Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
– Нет, это уже традиция какая-то... – пыхтя от натуги, выволакивала я скользкое тело Ветрана из воды. – Мы оба мокрые и я тащу на себе его огромное бездыханное тело...
– Ты нарушила договор!
– Лучше отступись и отдай его нам, маг. Ты же знаешь – он нам нужен, – с угрожающим шипением преследовали меня рассерженные русалки.
– Девушки, он мне самой нужен. Правда, еще не знаю зачем, – сделала я последнюю попытку, которая позволила туловищу мужчины покинуть водную стихию. Потом медленно встала на трясущиеся непослушные ноги и заняла позицию между лежащим телом и его неудавшимися похитительницами. – Так что... извините. Сегодня не ваш день.
– Ты – наглая магичка! – оскорблено скривила рот недодушенная прудница, с редкими серыми волосами.
– Возможно. Так что будем делать дальше?
– Отдай его нам, и мы ничего не расскажем про тебя хозяину, – мелодично пропела вторая, постарше и гораздо симпатичнее.
– Девушки, я же вам объясняю, он – мой. Так что поищите себе счастья в другом месте.
Русалки переглянулись и отплыли в глубину на совещание, которое, судя по их настрою, не предвещало нам с жертвой благородных порывов ничего путного. Я же, следя за их колыхающимися над водой головами, воспользовалась моментом и шлепнулась перед пострадавшим на колени:
– Ветран... Ветран!.. Эх, говорили мне родители – осваивай парилку(8)... – пришлось, как совершенно неспособной в этом деле ученице, опять применять грубую физическую силу и, сначала перекатывать мужское тело на живот, а потом пытаться его приподнять, ухватившись за талию... Хорошо, у него ремень на штанах крепкий оказался – есть за что уцепиться... – Оп-па!
Раздавшийся совсем рядом всплеск воды заставил меня круто развернуться и бросить мужчину в шаткой позе 'Бобик с усердием обнюхивает песок'. – А вы – упрямые.
– Ты тоже, магичка. Он – наш, – медленно пошли русалки на меня, пытаясь обойти с боков.
– Посмотрим, – заняла я прежнее свое место и сотворила в разведенных в стороны руках огненные шары. – Я не хочу вас убивать. Это – правда, – девушки, друг, замерли и как завороженные уставились на мои пылающие сгустки. И почему огонь так притягивает взгляды? Возможно, им вспомнилось что-то из их прежней, 'живой' жизни. – Коряжник!.. Коряжник, трахикарпус ты трусливый! Я знаю, что ты здесь, я тебя видела! Зови сюда Бухлюя! Живо!!! – метнулась из тростника в глубину черная ломаная тень. – Стоять, красавицы, ждать начальство.
– Ну, теперь-то ты точно влипла...
Дальнейшие минуты ожидания здешнего хозяина мы с русалками скрасили незатейливым препирательством на вечную женскую тему 'кто из нас дурнее' и выразительными звуками за моей спиной, вроде кашля и 'буа-а', говорящими о том, что герой-спасатель постепенно приходит в себя и занят сейчас исторжением из своего нутра лишней жидкости. В итоге они уложились почти одновременно – Ветран, который, шерканувшись об меня своим голым плечом, встал рядом, и Бухлюй, вынырнувший между своими злющими подружками.
– Ой, йёшеньки, Стася! – мигом оценив ситуацию, с досадой произнес водяной. – Я ж тебя предупреждал насчет сегодняшнего дня.
– Предупреждал, – согласно кивнула я. – Но...
– Вы что, его знаете? – склонился ко мне музейщик с таким выражением на лице, что, мне показалось, это я его мутузила несколько минут под водой.
– Да. И... заткнись пока, – в ответ, не хуже русалок, зашипела я на мужчину. – Бухлюй, давайте разойдемся миром. Этот человек пришел на твой пруд по своей... неосведомленности и сейчас уйдет отсюда вместе со мной.
– Боюсь, что ему придется остаться, – с кривой ухмылкой заявил водяной.
– Тогда мы останемся с ним вместе, и... Ты знаешь, это – война. А мне бы очень войны не хотелось.
– А как же наш договор? – ухватив, ринувшихся к берегу русалок за руки протрубил Бухлюй. – Мы его оба подписывали.
– Я помню. И мне очень жаль, – перекрыла я спиной дернувшегося навстречу им мужчину. – Этот человек – мой гость и, пока он в моем доме, я за него отвечаю. Значит, и здесь тоже буду отвечать я. Это, хоть и не договор, но правила гостеприимства. Ты же знаешь, Бухлюй.
– Значит, непредвиденные обстоятельства? – нехорошо сузил глазки детина.
– Они самые.
– Значит, с этого мгновения мы – враги?
– К сожалению... Но, ты забыл еще кое-что, хозяин Чилимского пруда.
– И что же?
– Если сегодня здесь будет освидетельствована попытка убийства человека, вступит в силу уже совсем другой документ. Уж я постараюсь. Ведь у тебя хватает ума понимать, что со мной вам не справиться... на суше?
– Хватает, – зло буркнул Бухлюй. – Говори, что еще за удильный крючок, этот твой документ?
– Закон о ссылке на Склочные болота, дорогой, – возникла совершенно бесшумно Агнесса и одним лишь взглядом заставила шипящих русалок присмиреть. – Я тебе о нем много раз говорила. В этом случае нас всем скопом туда сплавляют, а она сможет и дальше беспрепятственно здесь нырять... А ты не так проста, – плавно развернулась она ко мне. – И где та девочка с широко разинутым от удивления ртом?
– Жизнь всех меняет, – не зная, толи краснеть, толи злиться, пожала я плечами.
– Конечно... Кроме моего супруга. Дамы, за мной, – мелькнули через мгновение в глубину три пары бледных женских ног, две из которых, из чистой мести одарили нас напоследок целыми фонтанами брызг.
– Значит, так? – изрек, глядя на успокаивающиеся круги, насупленный водяной. – Ну, что ж. Это – твой выбор. Прощай, магичка Стася, – попятился он спиной вперед.
– Бухлюй, постой!.. Ветран, подождите меня в сторонке. Уже можно, – с нажимом добавила я вскинувшему брови музейщику. – Так надо, – и пошла в воду.
– Чего тебе? – даже не посмотрел тот на меня.
– Извиняться не буду. Не жди. Скажу лишь, что мне, правда, очень жаль... Ой, а у тебя новая бородавка!
– Где? – испуганно растопырил пальцы детина.
– Шутка... неуместная... Скажи, если мы сделаем с тобой вид, будто здесь сегодня ничего не произошло, наш договор останется в силе?
– Нет, Стася. Как я объясню своим...
– ... бескорыстным подругам? – ехидно расплылась я.
– Ну, надо же, а ты еще помнишь, – невесело вздохнул Бухлюй. – И им тоже. Что я за хозяин такой, если слово свое не держу?
– Хорошо... А что, если я тебе, в качестве моральной компенсации окажу какую-нибудь... услугу? Точнее, не тебе, а всему твоему пруду? На нашем языке это уже гордо называется высокая дипломатия, можешь у Агнессы спросить.
– Услугу? – стараясь по-прежнему выглядеть суровым, попытался скрыть свою заинтересованность водяной. – Услугу... Я, пожалуй, подумаю.
– Вот и подумай, – оглянувшись на застывшего неподалеку Ветрана, похлопала я детину по плечу. – Только, в рамках здравого смысла, конечно.
– Ну-у, – разочарованно протянул, вдруг, Бухлюй. – А, ладно, что уж теперь то? Как надумаю, зашлю к тебе Хоуна. Ты же его знаешь? – сузил он свои смышленые глазки.
– Знаю, хозяин Чилимского пруда. Значит, снова мир?
– Мир, упрямая магичка Стася, – подал мне водяной свою зеленую и совершенно безбородавочную пятерню. – Только, стоит ли он всего этого, твой гость?
– Он? – еще раз глянула я на Ветрана. – Любая жизнь этого стоит.
– Даже моя?
– Даже твоя...
Обратно шли молча: сначала я, неся в руках отяжелевшие от воды сандалии, следом музейщик в распахнутой рубахе и с перекинутыми через плечо за шнурки ботинками. Хотя, хотелось сказать очень многое. Видно, у Ветрана тоже язык чесался, потому что предгрозовую тишину нарушил именно он:
– Скажи мне, этот договор, что он собой представляет?
– И с каких пор мы перешли на дружеское общение? – не оборачиваясь и не сбавляя хода, заметила я.
– С тех самых, как ты сказала мне 'Заткнись' вместо 'Заткнитесь'.
– Когда это я? – вот теперь уже я развернулась и даже удивленно замерла, перегородив собой узкую дорожку.
– Да какая разница, Анастэйс? Главное, что я не обиделся и... заткнулся, – обезоруживающе расплылся мужчина, заставив меня вновь зашагать по тропинке. – Ты не ответила про договор. Или это ваш с Чилимским прудом секрет?
– Да какой секрет? – качнула я одной из сандалий. – Как бы тебе объяснить... Тебя ведь сейчас наверняка больше другое волнует: почему я общалась с этой нечистью, как с равными? Так?
– В общем, да, – через паузу подтвердил Ветран. – Я такое впервые вижу. И мне, честно говоря, странно.
– А мне, честно говоря, странно именно то, что тебе это... странно. Ведь у каждого из нас – своя природа. Ты родился человеком со своими качествами и отличиями. Я – магом с предрасположенностью к управлению энергией. Бухлюй – водяным с фамильными бородавками и инстинктами. И это нормально, когда каждый находит в этом мире свое место. Свой пруд или дом или дерево, как дриады. Ты знаешь, что Бухлюй полностью его очистил от мусора и тины? А то, что он развел в нем форель, а его жена, Агнесса выращивает белоснежные водяные лилии? И вербейник по берегам тоже они насадили. Да и вообще, не такие уж они и страшные. Не страшнее нас с тобой. В прошлом году недалеко от пруда местный пастух пас коров и после обеда в тенечке задремал, забыв про сынишку... Его потом полуживого вытащили из воды русалки... и откачали сами. Мальчик побежал за бабочкой и нечаянно навернулся с высокого берега прямо в воду. А договор... Думаешь, у меня одной он есть? Я лично знакома еще с тремя такими же счастливчиками. Правда, они – рыбаки. И Бухлюй разрешает им ловить на уду своих откормленных форелей. Только, чтобы, как он говорит: 'без пакостей и свинства', – изобразила я трубный голос водяного. – Вот и весь договор.
– Но, если они все такие замечательные, то, что тогда сегодня было?
– Ветран, ты из какого музея к нам приехал, раз такие вопросы задаешь? – не на шутку заинтересовалась я.
– Ильин день – православный праздник, начиная с которого нельзя купаться в реках, озерах и... прудах, потому что в них возвращается гуляющая до этого по земле нечисть. Это я знаю. Но, никак не ожидал, что существующий запрет действует уже среди бела дня.
– Потому что русалки – мерзкие бродячие упокойники и должны быть активны только по ночам?
– В общем... да.
– Так из какого ты музея – 'Черное и белое'? 'Плохое и хорошее'?
– Анастэйс, а если без иронии?
– А если без иронии, то, я и сама толком не знаю. Знаю только, что все они – либо умершие просватанные невесты, либо девушки, утонувшие в русальную неделю(9). А то, что было сегодня – это тоже часть их природы, о которой меня Бухлюй честно предупреждал еще много лет назад. Ты разве не заметил, что русалки себя совсем не контролировали?.. Хотя, с чем тебе сравнивать?.. Я вот только думаю, если бы мне пришлось стать русалкой, то меня бы, наверное, все время тянуло туда, откуда я родом. Вот и они до Ильина дня следят за полями, караулят детей, оставленных на меже, пока их матери работают. Да много еще чем занимаются, а потом... – остановилась я и, задумавшись, прищурила глаза.
– Что потом? – прямо в затылок тихо спросил меня нагнавший мужчина.
– А потом им приходится возвращаться сюда. И они опять становятся коварными русалками, – вновь зашагала я по тропке.
– Понятно... Анастэйс.
– Да.
– А я ведь тебя еще не поблагодарил... опять.
– О-о, как бы это не вошло в привычку.
– Что именно?
– Сначала таскать тебя мокрого на себе, а потом получать за это благодарности. Нет, вторая часть меня, вполне устраивает, а вот первая... Уж больно ты тяже... – повернула я голову назад, но, в следующий момент, беспомощно взмахнула руками и начала падать спиной вперед. – А-а-а!.. – и это был тот самый, торчащий из земли корень каштана...
– Ты как?
– Нормально...
Ветран, нависший сверху большой тенью, подал мне руку:
– Прости, не успел сообразить, что ты падаешь.
– Ага, обычно я именно так... летаю, – ухватилась я за его крепкую ладонь и рывком подскочила вверх, сообразив через несколько мгновений, что от одной из своих привычек мужчина уже избавился – он больше не вздрагивал при каждом моем прикосновении... Что тут же вызвало внутри меня ответную реакцию – непонятную злость на себя, его и вообще, выброшенную в, бывший еще совсем недавно разноцветным мир вокруг. – Спасибо. Дальше я сама, – выдернула я руку и зашарила глазами по сторонам в поисках отлетевшей в полете сандалии.
– Вот она, – внимательно посмотрел на меня мужчина, протягивая находку. – Пошли?
– Пошли... Кстати, раз у вас в вашем замшелом музее с жалованием, совсем, туго, и ты ночуешь под нашим забором, то возвращайся-ка обратно в дом. А то от соседей стыдно.
– К вам обратно? – нисколько не смутившись, уточнил Ветран. – Хорошо, но, только с условием, – нагнал он меня и зашагал рядом по расширившейся вдоль огородов дорожке.
– Даже так? – удивилась я небывалой наглости гостя. – Если ты еще не заметил, у нас не постоялый двор, чтобы условиям клиентов соответствовать... О чем речь?
– Ты разрешишь мне вам помогать. Точнее, тебе. Зигмунд ведь, насколько я понял, домашним хозяйством не утруждается?
– Ах, вон оно что... И в чем будет заключаться твоя помощь?
– Обычная мужская работа, – беспечно пожал музейщик плечами. – Разве ты – против?
– Ну-у, если ты не будешь совать свой нос в мою лабораторную избушку и приставать с готовкой по рецептам твоей бабушки, то, я – не против.
– Понятно, – просиял победно мужчина, будто нашел только что клад, а потом неожиданно добавил. – Хотя, ты знаешь, ее пирожки со щавелем...
– Что?!
– Анастэйс, я понял, – засмеялся Ветран. – А если, вдруг, забуду, то опять окажусь 'Бобиком в дозоре'...
– ... под нашим задним забором, – неожиданно для себя расплылась я в ответ...
Зеня встретил нас настороженно. Ревностно осмотрел с ног до головы и показательно дернул хвостом:
– Без четверти десять на часах. Опаздываете, коллега... И где вы вообще были, да еще без меня?
– В Чилимском пруду купались. Ильин день отмечали, – ответила я за обоих и пошлепала к себе наверх переодеваться.
– Да неужели? – проводил меня изумленным взглядом умник. – И много вас там было? Или вы... вдвоем? – развернулся уже к смущенному мужчине:
– Нет. С двумя русалками, женой водяного и им самим.
– Стася!!! Это что же такое?! Сегодня ведь туда нельзя! – благим матом заорал кот. – Какой хоб вас туда понес, в это неспокойное место?!
– Это ты у своего великомудрого коллеги спроси, какой... его туда понес, – с обидой возразила я из своей занавешенной плательни(10). – И вообще, чтобы его в будущем в такие места не носило, он теперь будет жить у нас – под присмотром. Так что, покажи ему наш гостевой угол... Что-то не слышу радостного мяуканья?!
– Мяу-у-у! – восторженно взвыл кот, а потом вспомнил о своем ученом статусе. – То есть, совершенно правильное решение. Полностью его поддерживаю... В карты играешь?
Вот так у нас обычно все и начинается. Осталось только ближе к ночи Груше свой утиный нос высунуть с целью более близкого знакомства. Хотя, в этот раз умнику совсем не повезло, потому что Ветран в карты играть категорически отказался. Ну что ж, будет больше времени для умных бесед, а значит, и закончат быстрее...
__________________________________________
1 – Кусап – деревенский хам.
2 – Цветы клопогона источают устойчивый запах свежих фекалий, чтобы привлечь тех же насекомых, что и барбарис.
3 – Мифический остров дохристианских блаженных, некое подобие рая на земле.
4 – Одна унция равна 28,4 грамма.
5 – Окрошка.
6 – Оно же томленое молоко – молочный продукт, который готовится из молока путём его кипячения и последующего длительного равномерного нагревания в печи.
7 – Традиционный церковный праздник в честь святого Илии. В этот день категорически запрещалось купаться в водоемах и настоятельно рекомендовалось: ломать дубовые веники, окуривать дом дымом трав (хотя лучше дубовой головней) или просто посидеть под дубом в состоянии созерцательной задумчивости.
8 – Сленговое название заклятия парения или левитации. В данном случае имеется в виду лишение чужого тела его веса.
9 – Она же – троицкая неделя, неделя празднования одного из четырех главных христианских праздников – Троицы.
10 – Деревенское подобие гардеробной комнаты.
Глава 4
Моя вторая попытка сходить в поле за мятой на этот раз увенчалась успехом. Это, если судить по ее конечному результату. А вот сам процесс совсем не удовлетворил. Потому что тут же за мной резво увязался Ветран, припомнивший мне (вот наглость!) о моем же сегодняшнем разрешении в полном его содействии. А за мужчиной, не менее прытко понесся и кот, объясняя цель своей прогулки 'обкаткой нового тела'. Да, пусть он наивной Груше втирает про такие причины. Я-то прекрасно понимаю, что умник заурядно ревнует (а вот это уже глупость). Вот так вот, в сопровождении наглого музейщика и глупого философа я и собирала свою траву, выслушивая без остановки, что поле не место для домашних котов, которых огромные пространства морально 'пригибают к земле' и подбадривающие комментарии Ветрана: 'Рви больше. Я же тебе помогаю – донесу'. А зачем мне ее больше то? Разве что сопровождающих своих этим веником отходить со всей душой... Ага, мечтай, магичка Стася...
Дело пошло на лад только когда я нешуточно пригрозила им обоим нацепить на себя колпак и уйти, куда глаза глядят, лишь бы в тишину. Вот тогда болтуны присмирели. Правда, ненадолго...
– Стась.
– Что?
– А ты сегодня будешь?
– Еще одно слово, Зеня и ты – мухобойка в серую полосочку.
– Зачем нам мухобойка? Ты ж мух знаком в дом не пускаешь... Ну, Стась. Когда у меня еще такая возможность выпадет к тебе присоединиться?
– Это вряд ли.
– А о чем речь? – сощурился на солнце заинтересованный Ветран.
– Да она, когда на это поле за травой ходит, видишь вон там, левее, пологий холм? Всегда на обратном пути...
– Зеня, ты будешь не мухобойкой, а... а... – подвела меня от возмущения фантазия.
– Ну, ты пока придумай, а я продолжу. Она любит там, на самой вершине лежать в траве, разговаривать с ветром и смотреть на облака. А сегодня день как раз подходящий – облачный.
– Правда? – по-детски расплылся музейщик. – Я когда-то тоже это любил – смотреть на облака, очень давно. И даже целые сказки сочинял: вон летит дракон, а за ним рыцарь на...
– ... грифоне(1)? – уперся кот передними лапками в мои колени, восторженно взирая на мужчину.
– Грифоне?.. Нет, на коне. А следом за ними...
– ... принцесса на кочерге, – обреченно вздохнула я и поднялась из травы. – Ладно, пошли на мой холм сказки смотреть. Но, чтобы тихо...
Холм был совсем обычным – с будто приплюснутой хлебной лопатой верхушкой и гладкой булкой обкатанными за столетия склонами. Такие щедро раскиданы по всей Ладмении. Да и трава росла на нем тоже вполне обычная – сухой костерь(2) с мелкими васильками. Но это был мой холм. Много лет. Место, по которому я скучала в слякотные межсезонья и вздыхала зимой, место моих откровенных разговоров с миром... Поэтому небо над ним было особенным – моим. А порою мне даже казалось, что и ветер, который, то степенно гуляет, то ошалело носится над нашей древней землей по своим вечным делам нет-нет, да и притормозит, чтобы шепнуть что-то сокровенное на ухо именно мне. Стоит только хорошо к нему прислушаться... Но, вот, получится ли это сегодня?..
– Извини, подстилки не прихватила.
– Но, навещать-то ты ее в силах?
– Так может, сразу твой диван сюда навещать? – устраиваясь по удобнее безобидно поинтересовалась я у умника, развалившегося на спине сбоку от меня.
– Правда?
– Конечно, правда. Только он потом здесь и останется.
– Я так и знал... А, может...
– Зигмунд, как ты думаешь, на что похоже это облако? – вывел кота из под надвигающегося удара судьбы, раскинувшийся с другой от него стороны, Ветран.
– Видимо, на диван, – не утерпев, хмыкнула я. – А вообще... оно на голову пса похоже. Со стоячими ушами.
– Или на Грундильду, – хмуро добавил кот.
– А кто такая Грундильда?
– Это наша домовиха. Ты с ней еще познакомишься... если она захочет, – нехотя пояснила я. Действительно, мы сюда болтать пришли или на облака смотреть? Но, не тут-то было:
– Домовиха? – приподнялся на локте мужчина. – И вы с ней... дружите?
– Можно и так сказать. А вообще, Зигмунд и Груша – моя здешняя семья. Для тебя и это странно?
– Уже начинаю привыкать, – с непонятным мне выражением ответил мужчина и вновь забросил руки за голову.
– Дружба есть привязанность, укрепленная привычкой, возникающей из длительного общения и множества обязательств.
– Это ты к чему сейчас изрек? – скосила я глаза на зевающего во всю пасть кота.
– Не знаю... Просто, навеяло что-то из двух произнесенных Ветраном слов.
– Навеяло? А ты знаешь, если закрыть свою пасть и немного помолчать, то тогда, возможно, тебе что-нибудь другое навеет, гораздо уместнее. Ты зачем сюда приперся?
– Ладно, не злись, – сложил лапки на белоснежную грудь Зигмунд. – Уже молчу и смотрю в небо... Ой, нет. Солнце из-за облака выглянуло, – быстро зажмурился кот, поставив торчком свои крохотные черные реснички... Вот так бы и любовалась на него, такого трогательно... молчаливого. Осталось только самой откинуться на спину и, наконец, расслабиться...
Облака сегодня плыли неспешно, хотя восточный ветер, как пастуший пес откормленных овец, гнал их на далекие пастбища... А, действительно, овцы. Вон и баран среди них, с кривыми завитыми рогами и еще одним хвостом вместо задних ног... Мне это сравнение до того показалось забавным, что я даже повернула голову, чтобы поделиться им с Ветраном. А потом передумала – музейщик лежал и, прищурив глаза, смотрел ввысь. Может, ему вместо овец что-то совсем другое видится? У каждого ведь свой мир и свои сказки...
– Скажи, как ты разговариваешь с ветром? – опять подловил он меня за подсматриванием. – Ты при этом что-то делаешь, специальное?
– Нет. Просто думаю. Да это и не разговор вовсе, а ответ на мысли. И то не всегда.
– Понятно. Значит, просто думаешь, а ветер дает ответ?
– Ага... Попробуй сам.
'Не всегда', это я стараюсь выглядеть благоразумной. Потому что, как сказал когда-то Зеня: 'Кто ждет от судьбы знаков, тот и в луже видит корабли'. Про корабли, это он точно тогда подметил – свой самый первый ответ от ветра, тоже восточного я получила как раз на вопрос: 'Как жить дальше – плыть по течению до Либряны или окунаться в море самостоятельной жизни?'. А что касается знака, так он явился мне в виде упавшего на лицо, невесть откуда на этот холм залетевшего листа с яблони... Так я стала хозяйкой тетушкиного дома и ее престарелого сада. Хотя, для большей достоверности, мог бы еще и грушевый листик на меня пришлепнуть... А дальше были ответы и попроще, без иносказательности. Правда, реже... Но, это опять к вопросу о поиске кораблей в луже.
– Ий-хе-е... Ий-хе... Ий... – одновременно развернулись мы с музейщиком друг к другу.
– Ты это слышала? – с выражением священного ужаса в глазах пробормотал тот.
– Ага.
– Ий-хе. Уням-ням... – присоединился к нашему удивлению безмятежно храпящий на свежем воздухе кот.
– Ну и как это понимать? – еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, кивнул на Зеню Ветран.
– Не знаю, я вообще подобное чудо вижу впервые за много лет. Только, как теперь такой 'ответ' расшифровывать?
– Может его разбудить, пересказать и попросить перевод?
– Ийх... Ий-хе-е... – громко возразил нам философ, а потом, потянувшись, перекатился ко мне под бок и... затих.
– Краткость – признак таланта оратора, – глубокомысленно скривилась я, а потом подняла взгляд с кота на мужчину и... мы оба зашлись в беззвучном смехе...
– Ну, а если серьезно, Анастэйс, – вытер рукавом рубашки слезы Ветран. – Ты ведь – маг огня, а искать ответы ходишь на этот холм. Почему?
– Не знаю... В первый раз оно как-то само собой получилось. К тому же ветер – воздушная вотчина, а огонь и воздух – стихии родственные и друг друга дополняют. Может, поэтому... А может потому, что боюсь иногда самостоятельно принимать важные решения и перекладываю их на других, – немного подумав, призналась я. – Кто его знает?
– И что, помогает? – без доли иронии посмотрел на меня мужчина.
– Ага... А вообще, нет здесь ничего магического. По крайней мере, не больше, чем в подбрасывании монетки. Ветрованием у нас в Мэзонруже любая девица на выданье может заниматься.
– Ветрованием? – переспросил музейщик.
– Обращение к ветру так называется. Есть даже специальный стишок с личной просьбой к нему, тоже никакого отношения к магии не имеющий.
– Точно? – скептически уточнил Ветран.
– Ты у кого спрашиваешь? – уверенно расплылась я. – А что, интересно?
– В общем... да, – с явной неохотой признался мужчина. – А ты его знаешь, этот... стишок?
– Конечно, знаю... Давай, усаживайся по удобнее и ко мне лицом, – наблюдая борьбу разгоревшегося внутри музейщика интереса со здравым смыслом, приняла я за него решение и села сама, подпихнув под пригревшегося кота свою набитую травой сумку. – Та-ак. А теперь повторяй за мной: Ветер-ветер-ветерок...
– Ветер-ветер-...ветерок, – заерзал мужчина и на всякий случай, огляделся по сторонам.
– Ты лети за бугорок.
– Ты лети за бугорок.
– Ты любовь мою найди.
– Ты... любовь мою найди.
– И сюда ее веди.
– И сюда ее... веди... Анастэйс, ты же говорила!
Ветер, до этого лишь теплой ладонью скользящий по моему затылку, вдруг ударил сразу с четырех сторон и, будто натолкнувшись на невидимые вокруг нас стены, начал медленно обходить по кругу, все ускоряясь и холодея. Вокруг нас в вихре закружились сорванные оси костеря и прилетевший из низины травяной сор, оставленный косарями. Все это зашлось в стихийном танце, устроенном, кажется всеми четырьмя ветряными братьями вместе... А мы так и сидели друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза, видя там, как в зеркальном отражении собственный страх и растерянность.
– Мау-у!!! – первым из нас подскочил кот, а потом, вдруг, замер с выгнутой дугой спиной и прошипел. – Хус-сдос-с.
И в миг все стихло, напоследок, приземлившись мужчине на нос закруженной в круговороте пчелой.
– Что... – смахнув ее, глухо произнес Ветран. – Что здесь только что произошло?
– Вот и мне интересно... – с облегчением выдохнула я и поднялась с земли. – Зеня, что значит 'хусдос'? Ты что у нас – заклинатель ветра к тому же?
– Какой к хобьей матери ветер? – оглядел нас совершенно безумными глазами философ. – Какой к хобьей матери хусдос? Причем здесь он?
– Как это причем? – вперилась я в него, сверху вниз гневным взглядом. – Ты сам только что это слово сказал, а потом все сразу закончилось. Что это – хусдос?
– Видимо, ответ на вопрос кого-то из вас, – совершенно неожиданно заявил кот и нервно шлепнулся на попу. – Потому что последнее, что я помню, перед тем, как уснуть, это слова Ветрана: 'Как ты разговариваешь с ветром?'.
– Ответ на вопрос? – подал голос хмурый музейщик. – И на каком языке?
– На древнейшем, естественно. А вы думали, он с вами на ладменском государственном будет болтать? – принялся нещадно тереть лапами замусоренную морду Зигмунд. – А что вы на меня так уставились? Я-то здесь причем?.. Хусдос в переводе с накейо(3) означает – 'Ответ где-то поблизости' или дословно – 'Ответ рядом'... А сейчас я вам чем не угодил?..
– Чем не угодил?.. – встретилась я с не менее ошарашенным взглядом мужчины. – А-а, да ну вас обоих. Такой день испортили... Пошли домой, – и, подхватив сумку, первой припустила со склона.
Отставшие нагнали меня уже внизу. Ветран на ходу забрал мою ношу и дальше пошагал уже рядом:
– Я знаешь, что думаю?
– Понятия не имею, – отмахнулась я от него.
– Неважно, что там, на твоем холме произошло. Если это тебя так расстраивает, то давай сделаем вид, будто ничего не было.
– Уже...
– Что, 'уже'?
– Уже сделала вид, – внимательно глянула я на мужчину. – Ты гуляш с фасолью ешь?
– Гуляш с фасолью? Конечно, ем. Фасоль еще можно с копчеными колбасками приготовить. Я умею.
– Ну, за колбасками – завтра в мясную лавку. А сегодня, значит, будут сырники.
– Договорились, – облегченно расплылся музейщик. – Тогда завтра с утра с тобой в мясную лавку.
– Что?!
– А вы знаете, я такой сон видел странный... – посеменил с другого бока от меня кот.
– Про скрипучую дверь? – перекинула я все свое ехидство на новую жертву.
– Почему про нее? – удивленно забежал вперед умник.
– Ты храпел во сне, как скрипучая дверь.
– Что?!..
В воздухе пахло прогретым медом, пряными травами и... навозом – специфическое деревенское сочетание, даже если вы в самом центре Мэзонружа, мало уступающего в размерах какому-нибудь городку из озерного приграничья. Я еще раз тормознула прямо посреди тротуара, поводила носом в сторону торгующей зеленью старушки и решительно двинула дальше, заставив Ветрана, сделать полный оборот вокруг своей оси. А, пусть повертится, раз опять за мной увязался. Лишь бы корзиной никого из прохожих не сшиб. Еще одна отличительная черта города от деревни – неспешность. Это только кажется, что загруженная повседневными трудами сельская жизнь требует беготни от рассвета до заката, а город наоборот, располагает к размеренности и созерцательности. Менталитет не тот у простого деревенского жителя – философский. Отсюда и поговорок множество про спешку и ее последствия... иногда необратимые... особенно для юных дев, горящих желанием скоро выйти замуж... А, кстати, что-то слишком много их сегодня попадается на нашем пути, с горящими глазками, провожающими моего невозмутимого спутника. Так и хочется обернуться и... язык им показать. Да, нет! Ведь совсем не то хотела вначале...
– Стэйс! – круто развернулась я на знакомый голос, уперевшись в грудь своему сопровождающему. – Дорогая, минуточку подожди!
А вот эта дама во время своего выгуливания может забрести куда угодно. Даже в мясную лавку. Гелия, строго ткнув пальцем в подвешенный за крюк окорок, махнула мне рукой.
– Кто она?
– Моя давняя знакомая, – шаря взглядом по ароматным, истекающим соком копченостям и толстым колбасным кругам, пояснила я. – А-а...
– Раз так, не буду вам мешать, – тут же ретировался мужчина ближе к ним.
– Ну-ну...
– Здравствуй, мыльная фея! Кто это с тобой? – выразила ответную заинтересованность подошедшая алант.
– Ученый коллега Зигмунда из столицы. Приехал черпать из неиссякаемого источника, – со вздохом, пожалуй, чересчур скорбным, пояснила я. Видно, на самом деле, чересчур, потому что женщина пристально на меня посмотрела, а потом улыбнулась:
