ни с кем не разговаривала и только все время повторяла себе под нос: 'Я не смогла ее спасти... Я не смогла...'. Как отец, напротив, ругался без умолку на тайрильские власти, не желающие построить новую башню и установить на ней новые часы. Как через месяц, когда разобрали горные обвалы, прибыл наш жалкий скарб, уместившийся на небольшой почтовой повозке и я в этом скарбе не нашла ни одной своей уцелевшей книги и игрушки. И я поняла тогда, что это был знак, ясный только мне – детство мое, солнечное и беззаботное закончилось и его теперь тоже никогда не вернуть.
А еще через четыре месяца, изрядно помусолившись на почти всех почтовых станциях страны, до меня дошло письмо от моей, так быстро утраченной подруги, Амины. В нем было несколько страниц искреннего сочувствия, сострадания и досады на собственную родственницу, скрывшую от меня надвигающуюся реальность. И еще всего две строчки, переданные для меня дословно от самой Саны, которые я помнила до сих пор и, кажется, никогда уже не забуду: 'Зная всю правду, мы совершаем больше ошибок, потому что лишаем себя веры в счастливое провидение'...
1 – Традиционное средство воздушного передвижения и наблюдения рыцарей Прокурата.
2 – Полевой злак.
3 – Язык древнейшей цивилизации Накейо, населявшей материк Бетан задолго до открытия его алантами. Вымерла по неизвестным причинам, оставив после себя несколько архитектурных памятников, в том числе западные и восточные Врата.
4 – Реально существующая личность, владелица придорожного постоялого двора близ Куполграда. Знаменита тем, что отправляя своих постояльцев в баньку, обирала их в это время до шнурков. Как ей такое 'рукотворчество' сходило с рук в течение девяти лет, до сих пор остается загадкой. Да только пострадавшие, очнувшиеся на утро в первородном виде на дне придорожной канавы, претензий к ней не имели...
5 – Данный процесс подразумевает собой от часа до двух по времени и необходим для выветривания из бани угарного газа.
6 – Война с Джингаром, восточным соседом Ладмении, за побережные территории (2306 – 2308 гг.). Одним из ее результатов стала контрибуция с Джингара, на которую, в том числе, был восстановлен, почти полностью разрушенный Тайриль – древняя столица государства.
7 – В переводе на сухопутный – 'намылю шею' или 'начищу рыло'.
8 – Маги-провидцы.
9 – Столица Джингара.
10 – Мать султана.
11 – Традиционные арабские благовония для дома. Самым популярным из них является сочетание кусочков сандалового дерева, пропитанных эфирным маслом пачули и экстрактом мускуса.
12 – Город на южной границе Озерного края.
13 – Тайрильский рыбный рынок, расположенный недалеко от торгового порта.
14 – Часть маятникового механизма часов.
15 – В данном случае имеется в виду андалузская порода лошадей.
16 – Клубненосное растение, больше известное под названием 'земляная груша'.