Текст книги "Сотая бусина (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)
– Та-ак... – запустила я в эту тишину свой, нервно дребезжащий голос. – А вот мы ее сюда на стол... по-ставим. А что у нас тут? Ага... Груша!.. Грушенька! – сквозь тишину, как сквозь вату в ушах, пробилось ко мне щелканье тетушкиных ходиков. – Грушенька! Мы пряников твоих любимых купили... с изюмом! Давай чай с тобой попьем? Вдвоем, на садовом крыльце! – тишина в ответ не проронила ни слова, а я лишь упрямо тряхнула головой. – Я тебя там буду ждать... очень буду... очень...
Я тебя буду ждать... Рядом с миской, в которой так вкусно пахнут корицей и медом самые лучшие в мире пряники, сбоку от кружки с чаем, уже давно не пускающей в прохладный садовый воздух пар. Буду ждать. Потому что не может так быть, чтобы все, вдруг, встало с ног на голову. Чтобы мир потерял все свои краски, а в жизни моей, бережно покоящейся на простых истинах, произошел раскол. Я уже много лет привыкла знать, вставая каждое утро, что Зеня, как всегда, ждет меня внизу, что тетушкины ходики я завожу по вечерам, и что домовиха моя верная будит меня всегда одной и той же фразой...
– Добрый день, хозяйка.
– Груша... Ты пришла.
– Так, пряники же с изюмом...
– Да, ничего она больше не сказала, – ожесточенно выскребая ногтем синюю кляксу, в который раз повторила я. – Но, ведь самое же главное...
– Это, конечно, – подогнул одну ногу под другую, сидящий на диванчике Ветран. Мебель, под его немалым весом надрывно ойкнула. Мужчина замер. – Однако на ночь меры принять нужно, – и вернул ногу на пол.
– И что это за меры? – вяло поинтересовался со своего стула кот. Он, в отличие от воина духа, мою радостную новость воспринял, как факт, полностью проблему решивший. – Вместо меня на стасину кровать переместишься?
– Зигмунд! – выразительно воззрился на него Ветран. – Не говори глупостей. Хотя...
– ... неужели, решишься?
– Зеня, заткнись! – нервно шерканула я напоследок ладонью по стене, и развернулась к своим собеседникам. – Какие меры, Ветран? Выражайся яснее.
– Сегодня я ночую... на полу рядом с вами. Это первое. А второе... Анастэйс, ты, как маг, что вообще по сложившейся ситуации думаешь?
– Что думаю? – прищурила я глаза. – Думаю, что, если Груша не боггарт, то, значит, что-то в доме действует на нее, как на духа крайне отрицательно. И именно это и выплескивается в такие иллюзии.
– Что-то, вроде клочка шерсти под порогом или воткнутой в укромное место иглы? – внимательно посмотрел на меня Ветран.
– Ну, если совсем примерно, то да.
– Угу... Тогда давайте вместе вспоминать, кто в доме был с того самого дня, как вам подкинули бусину и до первой иллюзии.
– Давайте, – согласно плюхнулась я на соседний с котом стул.
В результате в список на почетное первое место пошел Дозирон, с настоятельным советом держать язык за зубами. Следом за ним: мой начальник (многократно, по долгу службы) и Аргус (со своими новаторскими рифмами). Трудности возникли лишь с воссозданием памятной ночи в саду. Поэтому, туда же машинально, общей группой были внесены все остальные там присутствующие, а потом вычеркнут господин Фенербак:
– Я точно помню – в доме он не был, потому что, когда вы в избушке уединились, я его самолично в наш садовый клозет провожал... И по дороге назад еще чуть не заблудился, – чистосердечно добавил умник.
– Понятно, – провел черту Ветран. – Получается, кто-то из них?
– Получается... так, – приуныла я от незавидного выбора. – Я еще раз, как только вернемся, проверю весь дом на присутствие посторонней магии. А, вообще, знаете, что... меня очень сильно интересует принцип работы нашей охранки.
– Интересует или тревожит? – уточнил мужчина.
– Пока интересует, – уклончиво ответила я. – Зеня, что ты знаешь про магические квадраты тетушки Маты? Ты ведь гораздо дольше с ней в этом доме прожил, а мама вчера сказала, что она на этих фигурах была просто помешана и даже охрану всю на их основе выстроила.
– Магические квадраты? – задумчиво протянул кот. – Помню, она очень любила задачки в квадратах решать. Там еще в каждой строке и вдоль и поперек, должны были стоять неповторяющиеся однозначные числа.
– Это, да, – нетерпеливо кивнула я. – Но, я про магические у тебя спрашиваю. Зеня, напряги память.
– Да что значит, 'напряги'? Я от магии далек так же, как ты от паломничества по святым местам. Хотя, исходя из последних событий... – скривил пасть кот. – Ну и вот. Есть, так называемая 'Теория о стихиях всемирья'. В нее входят несколько наук, в том числе астрология, медицина и даже геометрия. И теория эта гласит, что в основе мироздания как раз и лежат четыре стихии: огонь, вода, воздух и земля. Причем, формируют они не только внешний мир, но и физическое наше тело, наш характер и особенности психики. Это, я думаю, и есть – магический квадрат. По крайней мере, Мата очень часто говорила, что главное в целительстве – умение правильно выбрать стихийные грани.
– Ага-а...
– Ну, и что сие 'ага' означает? – недоуменно хмыкнул умник.
– То, что я думаю... И, если ты прав, то и в нашем доме, при таком раскладе должны присутствовать все четыре стихии... Ага-а...
– Анастэйс, я, по крайней мере, одну из них точно знаю, – насмешливо расплылся Ветран. – Ты же – стихийный маг. Маг огня.
– Ну, да. Я – маг огня. Груша, вполне сойдет за стихию земли, как представитель нечисти. Ты у нас, с твоим-то именем, ближе всего...
– К флюгерам?
– К ним самым, а, значит, к воздуху. Остается вода, – повернули мы головы к умнику.
– Зигмунд, как ты к воде относишься?
– Я? – растерянно хлопнул глазами кот. – К воде?
– Ты. Может, мы чего-то про тебя не знаем, кроме того, что ты у нас пловец через заросшие тиной ручьи?.. Ах, да, ты еще и с корытом моим мыльным близко знаком.
– Да что вы ко мне пристали со своей водой? – не на шутку оскорбился Зеня.
– Так у нас все другие вакансии уже заняты, – хмыкнул ему в ответ воин духа.
– Так что, бери, что осталось и будешь ты у нас теперь именоваться повелителем водной стихии. Ну, а касаемо самой схемы, то здесь я – полный ноль и могу лишь предполагать, что речь идет об отсроченном заклятии.
– Это как? – вскинул брови Ветран.
– Это, 'когда', – внесла я незатейливую поправку. – Когда накладывается оно с отсрочкой на определенное стечение обстоятельств. А уже после этого срабатывает. В нашем случае... – открыла я пораженно рот. – ... усиливается. Да-а.
– Что, 'да'? – внимательно посмотрел на меня мужчина.
– Мама у меня вчера спрашивала, зачем я охрану на доме усилила.
– Так ты ее сама?
– Нет, Ветран, в том то и дело, что не сама. Вот я, Трахиния. Я же во всех охранных вопросах только на Грушу всегда полагалась. А здесь что тогда получается?.. Получается, тетушка моя на твое появление заклятие отсрочила?
– Она у вас провидцем была? – теперь уже всерьез удивился воин духа.
– Да нет. Она и магом то была лишь наполовину. Да и зачем, если у нас... другие провидцы есть, – опять удостоили мы притихшего кота взглядами. – Зеня, ты ведь до последнего ее притчами своими поддерживал?
– Ну, поддерживал, – съежился под нашими прицелами умник.
– А Груша мне сказала, что она незадолго до смерти охранку усложняла.
– Да отстаньте вы от меня, наконец! – даже подскочил на стуле кот. – То с водой своей, то с притчами! Я устал, я эфиров надышался! Выпустите меня отсюда!
– Пожалуйста, – растерянно протянула я, а Ветран настежь распахнул перед умником дверь. – Неуравновешенное состояние психики налицо... Но, знаешь, оно как раз, кстати.
– Не понял? – на всякий случай не стал закрывать дверь мужчина.
– Сейчас поймешь...
Солнце, подарив еще один день жизни, уходило за горизонт. А вслед за ним, как стая за вожаком, плыли на запад облака. Все вокруг стихло, завороженно глядя на эту небесную процессию, окрасившую, осиротевший до утра мир нереальными, махровыми цветами. Болотно-зеленая и малиновая краски, будто перемешанные сумасшедшим маляром щедро пролились на деревья, траву и изгородь. А широкая дорога странной рекой застыла неподвижными волнами – ухабами. И по этой реке сейчас, вполне гармоничной частью общей сказочной картины, ехали скособоченные дрожки. Наши дрожки с запряженной в них, совершенно незнакомой серо-сиреневой в этом свете лошадью. Правила повозкой худая старуха в черном, перетянутом на лбу узлом платке. Старуха сидела на кривых кОзлах совсем с краю, почти на боковом поручне, но факт этот нисколько не умалял ее величавой сосредоточенности. Сбоку от нее, привязанный за веревку, трусил огромный лохматый кобель, примерно той же расцветки, что и фантастическая лошадь. А сами дрожки были доверху загружены сундуками, мешками и одиноко торчащим, как покосившаяся мачта корабля, свернутым ковром... И все это плыло по реке... Можно было бы сказать, что плыло, если бы не страшный скрип и скрежет... Все это медленно выбывало из Мэзонружа в сторону соседнего Мочалина.
– Это... кто? – тихо произнес, тоже, видимо, впечатлившийся зрелищем, Ветран.
– Это?.. По всей видимости, плод наших с вами совместных деяний – вдова отца Аполлинария, госпожа Илуниха. Или, как там ее на самом деле.
– Не может этого быть, – припечатался носом к стеклу кот. – Это же полностью противоречит здравому смыслу.
– Можно подумать, то, что привело к... – мотнула я головой в сторону удаляющихся дрожек. – здравым смыслом было преисполнено.
– Вы о чем сейчас? – не отрываясь от окна, буркнул воин духа.
– Да-а, долго рассказывать. Ну, а если в двух словах... – растерянно уставилась я на задумчивый мужской профиль, а потом хмыкнула. – Знаменья... и иже с ними.
– А-а-а... Ну, раз 'иже с ними', то, все ясно... Так о чем я говорил, до того, как отвлечься?
– О драке, – давя зевок, развернулась я в сторону собственной кровати, и тут же с удовольствием на нее плюхнулась. – Ты говорил о драке между нашим оружейником и...
– Точно, – оторвался, наконец, от окна, Ветран. – Надо будет завтра еще раз наведаться к его свояку и расспросить по подробнее о том инциденте в либрянской таверне. Ведь мастер Булдг в Мэзонруж, еще двумя неделями раньше должен был заехать, если бы не разборка с эльфом и ночь, проведенная в городской каталажке.
– А мне вообще сам факт кажется довольно странным. Эльфы... – задумчиво протянул с подоконника Зеня. – Эльфы, ведь крайне редко изменяют своему натуральному, семи дюймовому размеру, так как считают это несмываемым пятном на репутации. А тут... Хотя, лимонный вопрос, – хмыкнул кот. – Повод вполне для них достойный.
– Что это за вопрос, вообще? – прошлепал босыми ногами на свой матрас Ветран.
– Вопрос принципиальный. Затрагивающий честь практически каждого из обеих тщеславных рас. Хотя, мое личное мнение...
– Как мудреца? – не поленилась уточнить я.
– Как умудренного жизненным опытом существа, – витиевато парировал кот. – Спорить здесь 'кто дурнее' бесполезно, потому что одинаково абсурдно смотрится и эльф с киркой в холеных руках и гном с садовой леечкой в квадратных конечностях. А сказку эту придумал кто-то с большим чувством юмора, да и запустил ее в мир сразу в двух вариантах.
– А мне кажется, я читал что-то подобное. Еще в школе, – потер нахмуренный лоб, откинувшийся спиной на перила мужчина. Там про неудачный опыт в выращивании лимонного дерева, так?
– Совершенно верно, – менторски кивнул умник. – И кто в вашем варианте был горе – садовником?
– В нашем?.. Я и не помню уже. Да и сама эта сказка... какая-то она унылая, что ли?
– То есть, без геройских рыцарей и огнеплюйных драконов?
– Что? – склонил голову набок Ветран.
– Она не унылая. Просто вы ее смысла не поняли. А мне эту сказку бабушка рассказывала, еще в детстве.
– Так, может, ты нас сейчас просветишь? – пропел умник и даже запрыгнул ко мне на постель.
– Да, пожалуйста. Там главное, ни кто дурнее: эльфы или гномы, а само лимонное дерево, которое в результате погибло. Просто, тот, кто его выращивал, так и не осознал, что, в жизни, как и в любви, прежде чем многое получить, надо самому многое отдать, – уперлась я взглядом в собственные колени. – Так бабушка моя говорила.
– Она была мудрой женщиной... твоя бабушка, – глухо произнес Ветран, заставив меня поднять на него глаза.
– Ну, это совсем уж глубинный смысл. Однако если рассматривать любовь, как основополагающую всего сущего, то... Вы меня слушаете?.. О-о, пойду ка я вниз.
– Нет!!! – развернулись мы оба к удивленно замершему коту. – Зеня, у меня к тебе вопрос.
– Не бойся, я не за свечкой. Это я к тому, что держать ее не собираюсь.
– Заткнись, пошляк, и послушай меня, – как-то, не очень удачно, начала я. Потому что собиралась начать с совсем другого – задушевно-проникновенного, настраивающего на то, что собираюсь вытворить дальше. Все же вытворить, хоть воин духа и был против, высказавшись накануне достаточно прямо:
– Ну, неужели ты думаешь, что для Зигмунда лучше оставаться в неведении, чем попытаться изменить свою жизнь на благо других?
– Да, думаю, – упрямо мотнула я челкой. – Я знаю этого мудреца уже десять лет и, поверь мне, ему так будет спокойнее. Он не борец, Ветран, он созерцатель. И для него это знание – лишь тяжкое бремя.
– Тяжкое бремя, – невесело усмехнулся мужчина, глядя на свои сцепленные руки. – Поэтому ты решила поиграться с чужой памятью запрещенным даже у вас заклятием?
– Я просто пытаюсь исправить собственную ошибку. Потому что иначе... Ну, послушай, – присела я перед мужчиной и накрыла ладонями его руки. – Не всем же совершать подвиги во имя возвышенных целей? К тому же Зеня и так приносит людям пользу своими целебными притчами. А теперь он даже этого боится... Он сам себя теперь боится.
– Делай, как считаешь нужным, Анастэйс, – со вздохом сдался мужчина. – А я, так и быть, буду держать рот на замке. Будто ничего и не было... Обещаю, – в ответ на мой выразительный взгляд, попытался улыбнуться Ветран...
– Ну-у...
– Ты вопрос свой по слогам решила выдавать? – нетерпеливо дернул хвостом кот.
– Не-ет, – скосилась я на замершего на своей лежанке Ветрана и, наконец, отбарабанила. – Скажи мне, Зеня, мне обязательно нужно знать, когда ты начнешь прием клиентов?
– Ух, ты! – растерянно шлепнулся на задницу умник. Потом подскочил, глянул на нас по очереди исподлобья, вздохнул, и тоже, видимо, решился. – Спокойной всем ночи. Пусть вам приснятся облака и рыцари и еще что-нибудь, совсем уж неопису...
– Стоять!
– Ста-ся, – медленно попятился к краю постели кот. – Я тебя боюсь, когда ты на меня вот так смотришь. Ста-ся, ты помни, что на моей стороне мораль и закон об исчезающих видах... О-ой...
Пальцы с непривычки, да еще из-за сильного волнения, никак не хотели складываться в нужный знак. Тонкая огненная нить, витиеватой петлей взметнувшаяся над головой умника, растаяла еще до того, как опуститься на покатые котовьи плечики, а я уже припечатала к выпуклому зениному лбу свой оттопыренный палец... Да, у Глеба оно, как-то ажурнее получалось... и незаметнее... Хотя, не это сейчас главное:
– Зеня, чудесный мой, ты как себя чувствуешь?
– Я?.. – обвел нас ошалелым взглядом кот. – Не зна-ю... Что-то повело меня... куда-то в бок, – неуклюже завалился он прямо в подставленные руки Ветрана. Мужчина глянул на меня настороженно, мол, так оно и должно всегда быть? А ахирантес его знает, как оно должно быть! В первый раз ведь упражняюсь:
– Это ничего, – склонилась я над часто моргающим умником. – Это пройдет. Просто, день был тяжелый. А завтра проснешься, как младенчик... Ты только на вопрос мой не ответил. Когда клиента своего примешь? Он сегодня уже приходил.
– Клиента?.. Какого клиента? – теперь уже на пару с Ветраном, вопросительно воззрился на меня кот, а потом, вдруг, просиял. – А-а... Так завтра приму. Что у него, кстати? Хотя, не имеет значения.
– Ну да, – с чувством выдохнула я. – Правильно подобранная тематика и все такое прочее, оздоравливают организм в целом... Зеня, а можно тебя попросить? Мне очень твои притчи нравятся. Ты мне разрешишь их слушать? Я буду тихо-тихо за занавеской сидеть.
– А что, сильно хочется? – самодовольно оскалился умник и неожиданно зевнул.
– Очень сильно, – как можно убедительнее закивала я головой.
– Ну, ладно. Только, без комментариев потом... и аплодировать в конце тоже не надо... А теперь, как я ранее заявлял, спокой-но... – ретировался кот в крепкий здоровый сон.
Ветран, сильно смахивающий на картину из тайрильского музея 'Освободитель с дитём войны на руках', удивленно поднял глаза:
– И надолго он вышел из строя? – ну, точно, 'солдат победы', ни дать, ни взять.
– До утра, как минимум, – уже вполне авторитетно заявила я. – Да ты его уложи. Колыбельные то петь поздно.
– Угу, понятно, – как-то, уж больно хмуро буркнул мужчина. Видно, у него, на сей счет, свои ассоциации возникли.
Зеня, пригревшись под боком у Ветрана, то истерично подергивал лапками во сне, то начинал что-то басом внушать про достоинства воды. Мужчина, наблюдая эти мытарства, лишь вздыхал, тяжко скованный 'висячим замком' на губах. Я тоже. Правда, по своей причине: надо было еще и на эту 'больную' тему коту отсекновение наложить. Да, что уж, теперь...
– Анастэйс, – видно лопнуло терпение у мужчины. – Ты не спишь?
– Неа... Я слушаю.
– Слушаешь... Я про тяжкое бремя... Что ты молчишь?
– Я слушаю.
– Угу... Скажи, тебе то оно зачем?
– А ты водой, водой его полей!
– Сойдет за ответ? – повернула я голову в сторону перил. – Нет?.. Тогда, не знаю, Ветран. Может я, действительно, наконец, повзрослела и поняла, что мир вокруг, не прекрасная, выдуманная страна. А, может, в отличие от Зени, больше поддаюсь дурному влиянию некоторых... Давай спать?
– Угу, – еще раз вздохнул Ветран. – Спокойной ночи, Анастэйс, – произнес он с такой надеждой в голосе, словно от этого ночного спокойствия напрямую зависела вся его жизнь...
___________________________________________
1 – Все, кроме 23-го числа каждого месяца.
2 – Риторика – ораторское искусство.
3 – 'Жрицы любви' из древнего далматского племени, описанные еще Плутархом. По мнению же местных жителей, данные дамы имеют тесную связь с миром духов, так как 'сперва заманивают мужчин, ублажают их, а потом превращаются в ворон, и целыми ночами кружат над своими жертвами, наделяя их невероятными мужскими силами, но лишая рассудка'.
4 – Топор для колки дров.
5 – Логотипами.
6 – ' ...Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте...' М. В. Ломоносов.
7 – Привлекательный, видный мужчина.
Глава 10
Она пришла перед самым рассветом. Зависла темным размытым пятном на фоне лоскутной занавеси и будто решала, что ей делать дальше. Вроде и трансформироваться уже поздно и исчезать так сразу как-то не вежливо, раз уж пришла. И было в ней столько бездонной непроглядной пустоты и какой-то чужой боли, что язык мой не сразу смог отодраться от нёба, и произнести единственно верное:
– Дух этого дома, призываю тебя долгом твоим, скрепленным ключом и тремя словами клятвы: явись пред своей хозяйкой, – сдернув вниз ноги, сползла я с кровати.
Ветран лежал на боку, у самого края матраса, и в правой руке, спущенной на пол, сжимал меч, на который я сейчас чудом не напоролась. Кот же распластался в аккурат, вдоль перил. И над ними обоими, тускло светящейся дымкой мерцало заклятие сна, наложенного явно не мной. Ну что ж, примерно такого оборота я и ожидала. Значит, остаемся лишь мы вдвоем: я и моя... Кратагусом меня накрой!
Нет, это был не боггарт, абсолютно незримый и безвредный без накинутой на себя чужой личины. Это была лишь завеса, скрывающая маленькую фигурку, нечетким силуэтом сейчас висящую в задымленном угарном мраке.
– Дух этого дома, призываю тебя долгом твоим, скрепленным ключом и тремя словами клятвы: явись пред своей хозяйкой. Явись... Груша, Грушенька. Ты меня слышишь? – завеса задергалась, как пловец, решивший дать в воде задний ход, но осталась на месте и, мало того, потихоньку начала всасываться, вбираться в саму себя, в ту самую маленькую фигурку, проступающую с каждым мгновением все отчетливее. Фигурка выгнулась дугой, как от тяжкой боли, сведшей ее в судорогу и листиком опала на пол. – Груша! – рванула я к ней сквозь клочья смрада. Домовиха открыла глаза, и уставилась ими в потолок:
– Я не смогла, хозяйка.
– Что ты не смогла? – бухнулась я перед ней на колени.
– Причинить тебе боль... О-ох, – вмиг обмякло ее тельце, позволив повернуть ко мне голову. – Я очень долго боролась, но, он – сильнее меня, хозяйка.
– Кто, 'он', Груша? Кто тебя сильнее? С кем ты боролась? Кто заставлял тебя творить все это зло?.. Говори! – домовиха вздрогнула от моего крика и, тихо заскулив, свернулась на полу калачиком. – Ну, как ты не понимаешь, если я не буду знать, то не смогу тебя защитить.
– Грундильда сама должна защищать свой дом. Грундильда старалась, но не выдержала. Он... – приподнялась она на локте и заглянула мне в глаза. – Он меня мучил. Он заставлял меня... – испуганно прихлопнула кроха ладошкой рот.
– Что он тебя заставлял?
– Я не могу сказать, хозяйка, – сквозь пальцы промычала она. – У духов есть свои законы. И мои заставляют меня молчать.
– Как это, 'молчать'? – сузила я глаза. – Ты будешь молчать, он будет тебя мучить, а закончится все тем, что ты окончательно свихнешься и Ветран тебя, как бешеного боггарта прибьет? Груша, надо искать выход. Я уверена, что вместе мы его обязательно найдем.
– Грундильда уже нашла... выход, хозяйка.
– Груша, ты это брось, – дернулась я к ней от нахлынувшего недоброго предчувствия. Но, было уже безнадежно поздно – домовиха растаяла, оставив на половых досках лишь искры своей древней магии...
Тихо-тихо вокруг. Мама только ушла по своим делам и даже хлопнула дверью, чтоб я для себя уяснила – разговор окончен. И грустно. Грустно не оттого, что горло болит – сама виновата. А оттого, что на улицу нельзя. А там идет снег. Огромными хлопьями падает на дорожки и деревья в саду. Это я так себе представляю. Потому что в жизни своей снега еще ни разу не видела. А тут такое... горе.
– Настёна...
– Чего тебе? – шмыгаю носом в сторону края кровати, у которого замерла сейчас домовиха. – Не видишь, я болею? Или домовые соплей не боятся?
– Домовые ничего не боятся, – гордо вздергивает тетушкин раздвоенный подбородок Груша, а потом шепотом добавляет. – Смотри, что я тебе принесла.
– Это что? Это... снег? – рывком подскакиваю я на постели, сдернув с себя все одеяла разом.
– Ага. На крыльце наскребла, – в маленькой протянутой ладошке тает горстка крохотного пушистого сугроба...
Домовые ничего не боятся... Бедная моя кроха. Маленький, преданный дух, которого я не уберегла. И все из-за какой то сволочи, не преминувшей воспользоваться... С грохотом в маленькое темное пространство вонзился косой луч, который, мгновением позже отрезала собой тень, упавшая прямо на меня. 'Да нет, тени так больно не падают', – но, об этом я подумала позже, во всю 'наслаждаясь' новым грохотом, уже значительно ближе.
– Да, какого ахирантеса?!
– Анастэйс? – донельзя удивленный голос откуда-то напротив, секунду подумав, добавил. – Тогда, за что?
– За что?! – теперь уже удивилась я, причем, собственным коленям, торчащим прямо перед носом и, наконец, пустила к потолку погреба световой шар. – Ты отдавил мне ноги, опрокинул в отсек с картошкой и еще удивляешься, за что?.. Скажи спасибо, что с одной руки тебя откинула.
– Ну, спасибо... тогда, – буркнул, как мне показалось, без особого энтузиазма Ветран, а последующее за этим чавканье и хруст навели уж совсем на нехорошие подозрения. Когда же, ко всему прочему моего припертого к коленям носа достиг тяжелый ягодный аромат...
– Мать моя, Ибельмания! – суматошно заерзала я в тщетных попытках выбраться из глубокого отсека. – Да что там такое?.. Помоги же мне!
– А, может, не стоит? – проблеял, свесившийся вниз Зеня, и по выражению на его морде я поняла – еще как стоит:
– К чему вообще было не глядя сюда нырять? Хоть бы поинтересовались вначале, нет ли в живых кого внизу... пока живых?
– Да мы тебя по всему дому обыскались! – обиженно выдал кот. – Бегали туда – сюда, во дворе и в саду проверили, пока не услышали из погреба подвывания. Вот Ветран и... нырнул.
– Подвывания? Да я и не выла вовсе, а... – яркой вспышкой последнего события, затмило, вмиг, все мои теперешние нелепые переживания. – Ветран?..
– Я сейчас. Держись, – и по протянутым ко мне рукам я поняла, чем мужчина так был только что занят.
– В чем ты? В варенье? – уже другим, совершенно спокойным тоном спросила я.
– Угу, – не дожидаясь, ухватил он меня за запястья и выдернул, наконец, из картофельной ловушки.
Да, факт полного погребного разгрома был на лицо. Да и на лице Ветрана тоже. И на его рубашке, украшенной густыми ягодными лепешками вперемешку со следами от обтираемых рук, и на единственных штанах, которым досталось изобильнее всего тетушкиной 'земляничной отрады'.
– Вылазь, – философски вздохнув, заявила я.
– Зачем? – не надеясь на такой легкий исход, уточнил мужчина.
– Чистить тебя буду.
– Ветран, не верь ей. Когда она мне в последний раз так говорила, я потом в корыте оказался... С кипятком! – выкрикнул умник и на всякий случай, сиганул от лаза.
– Анастэйс, ты только не расстраивайся. Я полки новые прибью. Правда, с вареньем сложнее.
– С вареньем, действительно, сложнее. Где ты такое теперь найдешь, эксклюзивной семилетней засахаренности? А, вообще, забудь. Спину не зашиб? – вынырнула и я вслед за мужчиной в мир.
Воин духа активно поводил плечами:
– Не-ет. В порядке спина. Доски трухлявые, сразу раскрошились. Лучше скажи, что в погребе делала?
– Ага... А горшками ничего не отбил? Они куда тебе с трухлявых досок наприлетали?
– Горшками? – глянул мужчина сначала к себе на штаны, потом на меня, и склонил голову набок. – Анастэйс, что ты делала в погребе?
– Замри сейчас – я заклятие чистки накладываю... Молодец. Лицо и руки естественным путем отмоешь.
– Что ты там делала?
– Стася, а где Грундильда?..
– ... А Груша ушла... У нас больше нет, Зеня, домовихи, – вот и прозвучали, наконец, эти страшные слова...
Я в детстве никогда не понимала, как можно делиться чем-то нематериальным. Особенно, плохим. Разве можно вообще плохим делиться? Это тоже самое, что, зная, например, о том, что конфета не вкусная, всучить ее кому-то еще и смотреть, как этот кто-то ее с отвращением пережевывает. Тебе от этого какая радость? Если только этот кто-то, не твой личный враг. Однако, с годами, я научилась по честному менять свое 'плохое' на чужие мудрые советы. И, хотя, поступала потом все равно по своему, советы всегда выслушивала очень внимательно. Но, привкус той, особой конфеты остался со мной на всю жизнь... Явственно ощущала я его и сейчас, глядя на недоумевающие физиономии Зени и Ветрана.
– Анастэйс, ты сядь, пожалуйста. Хватит над нами колыхаться.
– Я сяду, только... ты молоко с пряниками будешь?
– Нет. Сядь и лучше объясни, если охрана дома такая надежная, то каким образом маг сумел через нее домовиху достать?
– Я ведь говорила уже, – плюхнулась я, наконец, на стул и обхватила руками голову. – говорила, что в вопросе этом – полная Трахиния. Но, знаете, что думаю... Он ее не напрямую вытащил, а через другие пути.
– Это как? – оторвался от мрачного созерцания крошек на столе Зеня. – Подземными ходами, что ли?
– Примерно, да. Домовые ведь, хоть и стоят особняком от прочей нечисти, все ж к ней относятся. А в каждом клане есть своя, как бы это сказать... система подчинения. Как у нас, например, Совет магов. Груша мне намекнула на некие законы духов, из-за которых она вынуждена молчать... и терпеть.
– И что, любой маг вот так вот запросто, щелкнет пальцами и эскадрон нечисти в полном его подчинении? – сощурился на меня кот.
– Да нет, – уныло покачала я головой, вспомнив замок на заброшенном колодце. – На такое способны лишь самые сильные... маги. Я думаю, Груша нужна была ему, именно как ключ к охране дома. Сволочь эта, по какой-то причине сама сюда войти не может. Груша мне поэтому ничего про защитный принцип и не рассказывала. Боялась, вдруг, я ему попадусь и не смогу...
– Стася, а как же теперь? Грундильды нет, значит, магический четырехугольник развалился?
– Не развалился, Зеня, – тихо произнесла я и выложила из кармана платья на стол крохотный сверток. – Вот.
– Что, 'вот'? – буркнул, раздув на него ноздри кот.
– Обманка, в которой жива часть грушиной магии – нашла ее в погребном леднике, – с трудом сдержалась я, чтоб не зареветь. – Она надует мага и не даст развалиться нашей охране... хотя бы, на какое-то время.
– На какое время, Анастэйс? – подозрительно скосился на свернутый носовой платок Ветран. – И что там вообще?
– На время, пока я, видимо, не найду нового домового. А там... там ее маленький мизинчик, – вскинула я на мужчину уже мокрые глаза. – А я не хочу нового домового! Я хочу назад свою Грушу! Я как представлю, что с ней теперь. Домовые ведь без дома, как без кожи. Они совершенно беспомощны. А потом дичают и проваливаются на низший уровень. А за что ей все это? Что она плохого сделала?
– Та-ак, – видя такое дело, встал из-за стола Ветран. – Тебе надо сейчас успокоиться.
– Может, валерьяночки накапать... всем? – робко предложил Зеня. – А что? Разве я не переживаю за Грундильду? Еще как переживаю... Стася.
– Чего? – проблеяла я из под своих мокрых пальцев. – На средней полке, слева.
– Да я знаю, – отозвался кот, а потом, мужественно добавил. – Я не про то хотел у тебя спросить.
– А про что же? – удивленно оторвала я руки от лица.
– Ты говоришь, домовые со временем дичают. А где именно они это делают... обычно?
– В заброшенных домах, обычно, – бросил из-за моей спины Ветран. – Анастэйс, много в Мэзонруже заброшенных домов?
– Заброшенных домов? – напоследок хлюпнув носом, распрямила я спину. – У нас их вообще нет – земля очень дорогая. И даже самые убогие развалюхи сразу идут с молотка.
– Так уж и нет? – с сомнением протянул воин духа.
– Ну, и кто из нас лучше знает? – возмущенно развернулась я к нему, да так и замерла, пялясь в усмехающиеся глаза. – А ведь и правда, Ветран... Старая пристань. И как я сама о ней раньше не подумала?