Текст книги "Змей подколодный"

Автор книги: Елена Никольская

Соавторы: Егор Никольский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)

– Полагаете, что я лгу?

– Вы, к сожалению, уже вышли из возраста, когда возможно было определить, лжёте вы или нет, – сказал Демуров.

– Именно, господин учитель! Я давно вышел из возраста, в котором занимался подобными шалостями.

– Вы, Чернецкий, понимаете, каковы могли быть последствия этой шалости? – спросила фрау Бэрр. – Беспрецедентной шалости, смею вас уверить!

– Прав ли я в предположении, что приговор уже вынесен? – уточнил второй парень. – И будет зачитан прямо на пороге?

– Вы бы хоть поздоровались, Станислав, – сказал историк.

– Я непременно это сделаю, сэр, – после того, как услышу извинения от вас. Облыжные обвинения, позвольте вам заметить, ещё никого не украшали.

– Позвольте заметить вам, Муратов, что вы даже не сочли нужным явиться в назначенное время! – заявила фрау Бэрр.

– Действительно, Боб, – сказал Муратов. – Мы на десять минут опоздали. Мне в голову не пришло, что здесь и впрямь назначено судилище! Следовало пригласить адвоката!

– И в самом деле! – ядовито сказал Демуров. – Что же вы эдаким неполным составом! Где же Горина? Неужто мы будем лишены удовольствия выслушать её пламенные речи? Из вас-то, господа, демагоги препоганые! Вот незадача!

– Фёдор Аркадьевич, – сказал Чернецкий. – Я ушам своим не верю! Давайте попробуем ещё раз. Мы и в мыслях таких гадостей не держали! Мы скорее бы гребни вам нарастили и зеркала заколдовали. Но ведь и этого никогда не было!

– Премного вам благодарен, сударь!

– Ках цирсшнейшрасс[21]21
  Перевод невозможен из цензурных соображений.


[Закрыть], господин учитель!

– Хааршенцирсшмей[22]22
  Перевод невозможен из цензурных соображений.


[Закрыть], Борис!

– К чертям собачьим, – сказал Муратов. – Я готов открыться – а от нас здесь меньшего и не потребуют! Извольте!..

– Никто вас к этому вынуждать не станет, сударь! – отчеканила фрау Бэрр.

– Я сам откроюсь, фрау, будьте любезны!

– Да погоди, Стас! Господа преподаватели, это не наша шутка! Я просто слов не нахожу! Сэр Шелтон! Ведь вы меня знаете! Я не понимаю, как вы могли даже подумать!..

– Шутка? – переспросил Демуров. – Вы полагаете это шуткой? Шуткой и шалостью. Превосходно. Прошу вас, господа, подняться в кабинет директора.

– Борис, – сказал сэр Шелтон. – Я знал вас мальчиком. Этот мальчик стоил целой толпы ахейских сатиров. Но на подобные вещи он не был способен, не спорю! Беда в ином – вы уже не тот мальчик. Слухами, знаете, земля полнится.

– Вот как, – сказал Чернецкий. – Вы мне льстите, сэр.

– К чертям собачьим, – повторил Муратов и, обогнув историка, направился к дверям.

– Я извинюсь, Борис, – сказал сэр Шелтон. – Если вы докажете свою правоту, я извинюсь. Я вам пару настойки трехху выставлю.

– Выставите, – сказал Чернецкий. – Куда вы денетесь. Поддерживаете, Фёдор Аркадьевич?

– Ни в коем случае, – сказал Демуров. – Разве что пари… Но где вы, сударь, тот литр добудете, хотел бы я знать.

– Обижаете, – ухмыльнулся Чернецкий. – При моей-то репутации…

– Фарид!! – сказала фрау Бэрр.

– Секунду, – сказал Демуров, вглядываясь в кустики. – Это уже всякие границы переходит, право!.. Вот, Борис, ваши достойные преемники, любуйтесь! Покидаем, господа гимназисты, укрытие! Я к вам обращаюсь, Карцев!

"Зато у выпускников на судью меньше будет, – утешалась Ольга, вылезая из кустов и стараясь держаться за спиной пирата. – Как говаривал в известном фильме граф Калиостро, седалища не хватит – на двух лошадях одновременно умоститься…"

И ведьма, и граф Калиостро рассуждали абсолютно верно – касаемо заседаний и лошадей. Но вот военные трибуналы, господа, вершатся ох как быстро…

3

Ближе к вечеру завершился и судебный процесс выпускников – к полному удовлетворению подсудимых. Оправданные по всем пунктам обвинения, выпускники покидали гимназию, нагруженные доброй дюжиной оплетённых фляг и связками неких непонятных предметов, более всего напоминавших сушёные бананы фантастических размеров. Провожали подсудимых всем преподавательским составом. В авангарде процессии гордо шествовал явившийся таки на судилище адвокат – маленькая, полненькая, кудрявая девушка. Позади девушки шагал Демуров, сконфуженный донельзя. Время от времени он окликал девушку «Риточкой» и пытался положить руку ей на плечо. Девушка руку сбрасывала, «Риточку» игнорировала и всем своим видом показывала, что только возраст и положение Демурова удерживают её от оскорбления словом и действием. Сжалилась она лишь за воротами гимназии – пока бывшие подсудимые грузили подарки в багажник машины, надменно выслушала оправдания, позволила поцеловать себя в щёчку и небрежно помахала ладошкой на прощание.

Проводив печальными взглядами демонстративно исчезающий в языках пламени автомобиль, преподаватели отправились к себе в коттедж, где немедленно удостоились визитов самых бесстрашных гимназистов. Визитёров принимал на пороге коттеджа мистер Хендридж: любезно извинялся и выпроваживал вон.

– Сидят, понимаешь, в холле, все до единого, бутылок – йок, и базар идёт какой-то гнилой! – рассказывал Клаус.

– Отчего ж гнилой? – спрашивали Клауса.

– Так я зашёл – и тишина сразу! Ох, что-то будет, господа мои сограждане! Тихие преподы – долгие слёзы!..

– Лоханулись они, однако, – сказал Бельский. – Вот дела. Раз не выпускники, значит, что-то тут нехорошее вытворилось…

– Развеселить их надобно, – задумчиво сказал Клаус. – Можем, Виктуар?

– Можем, – задумчиво сказал Бельский. – Отчего ж не можем…

В восьмом часу вечера преподаватели услышали пронзительный свист, хлопанье тяжёлых крыльев, скрежет когтей и прочие звуки, долженствующие сопровождать явление массивной летающей зверюги. Приземлившись у коттеджа, зверюга прочистила глотку и забасила на всю гимназию:

– Господа преподаватели, прошу на выход! Сей же секунд требую предстать, ибо взалкал я справедливости и ждать не в силах! Кто не выйдет, я не виноват!

Откликнувшиеся на зов преподаватели были награждены зрелищем: в фонтане, поглотивши мраморную русалку, покачиваясь и переливаясь радужным светом, сидел, упираясь холкой в небо, огромный дракон. Был у дракона гребень, были три головы с разверстыми пастями, были выпученные глаза – всё как положено. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что дракон состоит из множества мыльных пузырей разного размера и цвета.

– Все собрались? – спросил дракон и угрожающе взревел: – Ну что, мучители душ невинных? Доколе будут страдать воспитанники ваши от изуверских побоев и незаслуженных обид? А?! Я, Великий и Ужасный, Могучий и Непревзойдённый Маг всея Руси, попирающий когтями пределы миров, боец невидимого фронта имени кардинала Ришелье, приказываю вам, о себе возомнившим немерено, поклониться мне, сильнейшему, и все требования исполнить в сей же вечерний час без промедления! Розги, в мешок собравши, выкинуть в болота лесные, домашние задания отменить раз и навсегда и устроить для воспитанников ваших пир с винами столетними и икрою заморскою! Чуть не забыл – и каждому гимназисту по компьютеру с интернетом с тарелки! А не выполните мною желаемого – бойтесь тогда гнева моего праведного! И пусть лучшие кони моих табунов трижды и четырежды обегут земной диск, но и тогда они не найдут наказания суровее, чем то, которому подвергну я вас, непослушливых! Ух, как я вас, непокорливых, обижу! Ух, как я вас, мятежных, на клочки-то пораздираю! Бо-ойтесь, ироды страшные!!!

Страшные ироды, рассевшись на травке и ступеньках коттеджа, внимали дракону, подперевши головы.

– А недурно изложено! – оценил Олег Витальевич.

– Вы полагаете? – недоверчиво сказал дракон тоном ниже. – Ой-й! Я так стесняюсь! – и залился радостным двухголосым смехом.

– Боец невидимого фронта весьма впечатляет, – польстил дракону Крессир. – И о конях славный период, верно, коллеги?

– Любопытно, плагиат-то намеренный? – осведомился историк. – "Великий и Ужасный" там прозвучало, и вот ещё об икре, булгаковское…

– У Булгакова про осетрину! – саркастически указал дракон. – Телевизор надо смотреть! Икра заморская, баклажанная – слабо вспомнить?!

– Сей оборот, господа неучи, и впрямь принадлежит перу Михаила Афанасьевича! – сообщил мистер Хендридж. – А телевизор есть гибель для юных умов, что вы нам и показали печальным примером.

– Точно! – сказал дракон. – Это ж пьеса!.. Доколе ж будут носом тыкать в огрехи случайные! – взвыл он плачущим басом. – Доколе?!

– Бельский! – завопила фрау Бэрр. – Кларренберг! Немедленно прочь от фонтана!

– А тут никого и нет, – поспешно сказал дракон и лопнул, обрушив на иродов и мучителей литров сто воды. Не промок только господин Айзенштайн, потихоньку обходивший в это время фонтан. Остановившись за спинами сидевших на корточках создателей дракона, он снисходительно сказал:

– Мои поздравления, Николай. Вот это уже работа! А звуковая карта, Виктор, несомненно, ваша. Блестяще! Особенно в нижнем регистре.

– Какая карта? – опешил Витька. – А! Вы про усилитель? Так это я сам! Никаких динамиков, господин директор!

– А я вам о чём? – хмыкнул директор. – Отменно сделано, господа! И запись в кондуите будет составлена на уровне, обещаю.

– Спасибо, господин директор, – сказал Клаус. – Только не забудьте.

– Ни в коем случае, сударь. Доброго вечера вам. Или проводить?

– Не утруждайтесь, мы доберёмся, – сказал Бельский. – Можно идти, да? – с надеждой спросил он, косясь на приближающуюся бабулю Бэрр.

– Бегом, господа, – посоветовал директор. – Или будет беда. Я вот уже из последних сил сдерживаюсь, верите?

В холле интерната Клаус, всю дорогу мучительно над чем-то размышлявший, торжественно сообщил:

– Сударь, белкой буду, – вспомнил! "Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил"!

– Сподобились! – торжественно сказал Бельский, и они с хохотом свалились на диванчик, восторженно болтая в воздухе ногами. Шкода несомненно удалась на славу! Кайф! Ай, какой кайф, господа!..

***

Непревзойдённого дракона слышали не только гимназисты, но и жители окрестных кварталов, а вот видел мало кто – преподы да десяток самых любопытных школяров. Среди любопытных был и пират – лежал в зарослях тутовника и наслаждался по полной программе. Ольга же, гулявшая за оградой гимназии, наблюдала только драконьи головы – да и то без особого энтузиазма.

Тигр дрых дома, под тахтой, а с пиратом ведьма распрощалась почти сразу после ужина, мотивировав спешку необходимостью учения. Вечерняя прогулка была ей просто необходима: следовало в тишине и одиночестве обдумать накопившиеся печали.

Печалей было три.

Первая (и самая главная) заключалась в бесплодном завершении судебного процесса выпускников. И уж конечно гимназийские маги "День Сурка" не забудут и без возмездия не оставят. Выпускники теперь вне подозрений – так не станут ли искать среди гимназистов?.. "Вон, взгляните, что умеем, – думала ведьма, слушая драконьи завывания. – Детекторы лжи у наших преподов встроенные: опросят каждого – и абзац!"

Второй печалью был враг и предстоящая в воскресенье вышивка ледяного озера. После того, что случилось прошлой ночью, ведьма воскресного визита на озеро немало опасалась, да что там – дрожала зайчиком при одной мысли! А деваться-то некуда. Неделю назад с ней был Флюк – и благо, что враг на озеро не явился! С Флюком было, конечно, полегче – Флюк сторожил кабину лифта, торчащую на бережку, пока ведьма вышивала. Но за Флюка, сделавшего врагу такую гадость, она теперь боялась. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он за ней увязался! Лучше уж одной…

От этой мысли стало совсем плохо, и ведьма перескочила на третью печаль. Третья печаль называлась кондуитом и была не многим приятнее двух первых. Ольга принялась утешать себя тем, что в кураторах у неё не Демуров. Вот тогда бы да! А Олег Витальевич, может, особо лютовать и не станет! Хотя после сегодняшнего опоздания на литературу милый зайка разговаривал с нерадивой воспитанницей сквозь зубы и глядел обещающе. Ну и ладно! Ну и пожалуйста! Зато потом она пойдёт к госпоже Элис – и там ей нальют в кофе коньяк и научат заклинашкам, а потом, если останется время, они с Андрюшкой будут гулять – целоваться до утра на какой-нибудь лавочке!..

В мечтах о предстоящих поцелуях ведьма добрела до универмага (со стороны двора) и, заметивши необычное граффити на стене у подъезда, подошла поближе. Рисунок был вполне профессиональный и чертовски знакомый – из любимой, зачитанной детской книжки про Мэри Поппинс. Лужок. Деревья. За деревьями каменный дом. Не хватает только мальчиков – троих мальчиков, играющих в лошадки… Вот здесь.

Ольга рассеянно протянула к рисунку руку, но дотронуться не успела – между нею и стеной встал Никита Делик. Как из воздуха возник!

– Не трогай! – сказал Никита.

– Ты откуда взялся? – спросила ведьма.

– Отойди, – сказал Никита. – На пару шагов. Пожалуйста. Ой!..

Рисунок у него за спиной дрогнул, зашумел листвой, залился солнечным светом и потянул сыщика в себя – словно пылесос бумажку с пола.

Реакция у ведьмы была превосходная. Она схватила сыщика за штанину, но сыщик успел тоже – толкнул её в грудь другой ногой, и ведьма упала на асфальт – на этот раз, по счастью, сухой.

Вскакивая, она увидела вместо рисунка огромное окно в стене. Из окна, перепуганная насмерть, вылетела огромная жёлтая бабочка и унеслась вверх, стукнувшись по дороге об Никитин ботинок.

"Меня всё время спасают, – подумала Ольга, кидаясь к окну, – это начинает надоедать!"

Окно закрылось прямо перед её носом.

Глава 17 (Никита)

Страдания и триумфы незваных гостей

(вполне способных оказаться хуже татарина, особенно если в их присутствии пытаются изгадить одну очень хорошую книжку)

– А давайте его сожрем! – глумливо облизнувшись, томным баритоном изрек пан Волчанский.

– Ну да, сожрем… святотатец… погорелец-голодалец, – испуганно пробурчал Барсукевич. – Кровопивец ты наш…

– Не-е-а… – задумчиво протянул Бол-Ван. – Не по Уставу ить!

А. Марцинковский. «Хроники Занюханного Леса»

1

Сконфуженные и растерянные, авторы полагают своим долгом непременно оговорить нижеследующее: описываемые в данной главе события произошли только и исключительно по воле случая[23]23
  Авторы также умоляют не подозревать их в намеренном плагиате и клянутся, что любые намеки и сходства – дело рук одного из персонажей романа. Невиноватые мы!..


[Закрыть]. Враг наших героев, разумеется, лично устанавливал правила игры, но вот неожиданной заменой ведущего игрока был несколько ошеломлён. Тут месье Случай его обставил.

Хар ме, как говорят господа маги! Так уж вышло.

После падения в Неизвестное – тем более не по своей воле и вместо собственного клиента – следует ждать чего? Натурально, крупных неприятностей. Это раз. Потому Никита был сильно удивлён, обнаружив себя на безобидном зелёном лужке. Лужок находился на опушке леса – ежели, конечно, возможно назвать лесом густо растущие деревья, окружающие огромный, мрачного вида замок. Впрочем, на сад это походило ещё меньше: деревья были большие и запущенные.

Оказавшись в незнакомом месте и не обнаружив в пределах видимости табличек и указателей, рекомендуется разыскать аборигенов. Это два. Аборигены частенько оказываются людоедами, но Никита предпочитал думать о людях лучше, чем они порою заслуживали. Кроме того, в местности чудилось что-то смутно знакомое.

Лужок пестрел бабочками, по лесу шныряли мелкие зверюшки: мирный пейзаж. Кто в таком пейзаже может проживать? Правильно, добрая старушка-фея… милая такая… добрая… славная… никаких проблем… всё будет в полном порядке… не злобный колдун, а добрая фея!.. Это у нас – три…

Так, отпихивая упиравшиеся руками и ногами дурные предчувствия, Никита добрался до входа в замок, поклонился на всякий случай каменным львам, сидящим по обе стороны лестницы, и постучал молоточком по медной табличке. Дверь немедленно распахнулась. В дверях стоял здоровенный мальчишка – такому только хулиганов в "Ералаше" играть! Чулочки и бриджики с подвязками смотрелись на нём совершенно идиотически. Никита открыл рот, чтобы поздороваться и произнести заготовленную речь, но абориген успел первым: развёл в стороны руки и сладко улыбнулся:

– Как долго мы ждали тебя, дорогая сестричка!.. Ой!.. – Он сузил и без того маленькие глазки и злобно спросил: – Это ещё чего? Ты кто такой?

– Здравствуйте, – сказал Никита. – Я здесь случайно. Ваш… э-э… пейзаж нарисован на… То есть, я хотел сказать, что заблудился. Не могли бы вы…

– Вильям! – заорал абориген, обернувшись в дом.

– Мне бы только добраться до ближайшего населённого…

Рядом с аборигеном появился второй – с прилизанными длинными волосами и тоже в бриджиках. Смазливый донельзя. Рожа приторней, чем сироп от кашля. Сразу ясно: типичная сволочь. Никита подобрался и поздоровался повторно. Аборигены переглянулись.

– Это не она.

– Вижу, – сказал Вильям.

– Пнуть его?

– Погоди, Валентин. Пусть дед посмотрит. В конце концов, он же пришёл как положено.

– И ничего не как положено! Мы ведь должны быть на лугу!

– Вот если дед узнает, что мы не на лугу были… – угрожающе начал Вильям.

– Я-то не скажу, – хмыкнул Валентин и кивнул на Никиту: – Он скажет.

– А кто ему поверит? Эд уже вернулся.

– Ур-род! – с чувством сказал Валентин и схватил Никиту за рукав. – Пойдём… МАЛЬЧИК!

Он втянул Никиту в сумрачный огромный холл и захлопнул дверь. В глубине холла была лестница, а по лестнице спускалась девушка в пышном платье. Девушка тащила за собой третьего мальчишку; мальчишка тащился покорно, пытаясь по дороге завязать одной рукой шейный платок.

– Вильям! – крикнула девушка. – Кто это с вами?

Она выпустила мальчишку (тот немедленно уселся на ступеньку и продолжил борьбу с платком) и, подбежав к Никите, топнула ногой:

– Где вы его взяли?!

– Сам пришёл! – огрызнулся Вильям. – Крисси, давай скажем, что мы на лугу его встретили! Ведь всем попадёт из-за этого сони!

– Спал в конюшне! Голый! – прошипела девушка, тыча пальцем в лестницу. – Вонючка! Вонючка! Сурок безмозглый!

– А ты, можно подумать, птичка райская! – отозвался третий мальчишка. – Если мне душно в перине! Пылищу выбей!

– Дебил! Хоть бы сегодня!.. Ты ещё получишь вечером! Вот погоди!.. – Девушка обернулась к Вильяму. – Ведите этого к дедушке! В конце концов, он и на лугу бы девчонкой не был, верно? Ничего не понимаю!..

Никита тоже ничего не понимал, но сопротивляться было бы просто глупо. Он поднялся вместе со всей компанией на второй этаж, вертя головой по сторонам. Ничего интересного не наблюдалось: мрачно и сыро. Тоненько подвывал сквозняк. Даже настеленные и навешанные всюду ковры не спасали.

Никиту втолкнули в зал (немногим меньше холла). Посреди зала стоял овальный трапезный стол – человек на пятьдесят. В углу горел камин. У камина стояло кресло, а в кресле сидел кто-то маленький, укрытый пледом. Никиту подвели поближе, и девушка отчаянно сказала:

– Дедушка! Вот! Мальчики привели! На лугу!..

Сидевший в кресле оказался старичком с редкой седой бородкой. На голове ночной колпак. Выпростав из-под пледа руку, старичок извлёк изо рта длиннючую изогнутую трубку и расплылся в улыбке на пол-лица.

– Так-так! Значит, Джейн, наконец, прибыла!

"Странно, – подумал Никита. – Я где-то это уже слышал. Или читал?.."

Старичок тем временем замолчал и вытянул губы.

– Не понял, – сказал он.

– Мальчики изловили её за лесом, дедушка, – печально сказала девушка. – Его.

Старичок встал и обошёл вокруг Никиты. Никита благоразумно молчал и, скашивая глаза, старичка оглядывал. Шёлковый халат… вышитые домашние туфли… трубка эта… И трое мальчишек… Как он сказал – "Джейн"? Ужасная догадка посетила Никиту, и он робко обратился к девушке:

– Простите, пожалуйста, вас не Кристиной зовут?

Девушка кивнула. По спине у Никиты побежали мурашки, и он продолжил:

– А это ваши братья? Вильям, Валентин и…

– Эверард, – с ненавистью сказал Вильям, указав на проспавшего мальчишку.

– Ой, мама!.. – прошептал Никита.

– Ну вот что, – решительно сказал старичок. – Я человек старый, слепой… почти… – Он обвёл внуков свирепым взглядом и рявкнул: – А вы мне не указка!

– Да, дедушка, – упавшим голосом сказала Кристина.

Старичок уселся в кресло и деланно захихикал.

– Приветствуем тебя, дорогая! – сказал он нежно. – Ты, крошка, будешь у нас младшенькой. Хе, хе. Моей самой младшенькой прапраправнучкой.

– Это вы мне? – спросил Никита. – Благодарю, конечно, но я…

Старичок выпятил подбородок:

– Капризы? У нас тут капризничать не разрешается! Да! Никаких капризов, понятно? Хе!

– Но я…

Старичок погрозил Никите пальцем и сказал полушёпотом:

– Молчи лучше, мерзавец! Хе! Да! – Он пожевал губами и заговорил громким елейным голоском: – Располагайся, душенька! Садись к огоньку! Выпьешь чаю или вишнёвой наливки?

– Сударь, – убедительно сказал Никита. – Я прекрасно вас понимаю, но я не Джейн. Сожалею, но я здесь совершенно случайно. Я живу…

– Теперь ты живёшь здесь! – угрюмо сообщила Кристина. – Тебя все будут баловать, и ты… И ты…

– Ты будешь нашей любимой крошкой! – подхватил старичок. – Нашим золотком! Ты никогда не вернёшься домой! Вильям!

– Никогда! – хором сказали братья. Они казались жутко недовольными, особенно Валентин. Валентин смотрел на Никиту не отрываясь, и в глазах у него светилось обещание.

– Но я не Джейн! – сказал Никита.

– Это мы сейчас исправим, – сказал старичок. – Это, деточка, минутное дело. Кристина!

– Да, дедушка?

– Дай мальчикам своё розовое платье!

– Конечно, дедушка, – с сомнением сказала Кристина. – Но разве…

– Молчать! Вильям!

– Да, дедушка!

– Возьмите у Крисси платье и переоденьте вашу новую сестричку! Быстро! И чтобы я ни слова больше не слышал, что он… что она!..

– Да, дедушка! – сказал Вильям и прищурился на Никиту. Валентин захихикал и схватил "сестричку" за локоть, а Эверард – он, кажется, был младше всех, ровесник Никите (а остальные года на два-три постарше), – радостно захлопал в ладоши.

– Да вы с ума сошли! – заорал Никита, вырываясь. Но вырываться оказалось совсем непросто, да и Вильям с Эверардом бросились брату на помощь. Никиту быстро скрутили и потащили прочь из зала, а мерзкий старикашка выкрикивал вслед:

– Душенька! Дорогуша! Ты разбила наше Блюдо! Домой ни-ни! Золотко наше! И никаких капризов! Хе! Хе!

– Не разбивал я вашего блюда! – отчаянно завопил Никита. – Пусти, дурак! Вы тут все офигели! Я никакого блюда и не видел!

– Заткнись, – посоветовал Вильям, выкручивая Никитину руку. – Ты в Блюде и есть, понял? Ха! Попала ты, сестрёнка! Так даже лучше, верно, Валентин?

Тут Никита вспомнил, наконец, про передатчик и, попытавшись достать его, окончательно убедился, что средство связи с гимназией требует основательной доработки! Увидев чёрную коробочку, Кристина, следовавшая за братьями, немедленно вцепилась Никите в руку. Отобрав передатчик, гнусная девица поскакала вперёд процессии, унося единственную возможность спасения.

Джейн, наконец, прибыла! И спорить с этим не приходилось.

2

Сыщик наш был мальчик домашний. Не паинька, не маменькин сынок, не тепличное растение, но рос он в атмосфере любви и уважения (в гимназии, в том числе), а характер имел абсолютно неконфликтный. По всему по этому проживание в Блюде явилось для него сущим адом. Очаровательной сказкой про Мэри Поппинс тут и не пахло – вероятно, потому, что Блюдо на сей раз было нарисовано на стене, а не висело в Доме N17 Вишнёвого переулка.

Во-первых, приходилось носить девчоночье платье. Чего уж можно придумать унизительнее для мальчишки! Но ни прямой бунт, ни попытки уговоров плодов не принесли, и очень быстро сыщик понял, что платье – ещё полбеды!

Бедой были братья. За первый же день уставшие от необходимости постоянно торчать рядом с пленником, братья развлекали себя, как могли. Всерьёз, правда, не били, но издевались на славу. Тычков и затрещин за неделю Никита получил столько, сколько не получал за все свои четырнадцать лет. Кристина старалась тоже, и предложи кто заменить её щипки розгами, сыщик согласился бы без раздумий! Щипки были разнообразны и профессиональны, с вывертом, с оттягом, с царапом и так далее. В самые неожиданные моменты и за самые неожиданные места.

Старикашка и Кристина называли его "Джейн", братья же (в отсутствие сестры и деда) ублюдком, уродом, червяком, гадёнышем. Хуже всех был Эверард, показавшийся на первый взгляд неплохим парнем. Пакостил по мелочам, но беспрерывно: плевал в тарелку, привязывал лентами платья к стулу, колол булавками, пихал за шиворот объедки. Он вообще производил впечатление не совсем нормального. Обожал, к примеру, бегать голым, за что братья нещадно его колотили. Колотушки Эверарду были нипочём – встряхивался как кот и продолжал своё.

Валентин зажимал "новую сестрёнку" в углу и с наслаждением драл уши. Вильям предпочитал изыски моральные: усаживался в кресло, ставил Никиту перед собой и вполголоса говорил такое, что бедный сыщик заливался краской. Но всё это было хоть и гнусно, но предсказуемо, а вот предсказать Эверарда ни один бог бы не взялся!

А игра в лошадки на зелёном лужке под весёлый перезвон бубенчиков! А ежевечернее лото!..

Никита никак не мог понять смысла всего происходящего. Толку от его присутствия ровным счётом никакого не было, более того – он явно нарушал привычный образ жизни, что ужасно бесило окружавших его странных людей. Старикашка, хоть на словах был ласков и нежен, словно и впрямь имел дело с любимой праправнучкой, одаривал беднягу такими взглядами, что Никита всерьёз начал опасаться за свою жизнь.

Ясно было одно: нравилась или не нравилась лже-Джейн обитателям Блюда, отпускать её на волю они не собирались. На побег тоже никакой надежды не имелось – первая попытка оказалась единственной и неудачной. Сыщик совершил её в гардеробной Кристины: непоправимая ошибка, осведомившая конвоиров о его талантах! В тесной комнате его поймали очень быстро, и больше братья не отходили от пленника ни на шаг. Никита оставался один только по ночам, поселили его на самом верху дома, запирали снаружи огромным замком, а на окне пребывала решётка из толстенных прутьев.

Он пробовал уйти пресловутым Тёмным Путём. Дохлый номер, разумеется, – только шишку в конечном итоге набил. Стыдно, конечно, признаться, но ночи Никита проводил весьма однообразно. Рвать ненавистное платье смысла не имело: Кристинин гардероб оказался обширен, а щипки, как сказано выше, чрезвычайно болезненны. Так что платье он просто стаскивал, забирался на огромную кровать и плакал чуть не до утра, укутавшись влажными простынями. Камин в обеденном зале был единственным на весь дом. Сон приходил с трудом и облегчения не приносил: всё больше кошмары, то подземелья какие-то, то болота, то Эверард, на глазах превращавшийся в лысого клыкастого монстрёнка.

Утром за ним приходили хорошо выспавшиеся, свеженькие Вильям с Валентином, силком одевали, пинками вышвыривали из комнаты, и всё начиналось заново.

К концу недели Никита впал в полное отчаяние. От отчаяния же полшага оставалось до паники, а паника, сколь известно, мозги (и так от ужаса почти не работавшие) отключает напрочь. Ночь на пятницу застала его в уже привычных слезах, и слёзы неуклонно переходили в истерику. Из последних сил сыщик собрал остатки воли и разума, стиснул зубы, скинул простыни и около часа делал зарядку. Доведя себя до полного изнурения, уселся на подоконник (каменный и ужасно холодный) и уставился в небо.

Небо было незнакомым, что никаких эмоций не вызывало. Но зелёная, как в гимназии, луна принесла неожиданное утешение.

Гимназия!

"Ведь меня же должны искать, – осенило его (первый раз за всё время), – тем более, Ольга-то наверняка рассказала, что случилось. Но, конечно, если взять за данность, что ловушка была конкретно для Ольги устроена, то уж и следы замести постарались… Ладно, об этом не думаем. Не думаем об этом. Думаем о другом: о преподах, к примеру. Не может быть, чтобы не нашли! Просто надо потерпеть немножко…"

Сыщик сглотнул, подавляя слёзы.

"Да, немножко потерпеть! То ли ещё может случиться с магом! Погодите, сволочи, вот я вырасту, я же сюда вернусь… Ох, что я вам тут устрою!.. Особенно сопляку. Странный, однако, сопляк. Словно бы… словно бы он и не человек вовсе. Действительно, монстрёнок… Может, и правда? Да и что тут не странно? Но всё-таки я крутой! Ведь если бы Ольга сюда попала! Страшно подумать! Спас я её, по ходу. Хотя, ждали-то они девчонку, с ней, наверное, обращались бы совсем по-другому! Или наоборот?.. По-любому, не место ей здесь. Свихнуться – это минимум, что здесь может с человеком случиться! Даже с будущим магом и детективом! Что, конечно, нисколько не оправдывает его, мага и детектива, позорное хныканье и опускание рук… Бедняжка Джейн! В книжке всё было, однако, даже мило. Но она-то с этого Блюда выбралась. Няню позвала, кажется… Ну, ко мне-то Мэри Поппинс не придёт, это точно! Передатчик бы найти!"

Сыщик, впрочем, давно сообразил, что толку от передатчика никакого бы всё равно не было, ведь работал он только в пределах города! "Но раз меня нет в пределах города, должен же Демуров почесаться! А что, если… если попытаться напугать этих сволочей? В конце концов, я не просто мальчик с улицы. Я, между прочим, гимназист! Это вам не шутки!"

Никита слез с подоконника, только тщательно продумав завтрашнюю речь перед старикашкой (и окончательно замёрзнув). Особо согреться так и не удалось, но спал он крепко и снов не запомнил.

Утром, безмолвно натянув персикового цвета мерзость, он спустился вниз, почти не обращая внимания на тычки и оскорбления, только крепко держался за перила, чтобы не покатиться кубарем от особо удачного пинка. Братья сзади гоготали, перемен никаких не ожидая, – Никита, собственно, всё это время очень старался не давать им поводов для лишних глумлений. На конце лестницы Валентин догадался, наконец, наступить ему на длинный подол платья, и сыщик упал.

– Осторожненько, золотко наше! – завопил от камина дедуля. – Коленочки расшибёшь! Хе, хе, хе!

Мальчишки заржали. Никита встал, подобрал подол (и как девчонки в таком ходят?!) и прошествовал к столу. Выставленный башмак Эверарда он заметил в самый последний момент, но успел схватиться за стол и на ногах удержался.

– Эй, Эд, – сказал он поганцу. – Эй, а ведь ты уже вырос! Ты уже старенький и при смерти. А может, и умер.

– Вонючка, – шёпотом сказал Эверард и показал ему язык. – Вонючка!

– Вонючка – это ты, – сказал Никита. – А знаешь, почему? Ты хоть и вырос, а нигде не учился. Поэтому стал чистить канализацию. Знаешь, все эти отхожие ямы. Честно-честно.

Никита остановился около Кристины, и девушка скорчила ему рожу. Он отпрыгнул от её руки – получилось даже изящно – и, очутившись на безопасном расстоянии, сказал:

– А ты вышла замуж за толстого бородавчатого дядьку. И он оказался садистом. Знаешь, как он с тобой веселился? Мне даже рассказывать противно.

– Получишь, – негромко сказал сзади Вильям.

Никита обернулся к нему.

– А ты за себя не волнуйся. Ты стал депутатом парламента. Речи толкал – ого, какие! Народ животики со смеху надрывал. Но ты-то был не в курсе. Так что всё нормально. А ты, – сказал он Валентину, – а ты стал бандитом. Только попадался всё время, потому что тупой. Вся жизнь в тюрьме. Но ты и сейчас в тюрьме, так что без разницы. А вот вы, дедушка…