Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
– Груша?.. Сколько посчитает нужным. Она – дух этого дома и сама решает, когда выходить с нами на контакт или отвечать на наши приглашения к нему.
– Понятно... – мужчина с силой потер ладонями лицо, а потом сцепил их друг с другом.
– А вот мне совсем непонятно, – хлопнула я перед ним полную чая кружку.
– Мне и это... вполне понятно. Анастэйс, сядь, пожалуйста.
– Села...
– Рассказываю.
– Внимаем, – вставил, притрусивший от чашки с молоком умник. И как еще от 'Покайся, грешник' удержался?
– Рассказываю... – по взгляду Ветрана я поняла, что примерно того же ожидал и он. – Я уже уснул, довольно крепко, потому что сообразил не сразу, когда... В общем, когда очнулся, передо мной стояла дрибза(3).
– Кто перед тобой стояла? – недоуменно переспросила я.
– Дрибза, – до побеления сжал мужчина пальцы. – Это исчадье ада, каким-то непонятным образом просочившееся в наш мир из старого. С виду – обычная женщина, а по духу своему – чистая демоница.
– Ну-у, – с непонятным мне выражением протянул умник. – Я бы на вашем месте, коллега, не стал так сгущать краски.
– А ты уверен, Зигмунд, что мог бы когда-нибудь оказаться на моем месте? – с не менее непонятным мне гневом произнес Ветран.
– Я вам больше скажу, с одной из них я был лично знаком... в свою бытность в столице, а ее – под попечительством одного знатного господина. И все дело вовсе не в связи с демонами, а в афродизиаках, которые дрибзы очень умело используют. Да еще, пожалуй, в их обязательном ритуале соприкасания надрезами и обмена кровью, после чего все процессы в организме ускоряются, включая...
– Твои познания, я смотрю, очень глубоки во всех... областях жизни, – глухо произнес мужчина. – Однако, я бы не советовал тебе, Зигмунд, в следующий раз, так искушать судьбу, окажись вы с ней на ЕЕ территории... Как я когда-то.
– Послушайте, коллеги, может, обмен опытом вы продолжите в другой раз? – не менее выразительно вступила в беседу я. – Ведь, насколько я поняла, ты не эту... дризбу убил, а меня? Я-то здесь причем? Не вовремя появилась?
– Продолжаю... Она... дрибза, стояла передо мной, как живая, то есть, вполне реальная, как вы сейчас. И держала в руке свой ритуальный нож.
– Ты тогда в первый раз закричал? – ехидно уточнил кот.
– Не-ет. Я просто незаметно вытянул из под подушки стилет и приготовился к броску.
– Лихо!
– Зеня! Ты можешь заткнуться? Иначе мы до моего убийства только к обеду доберемся.
– А потом... – и без котовьих дополнений, вдруг, замолчал Ветран. – Потом, она качнулась в мою сторону и я на нее прыгнул. А когда уже воткнул ей в сердце стилет... – потрясенно поднял он на меня глаза. – Подо мной лежала ты.
– Что? – перехватившим голосом выдохнула я и тут же закашлялась. Потом отхлебнула из кружки чай, боясь снова поднять глаза. – Она превратилась в меня? Я правильно поняла?
– Да, Анастэйс, – разжал он, наконец, свои пальцы, и тоже схватился за кружку.
– Какие интересные у нас по дому гуляют иллюзии, – сдавленно пробормотал умник. – Прямо, иллюстрации к мемуарам, если бы мы с тобой, Ветран, за таковые сели. Хотя, я не понимаю, Стася то здесь, действительно, причем? Ну, мой маг – из моего темного прошлого. Твоя красавица тоже, явно имела место в твоем, боевом, а наша то мыльная фея, она из самого, что ни на есть, настоящего?
– Ветран, – не только подняла я на него глаза, но и встала со стула.
– Угу, – удивленно кивнул он в ответ.
– Накапать тебе... валерьянки?
– Зачем? – один с завистью, другой с недоумением, вопросили сидящие.
– Затем, что тебе надо успокоиться, а я... я иду спать. Так накапать?
– Не надо... Анастэйс, погоди!
– Спокой-ного утра!..
Самообман... Он заранее обречен на проигрыш, потому что реальность всегда разрушает наши заблуждения. Неминуемо. Но, можно просто на время спрятаться от нее, этой разрушающей реальности, сделать вид, что ты и дальше продолжаешь верить в лучший исход. Хотя бы на время, всего на чуть-чуть оттянуть неизбежное...
– Мне еще немного осталось! Я скоро уже закончу!
– Угу... – вздохнул за дверью Ветран. – Ты, хотя бы пообедать выйди.
– Нет! – категорично отрезала я. – Много дел. Давайте без меня.
– Так мы-то пообедали... Я ж в третий раз сюда прихожу, – по голосу было понятно, что последние слова мужчина бросил уже удаляясь. Но, далеко не ушел. У него тоже 'нашлись срочные дела', и совсем рядом – у навеса. Именно с той стороны возобновились сильно характерные звуки: 'Йэх! Хрясь...' Чурбашки то тут причем? За меня от колуна(4) страдают... За мой самообман.
Я даже в окно глядеть не стала. И так понятно – бдит. Хотя, с моими-то способностями, риск все равно есть. Но, видно, ему самому так спокойнее. Что же касается моих дел, так их у меня попросту не было. Мыло свое последнее я отдала господину Трушу еще вчера, выпросив взамен двухнедельный перерыв. Вот он удивился. Хотя, раз то за шесть лет – имею полное право. А уборку в избушке закончила еще часа два назад. Сейчас же, просто сидела на скрипучем, как и большинство тетушкиной старой мебели, диванчике и просто пялилась в одну точку. Точкой была клякса на противоположной стене, ярко синим толстым паучком притаившаяся на беленом, как снег пространстве. Это я так волосами тряхнула, еще длинными, когда, не веря в собственное 'счастье', с зеркальцем наперевес, выскакивала на улицу... Возвращалась, правда, уже гораздо спокойнее... и с ножницами. Да что там волосы? И почему именно они мне сейчас на ум пришли?.. Наверное, потому что одного с Грушей цвета... Хотя, могла бы подумать и еще о чем-нибудь. Например, о том, что за ахирантес и зачем запечатал фонарь дураков в колодце... А вот это уже совсем анализировать не хотелось. Потому что, как и в случае с домовихой, ответ я знала с большой долей вероятности. Да и радовал он меня не больше... А, если о Ветране?.. И опять – тупик... Кругом тупики.
– Стася... Стася, впусти меня... пожалуйста.
Ну, раз 'пожалуйста'. Я и не помню, когда умник это слово в последний раз употреблял:
– Заходи.
– Трудишься? – после беглого обзора, запрыгнул кот в аккурат на мое нагретое место. – Трудишься, вижу.
– Так уж и видишь? – с вызовом скрестила я на груди руки. – Зачем пришел?
– Мы с Ветраном сейчас по лавкам пойдем.
– Ну, надо же, какие 'хозяюшки'.
– Так вот, – стойко усилил нажим умник. – Возможно, опять до Либряны махнем.
– До Либряны? – тут же 'сдулась' я. – Туда-то зачем?
– Да, мало ли?.. Мне, например, очень сыр понравился, который Берта вчера приносила. Ты не знаешь, в каком именно магазине она его купила?
– В 'магазине гостинцев', по всей видимости. Сыр можно и здесь найти. Я знаю одну лавку, недалеко от нас. И нечего вам в Либряне делать, если только не по следственным интересам.
– А это уже нам с Ветраном решать. Ты-то от дел отстранилась. У тебя сегодня опять свои заботы... Стася.
– Что еще?
– Зря ты так.
– Это, по какому поводу?
– Подумаешь, убил он тебя. Ведь хотел то убить совсем другую.
– Много ты понимаешь, – тяжко вздохнула я и отвернулась к окну.
– Я же – мудрец... И, если рассматривать данный факт с психологической точки зрения, то...
– Зеня, иллюзии, явившиеся к вам с Ветраном, конечно, имеют к психологии отношение, но не на столько, как ты считаешь.
– Так объясни мне! – с воодушевлением воскликнул кот и даже хвостом обернулся. Видно, для лучшего усвоения материала.
– Объяснить? – прищурилась я в ответ. – Объяснить... Боюсь, что все вкусные сыры закончатся. Так что, спрыгивай с диванчика, пошли...
Хозяин нужной нам лавки был человеком, по всей видимости, с редкостным чувством юмора. Потому что в стеклянных дверях сейчас красовалась, подвешенная изнутри картонка 'Я вкушаю. Медленно досчитайте до ста и вам воздастся'. К тому же, не смотря на наличие государственных расцветок в ленте, новая его вывеска, реющая поперек тротуара, сильно напоминала траурный венок с сырным кругом ровно по центру.
– Да-а... – задрав голову, залюбовалась я на сей жестяной шедевр. – Я бы на вашем месте не стояла прямо под ней.
– Это почему же? – напрягся на плече Ветрана умник.
– Еще неизвестно что лавочник имел в виду под словом 'воздастся'. Вдруг, вывеской. С ней на шее и похоронят.
– Ну и шутки у тебя сегодня, Стася, – фыркнул кот, а мужчина, все ж сделал шаг в сторону:
– Может, не будем считать, а сходим пока в другие места? А, Анастэйс? – щурясь от солнца, посмотрел он на меня. Я же в ответ лишь пожала плечами:
– Да, пожалуйста. Дальше по улице еще одна будет...
Постепенно, от лавки к лавке, дойдя до самого центра Мэзонружа, мы так же постепенно набрали корзину. Работали они здесь без перерывов на 'вкушения', да и на улицах было гораздо веселей от людей, развлекающих себя нарядным воскресным променадом. Нечто подобное позволили себе и мы. Правда, с тяжелой ношей и котом на плече беспечно прогуливаться было как-то странновато. Поэтому, предпочли для себя 'сидячий' вариант. Благо, было где – как раз напротив единственного в деревне банка, точнее, его местного представительства, в маленьком скверике, отвоеванном у соседнего постоялого двора. По-моему, Зеня сейчас про эту знаменитую судебную тяжбу Ветрану и рассказывал. По крайней мере, слова 'а столб потом прямо в зал, как доказательство' и 'два раза Дозирона его же картой местности', там точно присутствовали. Я же сидела в сторонке от них и, закрыв глаза, отдала лицо солнцу и ветру.
– Анастэйс... – дошла очередь и до моей персоны.
– Да-а.
– Ты ведь голодная.
Очень захотелось ответить, что на людей пока бросаться по этой причине не собираюсь, пусть не тревожится, но, больно уж глупо это, да и ни к чему уже:
– Так ведь, сама виновата.
– Здесь рядом, я видел, когда мимо проходили, пирожками торгуют. Хочешь пирожок?
– Ага... Спасибо.
– Я сейчас, – поднялся со скамейки Ветран. – Только...
– Я буду здесь.
– Хорошо. Зигмунд с тобой останется...
– Стася, ну за что ты с ним так? – проводили мы с котом взглядами завернувшего за угол Ветрана.
– Зеня, прекрати свои копания. Я что, обидела его чем-то? Наорала? Оскорбила? По-моему, все у нас тихо – мирно.
– Уж лучше бы наорала.
– Что?
– Так, хоть какие-то эмоции, а не полная отчужденность. И как мы вообще будем дальше работать в такой ненормальной обстановке?
– Нормально будем работать. Вот сейчас пирожок съем и сразу резво подскочим нормально работать... Лишь, с направлением определимся.
– Ну-ну...
– Я тебе сейчас усы повыдергиваю за эти твои многозначительные 'ну-ну', – развернулась я к коту. – Суешь свой мудрый нос во все дыры. Лучше бы своими делами занимался. Ты почему сегодня клиенту в приеме отказал?
– Я? – опешил от такого неожиданного поворота 'миротворец'. – Так он... он. Стася, я боюсь.
– Чего ты боишься?
– Что расскажу ему что-нибудь совсем неподобающее, а оно потом... сбудется, – тоскливо насупился умник.
– Да?.. Вот я Трахиния, – ошеломленно обхватила я голову руками. – Точно, исчадье...
– Добрый день! Надеюсь, я вам не помешал? – вопрос прозвучал, как нельзя, кстати...
Приятельницу свою, Алену я знала вот уже долгих пять лет. И из нашего с ней общения извлекла для себя два достаточно ценных урока. Урок первый: есть вещи, понять которые мы не в состоянии (под каким углом на них не пялься), но от этого они свою ценность для других не теряют. И урок второй: есть женщины, для которых мужчины – всего лишь приятные, но временные ухажеры. Однако женщины эти вполне заслуживают уважения. Поэтому, на картины аленины я старалась совсем не смотреть, а кавалеров ее многочисленных – просто не запоминать. Хотя, господин Горст Фенербак мне, почему то, запомнился.
– Здравствуйте, – спешно опустила я руки, а потом подумала, что к этому еще что-то, наверное, полагается добавить. – Как ваше здоровье?
– Вашими молитвами, – жизнерадостно расплылся ветеран и без приглашения уселся рядом.
– Что, извините? – прищурилась я.
– Я сейчас не то сказал? Так у людей обычно, принято отвечать, – замер он, а потом рассмеялся. – Спасибо, иду на поправку. А вот вы, госпожа маг, и сегодня прекрасны, как небеса обетованные.
– Скажите, – косясь на мой окончательно потерянный вид, влез умник. – вы свои фразы заранее репетируете или экспромтом выдаете?
– Это сейчас про что, уважаемый Зигмунд? – перегнулся к нему господин Фенербак.
– Да хоть про ваш сомнительный комплимент, – вкрадчиво пояснил кот.
– Сомнительный комплимент?.. Хм-м. А хотите анекдот про аналогичный же? – сам у себя поинтересовался ветеран, потому что тут же продолжил. – Встречаются пожилая дама и статист, помешанный на процентах. И мужчина решает сделать даме приятное. Он восклицает: 'Как вы прекрасно выглядите!' Дама, зардевшись, кокетливо у него спрашивает: 'И насколько прекрасно?' Специалист, недолго думая, уточняет: 'На все сто'.
– Действительно, сомнительный, – великодушно хмыкнул Зеня, а я решила свернуть со скользкой дорожки юмора:
– Как поживает Алена, господин Фенербак? Я ее не видела со дня рождения Колина.
– Алена?.. – пригладил мужчина свои флибустьерские усы и бородку. – Алена, к сожалению, бросила меня на произвол судьбы. Видите, в воскресный день слоняюсь один, коротаю время.
– Да что вы говорите? – привычно не удивилась я.
– Она все пишет свои странные картины. То рассвет в курятнике, то закат, отражающийся в...
– Надеюсь, не в Чилимском пруду? – вспомнив боевой настрой приятельницы, невольно напряглась я.
– Не-ет, – тоже, на миг насторожился ветеран. – Она водоемы поменьше использует. Те, что, обычно, после дождя бывают.
– Ясно.
– А вам, по всей видимости, абстракционизм в живописи не импонирует? – решил углубиться и в эту тематику кот, но, я уже встревать не стала.
Мало того, откинувшись на спинку скамейки, вообще ощутила сильное желание слиться с деревяшкой – к нам приближался Ветран.
– Здравствуйте, – не отрывая взгляда от нашего собеседника, буркнул он. – Анастэйс, Зигмунд, нам пора, – и всучил мне, еще горячий, наполовину обвернутый бумагой, пирожок.
– Уже? – привстал для рукопожатия господин Фенербак. – Хотя... у всех, я понял, кроме меня есть дела даже в этот день. Анастэйс, я надеюсь, мы с вами еще увидимся? Уважаемый Зигмунд, Ветран, всего доброго...
Обратно бежали молча и чуть ли не вприпрыжку. Я сначала старалась поспевать, безрезультатно подстраиваясь под широкий, неожиданно нервный шаг воина духа, а потом, будто, в ступор впала. Мне, вдруг, все вокруг показалось огромной каруселью: улица с людьми, деревьями и домами и небо над ними кружились вокруг меня. И я даже музыку уловила, какая обычно бывает вблизи подобных ярмарочных забав. Одна лишь я столбом торчала посреди всего этого разноцветного хоровода и совершенно не знала, что мне делать дальше. Ведь, куда не ступи, тут же закружит и выбросит без опоры... А потом я приняла единственно верное, на мой теперешний взгляд, решение: черкнула привычными пальцами знак и сделала шаг вперед... уже без риска упасть...
– Скажи, что мне делать?!.. Скажи! Скажи!.. Сыскарь из меня плохой! Любви я недостойна! Друзьям причиняю боль да и хозяйка... – на мгновение задумалась я. – Трахиния я, а не хозяйка! Скажи, куда идти, что спасать?! – ветер потрепал мои волосы, перебросив челку на глаза, а потом и вовсе затих. – Во-от... Даже ты во мне разочаровался, – угрюмо протянула я, спустив глаза от облаков.
В левой руке моей был по-прежнему зажат купленный Ветраном пирожок. Он давно остыл, а под пальцами, на серо желтой, неровно оборванной бумаге, проступили масляные отпечатки. Я поднесла руку поближе и смахнула с румяной корочки нанесенный ветром сор. Потом, еще ближе... и, глубоко вздохнув, откусила. Пирожок оказался со щавелем. Сладкий густой сок потек по подбородку и капнул на юбку. Но, все равно, очень вкусно... Так и жевала его, вздыхая и глядя в даль, как еще совсем недавно на синюю 'паучковую' кляксу. А когда в руке осталась лишь бумага, вытерла ей подбородок и пальцы... Промасленная, она всегда хорошо горит. Вспыхивает и тут же тает, почти без пепла. Огонь любит такие угощения. А я в детстве любила поджигать на ладони, скатанный из бумаги шарик, а потом смотреть, близко поднеся к глазам, как он расправляется в пламени, а потом медленно клочьями опадает... Руки сами вспомнили забытые движения и готовая 'жертва' покорно скатилась в углубление ладони. Осталось лишь 'выпустить рыжего бесенка', как говорила бабушка, но в этот раз я замешкалась, пристально вглядываясь в глубокие промасленные изломы... Да-а, кто ищет знаки... Пожалуй, неизлечимая моя фобия, потому что через секунду я уже аккуратно исправляла содеянное. Точнее, расправляла...
Обычно, уличные торговки для своих оберток используют бумагу из магазинов, с разбросанными по всей ее ширине, бледно оттиснутыми клише(5). Это, в лучшем случае. На худший идут местные газеты, но их закручивают лишь для семечек и орехов. Да и то не всегда, если практичная торговка еще и печется о своей репутации. Торговка, продавшая пирожок с так любимым Ветраном щавелем, о репутации своей, по всей видимости, пеклась. Но, вот где она эту бумагу раздобыла?.. На пятнами прозрачном клочке, к тому же изрядно измятом, едва читались всего два слова, заключенные в вытянутый ромб, обвитый веревкой: 'Близкий очаг'...
– Да-а... – потерла я сморщенный нос. – Ну и что такое... Да, к ахирантесу все эти знаки! И самой уже понятно, что хватит прятаться. Пора по-го-ворить, – прищурившись, разглядела я скачущие внизу, у подножья холма, фигурки: мужскую и котовью. – Вот и поговорим, – тут же поубавился весь мой запал...
Правду сказать, я ожидала от Ветрана всякого, но, никак не такого. Он, сначала замер напротив меня, предусмотрительно подскочившей на ноги, а потом, вдруг, потянулся к лицу ладонью, заставив невольно дернуться в сторону, чтобы в следующий момент уже оказаться в надежной сцепке рук:
– Ну, зачем ты так? У тебя подбородок запачкан. Я лишь хотел его...
– Он – в твоем пирожке, – безуспешно мотнула я прижатой к его груди головой, а потом там же и затихла. – ... со щавелем.
– Со щавелем, – облегченно выдохнул Ветран. – Я знаю... Анастэйс, нам с тобой надо, наконец, поговорить.
– Давай поговорим. Только начинай ты. И еще...
– Что, 'еще'?
– Я должна видеть твои глаза, когда ты будешь мне это говорить...
– Хорошо, – ослабил мужчина объятья.
– А можно, еще и от себя кое-что добавить?
– Да, Зигмунд.
– Вы не могли бы вообще сесть в траву, а то мне половину текста ветром сносит? – этот кот и возвышенную трагедию умудрится загубить в балаганный фарс. Однако просьбу мы все ж выполнили, и теперь оставалось лишь самое тяжелое – начать:
– Анастэйс, ты знаешь, что такое 'взбесившийся дух'? У вас их еще называют 'боггартами'? – сразу взял с места в карьер Ветран.
– Знаю, – в ответ затаила я дыхание.
– Так вот... Мне кажется, что Груша... – послушно не отводя от меня глаз, качнул он головой. – Повторяю, у меня лишь есть некоторые опасения.
– Продолжай.
– В общем, мне кажется, она постепенно перерождается именно в него.
– Хобья сила! – гневно подскочил умник. – Ветран, ты вообще соображаешь, что говоришь? Чтобы наша Грундильда, вдруг, из милого безобидного создания переродилась в... бешеную собаку? Стася, ты-то что молчишь?
– Она молчит, Зигмунд, – с досадой произнес воин духа. – Потому что и сама уже, наверняка начала это понимать. Ведь так, Анастэйс?
– Стася?! – с надеждой развернулся ко мне кот, а я, наконец, сделала глубокий вдох:
– Послушай меня, Ветран... Оба меня послушайте. Груша в последнее время ведет себя действительно, странно. Но, хоть я и уверена, что она напрямую связана с вашими иллюзиями, я так же уверенно заявляю – моя домовиха не может быть боггартом. Не знаю, какие у нее для такого поведения имеются причины, но, только не этим монстром... У меня все.
– Анастэйс, ты, же маг! Как ты можешь отрицать очевидное только из-за страха посмотреть правде в лицо? Будь же объективной!
– Объективной? – сузила я глаза. – Ты думаешь, я не могу этого сделать, потому что мне тогда придется признать еще и другое?
– Что, 'другое'? – распахнул глаза Ветран.
– Да то, что, если ты прав, и Груша на самом деле обладает силой боггарта, то ты тогда считаешь меня, пусть и в глубине своей души, но настоящей демоницей... исчадьем ада.
– Это-то здесь причем? – потрясенно пробормотал умник. – Причем здесь дрибза?
– Да при том, что...
– Анастэйс, погоди, – вскинул руку Ветран. – Позволь мне самому все объяснить.
– Да, пожалуйста. Я, в общем-то, именно этого и хотела, – в ответ окрысилась я.
– Начнем с того, что... – собрался с духом мужчина. – Когда я говорил Груше и всем вам, что в своей жизни не убил ни одного домового, то душой не покривил. Потому что я убил боггарта, который ничего общего с хранителем дома уже не имел... Спасибо, что не перебиваете... На счету этой сущности к тому моменту была целая многодетная семья, а она и не собиралась останавливаться. Боггарты, Зигмунд, чтоб ты знал, обладают огромной силой, способной довести человека до смерти или сумасшествия. Они умеют проникать в сознание жертвы, пока она спит, и выуживать оттуда ее самый потаенный страх. Самый сокровенный. А потом представать перед несчастным именно в этом виде. А теперь скажи мне честно, Зигмунд, чего или кого ты боишься больше остального на этом свете?
– Я? – затравленно попятился умник и шлепнулся в траву. – Я боялся и продолжаю бояться только того, кто явился ко мне позапрошлой ночью... Стася, так это что получается?.. А ты, Ветран...
– Теперь обо мне, – упрямо мотнул тот головой. – Знаешь, Анастэйс, чего Я боюсь больше остального? Не того, о чем думаешь ты. Хотя... – тоскливо скривился мужчина. – Я догадывался, в каком свете это могло для тебя предстать... Нет. Я боюсь, что не смогу после всего, что здесь, с тобой, со всеми вами постиг, по прежнему быть преданным делу, которому когда-то поклялся посвятить себя целиком. Я боюсь, Анастэйс, что каждый раз убивая, я буду убивать и частичку тебя, твоей души. Что все они будут в свой самый последний миг смотреть на меня твоими глазами. Глазами, полными ужаса и отчаяния... как минувшей ночью. А это и для меня самого страшнее смерти...
– Скажи мне, для тебя по-прежнему твое дело так важно? – тихо произнесла я.
– Да...
Вот так, преданно глядя друг другу в глаза, мы упустили очередной шанс, данный нам судьбой. Но, оставалась еще Груша. Поэтому, пришлось всю свою волю собрать в тугой комок:
– Та-ак... Теперь, когда мы выяснили для себя самое... главное, давай опираться на факты. Я знаю несколько причин перерождения домашнего духа в боггарта, – постепенно выровняла я предательски дрожащий голос. – затаенная на хозяев злоба, разгильдяйство этих же хозяев и крайне негативная энергия в доме. Ветран, тебе есть, что добавить?
– В общем-то, нет, – уныло покачал тот головой. – Все правильно.
– Ну, раз правильно, то давайте оба начистоту. Зеня, соберись. Как вы думаете, какая-то из причин в нашем доме имеет место быть?
– А как вы думаете, то, что я Грундильду постоянно... дурил в карты, могло ее до такой степени разозлить?
– Обычно, это меня злило, – невесело усмехнулась я.
– А вот наш последний с ней... инцидент?
– Нет, Зигмунд, не думаю. Да и с остальным тоже все явно в порядке, – впервые за день улыбнулся мне Ветран.
– А раз в порядке, то тогда какого ахиран... Та-ак, давайте дальше. Ветран, когда домашний дух превращается в 'дикого', как он в первую очередь меняется, кроме ночных представлений?
– Ну, мне здесь трудно судить, потому что впервые я так тесно общался с домовым только у вас. А вообще, – нахмурил лоб воин духа. – Я точно знаю, чего боггарт боится. Видимо, это и может быть еще одним явным признаком.
– И чего? – подались мы с котом вперед.
– Он начинает ненавидеть солнечный свет. Потому что солнце для него губительно.
– Все ясно.
– Что тебе ясно, Стася? – испуганно выдохнул умник.
– Да то, что я сегодня же постараюсь этот признак проверить, но, только без вас. И вообще, – как можно зловеще воззрилась я на мужчину. – Ты должен мне пообещать.
– Что именно? – ни капли не проникся тот. – Хотя, я, кажется, догадываюсь.
– Ну, и раз ты такой догадливый, то я жду.
– Нет, Анастэйс. Я не могу пообещать тебе, что не трону Грушу и пальцем. Потому что, если перед тобой или Зигмундом нависнет смертельная с ее стороны угроза...
– Надеюсь, до этого дело не дойдет... Ладно. Тогда пообещай мне, что будешь ждать до самого последнего момента. По крайней мере, если дело коснется меня.
– Анастэйс, маги почти бессильны перед боггартами. Мне повезло лишь оттого, что я, хоть и не священник, но обучен специальному обряду, единственно верному против них. Так что, не льсти себе.
– Да я тебя тогда вообще в дом не пущу, – применила я свой самый крайний аргумент.
– Хо-ро-шо, – тут же сдался Ветран и даже поднял вверх руки. – Я обещаю, что буду ждать твоего предсмертного крика. Ты довольна?
– В общем, да, – недоверчиво прищурилась я.
– А мне теперь как себя с Грундильдой вести? – запрыгнул передними лапками на мое колено кот.
– Да, как обычно, Зеня. Это же наша Груша. Наша любимая домовиха.
– Вот на том и порешим, хотя... а нам ты, Анастэйс, ничего не хочешь в ответ пообещать? – уже вставая, поинтересовался у меня Ветран.
– Я? С чего, вдруг?
– Как это, 'с чего'? – неожиданно присоединился к нему 'предательский кот'. – А то может, тебя на веревочку к ремню Ветрана теперь привязывать?
– Ой, вы посмотрите, какая гармония в отдельно взятом дуэте? А, может, мне тогда и вовсе здесь остаться? Я все равно так быстро бегать, как Ветран ходит, не умею.
Мужчина протянул руку и, с едва скрываемой ухмылкой склонил голову набок:
– Что, еще вопросы остались?
– Парочка, как минимум, – демонстративно скрестила я свои на груди.
– Ну, так по дороге и задашь. О-оп-па!
– А-ай!.. Я тебе сейчас шаром запущу как раз в то место, которое передо мной неприлично маячит!.. Поставь меня на землю, я тебе не Зеня!.. Ладно, я сама пойду.
Но, не смотря на заверенья, весь спуск с холма мне пришлось преодолеть в перекинутом через плечо состоянии... Просто, штаны жалко. Они ж единственные... Как и сам их обладатель... Хотя, вопросик свой я все ж задала. Правда, уже из нормального положения, преданного моему телу сразу внизу:
– А где наша корзина? – поправляя юбку, сфокусировала я зрение на теперь свободных руках Ветрана.
– Так дома, – хмыкнул в ответ умник. – Здесь же, как раз по дороге. Ветран, когда тебя, шагающую в подвал, увидел, сразу правильно определил, куда именно основной естественный закон(6) сработал.
– Естествоиспытатели... – с прищуром оглядела я довольную парочку. – А, не надо было так резво из скверика стартовать. Кстати, Ветран, чем тебе прокуратский ветеран не нравится?
– С чего ты взяла? – вмиг напрягся мужчина и вновь, едва не пустился вскачь.
– Да тоже, научным путем вывела, – на этот раз упрямо припустила я следом. – Я еще в нашем саду заметила, как вы с ним взглядами мерялись. А сегодня... Ты бы на себя со стороны посмотрел, когда из-за угла вывернул и его с нами на скамейке разглядел.
– Рыбак рыбака видит издалека, – изрек, поспевающий за нами с другого бока Зеня. – Уверен, Горст нашего воина духа сразу вычислил, как коллегу по родственному цеху.
– Ну и что с того?.. Ветран?
– Угу, – мотнул головой тот. – Наверняка, вычислил.
– А он сегодня, какой-то нервный был. Ты не находишь, Стася? – забежал вперед умник, а мужчина, вдруг, остановился:
– Нервный?.. И в чем это выражалось?
– Да не нервный он был, – тоже тормознула я. – Просто, вел себя так, будто... – наморщив лоб, попыталась я найти удачное сравнение. – Будто понравиться нам пытался, а получалось у него как-то коряво при этом. Как у неопытного подростка.
– Ну, если уж быть совсем точным, то не нам, а тебе, – вставил свои 'пять желудей' кот. – Хотя, с чего бы ему так стараться? Думаю, эдакий видарь(7), пусть и в годах, и так должен дамам нравиться.
– Ну да, – из вредности, подпела я умнику. – И держится молодцом – свечение чуть заметно, а делает вид, будто пышет здоровьем. Явно, прокуратская закалка... А ты, Ветран, так на вопрос и не ответил.
– Наверное, Стася, всему виной морально-этические нормы.
– Наверное, они, – буркнул в сторону обсуждаемый и сорвался с места, а мы с Зеней, обменявшись выразительными взглядами, поспешили ему вдогонку...
Спутников своих я, как и грозилась, в дом не пустила. Кот, конечно, пофыркал на такой произвол, а потом демонстративно хлопнулся на парадном крыльце. Ветран же, сразу от калитки, свернул к навесу – докалывать, брошенные из-за похода по лавкам, чурбашки. А я, уже в гордом одиночестве, переступила через порог... Корзину, как оказалось, торопящиеся по моему следу 'сыскари', бросили прямо в сенях. Салфетка съехала с ее набитого под самую ручку верха, и одним углом лежала на полу. Эх, видела бы такой беспредел моя тетушка. У нее вообще на почве порядка, выражаясь маминым языком, имелась еще одна 'идея фикс'. Особенно, когда дело таких вот, парадно-показательных атрибутов касалось. А тот, которым я сейчас пользовалась, сама же ей когда-то крестиком и расшивала – в подарок на день рождения. Остальные, аккуратной стопкой сложенные на нижней полке буфета, были моим неприкосновенным запасом. И с петухами и с розами. Одна, так и вовсе особая – вся в звездах и со слегка кривоватым месяцем в углу, для специальных закупок в дни Солнцепутья. Здесь, в Мэзонруже, каждая, относящаяся к себе всерьез хозяйка имеет подобный салфетный арсенал. На моем же подарке сомнительно красовались ландыши – любимые тетушкины цветы, натыканные неумелой, тогда еще детской рукой, но с большим усердием... и, конечно, при помощи Груши. Она мне тогда и схему из местных закромов откопала и нитки мы вместе с домовихой для рисунка подбирали. Груша... Вздохнув, подхватила я одной рукой корзину, другой – сползшую на пол салфетку, и осторожно толкнула дверь.
Тишина сегодня, вновь накрывшая дом, ощущалась даже затылком. Не помогал и высокий, в два этажа потолок, который, казалось, вот-вот захлопнется прямо надо мной, словно крышка в шкатулке... Или, на гробе... Ну, это уж, совсем!
