Текст книги "Съемочная площадка"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 45 страниц)
56
– Поппи, я устала от всего. Рено ничем не лучше Вегаса или Тахо. Все это становится невыносимым. Я хочу назад, в Голливуд. – Сюзанна разревелась. – Ох, если бы я не потеряла Хайни. Хайни не дал бы мне зачахнуть на корню.
Поппи были знакомы симптомы – утренний спад, великое похмелье. Еще через минутку Сюзанна начнет клянчить у нее свою «маленькую порцию счастья». Поппи была готова держать пари.
– А что слышно от твоего приятеля Тодда? Ведь это он планирует для тебя турне?
– О Боже, каждый раз по телефону он говорит мне одно и то же: «Терпение, Сюзанна, терпение и терпение». – Она откинулась на спинку жезлонга. – Поппи, дорогая, дай мне, пожалуйста, маленькую порцию счастья. Ну, па-ажалуйста!
– Подожди, – резко оборвала ее Поппи. – Лучше подумай о том, что ты собираешься делать дальше. Ты устала от Вегаса, ты устала от Рено, Джерси и Уичиты. А тем временем твой большой папа Кинг, вместо того чтобы дать конкретный ответ, вешает тебе лапшу на уши. Он уже несколько месяцев твердит: «Скоро, вот-вот, наберись терпения».
Баффи сказала, что они хотят навестить меня в Рено. Может быть, он как раз и собирается мне что-то сказать.
– То, что он собирается тебе сказать, – дерьмо собачье. Это не Бен…
– Бен? – раздраженно спросила Сюзанна. – Я встречалась с ним несколько раз, как ты и просила, но что онмне дал, за исключением нескольких подарков?
– Дело не в том, что он тебе дал – дело в том, что он мог бы тебе дать. Твой Тодд Кинг пешка в сравнении с Беном. Даже твой папа Хайни в сравнении с ним мелкая рыбешка. На самом деле киноиндустрию контролируют такие люди, как Бен и его друзья. Именно они стоят за кадром. Все делается за их деньги. Разве ты не понимаешь? Они даже более серьезные финансисты, чем вся эта публика с Уолл-стрит. Они держат в руках все!
Сюзанна кивнула, словно в забытьи.
– Правда? Но Бен никогда не говорил мне ничего подобного. Он приехал сюда, в Рено, но так до сих пор ничего и не сказал.
– А с какой стати он будет что-то говорить? При нынешнем-то положении вещей? Бен из тех, кому нужна полная преданность.
Сюзанна на мгновение задумалась.
– Я об этом поразмыслю. А пока, Поппи, дорогая, дай мне мою маленькую порцию счастья.
– Ну, хорошо, – Поппи встала. – Но думай быстрее. В этих турне ты быстро состаришься – скоро мы отправляемся в Джерси, а оттуда возвращаемся в Вегас. Навстречу пустынной жаре, пустынным ветрам. Песчаные бури чертовски вредны для кожи.
Они обе склонились над кофейным столиком. Поппи высыпала немного порошка на свой длинный заостренный ноготь, но все еще держала его подальше от Сюзанны.
– Я обработаю для тебя Бена, Сюзанна. Но при одном условии: тыдолжна обработать для меняТодда Кинга.
Сюзанна не сводила глаз с ногтя Поппи.
– Но для чего тебе это? Тодд морочит мне голову, а Бен и без тогоуже твой друг?
Поппи не сразу нашлась, что ответить. Она поднесла свой ноготь немного ближе к Сюзанне.
– Да, но Бен не станет делать для Бо то, что он сделает для тебя. Мы с Бо друзья Бена. Но мы ему не интересны. Я не сомневаюсь, что мне удастся заставить Бена для тебя горы свернуть. А за это ты склонишь на мою сторону Тодда Кинга. – Она еще ближе поднесла ноготь с порошком и рассмеялась. – Ты сделаешь это, даже если тебе придется соблазнить старика Тодда.
Сюзанна не сводила глаз с порошка.
– Вот это не выйдет. Тодд не из тех, кого можно соблазнить. Он несгибаем. И кроме того, Баффи моя подруга. Она оставалась моей лучшей подругой даже тогда, когда остальные отворачивались от меня.
Наконец ноготь Поппи оказался в четверти дюйма от ее носа.
– Нет, Сюзанна. Это я всегда была твоей лучшей подругой, – прошептала Поппи. Она поднесла ноготь к самым ее ноздрям.
– Давай!
57
Тодд, Лео и я сидели за лучшим столиком в зале. С нами были Поппи Бофор, Сюзанна и друг Поппи, Бен Гардения. Несмотря на то, что Бен, как и мы, был в Рено приезжим, получилось так, что в этот вечер все мы оказались у него в гостях – это явно не входило в планы Тодда.
Тодд и Лео целиком сосредоточились на буйствовавшем на сцене Бо. Следует отдать ему должное: он носился из стороны в сторону, прыгал, раскачивался и источал какую-то животную сексуальность. Затем, когда он запел баллады, в зале воцарилась полная тишина, а несколько женщин даже пустили слезу, что показалось мне совершенно невероятным. И одной из этих женщин была Поппи Бофор. Заметив, что я наблюдаю за ней, она глуповато улыбнулась и сказала:
– То же самое было со мной, когда я его впервые услышала много лет назад. – Я еще ни разу не видела, чтобы ее непроницаемые глаза были влажными. – Порой я забываю, как сладко может звучать его голос, совсем, как соловьиная трель.
Когда Бо пританцовывая, стал покидать сцену, она тоже встала и отправилась за кулисы, прикрывая лицо рукой. Какое-то мгновение мне казалось, что и ее слова, и ее слезы мне попросту почудились. Но тут меня отвлекло другое зрелище: рука Бена Гардении нежно гладила обнаженную руку Сюзанны. Постепенно она соскользнула на ее белую спину. Я вспомнила, что совсем недавно то же самое делал Хайни Мюллер. Но Бен и Хайни далеко не одно и то же, и я надеялась, что Сюзанна отдавала себе в этом отчет. Она улыбалась, но словно в полудреме. Мне показалось, что ее улыбка была довольно рассеянной.
Я покрылась гусиной кожей. Словно чувствуя это, Сюзанна повернулась ко мне – на лице ее была молящая улыбка. Мне хотелось взять ее за руку и подбодрить. Тодд готовит для тебя грандиозную картину – картину, в которой ты будешь и петь, и танцевать, и плакать, и смеяться… Это будет самая выдающаяся главная женская роль со времен «Унесенных ветром».
Я стала осторожно тянуться к ее ладони, но вынуждена была поспешно отдернуть руку. Там уже лежала его загорелая, волосатая ладонь. Я опоздала.
Вернувшись в наш номер, я сразу стала собирать вещи, чтобы не терять времени утром. Когда-то я нервничала, уезжая из Лос-Анджелеса в Огайо. Теперь, возвращаясь из Рено в Лос-Анджелес, я мучалась тем же нетерпением. Все в мире относительно.
– Ты успел поговорить с Поппи Бофор насчет картины?
– Пока нет. Я только прощупал ее. Она уже тепленькая, это не подлежит сомнению. Но должен тебе сказать, перспектива делать бизнес с этой тигрицей не кажется мне радужной.
Я вспомнила, как она плакала, когда пел Бо: «Жаль, что ты не любишь меня, так, как я тебя…»
– А может под этой тигриной шкурой прячется котенок?
– Ни в коем случае. У этого котенка битое стекло вместо шерсти.
Я благодушно рассмеялась:
– Ну и когда ты собираешься идти на приступ?
– Скоро. Мне кажется, она догадывается, что мы в ней слегказаинтересованы. Но нам стоит ее помариновать. Я не стану ни о чем сообщать, пока не будет готов к подписанию ее контракт. Затем быстренько проведем переговоры. Честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы она торговалась и тем более располагала временем, чтобы подготовиться к этому.
– А Сюзанне ты что-нибудь сказал? Мне показалось, что она накурилась.
– По-моему, наша Сюзанна постоянно обкурена. У нее ангажемент в Атлантик-сити на несколько недель. А затем она возвращается в Вегас. На этом турне заканчивается. Она расстается со сценой. Думаю, к тому времени мы будем готовы приступить к съемкам.
Он говорил это уже не первый месяц. Мне казалось, что за время, что готовилась к съемкам одна картина, мы успели бы возвести два-три торговых центра.
– Бофоры тоже собираются в Атлантик-сити? – Я видела нечто странное в том, что они повсюду следуют за Сюзанной. – Они ведь не собираются провести все лето в Вегасе? Здесь слишком жарко. Даже у них дома.
– Думаю, они тоже поедут в Джерси.
Интересно, где собирался провести лето Бен Гардения? Несомненно, такой транжира, как он, не станет летом изнывать от вегасской жары. Уверена, у Бена достаточно свободных денег для путешествия.
Я упаковала все, кроме халатов, туалетных принадлежностей и одежды на завтра. Противозачаточные средства я тоже убрала в сумку, но зато оставила изящную черную ночную рубашку, чулки-сеточку и кружевной пояс, купленные в тот же день в одном из магазинов отеля. Если этой ночью я продолжу осуществление собственного проекта, то наверняка завершу его месяца на два раньше, чем закончатся съемки «Белой Лилии».
Тодд вышел на террасу и облокотился на перила, всматриваясь в яркие огни города. Облачившись в свой соблазнительный наряд, я присоединилась к нему в надежде на теплый прием. И он состоялся. Я посмотрела на темное, беззвездное небо Невады, а затем на неоновые огни Рено. Сегодня, подумала я, может быть положено начало чему-то хорошему.
58
Бо поднимался в лифте в свой номер – вид у него был угрюмый. Ему хотелось, чтобы Сюзанна пошла с ними. Поппи закусила губу и стала объяснять, что у той с Беном деловой разговор.
– Наплевать мне на их деловые разговоры, – грубо, со злостью ответил Бо.
Поппи испугалась: вдруг многое стало ей понятно. Сама она изменилась, но при этом продолжала думать, что он все тот же, что несмотря на успех, почитание, наркотики и оргии он остается все тем же милым, придурковатым, доброжелательным парнем, которого она знала с пятнадцатилетнего возраста.
Это она была дурой.
Она засунула руку ему за пояс и прошептала на ухо:
– Помнишь, как раньше? Мы возвращались домой в пикапе. – Она нащупала ладонью его член и осторожно сжала, пытаясь увидеть реакцию в его глазах.
Он повернул к ней угрюмое лицо и с неожиданным проблеском ума в глазах ответил:
– Черт побери, Поппи! Это было хрен знает когда. – Его невинные голубые глаза показались ей старыми и усталыми.
О Боже! Неужели она опоздала? А Кинг вселил в нее такие надежды! Ей понравилось выражение его лица, когда он наблюдал за выступлением Бо. Да и Сюзанна была уже готова. При ее помощи успех был бы обеспечен. Если они плюнут на турне, перестанут заниматься ерундой, а вместо этого отправятся в Голливуд, глядишь, все будет так, как могло бы быть, а не так, как теперь.
Войдя в номер, Бо стал раздеваться, не успев даже добраться до ванной, а затем бросился на кровать и стал ждать, когда она появится и сделает то, что так хорошо научилась делать Сюзанна.
Решив, что в этот раз все будет по-другому, Поппи нарядилась в коротенькую розовую комбинацию.
– Помнишь, как мы играли в изнасилование? Ты был взломщиком и собирался наброситься на меня. – Она улыбалась, мило и соблазнительно.
– Не помню, – ответил он упрямо, словно рассерженный ребенок.
– Ты помнишь!
– Нет! – Затем он лукаво улыбнулся и сказал: – Хотя я бы вспомнил, если бы ты мне кое-что дала…
Поразмыслив, она вышла в ванную, открыла миниатюрный сейф, достала оттуда две таблетки и дала ему выпить. Затем, выждав несколько минут, произнесла с наигранным страхом:
– Что вы делаете в моем доме? Вы ведь не собираетесь меня изнасиловать? Пожалуйста, не надо! Не насилуйте меня!
Он должен был бы ответить: «Именно так, крошка! Я как раз собираюсь тебя изнасиловать!» Такой ответ предполагал их старый сценарий. Но вместо этого он заявил:
– Конечно же я не собираюсь вас насиловать, мадам. Вы изнасилуйте меня! – Голос его вдруг сделался жалким и писклявым. – Вы ведь изнасилуете меня?
В ярости она уселась на него верхом, зажав в себе его член, и стала изо всех сил хлестать ладонями по щекам. Она лупила его не переставая, пока на его красивом детском лице не появились красные отпечатки. Увидев их, она пришла в еще большую ярость и стала бить его по лицу кулаком, и била до тех пор, пока он не кончил в нее, и она не почувствовала, что и сама близка к оргазму. И он наступил.
Тут к нему временно вернулась нежность, и, едва двигая кровоточащими губами, он ласково спросил:
– Почему ты плачешь, Поппи?
59
Мы с Клео обедали в «Ла Скала» – одной из закусочных, которые моя подруга относила к разряду престижных. Мне известно, что Клео даже составила списки лучших заведений. Лучшие места для обеда. Лучшие места для ужина. Лучшие места для позднего ужина с гостями.
Обеденные столики заранее не резервировались, и нам пришлось ждать, когда появится свободный кабинет. Отдельный кабинет с окнами был более престижным, чем просто столик в зале, и Клео сгорала от нетерпения. Очаровательная хозяйка Пьерет погрозила ей пальчиком и улыбнулась, напоминая, что следует быть терпеливее – у нее не было избранных посетителей, но в противном случае Клео непременно стала бы одной из них.
Наконец мы заняли кабинет – тот самый, которого с таким нетерпением дожидалась Клео. Она поведала мне, что по субботам в нем обычно обедает Сюзанна Плешет. Вдруг мне в голову пришла замечательная мысль.
– Я знаю, чем тебе следует заняться, Клео! Тебе надо стать профессиональным организатором вечеринок – столько людей нуждается в помощи. Ты могла бы организовывать вечеринки на дому и в ресторанах, свадьбы, официальные завтраки – словом, все что пожелает клиент. Украшения, еда, цветы, общие организационные вопросы – у тебя ведь к этому талант. Ты можешь на этом карьеру сделать!
– Да, Баффи, это было бы замечательно, и мне этого действительно хочется, но в данный момент я не могу.
– Почему?
Она подняла темные очки «Порше» на лоб:
– Потому что тогда в зале суда мне придется признать, что я могу самостоятельно обеспечивать свое существование. В последнее время при расторжении браков они относятся к женщинам все строже и строже. Судьи-мужчины склоняются на сторону мужчин. – Она усмехнулась. – Мы пожинаем плоды эмансипации: даже в судах нам теперь выкручивают руки. Раньше стоило побыть замужем всего несколько лет, и по решению суда тебе обеспечена материальная поддержка до конца жизни или, если ты такая дура, до следующего замужества. Теперь же приходится искать место посудомойки, а уж о поддержке и думать не моги. А если к тому же ты еще и работаешь, тебя могут обязать поддерживать этого сукиного сына, твоего бывшего мужа. Нет, я должна предстать перед судом такой же неподготовленной к жизни, как пятилетний ребенок.
– Но подожди, есть же совместно нажитое имущество. Тебе причитается половина, ведь так?
– Точнее сказать, половина от того, что Лео не успеет или не сможет припрятать.
– К тому же тебе положена доля детей.
– Совершенно верно.
– Так зачем тебе алименты? Может, лучше взять половину от того, чем вы с Лео владеете, и то, что причитается детям, и стать независимой. Ты бы смогла сделать самостоятельную карьеру, начать зарабатывать на жизнь и сохранить таким образом собственное достоинство.
Глаза се заблестели, на лице появилась озорная улыбка.
– Я бы очень хотела начать работать, но не могу. Как раз чувство собственного достоинства мне этого и не позволяет. Если я не вышибу из Лео алименты, если я не выкручу ему руки насколько это возможно, то никогда уже не смогу себя уважать. Тут улыбка ее улетучилась, и она строго произнесла: – Совместно нажитое имущество – это за прошлые годы. А как насчет будущего? Как насчет тех денег, которые Лео собирается заработать, включая миллионы, которые ему заплатят за «Белую Лилию». – Она стала колотить себя указательным пальцем в грудь. – Ведь это все моя заслуга: я своим потом и кровью вымостила ему путь к успеху. На мне висела вся черновая работа. Я пахала не разгибая спины. – Она покачала головой. – Нет, Баффи, я не позволю ему выйти сухим из воды! – Она набила полный рот и стала яростно пережевывать кусочки сыра, салями и салата, словно они были из железа. – Тебе легко говорить, Баффи. Имея такого мужа, как Тодд, вряд ли тебе суждено испытать то, что причинил мне Лео. Он ведь купил тебе дом на побережье в Колони и записал на твое имя.
Я была поражена.
– Откуда ты знаешь?
Она посмотрела на меня несколько пристыженно.
– Я сгорала от любопытства и спросила Тодда. Так, для себя. В общем, тебе не суждено пройти через те испытания, которые выпали на мою долю. Тебе никогда не понять, что такое унижение, предательство и позор. Иначе ты бы знала, что в такой ситуации в самую последнюю очередь думаешь о том, чтобы закатать рукава и начать зарабатывать самостоятельно. Все силы сосредоточены на том, чтобы выжать все до последнего цента, снять с костей последнее мясо. Жаждешь только одного – крови!
Я склонилась над салатом, а Клео заказала еще один стакан вина. Все эти годы мне хотелось, чтобы Клео наконец воспитала в себе чувство собственного достоинства, но никогда не хотелось, чтобы она превратилась в хищницу.
60
Кэсси наблюдала в бинокль за тем, как Уин подстригает растения в ящиках, обрамляющие верхнюю террасу розового замка. Чтобы он не мог ее заметить, она стояла в глубине своего убежища, возле дверей. Она знала, вернее, пыталась уверить себя в том, что он вернется, пусть даже только на уик-энд. Он не окончательно бросил ее.
Ее история с Гаем была почти окончена. Теперь она видела его не чаще одного раза в месяц, да и то, когда он приезжал, чтобы забрать кое-что из своих вещей. Она старалась держаться от него подальше. Обычно он оставлял для нее на кухонном столе чек – иногда сумма была больше, иногда меньше. Для нее это не имело ровным счетом никакого значения. Когда денег было меньше, они с Дженни ели яйца вместо рыбы, а то и просто овощи, которые она выращивала в огороде за домом. Когда денег было достаточно, она оплачивала счета за газ и электричество. Если их не хватало, она отправляла счета Гаю, не сопровождая их какими-либо комментариями. Несколько раз она оставалась без света, и тогда ей приходилось жечь свечи. Одежды у нее было достаточно, она не появлялась нигде, где требовалось быть одетой по последней моде, а вскоре научилась шить вещи для Дженни.
Так как никто не беспокоил ее и не пытался лишить права владения домом, Кэсси решила, что Гай вносит плату исправно. Она предполагала, что ему не хочется потерять собственность, цена на которую в их городе удваивалась с каждым годом.
Она больше не выписывал ежедневных газет и поэтому не знала, что премьера последней картины Гая, в которой он играл роль частного сыщика, прошла с успехом. Баффи, которая время от времени навещала ее и сообщала последние новости, была вне себя:
– Ты что, даже телевизор не смотришь? По одному из каналов они крутят все последние фильмы.
Кэсси пришлось признаться, что телевизор сгорел, и она его так и не отвезла в починку. Тогда Баффи предложила ей денег, но она отказалась, решив будто Баффи не понимает, что дело вовсе не в ее гордости, не в том, что она не хочет ни от кого ничего принимать – ни от Уина, ни от матери, ни от Гая, ни даже от своей лучшей подруги Баффи. Но тут Баффи сказала нечто, что показало: она действительно прекрасно понимает, что творится в голове ее подруги:
– Тебе не удастся спрятаться от всего, Кэсси. И тебе не удастся спрятать Дженни. Вы не можете продолжать жить в той сказке, которую ты придумала. Реальность все равно возьмет свое. В любой момент Гай может выкинуть фокус. Или твоя мать заболеет и умрет раньше, чем успеет признать свою неправоту. Дженни пойдет в школу и столкнется с реальной жизнью. Обстоятельства меняются. И люди меняются. Вдруг Уин женится на ком-нибудь другом – с чем тогда ты останешься? Счастливого конца не будет. А что это за сказка, если нет счастливого конца?
Она не знала, что ответить, и поэтому просто улыбнулась. В следующий раз Баффи сообщила, что началась подготовка к съемкам «Белой Лилии», а значит счастливый конец не за горами. Стало быть, она была права. Еще несколько месяцев, и все позади. Она скажет: «Видишь, мама?» и «Прощай, Гай!», а затем наступит хэппи-энд в их истории с Уином. Она не опоздала. Если бы Уин действительно бросил ее, его бы не было теперь в розовом замке на холме, он бы не ухаживал там за цветами в деревянных ящиках.
Она видела, как он срезал несколько розовых роз и вошел с ними в дом. Он собирался поставить их в воду? Или хотел преподнести их ей?
Подошла Дженни и стала тянуть ее юбку:
– Мамочка, поиграй со мной.
– Подожди, Дженни, – сказала она. – Сейчас мы поиграем, Солнышко.
Ей не терпелось увидеть, выйдет ли Уин снова из дома, продолжит ли он работу. А может, он уже спускается с холма с розовыми розами в руках? Через несколько минут она разочарованно опустила бинокль. Совершенно очевидно, что он не собирался продолжать работу и не собирался позвонить в ее дверь.
61
Я уговорила Сьюэллен пообедать со мной, покинуть ненадолго Вэли и присоединиться ко мне у бистро «Гарден». Вдруг мы заметили, что за соседним столиком обедают две подруги Нэнси Рейган – Бетси Блуминдейл и Джерри Зипкин. У Сьюэллен тут же испортилось настроение. Она все больше уделяла внимания политике, и это натолкнуло меня на одну идею. Совсем недавно она жаловалась, что работа на студии отнимает у Говарда все время, что он почти не бывает дома и не общается с ней и детьми. Надо было непременно ее чем-нибудь занять.
– Почему бы тебе не заняться политикой, Сьюэллен. Я имею в виду, по-настоящему. Разверни кампанию. Начни на местном уровне. Ты ведь когда-то занималась кампанией по контролю за арендной платой. Можешь положить ее в основу…
– А что я буду делать с детьми?
– Послушай, они уже не маленькие. Бекки девять лет, а Пити, если не ошибаюсь, четырнадцать? Лучше подумай о грозящем тебе комплексе опустевшего гнезда.
Сьюэллен вспыхнула и слегка улыбнулась.
– Честно говоря, я и сама об этом подумывала. Правда, не о политике. А о семейной фирме общественного питания. Я могла бы готовить дома и одновременно присматривать за детьми и заниматься хозяйством. Мы с Говардом говорили на эту тему.
– Ну и что он сказал? – поинтересовалась я.
– Ему идея понравилась. Он считает, что работа сделает мою жизнь более полноценной. Он всегда говорил, что человек с моим запасом энергии должен иметь сферу самовыражения.
– Говард прав.
– В тебе тожеполно энергии, Баффи, а заботы студии тебя не обременяют. Может, нам с тобой следует объединиться? Я занималась бы готовкой, а ты – коммерческими вопросами.
– О Сьюэллен, я бы с удовольствием, если бы не беременность.
Было видно, как в Сьюэллен закипает злоба.
– Что с тобой происходит? О чем ты думаешь? Женщине твоего возраста, имеющей четверых детей и готовящейся родить пятого, следует проконсультироваться у психиатра.
– А при чем тут мой возраст? Я еще не старая. Когда ребенок родится, мне будет всего лишь тридцать шесть. Сейчас женщины даже в сорок рожают, сейчас полно всяких тестов, которые обеспечивают безопасность…
– Но зачем? Что ты пытаешься доказать?
– Ничего я не пытаюсь доказать! Мы с Тоддом столько можем дать этому ребенку: нашу любовь, нашу доброту, братьев и сестер, счастливую семью и уж конечно все материальные блага. Большие семьи должны иметь те, кто может себе это позволить.
Пока я говорила, Сьюэллен переключилась на меню и больше не смотрела в мою сторону.
– Не знаю, Баффи. Иногда мне кажется, что ты просто боишься, несмотря на всю твою браваду. Каждый новый ребенок служит для тебя спасательным кругом: с его помощью ты пытаешься покрепче привязать к себе Тодда. – Она снова взглянула на меня и сказала: – Но тебе пора бы знать, что это делается не так… Я, наверное, закажу паштет. Интересно, как они его здесь готовят? – Она улыбнулась и добавила: – Ну, и поскольку ты беременна и не желаешь слушать наставления своей старшей сестры, давай закажем бутылку шампанского и выпьем за еще одного маленького Кинга.
Мы заказали шампанское, хотя я знала, что Сьюэллен не права. Я вовсе не пыталась привязать к себе Тодда. У меня не было в этом никакой нужды. Мы были неотделимы друг от друга – теперь даже больше, чем вначале. Я хотела этого ребенка, так как мы обещали друг другу пятерых детей! Он должен был стать искуплением за того ребенка, которого в далекой юности, когда нам приходилось жертвовать настоящим ради будущего, извлек из моего чрева нож гинеколога.
Сьюэллен пробовала паштет с пытливостью ученого.
– Недурно… Мне кажется, они добавляют в него бренди. Но какого?
– Ты можешь спросить…
– Я лучше сама поэкспериментирую. Это гораздо интереснее. Ты не поверишь.
– Мне кажется, я тебя понимаю…
– Кстати о понимании, Баффи, я все пытаюсь понять, что происходит с этой картиной? «Бедная Лиля»? Уже прошло столько времени?
– Это кинобизнес, Сьюэллен. Подготовительная работа занимает больше всего времени. Когда начнутся съемки, все будет по-другому и дела пойдут гораздо быстрее. Разве Говард тебе этого не объяснял?
Сьюэллен намазала маслом кусок подсушенного хлеба, положила его в рот и ответила, не переставая жевать:
– Нет. По-моему, он сам не знает, что происходит. Пока Тодд целиком поглощен этой картиной, он делал за него все остальные дела.
Я строго посмотрела на Сьюэллен – я всегда остро реагировала на любую критику в адрес Тодда.
– Да, этому проекту Тодд отдает все силы. Ведь это его самый грандиозный замысел с момента приобретения студии. В дело вложены многие миллионы. От его успеха будет зависеть все.
Мы переглянулись, думая об одном и том же. Вдруг меня охватила тревога. Я вспомнила, что когда-то Тодд сказал мне замечательные слова: «Нельзя класть все яйца в одну корзину». Но я надеялась, что Тодд каким-то образом подстраховался.
Сьюэллен потягивала шампанское и выбирала вилкой из салата то, что ей больше нравилось. Ее педантизм в еде начинал раздражать.
– Почему ты не можешь есть как нормальный человек? – не выдержала я.
Она подняла брови и посмотрела на меня.
– Баффи, побереги нервы. Тебе это всегда удавалось, когда ты была беременна. Ты же знаешь, это вредно для ребенка.
Мне хотелось закричать.
– А как дела у Сюзанны и Бо Бофора? Говард сказал, что контракты для них еще только готовятся. Не слишком ли поздно?
– У Тодда есть на это свои причины. К тому же через десять дней они оба будут в Вегасе. Тодд тоже туда поедет, и они подпишут бумаги.
– А потом?
– А потом, слава Богу, начнутся съемки. Что ты будешь есть на десерт? Думаю, тебе следует заказать клубничный торт и мусс. За нас обеих: мне ведь нужно следить за весом. Доктора не рекомендуют набирать больше пятнадцати фунтов.
– Я с ними не согласна, – решительно заявила Сьюэллен. – Ребенок может родиться слишком маленьким. Большие дети здоровее.
– Я обязательно сообщу об этом своему врачу и сошлюсь на тебя. – Но у меня не шли из головы слова Сьюэллен о контрактах для Сюзанны и Бо. Отчасти я была с ней согласна, и это меня беспокоило. Я умоляла Тодда сделать это давным-давно, но он все откладывал и откладывал – просто не хотел этим заниматься.
