Текст книги "Предсказание (СИ)"

Автор книги: Елена Козак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 45 страниц)

   – А вы во мне сомневались? Как же... – мужчине пришлось прервать свою мысль, разразившись кашлем. Но он был достаточно упрям, что бы продолжить. – Как же я мог огорчить такую прелестную чаровницу, как вы. Ведь вы б огорчились?

   – Конечно же, будьте уверены... – девушка не договорила.

   Мужчина вновь обмяк, потратив слишком много сил на простой разговор. Селестин подошла к нему потрогала лоб – лихорадка почти спала. Она прошептала пару слов. То ли выражая свою радость, то ли колдуя. И вновь вернулась на полюбившееся кресло. Взяла в руки недавно отброшенную книгу и принялась за чтение, то и дело, поглядывая на спящего мужчину.

   Лестэр быстро пошел не поправку. Лекарства да умелые руки сделали свое дело. К маркизу возвращались силы, память не претерпела никаких изменений. Он вспоминал, как и почему оказался в Сиере, кто на него напал.

   В начале мужчина не сказал, кто он. Просто промолчал в ответ на вопросы. Это разозлило мать Селестин: она привыкла к тому, что пациент сразу раскрывал все карты. Все же к ней обращались часто в почти безнадежных ситуациях, когда малейшая ложь или недомолвка ведут к смерти.

   Селестин и самой было интересно, кто этот мужчина, стоявший совсем недавно на границе жизни и смерти. Но отказ выздоравливающего сообщить ее матери о себе, скорее обрадовал девушку. Она знала: травница умеет хранить секреты, не сообщая ничего даже дочери. А оставаться одной в неведенье обидно. Так что все было прекрасно.

   Девушка часами разговаривала с Лестэром, он учил ее рисовать, рассказывал истории. Выдуманные, реальные – не важно. Главное не в этом, а в том... Главное в том, что Селестин влюблялась в незнакомца, о котором не знала ничего кроме имени. Влюблялась первый раз в жизни, если, конечно, не считать детских увлечений, которые были скорее играми, а не реальностью.

   Прошло несколько дней. Лестэр уже мог вставать с кровати, да и на улицу вышел, если бы не угроза Селестин перестать его лечить. Впрочем, еще немного и его уже ничего не удержало б. Молодой организм быстро справился с болезнью. И был готов к новым подвигам. В тот день мужчина задал уже долго мучавший его вопрос:

   – Кого же я должен благодарить, за свое спасение, ну помимо тебя, разумеется? – Молодые люди давно перешли на ты.

   – Простите? – Селестин действительно не понимала. Ведь это только благодаря ей...

   – Человек, который доставил меня в этот дом. Кто он? Хочется отблагодарить за помощь.

   – О, не стоит. Я не могла поступить иначе, – Селестин не знала, что заставило ее солгать. Она не желала об этом думать. Единственной мечтой дочери ведуньи было раствориться в голубых глазах Лестэра. Прекрасная нереальная мечта. Впрочем, кто сказал, что мечты сбываются?

   "С матерью я потом разберусь. Не может быть, что бы она мена не поняла..." – самоуверенно считала Селестин.

   На седьмой день после прихода в себя Лестэр открыл свое инкогнито. Селестин в начале не поверила, посчитав очередной байкой рассказчика. Но она ошибалась. После того, как барон узнал в ограбленном путнике своего друга, сомнений быть не могло.

   Первые дни девушку приглашали в замок, и Лестэр с упоением рассказывал о своей спасительнице. Он даже начал ухаживать за Селестин. Сначала тайно, а до потом дело не дошло. Молодые люди большую часть времени проводили в лесу, в котором Селестин знала каждую травинку. Слишком часто собирала в нем лекарские травы по настоянию матери. К тому же в самую чащу, они и не заходили: Лестэр не забыл о разбойниках и тех уже давно искали. Селестин была счастлива как никогда. Молодость, любовь – что нужно еще для счастья?

   Вот мать отчитывает девушку:

   – Я же просила тебя справится о здоровье...

   Но Селестин даже не слушает ее. Сегодня Лестэр снова предложил ей встретиться. Ночью, возле их дерева, когда взойдет луна. И она будет там.

   Прошла неделя, две. На земли Сиеры пришла осень. Листья окрашивались в золотистый цвет, желтела трава, пение птиц стало не таким радостным как еще неделю назад. Да и погода ухудшилась. По вечерам холодало. На землю опускались туманы. Только звезды все еще призывно светили с небес на землю, да настроение Селестин не падало ниже: «Жизнь ведь такая прекрасная. А то, что на дворе осень – подумаешь трагедия, скоро вновь придет весна!»

   Сказка окончилась внезапно. Еще вчера они целовались под луной, и он просил ее руки:

   – Ты выйдешь за меня?

   – Да...

   А сегодня все пошло прахом. Вчера Лестэр сообщил Селестин, что приезжает его сестра. Так что с утра, как обычно, в лесу встретится, не получится. Но он ее ждет вечером на балу в замке у барона.

   Весь день Селестин бегала с одного конца села в другой. Выпросить у подружки красивое светло-зеленное платье – своего собственного, к сожалению, не было, собрать цветы, что бы украсить его, сделать прическу – всего не перечислить. Наконец, все готово. Бросить последний взгляд в зеркало, скорчить себе рожу и пуститься в путь. Идти было не далеко. Что такое треть мили? Обычно да, но не в длинном до щиколоток платье и с, соскальзывающей с плеч, после каждого десятка шагов, накидкой!

   Селестин дошла. Кто знает: сколько раз девушке хотелось повернуть назад, но от матери ей досталось упрямство. А присутствовать на балу в качестве гостьи, особенно если имеешь приглашение, хотелось до безумия.

   Возле входа в замок стояло бесчисленное множество карет, кучера переговаривались между собой, туда-сюда слонялись слуги, явно по приказам своих господ, но Селестин никто не ждал. Девушка, конечно, не думала, что перед ней бросят красную дорожку из роз, но...

   Во дворец ее пропустили без вопросов. Один из стоящих охранников решил, было преградить ей путь, но второй шепнул ему что-то на ухо и с усмешкой предложил даме пройти.

   Зал был огромен. Все вокруг переливалось всеми цветами радуги. Блеск, роскошь, дивная музыка, танцы – высший свет завораживал, манил. Неужели ей суждено стать его частью?

   Селестин замолчала. Я ожидала продолжения, не издавав ни звука, но его не последовало.

   – Что было дальше? – наконец решилась я.

   – А что могло быть дальше? – Селестин посмотрела мне в лицо. В ее глазах застыли слезы, нежная улыбка превратилась в гримасу боли – зеленый цвет оказался не в моде, живые цветы вызывали приступы смеха, туфельки... О них лучше вообще не вспоминать! Я оказалась никому не нужна, разве только посмеяться. А роль клоуна, знаешь ли, не вдохновляет.

   Сестра Лестэра привезла с собой подругу, и маркиз во всю увивался за ней. Я подошла к нему, улыбаясь, а он даже не заметил этого. Конечно же, Лестэр не отрывал взгляда от девушки. Весь вечер она крутилась возле витражей и поминутно спрашивала окружающих:

   – Это платье мне идет? Ах, перенесите сюда большое зеркало. Мне кажется, мой румянец утратил свою прелесть...

   Не знаю, что Лестэр в ней нашел!

   – Величину кошелька и длину родословной, вероятно, – с усмешкой бросила я. Кажется, эта тема была мне знакома.

   – Ты знаешь, тоже самое мне ответила мать, когда я прибежала домой.

   Я кивнула головой: "А чего ты хотела?" Попасть в наш мир не легко... В наш мир? Неужели я графиня или баронесса?

   – Но я не поняла, почему упоминание о зеркале ввело тебя в ярость. Ведь ни девушка виновата, что этот Лестэр Нешенский оказался таким ветряным парнем, падким на богатство. В конце концов, не одна так другая.

   – Знаю, просто твои слова напомнили мне о том вечере. А я ведь давно хочу стереть все воспоминания о нем, – Селестин с сожалением покачала головой.

   – Прости.

   Селестин тряхнула головой.

   – Вот, теперь ты извиняешься. Пора знакомить тебя с остальными. А то у нас еже начинаются формальные разговоры:

   – Простите.

   – Извините.

   – Благодарю.

   Девушка поднялась, я за ней.

   Интересно, как ко мне отнесутся другие пленницы? Расскажут ли о своей жизни, или же начнут выспрашивать о моей?

   «Златовласка» была рада, что поведать Элен о своем разбитом сердце, а оно так до сих пор не зажило. Девушке давно надо было выговориться (разговор с матерью не в счет, ей ведь не все можно рассказать). Впрочем, она и Элен поведала не далеко не полную историю. Тот разговор между ней и ее родительницей, например. Он так и останется только между ними двоими.

   – Ну что, он так и остался маркизом, а ты крестьянкой?

   Селестин промолчала, пряча пришедшие слезы и горечь в сердце.

   – Радуйся, что пелена спала с глаз сейчас, а не через месяц-другой.

   – Радоваться?! Да я лучше прожила б год иллюзией, – выкрикнула девушка и, не разбирая дороги, побежала, куда глаза глядят. Селестин не обращала внимания на изменившийся пейзаж, не боялась встретиться с разбойниками. Она хотела просто побыть одна, не видить укоряющих глаз матери, которая вновь оказалась права.

   Опомнилась девушка только в лесу. Как она успела так быстро зайти в него, Селестин не знала. Да и какая разница, не заблудилась ведь. Вот волчьи ворота, плакучая ива, чуть в стороне подснежная поляна. Только вчера она гуляла здесь с Лестэром. А возле этой березы они впервые поцеловались. Селестин ударила кулаком ни в чем не повинное дерево. Теперь все в этом лесу будет напоминать о человеке, который ее предал.

   – Ненавижу, – еле слышно прошептали губы.

   Девушка прижалась к дереву и горько расплакалась.

   Одним звездам ведано, как долго она рыдала, и какими проклятиями сыпала. Но вот Селестин мало-помалу пришла в себя. Девушка подобрала юбки и побрела домой. Уже выйдя на опушку, она содрала с корсажа и длинных юбок цветы, которые еще недавно с улыбкой собирала, и отшвырнула их в сторону. Как бы Селестин хотелось сделать тоже самое с воспоминаниями, с болью в груди!

   Она тихо отворила калитку и зашла во двор. Что-что, а беспокоить мать после своего безобразного поведения девушке не хотелось. Свет в окнах не горел. Селестин на цыпочках зашла в дом, надеясь, что мать уже спит, открыла дверь в свою комнату, зажгла свечу. Девушка медленно снимала некогда нарядное платье.

   И как она завтра отдаст его подружке? Да какая разница, есть вещи похуже.

   Дверь тихо открылась, словно от ветра. Но силы природы были ни при чем. Зашла травница. Селестин вздрогнула, попыталась спрятать глаза, боясь, что та начнет ее отчитывать, но мать не вымолвила ни слова, просто присела на краешек кровати. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем она заговорила:

   – Восемнадцать лет назад я была миловидной девушкой. И однажды, как ты, безнадежно влюбилась. Мне было девятнадцать лет, ему тридцать пять. Он был аристократом: известная, уважаемая семья. Имя не имеет значения. Оно все равно ничего тебе не скажет. Для меня эта любовь стала смыслом жизни, он сам – чуть ли не богом. Я же была просто игрушкой. И однажды он забыл обо мне, увлекшись другой. Через восемь месяцев родилась ты, но об этом уже никто не узнал: еще раньше я покинула отчий кров, понадеявшись на свою судьбу.

   А потом мать с дочерью плакали, прижавшись друг к дружке. Ведь каждой было о чем жалеть и кого вспоминать.

   – Элен, познакомься: это Жозефина, Клодет, Присита, Ненси, Элен, ... – «О, тезка!» – Шер, Марианн, Сения, Лиана, Марти...

   Я приветливо кивнула последней из названых девушек. Это ведь она одалживала мне зеркальце. Так что с ней мы знакомы. Остальные же... Ну, не в состоянии я сразу запомнить, как кого зовут:

   – Селестин, может, помедленней? – я сделала грустное лицо.

   Одна из девушек прыскает в кулачек. Наверное, она тоже еще не всех запомнила.

   Кто-то из выше перечисленных, Ненси, или Марианн, вроде бы, предложила:

   – Давайте, каждая из нас сама расскажет о себе. Так гораздо проще.

   Я кивнула, улыбнувшись, и поражаюсь про себя их странной логике: я не могу запомнить десять имен, а они предлагают мне запомнить десять историй!

   Забавно.

   Первой начала Марианн. Кто знает, почему выбор пал на нее. Да и какая разница, я все равно половину прослушала. Не умеет девушка рассказывать, то ли дело Селестин, которая почти воочию дала мне увидеть и бал, и Лестэра, и его сестру. Занятно, кстати, что она ни назвала, ни одного имени, помимо своего собственного и горе-женишка. Почему? Меньше знаешь – крепче спишь?

   Зато Марианн просто сыпала именами и родословными вплоть до десятого колена. В общем, не жизнь, а какой-то поток слов без начала и конца. Если коротко, и если я правильно ее поняла, то Марианн – дочь разбогатевшего купца. Мать девушки умерла во время вторых родов. А вот ее дитя – младший брат Марианн, выжил.

   Потом рассказывали свои истории другие девчонки. Но красноречием никто из них не страдал. Так что их я слушала даже не в пол, а в четверть уха. Надоело!

   Рассказчики, видя как "внимательно" я их слушаю, и себе не горели желанием поведать что-либо о своей жизни. Всеобщее мучение прекратилось, когда Ненси начала показательно зевать. Сразу же выяснилось, что все остальные тоже ужасно устали и хотят восстановить силы.

   Я осталась в одиночестве. Сама-то поздно проснулась, а потом еще в обмороке побывать успела. Так что спать не хотелось. Оставалось разве что ходить из угла в угол, останавливаясь по долгу возле каждого: а вдруг где-то здесь потайная пружина и она откроет мне дорогу к бегству. Но на глаз ничего найти было нельзя, а простукивать стены я боялась: не хотелось разбудить наших "спящих красавиц". Ладно, завтра кого-нибудь подключу к поискам. Если ничего не найдем, то хотя бы развеселимся.

   Я подошла к двери, подергала ручку. Надежды на забывчивость тюремщиков, естественно, не было, но надо же с чего-то начинать. Потом подошла к нише в стене. Ее было сложно заметить с любой другой части комнаты, но человеку, стоящему возле двери она была видна как на ладони. Именно в ней "люди-тени" оставляли подносы.

   Большинство еды сейчас было съедено, но мне удалось засечь несколько кусочков хлеба, скорее даже сухарей, и один полупустой стакан води. Эта пища не отвечала моим требованиям в выборе еды, да и вода... Но внезапно проснулось чувство голода. Я вспомнила, что ничего не ела с момента попадания в эту камеру. Плюс те два дня, которые я провалялась без сознания. А в прошлой жизни... может, я голодала? Успокоив себя подобным образом, я взяла в рот сухарик, потом другой, третий...Потянувшаяся в очередной раз рука наткнулась на пустоту. Обидно: только вошла во вкус, и на тебе.

   Мысли снова отправились в свободный полет, оставив бренную оболочку изнывать от голода. Наверное, именно тогда я, не заметив, уснула. Но проспать всю ночь не удалось: примерно через полчаса я почувствовала холод. Удивительным было то, что замерзла только левая часть моего тела: рука и бедро. В голову пришло, что в этом кто-то виноват, и я уже готова была возмутиться:

   "Пора заканчивать пользоваться варварскими методами пробуждения", – но вовремя прикусила язык. На этот раз это была полностью моя вина: я, заснув, уронила стакан с водой, лишив нас последней капли влаги. Ладно, завтра все равно принесут новую. Сейчас же не помешало бы покинуть негостеприимную нишу. Она слишком близко от двери, а значит... Я зевнула и медленно приподнялась.

   Каюсь, на новом месте я снова подозрительно быстро уснула: может, они подсыпали что-то в еду? – это была последняя разумная мысль. Я вновь погрузилась в сон...

   ...На следующий день "тени" пришли за мной. Я кричала, вырывалась с их цепких пальцев, но их было не остановить. В какой-то момент мне так согнули руки, что еще немного и кости сломались бы. Только тогда я прекратила вырываться: становиться калекой не хотелось. Хотя если придется выбирать между жизнью, какой угодно, и смертью, я выберу первое.

   Меня начали поднимать по лестнице. Не тащить за шкирки, заставляя саму передвигать ноги, а именно нести. Это удивляло и вселяло надежду. Значит, меня хотят не просто убить – тогда не церемонились бы. Я для чего-то нужна. Наконец, мы прекратили подниматься, но на землю меня так и не отпустили. Впрочем, вчерашняя демонстрация показала: силы у тюремщиков хоть отбавляй. Они не устанут. Вновь послышался звук открываемой двери, потянуло сквозняком:

   "Вот сейчас бы броситься от сюда, убежать, скрыться..." – жаль, это лишь пустые мысли, несбыточные мечты.

   Я снова начала крутится, пытаясь вырваться, заорала:

   – Пустите, оставьте меня, кто вы вообще?! – один из тюремщиков быстро коснулся моей шее, выискивая там что-то.

   – Как вы... – договорить я не смогла: начался неудержимый кашель. Я захлебывалась, но все равно пыталась вымолвить хоть слово. Не получалось. Горло свело судорогой. Казалось, я сейчас задохнусь.

   На мгновение я потеряла мучителей из виду, перестала фиксировать происходящее, сосредоточившись на боли и потери голоса. Только сейчас я испугалась по настоящему. Что же меня ждет, если это только начало?

   Меж тем меня положили на каменную плиту. Она была ледяной. Я спиной чувствовала холод. По телу начала распространяться дрожь. Я усилием воли пыталась изгнать ее:

   "Не думай, только не думай, – приказывала я себе. – Мне бывало хуже. Я переживу! Выживу!"

   У меня почти получилось убедить себя, но внезапно темнота охватила все тело. Я боролась с собой, пытаясь не впасть в смертельное забытье: впивалась ногтями в кожу ладоней, кусала губы. Но добраться до крови не удавалось. А ведь так хотелось, чтобы боль от пореза вернула меня в реальность, изгнала страх с души.

   Наконец, когда силы были на исходе, тьма начала рассеваться. То тут, то там ее пронизывали лучики света. Действительность возвращала все свои краски. Вернулись осязание, слух. Я поняла, что лежу на алтаре. Руки и ноги прикованы к нему цепями. Левый рукав платья разорван до плеча. Неглубокое декольте прорвано в центре, оголяя левую грудь. Стало еще страшнее.

   Передо мной стоял старик с кинжалом в руке. Его глаза горели безумием и... да-да – скукой. Увидев, что я пришла в себя, он, не церемонясь, сделал глубокий порез на моей руке, возле локтя. Я застонала. Боль, пронзившая тело была невыносимой. Пожалуй и в бездне так больно не будет!

   Я дернулась, извивалась как змея. Но не было от нее спасения...

   Старик стоял рядом и упивался моими страданиями, впитывал их, становясь сильней. Кровь быстрым потоком лилась с раны. Казалось, все вокруг окрасилось в красный цвет. Смерть – не черная старуха с косой, она кроваво-алая. Я заорала. Мужчина резко схватил нож и всадил его мне в сердце...

   Я умерла...

   Глава 5

   – Не хочу, не надо, нет! – я резко поднялась на локтях и села. Мучила задышка, как после тяжелых упражнений, грудь сжималась от боли. В первые мгновения, я не осознавала, что происходит, и просто радовалась, что боль прошла. Потом одолело любопытство. Вокруг стояла темнота – неужели это ад? Я представляла его иным: демоны, злые духи, сатана на троне из костей... Где все?

   Я повернула голову сначала в одну сторону, затем в другую. Обстановка не изменилась. Неужели... Сон, это был всего лишь сон. Смерть отступила, но не на долго. Уже скоро ее жертва навечно соединится с ней. Обреченность, безразличие к своей судьбе. Я чувствовала, как моя душа покидает тело, и сейчас не могла поверить в то, что еще жива. Ведь я могла поклясться, что все увиденное и в прям происходит. Да и не может быть этот кошмар простым сном. В нем слишком много деталей, всепоглощающего страха, боли.

   Я вновь закрыла глаза, попыталась отрешиться от всего. "Нет, это был не сон". Я начала прокручивать в памяти каждую деталь: приход "теней", отказ горла повиноваться, жертвоприношение, в конце концов. Было страшно и больно. Я ведь все еще чувствовала, как нож пронзает мое тело, как медленно по капле вытекает из раны кровь...

   Я поморщилась, отгоняя вновь пришедший кошмар. Бр-р, ужасные ощущения. Врагу не пожелаешь. Хотя тому старику с печатью безумия ни лице (кого-то он мне напомнил, но вот кого?), я бы с удовольствием предоставила алтарь в качестве посмертного ложа.

   Внезапно я вздрогнула: в мозгу родилась догадка, боюсь, верная.

   Так вот откуда... Нет, не возможно! но ведь другого объяснения нет! Списать увиденное на излишне бурную фантазию, я не могу. Зачем себя обманывать. То, что мне привиделось, произошло на самом деле, только не со мной, с Леси. Это она кричала, задыхалась от ужаса и она же умерла. А я всего на минуту соприкоснулась с ее душой и была скорее зрителем, чем участником действия. Что же чувствовала она, если мне было так плохо? Скоро узнаю!

   Где-то в глубине души проснулась, задремавшая было злость: "Зачем, по какому праву, провиденье открыло мне будущие. Ведь этот же алтарь примет и меня в свое время. Не хочу существовать, зная наперед, где и как умру. Это несправедливо. Я хочу жить, вспоминать, что такое радостный смех, свет солнца, любовь...Я ведь потеряла все воспоминания, все, что должно быть у каждого человека, а взамен получила мрачное ведение".

   Надо забыть об увиденном, слой за слоем наложить на него другие мысли и чувства, придумать сказку – свое потерянное прошлое. Это может сработать. Нужно просто верить в себя. Хм...Просто верить...

   А я не верю. И сказка будет с грустным концом!

   Где-то поблизости раздались голоса. Я уже не была одна в этой темноте. Девушки начали просыпаться, переговариваться друг с другом, даже делать ставки на того, кто сегодня нас покинет. Они были смелы, но лишь до прихода "теней". Конечно, большинство ставило на меня. Как же иначе.

   Мне было все равно. Я лежала в своем углу и не открывала глаза. Хотелась послушать о чем говорят вокруг, и о чем замолчат, когда я буду рядом.

   Я все еще была подавлена. Конечно, было бы лучше кому-нибудь рассказать свой сон-ведение, например, Селестин. Ее голос не был слышен во время обсуждения того, кто сегодня нас покинет. Это еще раз подтвердило мою гипотезу о добром сердце девушки, и, возможно даже, неком простодушие. Но я не хотела перекладывать груз на кого-то еще. Зачем вселять еще большую панику в, уже зараженные ею, сердца. Они не смогут ничего противопоставить неведомому чернокнижнику, или... да какая разница кто таков наш убийца: архимаг, колдун, чернокнижник, некромант. Угрызения совести не будут мучить его больше, даже если я и узнаю, кто он.

   Интересно, мы на самом деле знакомы? Ведь показался он мне похожим на кого-то. Только на кого? Или это вообще очередная шутка подсознания?

   Новые вопросы, требующие ответа. На предыдущий: возможно ли выбраться отсюда?, ответ дан. Нет, вы требуете невозможного. Но этот...

   – Элен, можно с тобой поговорить, – ко мне подошла невысокая брюнетка с темными волосами – Шер. Ее сложно не запомнить. Акцент в речи, чрезмерно короткие волосы, бросающие вызов общественному мнению, – это выдавало в ней иностранку.

   – Конечно, – безразлично киваю в ответ.

   – Ты ведь знаешь, кого сегодня должны забрать? – "Интересно, на меня намекает?"

   – Нет, откуда?

   – Мы думаем, тебя, – "Хм, они думают! Вы же не абсолютная истина!"

   – Я в этом не уверена, – да, девяносто девять шансов из ста еще ничего не доказывают!

   – Элен, посмотри в глаза правде, – уже посмотрела, ночью, когда вы предавались законному отдыху. Она меня не вдохновила.

   – Шер, чего ты от меня хочешь? – мне надоел разговор полный намеков. Хотелось ясности, даже если она не входила в планы собеседницы.

   – Извини, что прошу об этом, но могла бы ты не противиться этим людям, – а как я могу им помешать? – Когда они придут за тобой, – великолепно, вы уже решили, что жертвой буду я!

   – Может, мне еще к двери поближе пересесть? – мой голос источал яд, сарказм, но девушка не слышила ни того, ни другого.

   – Мы будем рады, если ты так поступишь. Спасибо за понимание, – Шер быстро встала, собираясь уйти и передать всем заинтересованным лицам о моем согласии. Она так ничего и не осознала...

   – Я тебя не поняла и я тебя не извиняю, – каменным голосом проронила я, глядя ей в спину.

   Шер резко повернула голову в мою сторону. Мои губы расплылись в змеиной улыбке, видя страх на ее лице.

   – Мне наплевать, что будет со всеми вами, а с тобой в особенности! Я и пальцем не пошевелю, что бы помочь, – ложь, которая, возможно, когда-нибудь и станет правдой, но не сейчас. Шер причинила мне боль своими словами, своей бездушностью. И я лишь ответила ей тем же.

   Девушка хотела возразить, может, пристыдить меня, но не успела: за дверью послышались шаги. Сегодня тени решили посетить нас пораньше. Неужели их хозяину мало предыдущих жертв?! Шер как подкошенная упала на пол, испугавшись настолько, что позабыла об опасности, находится рядом со мной, выдуманной ли, реальной – не знаю. Ее руки дрожали, лоб покрылся испариной. Какое счастье, что я ничего не чувствую. Полное безразличие ко всему это даже удобно.

   Открылась дверь. В темницу зашли трое человек. Один из них поставил поднос с едой и сразу же вышел за дверь. Двое других подошли к... к Шер, и забрали ее. Я снова была спасена. Фортуна улыбалась мне, если это можно назвать улыбкой, вот только, зачем?

   За время пока безвольную девушку несли к выходу, никто не проронил ни слова. А потом дверь захлопнулась. Вскоре затихли и шаги за ней.

   "Шер, почему ты, а не я? Это ведь была ложь, что мне все равно, что произойдет с тобой, со всеми вами. Я не церемонюсь только со своей судьбой, увидев ее окончание и осознав неотвратимость. Лучше б забрали меня!" – я уронила лицо на пол и расплакалась.

   Мне было жаль, о сказанных в запале словах, жаль, что нельзя повернуть время вспять и... Жизнь, как же я тебя ненавижу! Лицо было уже мокрым от слез, а я все еще не могла остановиться.

   – Элен, ты не в чем не виновата, – это Селестин, наш добрый ангел.

   – Она умрет, а я буду жить. Разве это справедливо? – громко спросила, почти закричала, я.

   Но ответить Селестин не успела. Вмешалась Марианн:

   – Ты права, это несправедливо! – в голосе девушке слышалась злость.

   Я оттолкнула от себя Селестин. Когда тебе сочувствуют, хочется продолжать рыдать и жаловаться на свою судьбу, но когда начинают в чем-то обвинять... Тут уж совсем другой расклад!

   – А тебе-то что? Неужели ты так много поставила на то, что вас сегодня покину я?

   – Да что ты вообще понимаешь?! – Марианн скривила свои, и без того тонкие, губы так, что они превратились в две нити.

   – Куда уж мне до дочери разбогатевшего торговца? – съязвила я. – В денежных вопросах ты ас, не так ли? Небось, сама некогда стояла за прилавком, выдавая третьесортную подделку за эксклюзив.

   Марианн отшатнулась: она ведь так хочет походить на аристократку. Все разбогатевшие крестьяне мечтают об этом. Марианн ничем не лучше других!

   – Я тебя ненавижу!

   – Взаимно, – я откинула волосы и улыбнулась. Да нет, ты мне просто безразлична. Вот уж из-за кого я точно не начну рыдать.

   Марианн повернулась ко мне спиной и величественно, по крайней мере, ей так казалось, отправилась к другим сестрам по несчастью. Знала бы она, как глупо выглядит.

   Я повернулась ко второй девушке.

   – Спасибо за поддержку.

   – Да не за что. Извини, за эту сцену. Мы просто все перенервничали.

   – А ты за что извиняешься? – я удивленно приподняла брови, – брось, все в порядке, – я махнула рукой. В моей душе была даже появилась даже некая благодарность к Марианн за то, что она остановила бессмысленный поток моих слез. Но это не помешало мне причинить ей боль. Возможно, я слишком жестока. Но меняться и становиться жертвой для кого бы то ни было, не желаю!

   Мы помолчали еще несколько минут.

   – Ладно, я наверно, пойду, – Селестин поднялась.

   – Да, конечно, еще раз спасибо.

   Я смотрела Селестин вслед и думала о том, что больше никогда не расплачусь. Зачем, что бы тебя бесконечно жалели? Благодарю покорно!

   Он улыбался. С тех пор как в родовой библиотеке несколько веков назад он отыскал древний, распадающийся на глазах, фолиант в жизнь вернулись все потерянные ранее краски. Первое время уже тогда немолодой мужчина не мог решиться на подобное. Он противился сам себе.

   – Это предки могли совершать подобное, не задумываясь. Я не должен, не должен!

   Но с каждым днем все ближе подступала старость, а жизнь еще не потеряла смысл, что бы отказаться от подарка, так щедро предоставленного судьбой. Последней каплей стало нападение на его род со стороны королевской лилии16. Он не выдержал.

   – Это первый и последний раз, я больше никогда... Сколько было в его жизни этих никогда...

   Все оказалось до неприличия просто, а одна жизнь дала целый год могущества. Его хватило на то, что бы разбить врага, но на то, что бы развязать другую войну – нет. Все роды королевской лилии были вырезаны под корень. Но приверженцев короля все равно оставалось слишком много.

   Тогда был подписан договор, позорный для его семьи. Трусливый монарх объявил королевскую лилию вне закона, официально приговорив к смерти всех их наследников, а неофициально...они и так все были погребены. А род бывшего противника прировнял к своим спасителям, ненадолго, всего на пять лет.

   А потом вновь началась война, невидимая невооруженному глазу...

   Он пробовал снова собрать силу: одно убийство, второе, третье – количество не имело значение. Что вообще значит человеческая жизнь в сравнении с победой?! Но сил все равно не хватало, даже если ее отдавали лучшие маги по собственной воле. Очередная попытка и новое поражение...

   Тем временем проходили годы, десятилетия. Горечь поражения стиралась, память о договоре осталась только у историков, сменился ни один монарх, а мстить потомкам, которые даже не знали за что, было бессмысленно. Он и перестал жаждать мести, но убивать не прекратил. Он был слишком стар для этого. И пусть, чтобы прожить лишних пять лет ему нужно загубить пятнадцать девушек в расцвете сил, пусть ничтожно слабых, не способных ни на одно колдовство, но все же природных ведьм. И он будет это делать, будет рисовать картины из их смертей и будет жить вечно!

   Прошло восемь дней. Ко мне так и не вернулась память, только ее короткие отрывки: чьи-то лица, имена, воспоминания о моих предпочтениях, о мире, Киринеи... Но не капли о том, кто я такая! За это время ничего не изменилось, разве что количество узниц уменьшилось. Дворянки, простые крестьяне, представительницы торгового люда – неведомый чародей не щадил никого. Ему, кажется, было безразлично, кого он отправляет на встречу со старухой с косой.

   Первыми нас покинули Жозефина и Клодет. Потом пришла очередь Сении, Марти... А вчера "тени" пришли за Марианн. Я не буду вспоминать, как уходила каждая следующая жертва. Не вижу смысла. Да и больно это. Что бы мы не делали, тюремщики забирали того, за кем пришли. Чем они руководствовались в своем выборе, так и оставалось загадкой, которую никто не мог решить.