Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
Глава 8
Как такое вообще может происходить? В центре Мэзонружа, в самом центре моего маленького мира? Мира, где я люблю каждую травинку, каждый кирпичик? Где солнце встает исключительно, чтобы радовать, а дождь бывает всегда кстати?.. Как?.. Ехал себе, никого не трогая, обычный гном, мечтал о сытном ужине и о теплой мягкой постели, пригрев в кармашке под сердцем подарок любимой жене, а тут...
– А он точно по доброй воле?
– Если ты под доброй волей имеешь в виду заклятие полного повиновения, то, да. Гнома маг силком не тащил.
– Так может, они знакомцы и решили на пару куда-нибудь?.. А, хотя...
– Зеня, ты мне сразу скажи, что тебе ответить, я так и поступлю, но, останусь при своем мнении, – устало вздохнула я и убрала со спины кота прилипшее к шерсти перышко. Тоже, наверное, сидит сейчас, сбоку от меня на дорожном бордюре и также недоумевает: 'Как?'. – Ошметки этого заклятия и сотворенного подвала, по которому этот гад оружейника увел, до сих пор здесь к мостовой прибиты. Я их и сейчас вижу, хотя, если бы шла мимо, то точно не заметила, а маг не избавился, потому что у него времени на то не было. Вот и все... Вот и все.
– Анастэйс, это не тупик. Это просто закрытая дверь, которую мы обязательно откроем, – легко качнул меня своим плечом, сидящий с другой стороны Ветран.
– Ага... – ответила я ему тем же и встретилась с взглядом любимых, небесно– голубых глаз, полных сейчас уверенности. А потом не смогла удержаться – шеркнулась кончиком носа по его рукаву. – Я тебе верю. Потому что, когда ты рядом, то...
– То, 'что'? – улыбнулся Ветран, дунув мне на растрепавшуюся челку.
– Поберегись! – едва успел он в следующий миг подогнуть свои 'огроменные', раскинутые на мостовую ноги перед пронесшейся мимо коляской нашего старосты. Но, на пассажирском диванчике раскинулся сейчас не он, а...
– А я, кажется, знаю, как нам без поиска и опроса свидетелей получить ценную информацию, – соскочила я с ограждения. – Чего расселись, вставайте. Здесь, дальше по улице живет единственная гномья семья в этой половине деревни. Наверняка оружейник к ним ехал, иначе бы двигался в совсем другом направлении. Пошли.
– Ты что, у свояка нашего убиенного решила ценной информации насобирать? – скептически скривился Зеня, но зад свой полосатый от бордюра оторвал.
– Ну-у, это, если только сильно повезет... или наоборот, – сделала я шаг в сторону, давая простор для маневра Ветрану. Мужчина легко подпрыгнул с места и отряхнул свои единственные штаны. – А вообще... Ужинать пора.
– Анастэйс, что ты задумала?
– Что задумала? – с прищуром глянула я на мужчину. – Пошли, по дороге расскажу...
У всеми уважаемого начальника нашей деревенской стражи, Фионария, было два главных греха (страсти), которые он, до сих пор успешно для
собственного организма совмещал: женщины и 'душевница' (1) производства бабки Цветихи. И как Дозирон не боролся с обоими, периодически подсовывая Фионарию то благочестивых невест, то целебные антиалкогольные травки, традиционно терпел крах. В конце концов, между двумя этими, не последними людьми Мэзонружа был заключен устный договор (хотя, кто его знает, может где и бумажка с печатью припрятана) о том, что 'усугубляться' наш главный страж будет в четко обозначенное для грехов время: с вечера пятницы по субботнее утро. И даже, в силу широты души, а может, ради лишнего контроля, стал выделять для пятничных поездок к Цветихе свой личный гужевой транспорт.
На свое же сегодняшнее, пятничное счастье, адрес этой, несомненно, творческой личности я знала. А вот к явному неудовольствию, жила она по этому адресу через дом от меня на противоположной стороне. И не то, чтобы моя высокая нравственность претила такому крайне популярному соседству, просто, на протяжении нескольких лет, Фионарий считал своим долгом непременно налево оттуда сворачивать. Началось это хождение к моей калитке и обратно как раз после освобождения Наума от демона. То ли я в глазах стражника сразу и сильно выросла, то ли другое что его на сей подвиг вдохновило, но доставал он меня основательно... А потом было ему видение... в ночи, белых одеждах и с отвращающим от моего дома текстом. Это, как выяснилось совсем недавно, оказался единственный известный мне случай 'отвращения женихов' из множества профессионально исполненных некромантско-философской парочкой...
– Ну что?
– Ничего, – буркнул Ветран в ответ на мой вопрос.
– Как это, ничего? – удивленно открыла я рот.
– Ничего хорошего.
– Это ты сейчас... морально-этические нормы имеешь в виду? – ехидно уточнил с его плеча умник. – Так она же не на счет променада с продолжением у Фионария будет интересоваться. И не в каком по счету горшке от двери он свои сребени хранит. Узнает, что нам надо и свернет. В чем проблема то?
В чем проблема, Ветран, видимо и сам затруднялся ответить. Поэтому лишь хмыкнул в сторону, а потом ускорил свой и без того широкий шаг, едва не промахнув мимо нужного дома. А вот я тормознула, и, вцепившись руками в низкую калитку, выкрашенную в любимый всеми гномами яичный цвет, прищурила глаза... Так и есть – знакомая крошка стояла сейчас, высоко задрав задок, прямо напротив крыльца, как напоминание об ее, так и не появившемся здесь хозяине. На центральной же двери приземистого сооружения висел внушительных размеров замок.
'Ага... Ну, да все равно сейчас некогда. А вот, если не повезет с Фионарием, сюда придется вернуться. И предлог мне лучше придумать заблаговременно', – кивнув самой себе, припустила я вслед, уже изрядно удалившейся по тротуару парочке... Но, догонять их не стала – другие у меня были на текущий момент планы. И, на минутку выпрыгнув из подвала прямо у собственной кухонной плиты, подхватила с полки пустое лукошко:
– Груша!.. Груша!
– Да, хозяйка, – высунулась из половых досок растерянная домовихина мордочка.
– Я – по делу. Ветран с Зеней – в лавке, но, скоро вернутся. Ты щелкни им охранку, если будут трудности с опознанием.
– Так они... А-а... – открыло рот создание, а потом, вдруг, тяжко вздохнуло. – Хорошо, хозяйка, я их впущу.
– Вот-вот...
Странно она себя ведет в последнее время, моя преданная домовиха: вздохи эти и всхлипывания. Может, мы ей в тягость стали, со своими бурными страстями? Или соседство набожного Ветрана смущает на столько, что Груша, ни с того ни с сего, теряется при самой пустяшной просьбе, которая, кстати, в отличие от большинства ею исполняемых, напрямую относится к ее охранным обязанностям...
'Странно, да только некогда мне сейчас и с этим разбираться. Но, вот время появится...', – осторожно прикрыла я калитку и поспешила через дорогу, в сторону стоящей у уличной обочины коляски Дозирона.
Стеньша, неизменный старостин кучер, неизменно же дремал на козлах. Про него вообще по деревне байки ходят, как раз по причине этого, годами выработанного рефлекса при любой остановке в пути тут же проваливаться в здоровый сон. Говорят, однажды, местные мальчишки даже умудрились незамеченными, прямо под его клюющим носом к переднему колесу трещетку привязать, а когда коляска, с вернувшимся Дозироном тронулась... В общем, старосту потом очевидцы всем скопом из придорожной канавы вытаскивали, а вмиг взбодрившийся Стеньша в это время уже далеко был, на другом конце Мэзонружа. Правда, он потом вернулся, когда кобылу, наконец, завернул и трещетку отвязал, и даже попытался тех остроумников словить. Говорят, поймал. Да только Дозирон с тех пор самолично, перед тем, как восседать, вокруг всех троих обход делает: и коляску проверяет и кучера своего и слабонервную кобылу Дусю.
Именно, исходя из всего выше обозначенного, колпак я скинула лишь у подножки, и, придав лицу беззаботное выражение, попыталась завязать разговор:
– Добрый вечер, Стеньша.
– Ась? – натренированно вскинулся тот, но, узрев сбоку от себя не насупленного начальника, а мою радостно расплывшуюся физиономию, тут же выдохнул. – Здорово, красавица... Как она, жизнь?
– А какая у красавиц жизнь? – многозначительно протянула я, с трудом пытаясь оную в уме представить. – Ску-учная.
– Да ну? – распахнул мужик в зевке свой щербатый рот. – Это у тебя-то жизнь скучная? Да уж лучше такая, чем... – разом оглянулись мы на хлопнувшую позади меня калитку. – ... кх-хе...наоборот, не в меру развеселая, – в пол голоса, но, все ж таки, закончил он. А я прицельно прищурилась на вальяжно подошедшего к нам щуплого мужчину.
Фионарий, а это ожидаемо он и был, сначала окинул меня не менее прицельным взглядом, особенно задержавшись на синих взлохмаченных от ветра волосах и немного ниже шеи, а потом, подправил свои и без того всегда задранные кверху черные усы (синилью(2) он их красит, что ли?):
– Всего вам наипервейшего, Анастасия. Давно не виделись, так, чтобы... – звенькнули за его спиной, торчащие из корзины бутыли.
Я припомнила, что в последний раз это было примерно года три назад, в аккурат, перед его ночным забегом по деревне в сопровождении куда более умелого, чем я в левитации некроманта, и грустно вздохнула:
– Так кто ж виноват?
– Это... да, – скривился мужчина, уж точно знающий ответ на данный вопрос и, стыдливо потупив очи, на мгновение впал в задумчивость. – А вы куда то... направлялись? Может вас подвезти?
– Подвезти? Нет, благодарствую. Я лучше пешком. Мне здесь недалеко, за угол – за яйцами на пирог, – гордо отказалась я от предложенной высокой чести, но, тут же решила смягчить мину, нарисовавшуюся на вытянутой фионарьевой физиономии. – А вот, если проводить... недалеко, до угла? А то у нас нынче говорят... неспокойно.
'Нынче у нас не спокойно, так что, проводите даму, а то дама одна ходить боится' – это волшебные слова для любого носителя штанов, считающего себя настоящим мужчиной. И не важно, что про ту 'даму' по деревне треплют, будто она самолично демона угробила (явный поклеп и преувеличение), и что на Чилимском пруду днюет и ночует (а вот это уже, отчасти, правда). Да и много еще чего... рассказывают. Но, ведь, дама сама просит? Как ей отказать в такой галантной малости? А уж если этот галантный кавалер еще и не просто так, 'второй помощник держателя коровьего хвоста', а начальник всей местной стражи, да еще с прошлым лихого наемного воителя? К тому ж срочно нуждается в скорой реабилитации этого самого галантного образа, то, здесь уж ответ сам собой очевиден:
– Одно мгновенье! – в два прыжка пихнул он на пол коляски свою ценную ношу и молодцевато одернул форменный кафтан. – Пройдемте, Анастасия. Да, Стеньша... а ты потихоньку... на расстоянии.
Кучер насмешливо крякнул за нашими спинами и начал 'потихоньку' выворачивать с обочины на дорогу, а я решила, не затягивать сильно со вступительной частью основной своей программы. Потому что, знак полного доверия, вещь крайне полезная и много раз проверенная, но 'подвести' к этому полному доверию тоже надо с умом. Так, чтобы у 'клиента' не возникло потом 'похмельного' вопроса: 'А чегой то я наплел тогда, выше крыши да до облаков? Не иначе, не чисто было'. Ведь помнит же прекрасно, кому 'плел'.
– Так, говорите, не спокойно у нас? – очень удачно начал галантную беседу сам будущий 'клиент'. – Не слишком приятно слышать такую характеристику вверенной мне территории.
– Ну да. И мне удивительно. Да только, дело в том... – изобразила я на лице крайнюю озабоченность. – Понимаете, уважаемый Фионарий, мой хороший знакомый, о-очень требовательный во всех отношениях человек, решил купить в Мэзонруже дом, а ему злые языки нашептали про недавнюю историю с неким пропавшим оружейником из Бадука. Вот он сейчас и сомневается, а мне, честно говоря, и парировать нечем. Я же не в курсе события... Как думаете, что мне ему... ответить? – преданно заглянула я в глаза собеседника и... отставила в сторону руку...
Разговор наш с главным стражем, действительно стоящий многих не опрошенных по Мэзонружу зевак, уже подходил к своему логическому завершению, исчерпав все мои вздохи и варианты удивленных выкатываний глаз, когда из-за стратегически выбранного угла...
– А вот как раз и он-ни, – совсем уж искренне, на этот раз открыла я от удивления рот.
– Кто, 'они'? – напряг свое зрение в сумерках Фионарий.
– Мой... хороший знакомый, про которого я вам говорила и Зигмунд с ним.
Опознанная парочка, явно домой не торопящаяся (иначе не сделала бы такой крюк по ближайшим окрестностям), как раз поравнялась с нами по противоположной стороне улицы, а потом и вовсе тормознула у перекрестка.
– Ваш хороший знакомый? – нервно передернулся начальник стражи. – Так он у вас... живет?
– Ага, – проникновенно вздохнула я, скосив в сторону глаза. – Еще как... живет. А, значит, мне уже пора. Спасибо вам огромное за ваши объяснения. Я ему слово в слово все передам. До малейших нюансов, – уверила я застывшего мужчину и решительно направилась через дорогу... – М-м-м... А чем это из вашего куля так вкусно пахнет? Можно я тебя под руку возьму?
– Зачем? – вопросительно буркнул, тут же сорвавшийся с места воин духа, но, локоть свой отставил.
– А Ветран, копченых ребрышек купил... Правда, мы кое что уже съели по дороге, – облизнулся с его противоположного плеча умник... Да. Денек у кота сегодня выдался, аж в сумерках заметно, как нос от избытка свежего воздуха покраснел. – Ну что, не зря... старалась?
– Ох, не зря, – как можно убедительнее протянула я и мельком бросила взгляд на начальника мэзонружской стражи, до сих пор торчащего на углу. – Дома расскажу, какие мы с вами молодцы... местами... Пока, Стеньша!
– Кх-хе!.. Пока...
Дрова в очаге, не смотря на то, что принесены были из под навеса, поначалу никак не хотели разгораться. Лишь капризно плевались в склонившегося над ними Ветрана и пускали с отсыревших боков едкий дым. Пришлось тратить последние крохи своего, почти опустошенного за день резерва, чтобы тут же, у родной стихии его восстановить. И какое же это приятное ощущение, вот так, вытянув к огню ноги и запрокинув назад голову сидеть и, прислушиваясь к каждой клеточке своего тела, ощущать разливающуюся по нему жизненную энергию. Чувство, сравнимое с разве что... Хотя, бабушка моя, на язык не воздержанная утверждала, что настоящую 'взрывающую изнутри муку' можно испытать лишь в том случае, когда рядом с тобой любимый мужчина, а не виртуозный и многоопытный любовник... Когда рядом любимый...
– Анастэйс.
– Да-а, – приоткрыла я зажмуренные глаза.
– Почему ты не ешь?
– Я ем... А чуть позже и к тебе присоединюсь.
– Что, матушка, исчерпалась? – понятливо хмыкнул Зеня, развалившийся сейчас рядом со мной, на раскинутом прямо у очага одеяле.
– Ага... Но, говорить способна. Так что, слушайте. Про нашего оружейного мастера, господина Булдга, отца многочисленного семейства и совладельца тестевой мастерской в Бадуке. Сразу скажу, что выводы наши по поводу времени его появления в Мэзонруже были частично...неправильными, так как, покончив к вечеру со своими делами в Либряне он, действительно, не стал тратиться на номер и ужин, а решил двинуть к свояку, но...
– Стася, а можно, без 'но'? – лениво уточнил кот.
– К сожалению, нельзя, дорогой. Потому что по дороге сюда он еще задержался в городе, в ювелирной лавке – ждал свой заказ.
– Драконий гребень? – уточнил умник.
– Ага, его. Ждал часа три. Там какая-то накладка вышла и курьеру пришлось мотаться по специальному каналу через границу с Эйфу(3)... В общем, в нашу деревню он въехал не в сумерках, как мы предполагали, а уже далеко за полночь. Поэтому и клевал носом и в плед завернулся. Что же касается свидетелей, – ехидно глянула я на Зигмунда. – то их, не смотря на позднее время, оказалось предостаточно. И даже нашелся человек, который дорогу гному указал. И, знаете, почему?
– Догадываюсь, – буркнул кот. – Видимо, это как раз было после того, как...
– Ну да, некая 'нечистая телега' очень громко прокатилась по улицам, а восторженные зрители слегка припозднились со своими букетами. Ну, или ночными горшками. Зато вывалились из окон как раз к заезду гнома в Мэзонруж.
– То есть, мы могли с ним и... встретиться? – потрясенно посмотрел на меня умник.
– Могли бы, Зеня... Да, видно, у каждого своя дорога, – покачала я головой. – А ты потом еще ночью...по огородам... и этот призрак странный.
– Бр-р-р, – передернуло, вдруг, кота.
– А что по поводу причин исчезновения? – подал в образовавшейся тишине от стола голос Ветран.
– По поводу причин? А вот здесь самое интересное. Во-первых, нашлись гномьи деньги, которые сначала посчитали пропавшими вместе с ним самим.
– Да?.. И где они нашлись? На берегу Чилимского пруда? – удивленно уточнил кот.
– Нет, гораздо ближе – в тайнике под сиденьем крошки. Их обнаружил свояк гнома. Наверное, у них в родне схожие места хранения.
– Та-ак, – отложил в сторону недообглоданное ребрышко мужчина. – Действительно, интересно. А, во вторых?
– У господина Булдга уже бывали до этого подобные, с точки зрения... следствия, 'загулы'. Именно так на это дело смотрит наш глава стражи. Поэтому и Прокурат не подключает.
– Что значит, 'загулы'? – приподнял бровь Ветран.
– Уважаемый коллега, сразу видно, что вы не знакомы с особенностями, как бы вам сказать... гномьего быта... – встал и потянулся философ, а потом вновь шмякнулся на бок. – У нас существует выражение: 'Надоел, хуже гномьей тещи', основанное на нелегком опыте всех женатых представителей этой расы. И все дело в том, что по древнему обычаю, 'молодой' приходит после свадьбы в дом своей жены, а, не наоборот, где и продолжает жить веселой дружной семьей вместе с ее родителями. Оттого у нашего оружейника и совместная с тестем мастерская. Аналогичные ситуации сплошь и рядом случаются.
– Ага, – скривившись, покачала я головой открывшему рот воину духа. Я даже слышала о парочке мест в Лазурном лесу, закрытом, кстати, заповеднике, где уставших от тесного общения с родней...
– ... особенно женской ее половиной... – вставил умник.
– ... гномьих беглецов привечают и успешно реабилитируют, – закончила, все ж, таки, я. – Вот именно поэтому к очередной пропаже оружейника и отнеслись 'сквозь пальцы', с полным мужским пониманием... И наверняка, дома его до сих пор ждут...
– Понятно, – встал из-за стола Ветран и присоединился к нашей пригревшейся у очага компании. – Что же по поводу денег... Получается, не из-за них гнома убили?
– Получается, так. А, может, он имел при себе нечто более ценное, ради чего это стоило сделать? – многозначительно выдал кот.
– Анастэйс, это заклятие полного повиновения, оно лишает жертву возможности говорить, например?
– Нет. Оно лишь парализует волю. И жертва, если ей прикажут, может сама себе... – начала я, а потом замолчала.
– ... все, что угодно, – глянул на меня воин духа. – А сколько, по ладменским меркам может стоить драконий гребень?
– Зеня? – вопросительно посмотрела я на умника.
– Я что вам, столичный ломбард? – недовольно скривил тот морду, но в свой информационный транс, все ж таки, ушел. – ... За тридцать девять сребеней очень похожий приобрела полгода назад графиня Перепелкина... Это цена двух нормальных дойных коров, – тут же пояснил Зигмунд в ответ на недоуменный взгляд Ветрана.
– О-о-о... – удивленно протянул тот. – Получается, деньги магу не нужны, украшением дорогим он тоже пренебрег. Остается... Да много еще чего остается: конкуренция, личные счеты, случайность, в конце концов.
– Это точно, – согласно мотнула я головой. – Вот завтра всем и займемся. А сегодня...
– Не знаю, как вы, а я – баиньки, – демонстративно запрыгнул умник на свой диван.
– Вы оба – баиньки. А у меня еще дела в избушке, ненадолго. Надо мыло закончить для... сильно волосатых клиентов, – насупившись от, вдруг набежавшего ночного бреда, встала я с одеяла. Теперь опять будет преследовать... Гном – мыло... Мыло – гном. Понять бы еще, к чему...
Нет, спать он, конечно, не пошел. Но, и у моей двери в избушку во второй раз судьбу искушать тоже не стал. А, вдруг, передумаю, да и начну слезно молить: 'Останься, всеми Богами твоими заклинаю!'. Мать моя Ибельмания, а ведь искушение и вправду велико. Особенно сейчас, когда стоишь вот так, вблизи от него, приткнувшего склоненную голову к опоре навеса, такого родного, что даже дух захватывает... Только руку протяни...
– Анастэйс?.. Ты чего?
– Извини, минутная слабость и... руку отпусти.
Ветран, еще раз хлопнув сонными веками, поднял на меня глаза. В темноте ночи, даже при магическом зрении смотрелись они и в правду, сумрачными озерами и были сейчас совсем близко. Мужчина ослабил хватку на моем запястье, а потом, вдруг, развернул ладонь и притянул ее к своим губам.
– И ты меня прости.
– За что? – замерла я.
– За то, что я сейчас... Нет. Не могу, – скользнул он челкой вдоль моих пальцев. – Хотя, хочу этого так, что дух захватывает, – и, разжав свои, подскочил с крыльца.
'Дух захватывает?.. Ну, что ж, ты сам напросился... любимый!'
– Пошли со мной, – кинула я ему уже в спину.
– Куда?
– Туда, где сбываются мечты... Что, испугался? – зря я это сказала... А может и не зря...
Ночной ветер, неожиданно теплый для такой большой высоты, тут же раскинул объятья, а пол под ногами возмущенно заскрипел. Еще бы. Кому это вздумалось нарушить покой давно забытого всеми места? Хотя, меня-то оно должно помнить. Ну а дух... Дух, действительно, захватывало. Независимо от того, кто ты и в который раз здесь оказываешься.
– Это... Мы где? – надо отдать мужчине должное, если он и растерялся в первый момент, то очень быстро взял себя в руки. – Анастэйс, это Мэзонруж? – глаза Ветрана были сейчас даже не озерами, а целыми морями, полными детского восторга.
– Ага. Самая высокая в Ладмении пожарная каланча к вашим услугам. Пятьдесят один ярд, шесть ярусов, включая этот балкон, четыре разных по форме окна и один флюгер с поющим петухом, – тоном экскурсовода доложила я. – Ее построил еще прежний деревенский глава, в доказательство того, что казенные деньги он тратит исключительно на славу родного края. С тех пор мы и ославились на всю страну, как каланчовая деревня. Хотя, этой достопримечательностью так по назначению и не пользовались. Уж слишком лазить на нее трудно... Ну, как, тебе здесь... нравится?
– Да, нравится, – подергал мужчина руками перила, проверяя их на прочность. – Я на нее часто внимание обращал, с улиц внизу. Ее ведь из любой точки в деревне видно. Вот только и подумать не мог, что когда-нибудь сюда... сразу на самую высоту... Спасибо.
– Да не за что. Наслаждайтесь, а я пока делом займусь.
– Что ты имеешь в виду? – повернул он ко мне, подставленное ветру лицо.
– Хочу посмотреть, где у нас в это позднее время магией балуются.
– А-а-а...
Мэзонруж отсюда, с самой его окраины, заплатами огородов вылезшей к Шалбе, виделся, как затихший на ночь в улье пчелиный рой. Редкие мерцающие огоньки, натыканные по площадям, перекресткам улиц да вокруг таверн лишь схематично обозначали сейчас его темные границы. А прямо за нашими спинами под округлившейся пока наполовину луной, переливалась река. На дальнем ее берегу, пологом и песчаном через убранное поле чернела неровным контуром дубовая роща, сотни лет назад облюбованная местными дриадами. А уж если совсем выпустить свое воображение вслед за юго-западным ветром, то можно представить за много миль отсюда и стену священного Лазурного леса, и топкие берега шумных в любое время суток Склочных болот. Но, мне сейчас нужно было сконцентрироваться на совсем противоположной стороне и, старательно прищурившись, я ухватилась руками за холодные перила балкона.
Постепенно темень внизу начала раскрашиваться мутными разноцветными пятнышками-светлячками, зависшими над отдельными постройками. Ну, надо же, как интересно у нас, оказывается, по ночам люди живут? Хотя, про Цветиху я и так... догадывалась. Да и магия ее деревенская, примитивная, никому вреда, не приносит... Ага, гораздо восточнее ее, под самым носом у старосты нечто по интереснее творится. И это уже не так безобидно, как 'антиопохмельный' заговор на самогон. Надо будет приглядеться с пристрастием к супружеской паре лекарей. А вот что касается моей приятельницы, Алены, то с ней придется, уже в который раз откровенно поговорить. Потому что цвет ее зависшего между башенками 'светлячка' мне совсем не понравился. Опять не тем покровителям в ночи за удачу свечки ставит? Да и у самих этих свечек цвет тоже не... Ого! Ярким всполохом отвлек мое внимание от домика художницы, радужный перелив над алантским особняком. Да... Полноценной жизнью живут многодетные супруги. От такой силы 'взрывающей изнутри муки' даже у меня кровь к щекам прилила... Прочистив, запершившее от смущения горло, я переместилась взглядом к серому пятну храма, от которого в этот неурочный для служб час шел серебристый столп света прямо в ночную высь. Ну, ничего себе! Оказывается, для такой силы энергии даже и других составляющих не нужно. А вот какое над храмом 'светопредставление' творится, когда колокола звонят?.. Надо будет обязательно посмотреть.
– Ветран, а почему ты на службы в наш храм не ходишь? – не отрываясь от искрящегося креста, спросила я.
– В храм? – удивленно отозвался он. – Я дома... Точнее в саду молюсь.
– Ясно. В уединении, значит. Или боишься, что нам вред своими святыми речами нанесешь?
– Нет... Не знаю, Анастэйс... Ты мне ответь.
– Отвечаю: можешь молиться дома и иконку свою поставить, куда положено. Я... Мы – не против. Ведь у твоей матушки есть особый угол, и домовой тоже есть. Не сбежал, собрав пожитки от такого соседства?
– Угу... Этот угол у нас 'красным' называется... Я понял.
Вид же моего собственного, мгновеньем раньше упомянутого дома, с такой точки, меня тоже искренне удивил. Правда, заметны были хорошо, сквозь соседские деревья и постройки, лишь две его неполные стороны, зато иллюминация, какую они выдавали вместе с 'сеткой' колокольчиков, накинутой на весь двор и сад... Я раньше никогда именно так на него не смотрела, о чем искренне сейчас пожалела. Потому что зрелище действительно, впечатляло. И тот золотистый свет, волнами бегущий по бревенчатым углам вверх, и скользящий дальше по стыкам четырехскатной крыши прямо к центральной трубе... Да, есть от чего флюгеру скрипеть, когда этакий поток через него, как сквозь громоотвод проходит...
'Надежная охрана... Слишком надежная для такого тихого места, как Мэзонруж', – нахмурившись, развернулась я к реке и попыталась сейчас вглядеться за ее крутой, уходящий на запад изгиб...
– Что там? – спросил за моим плечом Ветран. – Ты уже очень долго туда смотришь.
– Там?.. Старая деревенская пристань. С постоялым двором и складами. Все, как положено, только уже ветхое и заброшенное. Ею раньше, лет восемьдесят назад очень оживленно пользовались, пока, после очередного паводка, Шалба окончательно русло не изменила. Бухлюй сегодня сказал, что, если у нас в округе и появились фонари дураков, то они могут квартироваться только у старой пристани. Завтра мы это узнаем... А вообще, место там, действительно, нехорошее. Как Зеня говорит, 'неспокойное'.
– И в чем это выражается?
– Да в разном. То свистом в ночи, то здания все разом трещать по швам начинают. Я сама не видела, а вот... друга моего наш староста четыре года назад собственноручно нанимал, чтобы он порядок навел, а то на пастухов селяне жаловались. Там вокруг как раз луга заливные, а пастухи туда стада гонять категорически отказывались.
– И что твой друг, навел порядок? – профессиональным тоном поинтересовался воин духа.
– Ага... А прошлой осенью там Прокурат со своими кадетами(4) поисковые учения провел. И после тех учений, говорят, – ехидно скривилась я. – опять веселье началось. Это же кадеты – накидали своей непредсказуемой магии по всем углам, а почистить за собой забыли... Вот, видимо она сейчас так и светится... синюшно, – вновь прищурила я глаза к темному горизонту.
– Магия... За все в этой жизни нужно нести ответственность, тем более, за такое, – глухо произнес мужчина. – А давать магическую силу в руки детям...
– Это конечно. Только в том, что у Мэзонружа опять старый чирий на заднице вылез, виноваты, не пацаны неопытные, а те, кто ими руководил тогда. Это они должны были все до конца проконтролировать, – с чувством пробубнила я и резко развернулась к Ветрану. – А скажи мне, почему ты сегодня на меня злился? Неужели, только из-за того, что я против Фионария решила свой магический знак применить?
– Что? – удивленно отпрянул от меня Ветран. – Хотя, ты знаешь, да – злился. Потому что, на мой взгляд, методы такие тебя недостойны и существуют другие, куда более...
– Достойные? – выкатила я глаза. – Бегать по деревне и всех подряд спрашивать: 'А не видели ли вы'? А ТЫ знаешь, мне нисколько за свой поступок не стыдно. Никто в результате не пострадал, разве, кроме самомнения этого селадона(5). А вот тебе, воин духа, наоборот, сейчас должно быть стыдно, за то, что ты всей правды не говоришь.
– И в чем же она выражается, на твой взгляд? – склонил голову набок Ветран.
– А в том, что ты меня элементарно ревновал, но признаться в этом тебе твои заповеди не позволяют: как же так, я, воин духа, могу ревновать какую то там магичку? Да она и гвоздя с моей высокодуховной подошвы не стоит.
– Ну, знаешь ли? – уперся руками в перила мужчина. – Стыдно... Тебе трудно понять, что для других могут существовать непреложные истины, которые не оспариваются. Я тебя в этом не виню. Как ты говоришь, – тоскливо усмехнулся он. – 'Такова твоя природа'... Скажи мне, Анастэйс, а тебе когда-нибудь, за что-нибудь бывает... стыдно?
Слова его ударили прямо в сердце и больно отозвались там именно потому, что были, отчасти, правдой. Но, у меня, вдруг, пропало все желание продолжать и дальше этот бессмысленный спор, который я сама же так глупо сейчас затеяла:
– Бывает, Ветран... А особенно мне стыдно за то, что я большая трусиха и до сих пор не исполнила последнюю просьбу своей бабушки. Хотя я тогда и не знала, что она была последней... Я трусиха, потому что до сих пор боюсь учиться левитации, хотя из-за этого уже один раз чуть не погибла. Вот поэтому мне и стыдно. Правда, я стараюсь бороться со своим страхом. Отчего и бываю здесь иногда, на этой каланче, но до сих пор так и не научилась его преодолевать. Поверь мне, для мага это непростительно...
