Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Глава 5
– Зеня, еще одно твое 'мяу' и попрыгаешь домой прямо через забор, – как можно зловеще прошипела я и демонстративно через кота перешагнула.
– Гаф, – огрызнулся мне вслед пригнувший уши умник, этим, однако, и ограничившись.
И правильно сделал, потому что у меня самой и без него на душе было жутко противно. Еще бы. Куда проще спросить Ветрана прямо в лоб, как запоздало одумался кот: 'Кто ты и откуда?'. Но... Все время это 'но' мешается... Но, вдруг, он нам соврет, например? Или к его правде мы окажемся совсем не готовыми? А так хоть узнаем заранее, чего ожидать от нашего загадочного 'витязя' с планшетником...
А это, прямо передо мной и он сам, точнее, его слабо мерцающий силуэт с едва различимыми чертами лица, спокойными сейчас, потому что мужчина, кажется заснул... Хотя, если верить моему магическому зрению, в забытье он нырнул одновременно с появившемся ему на смену солнцем, то есть лишь на рассвете, всю ночь бдительно мотаясь взад-вперед по периметру. Я присела перед двойником, пытаясь заглянуть, через голубоватое мерцание в его скрытную душу, но, тщетно. Такое простому магу не по силам... А потом мужчина открыл глаза, заставив ненароком отпрянуть, тут же наступив на хвост притулившемуся к моей ноге Зигмунду:
– Мя-я-я...
– Извини, – не оборачиваясь, буркнула я пострадавшему...
И долго он так будет созерцать, чай не под дубом сидит?.. Оказалось, не долго. Ветран быстро встал, скользнув по мне светящимся торсом, и запрыгал, стряхивая с себя вместе с курткой остатки мимолетной дремы и расстегивая пуговицы на рубашке... 'Мать моя, Ибельмания, и я на все это должна смотреть?', – застонав, закатила я глаза к сумеречному небу, но, уже через секунду взяла себя в руки. Как говорила тетушка Мата, 'перешедши стремнину(1), назад не поворачивают'. Вот и я, на этот раз предусмотрительно глянув под ноги, сделала два шага в сторону. Мерцающий Ветран же в это время 'пошел в пляс' по траве в каком то странном, одновременно агрессивном и завораживающем акробатическом танце, то высоко подскакивая с вытянутыми вверх руками, то совершая ими молниеносные движения, чередуя выпады и кувырки...
– Стася, рот закрой, – набрался-таки, смелости разпираемый любопытством умник. – Скажи, что хоть он там делает?
– Проснулся и упражняется... кажется.
– А-а......... А теперь?
– А теперь, остановился и разговаривает.
– С кем, с тобой? – фальцетом выдал обалдевший кот.
– Да почему со мной? – развернулась я к нему. – С теткой Тиристиной.
– А где она?!
– Чего ты орешь? Она здесь была вчера утром. Кто ему, как ты думаешь, про Чилимский пруд сказал?
– А-а...
– Два-а... Да, чтоб тебя, – пришлось мне, уже во второй раз срываться за Ветраном по прежнему маршруту.
– Стася! – рванул за мной следом Зигмунд. – Я надеюсь, мы до этого неспокойного места с тобой сейчас не добежим?
– Надо будет – добежим, – злорадно обнадежила я кота, но вскоре, у самой кромки леса, тормознула. – Оп-па! Приехали, дальше пёхом...
– Ну, а теперь то что? – врезался в меня со всего маха Зигмунд.
– А теперь, наш музейный работник решил углубиться в лес. Видимо, местную растительность изучать... Ты идешь?
– Только после вас, – брезгливо дернул кот хвостом, глядя на мокрую от вечерней росы траву у края дорожки.
Идти пришлось не долго. Свернув прямо напротив приветливо торчащего из земли каштанового корня, мужчина бодро зашагал между деревьями, остановившись по дороге лишь раз. При этом я, суматошно за ним повторила, и, развернувшись к коту, тут же залилась краской:
– Даже не спрашивай меня...
– Понял, – видимо, от избытка воспитания, тоже отвернулся умник.
Оглянуться я себе позволила лишь спустя минуты две. Как раз вовремя, чтобы заметить нырнувшую в недалекий овраг, светящуюся ветранову макушку. Пришлось опять припустить... чтобы увидеть, как мужчина, на мгновение замер, прислушиваясь к вчерашнему утреннему лесу и откинул ветки наваленного кучей на самом дне оврага валежника. Склонился и вытянул оттуда какой-то продолговатый сверток...
– Зеня... – простонала я, очнувшись от увиденного. – Я была права. У него здесь запрятаны вещи и оружие.
– Что у него здесь запрятано? – вытянул шею вместе с хвостом для противовеса, зависший над самым краем кот.
– Мечи. И один из них... серебряный, Зеня.
– Хобья ж сила...
Возвращались мы с Зигмундом, отягощенные добытой в овраге 'правдой' уже через подвал и оба резонно наплевали на условленные ранее маневры. К чему, если в одной моей руке до пола висит набитый под завязку вещевой мешок, точный двойник брошенного сейчас у нашей гостевой кровати, а в другой зажаты два меча, обмотанные тряпкой? Только пристрелите нас из одного арбалета сразу, что дальше с этой правдой делать, знать не знали.
Помог сам схронщик, если можно назвать помощью его удивленно вскинутые брови и помрачневшее лицо, едва мы встретились с мужчиной глазами. Он даже взгляд свой ниже опускать не стал, сразу все понял. Тут же, мигом оценив ситуацию, сиганула к себе в погреб замещающая хозяйку домовиха (и когда только спеться успели, причем до такой степени, что Груша на подаче чая для гостя суетится?). Я же, пытаясь настроиться на неприятный разговор, как можно размашистее, швырнула перед собой на пол мешок, а потом туда же сбрякал и сверток с мечами. Получилось ровно посередине между мной и Ветраном:
– Вот. Это твое. Что в сумке, не знаем, а оружие... Надеемся, сам расскажешь, зачем тебе оно, – с вызовом глянула я на мужчину.
– Да, мое, – понуро кивнул тот и сглотнул слюну. – Анастэйс, Зигмунд. Я должен был все это прятать. И...
– Ты рассказывать собираешься? – тяжко, почти умоляюще, выдохнула я.
– А если я дам вам слово, что ничего дурного против вас не замышлял? – с надеждой уточнил Ветран.
– А если ты не будешь здесь торговаться, как на развале? – прищурила я в ответ глаза.
– Анастэйс, это не только моя тайна.
– Значит, правды мы от тебя не услышим?
– Стася, погоди, – видя такой оборот, прыгнул между нами умник. – А может, действительно, хватит с него и слова? А-а?
– Слова вруна? – вперила я взгляд теперь уже в полосатого дипломата. – И ты ему готов опять поверить? Он пришел сюда, весь сплошь увешанный тайнами, с полученным накануне магическим ожогом. Бродит по ночам вокруг нашего дома, прячет оружие против нечисти и владеет 'третьим глазом(2)', а ты собираешься и дальше дрыхнуть в неведении?
– Так он и хочет дать нам свое слово, потому что не желает больше врать. Так ведь, Ветран? – задрал голову Зеня к стоящему безмолвно мужчине.
– Да. Именно так, – хмуро подтвердил тот. – Анастэйс...
– Ах, вот оно, значит, как?! Да знаете что, мне, в таком случае, действительно хватит одного лишь слова. Слова, что, когда я сюда вернусь, тебя, уважаемый музейный работник, в этом доме уже не будет. И под нашим забором тоже. Я проверю, – ткнула я угрожающим перстом в воздух. – Ты меня понял?
– Куда ты собралась? – вскинул глаза встрепенувшийся, вдруг, Ветран.
– Уже не твое дело, – уперла я руки в бока. Вот наглец!
– Анастэйс, ты одна никуда не пойдешь!
– Может, объяснишь, почему?
– Да что же ты такое...! – с почти звериным отчаянием взревел мужчина. – Не пойдешь и все!
– Так попробуй меня остановить! – окрысилась я не менее впечатляюще и, не желая дожидаться самой пробы, черканула в воздухе нужный знак. – Уходи, Ветран. Видеть тебя больше не желаю.
– Стася, не дури! – запоздало мявкнул в гулкий подвал умник...
Ночь, по-деревенски тихая и звездная, скрашенная лишь окраинным собачьим лаем да еще распевающимися сверчками, тут же остудила мой пыл, обдав холодным августовским дыханием горящие щеки. Я глубоко выдохнула, потом зябко передернула плечами и огляделась... Да, в таком настроении, отрадно, что на местный погост сама себя не закинула.
– А-а, что уж там – дурить, так дурить с душой! – и решительно направилась из самого центра старой площади, подсвеченной сейчас одиноким фонарем, к ответвляющейся узким рукавом улочке.
Улица сравнение свое вполне оправдывала, и, почти по прямой вывела меня вскоре в нужное место, освещенное сейчас не в пример ярче всего остального Мэзонружа. И не в пример ему же здесь сейчас было веселее. Об этом свидетельствовали радостный гомон, разносящийся через распахнутые настежь окна таверны и криво приткнутый к ее коновязи знакомый уже балаганный фургон... Насобирали, все-таки, артисты себе на жизнь, потому что хозяин 'Лишнего зуба', это я точно знаю, в долг да еще перекатных(3), угощать ни за что не станет... А еще я знаю, что по вторникам и пятницам здесь обитается моя давняя приятельница, пылкая художница Алена – еще одна наша деревенская достопримечательность, наравне с полубожественной Гелией, вечно битым Аргусом и самой длинной в стране пожарной каланчой. 'А что у нас сегодня?.. Вторник', – не весело усмехнувшись, потянула я на себя массивную дверь и окунулась в местную светскую жизнь.
Светская, это, конечно, очень громко заявлено, да только в 'Лишнем зубе' публика действительно сильно разнится с той, что торчит сейчас в трех подобных заведениях Мэзонружа. А 'богемной' ее сама Алена окрестила. Ей-то уж есть с чем сравнивать. Потому что, не смотря на молодой, даже по магическим меркам, возраст, знает многое и, в отличие от нашего непризнанного поэта известностью и деньгами не обижена. Хотя, есть между ними и общее – оба любят наши унавоженные просторы исключительно ради искусства. Правда, я опасаюсь, любовью односторонней, поскольку, что у поэта стихи здесь выходят корявые, что у нашей художницы – сплошной, как говорит умник, 'деревенский абстракционизм'. Зато, для души. За деньги то Алена в другом стиле лабает – реалистичном.
Сейчас же, в 'Лишнем зубе', на угловом помосте (еще одно отличие данного заведения) лабал Аргус и пока лишь на своей поношеной лютне. А внимали ему все остальные, из которых часть мне лично была совсем не знакома. Однако узнаваема по плохо смытому, а местами так просто размазанному балаганному гриму на 'одухотворенных' физиономиях.
– Стася, хобий натюрморт! – громогласно прокричала из своего каминного угла Алена и подскочила со стула. – Давай к нам! – художница сегодня единственным здесь цветком грелась в лучах мужского внимания, однако, судя по ее равнооценивающим взглядам, кому из сотрапезников отдать предпочтение, еще не решила. – Наконец-то ты навела на своей голове порядок, – развернула она заинтересованные взоры всех присутствующих в мою сторону. – Теперь можно тебя и писать. Кстати, знакомься – это артисты из Ежина. Выступали на крестинах у внука либрянского главы, но в обратной дороге поиздержались и... задержались, – понимающе хихикнула девушка. – А это наша Стася, грозная магичка и большой авторитет в области мыловарения. Что такое мыловарение, знаешь? – склонила она свою, тоже коротко стриженную, но совершенно чернильную головку к ближайшему соседу и сфокусировала на нем карий взгляд. – Хотя... думаю, нет. А-а, не важно... Стася, танцевать будем? Я уже готова!
– А я – еще нет, – плюхаясь на стул, поставила я в известность художницу и приняла от разносчицы свой любимый темный эль.
– Так чего же мы ждем?! – призывно завопила в ответ, вновь подскочившая с чаркой в руке Алена.
– Вдохновения!!! – взорвался маленький зал самым часто оглашаемым здесь тостом, после которого застолье для меня приобрело уже новый смысл...
Это вообще большое заблуждение, считать, что вдохновение – 'многокрылая птица(4)' лишь представителей искусства. На самом деле, в нем нуждаются все вокруг. И селянин, решивший в этом году посадить не пресную репу, а джингарские дыни, и рыбак, в порядке смелого эксперимента связавший сеть с более крупными ячеями и даже моя соседка, тетка Тиристина, тянущая свою корову к кусту смородницы... Что же касается посетителей 'Лишнего зуба', то здесь бывали люди разные, имеющие отношение к разным же ремеслам, потому что, как говорит мой отец, а уж он-то точно это знает: 'Качественная работа не приемлет вмешательства магии, потому что она сродни лишь истинному искусству'. Эко меня отнесло...
– Здравствуйте, – тут же приложило обратно... – Анастэйс, можно тебя?
– Да как ты меня нашел?.. Да что ты здесь вообще... Какого ахирантеса ты сюда приперся? – закончила я свою сбивчивую речь уже на пустом крыльце и первым делом выдернула руку из сжатой ладони Ветрана.
– Логически вычислил, – сухо бросил он ответом лишь на один из трех вопросов. – Анастэйс, как ни крути, а нам придется с тобой договариваться.
– Договариваться? – возмущенно прошипела я. – О чем нам с тобой договариваться? У тебя своя жизнь и свои тайны, а у меня своя...
– ... и свои тайны, – закончил, вдруг, мужчина и внимательно посмотрел мне в глаза. – И еще не известно, чьи опаснее для их обладателя.
– Ну, ты и... – застряло у меня в горле выразительное ругательство, хотя взгляд, я думаю, был не в пример красноречивым. – Это что, шантаж?
– Шантаж? – с досадой повторил Ветран. – Нет, Анастэйс. Это попытка убедить тебя в том, что я не хочу вам зла, а наоборот, пытаюсь уберечь. И поэтому мне очень важно всегда находиться рядом.
– А я не могу всегда находиться рядом с тем, о ком ничего не знаю, – вновь 'уперлась я рогом в тот же косяк'.
– Весь вопрос в доверии, да?.. Анастэйс, ведь ты же маг и очень умная девушка. Посмотри мне в глаза... Пожалуйста...
Маги не умеют читать по душам. Это привилегия алантов, да еще, пожалуй, детей. Но, зато в нашем арсенале имеется много других средств, заставляющих любого охотно разговориться. А в арсенале травницы и того больше. Но, мне очень хотелось, чтобы этот таинственный пришлец, так непрошено вошедший в мою жизнь сам, по доброй воле снял с моего сердца придавивший его зазубренный камень недоверия...
Я совсем не умею читать по душам, но, если взять за истину то, что наши глаза, это их зеркала, то душа Ветрана сейчас была трельяжем(5) распахнута настежь:
– Анастэйс, я клянусь, что никогда не причиню тебе зла. Я очень хочу, чтобы ты мне поверила, потому что ты для меня...
– Хой ты, в сторонку! – запоздало возвестил, вывалившийся из двери балаганщик.
Ветрану же хватило мига до того момента, как ее створка неминуемо приложится к моей спине.
– Так что ты хотел сказать про тебя и меня?
– Я хотел?.. – а вот теперь он неуклюже растерялся... и волшебство пропало.
– Та-ак... Руки убери... Руки свои убери, – дернулась я, болтая на весу ногами, и выставила вперед локти.
Мужчина нехотя поставил меня на землю и разомкнул 'цепь':
– Анастэйс, пойдем домой.
– Нет. Уйдешь ты, Ветран. Один, сейчас и навсегда... – теперь уже дверь хлопнула за мной...
В маленьком зале, где над каждым столом висело по фонарику, отбрасывающему неровные разноцветные тени на притихших гостей, было по особому уютно. Не нарушали этого ощущения даже развешенные по стенам 'душевные' аленины картины то ли с коровами, то ли с мухами. А на помосте по-прежнему, закинув ногу на ногу, сидел Аргус и перебирал струны на своей лютне, которая при таком освещении, тоже выглядела гораздо лучше и даже чуточку сказочно. Совсем чуть-чуть... Мы встретились с ним глазами, и поэт мне дружески подмигнул, а потом взял сложный аккорд:
– Вам когда-нибудь снилось дышащее грозами море?
Синь небесная куполом, чаек пронзительный крик?
Снилось, нет? Но, такое бывает со мною
В неизведанный, полный отчаянья жизненный миг.
Верю снам, как мальчишка, а этому верю вдвойне я.
Надо твердо решиться на гиблый, отчаянный шаг -
Разбежаться и прыгнуть с огромной скалы прямо в небо.
В пустоту и звенящий смертельной опасностью мрак.
Ну, а если взлетишь – повезло. Будь же счастлив, дружище!
И да здравствует жизнь, где нет места унылым дождям!
Море бурей живет. Тот, кто смел, тот с ветрами сдружился.
Это лучше, чем чахнуть в тиши и вести счеты дням...
– Нет, я все-таки буду писать это зеленую хамоватую кочку!.. – вспугнула повисшую над столами тишину художница и зашарила вокруг глазами. – Стася!
– Что? – опомнившись, оторвала я затылок от дверного косяка.
– Ты чего там стоишь? Давай, возвращайся обратно – дело есть.
Дело было не хитрым и традиционно безнадежным – в очередной раз попытаться уговорить Бухлюя позировать этой любительнице местного колорита. И не сказать, чтоб посидеть на бережку несколько часов, пообщаться с посторонней дамой водяному его бдительная жена запрещает (она ж натура, все-таки до искусства возвышенная). Или это страшное табу на особые стороны жизни нечисти. Просто сам Бухлюй категорически против. А что я здесь могу? Не надо было, дорогая, ему показывать те водяные лилии, что ты изобразила прошлым летом. Сама виновата. Его теперь никакая сила не убедит, что в итоге он будет выглядеть, хотя бы, не также пугающе. Ну, хорошо, не также странно... Но, вот как об этом самой Алене сказать?..
– Понимаешь... – аккуратно начала я, пряча глаза в кружку с недопитым элем. – Я сейчас с нашим водяным... В общем, у нас в отношениях возникло временное охлаждение. Во-от...
– А-а. И я даже знаю из-за чего, – довольно расплылась во весь рот художница. – Так не будете со своим голубоглазым красавцем в следующий раз по неурочным дням воду мутить.
– Алена! – выкатила я гневно глаза. Хотя, что тут еще скажешь? Деревня то у нас одна... И молочница тоже одна... Впрочем, как и у целой половины Мэзонружа... Ну, тетка Тиристина, язык длиннее, чем у ее Перлиты!
– А что, 'Алена'? Кстати, ты почему его к нам за стол не позвала? Боишься, будем вести себя... неприлично? – подтолкнула девушка плечом своего соседа (видимо, с кандидатурой уже определилась). Белозубый здоровяк, в подтверждение, оптимистично ей оскалился.
– Да вы-то тут причем? И вообще, давай сменим тему.
– Ну, давай. Только вот что я тебе напоследок скажу, дорогая: стоящие мужики на дороге не раскиданы. А если и раскиданы, то подбирать их из пыли смысла уже нет.
– А с чего ты... дорогая, вообще решила, что этот мужик, именно стоящий? У него что, на лбу элитный знак(6) выведен, или есть другие признаки?
– Тю-ю. Какая скука, Стася, – уничижительно скривилась девушка. – А твои глаза где? Женщина ты или береза у дороги? Да что ж меня все сегодня на дорогу то тянет?.. В общем, слушай, деревенская наивница. Есть и на самом деле верные признаки, по которым такого мужика от раскиданных, тьфу... Первый признак: сдержанность, то есть устойчивые моральные ценности. Видно, что пришел не с утренним кофе в постель, но вежливо поздоровался и скандал публично устраивать не стал. Так?
– Ну, так, – недовольно согласилась я.
– Второй признак: открытый взгляд. Он, когда здоровался, смотрел всем в глаза. А это значит, что человек проблем не боится и его трудно застать врасплох. Ну, а третий признак... – кокетливо надула губки специалист по стоЯщим мужикам. – внешняя привлекательность. Тебе достаточно... дорогая?
– Есть еще... – не успела я открыть рот, как за меня это сделал один из внимательно нас слушающих артистов, немолодой уже усач. – Вы позволите, девушки? – шутливо приложил он руку к груди.
– Валяйте, Трибор, – повелительно взмахнула художница своим цветастым шарфом.
– Я 'каруселю(7)' уже двадцать три года и знаю цену надежным поддержкам. Для нас они – вопрос жизни. А этот ваш... – кивнул он в мою сторону. – мужчина, сразу вас, Стася взял за руку.
– Так и что с того? – скептически прищурилась я.
– Весь смысл в том, как именно он это сделал. Он пропустил ваши пальцы между своими, – на собственных лопатных пятернях изобразил акробат. – По нашему – 'замок' и это самая надежная сцепка... Вот и получается, что...
– Что он еще и надежный к тому же, – громко закончила за артиста Алена. – Давайте же за это качество выпьем!
Я, конечно, к тостующей присоединилась, но вывод мой существенно от ее отличался. Да и бывалый Трибор, уверена, совсем не ветранову надежность имел ввиду...
Вскоре к нам придвинул стул довольный Аргус и под приветственные возгласы высыпал на стол из кармана штанов с десяток желтушных меденей:
– Гуляем дальше? Я – с вами.
Судя по отсутствию на поэтическом челе свежих синяков, а на рубахе – новых дыр, полоса везения его в ближайшее время сужаться не собиралась.
– Мне очень песня ваша понравилась. Особенно стихи, – тут же пристала я к мужчине.
– О-о, лучезарная Анастэйс, – в ответ покачал он своей нечесаной головой. – Я написал ее, когда мне было четырнадцать лет, хотя в те годы уже считал себя очень взрослым и умудренным жизнью... Лучше расскажите, как ваши дела и где ваш спутник? Он так быстро сюда зашел и больше не возвращался.
'Да что же это такое?', – снова возникло у меня огромное желание сменить тему разговора, но на ум, как назло, ничего стоящего не шло:
– Спасибо. Все хорошо... А вот...
– А может вина? – добродушно засмеялся, видя мои тщетные потуги поэт.
– А я не вино...
– Аргус, какой же ты милый! Конечно, надо еще вина! Жужа, еще бутылку 'Улыбки Зилы', пожалуйста!.. Да, а Стасе ее эля! – почтила и меня своей заботой вездесущая художница. Мы же с поэтом лишь обменялись ухмылками.
Вот так мы обычно с Аленой и гуляем – на деньги того, у кого они есть.
Зато весело и, как обе любим – с душой. И даже танцы наши с ней так и называются – 'танцы души', в общем, кто на что горазд. Правда, до них еще очередь не дошла. Но, и домой что-то совсем не тянуло...
– Аргус, милый. Что-то минорно сегодня невпопад. Может, прочтешь нам что-нибудь из своего последнего? – примерно через час заявила из под руки ухажера разрумянившаяся художница.
– Из последнего? – шутливо уточнил разомлевший поэт. – А вот, из совсем последнего:
От вина 'Улыбка Зилы'
Стал я дамам самым милым.
Пейте дамы то вино,
Ведь так красит нас оно.
– Очень похоже на... – сквозь дружное мужское ржание, прищурилась я. – Аргус, а по моей специфике что-нибудь можете?
– В каком смысле? – склонился ко мне, балаганно раскланивающийся в это время автор.
– Что-нибудь, про мыло, например?.. Анисовое?
– Анисовое... – на несколько секунд нахмурил Аргус лоб. – Вот:
Анисовое мыло
Селян всех покорило.
Ведь пеной того мыла
Весь местный гнус накрыло... О-о, благодарствую!
Сорвал поэт и в этот раз дружные аплодисменты. Дальше пошли заказы уже от других столов и в прогретом воздухе закружили рифмы про кресла-качалки, подсвечники и хомуты, а после того, как Аргус галантно обыграл благородное назначение ночной вазы, я уже была полна решимости:
– Слушайте, а ведь это стоящая идея! – дернула я за рубаху мужчину.
– Что вы имеете в виду? – вернулся он, наконец, на свой стул.
– Стихи про разные товары и услуги. У вас же так здорово получается: и смешно и по существу.
– Анастэйс, – грустно скривился в ответ Аргус. – Значит, вы считаете, что я на большее уже не способен? Только на такие вот, 'смешные' стишки про хомуты?
– Да нет! Я считаю, что ценится любая работа, выполненная честно. Ищите вы и дальше свое вдохновение. Ищите, но... совмещайте. У Алены ведь получается совмещать. А почему бы и вам не попробовать? А я вас со своим начальником познакомлю. Он мне давно жалуется, что для успешных продаж одной красивой обертки мало и надо искать что-то еще. Так почему бы не предложить ему ваши стихи в качестве еще одной хорошей причины купить наши полезные товары?.. Что вы молчите, Аргус? Надеюсь, я вас не обидела?
– Что вы, Анастэйс, – взмахнул он рукой. – Я думаю... Есть, над чем...
– Извините, что перебиваю, – перекинулся к нам через стол самый юный и самый застенчивый из артистов. – А вы... Стася, действительно, мыло варите, которым весь гнус 'накрывает'? Очень он меня достал. Другие привыкли, а у меня все тело постоянно чешется и днем и ночью. Так, действительно?
– Да... Завтра с утра – в нашу хозяйственную лавку на соседней слева улице. А вообще, оно по всей Ладмении продается, – удовлетворенно расплылась я и повернулась к застывшему поэту. – Ну, и долго вы еще думать будете?..
Не знаю, как наш поэт, а вот мне ни о чем думать совсем не хотелось. И, когда спустя еще какое-то время, к моему уху склонилась растерянная Жужа, я уже с трудом смогла сообразить, что именно она мне пытается втолковать:
– Кто меня там спрашивает, у вашего крыльца?
– Так не представился он. Рыкнул только, что по большой нужде вызывает, – пожавшая плечами девушка в склоненной позе показалась мне сейчас очень забавной.
– А-а. Так он – нуждающийся, – звучно хмыкнула я Жуже в ухо. Девушка резко распрямилась и недоуменно на меня посмотрела:
– Госпожа Анастэйс. Вы, конечно, маг и в Мэзонруже всякое про вас говорят, но мой вам совет – не ходите вы туда.
– Это почему? – уже поднялась я со стула и одернула кофточку.
– Да странный он какой-то, злой – мычит и качается. Хорошо, хоть один.
– Без стада?
– Без... чего? – открыла рот Жужа.
– А-а, не думай. Я сейчас сама гляну, – и уверенно направилась на выход, лишь махнув рукой вопросительному воплю Алены.
Мужчина, действительно вел себя странно. И, с трудом сосредоточив на его внушительной фигуре свой магический взгляд, я даже присвистнула от удивления (сделала попытку):
– О-о, дорогой. Кто ж тебя так снарядил в дорожку?
– Ты – нечистая девка! – шагнул тот к крыльцу и вновь неловко качнулся. Еще бы. Оно так и получается, когда на нетрезвую голову такое заклятие накладывают.
– Ну почему же, нечистая? От меня очень даже хорошо пахнет – ландышем и жареными угрями. Жаль, что ты сейчас этого не чувствуешь.
– Ты – нечистая душой. И за все отквитаешься, – продолжил свое наступление незнакомец, начисто отбив у меня охоту зубоскалить и дальше. – Стоять! – выставила я вперед руку и быстро сомкнула пальцы в отбивающем знаке.
Мужика снесло к противоположному, испытавшему всякое от такого соседства забору. Огорожа жалобно крякнула, тут же за ней истерично зашлась собака, а в высоких лопухах, сначала мстительно взревело, а потом зашуршало. Вот ведь настырный! Пришлось повторять, правда, уже без прежнего запала. По правде сказать, мужик то в чем виноват? Поэтому, чисто из сострадания, второй полет был сокращен ровно наполовину, но, на пользу также не пошел. Слепень(8) вновь поднялся с земли и без замысловатостей попер прямо 'в лоб'. Странно. А ведь даже меч из ножен вытащить его не заставил. Будто играется нами обоими... Или проверяет возможности. Тогда остается одно:
– Из-звини! – взмыл подневольный над самым забором, да так и остался там, заключенный в невидимую оболочку. – А теперь поговорим, – слепень трепыхнулся и неожиданно покорно затих. – Эй, ты еще здесь?! Какого ахирантеса тебе от меня надо?!
– Стася! Какого хоба ты здесь изображаешь?! – а вот это уже был вопрос ко мне, заставивший вздрогнуть от неожиданности и на миг ослабить контроль... Ш-шмяк!
– О-о-о... лешье сидалище. Обо что это меня так... приложило?
– Мне в какой последовательности отвечать? – нервно прищурившись, развернулась я в пол оборота к вывалившим из таверны посетителям во главе с Аленой и Аргусом... А потом перевела взгляд на внезапно возникшие из темноты малоприветливые и сильно запыхавшиеся физиономии. – Добрый вечер...
– Клык, ты чего тут разлегся? – косясь в сторону напряженно застывшего крыльца, выступил вперед самый любопытный из подоспевших. – Мы тебя по всей деревне обыскались. Вышел до ветра и пропал...
– А чтоб я сам знал, – кряхтя, попытался тот встать с земли и снова плюхнулся на задницу. – Ничего не помню, братва. И где я... и кто эти все, – вот тут я мысленно выдохнула, да видно, рано:
– Так тебя здеся тумачили что ли? – колыхнулась кучка наемников 'неожиданным' предположением. – А кто тумачил то?.. Эти?
– Да никто тут никого не тумачил! – пришлось заявлять уже мне. – И даже пальцем к нему не прикоснулись. Он сам – я видела.
– Да-а... – нервно проблеяла мне в такт Алена. – Я тоже видела. Он сам... того. Навернулся. Так что вы, мужчины, его забирайте и... спокойной ночи.
– А вот я не уверен, что ночка спокойная будет, – авторитетно усомнился самый задохлый из воителей. – Смотрите, братва, какая у того патлатого довольная харя. Точно, уделали они Клыка до мутноты в башке. Да еще и обобрали, верно.
– Чего?! – благородно возмутился такому навету Аргус, но лютню, на всякий случай, перехватил.
– Послушайте, раз уж на то пошло, так это я его уделала... бесконтактно, – многозначительно уточнила я. – Со мной будете разбираться, если желание возникнет.
Вот он – мой личный момент доблести. А что? Все по-честному. Только я бы сейчас с большим удовольствием запустила шаром не в этот нестройный отряд из пяти нетрезвых наемников, а в того, кто у нас в деревне решил 'весело поиграться' людьми.
– Я за нее... – момент доблести испорчен безвозвратно. – Анастэйс, в таверну.
– Что?!
– Да мы все здесь за нее!
– Так драться то будем?!
– Гаф-ф!.. Гаф-ф!
– Ветран!.. Да что же это такое?!
– Так тебя тумачили или нет?!
– Э-эх, конец везухе!.. Алена, инструмент подержи!
– Гаф-ф!.. Гаф-ф! Гаф-ф!
– Да ни лешего я не помню!
– Трибор, где наши биты?!
– Стася! Давай ко мне! Отсюда лучше видно!
– Да что вы со своими битами?! Это я его уделала!.. Ветран, отстань!
– Гаф-ф!..
– Братва!!! Я вспомнил!.. Я у канавы мужика какого-то встретил. Однако, это он меня того, по башке...
– ... Скажите, а вы описать его сможете? – в воцарившейся тишине присела я перед вконец озадаченным наемником.
– Извиняй, голуба. Мне бы сейчас хоть лошадь свою... описать. А что, очень надо?
– Ага... Но, ничего. Проспитесь, и на утро все будет нормально...
Хмель дезертировал из головы еще перед решением в очередной раз начать жизнь заново, но, после появления тревожного 'зуда' между лопатками. И даже вернувшийся Ветран нисколько не удивил. Еще бы, с его то 'надежной сцепкой' он теперь надолго к нам прицепился. И больше совсем не хотелось ничьей правды. Потому что вполне хватало своей.
– Анастэйс.
– Даже не начинай.
– ...Ты как? – присел Ветран рядом со мной на широкую скамейку, приставленную к боковой стене таверны.
Место это служило, вот уже много лет романтическим уединениям особо прытких посетителей 'Лишнего зуба'. И для большего комфорта было с обеих сторон обсажено пахучими кустами акации. Поэтому чувствовала я себя на ней сейчас как-то неуютно. Будто зашла в чужой дом обманом:
