Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Чердак наш вот уже много лет служил одной единственной цели. Точнее, сейчас одной, а лет десять назад я на нем еще и от мамы пряталась. Но, речь не об этом. Здесь всегда хранились травы. Травы, травы, одни только травы. Так что было это, продуваемое сквозняками место ничем иным, как 'концентратом' моего разноцветного и разнопахучего мира. И уж если делать мыло для всех, то начинать надо и с мира, тоже для всех. Вот такая у меня сегодня... логика. В итоге насобиралось в лукошко не мало. Выбирала по запахам любимые и по действию сочетаемые травки. Упал туда и пучок душицы, и дырявника(6), и принесенной Ветраном мяты, а еще ромашка и немного полыни (ну, слабость у меня к ней). Первый раз я такое себе позволяла, шныряя, как лиса по курятнику, между рядами подвешенных сушенок. Так к чему лишняя скромность? Проверять то все равно буду на себе. А уже напоследок, оглянулась и отщипнула немного укропника(7) – он в зной так благоухает, что все живое вокруг своим густым ароматом обволакивает. Вот, кажется и все. Теперь бежать обратно и продолжать в том же духе, но уже с эфирами и добавками. Пока у меня такое настроение, пока катится к ахирантесу весь мой привычный мир и есть на кого смотреть в окошко...
Солнечный жаркий полдень. Луг сонно притих, и травы едва колышутся под теплым ветром. Пчела, устраиваясь по удобнее на белоснежном жасмине, перебирает мохнатыми лапками. Наконец, она замирает, лишь покачиваясь под шум трав вместе с цветком. А в воздухе пахнет мятой, острым привкусом свежести... И еще горячим, только из печки хлебом, дух которого принес новый порыв ветра... 'Так, стоп. А хлеб то здесь причем?', – удивленно открываю глаза и поднимаю нос от плошки с густой желтоватой мешаниной. – 'Ну, надо же, что, вдруг, навеяло...'.
– Анастэйс... – осторожный стук заставил меня выпрямиться и напрячь магическое зрение. Иногда это происходит со мной спонтанно, даже без нужных знаков и слов, на уровне природных инстинктов. Вот и сейчас я отчетливо разглядела с той стороны двери привалившегося к косяку мужчину, а правее его, в глубине ночного сада мерцающее пламя костра. – Мне жаль тебя отрывать, но... бурек готов.
– Ага... – тихо подошла я к двери и прижалась к ней лбом.
– Ты идешь? – Ветран повернулся и замер, прислушиваясь к звукам в моей комнатке. – Анастэйс... Анастэйс! – вскинул он голову и вновь занес руку над створкой.
– Да, – не дав ему постучать еще раз, дернула я на себя дверь. – Ты представляешь, я за половину дня сварила новое мыло.
– Понятно, – облегченно выдохнул он и сделал шаг в сторону. – Это им так... вкусно пахнет?
– Ну да, – пришлось, в качестве эксперимента полностью с пробником умыться. Хотя, еще бы волосы помыть, но это позже... Что у тебя готово?
– Бурек. Наше народное блюдо – пирог из юфки(8) с порубленным мясом и картошкой. По-моему, он у меня сегодня получился. Да и Груше понравился, – довольно оскалился мужчина и взмахнул рукой в сторону огня. – Так что, прекрасная госпожа, прошу к столу, – подставил он свой локоть, но, потом, вдруг, передумал и поймал мою ладонь в свою. – Пошли?
– Пошли, – покорно кивнула я. – А почему в саду?
– Сегодня же тепло. К тому же здесь нам... Я вообще-то приглашал и Зигмунда, но он категорически отказался. До сих пор так и сидит в погребе... А ты что, против?
– Не-ет. У огня даже лучше. Это ведь моя родная стихия... Ого! – открылась прямо передо мной совсем умильная картина.
Рядом с обложенным камнями кострищем, в котором, как танцовщица на помосте сейчас весело плясало пламя, действительно стоял стол. Точнее, две высокие березовые чурбашки с одной доской поперек вместо столешницы, застеленной раритетной тетушкиной скатертью. А по обе стороны от него торчали еще два широких столбика, но уже наброшенные кружками, изображая, по всей видимости, стулья. Нет, табуреты и сильно надеюсь, устойчивые. На самом же столе в большом блюде, о существовании которого я все эти годы вовсе не подозревала, прикрытый салфеткой почивал, источая в ночь зазывные ароматы, ветранов 'народный' пирог, в окружении тарелок поменьше, двух бокалов и одной большой пузатой бутыли с красным вином, отражающей сейчас на своих боках скачущий огонь. В общем, как это в элитном обществе называется... полная романтика, в одном, отдельно взятом деревенском саду.
– Анастэйс, скажи честно, – наблюдая за моими расширившимися глазами, почесал Ветран затылок. – Тебе... нравится?
– Нравится?.. Ну, если совсем честно, то мне не с чем сравнивать, потому что еще никто никогда не устраивал для меня таких... ужинов. А у тебя, видимо, уже есть в этом деле опыт?
– У меня? – теперь уже удивился мужчина. – Ну, да. Мы с собратьями в монастыре по графику друг другу... – начал он, а потом и вовсе смущенно усмехнулся и замолчал.
– Мне нравится, Ветран... Правда, нравится. Куда садиться?
– А куда хочешь, туда и садись, а то пирог стынет, – буркнул он и отпустил мою руку.
Ну, я и села, конечно, поближе к огню и так, чтобы пламя его освещало лицо Ветрана, который, сев на второй пенек, тут же сосредоточился на раскладывании своего творения по тарелкам. А потом открыл бутылку с вином.
– Ну, раз мы оба с тобой такие дилетанты, то тогда наплевать на все правила этикета, и... можно я первая скажу противоядный тост? – с прищуром глянула я на мужчину.
– Давай, говори, – замер он со своим бокалом в руке.
– Говорю... А что сказать, не знаю, – растерянно открыла я рот. – То есть, слов много, а... В общем, хорошо, что ты здесь и хорошо, что ты... есть. Да, и за твой народный бурек. У меня вот нет такой возможности, готовить свои национальные блюда, – совсем уж не к месту призналась я и протянула руку с вином к Ветрану.
– А почему, Анастэйс? – после нескольких глотков, спросил он.
– Почему нет возможности готовить?
– Да. Ты кто по национальности?
– Не знаю, – легкомысленно скривилась я. – Если верить Зене, то, по всей видимости, предки мои были из страны под названием Франция. А, попав в этот мир, все маги и люди перемешались между собой и постепенно забыли о своих корнях. Это такая плата за право заниматься своим ремеслом и жить без постоянного страха. Хотя, я слышала, что кое-где в предгорьях есть целые языческие деревни, которые свято чтят своих богов. Но, они живут замкнуто и не выставляют свою веру напоказ. За это и к ним никто не лезет.
– Наверное, оно того стоит, – задумчиво произнес мужчина.
– Что стоит?
– Это право полноценно жить. А... браки?
– Между разными расами?
– Ну да, – вскинул на меня глаза Ветран. – Часто они... случаются?
– Да, часто. Даже среди алантов, хотя, конечно, есть свои трудности.
– В образе жизни?
– Нет, в ее продолжительности. Аланты, в отличие от людей и даже магов живут очень долго. Хотя, некоторых и это не останавливает, если любовь настоящая. Вот, Гелию и ее мужа, Колина, например.
– Муж твоей знакомой – человек? – вскинул брови воин духа.
– Ага. И они вполне счастливы, несмотря на ее хроническую беременность.
– Это как?
– У этой супружеской пары уже семеро детей. Старшему, если я не ошибаюсь, около сорока, и у него своя большая семья, а Гелия сейчас беременна восьмым и, думаю, на этом не остановится, – со смехом пояснила я. – Скоро весь Мэзонруж будет пестреть маленькими и большими полуалантами... Скажи, Ветран, а у тебя есть...
– Семья? – с улыбкой спросил он.
– Ага... Или зазноба?
– Моя семья, Анастэйс, это моя старая матушка и два женатых старших брата, с которыми я, к сожалению, вижусь редко. А... зазнобы у меня нет. Как то все не до этого было, – нахмурился мужчина и опустил глаза. – А вообще, почему ты не ешь? Противоядие то уже действует?
– По-моему, да, – прислушавшись к 'волнам' в голове, сообщила я и взяла в руку вилку. – ... Ошэ-энь вкусно. Правда...
Дальше дело пошло по накатанной и мы, очень скоро 'приговорили' половину бутыли и три четверти пирога, а потом, наплевав не то, что на этикет, а вообще на правила приличия, стали отламывать его куски прямо руками с общего блюда. Вот тут то, после тоста 'за прекрасную Грундильду!', меня, вдруг, накрыла совесть:
– Ой... Как то мне не хорошо, – скривившись, поставила я пустой бокал на стол.
– Что такое? – напрягся Ветран. – В голове нехорошо?
– В душе... Надо умника выпускать, – подорвалась я с места, а потом, у самого костра остановилась. – Хотя, он сам виноват.
– Я так и знал, – смеясь, покачал головой воин духа.
– Что ты знал?
– Что ты его в погребе закрыла по собственной инициативе, – подошел он ко мне. – За что, если не секрет?
Секрет?.. Данное понятие после определенного количества спиртного сильно размывается в границах. Но, я еще как-то попыталась 'обойти' нашу с Зеней щекотливую тему. Правда, недолго и недалеко:
– А не будет обзываться, – тряхнула я головой и пошла в обход Ветрана.
– Это как он тебя обозвал? – ловко ухватил он меня за руку.
– Как?.. Ты, правда, хочешь знать?.. Безмозгло влюбленной кошелкой...Так и сказал.
– Да?.. – почувствовала я, как дрогнули его пальцы и, сначала разжались, чуть не выпустив мои, а потом Ветран, вдруг, подхватил и вторую мою руку. – Анастэйс, я думаю, мы оба с тобой заслуживаем этого гордого звания.
– Ты тоже... безмозгло влюбленная кошелка?
– Хуже. Я прекрасно осознаю то, что делаю... Ты скажи – если тебе не приятен этот разговор, я замолчу и больше никог...
– Говори, – сама я сжала его пальцы. – Говори, Ветран.
– Хорошо. Говорю... Когда я увидел тебя у дома вашего священника, ты показалась мне... странной со своими синими волосами и какой-то растерянной, но, мне тогда было проще – воспринимать тебя именно такой. А потом я пришел в твой дом, и все очень быстро изменилось. Я стал видеть в тебе очень похожего на меня... человека. Да, именно человека. А еще замечательную, непередаваемо прекрасную девушку. И меня это одновременно притягивало и пугало, потому что чувство это полностью противоречило всему моему мироощущению. Для тебя ведь это не секрет? Ведь так? – поймал он мой потерянный взгляд.
– Так.
– А теперь меня пугает уже совершенно другое, Анастэйс. Меня пугает собственное желание. Я очень хочу прямо сейчас и навсегда полностью растворить тебя в себе. Я хочу обнять тебя и больше никогда не выпускать из своих рук. Я хочу видеть тебя каждый миг и чувствовать твое тепло. Пить тебя, как родниковую воду, как полыхающий огонь, каждый день и всю свою жизнь. И еще я очень хочу сделать тебя счастливой... – замолчал он и, склонившись, прижался к моему лбу своим. – Прости меня за это, Анастэйс.
– Простить? Да я в жизни своей не слышала ничего прекраснее и желаннее этих слов... Чего же ты боишься, Ветран?
– Того, что не в силах подарить тебе счастье, которого ты заслуживаешь.
– Что?.. – отпрянула я от него. – Почему?
– Мы из разных миров, Анастэйс, а это значит, что рано или поздно наши дороги разойдутся. И если я сейчас не подавлю в себе свою стихию, то в будущем причиню тебе еще большую боль.
– Мы из разных миров? У тебя три ноги или рыбья чешуя? Ты спишь вниз головой или по праздникам превращаешься в мухомор? Мир, он для всех один, Ветран. Неужели ты до сих пор этого не понял?
– Ну, хорошо. Тогда ответь мне честно, Анастэйс: смогла бы ты в будущем поехать со мной в Бередню и жить там по нашим законам и обычаям? Смогла бы, каждый раз провожая меня на мое очередное поручение не думать с содроганием о том, чем я занимаюсь и сколько водяных или русалок убью сегодня? Смогла бы, вдали от всего привычного, родного, созданного для таких, как ты, сохранить душевный покой? Только честно...
Глупо просить другого измениться ради любви. Тем более глупо, если ты сам не в силах сделать того же. Если этому противится все твое естество и восстает душа. Глупо и самонадеянно.
– Нет... Ты прав, Ветран.
– Вот за это меня и прости. Я не смогу разрушить твой мир и принять его тоже не в моей власти.
– Ага... Я все поняла, – громко выдохнула я, стараясь скрыть подступившие слезы. – Я пойду... Ты оставь здесь все, я потом сама... – скривившись в гримасе, припустила я в сторону избушки.
– Анастэйс! – ринулся следом мужчина. – Постой! Ты куда?..
– Не ходи за мной! – затормозив, прокричала я. – Пожалуйста. Я не хочу реветь при тебе, потому что... – и, вдруг, замолчала, открыв рот. – Да как же не вовремя то!
– Что?! – тоже замер Ветран и через мгновенье повернул голову в сторону калитки. – Там кто-то пришел?
– Ага. Надо... туда.
– Я с тобой.
Вот так. Вся заготовленная женская истерика Зене под хвост. Да и сам кот до сих пор мается в холодном погребе за истинную правду. И вообще, жизнь, она... 'Мать моя, Ибельмания!'.
– Ух, ты! А я что вам всем говорила, не до нас им, видите ли! – и как же ты права, полубожественная и вечно беременная Гелия... Женщина склонилась ко мне и, на секунду заглянув в глаза, быстрым движением смахнула со щеки слезу, а потом в эту же щеку меня и чмокнула. – Ты мне потом еще спасибо скажешь за наше вторжение... Мы к вам ненадолго, просто выгуливаемся после застолья, да и именинник по тебе соскучился! Заходим! – сказано было уже громко и звучало, как свершившийся, неизбежный факт.
Однако не знаю, как Ветран, а я, хоть и встретила своих неурочных гостей соответствующей ситуации физиономией, но, мгновеньем позже, все же им обрадовалась, потому что их физиономии, почти все, оказались мне знакомыми и местами даже родными. Как то: мой многоуважаемый и слегка нетрезвый (ого!) начальник, господин Труш с выражением удивления на лице (видно, от самого себя), Аргус в новых штанах и новом пиджаке со своей старой лютней через плечо, высокий темноволосый муж Гелии, он же именинник, Колин, с извиняющейся улыбкой, Алена с очередным цветастым шарфом на шее и в праздничном платье 'абажур' со своим... а вот это уже что-то свеженькое, если можно так сказать. Потому что новый ее ухажер был, мягко говоря, далеко не первой свежести человеком, хотя смотрелся вполне прилично и даже презентабельно:
– Горст Фенербак, – представился седовласый крепкий мужчина, едва очутившись на моей территории, и внимательно посмотрел на Ветрана.
Воин духа, чисто символически, качнул головой и сделал шаг в сторону – путь свободен... Интересно, всех остальных он тоже так 'пропускал'?..
– Стася, что тебе скажу, – тут же вцепилась в меня свободной от ухажера рукой Алена и поддернула к себе поближе. – Это мой... хороший знакомый из Куполграда, ветеран Прокурата. А здесь – у меня в гостях – на отдыхе и лечении. А вообще, мы так хорошо посидели. Жалко, что тебя не было... А вы что постные такие? А куда это все направились? А мы, разве, не в дом идем?
– Мне в какой последовательности отвечать? – воспользовалась я паузой.
– А в какой хочешь, – великодушно разрешила художница.
– Тогда сразу на все три – понятия не имею.
– Анастэйс, а у вас тут мило! Костерок горит! Вот здесь и обоснуемся! – донеслось уже из-за угла дома. – Колин, дорогой, где наши запасы?!
– Ага, выгуливались, значит, – хмыкнула я и, оторвавшись от замыкающей пары, понеслась на командный голос вездесущего аланта.
А потом попрыгала-попрыгала, изображая из себя хозяйку, да так и замерла в сторонке, отодвинутая туда деятельной Гелией. Вскоре ко мне присоединился и Ветран. И нам двоим только и осталось стоять и наблюдать, как в моем престарелом саду появился сначала, навещанный по-алантски изящно(9), длинный стол под клетчатой скатертью, затем две резные лавки к нему и кресло-качалка (за каким-то рожном). И все это – около нашего с Ветраном 'милого костерка'.
– Да-а. Полный беспредел, – прихлопнула я рукой нижнюю челюсть мужчины.
– А ты знаешь, – 'отмер' он. – Я теперь начинаю верить в то, что наш государь Грэгор был алантом. У нас есть легенда про то, как он за одну ночь выстроил крепость на Черничной пустоши и огородил ее высоченными каменными стенами.
– Да что ты? И какими еще чудесами полна твоя страна? – не по-доброму взглянула я на Ветрана. Тот в ответ лишь вздохнул и с тоской отвел глаза:
– Анастэйс, скажи мне, мы можем с тобой быть... друзьями? Мне бы этого очень хотелось.
– Нет, Ветран. Это выше моих сил. – 'Нет... Друга моего ненасытная Бередня уже забрала. Так пусть теперь она подавится моим любимым, а своим по-прежнему преданным воином духа. А я... А что я? У меня останется мой мир, мой дом и мой престарелый сад, меблированный с алантским изяществом... И еще пустота внутри...'.
– Анастэйс! Посуды у тебя достаточно или мне продолжать? – тоном королевы фей уточнила Гелия от стола, на котором Колин и Алена уже раскладывали свои 'запасы'.
– Хватит. Я сейчас, – с готовностью развернулась я в сторону дома. Но, первое что сделала, как только очутилась внутри – шлепнулась у заставленного погребного лаза и отодвинула в сторону скамейку. – Зеня... Зеня.
– Что тебе? – угрюмо отозвался мне умник.
– Извини меня... Ты был прав и я, вот это и есть – безмозглая и... кошелка. Да, и еще влюбленная... Ты меня простишь?
– Я подумаю. Голод и холод способствуют чистоте мыслей.
– И долго ты будешь думать? – тоскливо уставилась я на дырку в полу.
– Не знаю, – упрямо оповестили снизу.
– Ну, тогда я здесь посижу, – скрестила я ноги и обхватила щеки ладошками.
– И долго ты намерена здесь сидеть?
– Зигмунд! Ты чего выкобениваешься? Ждешь, когда у тебя лапы и хвост отпадут?.. Хозяйка, он подумал!
– Нет, я не настаиваю. Раз виновата – подожду. Пусть сидит, – смиренно вздохнула я, дождавшись вместо ответа приглушенный шум возни, сопровождаемой шипением кота и возмущенным писком домовихи, а, примерно через минуту... – Зеня! – почти за шкирку выдернула я, появившегося в лазе умника и прижала к себе. – Какой ты продрогший. Я тебя сейчас согрею и... пожалею.
Зигмунд сначала попробовал от такой перспективы вырваться, но, вскоре затих и, действительно, перестал дрожать, однако морду ко мне так и не повернул:
– Что у вас произошло? Выяснили отношения?
– Ага.
– Вы друг друга любите, но быть вместе не можете, – сквозь зубы констатировал философ. – Так?
– Ага. Если можно назвать любовью желание растворить и выпить, то, этот фанатик хвостокрутов нечисти меня любит. Но, свою работу и свою Бередню он любит сильнее. Только, давай не будем больше об этом, – сделала я еще одну безуспешную попытку развернуть к себе кота. – У нас в саду у костра гости. Хочешь со мной к ним? Ты замерз и голодный, а Гелия принесла с собой...
– Ликерчик? – заинтересованно развернул он одни только уши.
– Ликерчик. Твой любимый – яичный. Давай? Для сугреву?.. Или валерьяночки? И плова?
– А можно... сегодня ликерчик, а завтра валерьяночку? – явил-таки, свою наглую морду Зигмунд.
– Ну, ничего себе! Не настолько я перед тобой и винова... Та-ак... А в чем это ты?.. А чем это от тебя пахнет?.. Пирогом?!.. Стоять!
Кот, вырвавшись, наконец, метнулся сначала в сторону своего спасительного лаза, а потом, передумал и нырнул в едва открывшуюся садовую дверь.
– Ого! – проводил его удивленным взглядом Ветран. – Куда это он?
– Он меня обманул, – так и осталась я сидеть на полу. – Я думала, он голодный. Ползала перед этой дыркой на коленях, прощения у него просила, а он нажрался пирога, трахикарпус полосатый, и передо мной еще и выпендривался. Груша! Это ты его накормила?.. Груша...
– Я... – робко проблеяла домовиха. – Зигмунд меня очень попросил.
– Попросил, значит. Ну что ж, пусть теперь Зигмунд будет твоим хозяином, – с обидой сообщила я злополучной дырке. – Ты меня поняла, Грундильда?
– Анастэйс.
– А ты... Ты тоже молчи, – попал 'под обстрел' и воин духа. – Вы все уже свой выбор сделали. Вот с ним и живите, а я уж сама как-нибудь. И вообще, я... – растерянно обхватила я голову руками. – Я ведь зачем-то сюда пришла...
– За посудой, – сдавленно произнес мужчина. – Я пришел тебе помочь.
– Это я уже поняла, – брякнула я ему прямо в протянутые руки стопку тарелок из буфета, а потом сверху еще и кружки водрузила. – Все. Остальное – сама...
– В каком смысле? – опешил, вдруг, Ветран.
– В прямом. А во всем остальном, как ты и хотел – до первого разветвления на дороге... Ну, что ты стоишь?.. Иди, Ветран, – быстро отвернулась я от него и зажмурила глаза. – 'Нет, пора брать себя в руки. Я, конечно, понимаю – это наш природный 'огненный' темперамент и против него с пожарным шлангом не попрешь, но... пора брать себя в руки. Иначе жизнь уже прямо сейчас станет невыносимой...'
Иногда разумные мысли приходят в голову своевременно. Иногда они вовсе ее обегают стороной, потому что боятся в этой голове погибельных сквозняков. А порой просветление наступает сразу после нескольких доз яичного ликера, срочно вызванного на замену пошедшему не на пользу померанцевому вину. Вот так и со мной, сидящей сейчас в собственном саду, в окружении приятных мне людей и одного беременного аланта.
Ночь уже давно перевалила за половину. И в наш костер Горст только что подбросил парочку новых поленьев, заставив пламя благодарно фыркнуть, а развалившегося на лавке, в безопасном от меня отдалении Зеню вяло дернуть хвостом. Аргус тихо наигрывал на лютне разомлевшей от близкого жара и вина Алене. Колин качал в кресле-качалке свою щебечущую что-то Ветрану жену (так вот оно здесь зачем возникло!), а сбоку от меня сейчас 'задумчиво' посапывал, облокотившись на стол мой, тоже приятный во всех отношениях начальник.
– Господин Труш, а я ведь сделала ваш последний заказ, – легонько подтолкнула я мужчину плечом.
– А-а?.. Что?.. – встрепенулся он. – Сделала? Это прекрасно.
– И у меня кое-что все-таки получилось.
– Как это, 'кое-что все-таки'? – вмиг проснулся мой начальник по-настоящему.
– Примерно так же, как: 'мыло для тела запятая волос'.
– Это я сейчас не понял! Еще раз, пожалуйста, Анастэйс.
– По слогам? – искренне удивилась я.
– Почему по слогам? Я тебе совсем другое заказывал. Точнее... – открыл он и тут же закрыл свой рот. – А можно, мою... бумажку... глянуть?
– Да с удовольствием, – ехидно прищурилась я и, перекинув через лавку ноги, нырнула и тут же вынырнула из своего краткосрочного подвала.
Мужчина, порадовав всех присутствующих пантомимным спектаклем, сначала внимательно ее прочитал, потом, также как я, недавно, перевернул несколько раз и даже вскинул на просвет к огню:
– Ничего не понимаю, – был окончательный его вердикт. – Там не хватает.
– Где не хватает, дорогой мой Труш? – выразила заинтересованность Гелия.
– В рекомендации не хватает. Должно быть, вместо 'мыло для тела, волос' 'мыло для тела, волосяной покров которого значительно превышает норму', – растерянно посмотрел он на меня. – Я, видимо, не дописал, когда господину Аргусу... внимал. Анастейс, прошу прощения.
– Поэзия – великая сила, – несдержанно прыснула Алена, а я пораженно выдохнула:
– Так мы что, выходим со своей продукцией на джингарский рынок?
– Анастэйс, уважаемая, – даже пригнулся мой начальник и выкатил глаза. – Да с чего ты взяла?
– Так ясно же – по повышенной волосатости на теле. Ну, не гномам ведь?.. Хотя, подойдет и тем и...
– Да с чего ты это? – еще заполошнее прошипел господин Труш и даже взмахнул в мою сторону рукой.
– Ну ладно... Ни с чего. Так – фантазирую... А что мне с получившимся тогда делать?
– Несите сюда, Анастэйс, будем дегустировать, – авторитетно предложил Аргус.
– Так вот оно, – как балаганная фокусница, шлепнула я плошку с густой желтой 'кашей' прямо на стол. – Дегустируйте хоть до дна. Хотя, по мне, так пахнет и отсюда.
Мыло, действительно, благоухало уже на приличном расстоянии, но, все же пошло по рукам. Точнее, по носам и первой его опробовала Гелия:
– М-м-м... Как приятно. Чувствуется корица и ваниль. Прямо, как мои пироги на Рождество. Помнишь их, дорогой? – сунула она плошку своему мужу. Колин же, недолго думая, выдал:
– Да нет. Хотя, корица – да. А еще чем-то знакомым... Ландышем! У нас под окнами ты посадила его целую клумбу.
Следующей пошла Алена, удивившая меня еще больше:
– Ой, вы оба не правы, я вам скажу. Тут явно доминирует лилия и еще... свежими масляными красками припахивает. Стась, ты его подкрашивала что ли?
– Да не подкрашивала я ничего! – тут уж, не выдержала я сама. – И из всего, что вы перечислили, там ничего нет. Тоже мне, дегустаторы.
– А что там тогда, магия? – насторожился мой начальник.
– Нет. Магией в нем и не пахнет, – не дала мне и рта раскрыть алант. – А, ну-ка, Аргус.
– Угу... Угу... Действительно, лучезарная Анастэйс, все эти господа ошибаются. Здесь явно ревень и... – удивленно замер он, а потом еще раз потянул носом над мешаниной. – Нет, я, конечно, понимаю, что это какой-то странный эффект, но, хоб меня перетри, мне привиделся запах дороги после дождя, – обвел он всех нас потрясенным взглядом.
– Да вы что все, умом тронулись? – хлопнулась я обратно на лавку. – Дорожную пыль и ревень я туда точно не мешала.
– Сейчас разберемся, – серьезно заверил меня самый лучший мыловар в стране и подвинул плошку к себе. – Ага... Душица... полынь... ого, укропник... дырявник, мед... гречишный, по-моему, и... – обмакнул он в кашу палец, а потом засунул его в рот и немного посмаковал. – ... цветочный воск. Дальше перечислять, Анастэйс?
– Не надо, – облегченно выдохнула я. – Спасибо.
– А, погодите, у нас еще двое остались, – спохватилась, вдруг, Алена и с вызовом глянула на своего притихшего ухажера.
– Э-э, нет, благодарствую, – в ответ протестующе замахал тот руками. – У меня после ранения весь нюх отбило напрочь. Так что результат получится еще оригинальнее, чем предшествующие, а вот Ветран...
– А может, не надо? – впервые за весь вечер у этого общего стола, открыто взглянула я на воина духа.
– Почему, Анастэйс? – спокойно улыбнулся он и поднес плошку к лицу. – Я еще в твоей избушке почувствовал этот запах и сказал тогда, что от тебя пахнет...
– ... вкусно, – выдохнула я.
– Да, вкусно, потому что... Я знаю, что окажусь тоже не прав, но, почувствовал тогда запах малины, какой бывает только в детстве, ведь росла эта малина в огороде у моей матушки, а еще той травы, что мы с тобой собирали на поле, помнишь?
– Мяты, – качнула я головой, не отрывая от него взгляда. – А еще... чем?
– А еще... – смущенно расплылся он. – калачами, только из печи... Я ведь не прав?..
– А, знаете, как я думаю, – нарушила наступившую тишину алант. – Здесь нет правых и неправых. Получается, что каждый, кто нюхал твое, Анастэйс, совершенно лишенное всякой магии мыло, находил в нем свои родные запахи. Самые любимые.
– То, что ближе всего ему самому? – открыла рот Алена. – А что, вполне возможно. По крайней мере, у меня, так точно.
– А у меня, видимо, таких запахов нет, – насмешливо развел руками мой начальник.
– Как раз наоборот! – звучно приложилась ладошкой к плечу мужчины Гелия. – Твой мир, Труш, это мыло и только мыло. Вот ты его так прекрасно и чувствуешь. Ведь он один правильно назвал составляющие? – взглянула она на меня.
– Ага... Один.
– А ты сама? Тебе что... привиделось?
– Мне?..
– Тебе, тебе? – нетерпеливо повторила алант. – У тебя ведь свой мир, как ты говоришь, 'разноцветный' и...
– Разнопахучий, – обреченно закончила я. – ...Сначала жасмин, а потом... – подняла я глаза на стоящего напротив Ветрана. – Мята и горячий хлеб... Это мой мир...... Аргус! Сыграйте что-нибудь... пожалуйста, – в очередной раз пришлось мне брать себя в руки. Потому что это ужасно несправедливо, когда двое с одним общим миром, как упрямые тайрильские мулы прокладывают посредине его глубокую борозду.
– А, давайте, я вам сыграю? – неожиданно предложил Горст. – У нас в Прокурате есть одна незатейливая, но хорошая песня, которую мы раньше часто пели у костра под гитару. Да, и не только под гитару. Она очень четко выражает образ мыслей того, кто привык каждый день рисковать своей жизнью ради... ради тишины вокруг, – вскользь бросил он взгляд на воина духа. – Вы не против?
– Конечно, нет! – ответил за всех, протянувший ему свой инструмент Аргус. – Очень интересно будет послушать.
– Интересно?.. – провел рукой по струнам ветеран, а потом, вдруг, закрыл глаза и тихо начал под музыку. -
Мне нравится утро
За лучик в ладони.
За первые шорохи дня.
Мне нравится полдень
За ветер игривый.
За звонкую песню дождя.
Мне нравится вечер
За синюю речку.
За шорох в притихшем саду.
И хочется, чтобы осталось все вечным,
Когда я тихонько уйду...
Мужчина и дальше перебирал струны и так же тихо пел еще куплеты, а мы молча сидели, в притихшем августовском саду. Вдали от баталий и смерти. Но, мне, вдруг, показалось, что песня эта и про Ветрана тоже. И я впервые ощутила, как он относится к той стране, которую я еще совсем недавно, со злостью называла ненасытной, своей полудремучей, полной опасностей Бередне. И от этого сделалось совсем грустно. Потому что я, наконец, поняла, чем он дорожит, этот высокий сильный человек, с чистой, как бусина из священных четок душой...
– Анастэйс, ты куда? – опомнившись, крикнула мне вслед Гелия.
– Унесу мыло обратно, – обернулась я на ходу, держа в вытянутой руке тяжелую плошку. – Оно у меня... неудачное.
– Рецепт не выкинь! – получила от своего начальника вслед напутствие, а потом, захлопнув за собой дверь избушки, спиной к ней привалилась.
Здесь все так и осталось с того момента, как я ушла на ужин, держа за руку Ветрана. На столе брошенные пузырьки с эфирами, чашки из под настоев, разнокалиберные мерники и раскрытые на нужных страницах книги. Мне тогда было не до порядка – я творила мыло, которое вместило бы в себя весь мой мир. А оказалось, что не только мой. Причем, без всякой магии. Потому что сама я тогда была до краев наполнена настоящим волшебством. А что теперь?..
– Анастэйс... Пусти меня.
– Зачем, Ветран?
– Я прошу тебя... Пусти.
– Хорошо, – распахнула я створку перед заслонившим собой весь дверной проем мужчиной. – Считай, что сегодня – ночь исключений из правил, только предупреждаю, у меня здесь... хаос, – направилась я к столу и, поставив плошку, начала суматошно скидывать в стопку книги, а потом, вдруг, замерла. – А, знаешь, я сама хотела тебе сказать... Извиниться. Сегодня у нас еще и ночь извинений... Ты прости меня за мой эгоизм. Ты говорил, что всему есть своя предельная цена. Значит, ты сам вправе решать, что для тебя всего дороже. Ведь так? – развернулась я от стола и очутилась совсем близко к стоящему за моей спиной мужчине. – Что ты молчишь?
