Текст книги "Змей подколодный"

Автор книги: Елена Никольская

Соавторы: Егор Никольский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

"Не снег", – понимает он, просыпаясь окончательно, и клочья морока о долгах и ботинках падают на пол. Они катятся под диван, словно сухие листья, выцветшие, скрученные, никчёмные… И одежда, разбросанная по комнате, и одеяло, сбитое в ноги… И смятые простыни, о ноябрь, мой ноябрь!..

Протеже ноября садится, с силой протирая глаза. Адепт безумной грамматики потягивается, сцепив на затылке затёкшие руки.

В квартире совсем светло: утро. Утро, лишённое коньюнктива.

Волшебная ночь удрала, но следы её здесь и воочию.

Ветер скрипит незакрытой балконной дверью, гоняет по полу две пробки от шампанского. Wing of change, он дует в лицо, он сдувает со скомканных джинсов развёрнутую сигаретную пачку…

Записку.

"Я люблю тебя!" – читает Андрей, улыбаясь.

"Я должна уйти", – читает он и жмурится, не веря глазам.

– "Если ты расскажешь хоть кому-нибудь – меня убьют", – читает он вслух и судорожно начинает одеваться.

"Дура. Коза упёртая! Упёртая дура в горящей избе. Но если я никому не скажу, то тебя не убьют. Тебе просто покажут удивительный сон. Тебя завернут в беличью шкурку, и ты подружишься с другими белками, ты научишься чистить ботинки и клетку… Тебя не убьют, потому что я убью его сам!"

Клочья снежного морока выползают из-под дивана.

"Белки со свинками очень хорошие, они научат меня чистить ботинки, я попался на крючок… Но это всего лишь сон. Белки-белочки, белые кобылки, мне приснился дурной кошмар. Но твоя записка – она наяву, как подмастерье сучьего колдуна, как смятые простыни, как наш брудершафт… Брудершафт, звезда моя, это был брудершафт! Мы сделали ночь, я научил тебя делать ночь…"

Клочья морока сцепляются рваными краями.

"Тебя научат чистить ботинки, звезда моя, тебя не убьют, я убью его, но я потерял талисман…"

Талисман.

Клочья морока взмывают в воздух и мельтешат перед носом

"Но это не мой талисман, у меня нет талисмана! Я потерял талисман, и Шевалье заступил мне дорогу…"

Клочья морока лезут в уши, лезут в глаза, и отмахнуться от них невозможно.

"Я научусь скакать и прыгать, раз-два-три, я попался на крючок… Шевалье вспомнил меня!"

Чёрный Шевалье, владыка снежных пустынь, хозяин серебряного щита, детский миф, придуманный Лёшкой Гараниным, получил статус и под здешней зелёной луной.

"Я вспомнил тебя, Шевалье. Тебя и мой талисман".

Междуглавие (Лёшка)

Шнурки и вампиры

Сладкие игры Аннабель-Ли.

У карточной дамы, у сахарной девочки

В руках короли и у ног короли.

Аннабель видит сладкие сны.

Смятые простыни, голые плечики

В свете безумной, безумной луны…

Алексей Гаранин

В год, когда Андрею исполнилось четырнадцать, июньские ночи выдались ужасно холодными. Он выносил на балкон светильник, почти до утра, укутавшись одеялом, читал Достоевского.

Из чёрных, шершавых обложек выламывался чужой, неведомый мир. В грязи петербургских дворов-колодцев валялись бриллианты, в прекраснодушных героях копошились черви. Андрей был очарован. Поражён – в сердце, ум и душу, а потому к Лёшкиной большой любви отнёсся без малейшего интереса.

Одноклассница Светка поражала разве что офигительными жёлтыми кроссовками. На очень стройных ногах – это да, но дарить ей серьги, рискуя наследством и жизнью, Андрей бы нипочём не стал. Напрочь потонувший в "Идиоте", он представлял себя попеременно купцом Рогожиным и князем Мышкиным (Рогожиным – чаще) и был бы рад отдать роль князя лучшему другу, но Лёшка читать роман не желал. Погряз в скучной реальности: целовался на лавочках, писал сопливые стихи и всерьёз обозлился, когда Андрей преподнёс ему оду в честь жёлтых кроссовок.

Они не разговаривали почти две недели – но случилась трагедия, и обида канула.

Лучший друг явился ближе к полуночи, шмыгая распухшим носом. Мёртво молчал, мелко дрожал и смотрел мимо: траур по великой любви, к гадалке не ходи. Сунув чёрный томик под подушку, Андрей затащил страдальца на балкон, завернул в одеяло и приступил к лечению по привычному рецепту – чай с мятой и двадцать капель валерьянки. Дуру Светку убьём попозже.

Довольно быстро выяснилось, что убивать никого не нужно. Дура Светка просто уехала – на все выходные, и к вечеру второго дня разлука стала невыносима. Легче умереть, и Лёшка бы умер, но его смерть огорчит любимую, и любимая умрёт тоже. Такой расклад. Куда там Достоевскому! Да и Шекспир бы к чернильнице не прикоснулся. Вот Андрюша Карцев проникся – не смертельной любовью, конечно, а состоянием драгоценного змея. Правда, змею это слабо помогало. Утешаться змей не желал.

– Она сейчас спит, – шептал он, продолжая шмыгать. – Я обещал ей, что она будет спать, а я буду ей сниться… И она будет во сне карточной дамой, а я буду держать её в руках… А она сказала, что лучше наоборот, как в стихе, но наоборот у меня только в стихе получается…

Ещё бы не хватало. Карточный король – позор на все миры!..

Лёшка закопошился в пушистом коконе и посмотрел на часы.

– Ещё девять часов ждать… Я всё думаю – вдруг авария… Они на машине на своей, выедут ночью…

– Исключено, – твёрдо сказал Андрей. – У неё же отец шофёр, – сказал он в качестве аргумента, и аргумент подействовал. О да – ещё как!

– Знаешь, – сказал Лёшка, мгновенно оживившись. – Знаешь, я так хочу, чтобы он был не шофёр! Я больше чай не буду, возьми… Дрейчик, прикинь, как бы классно было, если он всё-таки вампир!

– Кто?..

"Великая вещь – мята!" – подумал Андрей, глядя, как Лёшка выворачивается из одеяла. Только дело, конечно, было не в мяте.

– Да дядя Юра, кто! Представляешь, если он и вправду вампир – и не хочет, чтобы Светка была со мной! А я знаю, что он не хочет… Вот он так вечером нас поджидает у квартиры. "Света, – говорит, – иди домой!" И она уходит. И оборачивается, а я понимаю, что это в последний раз. Это всегда понимаешь, когда последний… Дверь закрывается, он прислоняется к ней спиной и говорит: "Ну что ж, мой мальчик…" А потом – фр-р! Летучая мышь! И так медленно – взмывает к потолку… Я прямо это вижу… Классно. И с потолка – одним движением – фр-р! И мне в горло – клыками…

Андрей сглотнул и закашлялся.

– И я умираю… – прошептал Лёшка.

Скучная реальность съёжилась, засуетилась и, нырнув под подушку, зашуршала страницами чёрного томика, а Лёшка приставил пальцы к шее и закатил глаза.

– Я прямо там умираю… – сказал он мечтательно. – От укуса её отца. У её дверей… Это высшее, Дрейчик… Самое высшее в любви может придти только от такого конца. А ты мне – оду эту дурацкую, – сказал он обиженно. – "Шнурком упав на огненную замшу"!..

– Я же не знал, – пробормотал Андрей.

– Да ладно, – сказал Лёшка. – Про шнурки у тебя здорово вообще-то вышло. Но ты просто не понимаешь. Я с зимы за ним наблюдаю – ну, за дядей Юрой. Помнишь, мы в подъезде у них столкнулись, там ещё лампочки на первом этаже не было? У него глаза красным – раз! И потухли. Ты не заметил, что ли? Об этом же нельзя вслух было говорить – вампир обязательно услышит, что его распознали, и тогда всё. Я думал, ты заметил.

– А теперь можно, что ли? Вслух?

– Теперь? – переспросил Лёшка и зажмурился. – Теперь можно… Он меня всё равно убьёт. Сегодня ночью. Он же не просто так её увёз… Луна, смотри, какая… – сказал он, не открывая глаз. – В свете безумной, безумной луны… Я сейчас пойду.

– Куда ты пойдёшь?

– К её дверям.

"По моему хотенью, по моему веленью", – вспомнил Андрей. Ну уж нет! "Я этого вампира сам укушу – пусть только попробует!.." Чушь, конечно. Конечно, чушь. Но рисковать не стоит.

– Так её там нет, – сказал он вслух. – Это же будет не то.

– Без разницы. Я тебя подставлять не собираюсь.

– Не надо тебе никуда ходить. Он с двоими не справится, – сказал Андрей, и это было правдой. – Ещё никто с нами не справился.

– Это правда, – сказал Лёшка. – Я не подумал… Только я что-то устал… Дрейчик, я усну сейчас…

– Ну и спи. Я разбужу, если что. Я весь день спал, так что не волнуйся.

– Я немножко. Ты услышишь – когда подлетит… Крылья слышно…

Не подлетел.

А жалко – о сне и не думалось. Хотелось читать, но Андрей не стал, боясь отвлечься и прослушать. Сидел тихо, шарил глазами по небу. В небе бежали тучки, то и дело открывая луну – действительно, совершенно безумную. Лёшка, свернувшись клубком, лежал рядом и вскидывал голову на каждый шорох. Долгая была ночь. Стоило позавидовать Светке, которая спала беспробудно – и сны обещанные видела, никаких сомнений. Была карточной дамой, ага. Только расклад с утра поменялся.

Утро Светке выпало поганое.

Выстраданная встреча состоялась около её подъезда. Лёшка встречал: сидел на лавочке вместе с Андреем, кивнул с холодком, не вставая. Светка, девчонка понятливая, гордо фыркнула в ответ, а дядя Юра, тащивший впереди какие-то авоськи, подмигнул, обернувшись, – почему-то Андрею.

– Не вампир, – констатировал Лёшка. – Был бы вампир – явился бы часа в четыре. Вот облом, да? – сказал он, вздыхая, и вздох тут же превратился в зевок. – Знал бы – спал спокойно…

– Светка тут точно не виновата, – сказал Андрей, несколько ошалевший от столь внезапных перемен.

– Понятно! Просто не повезло.

– Погоди… Ты её что теперь – бросишь? Бросил?

– Я же говорю: не повезло, – сказал Лёшка. – Дрейчик… Ну ты чего? Мне самому гнусно.

– Ты как Мышкин с Аглаей делаешь… Вот ты зря не читал. Понимаешь, ты…

– Да читал я, – сказал Лёшка. – Мне тоже твой Мышкин не нравится… Но тут совсем другое. Мне с ней скучно вообще-то… Мне, Дрейчик, только с тобой не скучно.

– А-а… – сказал Андрей. – Как заскучаешь – так и меня бросишь, да?

– Сравнил!.. – удивился Лёшка. – Тебя я никогда не брошу. Даже если заскучаю.

– Спасибо. А то я уж думал – может, шнурки жёлтые купить…

Лёшка сощурился, и Андрей сощурился тоже, и они опять разругались.

Недели на две, не дольше – а виделись каждый день.

Разлука была для них совершенно невыносима.

Глава 7 (Ольга)

Славный фонарщик

(но если вы поймаете в его домике муху, не стоит удивляться, обнаружив на руках труп кронпринца)

– Ещё скажи, что дело женщины – дети, кухня и это…

другие домашние обязанности, – хмыкнула Машка.

– Почему же? – удивился Май. – У женщины может быть много дел,

не требующих многочасового стояния с товарами на ветру, общения

со стражниками и бродягами и ворочания тяжестей. На это есть мужчины.

С. Дмитриева. «Рассадник добра»

1

Скажи правду, благосклонный читатель: ты и впрямь считаешь, что крутые маги не нуждаются в отдыхе?! Да разверзнутся под нами болотные хляби, да обрушится на нас ливень из рыбьих костей, да унесёт нас бурный поток из четырёх гнилых колод, если ты не ошибся – ровно наполовину.

Хозяин пушистого предателя был маг очень крутой и по горло занятый. Он горел на основной службе – и на нескольких других он горел тоже. Хватало и дел частного характера (перечислять которые авторам не велит банальный инстинкт самосохранения). Света белого злодей наш не видел, чего там говорить. Так что воскресною ночью он положил себе выспаться и потому понятия не имел о вывернувшихся мороках и обманутом доверии. Всё проспал, но – хляби, кости и гнилая вода тому свидетель! – его вынужденной гостье не пришлось бороться со сном ни секунды.

Свернувшись клубочком около любимого мужчины, крутая и взрослая ведьма боролась с собой.

Любимый мужчина обидел её до самых глубин женской души. Паршивый волк, он напрочь изгадил её лучшие чувства. Он повёл себя как бездушный тюремщик. Он был и остался записным мерзавцем. Мало того! Ему хватило наглости каяться в упомянутых грехах, ни на грош не теряя при этом своего совершенно бессовестного обаяния! Словом, госпожа Элис ничуть не жалела о навязанных ей каникулах.

Волк, тюремщик и мерзавец заглаживал вину всю неделю – и заглаживал с умом и тщанием: обычная женщина обрела бы приятную уверенность, что она обожаема и единственна. Госпожа Элис ни в коем случае не была женщиной обычной и не имела привычки тешить себя иллюзиями – но и дурного осадка на душу не легло.

Никаких иллюзий… Но был кардамон в вине – большая жертва с его стороны, уж в этом она могла ручаться! И были ночи, прошедшие так, как хотелось ей, и были слова, которым она не слишком верила, но то, что волк соскучился, сомнению не подлежало. Соскучился по ней, о да! – в этом госпожа, знавшая волка и мерзавца не первый год, тоже могла ручаться.

Ей безумно хотелось позволить себе ещё одно утро. Проснуться в его постели, пить кофе из его чашки, видеть его сонным и собственным – ах, обычная или нет, женщина остаётся женщиной! Но замки были отперты, а ловушки сняты, но каникулы, не имеющие конца, грозят обернуться рутиной…

На грани рассвета взрослая ведьма покинула дом в Старых Соснах.

Она гордилась тем, что ушла незаметно (вот это было иллюзией: заметил, конечно, заметил, но не подал виду). Она бродила по своему салону, расставшись с сожалениями, но утопая в воспоминаниях. Она роняла на пол шляпы, и оглаживала перья железных сов, и в упор не видела беспорядка (оставленного ей исключительно из мелкой мести). Шляпы тихо взлетали на привычные места, совиные перья превращались под пальцами в канареечный пух, пустые бутылки на столике стыдливо жались друг к другу – а сон не шёл…

По всему по этому, услышав звон дверного колокольчика, госпожа Элис дрогнула сердцем – но тут же опомнилась. Нет. Конечно же, нет! Всего лишь клиент. "Не открою!" – решила она, но спустя несколько минут решение растаяло, как ложечка мёда в котле кипящего змеиного яда: клиент не унимался. Оборвав шнурок колокольчика, он забарабанил в дверь кулаками, а не добившись желаемого, принялся швырять в окно камушки.

Госпожа не выносила хамства ни при каких обстоятельствах. Подобное поведение знакомцев граничило с самоубийством, посетители, явившиеся впервые, платили за работу втрое и вчетверо против обычной цены – если, конечно, госпожа давала себе труд принять заказ.

В данный конкретный момент о работе и говорить было нечего. Беспардонный наглец мог рассчитывать только на изъятие у него пары унций крови. Незаменимый ингредиент для зелий определённого рода! Вскипевшая не хуже змеиного яда, госпожа распахнула входную дверь настежь и одарила потенциального донора сияющей улыбкой.

– Наконец-то! – объявил клиент.

Клиентка.

Девчонка.

Совсем соплячка.

– Вы позволите?

Соплячка изобразила глубокий реверанс, а выпрямившись, уставилась на госпожу в упор – и тут госпожа её узнала.

Не существовало ни единого шанса, что гимназисточка вздумала продолжить приятное знакомство (или там пару шляпок прикупить). Визит был бесспорно оговорен – разумеется, в отсутствие госпожи. Следовало погнать девчонку вон, ни в коем случае не вступая в беседу. Себе дороже!

– Прошу, – сказала госпожа, отступая на шаг, и девчонка, задравши нос, уверенно потопала мимо неё в салон.

Уверенная поступь стоила гимназисточке дорогого, но узду она держала крепко. Браво-браво, оценила госпожа, наблюдая, как нахалка падает в кресло и небрежно сплетает на коленке пальцы. Страхом от неё несло – за полмили. Нешуточным, глубоким страхом; но не только им. Госпожа присела на столик перед креслом и всмотрелась внимательнее.

Так и есть: из утех да по делам. Нынче ночью барышня лишилась невинности – и, отдадим должное, с достойным партнёром! Сердцем и помыслами барышня пребывала в покинутой постели, в точности как одна крутая и взрослая ведьма. Забавно! Но какие же заботы вытащили из этой постели её тело?

– С чем пожаловали, мадемуазель?

– Будем считать, что вы меня уговорили, – сообщила девчонка. – Хотелось бы, конечно, в присутствии куратора, но, так и быть, обойдусь! Давайте ваши бумажки. Я почитаю и, если меня всё устроит, подпишу.

Однако!..

– Куратор нам тут ни к чему, – согласилась госпожа с очевидным. – Сами всё обсудим. Коньячку вот выпьем… – сказала она, заметив, наконец, пустые бутылки. – Если остался…

– Вы меня в ученицы берёте или в собутыльники? – осведомилась девчонка. – Давайте уже свалим отсюда побыстрее! Там и выпьем. Меня, если что, искать скоро начнут. Я сегодня в гимназии не ночевала. Мой куратор на уши встанет! Вам что, одного скандала мало? Хорошо посидели прошлый раз?

– Посидели?.. Секунду, барышня. Не части. Ты о каких бумажках речь-то ведёшь?

Барышня закатила глаза.

– Вы бы личину сняли, – посоветовала она. – Может, проснётесь быстрей!

"Так она знает, с кем имеет дело! – опешила госпожа. – И за каким же бесом тогда ему занадобились мои каникулы? Ах да – куратор! Скандал! Волчару застукали с цыпочкой в зубах?! Да он и впрямь рехнулся!.."

– Контракт – помните? – спросила цыпочка. – Передумали, что ли? Или слабо теперь? А я вот согласна! Хочу быть ведьмой!

– Контра-акт? – протянула госпожа. – Ведьмой?.. У-у…

Вот она – девичья забота. За такой конфеткой и от монаха-туи побежишь! Ках шмейс!..

– Смех без причины – признак низкого интеллекта! – отчеканила девчонка, сверля собеседницу бешеным взглядом. Взгляд был вполне недурён – впору прикрыться! Славная выйдет ведьма! Вот только волчара наш пальцем для этого не шевельнёт, куда там…

– Уж прости, дорогая! – сказала госпожа, разводя руками. – Санкций на подпись мне, увы, не давали! А сама я с вашей гимназией связываться не стану – помнишь? Такая беда, мадемуазель.

– Вы… – начала маленькая ведьма и осеклась. – Это не вы?..

– Это я, – покивала ей взрослая. – Госпожа Элис во плоти и без личины. Извини, подружка.

– Нет-нет… – сказала девчонка. – Я сама виновата… Я думала… Это вы меня извините…

Ни следа разочарования! Напротив, наоборот! Барышня опустила плечи, прикрыла глаза и задышала полной грудью. Не фантик вместо конфетки получила – отмену приговора! Что за чертовщина!

– Может быть, всё же выпьешь? – предложила госпожа, проникаясь женской солидарностью. От одного подлеца, мол, страдаем, как быть?

– Глоточек, – попросила барышня. – Скажите, а все маги – алкоголики, да? Я уже скоро тоже…

– Профессия нервная, – сказала взрослая ведьма, открывая нужный шкафик. – Иди лучше ко мне моделью работать. Жалованье надёжное… С Кельмейером тебя сведу, карьеру сделаешь – с твоим-то профилем! А ведьмой, знаешь ли… Сколько ж они посидели?! – вопросила она, потрясённо взирая на поредевшие запасы.

– Да недолго, – откликнулась девчонка. – Они вроде трезвые были. Пахло только здорово.

– Умеют, – печально сказала госпожа, пересчитывая бутылки. – Это он мне за кардамон отплатил, волчина… С твоим куратором, говоришь, сидели? И кто у нас куратор?

– Олег Витальевич Стрепетов…

– Халявщик! – припечатала госпожа. – Держи.

– Спасибо. А я ночью шампанское пила… – сказала девчонка, заглядывая в рюмку. – Я вас не очень напрягаю?

– Ежели господин Стрепетов за тобой явится, радости мало. Но ты сиди. Я-то с тобой контрактов заключать не собираюсь – благодарю покорно! Вот если что попроще…

"Эликсир для продления удовольствий", – вертелось на языке, но госпожа придержала язык. Она действительно была готова сделать для барышни какую-нибудь приятную мелочь. Барышня несомненно являлась виновницей сладких каникул – так сказать, де-юре…

– Госпожа Элис, – сказала виновница сладких каникул. – А вы не могли бы… Мне он срочно нужен – ну, тот, с кем мой куратор ваш коньяк пил. Вы не могли бы с ним связаться?

– Оно тебе надо? – спросила госпожа, влекомая солидарностью и благодарностью.

– Мне очень надо. Мне только ему сообщить, что я согласна.

В семь-то часов воскресного утра – о да! Отменная мысль!

– Отчего бы нет, – сказала госпожа, мгновенно забывши о сантиментах. – Отчего бы не сообщить…

Она достала телефончик и защёлкала кнопками, краем глаза наблюдая за барышней. Барышня, выцедив коньяк до донышка, щурилась на пустую рюмку, быстро и неуклонно возвращаясь к прежнему состоянию. Цыплёнок готовился прыгнуть в кипящую кастрюлю – но бульон-то выйдет с желчью!

Гудки в телефоне смолкли, и госпожа набрала номер вторично.

– Не берёт? – спросила девчонка, топорща пёрышки.

– Не берёт, – сказала госпожа, следуя её примеру. Пёрышки госпожи были, впрочем, отнюдь не цыплячьи. – Но ты духа не теряй. Мы его высвистим. Идём-ка.

Зажёгши свет в комнате за зеркалом, госпожа издала невнятный звук и бросилась к ненаглядному черепу.

– Рехнулся! – прошипела она, воюя с негасимым пламенем (жидкость в чаше походила на спирт только что запахом). – Ках-х! – сказала она, повернувшись к столу. – Что он тут…

– А это не он, – сказала за спиной девчонка. – Это мы… Это я тут нахозяйничала. Извините… Он меня тут запер, когда Олег Витальевич… Я свечки зажгла и чашу и со стола немножко…

– Чашу?! Ты?!

– Я нечаянно! – сказала девчонка. – То есть…

– Ясно. Быть тебе, подруга, ведьмой, даже не сомневайся. Ну, я ему припомню…

– А всё, что я со стола взяла, у меня куратор забрал, вы не сердитесь, пожалуйста, – торопливо продолжала девчонка. – Я вам заплачу, как скажете!

– Себе что-нибудь купи, – рассеянно сказала госпожа, созерцая порушенную пентаграмму. Постоянный, в четыре руки налаженный канал!..

Столбики в углу стола разгорелись красным и замерцали – четыре столбика на пять углов, замерцаешь, пожалуй… Между столбиками взвихрился песок – укладываясь в конус, не в пирамиду… "Не пройдёт", – подумала госпожа, но тут в конусе наметились грани, и она шепнула имя, беззвучно, одними губами. Есть!

– Ближе! – велела она девчонке. – Здесь вот стой.

Песок заискрился, оброс язычками пламени и обрёл голос – искажённый и потому неузнаваемый. Изображения не было вовсе. "Подфартило!" – запоздало поняла госпожа. Раскрывать несомненное инкогнито любимого у неё и в мыслях не мелькало.

– Какого беса, Элис? – холодно осведомился песок. – Какого беса тебе нужно?

– Не мне, – сказала госпожа с наслаждением. – Тут тебя клиенты требуют. Побеседуешь, нет?

– В уме ты, Лизанька? Какие, к рыбам, клиенты?

– Доброе утро! – раздувши ноздри, заявил цыплёнок. – Это я! Мне нужно с вами встретиться! Я согласна подписать ваш контракт.

– Оу! – сказал песок. – Славные вести, детка! Рад. Встретимся.

– Где и когда?

– Я сам тебя найду.

– Да, но…

– Никуда не лезь, радость моя. Тебе ясно? Надо пораскинуть, как тебя вытащить.

– И долго раскидывать будете?

– Сколько получится. Может, и на днях станцуем. Ты топай в гимназию и жди меня верно. Элис! Отправь её немедленно домой и на порог не пускай больше!

– С тебя должок, мой господин!

– Не премину, – отозвался песок. – Пока, девочки!

Ростки пламени стянулись в стрелку, стрелка прицельно прыгнула вверх, и госпожа не успела.

– Благодарю вас за помощь, – сказала девчонка, делая вид, что ничего не заметила. – Я пойду теперь…

– Не спеши, дорогая, – попросила госпожа, ощупывая скулу.

"Так и быть, дам барышне флакончик – розовый, без пыльцы. Хвала воришкам, хула мазилам! Было б изображение – неделю бы синяк сводила…"

2

И вот обратите внимание, господа хорошие! Когда утомлённые маги изволят отдыхать, а нервические ведьмы пренебрегают сном по собственному почину, что делают бедные подмастерья? Правильно – вкалывают как проклятые, о покое даже не помышляя!

Наш пушистый предатель не был собственно магом, да и подмастерьем не был тоже, но это ни на грош не улучшало его самочувствия. Замучен насмерть – и не столько душевными терзаниями, сколько взбесившимся мороком, но кому до этого, спрашивается, есть забота?! Утешало одно: не всякий крутой маг сумел бы с таким безобразием справиться. Глотку мороку перекусывали, господа? А собственного изготовления – глотку?! Тяжелейшая, скажем прямо, работа! Отвратительная! Болезненная!

Впрочем, ни сил, ни времени для самолюбования Флюк не имел.

В седьмом часу утра он догнал маленькую ведьму около городского стадиона (летел вихрем безо всяких личин), невидимой рукой одёрнул ей куртку и понёсся по хозяйским делам дальше.

Дел, по счастью, оставалось с птичкин клювик, бабочкин усик: повесить на дверь шляпного салона письмецо, адресованное будущей ученице. Если же фортуна покажет зад и шляпница будет дома, письмецо придётся цеплять в лифте тринадцатиэтажки. Далее следовало проследить за получением и вот за этим уж отдыхать – до следующего задания.

Фортуна, разумеется, нагадила, причём дважды. Шляпница была тут как тут – и Ольгу впустила, хотя Флюк был уверен, что беседа состоится в дверях и выйдет краткой. Не задаваясь вопросом, какие бесы вынесли госпожу Элис из постели хозяина, Флюк устроился на дереве напротив салона и принялся дожидаться.

Визит затянулся. Затянулся сверх всякой меры! Пытаясь избавиться от нехороших мыслей, Флюк проделал дюжину восстановительных упражнений, потом влез в полосатую тигриную шкурку, потом тщательно вылизался, но ничего не помогало. Передумав тьмущую кучу думок, он забеспокоился всерьёз, и тут девочка вышла.

Аккуратно прикрыв за собою дверь, она закурила и пару минут стояла статуэткой, взирая на неведомые Флюку дали. Ах, если бы девочкин куратор (легковерный, легкомысленный, недальновидный тип, как и прочие хвалёные гимназийские маги) догадался встретить свою воспитанницу на пороге салона!.. Флюк был знаком с господином Стрепетовым довольно коротко и полагал, что шляпнице крупно повезло. Заглянув девочке в глаза, господин Стрепетов незамедлительно сжёг бы салон буйным пламенем, наплевав с высокой горки на последствия. Посетило такое желание и Флюка, но тут случилось два события сразу: девочка, одним прыжком перемахнув ступеньки, кинулась бежать – очень быстро, а Флюка ущипнул хозяйский вызов.

Хозяин был явно в духе: кратко, но сердечно изъяснил, что доверенный слуга свободен как минимум до вечера. Отбой, покой и благодать. Преисполнившись благодатью, доверенный слуга вдохнул всей пастью свежий утренний воздух, выпустил его сквозь ноздри и со всех лап рванул за девочкой, не потеряв более ни минуты. Не в службу, а в дружбу…

По дороге он убеждал себя, что девочке пока не нужен. Девочка, конечно же, спешила к своему хренову рыцарю, и уж как-нибудь они сумеют друг друга утешить без его, Флюковой, помощи. Он тысячекратно обвинил себя в глупости, но не отстал ни на шаг: что, если мальчишка очнулся раньше времени и уже ушёл? Что, если она усядется возле подъезда и примется плакать? Торчать рядом, подставить шёрстку под пальцы, послужить носовым платком – согласитесь, не так уж мало!

Но очень скоро он понял, что путь маленькой ведьмы лежит совсем не к мальчишке.

Маленькая ведьма бежала зигзагами. Она обогнула тридцать четвёртый квартал. Сделав огромный крюк, она миновала гимназию и оставила в стороне тринадцатиэтажку с аннулированным порталом на ледяное озеро. Она бежала без устали – и город бежал ей навстречу. Флюк не верил глазам: действительность вокруг ведьмы менялась с каждой минутой, и ни Флюк, ни его хозяин, ни сам город были в этом не повинны.

Маленькая ведьма не замечала перемен: не зрение вело её – отчаяние! И отчаяние это твёрдо знало, что делает. Ведьме нужно было попасть в школу свинок и кроликов. К Лёше Гаранину, к чёрной белке, к их злому учителю, в железный замок с тюльпаном на шпиле – сегодня! Сейчас! Что ж – отчаяние вполне могло справиться с такой нуждой.

Город расплывался, город таял, пропуская сквозь себя силуэты цепей и башен. Тротуары сливались под кроссовками ведьмы в покрытую настом тропу, невидимый ластик стирал прохожих, машины, деревья. Стеклянная столешница отрастила резные ножки, озеро вспучилось обломками льда – и когда рыжие лапки, поскользнувшись, разъехались в стороны, преследователь ведьмы опомнился.

Не заботясь более невозможностью происходящего, он взвился в воздух и всем весом обрушился ведьме на плечи.

Бам-с!

Падение вышло исключительно неудачным!

Коленки – в кровь! Ладони – в кровь! Щекой об асфальт (о смёрзшуюся землю на самом-то деле) – в кровь! Ну и джинсы, понятно, порвались. Но если, поднявши после падения голову, видишь перед собой знакомую морду, это же здорово? Верно?

Городские пейзажи стремительно возвращались на место.

– Флюк, – сказала Ольга.

– Мряф, – сказал тигр и лизнул ободранную щёку.

– Ой! – отдёрнулась Ольга. – Это ты? – спросила она и села. – Ты на меня прыгнул?

– Я тебе кричал, кричал! – возмущённо сказал тигр. – Летишь как сумасшедшая, ничего не слышишь! Еле догнал! Я ж не думал, что ты свалишься, мряф… Только не реви.

– Штаны порвала… – сказала Ольга, оглядывая коленки.

– Штаны!.. Починятся твои штаны! А если бы под машину?! Ты куда бежишь вообще?

– Просто бегу… Где ты тут машины видишь? – спросила Ольга, оглядывая окрестности. – Это же квартал какой-то. Сорок первый, что ли… – сказала она и лизнула ладонь.

– С вечера смылась, и нету, и нету! – возмущённо сказал тигр. – Давай я вылижу… Я что – куратора твоего должен на ноги подымать?! Вот как заметят, что тебя нету! Ты где вообще была?! Я уже искать пошёл – а ты тут бежишь… Аж пятки свистят!

– Сверкают… Мы в тридцать четвёртом ночевали. Не надо меня вылизывать!

– Проспали! – догадался Флюк.

– Ага, – сказала Ольга и, поднявшись, похромала на ближайшую лавочку. – Ты как Тигра в "Винни-Пухе"! – сказала она, морщась. – Он тоже наскакивал…

– Я такой, – гордо сказал Флюк. – Ты не усаживайся! Пошли домой, пока никто не хватился!

– А ещё никто не хватился? – рассеянно спросила Ольга. – Андрей, наверное, ищет… Да перестань ты, больно! У тебя язык шершавый…

– А где Андрей? Вы поругались, что ли? – догадался тигр. – Тоже мне мутабор! Помиритесь, мряф! Пошли!

– Мы не ругались, – сказала ведьма.

– Ольга, – сказал тигр, подлезая ближе. – Что случилось-то? Ольга!

– Ничего не случилось, – сказала она и прижала тигра к себе. – Всё наоборот хорошо.

– Не реви, – сказал Флюк. – Не реви, говорю!

– Я не реву, – сказала Ольга. – Щёку саднит…

– Я с тобой точно с ума сойду! Быстро всё рассказывай!

– Потом, – сказала Ольга. – Ты иди, ладно? Я пока тут посижу. Подожду…

– Андрея? – спросил тигр. – Он придёт?

– Нет, не он.

– А кто?

– Зорро в кожаном пальто! Что ты как маленький…

– Я, конечно, маленький, – сказал Флюк. – Я вот, мряф, сейчас пойду и позову твоего большого…

– Нет! – сказала ведьма и схватила его за холку. – Никого не надо звать! Я буду здесь сидеть и ждать – не Андрея, понимаешь? Но Андрея ты найди. Пожалуйста, Флюк, найди! Скажи ему, что со мной всё в порядке, только сюда его не приводи. Я буду урода этого ждать, пока он меня не заберёт, понимаешь?

– А он заберёт? – тихо спросил Флюк. – Когда?

– Не знаю, когда! Но я буду здесь сидеть, а ты никому не скажешь. Я не хочу в гимназию, потому что… Никуда я отсюда не пойду. Я второй раз не решусь, понимаешь?

– Я понимаю, – сказал Флюк, судорожно соображая. Не оставлять ни в коем случае – это точно… – Но ты же не можешь здесь сидеть всё время.

– Да, – согласилась ведьма. – Вечером точно искать начнут. Надо за город, что ли, выйти… Да! Там безопаснее.

– Это за городом безопаснее? – спросил Флюк. – Ты что – вообще?! – спросил он и решился окончательно.

– Я вообще, – согласилась ведьма. – Но тут меня быстро найдут. Олег Витальевич и за городом найдёт, но может, не сразу…