Текст книги "Змей подколодный"

Автор книги: Елена Никольская

Соавторы: Егор Никольский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)

– Значит, так сделаем, – сказал Флюк, начиная работать. Семи смертям не бывать. – У меня есть одно место тайное. Там тебя никто не найдёт. Умоешься там и отдохнёшь хоть немножко. А потом придумаем, как быть. Вставай.

– Хорошее место? – спросила Ольга, послушно поднимаясь.

– Хорошее, – сказал Флюк. – На ограде гимназии видела домики? Там живут фонарщики…

Фонарщики зажигают фонари, а фонари охраняют гимназию. Но домики – это территория фонарщиков, и даже гимназийские маги не могут туда попасть. Зато маленький рыжий тигр может. Он давно подружился с фонарщиками, и потому они приютят его хозяйку – хоть на сколько.

Отвести глаза уставшей девочке было совсем нетрудно. Куда труднее оказалось незаметно дойти с ней до гимназии. И, только обустраивая на ходу домик, Флюк понял, насколько вымотался сам.

Фонарщики, которых на самом деле не было, спустили тигру и девочке удобную лесенку, которая была на самом деле. Тигр и девочка сильно уменьшились – тоже совершенно всерьёз – и забрались в маленький домик на ограде гимназии.

Внутри домика было очень уютно.

Флюк стал – фонарщик, надел красный колпачок и зажёг в домике мягкий розовый свет. Милый, славный фонарщик помог девочке умыться, а потом они пили чай с мёдом и пирожками. На стенках домика висели картинки, а на картинках были нарисованы фонари всех-всех городов. Потому что во всех городах есть фонари, так рассказывал девочке фонарщик. Их тёплый свет никогда не гаснет, он бережёт города от тёмного и злого, от зимнего холода и серых крыс. Рассказывая, фонарщик косился на картинки, которых он не придумывал, и покачивал головой от удивления. Девочка, конечно, этого не замечала.

– Я жил раньше в городе Антверпене, – сказал фонарщик и удивился ещё больше.

– Как славно, – сказала девочка, – я всегда хотела там побывать!

– Понятно, – сказал фонарщик.

– А можно пройти в эту картинку с Антверпеном? – спросила девочка.

– Можно, – сказал фонарщик, – только сначала тебе нужно выспаться, я вижу, что ты давно не спала.

– Только недолго, – сказала девочка, – ведь у меня есть любимый, мой пират, я хотела бы жить с ним в таком домике. В таком же славном домике с камином, и креслом-качалкой, и картинкой с Антверпеном…

– Я уже постелил тебе, – сказал фонарщик. – И, если хочешь, я повешу эту картинку над кроватью.

– Спасибо тебе, – сказала девочка, – а вечером ты проводишь меня в Антверпен, правда?

– До вечера ещё долго, – сказал фонарщик. – Пока ты будешь спать, я приведу твоего любимого, чтобы вы могли погулять там вместе. В Антверпене будет вечером тёплый дождик, я дам вам зонтик, сквозь который вы сможете видеть звёзды.

– Как славно, – сказала девочка, – я знаю, кто ты – Оле Лукойе, правда?

– О да, – сказал фонарщик, – ты догадалась!.. А теперь спи, я раскрою над тобой зонтик, ведь в Антверпене дождь, новорожденный дождь Норвегии…

– Антверпен в Голландии, – поправила девочка, – а в Норвегию хочет мой пират. Он станет там славным фонарщиком, а я буду разжигать для него камин и печь пирожки.

– Я сейчас разрыдаюсь, – сказал фонарщик, но девочка, по счастью, уже уснула.

Фонарщик же наколдовал себе телефон и дрожащими от страха пальцами набрал номер. В ответ на его сбивчивые слова телефонная трубка страшно разоралась, и грозилась, и едва не плевалась, а когда она закончила орать, фонарщик присел за столик, стащил колпачок и уткнулся в него, повторяя самому себе то, что сказал телефонной трубке. Что он не мог оставить девочку одну, потому что она абсолютно точно ушла бы к железному замку, потому что он видел стеклянную столешницу собственными глазами и не виноват, не виноват, не виноват!

Увести в сон наяву (не в морок, конечно, нет!), обставить фонарный домик – а что ещё он мог сделать на скорую руку и в пределах гимназии?! Увести, отвлечь, усыпить – и вызвать кого положено, и уйти самому.

Но уходить славный фонарщик боялся – всё равно боялся оставить её одну, и это было глупо. Он получше подоткнул девочкин плед и посмотрел на придуманную девочкой картинку. Никогда он про город Антверпен даже не слышал, но теперь хотел погулять там. И это тоже было чертовски, мряф, глупо…

3

Где-то неподалёку пекли пирожки. Пирожки были с яблоками и пахли вовсю; такие пирожки умела делать только мама.

"Я ела их за ужином", – вспомнила девочка и сладко вздохнула сквозь сон. Спать было очень уютно, только немножко мешали шаги в комнате и работающий телевизор. "Я уснула перед телевизором", – поняла девочка, но просыпаться было незачем. Мама подошла совсем близко и подняла её вместе с пледом, чтобы отнести в кроватку. Там, в кроватке, она разденет девочку, осторожно-осторожно, и сменит плед тёплым одеялом, быстро-быстро, и поцелует, бережно-бережно. А пирожками будет пахнуть всю ночь, пирожками и яблоками…

Только мама почему-то стояла на месте. И телевизор не выключила, поняла девочка сквозь сон. Наверное, хотела досмотреть какое-то кино…

Но кино было неинтересное: в телевизоре разговаривали раздражённым шёпотом двое взрослых дядек. Шипели друг на друга как змеи – ругались, наверное.

– …ваше слово? Вот я на руках его держу – ваше слово! И когда я перестану его держать – я возьму в руки то, что вам, поверьте, совсем не понравится!

– Оу! Шпагу – конечно! Вы мне что инкриминируете, Олег, – местонахождение госпожи Заворской? А кто вас сюда привёл, драгоценный вы мой злопыхатель? Поверьте и мне – имей я нынче к барышне планы, уж вашей ноги здесь и у окошка бы не стояло! Это в голову не приходит?!

– Не шпагу. К чему бы мне шпага! Бумагу – с письменным обоснованием вашего служебного несоответствия! И нога моя отправится в попечительскую коллегию – без задержек!

– Прекратите истерику, Олег! Это ваша, в конце концов, подопечная, а не моя! Вот хотел же обойтись, хотел ведь!.. И не узнали бы даже, это вы понимаете?! Я вас сюда позвал, чтобы лояльность свою доказать, понимаете вы или нет?! Бес меня дёрнул!..

– Лояльность?! Ках цирсшнейшрасс!.. Я нахожу госпожу Заворскую на ограде гимназии в обморочном состоянии…

– Какой обморок, что вы несёте?! Она спит!

– Нахожу в состоянии наведённого сна! Вместо фонаря – нахожу! Под заклинанием – нахожу!

– Кто находит-то? Кто находит? Вы находите? Придите же вы в себя, умоляю!

– Не надо. Не надо меня умолять. Ничего не надо – понимаете? С меня достаточно – по горло!

– Олег, да будьте же вы справедливы! Вы ведь из мухи грифона раздуваете! Скандал раздуваете! У вас что – труп кронпринца[35]35
  Убийство кронпринца в боснийском городе Сараево в 1914 г. послужило поводом для развязывания первой мировой войны.


[Закрыть] на руках?

– Хар меня упаси! Какой там скандал! К чему скандал? Не будет никакого Сараева. Ничего не будет, кроме одного вакантного места. Или вашего – или моего.

– Вот так вот, да?

– Да, вот так вот.

– Тогда вот так. Соблаговолите, господин Стрепетов, поведать мне, из каких соображений я – я лично! – обнаруживаю вашу – лично вашу! – воспитанницу на ограде гимназии в состоянии наведённого сна и под серьёзным заклинанием. М-м? Что она здесь делает? Фонариком служит, как вы изволили заметить? Как вы, её куратор, допустили подобное? Вы меня вынуждаете поставить вопрос о вашем служебном соответствии на попечительской коллегии. И я даже бумаг писать не стану! У меня доказательство имеется. И благо ещё, что живое-здоровое! Давайте его сюда. Девочку дайте мне, любезнейший! Это я её нашёл. Сейчас факт воздействия зафиксируем, к такой-то матери, и – на коллегию!

– Рехнулись вы, что ли?!

– Это уж попечителям решать, кто из нас рехнулся!

– Вот что, сударь, давайте спокойно поговорим. Я погорячился – хватит вам?

– Ни в коем случае. Шпагу мне! Шпагу!..

– Разбудите…

– А вы у нас тихий-тихий!

Тут телевизор умолк. В комнате было слышно только дыхание – тяжёлое и громкое, а мама принялась покачивать девочку, но никуда не шла. Девочка пошевелилась и вздохнула опять, но всё-таки не проснулась. Не совсем.

– Я ведь просил вас, – сказал один из шептунов, убавив в голосе раздражение. – Ведь вы обещали.

– Олег! – сказал второй, тоже понизив тон. – Я вам клянусь – это не моих рук дело. Грешен, конечно, я же не спорю, но не теперь. Я вас, напротив, просить хотел… Хотел вас просить, чтобы вы особенное внимание на Заворскую обратили. Я уже тут ничего поделать не могу. Войдите вы в положение, вы же ей куратор, в конце-то концов.

– Так. Видимо, это я рехнулся. Я ей куратор, да. Продолжайте, прошу вас.

– Барышню сюда привели, потому что выхода другого не подвернулось. Она, чтоб вы знали…

– Кто? Кто привёл?

– Да это неважно… Она едва барьеры не взяла поутру – мои, Олег, барьеры. Мои! По вертикали рванула – можете вообразить? Это вот куда вы ходили тогда… так вы ж ломали! По порталу! – а портала уже и следа нет… И поле я свернул. Его дня четыре как нет, поля… Представляете, куда бы она вышла?

Дядьки замолчали опять – даже не дышали.

– Я, сударь, в это верить отказываюсь, – сказал, наконец, первый. Голос у него был какой-то знакомый.

– Я сам отказываюсь, – буркнул второй, и его голос девочка тоже где-то слышала.

– Доигрались, вашу хлябь. Цеш-ш-смей!..

– Последите за ней – я не знаю! Хоть сигналку нацепите, что ли!

– Тут меня и уволят…

– Да бросьте! Принципы на то и принципы, чтобы их обходить. Дайте мне неделю – ситуацию развести.

– И я вам должен верить… После всего вот этого – я вам должен верить? Луну с неба, лягушку в аспиранты – не желаете?

– Олег, Олег!.. Н-ну что вы, право… Видал я и жабунов на кафедрах… Ну, виноват. Ну, хотите – пеплом орошусь?.. Там у вас движение под пледом… Маленькие ушки не навострились, часом?

– Говорил, разбудите…

– Уносите уже её отсюда. Я тут сам приберу… А про сигналку я вам всерьёз советую.

– И думать не стану!

– Как знаете. Только не пришлось бы нам барышню извлекать из куда более неприятных мест.

– Отменная перспектива! Я за чужими псами совочком выносить не нанимался, благодарю покорно!

– Вот и поговорили. Ох, и язык у вас, дружище! Нарвётесь вы когда-нибудь, ох, и нарвётесь…

– Фонарь разжечь не забудьте!

Мама повернулась, слишком резко, слишком быстро, и девочка проснулась, но узнать голоса всё-таки опоздала: телевизор выключился. Мама положила девочку в кроватку, содрала с неё плед, вытряхнула из куртки, стащила обувь – совсем не ласково и не бережно! Девочка насторожилась и приоткрыла один глаз.

Ничего себе – мама!..

Нет, комната, конечно, знакомая. Тахта вместо кроватки. Ковёр над тахтой, а к ковру прикноплен плакат, на изготовление которого ушла куча времени и акварели: "Per aspera ad astra"[36]36
  Через тернии к звёздам (лат.).


[Закрыть]. И кресло, изодранное на спинке тигриными когтями, и заваленный учебниками стол… Ну? Ну?! Ай, браво, сударыня! Вы угадали! Возьмите с полки пирожок! Только на мамину кулинарию рассчитывать никак не приходится.

Все пути ведут в гимназию.

В последней надежде Ольга зажмурилась и распахнула сразу оба глаза, но ничего не изменилось. "Оно и понятно, – подумала ведьма. – От дорогого куратора не спрятаться, не скрыться. Озеро там ледяное или фонарный домик – без разницы, белкой буду! А уж если буду белкой – так тем более… И это должно радовать, верно? Реально – не куратор, а фея-крёстная. Фей, точнее…"

Крёстный фей был тут как тут: стоял у тахты, держа в руках Ольгины запыленные кроссовки.

– Доброе утро, господин учитель!

– День! – сообщил Олег Витальевич и швырнул кроссовки на пол. – Испортить мне утро вам на сей раз не удалось.

– Извините, господин учитель!

– Ветерок, Заворская! Я безмерно счастлив, что вы уже проснулись. Снимайте джинсы.

– Я ещё не проснулась, – поспешно сказала Ольга. – Может быть, отложим до вечера? Я переоденусь, и вообще…

– Не прекословьте мне, сударыня! Хотите, отвернусь?

– Я не об этом!

– А о чём?! Тьфу ты!.. Я не собираюсь вас наказывать! Посмотрите на себя – вы в кровь ободраны! Падали, что ли?

– Споткнулась… – с облегчением пояснила Ольга. – Олег Витальевич, а как вы меня нашли?

– Работа у меня такая! – злобно ответствовал куратор. – Вы бы лучше спросили – где!

– А где?

– Я вам что велел делать?

– Отвернитесь, пожалуйста! Врача надо иметь в гимназии!

– Можете считать, что я и есть – по совместительству!

"Ну да, такой многофункциональный фей… Только вот обратите внимание – я ничегошеньки сегодня не просила! Ни лечить, ни спасать! Сидел бы он и вправду в телевизоре – так бы славно!.. А с кем, кстати, он в том телевизоре ругался? И о чём? Нет, не вспомнить…"

Ольга показала спине фея язык, стянула штаны и прикрылась пледом.

– Всё!

– Душевно же вы споткнулись, сударыня!

Запахло полынью, и ведьма откинулась на подушку. "Всё-таки здорово, что у меня не Демуров в кураторах! – подумала она. – С Демуровым не покапризничаешь – куда там! Стал бы он отворачиваться и советы про врачей выслушивать, ждите…"

– Ой, холодно же! – сказала она, капризничая, и дёрнула ногой. – Я ещё ладони ободрала и на щеке…

– Вижу…

– Ой-ёй-ёй!..

– Это ещё не "ой"… "Ой" будет вечером…

– За что – вечером?!

– Конечно же, не за что! – рявкнул куратор. – Вы примерная, прилежная гимназистка, впору ставить вас в пример сокурсникам! Одевайтесь!

– Ну отвернитесь…

– Я ухожу, Заворская. Оставляю вас наедине с вашими проблемами – сказать, какими?

– Скажите, пожалуйста, – насторожилась Ольга и изобразила на лице почтительное внимание.

– Учебными, госпожа моя двоечница! На вашем месте я посвятил бы сегодняшний день урокам, а не бегал по городу, никому не сказавшись, и не разыскивал бы камней на свою голову!

"Не знает, – поняла ведьма и возликовала. – Не знает, что я дома не ночевала!"

– Я очень рано побежала по городу, жалко было вас будить, – смиренно сказала она. – Я прямо сейчас буду заниматься, Олег Витальевич, переоденусь только…

– Безумно любопытно, сударыня, чем вы руководствуетесь, заботясь о моём благополучии? Я вам попозже постараюсь доступно объяснить, что будить меня нужно – даже если и очень рано!

Была бы в комнате дверь – хлопнул бы дверью, но двери не было. Ведьма скорчила куратору вслед рожицу и с тоскою обратила взор на письменный стол. Как ни крути, злобный фей кругом прав: особенно насчёт уроков. Вылетать из гимназии за неуспеваемость не с руки – а уж теперь, когда весь расчёт на преподов!.. Конечно, враг мог объявиться сегодня. А мог и завтра – или через неделю. Так, быстро переодеться, убрать на столе, разложить учебники и грызть гранит науки. Алгебру прежде всего, потом историю, потом… Только вот сидеть не на чем – стул-то в кустиках!

Чертыхаясь, Ольга придвинула к столу кресло. Кресло было низкое, пришлось укладывать на кресло подушку. По истории два параграфа висит… Нет, уже три… И геометрия ещё, провались она пропадом! Как всё запущено! Но до ночи надо сделать. Ночью она будет занята совсем другим, если Андрей…

"Андрей", – написала ведьма на листочке.

"Мы сделали ночь, так он сказал, мы сделали ночь, а я ушла, я ушла – я сбежала… Парадокс, мой хороший: я ушла, чтобы быть с тобой."

"Парадокс", – написала ведьма и обвела написанное рамкой.

Рамка – тире – определение понятия: "парадокс – противоречие, которое возникает в формальной логике при сохранении логической правильности хода рассуждений"…

"Я ушла, ты остался: чтобы проснуться без меня. Строить ход моих рассуждений. Каменеть от ужаса. Допивать шампанское. Бить кулаком в стенку – а может, в окно. Комкать записку. Вспоминать шоколад – шоколад в моих пальцах…"

«Я ломал стекло, как шоколад в руке, я резал эти пальцы за то, что они не могут прикоснуться к тебе…»[37]37
  И. Кормильцев. «Я хочу быть с тобой».


[Закрыть]

"Шоколад в руке", – написала ведьма, но это было неправдой.

"Шоколад мы съели – на брудершафт… Мы сделали ночь – на брудершафт. Я успела! Я летела… я так летела!.."

Внутри вспыхнуло – горячее, сладкое, невыносимое… Без чернил и усилий листок обратился постелью, день обратился ночью, и она зажмурилась, взлетая снова, влетая в свой брудершафт – навстречу урагану, полоумному урагану, творившему несусветное, шептавшему несвязное, ещё не обретшее смысла: "Девочка моя, солнце моё, ты разрываешь мне сердце, сударыня…"

–..сударыня!

Шёпот… Голос… Другой голос, и он разрывает крылья…

–..прервать ваши размышления! Идёмте-ка со мной.

Крылья съёжились и опали. С огромным усилием вернувшись на грешную землю, ведьма опомнилась, обернулась… Обомлела!..

Лицо разорвавшего крылья было поистине ужасно! Именно с таким лицом топчут ромашки на высоких холмах, накалывают на булавки бабочек и тычут ржавыми иглами в воздушные шары. А также пьют кровь из невинных жертв – здесь и сейчас.

– Вы меня слышите или нет, Заворская?!

– А что случилось, Олег Витальевич? – робко спросила ведьма, вылезая из кресла. – Я в домашнем, вообще-то…

– Ветерок!

Стул, точно, стоял в кустиках. Никуда не делся, никому не пригодился. Мягкий, крутящийся, с широкими подлокотниками, стул прямо-таки вопил, что ему, прекрасному, здесь не место. Место ему было – в комнате школьника, примерного и прилежного, использующего стул только и единственно по назначению.

– Ваш? – спросил Олег Витальевич.

– Может быть… – неопределённо сказала Ольга. – Мой куда-то делся…

– Прекратите лгать! Что он здесь делает?

– Ну… Я его… – Ведьма вздохнула. – Я, в общем, спускаюсь на нём иногда…

– Каким же это манером, позвольте осведомиться?

"Всё, абзац. Как я у мадам окно разбила, помните, господин учитель? Уж наверное не забыли!"

– Я просто заклинание читаю… Ничего особенного…

– Прошу, – сказал куратор, указывая на стул. – Хотелось бы убедиться.

"Если у меня заберут Флюка – я просто умру, – подумала ведьма. – Без посторонней помощи, умру – и всё. Шарик лопнул…"

– Я при вас не могу, – сказала она. – У меня не получится. Вы же ругаться будете! Я сама его сочинила, заклинание, а оно почему-то работает. Но при вас у меня не выйдет! Олег Витальевич, я же потому и здесь, что у меня способности!

– Конечно-конечно, – согласился куратор. – Вот и продемонстрируйте. Если взлетите самостоятельно, слова больше по этому поводу не скажу, обещаю вам. Если же нет, не обессудьте. Тогда мы будем разговаривать совершенно иначе. Прошу.

Ведьма уселась на стул и с отчаянием уставилась на кусты. "Пушистый мой, полосатый, где ты?! Случиться бы тебе неподалёку!"

– Стульчик, стульчик! Не робей! Вниз… Вверх неси меня скорей!

Стул, понятно, и шевельнуться не подумал. Наверное, оно и к лучшему, сообразила ведьма, ведь появись пушистый-полосатый поблизости, Олег Витальевич его учует! Она покосилась на куратора и громко продекламировала:

– Ты помчись как лепесток через запад на восток! Через север, через юг! Никакой не сделав круг!

У Олега Витальевича дрогнули губы, и он отвёл от воспитанницы взгляд. Подумаешь! Стишок как стишок, ничего смешного…

– Через семь морей и гор! Я хозяйка, а не вор! Словно Сивка, словно Бурка, словно Вещая Каурка, поднимайся и лети! Я считаю до пяти!

На этих словах лицо куратора окончательно утратило сходство с вампирским и приобрело на редкость глупое выражение. Удивлённая такой переменой, ведьма даже не сразу сообразила, что происходит. Впрочем, Олег Витальевич справился с собой в мгновение ока и поймал взлетевший стул за подлокотник.

– Поздравляю, Заворская, – утомлённо сказал он. – Способности ваши выше всех похвал.

– Да, – неуверенно согласилась ведьма. – Можно, я теперь спрыгну?

Куратор снял её со стула и поставил перед собой. Стул повисел-повисел и плавно двинулся дальше – вверх и вбок, огибая общагу. "Устал, бедняжка, от экспериментов, домой захотел… – подумала Ольга. – А уж господин учитель до чего устал, наверное, – от меня гениальной…"

Господин учитель, задрав голову, провожал стул печальным взглядом.

– Решётку, что ли, на окно поставить… – пробормотал он задумчиво.

– Я больше не буду, – сказала ведьма. – Олег Витальевич…

– Что, сударыня?

– А почему их нет? Решёток?

– Принцип свободы личности, Оля, ограничений не приемлет, – сказал куратор. – Такая вот беда…

– Зато вам бы легче было, – великодушно указала ведьма.

– Это вряд ли, – усмехнулся Олег Витальевич. – Сидели бы вы, к примеру, за той решёткой, развивали свои таланты не по дням, а по часам, пытаясь прутья выломать… А я, вместо того, чтобы химией с вами заниматься, нейтрализовывал бы последствия ваших неумелых попыток. Неописуемые, поверьте, бывают последствия!

– Но вы же и так…

– Вот и мне сдаётся, что я и так… – сказал Олег Витальевич. – Вы идите, сударыня. Идите заниматься. Стул у вас есть теперь…

Ведьма сделала маленький шажок и остановилась. Было ясно, что ни ругаться, ни морали читать куратор сейчас не в силах: удобнейший момент для беседы! Отвлечь любимого учителя от печалей, задать между делом важный вопрос…

– Олег Витальевич… А вы были в Антверпене?

– Нет. В Антверпене не был.

– А в Норвегии?

– Проездом…

– Говорят, там очень много гномов – и в Антверпене тоже, правда?

– Полным-полно, сударыня, и все – в красных колпачках.

– Вы всегда смеётесь, а я ведь не просто так спрашиваю! Олег Витальевич, а скажите, здесь есть гномы? Вот фонарщики – они же гномы? Те, что у нас на ограде живут?

– Кто живёт?!

– Фонарщики! Ну, в домиках с фонарями…

– Ах, в домиках! – сказал куратор, округлив глаза. – Видите ли, Ольга Сергеевна, ваш покорный слуга – всего лишь скромный преподаватель, а мир так велик!.. Может быть, и живут – в домиках… Отчего бы и нет… Но мне об этом ничего не известно.

– Они очень славные, – поделилась ведьма. – И тоже в красных колпачках. Жалко, что вы не знаете.

– Я с вами с ума сойду, Заворская, – сказал куратор. – Вот это мне известно в точности.

– Все так говорят, – вздохнула Ольга. – Я уже загоржусь скоро…

Шутки шутками, но для гордости имелся и настоящий повод – ещё какой! Вернувшись к себе и обнаружив стул на законном месте, ведьма немедленно занялась экспериментами. Стул почти не артачился: поднимался и опускался где-то на половине заклинашки. С креслом оказалось труднее – подлетело всего-то на полметра, а опускаться не пожелало вовсе. Тяжелое, наверное, решила ведьма, но если практиковаться… Она влезла в зависшее кресло с учебником истории и принялась пересматривать свои планы. Если уж она такое умеет, можно, если что, и без преподов обойтись! В железном замке, надо думать, и окна есть, и стулья найдутся. Подхватим кролика за белы ушки – и good bye, my love, good bye! Нам не страшен серый волк!

А кто-то тем временем повторял утренние ведьмины манёвры, кидая в окно камешки. Створки были распахнуты настежь, и камешки беззвучно тонули в ковровом ворсе. Только шестой или седьмой попал, наконец, ведьме в плечо.

Андрей!

Но нет – Андрея под окном не было.

У фонтана стоял Никита Делик.

***

Страшно сказать, в какие места приводит нас порою нужда в информации! А уж совать свой нос в замочную скважину этой спальни – немалый риск! Самоубийственный! Потише, господа, что ж вы как слоны… Ещё тише!..

– Да подожди же, право! Я серьёзно спрашиваю!

– Да-а, дорогая…

– Фарид!

– Да, дорогая.

– Я спросила.

– Да-да. Ты спросила о шайской ванили, и мы должны обсудить твой вопрос всерьёз и сию секунду… Сдаюсь, Кора, сдаюсь! Но что за дикие мысли посещают тебя среди ночи!

– Ничего обсуждать мы не станем. Скажи мне – да или нет?

– Отчего же – "нет"? Что может быть приятнее для потерявшего голову мужчины, чем исполнить каприз любимой! Особенно в данный конкретный момент… Я говорю "да". Сколько тебе нужно? Фунт? Десять? И, может быть, всё-таки утром? Безусловно, если эта экзотика требуется немедленно, я готов! Ты довольна?

– М-м… Я не настолько жестока… Меня устроит вечер. Уже понедельник… Скажем, каждый вечер понедельника. Три четверти фунта. Обещаешь? Нет-нет – сначала обещай!

– Хар-шмейс – вот сумасшедшая ведьма!.. Я обещаю! Я клянусь! Три четверти фунта шайской ванили вечером понедельника – сегодняшнего и во веки веков!

– Благодарю, любовь моя. Теперь слушай дальше.

– Кора…

– Помолчи. Praemonitus praemunitus[38]38
  Предупрежденный вооружен (лат.).


[Закрыть], Фарид. Дело в том, что после нашей беседы я потеряю своего поставщика.

– И вооружаешься… Понимаю…

– Стало быть, в пятницу я получила последнюю партию ванили…

– Мизерную, надо полагать…

– Убери руки и не перебивай меня!

Мужчина повиновался, а когда женщина закончила говорить, прижал её к подушкам и задумчиво спросил:

– Позволь полюбопытствовать, дорогая… Если бы я не имел возможности добыть тебе шайской ванили, ты что же – оставила бы меня в неведении?

– Разумеется, – уверила его женщина. – Какие дикие мысли приходят тебе среди ночи!