Текст книги "Змей подколодный"

Автор книги: Елена Никольская

Соавторы: Егор Никольский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Междуглавие (Лёшка)

Эффект саламандры

Четыре чёрных человечка

Облают жёлтую Луну.

Луна растянется в колечко

И, по веленью моему,

На всю четвёрку упадёт

И в темноту их заберёт.

И, стиснутые жёлтым светом,

Все четверо закроют рты.

Им долгие желаю лета

В кольце Луны и темноты.

..Ведь можно лаять на Луну

Лишь по веленью моему.

Алексей Гаранин

Сидели кружком, на корточках, смотрели, как велено, в огонь, не сводя глаз. Огонь горел в жестяной банке из-под кофе. Синий внутри, жёлтый по краям, он походил на газовый. Но в банке лежал мелко изорванный листок из тетрадки да горсть истёртой в ладонях сухой травы – ничего больше.

В огне можно увидеть многое, это Андрей знал давно, но ничего видеть сегодня он не хотел. Потому он смотрел на Лёшку, но слушать его – не слушал, а вот остальные двое внимали, рты раскрывши. Лица их сделались одинаково невыразительными, да и Лёшкино лицо было отрешённым, словно, забалтывая других, он попался сам. Так оно иногда и случалось, и Лёшка потом дня два пребывал в прострации – или чёрт его знает, где он пребывал. Но сегодня было другое. Сегодня он делал дело, Лёшка.

– Уровень саламандры – чувствуете? – сказал Лёшка, и первым откликнулся Жора, густым баском:

– Я вижу…

Жора был человек местный, пришедший поглядеть очередной Гаранинский фокус. Хороший парень – глуповатый, правда, но зато большой. Андрей очень надеялся, что Жора занадобился Лёшке исключительно ради количества. Нутром чуя некую гадость, Андрей даже пытался отговорить Лёшку от вечернего развлечения, но тот глянул так, что Андрей заткнулся и о попытках пожалел. Бывали времена, когда ни слова поперёк Лёшка не выносил, мог потом неделю не разговаривать и смотреть волком. А уж сегодня – тем более, потому что сегодня Лёшка был в праве своём – от души развлечься с Пашкой Грибом, тоже глазеющим сейчас на кофейную банку.

Гриб этот поселился в их доме недавно. Был он года на два их, двенадцатилетних, постарше и был, кажется, изрядная сволочь. Нынешним утром что-то они с Лёшкой не поделили – Андрей при этом не присутствовал, но опухшую Лёшкину скулу вполне оценил. Не синяк, нет, но без разницы! Лёшка остановил его: "Не дёргайся, Дрейчик, я вечером разберусь. Потерпи; ладно?" Андрей немедленно заподозрил нехорошее. Так оно и вышло.

– Огонь уже холодный, – сказал Лёшка. – Я могу прикоснуться к нему и не обожгусь.

Его пальцы коснулись верхушки ровного пламени, окунулись в огонь, и Андрей напрягся, понимая, что предчувствия его оправдываются.

– Дотроньтесь… – предложил Лёшка. – Он похож на ягоды… Даже запах. Запах клубники…

Жора выпростал из подмышки руку и поднёс к банке. Пламя отчётливо хрустнуло, обхватывая его ладонь. Андрей сам едва удержался, с ужасом наблюдая, как пацаны, мешая друг другу, лезут в огонь. Искушение присоединиться было великим – почти невыносимым, но Лёшка предупредил его, сказал, чтобы не смел огня касаться.

Сам Лёшка улыбался, глядя на Гриба, который отталкивал Жору и бормотал – сначала тихо, а потом уже в голос стал выкрикивать:

– Клубника, хрен! Я люблю клубнику!

– Оставь Грибу! – скомандовал Лёшка, и Жора мгновенно отодвинулся. А Гриб принялся загребать огонь и тащить пальцы в рот, видно, ел клубнику горстями. Андрей отвернулся, а Лёшка встал и сказал нормальным уже голосом:

– Пошли, парни, чего мешаться. Эй, Гриб!

– Отвали! – сказал Гриб, продолжая своё занятие.

– Ты хоть ртом не хватай. Надо культурно.

– Катись ты! – сказал Гриб и нагнулся над банкой.

– Лёх, может не надо… – начал было Андрей.

– Ничего, – сказал Лёшка. – Пусть кушает. Идём. Жора! Аллес!

Жора дёрнулся – включился – и ойкнул, оглядывая пальцы, а Лёшка быстро взял его за руку:

– Покажи-ка… Да нет, нестрашно.

– Это чего было? – потрясённо спросил Жора.

– Больно? – спросил Лёшка.

– Немножко если, – сказал Жора. – Ну ты даёшь! Я ничё не чувствовал даже! Ну ты вообще! А этот чего? Чего это он делает?!

– Да дебил, – сказал Лёшка. – Я ж сказал – потрогайте, а он гляди чего делает! Сдурел!

Жора бросился оттаскивать Гриба от банки, Гриб вырывался, отмахивался и начал, наконец, драться. Тогда Лёшка носком ботинка опрокинул банку. Пламя потухло. Тут же утих и Гриб, и тут же его достало тоже, он зашипел, запрыгал и потрясённо на Лёшку уставился.

– Ты! Ты!.. Хрен! Ты чё сделал, хрен?!..

– Понравилось? – спросил Лёшка.

– Ты чё! – сказал Гриб. Было уже совсем темно, и что там у него с руками и губами, Андрей не видел. Жора, восхищённый "фокусом" и обжёгшийся, видно, несильно, попытался Лёшку загородить. Но Лёшка отстранил его и шагнул к Грибу.

– Может, ещё разок? Хочешь?

– Да я тебя разотру! – сказал Гриб, пятясь от него и держа руки перед собой – точный зайчик из мультфильма. – Разотру же…

– Да мой ты хороший, – сказал Лёшка. – Не вышло из тебя саламандры.

– Ёкнутый! Пацаны, он ёкнутый, что ли?..

Лёшка хлопнул его по плечу и сказал:

– Вали домой. Давай! Намазаться не забудь чем-нибудь.

И Гриб побежал – сначала задом, едва не упал, потом повернулся, наконец, и рванул со всей силы.

Когда они отделались, наконец, от Жоры, требовавшего продолжения банкета, Андрей всё же сказал:

– Зря ты так. Я бы ему хавчик начистил, да и всё…

– Не, Дрейчик… Это скучно.

– А Жорик не обжёгся?

– Чуть-чуть только.

Они подошли к подъезду, и в свете лампочки под козырьком Андрей увидел, что Лёшка бледный, такой бледный, будто мелом его измазали.

– Эй, ты чего?!

– Подожди, – сказал Лёшка и побежал в кусты. В кустах его стошнило, и Андрей кинулся следом, схватил за плечи:

– Тебе плохо, да?!

– Не видишь, что ли! – огрызнулся Лёшка, вытирая рот. – А не делай гадости… Да, Дрейчик? – Он сплюнул и присел на корточки. – Да?

– Почему, – сказал неловко Андрей. – Он же первый начал.

– Жорик теперь достанет, – сказал Лёшка. – Здорово вышло, да?

Андрей присел рядом и увидел, что Лёшка плачет.

– Ты чего?!

– Здорово, да? – сказал Лёшка. – Класс.

– Класс, – подтвердил Андрей.

– Вынеси водички, – сказал Лёшка. – Умыться надо.

Андрей побежал домой и в ванной, сунув под кран молочную бутылку, опёрся локтем на раковину, закрыл глаза, отгоняя подступивший внезапно страх – за Лёшку, наверное… Но раздумывать над этим он не стал, наполнил бутылку и понёсся вниз.

У подъезда уже никого не было. Андрей завертел головой, и тут его окликнули – сверху.

– Дрейчик, – сказал с балкона своей квартиры Лёшка. – Я тут.

– Ага, – сказал Андрей и поставил бутылку на лавочку.

– До завтра, ладно?

– Ага, давай.

И Лёшка ушёл с балкона, а Андрей ещё довольно долго сидел у подъезда, перебирая в памяти детали сегодняшнего "развлечения". Он чувствовал себя весьма неуютно: скучно там или нескучно, а всё-таки лучше было морду набить… И Лёхе бы плохо не стало…

Но ни тогда, ни раньше, ни позже он ни разу не задумался, как получались у Лёшки подобные штучки. Никто не задумывался. Привыкли, может. Наверное, просто привыкли…

Глава 2 (Никита)

Щекотливое положение

(легко превращающееся в проблему, если кусочек сыра гуляет без мышеловки)

– Значит, шантаж, – сказал Корней.

– Шантаж, – сказал герцог. – Собственной персоной. А что прикажете делать

маленькому человеку, когда в его дом вламываются вооружённые громилы?

Терпеть, приспосабливаться, чтобы улучить соответствующий момент…

М. Успенский. «Змеиное молоко»

1

Воскресная ночь, осыпавшая Андрея Карцева подарками и надеждами, с великим сыщиком повела себя в точности наоборот. Оно и понятно: сование носа в чужие дела, даже из высокогуманных соображений, – занятие скользкое и наказуемое. Особенно ежели пренебречь дельными советами и предложенной защитой.

Впрочем, советчик и защитник тоже оказался не на высоте.

Не стоит винить господина Демурова в непредусмотрительности: с его точки зрения ничего действительно дурного с великим сыщиком не могло произойти по определению. Тем более – с хитрою штучкой, прицепленной на карман рубашки. Её защитные функции были весьма специфичны: штучка служила капканом. Лучший способ защиты – нападение. Обидчик сыщика будет пойман на месте преступления в цепкие, безотказные сети. Обидчик сыщика локти себе искусает! И славно, ах, как же это славно!..

Никогда не торжествуйте победу загодя, господа, – дурная примета!

Господин Демуров, боевой маг запредельного уровня, бывший рейнджер, блестящий педагог, собаку съевший на воспитании эксклюзивных подростков, провёл воскресную ночь в интернатском холле, читая роман Бенаквисты. Попивал сухое вино, грыз сухарики и ведать не ведал, что совершенно напрасно уповает на благоразумие своего юного партнёра. И на старуху бывает проруха! Капкан господина Демурова ожидал жертву на кустике около городского стадиона.

Великий сыщик слегка завидовал кустику: кустик был как никогда раньше ограждён от неприятностей и обид – в отличие от самого сыщика. Что делать! Любой уважающий себя детектив должен ставить во главу угла не собственную безопасность, а интересы клиентов.

Но не скроем от благосклонного читателя правды: свобода действий занадобилась великому сыщику отнюдь не для расследования.

Великий сыщик полагал свою работу законченной.

Его клиенты не нуждались более в услугах детектива. Для того чтобы поставить в деле точку, требовались адвокат, прокурор и судья. А детектив, завершивший следствие, должен вызвать полицию и поставить в известность клиентов. Что же касается щекотливого положения гимназийских магов, так это, в конце концов, их личные трудности.

О полиции в данном случае и речи не шло, а вот оповестить клиентов труда не составляло. И сделать это следовало ещё два дня назад. Рассказать всё Андрею – и немедленно свернуть детективную деятельность! Не морочить голову куратору – раз! Не заниматься подслушиванием – два! Не подвергать друзей опасностям общения с незнакомой ведьмой – три!

Интересы клиентов! Честь профессии! Долг дружбы! Но, судари мои! Вспомните Шерлока Холмса, впадавшего в депрессию после раскрытия преступления. Скрипка и наркотики – что ещё остаётся гениальному мозгу, лишённому повода для игры ума? Грустно, судари мои, тяжко!..

"А не тяжко ли кусочку сыра гулять без мышеловки?" – ехидно вопрошало благоразумие. Никита не брался спорить с благоразумием, но сильно подозревал, что талисманчик – не только мышеловка, но и средство надзора. Стало быть, все разговоры будут отслежены, а по нужде – прерваны. В белкино подхвостье такую защиту! Сыщик намеревался изложить результаты своих трудов именно сегодняшней ночью. После эффектного появления, с известной долей небрежности, принять восторги, отклонить благодарности… Помимо эффекта смертельно хотелось присутствовать на частном уроке колдовства. Пусть даже в качестве наблюдателя. Когда-то ещё подвернётся!

И сыщик шагал по ночному городу, обдумывая эффекты и практически не прячась от клиентов. Клиенты не заметили бы сыщика и в двух шагах от себя – очень уж были заняты друг другом. Только миновав стадион, Андрей отвлёкся от поминутных поцелуев и озаботился дальнейшей дорогой. Заботы были вполне понятны: основного Ольгиного ориентира – вокзала – внизу не наблюдалось вовсе. Ни стеклянного купола, ни часов на нём – ничего и отдалённо подобного. Домики в окружении ухоженной южной зелени, ленивые флюгера на крышах – мирный, симпатичный городской пейзажик без следа поездов и рельсов.

Клубочек, вытащенный Ольгой из кармана, уверенно заскакал по вымощенным плиткой ступеням. Клиенты потопали за ним. Сыщик спускался следом, накапливая по дороге абсолютно не пригодную для дела информацию. Выяснилось, что:

1) отсутствие вокзала – всего лишь обман зрения;

2) было бы неплохо, окажись иллюзией все эти гнусные домишки, ведь ни пляжа, ни турбазы, как и не Волжский;

3) домишки милые – куда лучше дурацких дач;

4) колдунья непременно окажется вампиром с клыками;

5) бояться вампиров – чертовски глупо, а трусливые зануды могут отправляться домой.

На этом пункте клиенты надулись и замолчали, а сыщик облегчённо вздохнул.

Клубочек тем временем спрыгнул с лестницы и свернул в первый же проулочек. Не вызывало сомнений, что смотали его руки, смастерившие Ольгиного тигра. Клубок катился зигзагами, обнюхивая по дороге кусты и деревья, резво вилял светящимся сиреневым хвостиком, подскакивал на месте, поджидая отстававших хозяев: в точности молодой пёс на прогулке. Прогулка заняла около получаса. Выбравшись на небольшую площадь с кипарисом и лавочками, клубок вспыхнул и рассыпался горсточкой искр. Сделал дело – гуляй смело!

– Вот он, вокзал, – сказал Андрей. – Однако…

– Куда бы ему деться, – сказала Ольга. – Это он на ночь уменьшается.

– Из экономии места и электроэнергии, – сказал Андрей.

Крошечный домишко, обретавшийся на растресканной платформе, на вокзал совсем не тянул. Диспетчерская на последней остановке трамвая, не более. Но под козырьком горела тусклая лампочка и светилось окошко с распахнутыми ставенками – да, конечно, здесь продают билеты и ночью. Билеты на специальные рейсы ковров-самолётов, следующих до острова Масганапханабури, далёкого волшебного острова, на котором…

– А куда теперь? – спросил Андрей, и ковры-самолёты растаяли в темноте за платформой. – Проводник твой сгинул…

– Отсюда я и сама найду.

До салона госпожи ведьмы оказалось два шага. Одноэтажный коттеджик с дракончиком на высоком шпиле, витринные окна – очень, очень удобные для следственных нужд! Подождав, пока за клиентами закроется дверь, сыщик залез на низкий подоконник, соблюдая все возможные предосторожности. Он сильно опасался сигнализации – не обычной, а магической. К примеру, прилипнуть намертво к стеклу под издевательское уханье филина – экий выйдет конфуз!

Конфуз таки вышел – правда, несколько иного рода. Ах, господа, умереть от скуки детективу не светит! Вот быть стащенным за штаны с чужого окошка – это всегда пожалуйста! Так что испытать на себе прелести магической сигнализации (имевшей, к слову, место) Никита попросту не успел.

– Ой… – прошептал он, обнаружив себя прижатым к газончику тяжёлыми лапами. – Собака…

– В-вау, – согласился обладатель лап и улыбнулся сыщику во всю пасть. На собаку он походил мало. Огромадный серый волчина. Вот тебе – сигнализация…

– Собачка… Хорошая собачка, – льстиво сказал сыщик. – Красавец! Можно, я тебя поглажу?

– В-вау, – согласился волчина, и сыщик осторожно дотронулся до стоящей на груди мохнатой лапы.

– Хороший пёсик, хороший… А где твой хозяин? Ты один гуляешь?

– В-вау, – согласился волчина и лизнул сыщику пальцы.

– Славный пёсик, – сказал сыщик, приободрившись, и провёл ладонью по густой шерсти. – Какой ты славный…

– В-вау, – согласился волчина и подмигнул сыщику недобрым зелёным глазом.

– Славный пёсик, умница… Дай-ка я встану, мой хороший…

– Ещё чего! – внятно сказал волчина. Сыщик даже удивиться не успел: волчья морда, наклонившись, дыхнула горячим смрадом, закачалась и расплылась.

Некоторое время волчина присматривался к обмякшему мальчишке, а убедившись, что наркоз сработал, переступил на травку, закинул сыщика себе на спину и потрусил прочь от салона. Тащить мальчишку, пребывая в волчьем облике, было неудобно, но приказ есть приказ.

Волчине, который был волчиной первый раз в жизни, нисколько не улыбалось менять обличье под носом хозяина. Большое спасибо, до сих пор хвост как не родной. За углом перекинемся, ничего страшного.

2

Первой эмоцией очнувшегося сыщика был жгучий стыд: доигрался. Добыл себе повод для игры ума. Шерлок Холмс со своим кокаином просто отдыхает.

Но, попавши в плен, заниматься самобичеванием бессмысленно и несвоевременно. Поэтому сыщик приподнял ресницы и попытался оценить положение. Где он находится – это раз. Есть ли у него компания – это два. Сколько отсюда выходов – это три… На счёте "четыре" сыщик уразумел, что прикован цепями к стене, покрылся холодным потом и сбился со счёта.

Стена обреталась в некоем пространстве, и пространство это понятия не имело о привычных законах природы. Наличествовали в пространстве странные предметы, в других условиях, очевидно, имевшие быть заурядной кабинетной мебелью. Грани предметов мерцали ядовитою зеленью. Над предметами мерно и косо качался маятник, уходя стержнем в никуда. С оптикой дело обстояло ещё хуже: словно в негатив попал. Или на планету под лучами чёрного солнца – только самой планеты видно не было. Чёрный свет заливал пространство кромешной темнотой, и в темноте висела обстановка профессорского кабинета с единственной стеной неизвестных размеров.

По чёрной-чёрной дороге к чёрной-чёрной стене ехала чёрная-чёрная машина, в чёрной-чёрной машине сидели чёрные-чёрные люди, замышляя чёрные-чёрные дела… И у чёрной-чёрной стены вылез из чёрной-чёрной машины чёрный-чёрный человек и сожрал маленького глупенького сыщика чёрными-чёрными зубами.

"Вот теперь я попал, – подумал сыщик. – Вот это я попал! Вот вам, сопливым детективам, край мира – чем не он?.. Без паники, только без паники. Фёдор Аркадьевич, дорогой, любимый, вытащите меня отсюда, я с вашим талисманом спать буду, и есть, и в туалет ходить, и… Мама, мамочка моя!!!"

Не потеряв ни секунды на дальнейшую оценку ситуации, сыщик раскрыл рот и повторил эксперимент, проведённый в Блюде. Акустика на краю мира оказалась даже круче, чем в старикашкином доме: имя Никитиного куратора понеслось во все стороны, отдалось эхом от камней за спиною и ударило в диск маятника. Маятник замер, отчётливо скрипнул и закачался снова, а голос сыщика бесследно сгинул во тьме. Вместе с экспериментом.

– Очнулись, Никита Александрович?

Один из предметов обстановки сдвинулся с места, развернулся и замер перед сыщиком, принявши облик обычного мягкого кресла. В кресле, нога на ногу, сидел чёрный-чёрный человек.

Без маски – и совершенно незнакомый на лицо. Без перчаток – по локоть обнажённые руки сплошь покрыты татуировкой. Без плаща – на тёмной футболке увлечённо выкусывал себе между когтями милашка-дракон, кося на сыщика живым светящимся глазом. Без плаща, без перчаток, без маски перед Никитой сидел враг его клиентов – в личине, но, несомненно, собственною персоной.

Тот, с кем встречалась за Дворцом пионеров Ольга.

Начальник мерзкого старикашки из Блюда.

Потенциальная жертва капкана господина Демурова и объект охоты великого сыщика.

Коллега гимназийских магов, который по долгу службы не посмеет обидеть всерьёз.

Свой, родной и нестрашный, хоть и сволочь.

Свой, родной и нестрашный смотрел на сыщика в упор и крутил в пальцах тонкую оперённую палочку. Дротик для игры в "дартс".

– Слышу, что очнулись… Оп-с!

Он метнул дротик, и Никита зажмурился. Дротик без труда воткнулся в камень и завибрировал, щекоча пёрышком ухо.

– Страшно? – участливо спросил враг. – Как у вас с контролем мочевого пузыря? Вижу, вижу, что отлично… Вы просто чудо какое-то, дорогой мой! Хоть мы с вами и супротивники, не могу не отдать должное! Оп-с!

Второй дротик задрожал около шеи – и задел.

– Скотина, – сказал сыщик.

– Хвала богам! – весело сказал враг. – Я уж начал думать, что изловил какого-то зомби! Вот только дерзить не советую. Я, знаете ли, с большим трудом удерживаю естественное желание использовать ваше горло в качестве центра мишени. Да и кричать не стоит. Толку не будет, а с нервами у меня погано. Рука вот дрогнет… Оп-с!

Дротик подлетел к лицу – очень неторопливо – черканул по виску и завис в воздухе. По щеке поползло горячее и мокрое.

– Оу! – сказал враг. – В семёрочку!

"На испуг берёте, гражданин подследственный?! А я вот вам подыграю – и глянем, что будет…"

– Не надо, – сказал сыщик, шмыгая носом. – Вы меня, наверное, с кем-то спутали, – сказал он, всхлипывая. – Вы тот волк, да? Отпустите меня, пожалуйста, я же вам ничего не сделал!

И Никита разревелся – сказать честно, без труда. Раз плюнуть было разреветься в такой ситуации.

– Достаточно, – сказал враг спустя пару минут. – Хватит, говорю! Я удовлетворён вашим фарисейским раскаянием. Вы меня слышите, или стрелочку метнуть?

– Не надо… Отвяжите меня, пожалуйста.

– Даже не знаю, – с сомнением сказал враг. – Так вы хорошо висите, просто душа радуется. А что, руки затекли?

– Ужасно, – сказал сыщик сквозь слёзы. – Отвяжите, я же не убегу!

– Да я бы не удивился, – сказал враг. – С вашими-то способностями…

Неведомая сила крутанула сыщика в воздухе и шмякнула в кресло, а враг уселся на подлокотник – но не как Демуров минувшим вечером, а поставивши ногу на сидение и лишив тем сыщика возможности подняться.

– Вы меня украли, да? – спросил Никита, опомнившись. – Вам выкуп нужен? Я учусь в гимназии, и за меня обязательно заплатят, если вы меня не обидите. Понимаете, мои учителя…

– Это вы со страху чушь несёте или за дурака меня держите? – осведомился враг.

– Да что вы! Конечно, страшно…

– Ой ли, Никита Александрович? Оставьте уж роль дитяти неразумного. Я ведь с вами беседую единственно из искреннего уважения, можете себе представить? Вы за мной шпионите чуть не месяц, а на глаза попались благодаря случайному стечению обстоятельств. Даже зная, какие таланты пестуются в стенах вашей альма-матер, я готов рукоплескать! Браво, господин гимназист! Далеко пойдёте!

– Спасибо, – сказал сыщик. – Мне уже говорили.

– Я наблюдал за вами в доме моего старого сослуживца и по сию пору не могу придти в себя от восхищения. Немыслимое для вашего возраста самообладание! Конечно, следовало отправить вас домой в первый же час. Но мною владело любопытство.

– Сослуживец – это тот… дедушка? – спросил сыщик. – А где вы с ним служили? Мой куратор вот с ним тоже…

– Дела давно минувших дней, – сказал враг. – Преданья старины суровой. Твёрдость принципов, дружба на века, ясность пути… Что уж там теперь!..

Он махнул рукой и соскочил с подлокотника.

– Выпить хотите?

– Водички, – сказал сыщик, поджав под себя ноги и не отводя глаз от ботинок врага. Ботинки легко ступали по чёрной пустоте; далеко под ними мерцали зелёненькие точечки – а может, отражались в зеркальном полу подсвеченные абрисы мебели. В любом случае ходить по этому полу желания не возникало. Очень качественная иллюзия – если иллюзия! – бездны. А уж цепи с браслетами-наручниками иллюзией точно не были. Пыточная камера в средневековом подземелье…

"Его бы, гада, так подвесить! Интересно, коллеги-то про такие его замашки знают? А ведь вряд ли знают! И если я отсюда не выйду – то никогда не узнают, – понял Никита и покрылся холодным потом вторично. – Получается, что не выйду, – зачем ему так рисковать?! Да нет, не может быть! Память сотрёт мне – и всех делов…"

– Что-то вы в лице переменились, – сказал враг, не оборачиваясь. – Дурные мысли? Умоляю, дорогой мой, только не пытайтесь меня покинуть! До таких подвигов вы ещё не доросли. А последствия могут выйти самые неприятные. При всём моём к вам уважении.

Сыщик осторожно перегнулся через подлокотник, разглядывая бездну. Покинуть – ха! Однако его тут высоко ставят! Хоть убейте – ну нету же пола!

Зазвенело стекло и полилась, булькая, жидкость. Враг вернулся к креслу, подал пленнику узкий стакан и приподнял второй:

– Ваше здоровье, Никита Александрович.

Сыщик понюхал предложенное: кажется, вино.

– Спасибо, – сказал он. – Но лучше бы воды. Или кофе.

– Желание гостя – закон, – согласился враг, и Никитин стакан мгновенно стал горячим. – С сахаром?

– Если можно.

– Вам, кажется, мой дизайн не по вкусу? – спросил враг. Он стоял, опершись локтем на воздух, в расслабленной позе: неспешный разговор во время фуршета. Сыщик присмотрелся поверх стакана: ни фига не на воздух. Полка какая-то, что ли… Момент, кстати, прямо на заказ: ногой в пах, стаканом по башке – и, небрежно поигрывая непригодившимся пистолетом, покинуть завоёванную территорию, пренебрегая трофеями, но собравши улики… Ага.

– Почему же, – сказал сыщик, отгоняя сладкое видение. – Только не очень уютно.

– Вы, друг мой, по молодости лет ни черта в уюте не смыслите, – сказал враг. – Тени во тьме придают отдыху привкус вселенского одиночества, без которого по большому счёту мы пребываем в вечной суете сует. Вы не задумывались над этим? Порою хочется именно безмерной пустоты – на множество миль вокруг…

Сыщик представил себе множество миль чёрной бездны – и маятник над головой, угрожающий сорваться в любую минуту, причём именно на голову.

"Обалденный отдых. Вот тут меня и оставят – и благо, если на кресле!"

– Пол очень хорошо сделан, – похвалил он. – Зеркальный, да?

– Теоретически, – сказал враг и рассмеялся. – Что, действительно страшно? Вы, как будущий маг, оценить бы должны и проникнуться. Привыкайте, господин гимназист, к изыскам профессии! Это в гимназии вашей прямо-таки тепличные условия, а на деле… Впрочем, мы отвлеклись. Вернёмся, пожалуй, к нашим баранам.

– Чего вы от меня хотите?

– Для начала принести свои извинения. Сожалею, Никита Александрович, что так с вами обошёлся, но приглашение в гости вы вряд ли бы приняли, верно? Право, я хотел бы встретиться с вами по обоюдному согласию.

"Так это вы меня за дурачка держите, господин мой учитель! Нет уж. Сами сказали – роль неразумного дитяти мне ни к чему. Не будем терять ваше искреннее уважение – глядишь, и пригодится…"

– Я вообще-то в гимназии учиться сразу согласился, – сообщил сыщик. – По-моему, это и есть обоюдное согласие. Да и встречаемся мы с вами каждый день.

И над бездной повисла пауза.

– Оу, – сказал, наконец, враг. – Даже так! Вот где кроется причина столь потрясающего самообладания! Решили, что я ваш преподаватель?

– Я не собираюсь раскрывать ваше инкогнито, – поспешно сказал сыщик.

– Моё инкогнито!.. Недурно, очень недурно! Признаюсь честно – вы недалеки от истины! Я действительно работал в гимназии и не нахожу поводов эту деталь биографии скрывать. Длинная была деталь и немаловажная. Но вот в настоящем времени… – Враг развёл руками. – Увы, мой милый комиссар Мэгре! Ваши подозрения беспочвенны.

– Как скажете, – великодушно согласился сыщик. – Я вас даже здесь по имени не называю. У меня и в мыслях нет про вас рассказывать! Я бы давно мог обратиться в вашу попечительскую комиссию…

– Коллегию, – поправил враг.

– Да. Коллегию. Но я ведь этого не сделал и не собираюсь. Я прекрасно понимаю, что такие вещи не должны быть известны за пределами гимназии. Мне просто самому было интересно, смогу ли я вас вычислить. Ну, я и смог.

Враг вытащил из тьмы стул и уселся на него верхом, облокотившись на гнутую спинку.

– Промашка вышла, дружок, – сочувственно сказал он. – Я не ваш куратор. А также не ваш директор и не сухарь Шелтон. И не очаровательная ведьма-лингвистка… экое сочетаньице, однако! Тьфу!.. Ну, и так далее. Так что можете начинать меня бояться.

– Спасибо.

– Расположен к услугам. А скажите-ка, господин Демуров не иначе как в курсе? Не разнос же он вам устраивал на пороге моего Блюдца! О статусе моём беседовали, признайтесь?

– Все в курсе, разве нет? У вас такой дружный коллектив! Вы, наверное, все вместе служили, да?

– Почти, – сказал враг. – И что же, Фарид подтвердил ваши домыслы? Вижу, что подтвердил… Любопытный поворот! Как же он вас выпустил, узнав, чем вы занимаетесь, в ум не возьму!

– Он мне талисман защитный дал, – сказал Никита. – Вы его просто не видите. Но если вы мне действительный вред причините…

– Да нет на вас талисманов. Сумел бы я в таком разе вас тронуть! Впрочем…

Враг протянул к сыщику раскрытую ладонь; минуту спустя его пальцы сжались в кулак и тут же расслабились.

– Забавно… Сняли цацку, господин гимназист? На таланты понадеялись? Да и чего меня опасаться, родного и близкого! Ох, молоды вы, друг мой, наивны… Мне будет весьма приятно развеять ваши иллюзии. Обидно, в самом-то деле, когда на тебя овечью шкурку без спросу навешивают! – пожаловался враг. – Что он вам сказал-то, драгоценный мой бывший коллега? На старую дружбу налегал?

– В том числе, – кивнул сыщик.

– Прелестно. И кто же, скажите на милость, позволил бы гимназийскому преподавателю такие делишки проворачивать? Голову бы откусили, невзирая на былые заслуги вкупе со старою дружбой! А уж уволили бы как минимум, будь эдакий кадр хоть самим директором гимназии. Что вы!.. Они, собственно, меня и уволили в своё время. Чудом цел остался после такого увольнения… Ваши разлюбезные учителя шуток не шутят, уж поверьте моему опыту. Ну да я не в обиде. Независимость дороже, я уж о прочем не говорю…

– Вы хотите сказать, что Демуров меня обманул? Зачем? Вы же сами сказали – он бы меня просто не выпустил тогда! Он же за меня отвечает!

Враг улыбался, и улыбка его была полна сожаления и сострадания.

– Я с удовольствием объясню, зачем Фариду понадобилось оставлять вас в заблуждении. А также, каким именно талисманом он вас снабдил.

– Я знаю, каким. Он должен был сработать по принципу мышеловки. Плюс маячок.

– Мышеловка! Ках цирсшмей!.. А вы, стало быть, при ней колбасным хвостиком? Отменная сказочка! Так вот, дорогой мой комиссар, это и впрямь был маячок – но в точности наоборот. Будь он при вас, нашего знакомства не случилось бы ни в каком случае. Ноги бы я сбил в поисках господина сыщика! Уж на такие штучки ваш куратор большой мастер. Он хотел вас из-под удара вывести, да вот оскандалился. Но рассчитано блестяще! Вы ему на руку сыграли своей ошибкой. Миленько вышло – коллега, мерзавец такой, развлекается, а мы ему по-тихому, по-домашнему крылышки пообломаем. Так?

– Разумеется, вы хотите изложить мне другую версию, – сказал сыщик, но снисходительный тон ему удался плохо. Что-то было не так. Что-то он пропустил. Сыграл на руку…

– Я хочу, чтобы вы мне пояснили, отчего господин Демуров не предложил защитного талисмана Андрею Карцеву. Своему подопечному – такому же, как вы. Не задумывались?

Вот оно.

– Вам не приходило в голову, что мы с вашим куратором просто-напросто договорились? М-м? По старой дружбе.

«Оградить лично вас от чужих неприятностей я вполне способен». – «А Карцева не можете?» – «Нет, Никита. Не могу. Только косвенно…»

– То есть как – договорились?..

– Дорого, – сказал враг. – Вы, Никита Александрович, и представить не можете, насколько дорого. У Фарида цены – антиквары в сторонке курят. А уж торговаться с ним – легче головою об стенку…

– Врёте вы всё, – сказал сыщик. – Не может такого быть!

Враг смотрел на него, склонив набок голову и убрав улыбку.

– Он же за нас отвечает! Он же… Чего вы вообще к нам привязались? К Карцеву? Что он вам сделал-то?!

– Что сделал? – переспросил враг, и спинка стула жалобно заскрипела, стиснутая татуированной рукой. Нарисованный дракон навис над сыщиком, оскалил пасть, а лицо его хозяина стало маской.

Маской монстра. Ледяным ликом демона. Трещина рта, провалы глаз, кривая тень носа – и чёрная бездна под креслом показалась Никите родной и тёплой.

– Ты просто не в курсе, дружок. С Андрюшей Карцевым у меня счёты. Большие счёты. И я намерен их свести. А ваш куратор не намерен в это вмешиваться. Duobus litigantibus, tertius gaudet, мой мальчик. У тебя с латынью как? Переведёшь, или помочь?